Текст книги "Затерянная Динотопия"

Автор книги: Алан Дин Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 3

Чайки и буревестники носились над морем, невзирая на ураган. Они издавали пронзительные крики, похожие на трубный зов. Повинуясь воле ветра, птицы то взмывали вверх, то снова падали вниз, поддразнивая волны, которые безуспешно пытались поглотить их стремительные белокрылые тела. Подобно брызгам пены, носились они над морем.

Ураган с треском переворачивал стволы деревьев, вырванных бурей. Красное дерево с Явы и тик, принесенный с Сиамских островов, мангровый кустарник с острова Суматра и бамбук с Борнео качались на гребнях волн, оседлав их, словно всадники своих скакунов. Остатки листьев все еще беспомощно цеплялись за ветки; мертвая рыба, оглушенная болтающимися обломками, всплыла на поверхность; сорванная с места самодельная рыболовная сеть и множество кокосовых орехов подпрыгивали на волнах, подобно заброшенным опознавательным буйкам, ищущим пристанища.

Над всеми этими обломками возвышалась бригантина «Кондор» со скрипящей фок-мачтой и растерзанными парусами. Это был вовсе не скоростной парусник вроде чайных клиперов, а простой грузовой корабль, и вот уже несколько дней его судоходные качества подвергались суровому испытанию. Если бы не тяжелый киль и укрепленный корпус, волны давно растерзали бы «Кондор». Любое меньших размеров судно уже давно потонуло бы. Любое другое, но не бригантина, на борту которой находился мореход, не допускавший и мысли, что подобная участь может постигнуть его судно. Он не собирался сдаваться злым демонам моря, которые бесновались вокруг.

Несколько человек со страхом вглядывались в бесконечную даль океана. Волны все чаще захлестывали палубу. И каждый из них молча спрашивал себя, что лучше: мгновенная смерть в океанской бездне или трудное бесконечное испытание, которому они подверглись. Если им и суждено пережить этот страшный ураган, все равно запасы еды уничтожены бурей и мореплаватели обречены на мучительную смерть от голода. До ближайшего борта только один шаг: мгновенный, быстрый прыжок – и благосклонные воды даруют им вечный покой.

Из-за урагана, бушевавшего в течение нескольких недель, «Кондор» отклонился от курса на сотни лье к юго-западу, в безбрежные воды Индийского океана. На самых подробных и современных морских картах не значилось в этих краях ни пригодного для жизни острова, ни желанного берега, где они могли бы высадиться.

Их удерживала только безумная энергия упрямого капитана. Он ругался и время от времени бил матросов. Только ценой собственных жизней смогли они удержать корабль на плаву. Матрос, избравший прыжок за борт, знал, что быстрая смерть куда предпочтительнее столкновения лицом к лицу с капитаном «Кондора». Его гнев ничуть не менее страшен, чем неумолимая ярость бури.

Гнев Брогнара Блэкстрапа был так же необъятен, как и его чрево, и не многие отваживались искушать капитана. Его толстое брюхо двигалось и перекатывалось подобно одной из зеленых волн у борта корабля. Опрометчиво и поспешно поступал человек, рискнувший оспаривать его мнение. Капитан был силен, как буйвол, и так же упрям.

Его биография была туманна, как улицы Лондона. В этом городе о Блэкстрапе ходили разные слухи. Он занимался кое-какой торговлей. Потом поехал (или был выслан) в Америку, участвовал в разных сомнительных предприятиях, но фортуна благоволила к нему, и он всегда оставался неуязвимым для властей. В конце концов удача изменила ему: его предал компаньон, которого он надул прежде в одной выгодной сделке, – в результате Блэкстрап был арестован, предан суду и отправлен на Тасманию, в тюрьму, откуда за все время существования еще не сбежал ни один заключенный.

Но Брогнар Блэкстрап не был обычным заключенным.

При ярком свете его лысина отливала розоватым цветом, словно инкрустированная розовым кварцем. По бокам и на затылке черные волосы спадали на плечи длинными прядями, словно дразня жалкие остатки, еще произраставшие на голой шарообразной макушке. Тяжелые брови вполне соответствовали громадным усам, свисающим из-под его громадного носа, словно черный осьминог, который выплывает из своего убежища в коралловом рифе. Глубоко посаженные глаза, черные как ночь, светились искрой иронии. Его улыбка обнажала испорченные, полуразрушенные зубы, напоминавшие памятник эпохи неолита. Один зуб был сделан из корпуса золотых часов, которые Блэкстрап присвоил во время спора с ныне забытым, но добропорядочным плантатором с Ямайки.

