Текст книги "Анастасия. Последняя княжна (СИ)"

Автор книги: Адель Хайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Глава 19

Несмотря на то, что кладовка была маленькая, и только с одним крохотным окошком под потолком, Алёша выспался отлично. Отчего-то было чувство защищённости. Так, наверное, спал и его прапрадед, царь Пётр, который после нескольких покушений в детском возрасте ненавидел большие комнаты, высокие потолки и огромные окна.

– Пойдём – сказал, пришедший за ним мужчина на деревянной ноге.

– А как вас зовут, – сегодня после более-менее нормального сна Алёша смог наконец-то связно соображать. Вчерашний день всё было словно в тумане, и мальчик не понимал, что ему делать.

– Дядька Евстафий я, – почему-то потупившись сказал мужчина и добавил, немного подтолкнув Алёшу к двери, – ну ты, это, иди, может тебе и не понадобиться моё имя, если сейчас дядька тебя заберёт

А вот Алёша теперь не знал, что лучше, чтобы сын Домны Михайловны его забрал или наоборот. Непросто же так, старая женщина в спешном порядке увезла его из дома.

Но делать было нечего, и Алёша пошёл за дядькой Евстафием.

Дядька Евстафий остановился в дверях, пропустив Алёшу вперёд.

В комнате начальницы приюта сидел Порфирий Климентьевич, там же стоял пожилой бах с ружьём, который накануне привёл Алёшу.

Алёша прошёл на середину кабинета и остановился, глядя на Порфирия Климентьевича, который тоже смотрел на Алёшу.

Никто из них не кивнул или хоть как-то подал знак что они узнали друг друга, просто мальчик стоял, а мужчина сидел, и они смотрели, один на другого.

Тишину разрушил голос начальницы приюта:

– Ну что? Ваш мальчонка?

Порфирий Климентьевич отмер:

– Нет, не мой, впервые вижу, видимо мама где-то подобрала мальчишку и пыталась помочь, она у меня добрая была,

В голосе мужчины зазвучали слёзы. Несмотря ни на что мать Порфирий любил и действительно переживал её смерть, понимая, что косвенно сам виноват в этом. Но теперь, всё что он может сделать, это просто уйти. Сам себе он не верил, что если бы забрал мальчишку, то смог бы он удержаться, чтобы не сдать его новой власти. В этом его мама была намного сильнее.

– Точно? – переспросила начальница, – мне показалось, что вы его узнали

Порфирий Климентьевич отрицательно покачал головой

– А ты? – спросила начальница Алёшу, – ты знаешь этого дядю?

Алёша тоже отрицательно помотал головой. Конечно, врать было нехорошо, но он сейчас не врал, он боролся за выживание.

– Ну тогда звиняйте, – пробасил прокуренным голосом пожилой бах, – больше не задерживаем, езжайте, везите мамку свою в последний путь

Алёше сильно-сильно захотелось плакать, но он вспомнил свой сон и представил, что Домна Михайловна сидит и пьёт чай и слёзы удалось сдержать. Здесь ему слёзы не помогут, наоборот, среди маленьких зверёнышей нельзя показывать слабость.

Когда Порфирий Климентьевич и бах-солдат ушли, баха Сиволапова кивнула дядьке Евстафию:

– Выдай мальчишке одежду приютскую и отправляй ко всем

Уже скоро Алёша снова входил в комнату, где ему накануне устроили «горячий» приём, только теперь он был в такой же серой рубашке и чёрных штанах, правда ботинки ему дядька Евстафий оставил

Навстречу снова поднялся крупный парень, но дядька Евстафий, поманив того пальцем отправил его к баху Сиволаповой:

– Иди, Андрей, баха начальница тебя зовёт.

Под мышкой у дядьки Евстафия был тощий матрас, который он пристроил с краю на свободное место.

– Вот, спать пока будешь здесь. Скоро завтрак, а потом остальным ботиночки выдадут и пойдете гулять.

Сказал и ушёл.

На этот раз на Алёшу никто набрасываться не спешил. Поэтому он подошёл поближе к сидящим на полу мальчишкам и сказал:

– Меня зовут Алёша

И посмотрел на всех. Все молчали

Вдруг из-за спины раздался голос Андрея:

– Считай прописался, Лёха

И обернувшись Алексей увидел, что крупный парень, с которым они вчера дрались, улыбаясь подходит к нему и протягивает руку

– Ты это не серчай за вчерашнее, но ты молодец, никого не выдал, берём тебя к нам

Осмотрел Алёшу с головы до ног и добавил:

– В приютской одежде совсем наш, а вот ботинки я бы забрал, да ты малявка, они мне не по размеру

Алёша снова напрягся, готовясь отбиваться, но Андрей заржал:

– Глядите, снова драться приготовился, да ты парень боец просто. Ладно ходи уже в своих ботинках, барчук. Всё равно на улицу придётся босиком идти.

