Текст книги "В сладком плену"

Автор книги: Адель Эшуорт (Эшворт)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 5

Мы наконец поговорили. Я шептала ему слова утешения и пыталась гладить по лбу. Сначала он называл меня Айви, но потом понял, что рядом незнакомый человек, и открыл глаза…

Виола стояла у окна спальни, отодвинув кружевную занавеску ровно настолько, чтобы увидеть, как герцог Чэтвин выходит из экипажа и уверенным шагом приближается к ее парадной двери. Разглядеть его как следует Виола не могла, потому что он закрывался от тумана легким плащом и надвинутым на лоб цилиндром. Но один только мощный силуэт Яна уже вселял в нее дрожь. Инстинкты хором предупреждали, чтобы она держалась от герцога подальше, и тот факт, что от одного взгляда, брошенного на него издалека, она чувствовала странное влечение, заставлял ее злиться на себя за слабость. Не исключено, что злость была ей лучшей помощницей в том, чтобы оставаться начеку.

Внезапно за миг до того, как скрыться из виду, герцог замедлил шаг и посмотрел вверх. Виола бросила занавеску и отскочила вглубь комнаты. Этому не было рационального объяснения, но она почувствовала себя оскорбленной, ее сердце застучало быстрее, и она замерла, гадая, заметил ее герцог или нет. Впрочем, это не имело значения. Она разыграет свою роль и примет Яна, как приняла бы любого другого клиента. Будет делать вид, что очарована им, а сама ни на миг не ослабит бдительности.

Только сегодня утром она отправила сына к сестре покойного мужа, чтобы тот хотя бы две недели погостил у тетки, подальше от города и от кутерьмы, которая, к сожалению, могла скоро начаться. При необходимости Виола была готова уехать с мальчиком в Европу на какое-то время. Насколько потребуется.

Повернувшись, Виола посмотрела в большое зеркало, висевшее у кровати, и распушила юбки. Она остановила выбор на ярко-желтом наряде с кружевными оборками и рукавами, желая добавить немного солнца в этот пасмурный день. Тот факт, что у платья был очень глубокий вырез и она надела свой лучший корсет, подчеркивающий полноту груди, не значил ничего, кроме желания выглядеть изысканно и женственно. По крайней мере, так себе говорила Виола. Поправив волосы, заплетенные и красиво поднятые к затылку, она с удовлетворением отметила, что вполне отвечает образу элегантной молодой вдовы, пощипала щеки, слегка прикусила губы и вышла из спальни.

За считанные мгновения Виола спустилась по лестнице на первый этаж и прошла по коридору в студию, располагавшуюся в восточном крыле здания. Она выбрала эту комнату из-за ряда высоких окон, которые улавливали утреннее солнце и скрашивали ее рабочее место, по крайней мере, довольно часто. Чтобы добавить яркости, Виола затянула стены желтыми обоями с рисунком из бутонов роз и поставила диван кремового цвета, на котором делала наброски, прежде чем браться за кисть. В углу она разместила детское кресло и стол, чтобы сын мог рисовать вместе с ней, когда ему становилось скучно в детской. Это была самая солнечная комната в доме, и Виола часто засиживалась там часами.

Однако сегодня Виоле не хотелось в ней задерживаться. Она распорядилась, чтобы Нидэм сразу вел Чэтвина в студию, и, по-видимому, герцог уже ждал ее там. Подойдя к двери, Виола задержалась, глубоко вдохнула и бесшумно переступила порог.

Яна она заметила сразу. Тот стоял у ее главного мольберта, рассматривая натюрморт, который она начала неделю назад.

На нем был вечерний костюм из тонкого черного шелка, белая шелковая рубашка и галстук в оливковую, белую и черную полоску, идеально завязанный и подчеркивающий его красивые, точеные черты. Конечно, великолепный наряд герцога в столь ранний час объяснялся тем, что он приехал позировать для портрета, но при взгляде на него Виола опешила. Ее всегда тянуло к Яну как к мужчине, но теперь это чувство стало еще тревожнее, и не только потому, что он знал о нем, но и потому, что он выглядел таким грозным, сильным и необоримо… сексуальным. Как мужчина, чью страстную натуру невозможно отвергнуть. Виола знала о последствиях таких непреодолимых желаний, и до тех пор, пока они с герцогом не расстанутся навсегда, она будет изо всех сил противиться им.

