Текст книги "Пузыри славы (Сатирическое повествование о невероятных событиях, потрясших маленький городок Яшкалу)"
Автор книги: Агиш Гирфанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
«ТАНЕЦ РАЗБОЙНИКА»
Беседу двух подружек нарушил голос Ибрахана, возвещавший, что сейчас Акоп исполнит свой коронный номер: «Танец разбойника».
Булат принес ведро, опрокинул его вверх дном, Факай избрал в качестве музыкального инструмента поднос.
Булат ударил по дну ведра, Факай бил по подносу. Получился настоящий оркестр «Под звон старого железного ведра». В такт лихой, взвинченной музыке Акоп, выпучив глаза, скорчив страшную, разбойничью рожу, с большим ножом, которым разделывали рыбу, пустился в неистовый пляс вокруг костра.
Увлеченные «танцем разбойника», оглушенные «тамтамовым» оркестром и визгом Миниры и Тиниры, никто не расслышал, как к костру подкатила легковая машина. Первой пришла в себя Тинира. С криком:
– Родис! Наконец, родненький! – она подбежала к машине и отпрянула. То была черная «Волга» яшкалинского Аксакала. В ней никого, кроме шофера, не было. Шофер разыскал Ибрахана и передал распоряжение Аксакала – немедленно явиться к нему по срочному и неотложному делу. Как ни выпытывал Ибрахан у шофера, в чем дело, почему такая срочность, вышколенный шофер на все вопросы твердил одно:
– Не знаю… Не знаю… Знаю одно – доставить вас в Яшкалу. Ну, поехали, что ли?
Преданная и заботливая Ямбика окатила голову мужа холодной водой. Она хотела поехать с ним, но он взял с собой одного Булата. Вдруг понадобится для докладной об ИДБС: срочный вызов, несомненно, связан с ИДБС. Никакой тревоги Ибрахан не испытывал. Напротив, был более чем уверен, что Аксакал вызывает, чтоб сообщить нечто приятное. Если бы речь шла о худшем варианте, о разносе, Аксакал не посылал бы за ним черной «Волги».
Ибрахан успокоил оставшихся на базе:
– Продолжайте в том же духе! Мы скоро вернемся! Думаю, после моего возвращения у нас будет еще больше оснований для веселья.
ПУЗЫРИ СЛАВЫ
Ибрахан и Булат отбыли в Яшкалу. Ибрахан тут же был принят Аксакалом. Булат остался дома ждать возвращения тестя. О причинах срочного вызова Ибрахан и Булат узнали почти одновременно: Ибрахан – из уст Аксакала, а Булат – из свежего номера республиканской газеты, где был напечатан фельетон А. Хайдарова.
Уже само название фельетона – «Пузыри славы» – раскрывало его содержание: в погоне за славой директор яшкалинского комбината бытового обслуживания Ибрахан Ибраханов, окружив себя сомнительными дельцами, затеял никому не нужную игру в ИДБС, игру с бытовыми сюрпризами. Фельетон был предельно насыщен яркими и сочными фактами, чему Хайдаров сам был свидетелем или о чем ему поведали жертвы ИДБС. Автору не понадобилось ничего придумывать, прибегать к гиперболе или к гротеску. Сами факты говорили за себя!
Чего не знал и не мог знать Булат – это о судьбе Родиса. На эту тему газета откликнулась лишь через несколько дней. Ибрахан же был в курсе после той головомойки, какую учинил ему Аксакал. Но и того, что почерпнул Булат из газеты, было достаточно, чтобы, не дожидаясь прихода тестя, оставить на столе два письма: Ибрахану и Минире. Два коротких письма. Минире: «Детка, я думал принести тебе счастье, а получилось обратное. Прости! Я перед тобой виноват. Не поминай лихом… Твой Булат». Другая записка была еще короче: «Я не виноват, что народ не дорос до ИДБС. Прощайте. Булат».
Не будем вдаваться в подробности того, как закончился загородный сабантуй, с каким настроением вернулись его участники в Яшкалу. Скажем только, что две молодые женщины, которые в один день вышли замуж, остались соломенными вдовушками тоже одновременно. О судьбе остальных персонажей читатель узнает из второй части романа. Единственный, кто не перейдет в нее, – это Родис. Вот почему мы и посвящаем ему заключительные страницы первой части.
