Текст книги "Анастасия. Последняя княжна (СИ)"

Автор книги: Адель Хайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Глава 41

Кайзер Вильгельм. За два дня до встречи со Стасей

Кайзер пригласил на разговор своего друга и лучшего шпиона Кравеца. Отто фон Шнафт не удивился, кайзер часто так делал, когда хотел обсудить срочные и тайные дела.

Отто сперва доложил о том, какие дела он вёл, в том числе о россимской княжне, которая пропала, но судя по движению вокруг Ганиной ямы, россимцы знали, что она жива и ждали с ней встречи.

После этого они сели в кабинете кайзера, тот посмотрел на Отто, будто бы проверяя, что Отто готов услышать, что ему сейчас скажут, и фон Шнафт подумал, что сейчас будет новое поручение, но кайзер вдруг произнёс:

– Нельзя нам без Россимы, не будет там княжьей власти, весь мир рухнет. Не просто так двенадцати князьям камни дадены. Задача каждого хранить свой и сыновьям передавать, потому и рожают россимские княгини сыновей. Да только без императорского камня, начнёт круг рассыпаться и придут беды страшные. Пеплона и Фрулессия того не знают, а может и знают, но не верят. Я и сам не верил, пока не увидел вот это:

И кайзер показал Отто карту, на которой был только безмятежный синий океан.

– Что это? – спросил недоумевающий фон Шнафт

– Это наш мир…через сто лет, – ответил Вильгельм и увидев недоверчивое лицо фон Шнафта, добавил, – ещё три месяца назад на этой карте были материки и страны, но вот месяц назад всё изменилось. Это артефакт, он показывает будущее нашего мира. И сейчас оно именно такое.

– Так это же сказка, – снова засомневался Отто, – вы что же считаете, что «сердце мира» и вправду существует?

– Россима и есть «сердце мира», – ответил старый король, – и именно там ключи от «ящика Пандоры*», родовые камни двенадцати князей.

(*Пандора: в древнегреческих мифах жена младшего брата Прометея. От мужа она узнала, что в доме есть ларец, который ни в коем случае нельзя открывать. Если нарушить запрет, весь мир и его обитателей ждут неисчислимые беды. Поддавшись любопытству, она открыла ларец, и беды обрушились на мир. Когда Пандора открыла ларец, то на дне его, по воле Зевса, осталась только Надежда. В наше время стала крылатой фраза «Открыть ящик Пандоры», что означает сделать действие с необратимыми последствиями, которое нельзя отменить.)

Отто фон Шнафт был очень прагматичным человеком, и в сказки не верил, но он верил в своего кайзера, которого считал мудрейшим из правителей. Поэтому недоверие его сменилось на то, что Отто стал думать, что можно сделать, чтобы помочь юной княжне, потому как, похоже, что она не только «последняя княжна», но и последняя надежда.

– Мы можем отсечь революционеров от поставок оружия, сейчас они его получают от Фрулессии и есть ещё часть оружия россимского производства с демидовских заводов, которые тоже можно остановить, – сразу стал выдавать предложения Отто

Но у старого короля были другие планы.

– Приведи девочку мне на встречу, я должен убедиться, что у нас есть шанс – приказал он, и добавил, – и ей нужен будет охранник, чтобы присматривал, а то сейчас объединёнными войсками командует князь Шаховской, он же и с князьями воду мутит, этот быстро девочку замуж пристроит, а надо, чтобы она сама выбирала, а ней понукали.

– А если ей этого не надо? – спросил Отто, – если она просто хочет выжить?

Кайзер помолчал, размышляя и через несколько секунд ответил:

– Тогда придётся спрятать девчонку в монастырь и ждать пока цесаревич не подрастёт, чтобы она смогла передать ему ответственность.

Кайзер вздохнул и посмотрел на Отто:

– Есть у тебя кто, кому можно поручить это?