Матрос, которому вздумается увиливать от работы, был обречен. Но Блэкстрап слыл бессердечным капитаном не поэтому. Он был слишком хитер, чтобы практиковать жестокие методы на своей собственной команде. Вместо этого он предпочитал использовать в своих грязных делишках, известных по всему миру, хитрость и коварство. И все же он никогда не колебался, если возникала необходимость раскроить чей-нибудь череп.

Прайстер Смиггенс, помощник капитана, был совершенно другой закалки. Себе на уме, как любой интеллектуально одаренный человек, получивший приличное образование, он был скорее исключением на фоне команды «Кондора». Высокий, долговязый, он, казалось, качался на ветру, как тонкая осина. Он познакомился с Блэкстрапом в тюрьме. Смиггенс сразу распознал в капитане отличительные качества, которые ему самому не были присущи. А Блэкстрап, в свою очередь, увидел много замечательных черт в характере Смиггенса. В тюрьме они по большей части занимались тем, что без особой надежды на передышку раскалывали маленькими молоточками большие камни. Дружба сокамерников продолжалась несколько лет, и вот за каких-то несколько дней она, казалось, была подточена суровым испытанием.

Оба стояли сейчас на корме, позади морщинистого выходца из Нантакета, державшего штурвал. Рулевой был полон решимости, как гарпунщик-китобой на носу вельбота. Но всякая надежда уже давно покинула его. Сильные волны постоянно захлестывали палубу, и поредевшая команда делала все возможное, чтобы «Кондор» не перевернулся.

Ветер не стихал вот уже несколько недель. Упрямое течение, подхватившее корабль, уносило его все дальше от знакомых берегов в неведомое море. Небольшой обветшавший флаг трепетал на ветру. На этот раз это был голландский – в память о недавнем посещении Батавии. Позже, в Гонконге, члены команды вступили в Союз моряков. В сундуке вместе с парусами были припрятаны флаги почти трех десятков стран – на случай, если вдруг понадобятся.

На самом деле команда «Кондора» не признавала никого и не гордилась ничем, кроме своей преданности товарищам. Единственный флаг, который они приветствовали, – черный с изображением черепа и скрещенных костей – поднимался только в самых важных случаях.

Ветер бросал бригантину из стороны в сторону, она сильно кренилась на правый борт. Блэкстрап, будучи шести футов росту, весом больше трехсот фунтов, стоял неколебимо, как скала. Корабль был его домом, здесь капитан был в своей стихии.

– Раскин, держите корабль по ветру.

– Есть, капитан.

Превозмогая боль, рулевой отирал соленую воду с лица. Пожилой, невзрачный, он был прирожденным моряком, даже с завязанными глазами он смог бы определить по запаху пролив между двумя близко расположенными островами, для этого достаточно было сравнить запах суши и кораллов. Но бороться с настойчивым течением и ураганом ему было не под силу.

Смиггенс решил подбодрить его:

– Вы уж постарайтесь, Раскин. В такой ураган мало что можно сделать, чтобы не пойти ко дну.

– Да, – буркнул Блэкстрап. – Будь проклято это течение! Гольфстрим по сравнению с ним просто жалкий ручей! – От злости он сжал свои большие волосатые кулаки.

Смиггенс ухватился за веревку, чтобы не упасть.

– Если переменится ветер, у нас появится шанс на спасение.

– Ветер, ветер, – заворчал Раскин. – Мне никогда не доводилось видеть, чтобы течение и ветер были заодно. Что-то вроде было у мыса Горн, но чтобы так долго и упорно – никогда! – Волна обрушилась на нос корабля с такой силой, что брызги долетели даже до стоящих на корме. – Если океан захочет поглотить нас, он сделает это.

– Оставьте эти разговоры, Раскин! – возмутился Блэкстрап. – Я не намерен слушать подобный вздор на своем корабле.

– Прощения прошу, капитан.

– Мистер Смиггенс, как там дела с обшивкой?