Ян поднял голову, поймал на себе взгляд Виолы, и его лицо расплылось в лукавой усмешке. Изобразив вежливую улыбку, Виола как ни в чем не бывало пошла к нему навстречу.

– Доброе утро, ваша светлость, – сказала она и опустилась в реверансе.

– Леди Чешир, – ответил герцог, выпрямляясь во весь рост и складывая руки за спиной.

– Начнем? – спросила Виола.

Пока она приближалась к Яну, его взгляд скользил по ее фигуре, потом его вниманием снова завладел мольберт.

– Сколько времени у вас занимает такая картина?

Виола подошла ближе и непринужденно сложила перед собой руки.

– Смотря сколько работы я вкладываю в нее ежедневно. Если я занята другими делами, на такое полотно могут уйти недели.

– Понимаю. – Герцог остановил на ней изучающий взгляд. – Какой смысл рисовать фрукты?

Виола рассмеялась.

– Художника занимает не сам фрукт, ваша светлость, по крайней мере, не в моем случае. Я люблю живые оттенки и насыщенные сочетания цветов. Этим, собственно, и привлекательны флористические картины и натюрморты. – Она изящно повела плечом. – И, разумеется, фрукты и цветы безобидны.

– Безобидны?

– Натюрморты нравятся почти всем, и их можно вешать в любой комнате.

Герцог искоса на нее посмотрел.

– А какие же картины, позвольте спросить, нельзя вешать в любой комнате?

Виола вздрогнула. Двойной смысл вопроса застал ее врасплох, и на долю секунды она задумалась, не может ли герцог намеренно провоцировать ее, зная о более чувственной стороне ее художественного таланта. Но нет, наверное, она сама себя накручивает. Он не может ничего об этом знать.

Несколько секунд спустя Виола ответила:

– Полагаю, любое произведение искусства можно разместить в любой комнате по выбору владельца. Я говорила о том, ваша светлость, что когда на картине много разных красок, она сочетается с любым оформлением, с любой комнатой. Или большинством комнат. – Она улыбнулась. – Вероятно, у каждого художника по-своему, но мне по душе дерзость ярких красок.

Герцог очень медленно кивнул.

– Это заметно по вашему гардеробу.

Виола заморгала.

– Прошу прощения?

Уголок его рта снова соблазнительно пополз вверх, внезапно сделав его таким привлекательным, что у Виолы чуть не перехватило дух.

– Я всего лишь хотел сказать, что яркие краски нравятся вам не только на картинах, но и на себе самой, – понизив голос, объяснил Ян. – На балу вы были в ярко-красном, вчера в насыщенном синем, сегодня на вас солнечный желтый. Эти цвета явно идут вам и выделяют вас из толпы.

Виоле показалось очень странным, что герцог не только помнил, что на ней было вчера, но и перечислил цвета всех платьев, в которых ее видел. Ей не приходилось встречать мужчин, которые замечали бы подобные вещи или хотя бы задумывались о них. Но, опять же, она всегда считала Яна незаурядным джентльменом и сейчас не могла оставить его комментарий без ответа.

– Как… необычно, что вы обратили внимание на мои вкусы в одежде, сударь, – любезно сказала Виола.

– Ничего необычного, – тут же возразил герцог. – Просто подумалось, как тяжело вам, наверное, было носить траур. Черный и серый, безусловно, не самые приятные цвета для молодой вдовы, которая предпочитает яркие краски.

Эта реплика казалась уважительной, но глубоко в душе Виола насторожилась.