– Такое только сам могу делать, мой кайзер, – ответил фон Шнафт, – чтобы потом не жалеть

– Другого ответа я от тебя и не ждал, – проговорил Вильгельм.

И Отто отправился в Россиму за княжной.

***

Кайзер Вильгельм. В ночь после разговора со Стасей.

– «Сильная, совсем другая, не такая какой был её мягкий отец. Проснулась кровь древних королей, – говорил кайзер Вильгельм Отто фон Шнафту, – но надо помочь, иначе не останется скоро Кравеца, так и крутятся шпионы пеплонские, ждут, когда я богу душу отдам, а они посадят на мой престол своего ручного королька».

– Она ушла в Белояр, я иду за ней, – сказал Отто, и достал небольшую коробочку с артефактами. Пересчитал и сообщил:

– На пару недель хватит, а потом, надеюсь, что можно будет не скрываться.

– Что касается оружейных заводов, мой кайзер, могу ли я отдать приказ, чтобы их…остановили? – спросил напоследок

Кайзер укоризненно посмотрел на Отто:

– Не втягивай Кравец в войну, но за действия террористов мы ответственности, конечно, нести не можем.

Фон Шнафт понимающе улыбнулся. Он знал, что надо делать, чтобы помочь девочке с глазами его первой юношеской любви.

Отто фон Шнафт когда-то был влюблён в мать Анастасии, и теперь глядя на девушку с такими же платиновыми волосам, нежными чертами лица и тонкой фигуркой, испытывал чувство ностальгии по той несбывшейся первой любви.

Он, который никогда бы не предал своего кайзера, был готов обмануть его, но не допустить, чтобы девочку запрятали в монастырь.

Он был рад, что она оказалась сильной, и рад, что сможет быть рядом и присматривать за ней. Не доверял он этим огромным россимским «богатырям». Здесь нужна хитрость, а не смелость и сила.

***

Стася.

Стася вышла из портала недалеко от Белояра. Громкий хлопок на этот раз распугал только птиц да белок в лесу.

Надо было до темна добраться до города. Конечно, с её силой, помноженной на умения, ей и в темноте было не страшно. Но, как показала практика, Отто фон Шнафт, не самый сильный маг, утащил её почти безо всяких усилий. Хотя, Стасе было очевидно, что доверенный человек кайзера весьма непрост.

Можно было использовать портал, но до города было меньше трёх километров и Стасе стало жаль тратить портальный артефакт. Тем более что она сегодня не была на пробежке.

Уже подбегая к городу, Стася заметила, что по направлению к городу движутся несколько телег. Догнала и пристроилась в хвосте, испросив разрешение дойти до города вместе.

Телеги везли фураж, в городе было большое количество лошадей и для них требовался хороший корм.

– Да, почитай, каждый день возим, – ответил старик, у которого Стася спросила разрешения присоединиться. Видимо, старику было скучно, и он начал расспрашивать чернявенькую девицу. Стася не стала рисковать и была под артефактом преображения.

На въезде в город Стася собиралась сказать, что приехала к тётке и назвать фамилию Огульчиной Виктории Алексеевны. Что на самом деле было правдой, потому как Огульчина была двоюродной сестрой императрицы.

Но на въезде никто ничего не спросил, Стася вместе с фуражным караваном спокойно прошла в город и внутренне «покачала головой» на такую безалаберность, находящихся на военном положении, бывших императорских, а ныне объединённых войск.

«Вот наивные идиоты, – думала Стася, – пошлют им какую-нибудь Фанни Каплан и устроит она им здесь серию революционных терактов»

Стася сама не замечала, что всё чаще думала об империи и о людях как о своей ответственности. Переживая теперь не только за свой маленький мирок, в которой был брат, отец, мать и она сама, а за всю большую империю.

Распрощавшись с фуражирами, Стася пошла по улицам города. Где искать Огульчину Стася не имела ни малейшего понятия. Попыталась настроиться на тётку, как когда-то на Алёшу, чтобы определить её местоположение.

