Текст книги "Волшебная сказка Томми"

Автор книги: Алан Камминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Annotation

Ночная жизнь Лондона – особый, замкнутый внутри себя мир. Мир, в котором обитает «тусовка избранных» – людей искусства и «светских львов», гениев и безумцев, блистательных неудачников – и самопровозглашенных «королей и королев моды». Мир, в котором счастливы либо законченные идеалисты, либо завзятые циники. Мир, в котором «истинный английский джентльмен XXI века» Томми чувствует себя как рыба в воде. В конце концов, английское чувство юмора помогает выжить в любой ситуации!

Алан Камминг – Волшебная сказка Томми (Tommy's Tale)

От автора

Пролог для сказки

1. К.С.С

Вечером накануне...

Сказать по правде, я злостно соврал...

Так что давайте начистоту

Мысли, внушавшие ужас

Мысли, просто пугавшие...

Правила потребления жидкости (Советы от Томми)

То, что вам надо знать для начала

Сейди

Бобби

Ну что, более-менее разобрались? Тогда вернемся в постель...

2. Финн

3. Водные процедуры

Как мы познакомились с Чарли

«Мы всю ночь трахались» (но не так, чтобы всю)

Мы всю ночь трахались с Паулиной

Что было не так

Страсти по Финну

И тут прибыла кавалерия...

4. Сказка про страх перед неизвестным и дурманящие вещества

5. Сейди

Ислингтонские типажи в баре при театре

Ладно, давайте заканчивать с демографией. Лучше выпьем еще по стаканчику

Десять минут спустя

Гон от Томми

Гон от Сейди

Момент рефлексии

6. Кабинка для инвалидов

7. Ничего. Будем жить

Как справляться с депрессией (Советы от Томми)

Причина депрессии Томми

8. Хорошие новости

Почему Томми хлопнулся в обморок

Что было потом

Но продолжим про обморок

9. Индия

Но продолжим про автоответчик

Наверное, тут надо кое-что пояснить

10. Сказка про красоту

11. И в довершение всех радостей...

Чистосердечное признание

И вот что странно

И еще одна странность

12. А все было так хорошо...

13. Сволочь

Драть меня в задницу

14. А все было так хорошо... (часть вторая)

Томми стоит (неустойчиво) на своем

15. Сказка про страх

16. Завтра все будет уже по-другому

Что изменилось?

Размышления в процессе мочеиспускания

В ванне с Сейди

17. Вечер дома

18. А все было так хорошо... (часть третья)

Пудинг мы так и не попробовали

19. Сказка про риск

20. Следующим утром и вечером накануне

21. Волшебная сказка Нью-Йорка

Томми идет брать Манхэттен

22. Завтра все будет так же, на самом деле

И вот малыш спит...

Проснись и пой

Приятный сюрприз

23. Кошмарный сон Томми

24. Бегом от извергшегося вулкана

Что Томми предпринял по этому поводу...

25. Оптимальный распорядок дня

26. Брызги искрящейся радости

27. Мальчик становится мужчиной

28. Снова дома

29. В переулке у Холлоуэй-роуд

Что случилось и как все было...

Алан Камминг – Волшебная сказка Томми (Tommy's Tale)

От автора

Большое спасибо всем моим друзьям, которые вдохновили меня на работу над этой книгой, и простите великодушно все те, кого она привела в ужас. Также большое спасибо Тому Уелдону и Луизе Мур из «Penguin» и особенно моему агенту Джонни Геллеру, чье упорство, дипломатичность и доброта – явление столь же редкое, сколь и утешительное.

И большое спасибо маме и папе – за то, что я стал таким, каким стал.

Пролог для сказки

Жил-был маленький мальчик, которому очень хотелось скорее стать взрослым. Мальчик мечтал, что он вырастет, станет большим и вот тогда заживет уже по-настоящему – весело и интересно. Он с нетерпением ждал того дня, когда детство закончится и он перестанет быть маленьким, и в конечном итоге, скорее поздно, чем рано, его желание сбылось.

Маленький мальчик стал взрослым – во всяком случае, в глазах окружающих. Теперь ему можно было покинуть родительский дом и устроиться на работу.

