Текст книги "Жаркое лето Хазара (сборник)"

Автор книги: Агагельды Алланазаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

"На что мне одной эта огромная квартира, если вас в ней не будет?" – Тоты наконец-то дала волю слезам. "Как же я люблю тебя, дитя моего дитяти!" – она прижала фотографию внука к своей груди. Мысли Тоты о детях плавно перетекли в мысли о Хасаре. И она поняла, что все ее обиды на этого человека рассеиваются, как дым, как утренний туман. Все, сказала она себе, завтра же позвоню к ним домой и расставлю все по своим местам.

Вечер пролетел незаметно, и уже настала глубокая ночь. Вспомнив, что завтра с утра надо снова отправляться на работу, Тоты стала собирать небольшой сачак, который каждый раз расстилала, собираясь поесть.

И снова на нее нахлынули тоскливые мысли. У нее две дочери, двое внуков, а она как безродная, проводит время в одиночестве. Но в этом виноваты не ее дети, а ее собственный неуживчивый характер. Ведь ездила же и довольно часто к ней старшая дочь с детьми и мужем, наполняла этот дом жизнью? Да, она снова почувствовала себя брошенной, и обида захлестнула ее. Уткнувшись лицом в подушку, она долго и горько плакала о своей не сложившейся судьбе.

* * *

Назавтра Тоты позвонила в справочную и узнала номер домашнего телефона Хасара, позвонила туда. Но вначале к телефону очень долго никто не подходил. Наверно, возятся во дворе, кто же там будет сидеть у телефона и караулить его? И лишь после второго долгого звонка на том конце провода трубку подняла запыхавшаяся женщина.

Поняв, что трубку поднял не сам Хасар, а к телефону подошла его мать, Тоты некоторое время молчала, раздумывая, как ей лучше поступить. На том конце провода проявили нетерпение:

– Слушаю, говорите же!

Тоты поняла, что если она и дальше будет молчать, женщина подумает, что это звонит кто-то из тех, кто любить баловаться, возмутится и бросит трубку. С бьющимся сердцем, волнуясь, произнесла:

– Здравствуйте, дайза! Как ваши дела, как здоровье? Дома ли Хасар? – она чувствовала себя неловко. Услышав голос Тоты, женщина на том конце провода ойкнула, словно кто-то толкнул ее в бок. Тоты так и не поняла, чем была вызвана такая реакция женщины, только услышала, как та возмутилась, прежде чем швырнуть трубку на рычаг:

– Неужели у этой нахалки хватило совести звонить к нам домой?!

В это время в доме не было ни Хасара, ни его брата с семьей. На хозяйстве оставалась только мать Хасара, которая была и хозяйкой, и сторожем дома. Тоты не знала, что Дунья тоже называла свою свекровь "дайза" – "тетя".

В начале Тоты расстроилась из-за того, что мать Хасара так грубо ответила незнакомому человеку, не попытавшись даже выяснить, кто она, но, поразмыслив, поняла, что мать приняла ее за женщину, разрушившую семью сына, то есть за свою бывшую невестку. Может быт у них голоса похожи.

Тоты пожалела, что не представилась, за что и поплатилась тем, что ей пришлось выслушать неприятные слова, хотя и адресованные совсем другому человеку.

Сердце все еще трепыхалось в груди, как пойманная в клетку птичка. Тоты долго не могла отойти от этого неприятного разговора.

Некоторое время она сидела, держа трубку в руке и забыв положить ее на рычаг. Потом она очнулась, отнеслась к случившемуся с улыбкой, погладила телефонную трубку и положила ее на место.

* * *

Зимой на берегу моря даже днем чаще всего бывает пасмурно, как при наступлении сумерек. Зато воздух чист и свеж, и эту свежесть придает морской воздух, окутавший город и окружающие его горы.