– Уверена, вы мне льстите, ваша светлость, – осторожно проговорила она, не отступая от официального тона. – Но все равно спасибо на добром слове. – Повинуясь инстинкту, она отошла от герцога и начала отдергивать занавески с окон, выходивших на восток, одну за другой, чтобы впустить в комнату как можно больше света. – Я так понимаю, сударь, вам нужен классический тон?

– Вы художница, сударыня. Я поступлю в точности, как вы скажете.

Пытаясь не улыбаться, Виола вернулась к мольберту, сняла с него натюрморт и поставила незаконченную картину к стене. Потом взяла для портрета огромный чистый холст.

– Если присядете вон на тот табурет, ваша светлость, я начну.

Герцог огляделся по сторонам и заметил деревянный табурет у окна, выходившего на юг.

– Сюда?

– Да, пожалуйста, – сказала Виола, закрепляя холст на мольберте. – Освещение у этого окна лучшее из того, чем мы пока располагаем. Будем надеяться, что когда мы приступим к самому портрету, выглянет солнце и у нас тут станет ярче.

– Вы не будете рисовать его сейчас? – спросил герцог, подходя к высокому деревянному табурету и с легкостью усаживаясь на него.

Взяв с небольшого столика альбом и корзину для рукоделия, заполненную всяческими приспособлениями и материалами, Виола отнесла их к дивану, стоявшему в пяти футах от герцога, и удобно устроилась на подушках.

– Сначала я сделаю набросок, а потом буду переносить его на холст, но сегодня до этого вряд ли дойдет, – уточнила она. – На табурете долго не выдерживают, а точнее, не высиживают.

– Так вот почему вам достался уютный диван, а мне – маленький деревянный табурет? – шутливо поинтересовался герцог.

Виола улыбнулась, развязала корзину для рукоделия и принялась перерывать всевозможные тюбики и угольные карандаши, пока не нашла подходящий.

– Когда дело доходит до красок, я обычно стою или сижу на таком же табурете, как и вы, ваша светлость.

– Вот как, – бросил герцог, – значит, нам обоим будет неуютно.

Знал бы он, насколько неуютно ей прямо сейчас.

– Пожалуй, – отозвалась Виола, перекладывая альбом на колени, откидываясь на спинку дивана и переводя взгляд на герцога, – хотя мне это привычно, и, когда процесс меня захватывает, я, признаться, почти не замечаю неудобств.

– Охотно верю.

Очередной уважительный и вполне обычный ответ, который, если задуматься, мог содержать в себе целый мир завуалированных значений. В свете того, что их связывало в прошлом, чопорность их разговоров начинала казаться Виоле смешной, почти нелепой. Если бы ее не подмывало бежать от герцога куда глаза глядят, она могла бы расхохотаться и предложить ему рассказать, что он думает на самом деле.

Несколько минут Виола молча работала, изображая герцога в позе, которую, с его одобрения, собиралась использовать для портрета. Ян наблюдал за ней издали, и с этим напряженным вниманием было труднее всего справляться. Виола физически чувствовала на себе взгляд герцога, как будто он изучал каждую прядь ее волос, каждый изгиб тела и черту лица. На ее практике большинство позирующих, даже взрослые, очень скоро начинали скучать и отвлекаться. Некоторые принимались болтать без умолку, других одолевало нетерпение. А с герцогом Чэтвином было такое чувство, что он ни на какие сокровища не променял бы возможности быть сейчас здесь.

– Знаете, – сказал герцог, обрывая мысли Виолы, – чем больше смотрю на вас, леди Чешир, тем больше уверяюсь, что мы уже встречались.

Виола заставила себя сохранять спокойствие и поборола импульс посмотреть герцогу прямо в глаза.

– Полагаю, это возможно, – уклончиво ответила она, делая вид, что увлечена работой, и энергично заштриховывая что-то в альбоме.

Еще несколько мгновений прошло в молчании. Потом герцог тихо пробормотал:

– Уверен, вы понимаете, что мне нравится за вами наблюдать.