И он устроился на работу и поселился отдельно от мамы с папой, платил налоги и занимался сексом – в общем, делал все то, что обычно и делают взрослые, – но было одно небольшое «но». Ему постоянно казалось, что он лишь притворяется взрослым. С виду он был вполне большим дядей, и никто бы не догадался, что в душе он по-прежнему ощущает себя ребенком.

Шли годы, и со временем он научился скрывать свою тайну от всех, кроме совсем уже близких людей, но их это вроде не слишком смущало. А вот его самого – очень даже. Он боролся со своим ребячеством. Пытался думать, как думают все остальные взрослые, и любить то, что любят они, и смеяться над взрослыми шутками. С подачи других, настоящих, взрослых он одевался как взрослый и обставил по-взрослому свою квартиру, но все без толку.

И в итоге в один унылый и мрачный день он сломался.

Он проснулся, подумал о том, как живет, и осознал, что вся его жизнь – это сплошное притворство.

– Я маленький мальчик! – воскликнул он. – Я маленький мальчик! И что в этом плохого?!

Он открыл шкаф и достал большую коробку, где прятал все свои детские сокровища. Там были игрушки и книжки сказок, жестянка с каштанами, морские ракушки и игра под названием «Kerplunk» (ему до смерти хотелось в нее поиграть вот уже столько лет, но он боялся, что друзья посчитают его недоумком, потому что на коробке с игрой было написано: «Для детей от 5 лет»). Он вынул все эти сокровища из коробки, расставил их на виду, и всякий раз, когда они попадались ему на глаза, он улыбался.

И уже очень скоро, когда он избавился от постоянного страха, перестал заморачиваться на возможных последствиях своих действий и почувствовал, как ему хорошо и удобно с его вновь обретенной детскостью, ему явилось не то чтобы божественное откровение, но что-то очень похожее.

– Знаешь что? – сказал он своему отражению в зеркале в ванной. – Я никогда не был маленьким. В этом-то все и дело! Я столько лет напрягался, все чего-то стыдился и не понимал, что никогда не был маленьким мальчиком. Никогда. Я все мечтал поскорее повзрослеть и не врубался, как это классно – быть маленьким, а теперь, когда я стал взрослым, мне хочется снова стать мальчиком. Детство все же прорвалось наружу. Получается, я прожил жизнь задом наперед.

И так все и было на самом деле. Маленький мальчик не знал своего отца. В каком-то смысле ему, наверное, повезло, потому что отец был плохим человеком. Но ответственность, которую он чувствовал в связи с отсутствием папы и вытекающими последствиями упомянутого отсутствия – им с мамой жилось тяжело, – слишком рано легла тяжким грузом на его хрупкие детские плечи. Каждый вечер он поднимался к себе на чердак, доставал из-под кровати коробку с «сокровищами», играл в игрушки, которых было совсем немного, и листал книжки сказок. Утешая себя перед сном, он размышлял о своих проблемах как о проблемах героя из сказки, и очень скоро сон уносил его далеко-далеко: прочь от унылого и страшного мира взрослых, в котором жил этот маленький мальчик.

Как же так получилось, что он перестал это делать? – удивлялся теперь взрослый маленький мальчик.

Он лежал в ванной, глядя в потолок, и очень скоро по его щекам потекли слезы и закапали в воду. Но это были хорошие слезы, потому что хотя он плакал от огорчения, что ему навязали взрослость, он плакал еще и от радости, потому что теперь смог принять свою детскость.

– В этом нет ничего плохого: в том, чтобы быть маленьким, – рыдал он, задыхаясь от счастья. – Это нормально и классно. И со мной все в порядке. Отныне и впредь я хочу всегда оставаться маленьким и жить весело и интересно.

Так он и сделал. Этот маленький мальчик жил очень весело и интересно. И если что-то его беспокоило или мешало веселью, он утешал себя точно так же, как это было на чердаке многие годы назад: он превращал это «что-то» в сказку собственного сочинения, в новую сказку. И тогда начинало казаться, что все не так плохо.

Этого мальчика звали Томми, и вот его сказка.

