Текст книги "Пузыри славы (Сатирическое повествование о невероятных событиях, потрясших маленький городок Яшкалу)"
Автор книги: Агиш Гирфанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
НЕРАЗРЕШИМАЯ ПРОБЛЕМА
– Что вы предлагаете? – спросил Ибрахан.
Булат беспомощно развел руками: ему нечего было предлагать.
Некоторое время назад Факай просил Ибрахана разбить пошивочные ателье на первый и второй разряды и, соответственно, установить новые, повышенные расценки. В директора ателье первого разряда прочил себя, естественно, Факай. В этом предложении на первый взгляд не было нечего предосудительного. Напротив, в финансовом отношении оно сулило комбинату некоторые выгоды, но самому Факаю неизмеримо большие.
Булат раскусил факаевский маневр и открыл глаза Ибрахану, который готов был уже подписать соответствующий приказ, поскольку это совпадало и с его личными интересами.
Нет, нет, боже вас упаси, как могла вам прийти в голову крамольная мысль, будто Ибрахан сдирает со своих подчиненных «калым»?! Ибрахан никогда ни с кого ничего не брал, никогда не понуждал делать ему ценные подарки, подношения. Как-то кто-то из малосознательных сотрудников попробовал открыто, на собрании, преподнести Ибрахану дорогой письменный прибор в ознаменование юбилейной даты – годовщины со дня вступления его в должность управляющего комбинатом. И чем все это кончилось?!
Если б вы слыхали, как Ибрахан отчитал неудачливого подхалима! От него и мокрого места не осталось.
– Государство платит мне оклад, какой я заслужил! Мне этого вполне хватит! А ваши подарки оскорбляют меня перед всем коллективом и бросают тень на мое доброе и незапятнанное имя.
Дальновидные и понимающие толк в жизненной тактике подхалимы сообразили, куда гнет Ибрахан: хорошо, больше не будем позорить начальство открыто перед всем коллективом…
– Что же вы предлагаете, Булат Арсланович? – в который раз спрашивал Ибрахан.
Булат загадочно молчал. Ибрахан обсуждал вслух разные варианты.
– Сохранить в ателье все, как есть, вы правы – нельзя. Поставить Факая в ателье первой категории, согласен, – опасно. Выделить ему отдельную комнату для приема заказов – тоже нельзя. А что же можно?
– Остается одно – то, чего мы с вами безуспешно добиваемся столько времени: включить Факая и всех сопротивляющихся в активную работу по линии ИДБС!
– Хорошо… Пусть будет по-вашему, но кто поручится, что Факай прекратит, как вы выражаетесь, свои темные махинации? – Ибрахан говорил это таким тоном, что никто не мог заподозрить его в пристрастном отношении к Факаю, в желании любой ценой сохранить его для комбината.
Булат сокрушенно вздохнул:
– Да… Заколдованный круг! Неразрешимая проблема! Не может быть… – и снова задумался, обхватив голову ладонями. – Да где гарантия, что в ИДБС он не будет обслуживать на дому выгодных клиентов? Неразборчивый и наглый, Факай определенно напорется на неприятности. И тогда мы с вами заработаем на орехи… Будем чесать затылки, но поздно… Однако при всем том я склонен заставить их работать на благо ИДБС. Правда, нам с вами прибавится хлопот – не спускать с них глаз…
– Быть по сему, – изрек Ибрахан. – Заготовьте приказ: за грубое обращение с заказчицей – депутатом Верховного Совета, как ее там фамилия, Факаю объявить выговор. За шутки с Шагеем – вы там сформулируете как следует – Факаю строгий выговор, а Акопу – просто выговор. И подтвердить старый приказ об их работе по ИДБС… Я подпишу. Пусть ищут новые формы работы…
На другое утро Факаю и Акопу дали ознакомиться с приказом директора. Они встретили его мужественно и достойно.
– Одним выговором больше, одним меньше – какая разница! Не выговорами жив человек! – философски воскликнул Факай. – Не в этом смысл жизни… А искать новые формы работы мы будем! С удовольствием!
«Не будет по-твоему, дорогой Булатик! – рассуждал Факай. – Обведем тебя вокруг пальца, как миленького, и за то скажем тебе пребольшое спасибо… Идти по домам? Пойдем! Но со списком домашних адресов начальства. Никого не пропустим! Всех обойдем…»
Радужным рисовалось будущее и Акопу. Денежки бурной весенней рекой потекут в карман. Акоп тоже будет пользоваться факаевским списком адресов.