Если вы внимательный читатель, то, наверное, запомнили, что столичный фельетонист Хайдаров, познакомившись с Родисом у дома Гиззельбанат, чересчур внимательно всматривался в Родиса. В тонких чертах его покрытого окладистой бородой лица Хайдаров увидел что-то удивительно знакомое. Особенно резанули уфимского гостя бегающие по сторонам глаза Родиса. Да и борода лопатой выглядела чужеродной, неестественной: так и хотелось содрать ее с лица.
Хайдаров готов был присягнуть, что не впервые встречает это лицо. Но в тот момент – хоть убейте! – он не мог вспомнить, где и когда с ним встречался.
Описывая посещение квартиры Гиззельбанат Хайдаровым и сопровождающими лицами, автор, по рассеянности, упустил один немаловажный эпизод, за что приносит читателю свои извинения.
После неудавшейся попытки радиофотокорреспондента организовать радиопередачу из квартиры Гиззельбанат Фекеров, желая реабилитировать себя в глазах высоких гостей, сделал общий снимок. Родис – Хайдаров это заметил – пытался стушеваться, спрятаться за спину Ибрахана. Но фотография все же запечатлела Родиса в полный рост.
Перед отъездом в Уфу Хайдаров зашел на радиоузел побеседовать по душам с собратом по профессии журналистом Фекеровым. Тот в откровенной беседе признался, что рекламная шумиха вокруг ИДБС была инспирирована Ибраханом и его близкими. На прощание Фекеров подарил Хайдарову фотокарточку, заснятую на квартире Гиззельбанат.
Так уфимский журналист увез с собой в столицу фотографию, где среди прочих был запечатлен и Родис. Его бегающие глаза не давали Хайдарову покоя. Они преследовали его днем и ночью. Где же он видел его и когда? Он перерыл объемистый личный архив с вырезками напечатанных в газете фельетонов и очерков… В конце концов все-таки наткнулся на опубликованный несколько лет назад фельетон «Папаша в бегах» с фотографией героя. Так оно и есть! Прикрыл бумагой бороду на фотографии, сделанной Фекеровым, и перед ним предстал злостный неплательщик алиментов Мустафин-Аглямов-Родисов-Родис. Скрываясь от уплаты алиментов, Мустафин-Аглямов-Родисов-Родис переезжал из города в город, каждый раз под другой фамилией. На него был объявлен всеуральский розыск, но многочисленные попытки разыскать его пока были тщетны…
Хайдаров направил свой многолетний давности фельетон в яшкалинскую прокуратуру и приложил фекеровскую фотографию.
Дабы не вспугнуть злостного беглого алиментщика, который мог снова скрыться, следователь явился в комбинат бытового обслуживания как клиент, которому надо, мол, срочно произвести капитальный ремонт квартиры. В комбинате в тот день дежурил по приему заказов Родис. Следователь увел его якобы к себе на квартиру. Родис предупредил Ибрахана, что задержится, в комбинат уже не вернется и приедет на загородную базу отдыха с оказией.
Родис был задержан. Пока лишь по алиментным делам. В тот самый час, когда следователь снимал показания с Родиса, в прокуратуру с заявлением о его мошеннических проделках явилась Гиззельбанат.
Родис коварно и подло обманул ее еще и в сердечных делах. Божился, что холост, хотя уже числился женихом Тиниры – дочери участкового милиционера.
Заявление Гиззельбанат потянуло за собой длинную цепочку аналогичных афер с облигациями. Попутно обнаружилось, что Родис за соответствующую мзду, разумеется, записывал нуждающихся в жилплощади в несуществующие жилищно-строительные кооперативы.
На квартире у него, а точнее, на квартире его тестя, под чьей защитной крышей проживал Родис, произвели обыск и нашли там крупную сумму денег.
Вот по какой уважительной причине не присутствовал Родис на сабантуе.
Так закончилась эпопея Ибрахана и ибрахановцев на ниве бытового обслуживания в маленьком городке Яшкале.