Хасар решил, что больше ни за что не пойдет к своей бывшей студентке и не станет просить у нее работы, пока она сама не пригласит его, не станет навязываться ей. В то же время он думал о том, что ему надо искать работу в другом месте. А подумал он так потому, что как-то на днях его мать сказала: "Слушай, оказывается, дочь Ковусаогурджалы заведует нашей поликлиникой. Я там была на прошлой неделе, и она сама меня узнала. Я-то видела ее совсем ребенком, а она вон уже во взрослую женщину превратилась. Пока был жив отец, мы даже общались с этой семьей, какие-то родственные связи поддерживали. А институт она закончила не так давно, после того, как наша страна обрела независимость. Наверно, попала в струю, ведь сейчас везде молодых продвигают… Хасар, может, наведаешься к ней? Другим она, может, и откажет, но если ты напомнишь ей о себе, тебя она без работы не оставит, огурджалинец огурджалинца всегда поддержит, а как иначе?" И были в этих ее словах и гордость, и надежда.

На другой же день Хасар пришел в городскую поликлинику, о которой говорила его мать. Узнав от секретарши, что главврач вышла и находится где-то поблизости, он сел на свободный стул среди ожидающих приема больных и стал ждать. Главврач не заставила долго ждать, вскоре она появилась на другом конце коридора, на шее у нее был фонендоскоп, она шла и разговаривала с другой женщиной в таком же белом халате.

Хасар никогда прежде не видел ее, но по тому, как держалась она, как разговаривала с другим врачом, понял, что эта молодая стройная худощавая женщина и есть та самая огурджалинская девушка, о которой говорила его мать.

Она уже была у дверей своего кабинета, когда Хасар встал с места и обратился к ней.

– Я к вам. Сможете уделить мне пару минут своего времени?

Доктор замедлила шаг и вопросительно посмотрела на незнакомого мужчину. Хасар продолжил:

– Я пришел к вам по вопросу трудоустройства.

Ответ женщины был коротким:

– У нас, яшули, работы нет. У нас сейчас идет сокращение штатов! Мы не знаем, куда устроить своих оставшихся без работы людей. И потом, от нас требуют брать на работу не таких, как вы, людей почтенного возраста, а молодых, недавних выпускников института.

После такого ответа Хасару не пришлось даже знакомиться со своей родственницей.

Хасару хотелось как можно скорее устроиться на работу, он готов был идти куда угодно, лишь бы не сидеть дома.

Он чувствовал, что вынужденное безделье заставляет его и к себе относиться иначе, он считал свое положение унизительным и все чаще был недоволен собою.

И еще в одном месте он решил попытать счастья. Пошел на станцию скорой помощи. Хасар знал, что многие врачи относятся к работе на "скорой" с некоторой долей скепсиса, считая ее не настоящей, и потому долго не задерживаются там, стараются найти работу в каком-нибудь стационаре. И все же многие, не найдя работы в другом месте, вынуждены оседать на станции. Что ж, решил Хасар, а вдруг там ему повезет больше?

На этот раз он решил предусмотреть все. Чтобы потом не выслушивать отказ, для начала зашел в отдел кадров и поинтересовался, есть ли какие-то вакансии. Отдел состоял из одной работницы, которая по совместительству была еще и одним из бухгалтеров. Поэтому она и сидела в кабинете с вывеской "Бухгалтерия".

– Нет ли у вас какой-нибудь работы для доктора? – спросил Хасар, и девушка из отдела кадров посмотрела на него как на ненормального, пожала плечами, не понимая, почему этот вопрос задают ей. "С луны, что ли свалился этот человек?" – читалось в ее взгляде.

Дело в том, что любой, кто устраивался сюда на работу, должен был вначале встретиться с главврачом станции скорой помощи, а уже тот направлял просителя в отдел кадров для оформления бумаг.

– Вас начальник направил?

– Нет.

– Тогда вначале переговорите с ним, а уже потом приходите ко мне!