У Виолы перехватило дух, и она на долю секунды замерла с карандашом в руке, но поднять взгляд на герцога и обнаружить, как ее ошеломило его откровенное замечание, не посмела. И какого ответа, скажите на милость, он от нее ждал?

– Не сомневаюсь, вы мне льстите, ваша светлость, – с натянутой улыбкой выдавила из себя Виола.

Герцог усмехнулся.

– Вам неловко, когда я говорю, что вы меня привлекаете?

О боже!

Виола вздохнула, на секунду-другую закрыла глаза и ответила:

– Пожалуй, не стоит обсуждать подобные темы, ваша светлость.

Ян, к счастью, не стал спорить, но и сверлить ее взглядом не прекратил. В этот момент Виола решила, что лучше свести их необходимое общение к обыденным темам. Ей совершенно не хотелось знать, что герцог думает на самом деле.

Мгновение спустя он спросил:

– Надеетесь ли вы снова выйти замуж, сударыня?

Наконец-то. Вопрос, который она может обсудить.

– Нет, не думаю, – не колеблясь, ответила Виола. – По меньшей мере, не так скоро. Я сейчас живу полной жизнью и счастлива этим.

– Ответ из тех, какие дают королеве.

Тут Виола все-таки подняла голову.

– Прошу прощения?

Герцог пожал плечами и, сощурившись, встретил ее взгляд.

– Похоже, вы заучили эту реплику для всех официальных расспросов на этот счет.

Виола облизала губы и, промешкав лишь короткий миг, вновь сосредоточилась на рисунке.

– Вообще-то, ваша светлость, это правда.

Герцог выдержал паузу, потом спросил:

– Вам не пришлась по вкусу замужняя жизнь?

Виола немного подумала и решила ответить честно.

– Напротив, мне почти все нравилось. Хотя внезапная кончина мужа не позволила нам провести много времени вместе, он был очень добр ко мне и великодушен. – Она снова улыбнулась. – И я горда тем, что могу растить и лелеять его наследника, моего сына.

– Значит, либо ваша нянечка великолепно справляется с обязанностями, либо мальчик очень хорошо воспитан. Пока что, леди Чешир, я не увидел и не услышал ни намека на то, что в вашем доме живет ребенок.

Бросив на герцога взгляд из-под ресниц, Виола решила не искать в его реплике подвоха.

– На самом деле его нет в Лондоне, он гостит у родственников мужа, за городом.

– Ах, – отозвался герцог и после короткой паузы добавил: – И вы не поехали с ним?

Виола подула на рисунок, чтобы избавиться от грифельной крошки.

– Думаю, я скоро к нему присоединюсь. Но сначала нужно нарисовать ваш портрет.

– Получается, я лишаю вас возможности проводить время с ребенком?

Виола улыбнулась и подняла голову.

– Не вините себя, ваша светлость. Разумеется, я ужасно по нему скучаю, но это мой первый сезон после траура, и, откровенно говоря, мне кажется, что короткая разлука ему не повредит. Мальчику скоро пять, он сын барона, и ему нужно привыкать к своему месту в семье.

– Бог мой, да вы в самом деле гордая мать, – повеселев, сказал герцог.

Виола кивнула.

– Уверена, сударь, вы будете не менее гордым отцом, когда у вас появятся свои дети.

– Полагаю, вы правы, – согласился герцог и через несколько мгновений спросил: – А как его зовут?

– Джон Генри Клиффорд Крессуальд, лорд Чешир, – с теплотой в голосе ответила Виола.

– Так вы его зовете?

Виола перестала рисовать и посмотрела на герцога.

– Зову?

Герцог опять усмехнулся и запустил пальцы в волосы.

– Дорогая леди Чешир, ваш ответ был таким длинным и официальным, что я невольно засомневался, так ли вы зовете сына, когда остаетесь с ним в детской вдвоем.

Виола поджала губы, чтобы не прыснуть со смеху.

– Прошу прощения, ваша светлость, но вы сами сказали, я гордая мать. Вообще-то я зову его Джон Генри, если, конечно, он не начинает баловаться. В последнем случае обращение по полному имени и титулу помогает его утихомирить.