Итак, впереди вторая часть. Там мы перебросим Ибрахана и ибрахановцев на другую работу. И посмотрим, что из этого выйдет…
Часть вторая
КАМНИ ПРЕТКНОВЕНИЯ
ФИЛОСОФ ПОНЕВОЛЕ
Представьте себе бурлящий водоворот будничных дел. Одна забота настигает шквалом другую, а там, глядишь, неотразимо надвигается третья. Вот в таком водовороте беспомощно барахтался Ибрахан Сираевич Ибраханов, когда возглавлял комбинат бытового обслуживания. Свободной минутки у него тогда не было, чтобы проанализировать или, проще выражаясь, осмыслить события, которые разворачивались вокруг него.
Зато теперь, отстраненный от руководства комбинатом, Ибрахан получил возможность все двадцать четыре часа в сутки предаваться глубоким философским размышлениям на самые разнообразные темы – о себе, о жизни, о своем месте в ней.
А что такое жизнь? – задавал Ибрахан себе вопрос. Какой-то мудрый человек определил жизнь как горение. Но гореть можно по-разному. Иной горит ярким пламенем, а тот тлеет чадным огоньком, бесцельно коптит небо. И это тоже горение! Так и он, Ибрахан, оставшийся не у дел, тоже сейчас коптит, а не горит.
Формально Ибрахан числился в резерве. После всего происшедшего яшкалинское руководство не очень торопилось в воспитательных целях предлагать ему какие-то ответственные посты. Надо, чтобы человек прочувствовал свою вину, переболел и предстал через какое-то время очищенным от скверны, которая опутала его на вверенном ему участке. Пусть на досуге – теперь ничем не ограниченном – он глубже осознает, где и на чем он поскользнулся, где и в чем дал промашку.
Конечно, легче всего свалить вину на исчезнувшего неведомо куда Булата. Да, Булат был натурой увлекающейся, и его нередко заносило в заоблачные выси. Но, по-честному говоря, Ибрахан считал, что задумка Булата была перспективной. При умелом и твердом руководстве из его затеи мог выйти толк. Значит, тут налицо определенная личная недоработка Ибрахана. От этого никуда не уйдешь…
После разыгравшейся бури в жизни Ибрахана как будто наступил штиль. Но затишье было кажущееся. В душе все кипело и клокотало. Он признавал суровое решение по его персональному делу вполне справедливым. Правда, трудно было примириться с мыслью, что вышиблен из номенклатурной колесницы, пусть даже временно, как он надеялся.
Первые дни он отсиживался дома. Стыдно было появляться на людях, неловко было смотреть в глаза тем, кого считал равными себе. Ему казалось, что прохожие отворачиваются от него, делают вид, что не знают его.
Когда кто-то из многочисленных друзей подходил к Ибрахану и искренне выражал сочувствие по поводу случившегося, ему чудилось, что это все показное, фальшивое. Но если кто не по злому умыслу, а по рассеянности проходил мимо и не здоровался с ним, он воспринимал это как удар.
Но сколько можно отсиживаться дома?! Согласитесь, весь день смотреть на постные и зареванные лица Ямбики и Миниры – не всякий выдержит.
Что делать, как убить медленно и томительно тянущееся время, пока тебя не призовет высокое начальство? Ибрахан уходил в лес. Там, на лоне природы, он обретал успокоение мятущейся душе.
Пусть нехотя опадающие листья и наводят на грустные аналогии… Да, и он, как опавший лист… Значит, ничего неестественного в его судьбе нет, значит, увы, таков суровый закон жизни – отжил свое и отделился от ветки…
Стоило Ибрахану, гуляя по лесу, заметить пробивающуюся из-под каменной глыбы травку, как он застывал, любуясь смелой травкой, которую не смущали никакие каменные преграды, которая хотела жить и будет жить! Какой наглядный и поучительный урок преподала травка – не пасовать перед трудностями, а настойчиво, несмотря ни на что, двигаться вперед и только вперед!
Зеленой травинки достаточно было, чтобы успокоить и приободрить Ибрахана, заставить его смотреть на будущее радужно. Как мало, оказывается, нужно человеку!
ВОЗРОЖДЕННЫЙ ИЗ ПЕПЛА ФЕНИКС
Наконец сегодня Ибрахану позвонили по телефону домой и пригласили к Аксакалу на большой разговор. Долгожданный вызов и обрадовал и испугал. Ибрахан рад был тому, что его не забыли, позвали в Голубой дом, и в то же время он понимал, что разговор предстоит далеко не приятный. Конечно же вызывали его не для того, чтобы вручить на серебряном блюдце конверт с решением о назначении на новый высокий пост. Так не бывает даже в современных сказках! Ибрахан шел в Голубой дом, никого не видя, ничего не замечая. На улице и на душе было сумрачно. Все небо заволокло дождевыми тучами.