Во время этого диалога женщина средних лет, напоминавшая мать семейства и сидевшая за просторным столом в углу комнаты, сняла очки, отодвинула в сторонку бумаги, подняла голову, давая понять, что слышала часть разговора, и внимательно посмотрела на Хасара. Всем своим видом она изображала удивление и непонимание: как это человек, не побывав у начальства, пришел устраиваться на работу. Со своего места подала реплику: "Башлыка сейчас нет на месте, он уехал на совещание в хякимлик, а оттуда отправится в финотдел", тем самым как бы говоря, что сейчас Хасару не стоит даже искать его. Хасар взглянул на женщину, и ее лицо показалось ему знакомым, в особенности, когда она сняла очки. Но в тот момент он никак не мог вспомнить, где он видел эти глаза.

Спустя какое-то время после ухода Хасара главный бухгалтер, о чем-то вспомнив, с довольным видом посмотрела на работающих женщин.

– Девчонки, знаете, кто к нам приходил? Если я не ошибаюсь, это Хасар Мамметханов, наш земляк…

Женщины вопросительно смотрели на свою начальницу, не понимая, что она хочет этим сказать.

– Я не сразу его узнала. О-о, сколько времени с тех пор прошло! Думаю, и он меня не узнал, иначе точно сказал бы "Сонечка Мармеладова…" – довольно улыбнулась она, вспоминая о чем-то своем. А потом и вовсе погрузилась в воспоминания… – В те годы Хасар Мамметханов был стройным, красивым юношей. У нас в городе работал известный врач Яков Лазаревич Аким, он был его учеником.

Про Хасара он говорил, что он его преемник, со временем заменит его на посту главврача. Они вместе делали операции – известный врач и его ученик, который ассистировал ему…

На обратном пути и Хасар вспомнил ту женщину, показавшуюся ему знакомой. Ну, конечно, это же Сонечка Мармеладова, которую приняли на работу помощником бухгалтера при Якове Лазаревиче. Она тогда была тоненькой девушкой, только что окончившей бухгалтерские курсы.

Звали ее Сонечка, а отчество, возможно, у нее было другое, но Яков Лазаревич ласково называл ее именем героини одного из романов любимого им Достоевского Сонечкой Мармеладовой.

Хасару было приятно вспомнить этот добрый эпизод из своей прошлой жизни. После такого воспоминания у него появилось чувство удовлетворения, словно он уже устроился на работу.

На завтра он пришел к заведующему "скорой помощью", когда тот был на рабочем месте. Заведующий оказался человеком кавказской национальности, плотного телосложения, с блестящей лысиной и седыми усами.

Не выслушав Хасара до конца, сказал: "Врачи нам нужны", а потом, вместо того, чтобы спросить, какова его специализация, спросил: "Какое образование?"

– Высшее.

– Высшее какое?

– Хирург.

– Практик?

Хасар никак не мог понять, что конкретно он хочет узнать от него. Но потом сообразил, что тот интересовался, делал ли он сам операции или занимался перевязками в поликлинике.

– Я оперирующий хирург, – кивнув головой, ответил Хасар.

Руководитель скорой помощи и после этого, не меняя своего хладнокровного вида, шумно выдвинул ящик стола, достал оттуда лист бумаги и протянул Хасару.

– Пиши заявление. Думаю, вам известны условия нашей работы. Если не знаете, сообщаю: сутки работы через двое суток отдыха. Если согласны, приходите завтра к четырем и принимайте смену!

Так Хасар на следующий день после написания заявления приступил к работе на станции скорой медицинской помощи.

Хасар знал, что эта работа больше подходит молодым, что ему будет нелегко, и все равно был благодарен этому руководителю с неприветливым лицом за то, что он без лишних расспросов предложил ему работу и радовался тому, что есть еще люди, которые превыше всего ставят интересы дела. Хасар поверил, что сможет сработаться с этим человеком. И не ошибся.

В тот день, когда Хасар впервые встал на дежурство, заведующий с развевающимися полами белого халата решительно вошел в дежурку, где в ожидании вызова находились врачи. Он сразу же подошел к Хасару, улыбнулся ему и протянул руку:

– Хасар Мамметханович! Туркмены говорят: не узнавши, не уважит. Я хоть и не видел вас раньше, но слышал, что какой-то парень из Красноводска служит в Германии, работает начальником центрального госпиталя советских войск. Гордился тем, что у нас такой земляк. Но кому могло прийти в голову, что вы можете появиться у нас? Сколько лет вы возглавляли госпиталь там?