Кое-какие перспективы открывались и перед Булатом. Он будет начеку, зорко будет следить за Факаем, Акопом и прочими жуликами. Чуть что обнаружит, прижмет их к стенке… Хватит играть роль невинного бессребреника…
РОДИС – ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Скитаясь по городам, Родис в каждом новом месте выдавал себя то за механика-универсала, то за многопрофильного техника. На Булата Родис после первой их встречи на яшкалинской танцевальной площадке произвел не особенно благоприятное впечатление. Родис не выдерживал долгого, устремленного на него постороннего взгляда, казалось, что он все время настороже.
Не внушал доверия Родис и тем, что у него было слишком много специальностей и ни одной определенной. В милицейских официальных документах такие люди большей частью фигурируют под тремя буквами – б. о. з. – без определенных занятий.
Но, странное дело, в Яшкалинском комбинате Родис с первых же шагов проявил себя действительно незаурядным механиком и техником. Он блестяще справлялся с самым сложным ремонтом любого агрегата – будь то телевизор, швейная или стиральная машина, радиотранзистор или магнитофон. Не дожидаясь данных разведки от старика Шагея, он чутьем собаки-ищейки безошибочно находил объекты, заслуживающие внимания ИДБС. Если по своему масштабу работа оказывалась ему не под силу, он вызывал бригаду, но и при этом самую сложную часть брал на себя. Его стиляжная внешность – обтянутые брючки, мохнатая узкополая шляпа, цветастая нейлоновая рубашка, разрисованная пышными африканскими пальмами, патлатая, как у попа, голова и густая черная борода – резко контрастировала с удивительной его работоспособностью.
Даже те, кто судил о Родисе по его внешнему виду и отзывались о нем недвусмысленно резко: «Вертихвост!», даже они не могли сказать ничего дурного о нем как о работнике. За короткое время он, исполнительный, вежливый и обходительный, снискал в городе единодушные симпатии, особенно, конечно, среди молодых домохозяек. Яшкалинки отдавали должное всему хорошему, что делалось под знаком ИДБС.
– Раньше, бывало, несешь всякое домашнее барахло на ремонт, неделями ходишь потом за готовым заказом, да все без толку. А теперь, любо-дорого, все делают у тебя же на дому. Больше того, тебя может и не быть дома, а все сделают честь по чести, как в лучших столичных мастерских. Что, может, не так?
Восьмидесятилетняя старушка слов не находила, чтобы поблагодарить персонально Родиса, который позаботился о ней, словно о родной матери, привел в идеальный порядок ее – пусть скромное – хозяйство. И проделал все это днем, на глазах у соседей. От денег, предложенных старушкой, он отказался, довольствуясь тем, что старушка при всех расцеловала его и от всего сердца сказала: большой рахмат…
Как-то, совершая оперативный обход поселка, Родис обратил внимание на добротный, с резными наличниками, дом, окна которого были украшены вышитыми занавесками. В доме стояла мертвая тишина. Собак нигде не было слышно.
Ворота были накрепко заперты изнутри на солидный замок. Открыть замок для Родиса не представляло никаких трудностей. Не звонить же хозяевам, беспокоить их, чтобы встретили незваного гостя!
Чтобы заранее, хотя бы для себя лично, определить фронт предстоящих работ, Родис прежде всего заглянул в сарай. Боже мой, сколько там валялось всякой рухляди, которой давно было место на свалке! Однако опытный глаз заметил какой-то странной формы агрегат с многочисленными трубочками и колбочками. Такие приборы можно встретить в школьных физкабинетах, где они служат для объяснения законов диффузии и помогают решать задачи с сообщающимися сосудами. Агрегат бездействовал, и Родис никак не мог взять в толк, для чего он, собственно, предназначен. Странный агрегат что-то смутно напоминал, но что именно, Родис не мог вспомнить. Не теряя драгоценного времени, он быстро извлек из широкого портфеля, где у него лежали всевозможные инструменты и материалы, мешковину, тщательно завернул аппарат и унес его, покинув дом так же тихо, как вошел, заперев ворота снова на замок.
На другой день вечером Родис проник во двор дома с резными наличниками. На этот раз окна были настежь раскрыты, из дома доносилось жалобное пение. Женский голос с надрывом распевал по нескольку раз одни и те же куплеты:
Я тоскую, я скучаю
Без тебя, мой милый.
Скоро вовсе одичаю,
Ждать тебя нет силы…
Родис нажал звонок у входа в дом. Нежный женский голосок протяжно спросил:
– Кто та-ам?