Углубившись в невеселые мысли, он споткнулся о камень, очутившийся каким-то образом на его пути, неловко упал и распластался на земле. Хорошо, что рядом, откуда ни возьмись, появился Уркенбай – печальная знаменитость Яшкалы.
Поскольку Уркенбай остался как-то обойденным вниманием в первой части нашего повествования, мы считаем своим долгом хотя бы вкратце познакомиться с ним.
Портрет его потребует нескольких строк. Вообразите вылепленную из грязного и рыхлого снега бабу с поношенной шапкой, надетой набекрень в любую погоду – зимой и летом. На одутловатом спившемся лице выделялся большой с красными прожилками нос. Это был особенный нос: Уркенбай совал его во все, что бы ни происходило на улице, вмешивался в любой разговор, впопад или невпопад, вставлял реплики, не зная даже, о чем идет речь.
Уркенбай переехал в Яшкалу недавно, но за короткое время прослыл лодырем, летуном и многоженцем. Сменил четырех или пятерых жен и несколько мест работы. Человек без определенной профессии, он был многоотраслевым шабашником.
Уркенбай помог упавшему Ибрахану встать и стряхнуть с костюма пыль.
– И как он сюда снова попал, этот проклятый камень? – залопотал Уркенбай, чадящий дешевой сигаретой «Спорт». – Три месяца назад этот же камень чуть не лишил меня сына. Жена моя, которую я сосватал из деревни Туишево, тоже споткнулась об него. А она, надо вам знать, была на сносях. Хорошо, что удачно упала – на спину, иначе бы мой потомок не увидел бы белого света. И надо же было, чтобы именно вы, уважаемый Ибрахан, наткнулись на него!
То обстоятельство, что совершенно незнакомый человек, знающий его, помог в беде, несколько отвлекло Ибрахана от мрачных мыслей.
– Откуда ты меня знаешь, незнакомец?
– Как вас не знать?! Кто в Яшкале вас не знает? И вы меня знаете, только не признаете. Ведь это ваши ибрахановцы починили мою разбитую мотоциклетную тарахтелку, и я на ней привез молодую жену… Зверь, а не мотоцикл. Зря, совсем зазря их загубили… Ребята из Идыбысы были – во! Бедняга Родис попался и теперь безвинно жует за решеткой казенный харч. Хорошо, что Булат – умница, смазал пятки и дал дралы… А то, что Факай и Акоп сидят пока без дела, – им не повредит. Но вот за кого я рад – это за Ярмухамета. Так ему, толстопузому, и надо. Все под меня подкапывался: и жен я часто меняю, и на постоянную работу не устраиваюсь. Под меня яму копал, а сам в нее угодил. Таким не место в нашей милиции… За вас же, уважаемый Ибрахан, я спокоен. Перемелется – мука будет. Все обойдется…
Хорошо информированный о последних событиях утешитель начал раздражать Ибрахана. Мало того что он бесцеремонно бередил незажившие раны, Ибрахану не хотелось, чтобы его видели в обществе пьяного прощелыги. Чего доброго скажут: как опустился Ибрахан!
А Уркенбай не отставал.
– Дорогой Ибрахан, возьмите меня к себе на работу! – не переставая, канючил он. – Я, можно сказать, мастер на все руки… И слесарь, и плотник, и газовик… Не пожалеете.
– Но я же сам нигде не работаю…
– Сегодня не работаете, завтра будете работать…
– Вот тогда и придешь, – с трудом избавился от назойливого попутчика Ибрахан.
Ибрахан приближался к Голубому дому. Все чаще встречались знаковые. Обычно Ибрахан издалека шумно приветствовал их. Сейчас же, потупив взор, не останавливаясь, проходил мимо, избавляясь тем самым от неприятных расспросов.
В приемной сдержанно поздоровался с начальником строительного управления и директором консервного завода, они молча пожали ему руку.
Раздался звонок. Аксакал приглашал к себе Ибрахана. Смиренный, с наголо выбритой головой, покорно опущенными плечами, он переступил порог и закрыл за собой двойные двери, обитые дерматином.