1. К.С.С

Сказать, что я ненавижу больше всего на свете? Больше, чем тех, кто не дает себе труда сходить на избирательный участок, а потом начинает брюзжать про налоги и про политиков, которые всегда одинаковые? Больше, чем тех, кто уверен, что если ты бисексуал, то непременно сношаешь каждого встречного (и, конечно, при случае заправишь и им самим)? Гораздо больше, чем концепцию обрезания (как женского, так и мужского)? Больше всего на свете я ненавижу это ощущение. Когда просыпаешься после полудня, и твоя первая мысль – о том, что случилось вечером накануне. Потому что случилась крайне стремная ситуация. (Сокращенно – К. С. С. Так мы и будем ее называть, хорошо?

К. С. С. звучит лучше, я бы даже сказал – элегантнее. И выговаривать проще.) То есть полный абзац из серии «если наутро не стыдно, значит, вечер не удался». Причем со мной такое случается постоянно. Но эта конкретная К. С. С. – тут был уже не абзац, а значительно хуже. А ведь вчера все так хорошо начиналось.

Вечером накануне...

Перед входом в клуб собралась длинная очередь. Была пятница, так что вполне можно было бы догадаться, что так все и будет, – и тем не менее. Раньше мне нравились эти очереди, но с тех пор, как Чарли изложил мне свою теорию о клубных очередях, радость от предвкушения и чувство товарищества как-то сами собой испарились, и прежнее очарование исчезло. Теперь я себя чувствую беспомощной пешкой в циничной игре коммерсантов от ночной жизни – к тому же пешкой, которой бесцеремонно злоупотребили. И вот почему: Чарли уверен, что очереди перед клубами – это хитрый прием пиарщиков. Клубы отнюдь не забиты народом по самые потолочные балки, просто люди, которые проезжают мимо, видят огромные очереди и думают, что они пропускают что-то действительно увлекательное и захватывающее, потому что, смотрите, не зря же столько народу стоит на холоде и ждет своей очереди приобщиться?! Если бы там не было ничего интересного, их бы здесь не стояло, верно? И, знаете, Чарли прав. Сколько раз я томился в этих длиннющих промерзших очередях, которые, кажется, не продвигаются вовсе, и еще ни разу не случилось такого, чтобы клуб был заполнен настолько, чтобы оправдать все то время, которое меня заставляют прождать на улице.

Уроды.

И вчера вечером – все как всегда. Была ужасная холодрыга. Собственно, это такая примочка лондонской клубной жизни – абсолютно собачья погода. И я, как обычно, опять просчитался и надел только рубашку. В общем, я принялся уговаривать Чарли принять ешки прямо там, в очереди, и он неожиданно согласился. Обычно он предпочитает послоняться по клубу, проникнуться атмосферой, прислушаться к собственным ощущениям, и пока не освоится, не принимает вообще ничего крепче «Короны», но я привел довод, что при такой длинной очереди лучше принять ешки прямо сейчас, чтобы не тратить зря время потом, потому что, когда мы войдем и заплатим на входе непомерно завышенный «клубный взнос», нас как раз и накроет, и мы сразу же бросимся к бару за минералкой по непомерно завышенным ценам – чтобы снять обезвоживание. Плюс к тому, если мы скушаем кислоты, нам будет легче не думать о холоде. И мы ее скушали.

С ешками трудно заранее предугадать, до какой степени тебе вставит. Приход может быть самый разный, от «Ага, было забавно» до «Господи, что это было?!». Тот конкретный приход получился вполне неслабым. Как я и надеялся, нас растащило еще снаружи. Все началось с легкого звона в ушах и всеобъемлющего желания зевнуть и как следует потянуться. Потом окружающий мир как бы вышел из фокуса и немного расплылся, но я запомнил ощущение искрящегося опьянения – ощущение тепла и близящейся неминуемой эйфории. Да, ощущение было могучее. Когда мы вошли в клуб и отправились танцевать, я был уже благостный и довольный: волны химической благосклонности набегали из глубины живота и омывали все мое существо. Я был где-то не здесь, меня унесло далеко-далеко, но я по-прежнему оставался собой. Это был я – только более оживленный, улыбчивый и счастливый, чем тот же я час назад. Это был я в самом лучшем своем проявлении. Радостный, беззаботный и – да, я понимаю, что это банально, и все же – полный любви.