Город явно был переполнен. По улицам ходили люди, и поиск привёл Стасю в место, где были в основном доходные дома.

Прежде чем бросаться, искать дворника или кого-то ещё, кто мог бы помочь с поисками, Стася решила присмотреться. И вскоре с удивлением увидела подъезжающий к одному из домов экипаж.

Он остановился у одной из парадных лома и из экипажа выбрался…Пётр Репнин, жених Анастасии Романовой.

В воспоминаниях Анастасии Пётр был высоким, плечистым блондином с одухотворённым выражением лица.

И Стася действительно увидела красивого подтянутого, высокого широкоплечего молодого мужчину, вот только выражение лица у него было на взгляд Стаси, несколько дебиловатое.

– Неужели Пётр Репнин тоже здесь живёт, – подумала Стася и решила не упускать возможность выяснить про тётку.

Она подошла к парадной, и окликнула мужчину, которому уже распахнули входную дверь:

– Пётр Григорьевич

Репнин в этот момент был к Стасе спиной и не мог видеть её, только слышать.

Плечи его вздрогнули, и он резко развернулся, глаза его заметались, как будто кого-то разыскивали. Наконец его взгляд остановился на Стасе.

– Простите, мы знакомы? – спросил он

– Я бы не хотела здесь это обсуждать, – произнесла Стася, а про себя подумала: «Ведь голос точно узнал, но то ли не верит, то ли делает вид»

И князю Репнину ничего не оставалось, как пригласить Стасю пройти с ним в парадную.

Когда дворник прикрыл за ними дверь, Стася сняла артефакт и произнесла:

– Здравствуйте ещё раз, Пётр Григорьевич, вот, хорошо, что я вас встретила, вы мне не подскажете, где Виктория Алексеевна проживает

Репнин словно сомнамбула ни выказал ни радости, ни счастья от встречи с воскресшей невестой, механически улыбнулся и прошёл вперёд, приглашая Стасю за собой.

На втором этаже остановился у дверей, выкрашенных синей краской, постучал.

Очень быстро, буквально через несколько секунд дверь распахнулась и Стася увидела молодую женщину, которая не замечая её, бросилась на шею жениху Анастасии, который в этот момент изображал «монумент самому себе»

– Петенька, – воскликнула Виктория Алексеевна, – что случилось? Почему ты такой напряжённый?

– Добрый вечер, тётушка, – произнесла Стася, выходя из-за широкой спины Репнина

И увидела, как сначала расширились, а потом закатились глаза Огульчиной, и женщина осела на руки Петра Григорьевича.

Глава 42

Деревня под Ганиной ямой

– Да сколько же можно! – Фёдор Троекуров, он же Дракон снова пришёл в себя связанным, но на этот раз он не лежал, а висел на крюке и не в сарае, а в помещении, больше похожем на кузницу. Неподалёку от него в таком же положении находился князь Урусов, только вот князь ещё в себя не пришёл.

Они вышли из сарая и словно два дурака, полностью уверенные в своих силах пошли искать, где расположились бахи, и попали под действие ещё одного антимагического артефакта. Магии не было, оружия тоже, поэтому, когда бахи навалились на них всей толпой, то отбиться им удалось только от первого десятка нападавших, второй десяток уже смёл альтов.

Но их не убили, значит ли это, что тому, кто стоит за этими «странными» революционерами, они нужны живыми?

Странность бахов заключалась в том, что они были дисциплинированными, униформа была почти новой, то есть скорее всего она была состарена специально, и ещё эти «революционеры» явно были профессиональными военными.

Фёдор позвал Урусова:

– Иван

Но Урусов пока не приходил в себя.

Фёдор попытался подпрыгнуть, чтобы ногами упереться в деревянный потолок и попробовать выдернуть крюк.