– Я.
– Кто это – я?
– Тот, по ком скучаете, кого ждете!
– Как вы попали сюда? Ведь ворота были закрыты…
– Для кого-то они были закрыты, но не для меня.
– С вами тогда опасно иметь дело…
– Быть может, да, быть может, нет… Все зависит от того, чего вы ждете от меня…
– Ответьте на один вопрос.
– Охотно… Спрашивайте!
– Жена не придет за вами?
– Это исключено. Я холост и одинок, как былинка в поле.
– Так я и поверила! Все мужчины говорят так…
– А я исключение. Если боитесь, нечего было жалобным пением завлекать бедного одинокого мужчину.
– Рискну в последний раз: входите! – В дверях дважды щелкнул ключ. Родис вошел в полутемный коридор, массивная рука увлекла его вовнутрь дома. В ярко освещенной гостиной, которая служила одновременно и столовой, и спальней, он наконец получил возможность лицезреть хозяйку дома, пристально, по-деловому изучавшую незнакомца.
– Салям, красавица! – приветствовал хозяйку гость.
– Здрасте! – И она протянула ему увесистую руку. – Меня зовут Гиззельбанат.
– А меня зовите просто Родис. Будем считать, что мы уже знакомы.
Про хозяйку нельзя было сказать, что она стара, но и молодой ее можно было назвать с большой натяжкой. Одно сразу бросилось в глаза Родису – щечки хозяйки при взгляде на пришельца загорелись ярким румянцем.
– Проходите, пожалуйста, садитесь, чувствуйте себя, как дома, – пригласила Гиззельбанат.
Родис развязно и равнодушно, будто был здесь не впервые, бросил свой огромный портфель и пиджак на диван и, прежде чем сесть, обшарил взглядом обстановку комнаты. Все было добротно, весомо и значительно. Во всем чувствовалась домовитость, забота о личном преуспеянии. Круглый стол – не большой и не маленький, но достаточный для того, чтобы в праздничные дни за него могли усесться десять – двенадцать гостей. Платяной шкаф, конечно, с зеркалом во всю длину шкафа. Видно, хозяйка любила обозревать в нем свою фигуру. Комод, широкий диван, железная кровать с разрисованной спинкой. На кровати пуховые подушки разных размеров в шесть этажей. Одного комода хозяйке было мало, тут же напротив стоял большой сундук, обитый белой жестью. Здесь, наверное, хозяйка хранила наиболее ценные вещи.
На всех стенах бесконечное множество вышивок с изображением кошечек разных мастей, целующихся голубков и цветов в корзинах. Видимо, вышивание было излюбленным занятием хозяйки, коротавшей за ним скучные одинокие вечера. Над вышивками висели под стеклом в деревянных рамочках фотографии.
Во всю длину кровати со стены на хозяйку дома днем и ночью глядели два стройных лебедя, которых с рук кормила полураздетая пышногрудая дива.
Родису в таких домах было все знакомо и привычно, он мог, закрыв глаза, перечислить малейшие детали обстановки. На комоде обязательно должны выстроиться по ранжиру костяные слоны и слоники, пустые флаконы из-под одеколона и духов, красочные почтовые открытки с надписью «Желаю счастья», полученные хозяйкой ко дню рождения.
Родису не надо было быть чтецом чужих мыслей, он заранее предвидел, что именно скажет хозяйке. И он угадал: Гиззельбанат действительно предложила ему просмотреть семейный альбом, а она пока накроет на стол.
Родису ужасно не хотелось тратить попусту время на просмотр семейного альбома, ему было совершенно безразлично, кого двадцать и тридцать лет назад запечатлел безвестный фотограф – племянницу покойного дяди или внучку любимой тети. Родис тактично отодвинул альбом на край стола, взял хозяйку за руку и, заглянув ей в глаза, подобострастно произнес:
– К чему мне фотокарточки, когда передо мной прекрасный оригинал. Вы, милая хозяюшка, сразу видать, натура довольно сложная. Вас без ста грамм не раскусить.