– Двенадцать лет!

– Это генеральская должность.

– Да, только я полковник.

– Высокий чин. Если бы не случилось всей этой заварухи, и вывода советских войск, через пару лет вы точно стали бы генералом.

– Значит, не судьба.

– Что, правда, то, правда. Но вы прошли завидный путь…

Заведующий скорой помощью продолжил разговор в том же духе. – С вашим приходом у меня возникла еще одна мысль.

Раньше у нас было хирургическое отделение, но после того, как одни врачи уехали, а другие вышли на заслуженный отдых, мы были вынуждены закрыть его. Вот теперь к нам пришли вы. И хотя говорят, что оперировать должны только в одном месте города, мы что-нибудь придумаем. Даст Бог, обязательно заново наладим работу отделения! – с пафосом произнес он.

Хасар был благодарен главврачу скорой помощи за добрые слова в его адрес, за то, что он узнал его и выказал ему свое уважение. После, раздумывая о случившемся, он согласился с пословицей "Дома и стены помогают".

* * *

Глубокой ночью раздался телефонный звонок, в это время семья Мамметхановых уже крепко спала. Хасар и вовсе спал беспробудным сном. В первый раз, отдежурив сутки на новом месте работы, ближе к вечеру сдал смену другому врачу и, усталый, отправился домой, неся на себе капли дождя с первыми в этом году снежинками. Умывшись и поужинав, устроился удобнее перед телевизором, включил программу «Ватан», чтобы послушать последние новости, но бессонная ночь и усталость взяли верх, и он крепко уснул там же, где лежал, подложив под локоть подушку.

Увидев спящего сына, мать укрыла его, зная, что во сне человек мерзнет, но он тогда проснулся.

– Иди, сынок, ложись в свою постель, там тебе будет удобнее. И не забудь носки снять, пусть ноги тоже отдохнут! – сказала его любящая мать.

Ходжа, увидев, что старший брат уснул, тоже решил не беспокоить его, выключил телевизор и ушел в соседнюю комнату, чтобы вместе с детьми посмотреть "Ватан" по маминому телевизору, который детишки называли "бабушкиным".

Сквозь сон Хасар слышал беспрерывный телефонный звонок, но никак не мог сообразить, во сне он его слышит или наяву. А телефон продолжать звонить в темноте, как будто что-то хотел сказать. Тем временем послышались шаги Ходжа, который прошлепал мимо комнаты Хасара и заспешил к телефону.

Следом послышался хрипловатый сонный голос Брата:

"Алло!" И сразу вслед за этим раздались его отрывистые испуганные возгласы: "Где? Когда? Он хоть жив?" Похоже, случилась какая-то непоправимая беда.

Услышав отчаянные крики сына, из своей комнаты, держась за стену, выползла грузная женщина, мать сыновей.

Она испуганно спросила:

– Что? Что случилось, сынок?

Ходжа только произнес "Арсланджан", больше не смог сказать ни слова, ком подступил к горлу и лишил его голоса.

Он молчал, глотая горькие слезы.

– Ах, горе мое горе! – запричитала старуха, поняв, что с ее внуком случилось что-то страшное, и рухнула на пол. – Что-то с самолетом случилось?

Потом посмотрела на сына так выразительно, что было ясно: она хочет как можно скорее узнать, что случилось с ее внуком.

– Мама, Арслан ехал к нам и около Казанджика попал в аварию.

– Вай, он жив хотя бы?

Не получив на свой вопрос ответа, мать зарыдала в голос.

Проснувшись от ночного шума и голосов. Хасар наспех надел рубашку, кое-как застегнул ее и появился на пороге комнаты.

Ходжа, первым получив страшное сообщение, не сдерживая слез, кинулся на шею брату.

– Хасар дяде, Арслан джан попал в аварию!

– Где, когда?

– Около Казанджика, примерно в том месте, где в тот год солдат расстрелял поэтов.

– Откуда ты знаешь?