И со стоном обессиленно повис, подумал: – «Чёрт, снова рёбра сломали»

И вдруг рядом с ним воздух уплотнился и из молочно-белой пелены вышел… Голицын Андрей Васильевич и укоризненно произнёс:

– Вот не дадите старику помереть спокойно.

Фёдор с удивлением смотрел на высокого мужчину, которому с натяжкой можно было дать сорок лет, если бы он не был полностью седым, но стариком он бы его точно не назвал.

Мужчина посмотрел на Троекурова, потом на Урусова, покачал головой:

– Вроде взрослые люди, князья, а вот так вот глупо попасться и кому?

И Фёдор, который хотел задать много разных вопросов, но задал почему-то только один:

– Кому?

– Что Федя, не узнал извечных и настоящих врагов империи? Или ты думаешь, что враги – это русские люди, которые убивают друг друга сами не понимая зачем. Ты себе-то задай вопрос, почему мы жили сотни лет, бахи и альты, и вдруг раз и стали врагами. Хотя, что с тебя взять-то, ты сам-то понимаешь, что наделал? – старик начал развязывать Фёдора и параллельно задавал вопросы.

Вскоре верёвки с Фёдора были сняты, и он смог запустить регенерацию. Старик занялся Урусовым.

Спустя пять минут после того, как он освободил Урусова от антимагических верёвок, он пришёл в себя, приоткрыл глаза.

– Андрей Васильевич? – спросил Урусов, приподнимаясь с соломы, на которую его положил Голицын.

Но Голицын вместно ответа снова покачал головой:

– Ну а ты, Иван Алексеевич, ты-то что же, как так глупо попался?

Фёдор, уже практически излечившийся, переспросил:

– Андрей Васильевич Голицын, тот самый?

– Да, князь Троекуров, тот самый, или ты не князь? – немного ехидно ответил «старик».

– Так, ну разговаривать долго нам с вами некогда, девочку вы проворонили, хотя она прямо к вам вышла, теперь идите ищите её, а то сам знаешь, – на этом Голицын взглянул на Урусова, – в Белояре не всем по нраву то, что наследница выжила.

С этими словами Голицын вытащил четыре портальных артефакта. И по два каждому передал молодым людям.

– Она в Белояре, – сказал Голицын, – шагайте прямо отсюда, нечего больше геройствовать.

И Урусов и Троекуров поблагодарил Голицына, и Урусов первый активировал портальный артефакт, предварительно дав Фёдору ориентир. А Фёдор, задержавшись, ещё раз спросил Голицына:

– А всё же, Андрей Васильевич, кто?

– Враги наши, Федя, Пеплона. Как ты не понял, ты же в самом центре был, знаю, что почти докопался, да дело конца не довёл. Может потому и дракона не получил, зачем ему такой нерешительный носитель? Помни тот, кто будет контролировать Россиму, тот правит миром, – устало ответил Голицын

– Спасибо вам, – сказал ещё раз Фёдор и тоже растаял в дымке портала.

В здании остался один Голицын, пробормотал про себя:

– «Не люблю это использовать, но не с добрыми намерениями пришли вы на мою землю, так наедитесь её по самую маковку.» На этих словах Голицын прикрыл глаза, вокруг головы возникло лёгкое дрожание воздуха, и самый сильный маг разума в мире отдал приказ.

Больше никто не видел странных бахов в военной форме, после того как они строем вышли из деревни и дружно пошли в сторону болот.

***

Белояр

– Анастасия, неужели глаза мои меня не обманывают – слабым голосом произнесла Виктория Алексеевна, – какое счастье, что жива, – добавила она и тихо заплакала.

После того, как помог уложить лишившуюся чувств Огульчину в небольшой гостиной, Репнин ушёл под предлогом, что опаздывает по делам, Стася внутренне хмыкнула, но ничего не стала говорить.

Пришла в себя Виктория Алексеевна довольно быстро, увидела Стасю и расплакалась, потом Стася принесла ей воды, и она спросила про Петра Репнина.