Почему босиком, Алёша узнал позже. А прозвище «барчук» к нему прицепилось.

Оказалось, что «гулять» означает перемещаться от храма к храму и просить милостыню, которую надо было отдавать Андрею, а он уже сдавал «выручку» бахе Сиволаповой.

А что, дети накормлены? Пусть отрабатывают.

«Гуляли» дети каждый день. Сам Андрей милостыню не просил, слишком уже рослый был. Он с ещё одним мальчиком, тоже крупным, ходили и присматривали за малышами.

Так прошло несколько дней и однажды Алёша, проходя по коридору мимо кабинета бахи начальницы, услышал страшное.

Просто так ходить по зданию приюта было запрещено, но Алёша занозил ногу и пошёл к медсестре. Баба Зоя искренне жалела ребятишек, и как дядька Евстафий знала о творящемся беспределе, но против Тырницы, как за глаза все называли баху Сиволапову никто из служащих приюта ничего поделать не мог, потому что брат её был заместителем главы «луча» Белозёрска и прикрывал жадную сестрёнку со всех сторон.

В кабинете разговаривали двое, Тырница и Андрей. Тырница явно была недовольна, что денег собрали мало

– Так сегодня четверг, люди хуже в будни подают, в воскресенье доберём, баха Сиволапова, – звучал голос парня

Потом раздался звук удара, глухой, похожий на подзатыльник, и затем прозвучал голос Тырницы:

– Воруешь, скотина, сдам тебя как вора, будешь не в чистеньком приюте, а в тюрьме с уголовниками

И здесь Алёша услышал страшное, плачущим голосом Андрей произнёс:

– Калекам лучше подают, вот если бы руки или ноги не было у кого, то можно было бы больше собрать

Произошла минутная пауза, затем баха Сиволапова сказала:

– А что? Мне нравится идея! Иди посмотри с кого начнём, а я доктора подберу.

Алёше захотелось кричать, и он закрыл рот обеими руками и вжался в угол, чтобы вышедший из кабинета Тырницы Андрей его не заметил.

Алёша вернулся в общую комнату несколько позже Андрея. Тот подозрительно на него уставился:

– Ты где был, барчук?

Андрей ответил спокойно:

– К бабе Зое ходил, ногу занозил, попросил вытащить, а что?

Андрей заржал:

– А может и не нужна тебе нога-то, а то так и будешь занозы вытаскивать

В свете того, что Алёша услышал, шутка Андрея не показалась ему смешной, но все остальные рассмеялись, а Алёша решил, что надо бежать.

Следующие несколько дней он готовился к побегу, но больше насчёт его ноги Андрей не шутил, зато Алёша стал замечать, что тот всё чаще возится с двумя самыми младшими мальчиками.

«Что же делать? Как же спасти мальчиков? – Алёша «сломал» всю голову и наконец-то решился поговорить с дядькой Евстафием, больше не к кому было обратиться»

***

Дядька Евстафий, когда пришёл с войны без ноги, работал у барона Крижинского, у барона была школа для детей бахов и ему там нужен был наставник по воинской подготовке мальчишек. У Евстафия был опыт, ему нужна была работа и негде было жить. Потому как до войны он семьёй обзавестись не успел, а после, кому он безногий нужен в деревне, вот и остался Евстафий в городе.

Жилось ему у барона неплохо. Работать с детьми ему нравилось, всё хотелось научить их как выжить, если вдруг заберут на войну. А воевала империя часто, поэтому бахов забирали с удовольствием. И верилось Евстафию, что его наука поможет им выжить.

А когда началась революция, и барон был вынужден бежать из империи, спасая семью, то Евстафий остался без работы и, когда новая власть предложила ему заниматься детьми, то он сразу согласился. Только вот он и представить себе не мог, что главной поставят такую как Тырница, которая первым делом в здании баронской школы, которую отдали под приют, ободрала все стены, занавеси и гобелены. Мебель всю более менее уцелевшую вывезли, а вместо этого привезли тощие матрасы, набитые сеном.