– Все еще держится, капитан. – Помощник капитана совсем охрип, постоянно пытаясь перекричать шум ветра. – Я применил клей, который, по-моему, держит крепче, чем просто смола.

– Мистер Смиггенс, так что же говорится в ваших научных трактатах – будет смола держать или нет?

– Какое-то время – да, сэр.

Посторонние не всегда замечали, какое огромное уважение питали друг к другу эти двое, столь несхожие по характеру и воспитанию. Помощник посмотрел вперед на с трудом передвигающихся, ослабевших моряков; изможденные ураганом и произволом капитана, они упорно пытались привести снасти в порядок.

– То-то будет толку от всех наших усилий, если мы сядем даже на самую ничтожную мель. Будем сидеть и чинить обшивку.

– Думаете, я этого не знаю? – пробормотал Блэкстрап. – Смиггенс, поблизости, похоже, нет никакой суши, если не считать панциря черепахи. Разве не так, Раскин?

– Капитан, карты показывают, что мы приближаемся к берегам Африки.

– Африка! – Блэкстрап разжал кулаки и захлопал в ладоши. – Судьбе, похоже, угодно, чтобы мы пересекли целый океан только ради того, чтобы пополнить запасы провизии и привести корабль в порядок.

– Не знаю, капитан. – Раскин попытался внести долю оптимизма в очередные рассуждения о превратностях судьбы. – Мы уже покрыли такое расстояние и на такой скорости, что посрамили даже «Летучего Голландца». Океан, может, и проявит к нам благосклонность, вот только сперва повыделывается вдоволь.

– Прямо как женщина, – зарычал капитан. – Ни за что бы и не подумал, что эта старая посудина может продержаться так долго.

Словно подтверждая его слова, откуда-то донесся протяжный стон. Цепляясь за перила, Блэкстрап проревел морякам:

– Стоять там, вы, корабельные крысы! Держите эту пушку! Или вы хотите встретить Дэви Джонса с раздробленными костями?

Матросы поспешили натянуть веревки, удерживавшие одну из пушек «Кондора» весом в двенадцать фунтов. Незакрепленная, она перекатывалась по палубе, угрожая нанести кораблю и команде повреждения не меньшие, чем разъяренный кит.

Блэкстрап убедился, что матросы правильно выполняют его указания, а затем снова повернулся к Смиггенсу:

– Так значит, ближайшая земля – это Африка, да? Клянусь окороками Тритона, если мы должны быть в Африке, мы будем там!

Первый помощник бросил на капитана восхищенный взгляд. Блэкстрап мог быть лгуном и жуликом, вором, убийцей, самым отвратительным подонком на земле, но он ничего не боялся, даже самого океана. Ему было присуще нечто выделяющее его среди прочих. Он мог смеяться в лицо смерти, а будь у него время, обязательно попытался бы перехитрить ее.

– Положение приходится признать несколько неблагоприятным, сэр.

Блэкстрап свирепо уставился на него:

– Мне кажется, вам стоит попридержать свои остроты при себе, Смиггенс.

Он всегда относился с подозрением к начитанности своего помощника. Никто и никогда не смел смеяться над капитаном, даже его первый помощник, иначе на «Кондоре» пришлось бы искать нового человека на эту должность.

В глубине души Смиггенс считал капитана слишком вредным, чтобы умереть так просто.

Ураган наконец начал стихать, тропическое солнце выглянуло из-за облаков, пригревая корабль и моряков, а Брогнар Блэкстрап все еще стоял у фок-мачты и сжимал в гневе кулаки, проклиная стихию.

Закончились остатки провизии и вода. Большая часть команды погибла, остальные были истощены до крайности. Несколько недель без отдыха, без возможности сменить вахту. Каждый человек был на счету.

Если бы только, думал Смиггенс, мы не пытались удрать с ящиком золотых слитков из казначейства в Батавии. Хорошо продуманный и подготовленный план нарушил юнга, который заснул в неположенном месте. Мальчишка и поднял тревогу.

Два голландских военных корабля снялись с якоря и бросились в погоню за пиратской бригантиной. Когда они миновали пролив Санда, к голландцам присоединился фрегат ее величества «Аполлония», который преследовал «Кондор» после нашумевшего дела в Гонконге. Корабли португальского флота тоже выслеживали корабль Блэкстрапа с тех самых пор, как поблизости от Макау пираты взяли на абордаж и потопили джонку дружественного португальцам мандарина.