– Только что из Ашхабада позвонила его сестренка Мяхри джан. А к ним звонили из Казанджика. Его мать уже выехала в эту сторону на машине.

– Как его состояние?

– Из больницы сообщили, что он в очень тяжелом состоянии, – Ходжа решил не говорить всей правды, чтобы до смерти не перепугать мать и брата, оставить им крохотную надежду, хотя звонившие просили их забрать тело погибшего.

Поняв, что случилось самое страшное, Хасар почувствовал, как по телу его пробежал ток.

Зашумело в голове, уши перестали слышать. Мысль о том, что его сын, его любимый Арслан, погиб, заставила его задрожать всем телом. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не зарыдать во весь голос.

Немного успокоившись, Ходжа занялся поисками родственников и друзей, которые бы вместе с ним поехали за Арсланом. Первым делом он позвонил младшему брату своей жены.

Когда на том конце провода подняли трубку, он сразу же представился: "Нияз, это я!"

– У вас все хорошо?

– Нет, не хорошо. Слушай меня! – решительно произнес он, давая понять, что спешит. – Ты оденься и срочно приезжай к нам, мы уже готовы тронуться в путь… Не забудь захватить водительское удостоверение, машину вести придется тебе.

Свою машину ты не бери. На моей и Хасара машине поедем в Казанджик!..

Во втором доме, куда позвонил Ходжа, никто не поднял трубку. Подумав о том, что они на ночь отключают телефон, чтобы никто не беспокоил, Ходжа рассердился на двоюродного брата.

– Ну что они за люди такие! Зачем надо телефон отключать!

Разбуженный сосед быстро оделся и пришел к ним.

Теперь путников стало четверо. Они уже открывали ворота, когда из дома вышла мать:

– Заверните в Небитдаг и возьмите с собой одного из дядь! – напомнила сыновьям о своих родственниках.

Хасар с братом сели в его машину, ее вел Ходжа. Они ехали молча, и вид у них был такой, будто они только что поссорились.

Все струны души были натянуты до предела, в голове были только мысли об Арслане, о его тяжелом состоянии.

Уже начало светать, но все вокруг, особенно в тех местах, куда не доставал свет фонарей, находилось во власти тьмы, деревья и дома казались перевернутыми и похожими на миражи, тихо плывущие в ночи.

Пока ехали по городу, машины иогда сбавляли скорость и ехали тихим ходом. Улицы были пустынны, люди все еще находились во власти сладкого предутреннего сна. В такую пору выехать из дома человек может только по нужде, тем более не хочется покидать теплого дома в такое холодное время года.

Когда выехали из города, они словно опять оказались в ночи. Машины, почувствовав простор, прибавили скорость.

Сейчас они были похожи на людей, спешивших к тому месту, где Арслан, ехавший из Ашхабада к отцу в Красноводск, попал в аварию и перевернулся на своей машине, чтобы опередить его и забрать с собой прежде, чем он окажется на этом гиблом месте.

Еще через какое-то время Хасар вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха, и опустил стекло со своей стороны.

Тотчас же с улицы ворвался холодный воздух и стал биться по стенам кабины, как попавшая в клетку птица. Влажный воздух был пропитан терпким запахом растущей в этих местах полыни.

Воздух постепенно начал сереть, и ночь вынужденно уступила место нарождающемуся дню.

Состояние Ходжа было не лучше, чем у его брата, стиснув зубы, он молчал и неотрывно смотрел на дорогу. Он размышлял о несчастьях, свалившихся на голову его брата в последнее время, и считал это закономерным. Все его беды были следствием разлада в его семье, и неизвестно, когда все это закончится. Больше всего Ходжа расстраивался из-за того, что ничем не может помочь брату, и эта мысль угнетала его.

Он видел Арслана юношей в расцвете сил и думал: "Это ты должен был хоронить нас, а вон ведь как все повернулось, мы едем, чтобы забрать твое тело!" Он с трудом сдерживался, чтобы не заплакать, глотал слезы и давил рвущийся из груди стон.

Машины мчались по заснеженной дороге, обгоняя друг друга, чтобы как можно скорее добраться до места.