Стася сказала, что встретила его возле дома и спросила, где живёт Виктория Алексеевна, он и проводил.

Огульчина ничего не сказала, да и что скажешь пережившей страшную потерю восемнадцатилетней девочке, что живёшь в блуде с её женихом?

Она же не знала, что Стасе больше лет, и видит и понимает она тоже больше.

Но Огульчина любила семью двоюродной сестры, и к Стасе относилась очень хорошо, но сердцу же не прикажешь. Виктория Алексеевна была взрослая женщина, младше сестры. С личной жизнью в молодости не сложилось, долго не хотела выходить замуж, всё перебирала, пока наконец не выдали тридцатилетнюю Викторию Алексеевну, в девичестве Викторию Гессен-Кассельскую за барона Огульчина. Барона Виктория Алексеевна любила, но не сложилось с детьми, да ещё когда они были в поездке, в Кравеце была эпидемия дифтерии, и барон, заразившись умер. Так прожив в браке около двух лет, осталась Виктория Алексеевна вдовой.

А потом ещё год траура, и уже тогда, когда проводила дни с принцессами, Виктория Алексеевна заметила Петра Григорьевича. Статный, красивый, неотразимый в венной штабной форме, она любовалась им издали.

А уже здесь в Белояре, когда он пришёл узнать нет ли новостей об императорской семье, как-то всё и случилось.

И Виктория Алексеевна решила, что «война спишет всё», и всё себе и позволила. Но в глубине души ей, как и всем женщинам хотелось семьи, она ещё верила, что может и родит, если бог даст, ведь ещё не старая.

Но когда она увидела племянницу, то первой мыслью был стыд, девочка к ней пришла, а она только и думает, что о свидании. Потом, когда узнала, что Репнин сбежал, стало неприятно, но Анастасии не стала ничего говорить, решила, что скажет, но потом.

Она на самом деле очень обрадовалась, что Анастасия выжила. Позвала служанку, чтобы та накрыла ужин и чай. И вот уже за ужином решила всё-таки поговорить.

– Анастейша, – на кравецкий манер начала Виктория Алексеевна

– Тётушка, называйте меня Стася, пожалуйста, – попросила Стася, и пояснила, – так мне теперь привычнее

Огульчина пожала плечами: – «Стася так Стася, называли же они друг друга с сёстрами Вики и Мари, так почему бы княжне не называться Стасей. Хотя звучит, конечно, совсем по-простому, словно баха.»

– Расскажи… Стася, что планируешь делать и где Алёша? Ты нашла его?

Стася проигнорировала пока вопрос об Алёше, но рассказала тётке, что хочет собрать княжеские роды.

– А замуж собираешься? – задала Виктория Алексеевна волнующий её вопрос.

Стася, сразу поняла откуда «ветер дует» и улыбнулась:

– До следующего года точно нет, пока дел много

Виктория Алексеевна поджала губы и уже собиралась племяннице рассказать, про то, что она сама ждать не собирается, и хочет замуж выйти… за жениха Анастасии, но вдруг в дверь позвонили.

Виктория Алексеевна первым делом подумала, что это Пётр Григорьевич вернулся, но к её удивлению за дверью обнаружился старший сын князя Урусова, одежда его была в беспорядке, и пятнах крови, за его спиной стоял молодой человек, которого Виктория Алексеевна сразу бы и не узнала, если бы не ярко синие глаза князей Троекуровых.

Глава 43

Лестросса. (Если рассматривать нашу реальность, то страна очень похожа на Швейцарию, которая начиная с 1815 года соблюдает политический и военный нейтралитет.)

До Лестроссы добрались без приключений, документы проверяли два раза при пересечении границ, но нигде проблем не возникло. Все в семействе Демидовых были похожи друг на друга, и пограничники во всех пунктах не нашли повода придраться.