До сих пор «Кондор» ухитрялся избегать встречи с представителями колониальных властей Юго-Восточной Азии. Но сейчас, казалось, каждый военный корабль в Южно-Китайском море гнался за бригантиной. Смиггенс постоянно чувствовал погоню. Не долго им оставаться пиратами. Да и вообще пиратство в здешних водах доживало последние дни.

«Кондор» мог бы уйти из Батавии в восточном направлении, чтобы затеряться среди тысячи островов Индонезии. Но «Аполлония» вынудила их повернуть на юго-запад, прямо навстречу ужасающему урагану, от которого, казалось, невозможно было спастись.

Наконец-то они избавились от погони. Может быть, преследователи сочли их погибшими. Смиггенс постоянно задавал себе вопрос, что сталось с их английскими и голландскими преследователями: утонули ли они, или им удалось вырваться из крепкой хватки урагана. Но не находил он в этом радости. Оковы на ногах, жалкий сухарь и тесная камера представлялись ему теперь благом по сравнению с тем, что им предстояло. Команде «Кондора» удалось выжить, но после урагана их ожидала неизбежная голодная смерть.

Он думал о добыче, сложенной в трюме: большие тюки с чаем, фарфор, впрочем теперь разбитый, рулоны шелка и всевозможные пряности. Это, конечно, не сравнить с золотыми слитками, но стоит достаточно дорого. Но что с того проку, если не удастся найти какой-нибудь порт.

Нужно отдать должное старому Раскину, он оказался превосходным мореходом. Несколько раз во время урагана рулевой пытался повернуть корабль на север, в сторону Цейлона и Индии, но все безуспешно. Ветер и течение были слишком сильны. «Кондор» стал игрушкой грозной стихии.

Теперь они находятся где-то вблизи Тропика Козерога, где добытые товары вообще не представляют ценности. Высадка в этих диких местах не сулит надежды на спасение. Ситуация безнадежная. Если и дальше придерживаться этого курса, то погода в конце концов изменится к худшему, температура понизится, тогда пиратам предстоит замерзнуть прежде, чем муки голода доконают их.

«Африка», – задумался он.

Стоя на истерзанной ветром палубе, Смиггенс вспоминал свою прежнюю жизнь. Он был репетитором, весьма уважаемым человеком, известным во многих аристократических семействах Лондона. Склонность к выпивке и еще кое-что положили конец его карьере. Была у него одна исключительная ученица, очень привлекательная юная леди, дочь влиятельного герцога. Ее обучение, пожалуй, несколько вышло за пределы программы. Конечно, ее отец узнал об этом. Только милости Божией да благосклонности судьбы обязан Смиггенс тем, что успел сесть на корабль, идущий в Вест-Индию, до того как оскорбленный пэр накинулся на него с пистолетом и шпагой.

Он уже думал, что побег удался, но в устье Темзы его корабль был остановлен властями. Конечно, у него не было ни единого шанса в суде, которым распоряжался герцог, его бесчисленные защитники (Смиггенс вспоминал, что их было не меньше, чем песчинок на берегу) и судья, купленный друзьями бедного оскорбленного отца.

Смиггенса приговорили к заключению в самой страшной хобартской тюрьме в отдаленных землях на Тасмании, где ему суждено было провести остаток жизни, погрузившись в тяжелую и бессмысленную работу. Там он свел знакомство с негодяями, сосланными со всего света, известнейшим из которых был Брогнар Блэкстрап. Поскольку Смиггенс оказался самым умным, ему предстояло стать первым помощником. Дружба, завязавшаяся между ним и капитаном, была самой странной дружбой на свете.

Ум Смиггенса и дерзость Блэкстрапа составили удачный дуэт, и вскоре они организовали похищение небольшого рыболовного судна. Сбежав из тюрьмы, они двинулись на север вдоль побережья Тасмании. Им помогали нищие аборигены, которые сочувствовали беглецам, – ведь их тоже жестоко притесняли местные власти.