Да ещё и гоняла детей собирать милостыню, а когда Евстафий попытался высказать, то стала пугать его своим братом. Но Евстафий не поверил, ему казалось, что у новой власти он найдёт справедливость. И он пошёл в управление «луча». Там его выслушали и пообещали разобраться, а когда он шёл обратно, кто-то сзади ударил его по голове, да так сильно, что он упал.

Пришёл в себя Евстафий на окраине города, в канаве. Как выжил до сих пор понять не может, но выжил и вернулся в приют, где баха Сиволапова, сверкнув маленькими глазёнками, спрятавшимися среди круглых щёк, спросила:

– Надеюсь ты понял всё?

Евстафии кивнул и подумал о том, что нет всеобщего равенства и при новой власти кто-то ровнее. А он постарается хотя бы что-то дать мальчишкам, ведь бахи там или альты, а империя всё равно слишком «сладкий кусок» и всегда кто-то решит, что может хоть чуть-чуть, но оттяпать.

Когда к нему пришёл новенький мальчишка, в глаза которого он не мог смотреть, потому что было там что-то такое, отчего хотелось Евстафию упасть перед мальчонкой на колени и раскаяться во всех грехах, и сказал, что баха Сиволапова совсем озверела и решила ноги детям резать, чтобы больше милостыню собирать, Евстафий решил, что убьёт Тырницу, потому как другого выхода он не видел.

До расстрела царской семьи оставалось два дня.

Глава 20

Стася. Где-то на дороге к Белозёрску

Когда всадники приблизились на расстояние выстрела, Стася прицелилась, но неожиданно Кирилл положил руку на плечо:

– Свои

– Кто свои? – спросила Стася

– Мама, – улыбнулся Савва

– Мама? – Стася попыталась вглядеться в приближающихся всадников и вправду увидела, что впереди на чёрном как смоль жеребце скачет рыжеволосая женщина.

Савва выскочил из леса первый и замахал рукой, привлекая внимание. Небольшой конный отряд остановился. Женщина легко спрыгнула с коня и подбежав, обняла парня. Стася и, тяжело вставший с земли Кирилл, медленно приблизились. Женщина, в которой Стася ни за что бы не признала маму взрослых сыновей бросилась обнимать Кирилла, но тот охнул и пошатнулся.

Савва сказа:

– Мама, у него рёбра сломанные, избили его бахи здорово

Стася смотрела на женщину, которая была ненамного старше её прежней, может лет сорок или около того, но выглядела потрясающе. Подтянутая, с очень хорошей кожей, одетая в широкие штаны, волосы заплетены в косу, которая уложена короной вокруг головы. Зелёные умные глаза смотрели на Стасю вопросительно.

Первым спохватился Савва:

– Мама, познакомься, наша спасительница, – замялся немного, всё ещё не понимая как правильно представить девушку, явно относящуюся к высшему сословию просто по имени, но в конце концов под насмешливым взглядом брата, выговорил, – Стася

Женщина протянула руку:

– Варвара Васильевна

Стася пожала крепкую маленькую ладонь

Вместе с Варварой Васильевной прибыли ещё трое мужчин весьма бандитской наружности.

– Мама, бабушки и деда больше нет, – тихо сказал Савва

Варвара Васильевна на пару секунд прикрыла глаза, и когда она их открыла слёз там не было, но была какая-то странная решимость:

– А бахи революционеры?

– Там никого нет, – немного хрипло ответил Кирилл

– Ну так что, альта? Ехать нам? – вдруг раздался бас от одного из трёх всадников, прибывших вместе с Варварой Васильевной

Женщина посмотрела на старшего сына

Кирилл ответил:

– Своих мы похоронили, а из этих никто не выжил.

– Проводить вас, альта? Куда вы сейчас? – снова пробасил тот же всадник

– Нам до Полоцка надо, – ответила Варвара Васильевна

– Ой, альта, это далёко, нам с хутора надолго нельзя, вы же видели, у нас там бабы одни, – как-то беспомощно прозвучало от басовитого и Стася поняла, никакие они не разбойники, а крестьяне, просто крупные и бородатые.

– Езжайте, повинность снимаю, – проговорила Варвара Васильевна, а у Стаси сразу пришло воспоминание, что альт, мог назначить повинность баху, если бах провинился, но для альта это было непросто и «работало» только, если бах испытывал чувство вины.