– Понимаю. Старые как мир материнские уловки.

Тут Виола не сдержала смеха.

– Мой дорогой лорд Чэтвин, никаких материнских уловок не существует, уверяю вас. Мы просто делаем все, что в наших силах, и надеемся, что любовь и дисциплина, которыми мы окружаем наших драгоценных детей, дадут им благородное сердце и помогут идти по жизни твердым шагом и с гордо поднятой головой.

Герцог покачал головой и усмехнулся.

– Даже теперь ваш ответ кажется заготовленным.

– Так и есть, – подтвердила Виола, заговорщически понизив тон. – Изо дня в день я слышала эти слова от матери, хотя вместо «любви» она говорила «пример». – Она чуть нахмурилась и добавила: – Никогда не понимала, как можно дать детям благородное сердце, не показав им сначала своей любви. Думаю, это лучший пример.

Улыбка на красивом лице герцога захватила Виолу, и несколько секунд они молча смотрели друг на друга, ощущая взаимную тесную связь, которой, однако, не находилось ни названия, ни объяснения.

– Вы очень любите сына, – тихо проговорил герцог.

Сердце Виолы растаяло при одном упоминании об этом даре небес.

– Безмерно, ваша светлость. Все, что я делаю в жизни, делается ради него и для его блага.

Герцог долго молчал, пронизывая ее взглядом. Потом его глаза медленно сузились, а улыбка начала тускнеть, как будто Виола сказала или сделала что-что, что его раздосадовало.

Он заерзал на табурете и сел ровнее.

– В таком случае вам, наверное, хочется больше детей?

Голос Яна сделался колючим от внезапного холода. Эта смена настроения напомнила Виоле, какое место она занимает в жизни герцога и как неразумно быть с ним чересчур откровенной. Чем меньше он будет знать о ее личных делах, особенно о том, как далеко она готова зайти, чтобы защитить Джона Генри, тем лучше.

Потупив глаза, она сухо ответила:

– Не обязательно. Для этого сначала придется выйти замуж, а мне пока о браке думать не хочется. К тому же сын и наследник имения у меня уже есть.

– Вы не хотите дочь?

Уголки ее губ слегка приподнялись.

– Дочерей по заказу не рожают, ваша светлость. И, если уж быть совсем откровенной, вынашивать ребенка было невыносимо.

Герцог удивился. Виола почувствовала это, даже не поднимая глаз.

– Как странно слышать это от леди, – сказал он.

Виола пожала плечами и чуть склонила голову набок.

– Возможно, если у леди не бывает осложнений при родах и ребенок легко появляется на свет.

– У вас были проблемы со здоровьем?

Желание герцога обсуждать настолько деликатные и личные темы заставило Виолу насторожиться, особенно учитывая деловой характер, который носило их знакомство. Сам факт, что приходится беседовать с джентльменом о деторождении, уязвлял ее чувства, но, бросив быстрый взгляд на Яна, она решила, что тот искренне заинтересовался и ничуть не смущается предметом разговора.

Виола вздохнула.

– Да, я почти все время плохо себя чувствовала. Джон Генри родился ножками вперед на четвертый день схваток, и я чуть не умерла, пока он появился на свет. Каждый день благодарю Бога, что находилась тогда в Лондоне и смогла прибегнуть к помощи хорошего врача. Будь это за городом, думаю, мы бы погибли вдвоем, как это чаще всего происходит, когда ребенок рождается неправильно.

– Это… прискорбно, – подавленно пробормотал герцог. – Ваш муж, наверное, места себе не находил от волнения.

Виола мысленно содрогнулась, как с ней всегда бывало при мысли о тех мрачных днях.

– Наверняка, – согласилась она, быть может, чересчур живо. – В любом случае этот… опыт дался мне весьма тяжело, и я не спешу его повторять.

– Моя сестра должна вот-вот родить второго ребенка, и она в восторге, – рассеянно проговорил герцог. – Или так мне кажется.