Правда при пересечении первой границы, на выезде из Россимы, всем задавали вопросы, а Таня, по понятным причинам ответить не могла, и на вопросы пограничника за неё отвечала Варвара Васильевна.

– Напугалась она сильно у нас, с тех пор молчит

Пограничник, пожилой бах, покачал головой, но ничего не сказал. Видел уже и не раз, как уезжали из страны альты с такими вот напуганными, а иногда и пережившими насилие дочерями.

В Лестроссе у Демидова уже давно был куплен особняк, находившийся не в самом городе Берне, который считался столицей Лестроссы, а слегка повыше, на горе.

У вокзала Демидовых встречал мобиль, а за вещами приехали два конных грузовых экипажа.

Таня и Алёша, взявшись за руки влезли в мобиль, и Алёша, воодушевлённый какой-то безопасностью и свободой, начал рассказывать, как он с папой ездил на мобиле, и папа обещал его научить водить мобиль.

Но в какой-то момент мальчик осёкся, замолчал и всю оставшуюся дорогу смотрел в окно, сначала на стоявшие вдоль дороги небольшие симпатичные дома, каждый из которых был чем-то украшен, потом на деревья, когда ехали по аллее, и на горы, когда автомобиль уже свернул к особняку, расположенному немного на горе, с видом на большое озеро, которое находилось в самом центре города.

В особняке Демидовых было светло и чисто. Вокруг особняка был разбит небольшой парк, сам особняк представлял из себя небольшое, в два этажа прямоугольное здание с зимним садом посередине, на которым возвышалась пирамидальная крыша атриума.

Тане и Алёше Варвара Васильевна выделила покои, состоящие из четырёх комнат: небольшой, но уютной гостиной, двух спален, и комнатой для занятий, специально для цесаревича, который хоть и сморщился услышав, что скоро будут наняты учителя, но ничего не сказал, понимая всю ответственность, которая теперь на нём.

Первые дни Татьяна всё больше проводила в саду, гуляя по парку. Алёша иногда составлял ей компанию, но ему больше нравилось сопровождать Савву Демидова, который пока изучал город. Погода в Лестроссе стояла не по-осеннему мягкая, в Берне было спокойно, по берегам Бернского озера гуляли красиво одетые дамы, выгуливая маленьких собачек, в воздухе пахло осенними листьями и свежей чистой водой.

Спустя неделю Татьяна подошла к Варваре Васильевне и подала ей тетрадку. Женщины договорились, что Татьяна будет носить с собой тетрадь и карандаш и, если ей понадобится что-то сказать хозяйке или слугам, то она просто может написать. Все слуги были предупреждены и это было удобно.

На листке в тетради было написано:

«Я хочу работать.»

Варвара Васильевна задумчиво взглянула на девушку. С одной стороны, ей было спокойнее, что Татьяна почти всегда на территории особняка, а с другой стороны, невозможно же провести всю жизнь, прячась за стенами.

– Что ты хочешь делать? – спросила Варвара Васильевна

Татьяна написала в ответ: «Я хорошо рисую и мне нравится рисовать одежду, подождите»

Татьяна убежала и вскоре вернулась с большой папкой в руках. Положила папку на стол и открыла её.

Варвара Васильевна ахнула:

– Таня, да у тебя настоящий талант!

На больших листах были наброски и готовые рисунки дамских туалетов. Бальные и повседневные платья, костюмы для верховой езды, шляпки и… брючные костюмы.

Варвара Васильевна завороженно смотрела на модель брючного костюма и спросила:

– Это тоже для женщин?

Татьяна кивнула.

– Потрясающе! – ещё раз повторила Варвара Васильевна, на мгновение задумалась, а потом сказала, – я знаю, куда мы с тобой сейчас поедем, собирайся.

Уже через двадцать минут женщины вышли из здания и сели в мобиль, который повёз их в город.