Только через два часа покинул Ибрахан кабинет Аксакала… Раскрасневшийся, он и впрямь производил впечатление, будто ему основательно пропарили все до единой косточки. Никакие Сандуны не могли бы задать такую горячую парку и головомойку! Он вышел от Аксакала взмокший, но посветлевший, обновленный.
В древности, говорят, жила сказочная птица феникс. Она сгорает в огне и спустя сорок дней и ночей вновь возникает из пепла, обновленная, полная сил для новых высоких взлетов.
Вышедший от Аксакала Ибрахан всем своим видом походил на вновь возрожденного из пепла феникса. Бессознательно низко поклонился всем, кто сидел в приемной, а затем подошел к каждому и крепко пожал руку, как бы благодаря их за то, что с ним так снисходительно обошлись в кабинете. Всем было ясно: Ибрахан снова в седле! Как, в каком чипе, на каком участке – не так уж важно. Главное – уцелел, вернулся в номенклатурное лоно. Какой ценой далось это ему, не знал никто, кроме него, Аксакала и тех, кто был в кабинете.
Грозовые тучи, сгустившиеся над головой Ибрахана, рассеялись, Ибрахан быстренько выскочил на улицу.
Символично, что и на улицах Яшкалы разразился освежающий ливневый дождь. Выпятив грудь, Ибрахан гордо зашагал по мокрым улицам, не замечая дождя, не обращая внимания на лужи, дождевые реки. Ему навстречу, спасаясь от дождя, спешили знакомые.
– A-а, привет, дружище! – еще издалека басил Ибрахан.
О, как хотелось ему, чтобы теперь кто-то, невзирая на ливень, остановил его, расспросил, как дела. Но все бежали, спасаясь от дождя.
«Вот эгоисты! Каждый думает только о себе! Словно сахарные, боятся, что растают». И он зашагал еще быстрее, приплясывая и бодро напевая про себя: «Ля-ля! Ля-ля! Ляль-ля-ля».
Дома его с нетерпением ждали не только Ямбика и Минира, но и Ярмухамет. Бывший участковый отлично понимал, что сегодня у Аксакала решалась не только судьба Ибрахана: будущее Ярмухамета тоже целиком зависело от этого визита.
Промокший до ниточки, Ибрахан ввалился в дом и, не переодеваясь, обнял домочадцев.
– Можете поздравить!
Хотя на дворе дождь пошел на убыль, в доме Ибрахана стало сыро от пролитых слез. То были слезы радости: гроза миновала…
Ибрахан переоделся. Ямбика с Минирой принялись собирать на стол.
– Ну, дорогие мои! Итак, я снова на коне! Обмоем же копытца нового коня, что повезет нас вперед к новым успехам. Ярмухамет, снимай чалму с белоголовых бутылок!
Все ожили, от былой печали не осталось и следа. Сели за наспех организованный праздничный стол. Наполнили рюмки.
– Так за что же и за кого мы выпьем? – задал недвусмысленный вопрос Ярмухамет, желавший как можно скорее узнать, что его персонально ждет в ближайшем будущем.
Зеленоватые глаза хозяина дома хитро заблестели под нависшими черными бровями.
– А вы угадайте!
Но какие ни называли домочадцы учреждения и объекты, никто не попадал в точку. Особенно опростоволосился Ярмухамет, он называл самые высокие должности и посты, на которые Ибрахан едва ли мог претендовать после скандального провала с ИДБС.
– Нет у тебя чутья, Ярмухамет. Работа в милиции не пошла тебе впрок. Нюхом должен чувствовать, какая должность по моим способностям.
– Ну, не мучай нас, скажи сам! – взмолилась Ямбика.
– Какой участок у нас сейчас самый боевой? Производство товаров широкого потребления! Вот! И меня, как видите, бросили на этот ответственный участок – в промкомбинат.
Все захлопали в ладоши. Правда, Ярмухамет, надо честно признаться, хлопал в ладоши не так усердно, как остальные: он никак не мог сообразить, в качестве кого Ибрахану предстоит применить свои способности на промкомбинате. Однако все были счастливы, что черные дни миновали, и никто не задал лишнего вопроса, кем назначили в комбинат Ибрахана. Ну конечно же директором!
Поглощая закуску и осушая рюмку за рюмкой, Ибрахан открыл небольшую семейную пресс-конференцию.