Небо над серым полем снова превратилось в белый купол.

Снова появились снежинки, которые парили в воздухе, словно белые пушинки, оторвавшиеся от небесной подушки.

Почва под колесами машины примерзла и хрустела, как под подошвой сапог, топчущих сухие ветки.

На подъезде к Джебелу Ходжа увидел в зеркале заднего обзора две машины, догоняющие их на большой скорости.

Задние, увидев, что передние машины обратили на них внимание, стали часто мигать фарами, давая понять, что у них есть какое-то сообщение.

Ходжа снизил скорость, чтобы узнать, что за сообщение приготовили им задние машины, и взял немного в сторону.

В это время задние машины догнали их и поравнялись с ними.

Это были родственники Хасара, спешно последовавшие за ним сразу же, как только узнали о его отъезде, чтобы в трудную минуту быть рядом.

Неожиданное появление родственников вызвало у Хасара прилив благодарности, он почувствовал себя так, будто его взяли под защиту. Губы его задрожали, он снова расстроился и едва сдерживал слезы. Пока брат разговаривал с ними, он безучастно смотрел по сторонам, стараясь не выдать своего состояния, а потом и вовсе отошел в сторонку.

Хасар походил немного, разминая затекшие ноги, и вернулся к машине. В это время Ходжа и другие родственники, поливая друг другу из баклажек, умывали руки и лица, отгоняя от себя последние остатки ночного сна.

Хасар тоже умылся холодной водой, которая освежила его и привела в чувство.

А через некоторое время они въезжали в Небитдаг, но уже на четырех машинах, хотя из Красноводска выезжали на двух.

* * *

Они уже приближались к Казанджику, к тому месту, где в сентябре 1975 года были расстреляны три поэта, а Хасару сказали, что и Арслан разбился примерно там же. Из трех убитых поэтов Хасару был знаком только Курбанназар, и он представлял себе, как бы он сейчас встретил его здесь живым и невредимым.

Курбанназар был уже широко известным поэтом, когда Хасар учился на начальных курсах медицинского института.

Однажды поэт с несколькими своими коллегами пришел на встречу в институт. С того времени Хасар помнит неординарную внешность этого поэта: он был высок и строен, а его красивые глаза небесно-голубого цвета излучали какой-то особый свет. Он стоял в центре зала и, уставившись в одну точку и размахивая рукой, вдохновенно читал стихи, втягивая всех вокруг в орбиту своего поэтического мира и заставляя забыть обо всем на свете.

В тот раз поэт и его коллеги-друзья сумели в очередной раз убедить юных слушателей в том, что поэзия – это не просто рифмованные строки, а нечто большее.

Каждый раз, проезжая в этом месте по пути в Красноводск или же на обратном пути в Ашхабад, Хасар думал о Курбанназаре Эзизове, который так рано, в самом расцвете творческих сил, ушел из жизни. И всегда печалился и расстраивался. Разве могло ему тогда прийти в голову, что через несколько лет в этом же месте погибнет и его собственный сын?!

Доехав до места гибели поэтов, они не обнаружили никаких следов аварии, поэтому стали выспрашивать у проезжающих и выяснили, что им надо проехать чуть дальше.

Памятный камень, установленный на месте гибели поэтов, был полностью занесен снегом, так что выведенные на нем имена скрылись под белым пушистым покрывалом.

Сейчас камень был похож на вставшего на колени путника с тяжелым грузом на горбу, изо всех сил пытающегося встать и идти дальше.

Хасар подумал: «Место расстрела этих несчастных должно быть недалеко от этого камня». Думая так, он невольно сравнивал судьбу расстрелянных в те далекие годы поэтов с судьбой своего сына Арслана, словно пытаясь понять, что общего между этими двумя событиями.

… Это случилось в сентябре 1975 года. Только что на берегу Каспия завершил свою работу ежегодный Всесоюзный фестиваль поэзии. Приехавшие из разных концов страны поэты выступали перед своими читателями, и на разных языках вдохновенно читали свои стихи.