Значит, леди Айви беременна. Но рассказать подробнее она герцога не попросит.

– Что ж, ради нее и я оставлю мрачные мысли. Это чудесная новость.

– В самом деле, – согласился герцог, едва заметно кивнув. – Подозреваю, ее муж тоже места себе не находит.

Широко улыбнувшись при этих словах, Виола заметила:

– Не сомневаюсь, но, вероятно, от радости, если ее первые роды прошли без проблем.

Герцог не ответил, просто продолжал с непроницаемым видом наблюдать за Виолой. Та вернулась к наброску, который, к счастью, был уже почти готов, надеясь, что Ян догадается закрыть тему и оставить в покое деторождение, свою сестру и в особенности прошлое.

– Могу я задать вам еще один вопрос, леди Чешир? – несколько секунд спустя проговорил герцог.

Герцог определенно не ждал, что она станет перечить, да и как было возражать, когда его голос внезапно сделался гладким и шелковым, а тон интимным. Виола опять начала теряться, у нее участился пульс, но взглянуть на Яна она не смела.

– Конечно, ваша светлость, – как можно чопорнее ответила она.

Герцог глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– За все время вы ни разу не спросили меня о моем прошлом, интересах, семье или загородном доме. При других обстоятельствах я не счел бы это необычным, но, поскольку я мучаюсь догадками, где мы могли встречаться прежде, и открыто говорил вам об этом, мне… любопытно, почему так получается.

Виола замерла, опустив глаза в альбом, во рту у нее пересохло. Пытаясь изобразить равнодушие, она сказала:

– Я… право, я не думала об этом.

– Нет? – усомнился герцог. – Вам не приходило в голову задать мне хотя бы общие вопросы о моих повседневных делах или знакомых, которые могут оказаться общими? Вы никогда не задумывались, где могли пересекаться наши дороги? Я даже упомянул о своей сестре, но вы не спросили, как ее зовут, не говоря уже о том, где она живет и носит ли титул.

Своим укором герцог почти разозлил Виолу, хотя по большому счету ей следовало злиться на себя, а не на него, ибо его недоумение было вполне обосновано. Будь она умнее, она бы уже давно обменялась с ним любезностями, а теперь подобное невнимание с ее стороны начинало выглядеть подозрительным. Хотя, опять же, у нее нет причин думать, что герцог знает о ее мотивах. Он сомневается в них, и только.

– Прошу прощения, ваша светлость, – любезно проговорила Виола, убирая угольный карандаш обратно в корзину и вставая с альбомом в руках. Открыто встретив взгляд герцога, она продолжала: – Честно говоря, я об этом не думала. Разумеется, мне любопытно, но я просто предположила, что у вашей сестры есть титул и живет она за городом. – Она широко повела свободной рукой. – Но, как я уже говорила, если мы встречались прежде, я ничего не припоминаю. И, конечно же, мне не пристало так подробно расспрашивать клиентов и вмешиваться в их жизнь, особенно если речь идет о джентльменах с таким высоким титулом, как у вас. Уверена, вы меня понимаете.

На секунду-другую у герцога сделался такой вид, будто он вот-вот рассмеется. Потом он грозно протянул:

– Понимаю. Очень… благородно с вашей стороны уважать мое положение, леди Чешир.

Фраза герцога прозвучала несколько насмешливо, и Виоле пришлось побороть нелепый импульс опуститься перед ним в глубоком реверансе. Вместо этого она отмахнулась от его двусмысленной похвалы и смело пошла к нему навстречу, чуть приподняв подбородок для уверенности и растянув губы в удовлетворенной улыбке.

– Я закончила первый набросок, ваша светлость, – сказала она, останавливаясь рядом с герцогом и крепко прижимая альбом к груди. – Быть может, хотите взглянуть?

Герцог слегка повел бровью, но остался сидеть.

– Непременно.