В Берне был расположен один из самых известных модных домов. Варвара Васильевна по дороге рассказывала Татьяне, что самый первый дом моды появился во Фрулессии. Дизайнер из Пеплоны Фредерик Уорт основал первый Дом высокой моды на улице Рю-де-ля-Пэ в Паризии.

– И знаешь, Татьяна, появление Дома моды в Берне связывают с очень романтической историей, – продолжала рассказывать Варвара Васильевна, – говорят, что Фредерик Уорт влюбился в свою манекенщицу, Мару Верье, которая была родом из Лестроссы и вот теперь в Берне есть свой Дом моды, туда мы с тобой и едем.

Татьяна занервничала.

Варвара Васильевна положила ей руку на предплечье:

– Таня, твои шедевры обязательно должны увидеть, я никогда не видела такой практичной красоты, а твоя задумка по брючному костюму для женщин, это просто…, – Варвара Васильевна задумалась, подбирая слова, но ничего, кроме слова «революция» в голову не приходило, но она не хотела произносить это слово при Тане, прошло несколько секунд прежде, чем нужное слово наконец-то нашлось, – это просто прорыв, – завершила свою «пламенную речь» Варвара Демидова и широко улыбнулась, подбадривая девушку.

Дом моды находился на улице Рю-дю-Рон, недалеко от Федеральной площади, на которой расположился дворец князей Метерних, правящей семьи Лестроссы и Бернский собор.

Варвара Васильевна и Татьяна вышли из мобиля и пошли по направлению ко входу в Дом моды. Но, если Варвара Васильевна шла уверенно, то Татьяна во все глаза смотрела по сторонам, то и дело замирая.

Входная группа в Дом моды сама по себе была примечательная, вход был сделан в виде древнегреческого портика, и вместо колонн стояли кариатиды, удерживающие свод. Ко входу вела лестница, примерно десять ступеней, на ней Татьяна замешкалась, и не заметила, как из дверей выскочил молодой человек, который явно куда-то спешил, в руках у него была большая сумка и он на всём ходу врезался в девушку.

Татьяна от неожиданности выпустила папку из рук и начала падать, заваливаясь назад.

***

Россима. Белояр

– Наконец-то мы вас нашли, – воскликнул князь Урусов

Виктория Алексеевна укоризненно взглянула на Урусова и, не приглашая его войти, произнесла:

– Добрый вечер, Иван Алексеевич

Князь Урусов прикрыл глаза, даже немного зажмурился, как будто бы ему стало неловко:

– Простите великодушно, Виктория Алексеевна

Князь развёл руками и продолжил:

– Просто мы разминулись с… с княжной в не самых благоприятных обстоятельствах вот я и растерял всякое воспитание.

Князь Урусов по-военному выпрямился и коротко склонил голову, принимая руку госпожи Огульчиной для поцелуя.

– Ну что же, – сменила гнев на милость Виктория Алексеевна и пригласила молодых людей пройти внутрь.

– Добрый вечер, – поздоровался Фёдор Троекуров

– Добрый вечер, а вы кажется князь Троекуров? – спросила Виктория Алексеевна

Стася же всё это время молчала и наблюдала за тёткой, понимая, что вот так вот у неё вряд ли получится, с этим надо расти в соответствующих условиях, а ей девушке из другого века, попробуй она применить такие манеры, это будет выглядеть словно одежда не по размеру.

Фёдор ответил прямо, глядя почему-то на Стасю:

– Такая фамилия у меня когда-то была, надеюсь, что удастся вернуть.

– Прошу простить, – сказала Виктория Алексеевна, после того как все прошли в гостиную, – я не ждала гостей, хотя я вам очень рада.

Урусов заметил:

– Мы не станем долго вас задерживать, просто хотели убедиться, что с княжной всё в порядке.

Потом князь замолчал на мгновение и спросил, обращаясь к Стасе:

– Кто-то ещё знает, что вы здесь?