Курбанназар, как и разделившие впоследствии его судьбу поэты Юрий Рябинин и Василий Шабанов, тоже выступал перед собравшейся публикой.

… Три друга возвращались из Ашхабада на машине. В той машине ехал и Василий Шабанов, приехавший из Москвы с группой русских поэтов и возглавивший организацию данного фестиваля. Уезжая из Красноводска, он взял с собой в закрепленную за ним машину Юрия Рябинина, а потом они поехали в Красноводский аэропорт и забрали оттуда Курбанназара Эзизова, который как раз в это время поднимался по трапу самолета, вылетавшего в Ашхабад.

Друзья крикнули ему: "Поехали с нами!", и он, ни минуты не раздумывая, последовал за ними.

Поэты ехали, любуясь природой, обменивались впечатлениями, читали стихи. Настроение у всех было приподнятое, они были уверены, что еще засветло доберутся до Ашхабада.

В машине они читали запомнившиеся стихотворные строки других поэтов, приехавших на фестиваль поэзии Махтумкули, Пушкина, радовались жизни, веселились.

Настроение у всех троих было превосходное.

Подъезжая к Казанджику, они вдруг решили сделать в чистом поле, на свежем воздухе, привал, поесть-попить и немного отдохнуть, а затем продолжить путь. Свернув машину с дороги, остановились, достали еду и напитки и пошли искать удобное местечко для привала, и как раз в это время случилось это непредвиденное событие.

А случилось вот что. Неподалеку в укрытии прятался солдат с автоматом в руках, дезертировавший из соседней воинской части. Увидев поэтов, вышедших из машины и направившихся в его сторону, он даже мысли не допустил, что это могут быть обычные проезжие, решил, что это люди, вышедшие на его поиски. Недолго думая, он расстрелял всех троих. Поэты даже не успели понять, что происходит. Кто знает, может, злой рок давно подстерегал их? Говорят же, от судьбы не уйдешь, а иначе как объяснить, что им захотелось сделать привал именно в этом месте, где прятался сумасшедший дезертир? Ведь они могли чуть дальше от этого места остановиться, да и дезертир мог бы прятаться где-нибудь в другом месте… Он мог бы выйти из укрытия и подойти к ребятам, объяснить свой поступок, может, они и подсказали бы ему выход…

Да, судьба…

Хасар и прежде, вспоминая поэтов, много думал о случившемся, но так и не смог найти объяснения, которое бы устроило его.

Проехали еще немного, вдруг Ходжа, посмотрев влево, охнул и снизил скорость. Там, подняв два колеса кверху, на боку лежала машина Арслана. Один милиционер ходил вокруг нее и время от времени делал какие-то пометки в своем блокноте.

Там были еще два человека, у одного в руках была лопата, а другой держал ведро. Они лопатой соскребали оставшиеся кое-где следы крови, убирали их из-под ног.

Милиционер, увидев подъехавших людей, понял, что это родственники пострадавшего, и подошел к ним с печальным лицом, всем своим видом показывая, что у него нет хороших вестей. Он только сообщил, что парня увезли в районную больницу, что только что тут проехал прибывший из Ашхабада джип и сразу же отправился следом. Хасар догадался, что это Дунья, и понял, что они приехали вовремя, до того, как она увезет тело сына в Ашхабад.

* * *

Чем ближе они подъезжали к больнице, тем сильнее билось сердце Хасара. От горя лицо его почернело.

Ему даже в мыслях было трудно представить, как он, отец, обнимет мертвое тело своего сына. Для него это мгновение было сродни концу света.

В таком же отчаянии был Хасар и после смерти отца.

Получив сообщение о его кончине, он пересаживался с самолета на самолет и прилетел в Красноводск, тогда он едва успел к похоронам. Но нынешняя утрата была несравнима с той, и сердце в груди сжималось и болело еще сильнее, чем в тот раз.

Подъехав к больнице и узнав, где находится морг, они увидели сидевшую в сторонке закутанную в черный платок согбенную Дунью. Врач в белом халате и еще какой-то парень по очереди о чем-то говорили с ней. Услышав звук подъехавших машин, они обернулись, и тогда Хасар узнал в парне своего зятя, мужа дочери, и понял, что Дунья приехала вместе с ним.