Люди, которые не принимают наркотики, считают, что это какая-то страшная, жуткая штука. Но они в корне не правы. Это то, ради чего было придумано слово «чувственный». Вчера вечером госпожа Чувственность спустилась с заоблачных высей и села мне на лицо, и я жадно пил ее соки.

В какой-то момент ощущения сделались чересчур сильными и насыщенными. Мы с Чарли решили, что надо бы передохнуть, ушли с танцпола и сели в холле, где было прохладно и свет мигал не так ярко. Мы упали на мягкий диван и принялись наблюдать за народом. Из-за принятых ешек у меня что-то замкнуло со зрением, и я сумел в полной мере насладиться стробоскопическим эффектом. Рядом с нами танцевала какая-то девочка, и каждое ее движение оставляло в воздухе бледный, но видимый след. Это было похоже на спецэффекты из видеоклипов начала восьмидесятых, и мне это нравилось. А потом я вдруг очнулся где-то на середине беседы с Чарли, причем совершенно не помнил, с чего начался разговор.

– Я не поверил, когда услышал, – прокричал он мне в правое ухо, обдав мою щеку мелкими брызгами пивной слюны. (На самом деле это было волшебное ощущение.) Я повернулся к нему лицом, и музыка вдруг словно сделалась громче децибелов на двадцать. Ух ты! Это было потрясно. Я отвернулся и... да, стало тише. Опять повернулся к нему... бу-бум! Обалдеть. Видимо, я сидел в таком месте по отношению к колонкам, что стоило лишь слегка повернуть голову, и я попадал в звуковой поток, идущий из второй ближайшей колонки, и два потока накладывались друг на друга, а потом расходились, когда я опять возвращал голову в прежнее положение. Или, может, все дело в принятых препаратах? Как бы там ни было, моя рассеянность, вызванная погружением в акустические эффекты, заставила Чарли кричать еще громче. У меня был могучий прилив эйфории, и я уже знал, что совсем скоро случится ДД. Это чуть ли не главное, что привлекает меня в экстази. ДД – сокращение от «дивная дефекация», и если ешка действительно хороша, то ДД происходит минут через сорок после приема – может, чуть раньше или чуть позже (в зависимости оттого, когда я в последний раз ел и ел ли вообще). Но я отвлекаюсь. Вернемся к Чарли...

– Я, как услышал, вообще охренел. Она зажала меня в углу, сразу полезла мне в рот языком, а потом вдруг сказала то самое.

– Что? – прокричал я, может быть, слишком громко. На самом деле мне было неинтересно, что она там сказала и кто вообще эта «она». Но мне нравилось, что Чарли сидит совсем рядом и дышит мне прямо в лицо. Мне нравился его запах, легкое прикосновение его щетины.

– Она сказала, – тут Чарли выдержал паузу для пущего драматизма, – прикинь, она мне сказала, что хочет заняться со мной любовью!

Йоооо-хо! Мы оба согнулись от смеха. Мы не перевариваем эту фразу. Нас с нее просто трясет. Заниматься любовью. Мерзь, страсть и ужасть. Мы никогда не займемся ни с кем любовью. А если кто-то из нас объявит, что он занимался любовью или думает этим заняться, у второго есть полное право казнить виновного на месте. Все равно жизнь будет кончена, если мы вдруг займемся любовью. Мы никогда не займемся любовью. Безусловно, мы будем любить – и любили уже много раз. И особенно в волшебные вечера наподобие вчерашнего. И мы будем вовсю заниматься сексом, трахаться, жарить, ебстись, сношаться – в общем, совершать действо, которое можно определить еще сотней слов, которые мне просто лень вспоминать. Да, мы будем делать то самое до полного изнеможения, а потом отдохнем и продолжим. Ведь мы крутые тусовочные ребята. Мы веселимся и наслаждаемся жизнью. Но никогда, ни при каких обстоятельствах, никогда в жизни мы не займемся любовью. Ни друг с другом, ни с кем-то еще. Нет, сэр. Большое спасибо.