Ярмухамет выпытывал мельчайшие подробности большого разговора в Голубом доме:
– Здорово песочили?
– И врагу не пожелаю… За два часа, что пробыл у Аксакала, я семь раз пропотел, семь раз меня окунали в ледяную воду. Какие каверзные вопросы задавали! Но я выстоял. Особенно старался меня поддеть, как вы догадываетесь, мой «заклятый друг» Хамза.
«Как вам, уважаемый Ибрахан, могла прийти в голову такая идея – оказывать гражданам медвежьи услуги в их отсутствие?» Я ему на это выдал. «Конечно, говорю, работать по старинке легче и проще. Никакого риску, никаких забот. Зачем голову ломать над новым, когда можно перенять опыт вчерашнего дня и уж в крайнем случае подражать столице. Идея ИДБС, говорю, сама по себе перспективная, но беда в том, что скомпрометировали эту идею сомнительные люди, вроде Родиса».
При упоминании имени Родиса Ярмухамет помрачнел: «Значит, о моем зятьке у Аксакала шел разговор. А как насчет ибрахановского зятька?»
– А про Булата что говорили? – не выдержал Ярмухамет.
– Говорили, конечно, но я взял все на себя.
«Значит, выгораживает своего», – подумал Ярмухамет и спросил:
– А потом?
– А потом я сказал Аксакалу, что вся беда ИДБС в том, что это движение родилось раньше времени. Конечно, когда у нас будут всюду умные машины вроде компьютеров, или как их там называют, то можно будет безошибочно учитывать запросы и нужды населения. Опять же заочно…
И тут Аксакал припомнил старую поговорку: «„Поспешишь – людей насмешишь“. За славой Ибрахан погнался. Лучше бы слава за вами гналась. А то получается дутая слава. Вот и Сандунами вы опередили время».
Я, как мог, защищался: «В Москве, мол, есть Сандуны, а нам, выходит, нельзя?» – «В Москве и метро есть, а оно не всюду пока строится». Ну, что я мог на это ответить? Если бы только Сандуны, куда бы ни шло, а тут выкопали еще старые грешки и выдали по большому счету.
Не желая вдаваться в дальнейшие подробности «пропесочивания» и головомойки у Аксакала, Ибрахан не упомянул о строгом предупреждении Аксакала: «Учтите, уважаемый Ибрахан, это последняя ваша ставка! Больше никаких поблажек и амнистий не будет. Даем последнюю возможность оправдать себя на работе. Если что, пеняйте на себя».
Когда Ибрахан закончил свой скорбный рассказ, Ямбика подошла к мужу, погладила по бритой голове и ласково произнесла:
– Бедненький, досталось же тебе! Теперь все будет хорошо. Работай, как все, и не увлекайся, знай меру!
– Теперь вам надолго урок будет, – сказал Ярмухамет. – Будете знать, как окружать себя жуликами. Я, помните, предупреждал вас, что Булат и Родис жулики, задержал их, а вы потребовали немедленно их выпустить.
– Выходит, ты знал, что Родис жулик, и выдал за него свою дочку. Вот потеха!
– Как было не выдавать, – взъелся Ярмухамет, – если Тинира слезами обливалась?!
– Ладно, ладно, не ссорьтесь, – утихомирила друзей Ямбика. – Сам же ты, Ибрахан, кричал: «Двойная свадьба! Ура!»
– Да-а, – вздохнул Ярмухамет, – для тебя все обернулось удачно… Ты снова на коне… Твой зятек тебе, выходит, не повредил, а мой сыграл со мной злую шутку. Ни за что ни про что хожу обездоленный, и не знаю, на каком я свете…
– Да ты, Ярмухамет, не горюй, пристроим и тебя…
– На промкомбинат?
– Будешь опять же начальником.
– Над чем начальником?
– Будешь начальником охраны комбината! Что, плохо звучит?
– Звучит-то ничего, да что там охранять?
– Имущество, станки, готовую продукцию.
– От кого?
– Как от кого? От воров и жулья. Работа, сам понимаешь, несложная.
– Да, – согласился Ярмухамет, – работа, что называется, не бей лежачего…
– Не в масштабе суть. Зато при деле будешь… А теперь давай по домам! А то день выдался какой тяжелый.