Так странно было с памятью Анастасии, словно на компьютере, воспоминания или знания о чём-то приходили только, если появлялся запрос.

Мужики ускакали, а Стася вместе с Демидовыми влезла на телегу, только Савва поехал верхом, освободив в телеге место для матери.

Стася рассказала, что едет в Белозёрск, там важное дело

– Ага, – усмехнулся Кирилл, – до сих пор нам не доверяет, так и не рассказала, что за дело

Варвара Васильевна смотрела на Стасю, которая старалась лишний раз шапку не снимать и платиной волос не светить, но не стала расспрашивать, а рассказала сама о том, как отец её отправил искать подмогу и только когда отъехала, то поняла, что он её спасал. Что могли сделать озверевшие от безнаказанности бахи с ещё не старой и привлекательной альтой? Но она уже не могла не вернуться без подмоги, и вдруг увидела отдельно стоящий хутор, за высоким забором.

Сперва её не пускали, и ей пришлось воспользоваться магией и заставить бахов-хуторян ей помочь.

Савва, спешившийся и привязавший коня к телеге рассказал, как они с братом сначала обрадовались, услышав взрывы, а потом удивились увидев, кто пришёл их спасать.

Оказалось, что у Варвары Васильевны в Белозёрске жила подруга.

– Попробуем к ней напроситься на постой, – сказала Варвара Васильевна, потом обратилась к Стасе:

– Ну а ты, девонька, потом, когда доделаешь своё дело, куда поедешь? К роителям?

– Родители погибли, – мрачно ответила Стася

– Так давай с нами в Полоцк, – проговорила Варвара Васильевна, – в Полоцке бахов революционеров пока нет, а те что есть вполне себе цивилизованные и оттуда ещё ходят поезда. Мы хотим уехать из империи, может и ты с нами? – вдруг раскрыла Варвара Васильевна

Стася тоже ответила откровенно:

– Мне надо в Белояр, у меня там жених

Как вздрогнул Кирилл увидели все, а Савва заржал:

– Врёшь, какой у тебя жених?

Стася улыбнулась:

– Вот и посмотрю какой

– Может всё-таки расскажешь, что у тебя за дело в Белозёрске? – сделала ещё одну попытку Варвара Васильевна.

И Стася решила, что тому, с кем ты их родных закапывал в могилу, можно доверять, и рассказала, что ищет брата, которого мать успела порталом забросить или в Белозёрск или куда-то поблизости. Где он точно, не знает, но чувствует, что либо в Белозёрске, либо рядом.

Варвара Васильевна сказала, что совсем рядом сейчас будет городок Печа, можно там купить еды и поехать дальше, чтобы нигде не останавливаться и успеть заехать в Белозёрск до комендантского часа

До Печи доехали без приключений и сразу, не заезжая в центр, проехали к рынку.

На рынок пошли Варвара Васильевна и Савва, Стасю оставили с Кириллом, который хотя и держался, но было заметно, что сил пока у него немного. Парня лихорадило.

Кирилл немного задремал, а Стася, заметив, что лоб у него покрылся испариной, намочила тряпицу и начала промокать пот с лица. Вдруг Кирилл заговорил, но на каком-то другом языке что ли:

Stien begynner. Mine vinger vil tilhøre deg til edens oppfyllelse*

(* (перевод с норвежского) Путь начинается. Мои крылья будут принадлежать тебе пока не исполнится клятва)

Стася склонилась ближе к его лицу, чтобы попытаться услышать хотя на каком языке он говорит, ей показалось, что язык похож на какой-то из скандинавских языков, но кроме первой фразы ничего так и не удалось запомнить.

Память Анастасии подсказывала, что говорит Кирилл на языке варягов, тех, кто стоял у основания империи, язык их был забыт, но некоторые клятвы до сих пор давались возле родовых камней именно на этом языке. Из всего сказанного Стасе удалось перевести только два слова: путь и крылья.

Кирилл так и не проснулся, повторил эту фразу ещё раз, и потом дыхание его выровнялось и как будто бы он теперь просто спал.

А скоро пришли Варвара Васильевна с Саввой, в руках у Саввы была большая корзина, из которой вкусно пахло пирогами.