Гиззельбанат еще пуще зарделась и торопливо раскрыла буфет:
– Ради такого гостя могу и раскошелиться. Угощу вас домашним коньячком. Деверь из деревни прислал. – И она выставила на стол пол-литровую бутылку с мутно-желтой жидкостью, затем принесла из кухни большое блюдо со студнем. – Знай я, что у меня будет такой гость, конечно, все было бы иначе… А так не обессудьте…
– И на том спасибо! Эх, Гиззельбанат, Гиззельбанат, чего, дорогая, скромничаешь и хочешь, чтобы я вознес благодарственную молитву во здравие несуществующего деверя. (Родис нарочно перешел на «ты». Он знал, хозяйка протестовать не будет. Дистанция между ними сразу сократилась, и установился дружески-интимный контакт.) Признайся: ведь это твои золотые ручки сотворили золотистый коньячок.
Гиззельбанат замахала обеими руками.
– Не будем играть в прятки. Когда я шел сегодня к тебе, красавица, знал наперед: в этом доме меня угостят самодельным коньячком.
– Вы что, провидец? – кокетливо спросила Гиззельбанат.
– Нет, милая, всего лишь агент…
Гиззельбанат сразу побледнела и, заикаясь, вымолвила:
– Я так и знала… Я сразу почувствовала, что вы пришли неспроста… Что вы – агент розыска…
– И ты ошиблась, красавица моя. Я агент, но не розыска…
Гиззельбанат совсем растерялась. Румянец на щеках поблек, глаза трусливо забегали, руки задрожали и чуть не уронили рюмку, выдавая хозяйку с головой.
Она сделала робкую попытку отвести от себя надвигающуюся беду:
– А чем вы докажете, что аппарат принадлежит мне?
Родис припер бледную Гиззельбанат к стенке:
– Требуешь доказательств? Могу подробно перечислить, какое барахло я обнаружил в твоем сарае вместе с самогонным аппаратом.
Гиззельбанат поняла: отпираться бесполезно – и пошла на попятную;
– Но он же никуда негодный. Храню, как память от деда…
Родис продолжал наступать:
– Не прибедняйся: машинка вполне исправная и действует, как говорится, на полную проектную мощность. Можешь сама убедиться…
Хозяйка окончательно растерялась:
– Ничего не понимаю… С каких пор агенты починяют самогонные аппараты?
– Очень просто: делать людям добро – входит в мои служебные обязанности.
Гиззельбанат постепенно приходила в себя и пустила в ход самое сильное свое оружие – обаяние:
– Ты и впрямь похож на ангелочка, только где крылышки?.. Не понимаю, с чего же ты, ангелок, живешь, ежели расточаешь добро направо и налево? Ведь тебе и поесть надо, и приодеться. Кто заботится о тебе, родненький?
– Пойми, дурочка, будь я ангел, давно бы ноги протянул, а я живой человек, мужчина, можно сказать в соку. Мне и то нужно, и другое, и двадцать третье… Я служащий. Слыхала, наверное, про ИДБС?
– Как не слыхала! Всякое про вас говорят. То жуликами обзывают, то благодетелями. Говорят, вдовам и одиноким женщинам помогаете. А видать в лицо – не видела.
– Так я и есть этот ИДБС. Врать не буду, состою в нем агентом…
– Тогда угощайся, Родисунчик дорогой, – Гиззельбанат наконец успокоилась и пришла в себя. На столе неведомо откуда появилась копченая колбаса, жирная селедка, вишневая наливка. Хозяйка мобилизовала свои ресурсы, дабы прочно завоевать симпатии молодого джигита. – Угощайся и расскажи, что это за птица ИДБС? А то никто толком не объяснит.
Родис, основательно проголодавшийся за день, уселся поудобнее и стал поглощать все, что было на столе, запивая «домашним коньяком» и вишневой наливкой. В редкие перерывы между отдельными блюдами и закуской он подробно рассказывал, что собой представляет ИДБС и какие благородные цели оно преследует.
Гиззельбанат тяжело вздохнула и всплеснула руками:
– Так это же то, что нам, одиноким женщинам, нужно. А там в вашем Идебесе нет такого отдела, чтобы занимался устройством личной жизни одиноких женщин?
Родис притворился, будто предложение Гиззельбанат его заинтересовало:
– Это же блестящая идея! Я сегодня же доложу нашему руководству. Раз мы сказали «а», надо сказать и «б». Наш долг позаботиться о неустроенных одиноких женщинах. Это же благородное дело! Я обещаю, крошка, подобрать для тебя подходящего жениха. Век будешь благодарить.
– А мне не нужно никакого жениха, – страстным шепотом произнесла хозяйка.
– Как не нужно, – удивился Родис, – только что изливала душу…
– У меня уже есть избранник сердца…
– Что же ты морочишь мне голову? – возмутился Родис.