– Да, – ответила Стася, – Репнин Пётр Григорьевич, он мне помог найти верный адрес.

Урусов задумался и через некоторое время сказал:

– Анастасия Николаевна, я бы хотел вам предложить пока остановиться в нашем доме. Там и охрана своя, и расположение более удобное, в случае чего.

Виктория Алексеевна вскинулась:

– Это что же, Иван Алексеевич вы что-то дурное на Петра Григорьевича думаете?

– Ни в коем разе, Виктория Алексеевна, – поспешил ответить Урусов, – просто Пётр Григорьевич много, где бывает, много с кем общается, кто знает, может кому-нибудь расскажет ненамеренно, а Анастасии Николаевне раньше срока показываться никак нельзя.

Стася тоже чувствовала, что оставаться у Огульчиной нельзя, здесь небезопасно, да и как поведёт себя Пётр Репнин было непонятно. Мужчина, который сбежал от объяснений, не дождавшись пока его женщина придёт в себя, доверия не заслуживал.

Поэтому Стася тоже подтвердила, что будет рада принять приглашение князя Урусова, тем более что он был женат и никаких предосудительных моментов в проживании Стаси под одной крышей с ним не намечалось.

Виктория Алексеевна выразила желание сопровождать племянницу и вскоре все вместе они покинули небольшую квартиру.

И никто из них не заметил, что за домом следили. Причём разные люди. Неподалёку стоял мужчина в военной форме и будто бы кого-то ожидал, время от времени поглядывая в сторону парадной. А с другой стороны, с дворником разговаривал неброско одетый горожанин, чем-то отдалённо напоминающий Отто фон Шнафта, возможно тем, что роста он был невысокого или тем как он стоял, уверенном расставив ноги и чуть склонив, к говорившему дворнику, голову, тогда как глаза его внимательно осматривали территорию.

Как только он заметил, что из парадной вышли двое мужчин и две женщины, он завершил разговор и протянул дворнику монетку со словами:

– Выпей после работы, за здоровье моего батьки

– Благодарствую, мил человек, – слегка поклонился дворник, а когда обернулся, то рядом уже никого и не было, и только монетка в руке свидетельствовала о том, что мужчина, с которым он раговаривал, был реальным.

Выйдя на улицу из двора дома, князь Урусов быстро поймал пролётку и разместившись они поехали к дому Урусовых.

К Урусову Фёдор Троекуров идти отказался, сказал:

– Попробую к отцу пойти, объясниться, утром приду к вам.

И убедившись в том, что женщины прошли в дом, а за князем Урусовым захлопнулись ворота, Фёдор, подняв воротник пошёл к дому семьи Троекуровых.

Дом, в котором в Белояре проживали Урусовы, был небольшим. Оно и понятно, основной дом остался в столице, а сюда перебирались в спешке, много времени искать жильё не было.

Но холл и широкая лестница говорили о том, что дом непростой и живут в нём люди состоятельные.

Услышав, что вернулся Иван Алексеевич, первой по лестнице сбежала жена. Не стесняясь, обняла мужа, который сам улыбался от удовольствия возвращения и тёплой встречи.

Следом спустился отец и брат.

Младший брат, князь Урусов Никита Алексеевич, также, как и старший брат отличался мощным телосложением и обладал сильной магией земли. Но в отличие от рассудительного старшего брата обладал взрывным характером. Вот и сейчас чуть раскосые тёмно-орехового цвета глаза смотрели настороженно со смуглого лица.

– Знакомься, брат, Анастасия Николаевна, – представил Стасю Иван Алексеевич.

Стася подала руку для поцелуя, но как только Никита Урусов коснулся руки, вздрогнула и непроизвольно сжала руку молодого князя, который тоже удивлённо расширившимися глазами смотрел на скреплённые в почти мужском пожатии руки.

Стася перевела взгляд на старшего брата и сказала:

– Теперь я знаю, почему медведь приходил к вам, да не подошёл.