Вам не кажется, что «заниматься любовью» звучит как хобби? Как какой-то набор для ручного труда из магазинчика «Сделай сам». Как замороженный полуфабрикат из «Marks & Spencer». «Заниматься любовью» звучит как смерть, и если вы этого не понимаете, вам здесь вообще нечего делать. Каждый, кто произносит при нас эту ужасную фразу, автоматически становится персоной нон грата и переводится в низший разряд молодых парочек, которые принаряжаются по выходным, устраивают пикники с барбекю и стараются для семьи. Мы презираем их всей душой, потому что боимся, что когда-нибудь станем такими же, как они. (И если подумать, у нас есть на это все шансы – с учетом того, как у нас обстоят дела.)

Любовью нельзя заниматься. Она либо случается, либо нет. И если это всего лишь очередной эвфемизм для обозначения зажигательной ебли, тогда зачем это надо? Почему не сказать все честнее и проще, зачем прикрывать наши животные побуждения красивыми словесами? Для себя мы решили, что вещи следует называть своими именами. Мы все ебемся, нам всем это нравится, и к чему приукрашивать обыкновенную физиологию?

И, наконец (я знаю, что впялился в эту тему – прошу прощения за каламбур – слишком рано, но это действительно важно), чем мы занимаемся на самом деле, когда совершаем означенное выше действие? Я вам отвечу... мы пыхтим, стонем и подвываем, пачкаем простыни и исподнее. И чем тогда это занятие отличается от обычного перепихона? Так что шли бы вы в жопу, занимающиеся любовью. Чтоб вам всем выглядеть как Джон Бой Уолтон или Джейн Сеймур и чтоб гениталии у вас превратились в засахаренную карамель.

Видите ли, в чем дело, мы с Чарли решили, что мы с ним вроде как комиссары полиции секс-правды. Всякое проявление нечестности или притворства ведет к немедленному наказанию виновного, каковой подвергается осмеянию и лишается всяческих прав. Преступлением также считается любая попытка сдержать порыв к откровенности.

Но теперь, заново переживая вчерашнюю К. С. С. и понимая, почему так холоден свет нового дня, я жалею о том, что не нарушил свое же правило, не сдержал порыв к откровенности и вовремя не заткнулся.

Сказать по правде, я злостно соврал...

Хуже, чем ощущение К. С. С., может быть только зрительное восприятие. Я имею в виду зрительное восприятие человека, с которым у вас накануне случилась пресловутая К. С. С., а проснувшись наутро, ты наблюдаешь его у себя в постели – он лежит рядом с тобой и храпит. И что самое мерзкое, Чарли не просто участвовал во вчерашней К. С. С., он был ее непосредственным объектом.

(Да, я знаю, что пора бы уже разъяснить, что это за К. С. С, но имейте терпение. Когда вы узнаете, как было дело, вы сразу поймете, почему мне не хочется распространяться на эту тему.)

Забавная все-таки штука – отношения между людьми. Вот тебе кто-то приятен, а уже в следующую секунду ты ненавидишь его всей душой. Раз – и все. Раньше был человек, а теперь стал большой геморрой. Хочется, чтобы он исчез, убрался подальше и никогда больше не возвращался, а ведь еще вчера вечером, какие-то три-четыре часа назад, это была любовь! Большая любовь! Любовь, что сочится из каждой поры и отзывается дрожью во всех частях тела.

Именно это я и испытывал к Чарли в тот день.

Была дождливая лондонская суббота. Девочка – судя по голосу, школьного возраста – пела, безбожно фальшивя, один древний хит «Spice Girls» в парке в конце нашей улицы, так что это был явно не будний день, когда в школах проходят занятия.

Едва я проснулся, у меня в голове прозвучала фраза, которую я сказал Чарли. Господи, что со мной сделалось? Я весь горел от смущения – только что не дымился. Но знаете что? Я по-прежнему думал и чувствовал то же самое, что сказал. Да, именно так.

Всем сердцем. Всем телом. Всем членом.