– Не сердись, родимый, – ты мой избранник. С первого взгляда покорил меня…
Родис поспешил уйти от столь рискованной и чреватой последствиями темы:
– Пока у нас, к сожалению, нет специального отдела по устройству личной жизни. Если тебе, помимо этой спиртогонной штуковины, может, что нужно подремонтировать, скажи, я запишу. В два счета обделаем в наилучшем виде…
– Как мне не нужно? Очень даже нужно! Я женщина одинокая, слабая, не все мне под силу. Телевизор барахлит, картинки делятся пополам. Диван скрипит. Так, что не уснешь… И во дворе много чего надо исправить… Вот кабы ты навсегда согласился ко мне переехать… А то на время, чуть привыкнешь к тебе, а ты уже, глядишь, смотаешь удочки. Комнату отдельную выделю. Денег твоих мне не надо, своих достаточно. Зарплата у меня остается нетронутая, потому как на консервном работаю, оттуда понемножку выношу… В подвале своя картошка, соленья разные. Я женщина хозяйская, домовитая. В убытке не будешь… Но учти – я человек осмотрительный, так, сослепу, за парой брюк гоняться не стану. Мне нужен мужик положительный, а не какой-нибудь вертопрах… Расскажи про себя. И подробнее.
Родис так красочно описал свое тяжелое детство, что чуть слезу не вышиб из глаз сердобольной хозяйки. Круглый сирота с детских лет. Холост, в браке не состоял. Живет в общежитии для холостяков, где за тобой никакого присмотра. О том, что он приударивает за дочкой участкового милиционера Тинирой, по скромности и во избежание кривотолков, естественно, умолчал.
– Ну, вот и хорошо. Переезжай, дорогуша, в мое семейное общежитие. Будешь у меня как у аллаха за пазухой. И уход за тобой будет, и ласка. И вдобавок ко всему принесу тебе в приданое облигации Золотого займа на две тысячи. Тоже на улице не валяются.
Пресытившись едой, Родис вытер платочком рот и поблагодарил гостеприимную хозяйку, которая поудобнее расположилась на застеленной кровати. Желая на деле доказать свою любовь с первого взгляда, она пальчиком поманила к себе агента ИДБС.
– Садись, милок, рядком, да потолкуем ладком…
Родис был настороже, не дал себя обольстить. Однако, услышав про облигации, навострил уши:
– А ты, любушка, покажи их мне. У меня, да будет тебе известно, счастливая рука. Годами облигации лежат, не выигрывают, но стоит мне прикоснуться – и что ни тираж, то выигрыш.
Но Гиззельбанат тут смекнула, что не стоит рисковать и отдавать облигации человеку, с которым едва знакома, и сослалась на то, что облигаций у нее сейчас нет: они сданы, мол, на хранение в сберкассу.
– Завтра, в обеденный перерыв, забегу в кассу за облигациями… Передам тебе для проверки…
Родис приличия ради посидел еще немного, даже позволил хозяйке чуть-чуть прижаться к нему, а потом как бы невзначай взглянул на часы и испуганно вскочил с кровати:
– Совсем позабыл… Вот что значит женские чары… У меня сегодня запланировано еще столько дел. Если сорву план, начальство взгреет. Лучше уж завтра подольше посидим… – И, чмокнув Гиззельбанат в щечку, удалился. Гиззельбанат вздохнула:
– Что за времена наступили, что за нравы! Надо будет выпытать через подружек – может, они слыхали, что собой представляет Родис. Все они, пока ухажеры, говорят, что холостые.
Чернобородый владелец нейлоновой рубашки с разрисованными пальмами знал, что нравится девушкам и женщинам, что способен произвести на них неотразимое впечатление, но даже он никак не ожидал, что так молниеносно, с первого взгляда, сразит женское сердце. Когда он покинул Гиззельбанат, у него на секунду екнуло что-то внутри, он хотел было вернуться. Сквозь раскрытое окно доносилось грустное пенье, словно пел соловей с ранеными крыльями:
Я тоскую, я скучаю
Без тебя, мой милый.
Скоро вовсе одичаю,
Ждать тебя нет силы…
Родис молча постоял у окна, вспомнил о том, что у него сегодня свидание с Тинирой, тяжело вздохнул и быстро удалился…
Сложной и противоречивой натурой был Родис. Ему неизменно сопутствовал успех, но он столько раз обжигался, в нарсудах на него было заведено столько алиментных дел, что только, скитаясь по всей республике, он спасался от полного банкротства.