Потом Смиггенсу и Блэкстрапу каким-то чудом удалось незамеченными пересечь пролив Басе и пробраться в оживленный портовый город Сидней. Там они скрывались, пока не попались. Тогда вместе с бандой таких же отчаявшихся молодчиков они украли большой корабль и направились на север. Одним из тех, кто избрал Блэкстрапа главарем, был рулевой и штурман Раскин. Если бы не его мастерство, они наверняка напоролись бы на подводные рифы, защищающие все восточное побережье Австралии, – рифы, которые привели в замешательство даже бессмертного Кука.

Преодолев многие препятствия, они повернули на северо-запад от Кейп-Йорка, держа курс на Индию с ее богатствами. На пути к ним примыкали моряки разных национальностей, потрепанные жизнью, отчаявшиеся люди. Из такого человеческого отребья и создавалась команда. В нее вошли филиппинцы и двуличные китайцы, разорившиеся фермеры с Явы и американские китобои, свободные африканцы и беглецы с островов Меланезии, а также мелкие воришки из Европы и Азии. Их объединяла пиратская вольница и жажда наживы, поэтому они беспрекословно подчинялись Блэкстрапу. Им везло, они уходили от любой погони, одерживали верх в любых стычках. Но удача изменила им.

«Вы не сможете победить море, – думал Смиггенс. – Как сказал старый Раскин, если океан захочет поглотить вас, он вас поглотит, и против этого обычный человек бессилен».

В этот момент наблюдатель, крепко привязанный к мачте, чтобы его не унесло беспощадным ветром, изо всех сил закричал:

– Земля!

Земля? Что это за вздор он несет? Смиггенс удивился. Может быть, на их корабле появился первый сумасшедший? Защищая глаза от режущего дождя, он качнулся вперед и крикнул сидящему на фок-мачте:

– Эй, там, наверху! Мистер Суарез, вы слишком долго отсутствовали на палубе! Спускайтесь, мы пришлем вам смену!

Ветер разорвал его слова на слоги. Взволнованный наблюдатель наклонился так, что едва не упал на палубу, и произнес, старательно выговаривая слова:

– Нет, сэр! Там наверняка земля! В южном направлении! – Он резким рывком указал в сторону предполагаемой суши.

– Смиггенс, что случилось? – Блэкстрап подошел сзади к первому помощнику.

– Это все Суарез, сэр. Он уверяет, что в южном направлении показалась земля. Но это невозможно.

– Смиггенс, откуда вы знаете, что возможно в этих широтах? Да, на картах нет ничего, кроме океана. – Он внимательно огляделся вокруг. – Где моя подзорная труба? А впрочем, ладно! Что за земля, Суарез? – крикнул он, сложив руки трубкой.

Цепляясь за фок-мачту, кубинец как-то ухитрился поднести к глазам подзорную трубу.

– Равнина, сэр, окруженная горами.

– Это остров? – Смиггенс слизнул с губ морскую соль. – Здесь не может быть острова. Мы же находимся в доброй тысяче миль на восток от Мадагаскара.

– А кто бывал здесь до нас, Смиггенс? Даже сам Кук не заплывал в эти моря. – Двигаясь к ограждению, Блэкстрап оглушительно заорал: – Пошевеливайтесь вы, ленивые жирные туши! Вы что, не слышали, что сказал наблюдатель? Поднять паруса!

Он окончательно рассвирепел и бросился на матросов с кулаками. Большинство его ударов не достигало цели, потому что команда уже суетилась, взявшись за дело с новыми силами, с новой энергией, рожденной надеждой. Это мало походило на правду, но если впереди действительно была земля, они не могли позволить себе проплыть мимо.

Туман скоро рассеялся, и перед ними предстала суша – темно-зеленые очертания долины, окруженной высокими горами, как и говорил наблюдатель. Горы означали снег, а значит, чистую, свежую воду. На палубе раздались радостные крики.

Казалось, благодаря милосердному Провидению они уже избежали верной смерти, как с вершины мачты донеслось:

– Рифы, сэр. Впереди опасные рифы!

– Черт побери! – Блэкстрап рванулся назад к штурвалу и оттолкнул рулевого. – Полный назад, Раскин, хотя уже слишком поздно!

Несмотря на сплоченные усилия команды, корабль не слушался руля.

– Капитан, мы не сможем обогнуть их! Течение слишком сильное! – В голосе рулевого сквозила нарастающая тревога.