И тут мы подходим к самой сути вопроса, вызывающей наибольшее беспокойство. Поскольку имеется ограниченное число вариантов того, что я, Томми, мог сказать вчера Чарли в пылу возбуждения:

«Я люблю тебя, Чарли. И всегда буду тебя любить» – в общем, не так уж и плохо, но отдает сентиментальщиной «мыльных опер».

«Ты – это лучшее, что у меня было в жизни» – это будет уже пострашнее, потому что, во-первых, это не совсем правда, а во-вторых, это название песни Глэдис Найт и «Pips».

«Мне ни с кем не было так хорошо» – формально все правильно, да, признаюсь, но это одна из тех фраз, которую категорически запрещается произносить под наркотой. Но все перечисленное не идет ни в какое сравнение с...

«Я – весь твой, и ты это знаешь. Да, знаешь?» – и, наконец... О Господи...

«Мой член теперь – твой».

Боже мой, неужели я так сказал?! Что мой член – его член. Что на меня нашло?! Может быть, меня кто-то загипнотизировал и вложил мне в мозги лексику из мягкого порно?

Поразмыслив как следует, я пришел к выводу, что мне стало так стыдно за эту фразу прежде всего в свете вчерашнего разговора о занятиях «любовью». Я себя чувствовал неуютно и странно, как будто к видеоряду моей жизни подобрали не тот саундтрек.

Так что давайте начистоту

Вот как все было: словив неслабый приход на хорошем экстази, мы с другом посмеялись над девушкой, которая пыталась склонить его к половому сношению, используя фразу «заняться любовью». Потом мы с тем же другом поехали ко мне и занялись сексом, и в ходе этих занятий сексом я выдал несколько фраз столь же убогих, как и те, над которыми мы с ним смеялись чуть раньше, и кульминацией всего дурдома стало мое заявление о том, что мой первичный половой орган теперь перешел в безраздельное владение моего друга. Вроде бы он воспринял мое выступление нормально. Может быть, ему даже понравилась эта идея. А проснувшись наутро, я возненавидел Чарли всей душой. Мне хотелось, чтобы он ушел. Навсегда.

И не просто ушел. Мне хотелось, чтобы Чарли умер. Теперь при одной только мысли о том, чтобы к нему прикоснуться, меня натурально мутило. Выглядел он... как бы это помягче сказать... паршиво. Он дышал мне в лицо перегаром, от которого зачахли бы даже кактусы. И я подумал, что мне, может быть, стоит притвориться спящим и дождаться, пока он проснется, оденется и уйдет, чмокнув меня на прощание в лоб и тихо высказавшись в том смысле, что насчет жидкости я был прав. (Про жидкость будет чуть позже.)

* * *

Как такое могло случиться? Что со мной стало?! Зачем мне понадобилось все это говорить? На меня это вообще не похоже. Не то чтобы я боюсь близости. Наверное, все-таки не боюсь. Хотя все зависит оттого, какой смысл вкладывать в это понятие. Я, надо думать, из тех людей, которые заводятся с первого взгляда и переходят к решительным действиям уже на первом свидании, и все происходит вполне интимно, и для меня такой близости вполне достаточно, и меня уже очень давно не тянуло вступить с кем-то в близкие отношения иного рода – в очень близкие отношения, когда нужно что-то говорить. Может быть, у меня просто отсутствует практический навык, и тем не менее. Обычно, когда мне приходится говорить о своих чувствах к какому-то человеку, я не стараюсь выразить их посредством некоей порнографической вариации на тему Хеллмарковской открытки – я говорю все, что чувствую. Честно и откровенно. Но в этот раз от меня и не требовалось, чтобы я выражал свои чувства. Я вызвался добровольно! По собственному желанию. Чарли не произнес ни слова! А я с какого-то перепугу выдал ему проникновенную речь о том, что я весь – его: и я сам, и мой сами знаете что. И что меня больше всего беспокоит (как будто мне без того мало поводов для беспокойства), что этого все равно никогда не будет. Я не буду принадлежать Чарли. Ни Чарли, ни кому-то еще. Ни весь целиком, ни частично. Потому что, даже если бы я чувствовал что-то подобное и искренне верил, что мне хочется именно этого, я давно для себя уяснил, что ничего не бывает навечно.