И вместе с тем, в служебных делах он был человеком слова. И на этот раз он с лихвой выполнил обещания, данные под хмельком Гиззельбанат.
В точно назначенное время Родис вместе с бригадой ИДБС в отсутствие хозяйки явился в ее дом. Она была на работе и оставила ключ от квартиры в условленном месте. Предусмотрительный Родис проник в квартиру первым. И правильно поступил. На комоде под салфеткой нашел записку. «Миленький мой Родис! Если заболит голова, живая вода за комодом. Соленые огурчики в подвале!» Родис быстро спрятал записку. Ему сегодня не до живой воды, не до огурчиков… Гиззельбанат обещала побывать в сберегательной кассе и передать ему облигации…
Пока члены бригады ИДБС ремонтировали все, что требовалось привести в порядок, включая телевизор и диван, Родис положил под салфетку на комоде ответную записку: «Жди меня, и я приду, только очень жди!»
Вернувшаяся с работы Гиззельбанат ходила по дому счастливая и взволнованная. Нет, что ни говорите, только настоящий рыцарь мог ради любимой дамы сделать столько хорошего!
Она еле дождалась вечера, когда в окне показалась нейлоновая рубашка с африканскими пальмами. Она прильнула к груди Родиса, крепко-крепко расцеловала своего благодетеля и вручила ему облигации.
Родис пересчитал их, вынул из портфеля квитанционную книжку и выдал расписку на столько-то облигаций трехпроцентного займа, взятых на проверку.
– У нас все по закону… Это тебе не шарашкина контора, а солидная фирма – ИДБС!
Предчувствие не обмануло Родиса: на четыре облигации пали выигрыши, и не малые: на две – по двадцать рублей, на одну – пятьдесят рублей и, что особенно вскружило ему голову, на двести пятьдесят рублей. Он не поверил, какое счастье нежданно-негаданно ему привалило.
– Слушай, дорогая, хорошую весть! – словно выступая на общегородском митинге, возвестил следующим вечером доброй хозяйке Родис. – На две облигации пали выигрыши по двадцать рублей.
Благодарная Гиззельбанат еще сильнее прижалась к агенту ИДБС и осыпала его лицо жаркими поцелуями. Родис на этот раз не отбрыкивался от ласк, отвечая тем же. Гиззельбанат приписывала это своим неотразимым чарам, хотя в действительности Родис выражал всего-навсего признательность вдовушке, одарившей его счастливыми облигациями.
Гиззельбанат млела от неземного счастья и шептала!
– Хазер улям! Сейчас умру!
– Не умирать надо, а жить. Долго, долго жить! – отвечал Родис.
В перерыве между ласками Родис вернул хозяйке облигации, приложив к ним выигрыш – сорок рублей. О более крупных выигрышах он, естественно, умолчал, заменив счастливые облигации другими, приобретенными тут же, в сберкассе.
Гиззельбанат сделала красивый жест:
– Выигрыш принадлежит тебе, мой хороший!
– Ты меня оскорбляешь! Я выполнил свой служебный долг, и только! Купи себе что-нибудь на память…
– Ярай, ярай… Ладно, ладно… Я куплю браслет и выгравирую на нем твое имя, дорогой.
– Умница ты у меня. Купи лучше серьги. – Предусмотрительный агент предпочитал не оставлять после себя даже косвенных следов.
– Пусть будет по-твоему. Но облигации возьми себе. У тебя счастливая рука…
Родис отнекивался и от этой чести, он серьезно опасался, что Гиззельбанат пытается таким образом напрочь закабалить его. Он разгадал ее маневр и искусно отбил атаку:
– Облигации оставь у себя. У меня будет лишний повод навестить тебя. Мы вместе будем проверять таблицы выигрышей…
– Какой ты хороший! – не унималась хозяюшка. – В наше время такие, как ты, редкость! Чем же тебя отблагодарить? Хочешь, я объявлю через газету благодарность тебе и твоему ИДБС?
– Мне большей награды и не надо. И начальство будет довольно, и мне перепадет.
Гиззельбанат совсем разошлась и выставила на стол все наличные запасы съестного и горючего. Насытившись, они уселись на диване и в обнимку смотрели телевизионную передачу: на голубом экране картинки больше уже не рвались пополам. Часы пробили девять. Родис покинул Гиззельбанат, которая настаивала на том, чтобы он остался. Но Родис сослался на неотложные дела, и хозяйка, сокрушаясь, проводила его до ворот.
– До скорой встречи, родимый! А я пойду писать письмо в редакцию.