Лицо Блэкстрапа побагровело от усилий, он заорал на своего помощника:

– Смиггенс, помогайте!

Но все уже было бесполезно. Непреодолимый ветер и беспощадное течение, подхватив «Кондор», понесли его прямо навстречу гибели.

Вскоре они ясно увидели, как сильные волны разбиваются о дикие рифы, уже чувствовалось угрожающее покачивание киля. Когда берег приблизился, перед ними открылся вид на кладбище. Кругом были скелеты. Но не людей или животных, а кораблей. Останки разбитых о рифы китайских джонок и арабских фелюг, цейлонских рыбачьих суденышек и старинных испанских галер. Здесь были погибшие торговые и военные суда и даже какая-то английская шхуна.

– Возьмите себя в руки и помолитесь! – зарычал Блэкстрап, вцепившись в штурвал, как в талисман, когда «Кондор» подняло на гребне исполинской волны. В эту минуту на борту корабля возносилось больше молитв, чем за все предшествующие годы.

Они поднимались все выше, словно летя по воздуху. Это, казалось, длилось целую вечность. Корабельные балки скрипели от напряжения, оставшиеся мачты угрожали расколоться.

И вот волна обрушила их вниз.

Все вскрикнули, когда вода хлынула на палубу…

Злосчастный «Кондор» опасно накренился на правый борт и, покачавшись, пришел в равновесие.

«Весь этот разбитый фарфор в трюме, – оцепенело думал Смиггенс, – бесценный, доставшийся с таким трудом груз, сейчас наверняка пригодился, чтобы придать устойчивость судну».

– Осторожно! – Этот крик раздался, когда рухнула главная мачта. Матросы бросились врассыпную, но одного из них все-таки зацепило.

Волна вновь обрушилась на прибрежные деревья, но «Кондор» устоял. Удивительно, но столь сильно потрепанное океаном судно осталось на плаву и теперь стояло в спокойных водах лагуны, окруженной рифами, которые уже казались не врагами, а скорее друзьями.

– Мистер Йохансен! – крикнул Блэкстрап. – Возьмите еще человека и определите размер пробоин!

– Есть, сэр! – Рослый экс-китобой скользнул в люк, как барсук в нору.

Другие члены команды, собравшись с духом, принялись чинить повреждения. В ход пошли плотницкие инструменты, бесполезные обломки выбрасывались за борт. Корабельный цирюльник занялся сломанной ногой моряка, на которую упал рангоут.

Йохансен вернулся, почти улыбаясь:

– Несколько новых пробоин, сэр, но они все небольшие. Корпус держится. Думаю, ничего серьезного, все поддается починке.

Обернувшись, Смиггенс посмотрел на рифы. Буря, похоже, наконец стала затихать. Высадка на этот берег была невозможной, лишь благодаря штормовой волне им удалось преодолеть рифы.

– Мы спасены, но сможем ли мы снова выйти в море?

Крепкая рука похлопала его по спине.

– Мистер Смиггенс, мы живы и находимся вблизи суши – сбылось то, чего мы больше всего желали. Лучше не искушать судьбу излишними просьбами. Мы же не хотим показаться алчными.

– А я что? – буркнул Смиггенс.

– Откуда бы здесь взяться земле, как ты думаешь?

Блэкстрап подвел своего помощника к перилам. Их взору открылось побережье, поросшее мангровыми деревьями, а дальше виднелся густой высокий тростник.

– Здесь могут быть каннибалы или кто еще похуже, – отозвался вечно пессимистично настроенный Смиггенс.

– Я приготовлю какого-нибудь каннибала нам на ужин, в отличие от некоторых людей я не испытываю отвращения к свиньям. – Чудесное избавление от урагана возродило энергию Блэкстрапа. – Я не вижу никаких признаков жизни: нет ни каноэ, ни рыболовных сетей. Зато здесь может быть свежая вода и какие-нибудь съедобные растения. Мы открыли эту землю, Смиггенс, и клянусь всеми богами моря, она наша! Я, Брогнар Блэкстрап, заявляю это. И пусть кто-нибудь осмелится поспорить со мною. – Он посмотрел на корму. – Как бы мне хотелось сейчас, чтобы эти голландские и британские корабли все еще преследовали нас, потому что чудо, благодаря которому мы оказались в этой лагуне целыми и невредимыми, такое чудо не повторяется дважды. Я был бы счастлив видеть, как их корабли разлетаются в щепки, разбиваясь об эти рифы, слышать крики и стоны тонущих в море, умоляющих нас о помощи.