Тем более что я человек, а значит, отчасти животное.

И с чего бы мне брать на себя обязательства, которые, как мне прекрасно известно, в принципе не выполнимы, из-за какой-то биологической случайности (я человек) или же из-за банального вожделения, которое сильнее меня (я отчасти животное).

К тому же мне нравится жить одному. Меня очень даже устраивает, что у меня нет никого, перед кем надо будет отчитываться, что я делаю в данный момент и куда собираюсь вечером. Если вдруг у меня изменились планы, мне не надо никому звонить, чтобы предупредить, – и еще помнить о том, как бы все-таки не забыть позвонить. Если мне захотелось кого-то трахнуть, будь то девочка или мальчик, я могу трахнуть, кого хочу. Если мне захотелось побыть одному, я просто прячусь от всех. Я сам по себе, я ничей. И мне это нравится. Правильно?

Миллионы крошечных мыслей кружились на периферии сознания. Среди них попадались и просто пугавшие, и внушавшие ужас.

Мысли, внушавшие ужас

1. Я влюбился в Чарли, то есть по-настоящему, не просто по-дружески, а влюбился всерьез. В Чарли! (Это самое страшное.)

2. Я потерял чувство юмора, утратил всегдашнюю иронию и лишился последних остатков рассудка по причине несчастного случая, напрочь забытого вследствие сильного наркотического опьянения. (В общем, вполне вероятно.)

3. Мне все это приснилось. (Господи, миленький, пусть так и будет.)

Мысли, просто пугавшие...

1. На этой неделе я принимал слишком много наркотиков, и вчера вечером, надо думать, случился уже перебор, и потом, я такой не один – все так или иначе гонят под экстази и несут полный бред, тем более если до этого ты всю неделю закидывался по чуть-чуть (хотя насчет члена, отданного во владение, здесь тех «чуть-чуть» явно мало), и сегодня утром я впал в депрессию по причине всего вышесказанного, и еще у меня, видимо, наркотическое отравление, и мне сейчас нужно прочистить мозги, собраться с мыслями и побыть одному, а Чарли – вообще ни при чем. Просто мне надо на ком-то сорвать раздражение. Да. Скорее всего.

Я опять повернулся к Чарли и присмотрелся к нему повнимательнее. Он шевелился во сне. Надо думать, уже просыпался. Я смотрел, как его глаза мечутся под закрытыми веками, как его губы слегка раскрываются и смыкаются вновь, а язык скребет по пересохшему небу в отчаянной попытке вызвать хотя бы подобие слюны.

Бедный Чарли. У него было явное обезвоживание организма. Сколько раз я ему говорил?! У меня в голове не укладывается, как можно себя доводить до подобного состояния, когда вполне можно не доводить. Следуя нескольким простым правилам, ты гарантированно избегаешь подобного малоприятного пробуждения. Попробую перефразировать. Если бы Чарли последовал нескольким простым правилам, он бы проснулся вполне себе бодрым, без ощущения сухости во рту, без обезвоживания и без потенциальной головной боли. Кто-нибудь уловил разницу?

Правила потребления жидкости (Советы от Томми)

1. Постоянно пей воду.

2. Всегда носи с собой бутылку воды для того, чтобы – см. пункт 1.

3. Когда потребляешь спиртные напитки, пей еще больше воды.

4. И пей еще больше воды, когда принимаешь наркотики.

5. Перед тем, как лечь спать, выпей побольше воды.

6. Всегда ставь рядом с кроватью бутылку воды, чтобы пить ночью – по мере необходимости.

Это должен знать каждый. И делать именно так, как записано в правилах. Принцесса Диана рекомендовала то же самое. Обильное питье полезно для кожи, оно предотвращает головные боли, и вообще – это именно то, что нужно. Для меня лично бутылка воды – то же самое, что сигареты или рюкзак. Без бутылки воды я вообще никогда не выхожу из дома.

А Чарли? О нет. Даже вчера или, вернее, уже сегодня в четыре часа утра, когда мы наконец рухнули на постель – потея, борясь с всеобъемлющим головокружением и вопя в полный голос (Господи, надо бы извиниться перед Сейди), – даже тогда он отказался от предложенной минералки.