Выйдя из машины, Хасар поспешил в больницу, Ходжа и другие родственники последовали за ним, чтобы быть рядом, когда потребуется их помощь.

Зять пошел навстречу Хасару и стал объяснять:

– Дайза увидела его и упала в обморок. Доктор сделал ей укол, мы вывели ее на свежий воздух, чтобы она хорошенько пришла в себя. А Арслана уже подготовили в дорогу. Как только дайза оклемается, можно будет трогаться….

На ходу кивнув зятю, Хасар вместе с сопровождающими вошел в палату, где лежал его сын.

Будучи врачом и повидав много разных смертей, на этот раз Хасар не смог взглянуть на сына как на обычного покойника. Всхлипнув, он крепко обнял холодное тело сына, лежавшее на металлическом столе. "Что же ты наделал, сыночек?!"

Видно, сильный удар пришелся в голову, кровью из раны была залита часть лица покойного, а потом кровь стекла ему и на грудь.

Находившийся здесь же врач попросил: "Останьтесь два человека, чтобы помочь, а остальные подождите на улице", но он не спешил отдавать тело сына родственникам.

Зная, что Дунья собиралась увезти тело сына в Ашхабад, попросил родных: "Посоветуйтесь и с матерью покойного!", давая понять, что у нее свои планы.

Плача и всхлипывая, Ходжа сразу же понял, что к чему, и отправился к гелнедже (жена старшего брата). Хасар, занятый мыслями о сыне, не совсем хорошо понял, о чем идет речь, он просто молча вышел на улицу вместе с дядей.

Когда Ходжа ушел, он подумал, что тот пошел к машине, чтобы принести саван, в который они должны завернуть Арслана.

Но тот стоял около своей гелнедже и пытался ей что-то внушить.

Даже не слыша их голосов, по тому, как горячо говорил Ходжа, жестикулируя руками, как отрицательно качала головой Дунья, Хасар догадался, что они о чем-то спорят и не могут прийти к согласию.

Он подозвал брата.

– О чем речь?

– Я говорю, что мы увезем Арсланджана и похороним его у себя, а гелнедже говорит, что надо выносить его из его собственного дома.

Только теперь до Хасара дошло, о чем они переговаривались. Нахмурив брови, он недовольно посмотрел в сторону Дуньи, как бы говоря ей: "Что ты такое придумала?", а затем командным голосом распорядился:

– Мне лучше знать, что делать с моим сыном. И потом, сейчас не время для споров. Ты, Дунья, позвони матери, пусть она возьмет невестку и внуков и едут к нам. Сегодня Арсланджан будет гостем дома, мы дождемся их приезда!..

Думали, что Дунья станет упрямиться и настаивать на своем, но после решительного заявления Хасара она не посмела открыть рот.

Видя, что вопрос уже решен, Ходжа вместе с товарищами вынес завернутое в белое тело племянника и аккуратно, чтобы ему было удобно, уложил его на заранее подготовленное сиденье своей машины. Хасар подошел с другой стороны и устроился на заднем сиденье, рядом с телом Арслана, лежащим с вытянутыми в его сторону ногами.

Перед отправлением он подозвал к себе растерянного зятя и дал ему указания:

– Ты сядешь рядом с тещей. Присмотришь за ней, если вдруг по дороге ей станет плохо. Следуйте за нашей машиной, а если будет совсем плохо, сообщи, у меня с собой есть уколы.

Когда машины одна за другой стали выезжать с больничного двора, Дунья вскочила с места, вид у нее был как у овцы, у которой только что отняли ягненка.

Ей не оставалось ничего другого, как последовать за отъезжающими.

Дунья ехала сюда с мыслью о том, что заберет сына с собой, поэтому о такой развязке и подумать не могла.

Она и после долго не могла понять, правильно ли поступила, отдав тело сына отцу, который одним лишь взглядом решил все так, как считал нужным он.