Савва весь издёргался, так ему хотелось что-то рассказать. Варвара Васильевна улыбнулась:

– Ну давай, Саввушка, расскажи

На рынке Савва с Варварой Васильевной услышали разговор двух кумушек о том, что померла какая-то Домна Михайловна, мать Порфирия Климентьевича, то ли начальника железнодорожной станции, то ли его заместителя. Но главное в том, что жила она в Пече, а померла в Белозёрске, куда повезла какого-то мальчика, которого нашла чуть больше двух недель назад здесь в Пече. И мальчик тот был маленький, лет шесть-восемь и белобрысенький.

На этом слове Савва кинул взгляд на Стасину голову, но Стася теперь чётко следила, чтобы волосы из-под шапки не выбивались.

Стася задумалась, высчитывая, по датам сходилось, что Алёша действительно мог попасть в Печу.

– А давайте-ка навестим этого Порфирия Климентьевича, – предложила Стася, и увидев, что Варвара Васильевна колеблется, добавила, – мы быстро, туда и обратно

– Ну ладно, – сказала Варвара Васильевна, – только Стася, будь осторожна, помни, что сейчас никому нельзя доверять

Кирилл рвался пойти со Стасей, но ходил он пока медленно, а и к таким, по крайне мере, выглядящим взросло мужчинам, могли придраться, поэтому на железную дорогу, побежали Стася и Савва.

Время было обеденное, поэтому в кабинете начальника станции был только Порфирий Климентьевич, Петька Восыкин уже успел набраться, и его сопроводили домой, чтобы «начальник» пришёл в себя.

Стася и Савва беспрепятственно прошли в кабинет, никто их не остановил, людей, кто ещё работал в управлении, видимо было немного, пассажирские поезда, за исключением революционных, почти не ходили, а товарные составы обычно проходили раньше.

Порфирий Климентьевич стоял спиной, поливая цветок на подоконнике, он вчера был у матери в доме и перетащил горшок с геранью, почти высохшей сюда, чтобы за ней ухаживать. Услышав открывающуюся дверь, он было повернулся, чтобы осалить и выгнать непрошенных посетителей, но увидев лицо девчонки или молоденького парня в шапке, буквально онемел.

Всё-таки девчонка, – подумал он, – слишком нежные черты лица

А вслух проговорил, тяжело выталкивая из себя слова:

– Он в Белозёрске, в приюте, в бывшем особняке барона Крижинского.

Стася удивлённо приподняла бровь, одновременно засунув руку в карман и сжимая пистолет:

– Кто он?

– Мальчик, Алёша, вы же за ним пришли? – заметив движение Стаси, Порфирий Климентьевич поднял вверх руки, – не убивайте, я никому не сказал

Конечно, опасно было оставлять такого свидетеля, неизвестно, что он себе надумал, но Стася не могла убивать направо и налево, поэтому она просто кивнула и тронув за рукав Савву, который тоже был напряжён, опасаясь, что придётся применять оружие, вышла из кабинета.

Порфирий Климентьевич ещё какое-то время стоял, глядя на закрывшуюся дверь, потом тяжело сел в кресло, вспомнил взгляд девчонки, и подумал о том, что участь прежнего начальника станции не самое страшное, что с ним может произойти.

Глава 21

Белозёрск. Приют

Тырница устроила врачебный осмотр. Приходил доктор, но был он больше похож на какого-то коновала, каким его себе представлял Алёша. После того, как доктор осмотрел всех. В основном смотрел горло, глаза и волосы. Хриплым прокуренным голосом спрашивал: «не болит ли что-нибудь», они с Тырницей заперлись в кабинете и Алёша, понимая, что, если его поймают, то снова могут запереть в кладовку, всё равно прокрался и постарался подслушать о чём они говорят. Магия ещё только росла в нём, но простенькие заклинания, по типу усиления слуха он уже мог делать, спасибо сестрёнкам, научили.

Слышно было плохо, но Алёша скастовал пальцами заклинание и звук стал звучать для него будто бы он находился внутри кабинета начальницы приюта

«Доктор» и начальница обсуждали… как покалечить парочку малышей. «Доктор» резать отказывался, говоря, что не выживут, а у него таких навыков нет, это сложная хирургия, но вот перелом устроить можно, только время пожалобится, но зато с перевязанной ногой уже можно «работать». Тырница, судя по тону голоса расстроилась и с сожалением проговорила:

– Безногим, конечно, бы лучше подавали

Алёшу затошнило, и он, услышав главное, что это произойдёт не сегодня и не завтра, побежал искать дядьку Евстафия.