– Ты же знаешь, я это не пью, – сказал он, пытаясь сфокусировать взгляд на бутылке, которой я размахивал у него перед носом.

Потом был как бы провал во времени с переходом на «следующий кадр», долгая пауза в разговоре, когда ты вроде как беседуешь с человеком и вдруг зависаешь, и человек думает, что ты сейчас скажешь что-то вообще постороннее, в смысле, безотносительное ко всему предыдущему, и поэтому неправильно истолковывает твое следующее заявление.

– Утром ты пожалеешь, – сказал я.

– О чем?

Чарли как будто сразу же протрезвел – на пару секунд, – его глаза широко распахнулись, и он очень внимательно посмотрел на меня. Буквально пронзил меня взглядом. (В такие мгновения мне начинает казаться, что Чарли хочет от меня чуточку больше, чем я хочу от него.)

Потом была очередная пауза. На этот раз – чуть ощутимо неловкая. Я нарушил молчание первым:

– Что не выпил воды, дуболом.

И мы рассмеялись и принялись стаскивать друг с друга одежду.

Что касается обоюдного раздевания, у нас с Чарли есть ритуал, который мы соблюдаем всегда: мы встаем на колени, уже на кровати, лицом друг к другу, соприкасаясь лбами, и обнимаем друг друга так, чтобы ладони одного лежали на заднице другого. Потом кто-то из нас говорит: «На старт, внимание, марш!» – и мы хватаем друг друга за низ рубашки и снимаем ее, кто быстрее, при этом стараясь, чтобы лбы продолжали соприкасаться как можно теснее – так что если снимается футболка, то ее ворот очень даже неслабо скребет по носу и лбу, и кожа реально саднит.

Но если ты пьян чуть ли не до бесчувствия, это даже забавно.

А мы, понятное дело, всегда были пьяны, потому что какой же нормальный человек будет проделывать подобные вещи по трезвости?

Господи, Чарли уже проснулся. И принялся с маньячным упорством тереть глаза. Такая у него привычка, о которой, я даже не сомневаюсь, он еще пожалеет – впоследствии. Он всегда трет глаза с таким остервенением, что когда-нибудь точно чего-то себе повредит: может, сетчатку, или радужную оболочку, или что там еще бывает. Причем нередко бывает, что он трет глаза прямо с линзами. Как бы там ни было, в то конкретное утро его ритуал порастиранию глаз послужил мне сигналом закрыть мои собственные. Размышляя о том, как пережить случившееся, я пришел к выводу, что лучше всего – притвориться, как будто ничего этого не было. Вот я просплюсь, протрезвею – и все будет в порядке. На моем месте вы поступили бы точно так же. Блин, я сказал этому человеку, что мой член теперь его член! Как вы думаете, это нормально?! Я решил продремать часиков до пяти, потом встать и чего-нибудь съесть вместе с Сейди, пока она не ушла на работу. Потом принять ванну, посмотреть телик, а там уже Бобби придет из своей мастерской, и мы, может быть, выкурим косячок и зайдем за Сейди после спектакля, и раздавим все вместе по рюмочке. И решим, чем займемся вечером. Впрочем, с учетом моего теперешнего самочувствия, наиболее заманчивым планом на вечер мне представлялся такой расклад: посидеть дома и категорически не принимать ничего – никакой химии.

Ладно, прошу прощения. Если вы собираетесь это читать, мне, наверное, следует прояснить пару моментов...

То, что вам надо знать для начала

Привет. Меня зовут Томми. Мне двадцать девять лет. У меня зеленые глаза и каштановые волосы, но о цвете волос можно только догадываться, потому что я очень коротко стригусь. Как раз в прошлую пятницу я был в парикмахерской, так что теперь я приятен на ощупь, как новорожденный ежик. Я худощавый, может быть, даже слегка чересчур. Во всем остальном я совершенно нормальный, но это, думается, зависит от ваших собственных представлений о том, что нормально, а что – не очень. Лично мне кажется, что я – совершенно нормальный. Я живу в Лондоне, снимаю квартиру в Ислингтоне вместе с...