– Возможно, они повернули назад, спасаясь от урагана, – ответил ему первый помощник.

– Да, я знаю, знаю. – В глазах капитана загорелся хорошо знакомый Смиггенсу кровожадный огонек. – Но, Смиггенс, могу я хотя бы помечтать в свое удовольствие? – Он выпрямился. – Здесь мы приведем корабль в порядок и запасемся провизией. Может быть, удастся найти моряков, которые помогут выполнять тяжелую работу.

– Вы думаете, капитан, население будет дружелюбно настроено? – спросил рулевой.

– Это не имеет значения, Раскин. У нас восемь пушек на борту, и если порох не намок, то эти местные скоро поймут, что в их же интересах подчиняться нашим требованиям. Хорошо известно, что несколько выстрелов картечью мгновенно усмиряют даже самые непокорные деревни. Если там найдутся отъявленные бунтовщики, мы можем их использовать как балласт и продать тех, кто выживет, на рынке в Дурбане.

– Вы предполагаете продолжить путь в Африку? – спросил его рулевой.

– Именно так, Раскин. С меня довольно этой гнусной Индии.

В этот момент что-то привлекло внимание Смиггенса.

Недалеко от коралловых рифов валялись три корабля, потерпевших крушение, или, вернее, то, что от них осталось. Их деревянные остовы уцелели, и поэтому корабли можно было опознать.

– Посмотрите туда!

Погруженный в свои мысли, Блэкстрап нахмурился, взглянув на своего помощника:

– Куда посмотреть, Смиггенс? Зачем вы тратите свое время, таращась на разбитые корабли, которые могут служить пристанищем разве что для мертвецов? Нам они не нужны. Если только, – добавил он, оживляясь, – вы не углядели на борту одного из них что-нибудь полезное. Оружие или пара бочонков пороха были бы нам как раз кстати.

– Подобные вещи невозможно встретить на таких кораблях, как эти, капитан.

Несколько матросов тоже стали смотреть в сторону погибших кораблей.

– Что это за корабли, мистер Смиггенс? – спросил наконец один из них.

– Я не могу в это поверить. – Окончательно убедившись в своих догадках, Смиггенс прикрыл глаза рукой. – Посмотрите на те отверстия вдоль бортов. Они для весел. Это означает, что такие суда так же часто ходили под парусами, как и при помощи весел. Я думаю, это римские триремы. Ничего, кроме трирем, не сохранилось бы в этих водах до нашего времени.

– Римские? – теперь заинтересовался Блэкстрап. – Что вы имеете в виду, Смиггенс? Они что, используют такие странные суда на юге Европы в наше время?

– Не в наше время, сэр. Это корабли Цезаря, который когда-то превратил Средиземное море в римское озеро. Но как они попали сюда?

– Цезарь, вы говорите? – Блэкстрап глубокомысленно улыбнулся, испытывая некоторое напряжение, поскольку такое выражение лица было для него необычным. – А, Юлий, я знаю. Этот мужик мне по душе. А что тогда там за третье судно?

– Я не уверен. Отсюда кажется, что оно еще более древнее. Египетское, возможно, или финикийское. Видите контуры глаза, изображенного на носу корабля? Я не могу объяснить себе его происхождение.

– Почему бы не расспросить их штурманов? – скрипуче хихикнул Раскин.

– Мне страшно расспрашивать моряков, умерших здесь более тысячи лет назад. Их духи могут ответить, – сказал Смиггенс таинственно, и улыбка тотчас исчезла с лица Раскина.

– Ба! – Блэкстрап ничуть не удивился. – Это настоящее кладбище кораблей, и все благодаря этим чертовым течениям. Но мы живы. Это хороший знак.

– Не знаю, капитан. – Смиггенс повернулся лицом к суше. – Что-то не чувствую я уверенности в этом месте.

– Пропади они пропадом, ваши чувства, Смиггенс. Если это суша и если здесь есть свежая вода, тогда для меня это вполне сносное место.

Помощник капитана не ответил, предпочитая держать опасения при себе. В любом случае Блэкстрап не поймет.