Дядька Евстафий был в своей комнате, сидел и перебирал бумаги. Увидев Алёшу, сначала хотел его поругать, потому что в приюте воспитанникам нельзя было слоняться по коридорам. Но, услышав рассказ Алёши, передумал и как-то устало сказал:

– Иди Алёша, всё будет хорошо

А утром впервые Тырница не пришла на работу. Чуть позже пришли бахи солдаты и увели с собой дядьку Евстафия.

Ближе к вечеру пришли другие бахи и начали по очереди вызывать всех воспитанников в кабинет Тырницы.

Алёша сидел и ждал своей очереди, размышляя о чём его будут спрашивать и что модно отвечать, чтобы не навредить дядьке Евстафию. Несмотря на возраст Алёша сразу понял, что дядька убил Тырницу, и не стал отпираться, когда за ним пришли.

Как вдруг голову мальчика «прострелила» резкая боль, потом, что-то «будто бы «ударило» в сердце, потом снова в голову. Алёша упал, дёргаясь, словно в эпилептическом припадке.

Испуганные мальчишки позвали бабу Зою, которая всё это время находилась в кабинете Тырницы, пока бахи проводили опросы воспитанников.

Та прибежала, увидела лежащего на полу, побелевшего и словно бы в агонии бьющегося мальчика. С помощью ещё одно баха им удалось перенести Алёшу на матрас. Вскоре мальчик затих, но его не смогли разбудить, и баба Зоя забрала его на ночь к себе. Ночью у него поднялась температура, он метался, сгорая в лихорадке и бредил. Звал маму, папу, назвал имена сестёр. Хорошо, что кроме бабы Зои, которой и в голову не могло прийти, что за семья у Алёши, никто не слышал.

По утро температура спала, мальчик заснул обычным сном, а уставшая за ночь баба Зоя, протирая лицо ребёнка влажной тряпицей увидела на его шее цепочку с медальоном необычной формы, на котором было четыре тусклых чёрных камушка и три мерцавших разным цветом от холодного голубого до ярко красного.

Вместо Тырницы прислали пожилого баха-солдата и вместе с ним пришла довольно молодая женщина. Бабе Зое она понравилась, вот только ей может пару недель осталось срок доходить. Пузо у неё было огромное и ходила женщина медленно, переваливаясь словно утка.

Грамоту никто особо не знал, поэтому кабинет начальницы пустовал. Женщина пошла проверять кухню и комнаты, а пожилой бах взял двух мальчишек постарше и на подводе, на которой привёз женщину, куда-то уехали. Мальчишки в комнате шептались, что и Андрейку с Богданом тоже «анренстовали», как и дядьку Евстафия. И скоро вообще всех «анренстуют».

Алёша проснулся, когда в приюте было обеденное время. Какое-то время он лежал, глядя в белый потолок, потом сел, снял медальон, потрогал каждый камушек, даже поковырял ногтем, подул, но четыре камушка так и оставались тусклыми и серыми.

Услышав шум за дверью, надел медальон обратно и снова скрыл. Какое-то время мальчик сидел неподвижно, глядя в одну точку. Личико его постепенно теряло краски, становясь похожим на маску. И когда в комнату зашла баба Зоя., то она увидела, что Алёша сидит с белым «мёртвым» лицом, став похожим на маленького старичка.

Женщина подошла к ребёнку, присела рядом, обняла:

– Что такое, Алёша? Что с тобой? Обидел кто? Или ты за дядьку так переживаешь?

И Алёшу словно прорвало, он закричал, страшно, отчаянно, в тщетной попытке докричаться до тех, кто уже за гранью.

Испуганная женщина прижала к себе мальчика, гладя его по голове, успокаивая, она поняла, что горе ребёнка связано с этим медальоном, такие часто использовали альты, и что непросто так одни камушки погасли.

– Поплачь Алёша, если больно, – приговаривала баба Зоя. А потом, когда слёзы кончились, баба Зоя принесла тёплого молочка с булочкой. Выпив, которое, Алёша уснул.

В детстве, если горе, то оно очень большое горе, просто отчаянное, но и отходит ребёнок легче, не замыкается так. Вот, казалось бы, стакан молочка с булочкой и чуть, но полегчало.

Баба Зоя ещё посидела с ним, понимая, что Алёша очень непростой мальчик и как ему здесь выжить непонятно, но она постарается ему помочь.

Сегодня цесаревич непросто узнал, что его родители и сёстры погибли, сегодня он стал взрослым, потому что теперь рассчитывать он мог исключительно на себя.