Поскольку он не поднялся с табурета, его макушка оказалась на уровне плеча Виолы. Она подобралась настолько близко, насколько было возможно, чтобы не касаться Яна, потом вытянула перед собой руку с альбомом, чтобы они могли вместе рассмотреть рисунок.

– Это всего лишь грубый набросок, но так легче представить, каким будет портрет.

Герцог какое-то время разглядывал рисунок, после чего сказал:

– Сходство отлично схвачено. Надо сказать, мне… отраден ваш талант.

– Благодарю вас, ваша светлость, – вежливо ответила Виола, хотя на самом деле ее разбирала досада, ибо тон герцога казался ей скорее удивленным, чем довольным. От этого ей вдруг захотелось объяснить, как непроста работа художника. – Позволите немного посвятить вас в процесс?

Ян бросил на нее быстрый взгляд.

– Процесс?

– Как у меня получаются рисунки.

На лице герцога мелькнула растерянность, потом он утвердительно кивнул.

– Конечно.

Виола склонила голову набок и сосредоточилась на наброске.

– Фон будет, каким пожелаете, вероятно, залитое солнцем окно библиотеки или что вам будет угодно. Цвета одежды тоже можно сделать по вашему вкусу, независимо от того, в чем вы будете приходить позировать. – Она принялась отмечать кончиками пальцев отдельные линии. – Обратите внимание на углы скул и квадратную форму челюсти. Ваши бакенбарды немного короче, чем сейчас носят джентльмены, но вам они очень идут. Также я попыталась придать глубину вашему взгляду. У вас удивительные, темные глаза, в них много жизни, но, если я нарисую брови чересчур изогнутыми или тонкими, образ может получиться излишне веселым, а такой формальный портрет, как мне кажется, требует серьезности.

Герцог едва заметно кивал, якобы поглощенный рисунком.

Виола перевела взгляд на него.

– У вас хороший лоб – не слишком широкий и не слишком вытянутый – и безупречная кожа. Пожалуй, для солидности зачешу вам волосы на затылок, чтобы открыть лицо. – Она протянула руку и принялась убирать шелковистые пряди с его лба. – Думаю…

Герцог схватил ее за запястье и отпрянул от нее как ошпаренный.

Виола ахнула от неожиданности.

Герцог не шевелился, просто крепко держал ее за руку и пристальным взглядом выпытывал в ее глазах самые сокровенные тайны.

Виола шумно сглотнула и попыталась вырваться, но Ян отказывался ее отпускать. Сердце, которое теперь оказалось всего в нескольких дюймах от его лица, бешено заколотилось в груди, их тела очутились так близко, что Виола тут же почувствовала себя окруженной – загнанной.

– Прошу прощения, ваша светлость, – хрипло проговорила она, безуспешно пытаясь высвободить запястье из хватки герцога.

И тут Ян заморгал, едва заметно, будто выходя из транса, покачал головой и озадаченно нахмурил брови.

– Ваша светлость? – снова прошептала Виола.

Герцог медленно опустил ресницы и уставился на ее груди, завораживающие полусферы которых открывал глубокий вырез туго затянутого лифа. Под этим откровенным взглядом у Виолы перехватило дух, по телу разлилось тепло; а герцог все смотрел, и на бесконечный миг она испугалась, что он преодолеет последнюю преграду в три дюйма, положит щеку ей на груди и примется жадно их целовать.

Казалось, воздух вокруг них трещал, заряженный глубоко спрятанными воспоминаниями Виолы о тех днях, когда Ян жался к ней в отчаянии. Ей вдруг стало страшно, что своим невинным прикосновением она разбередила те обрывки памяти, которые остались у него.

– Виола… – пробормотал герцог.

Заслышав свое имя, Виола распахнула глаза, но не шелохнулась, оставаясь в опасной власти Яна, не понимая, что говорить, что делать и делать ли что-нибудь вообще. Тикали секунды, и, наконец, герцог резко вдохнул и поднял глаза к ее лицу.

Едва их взгляды встретились, его глаза вспыхнули диким пламенем, и от страшного голода, который увидела в их темных глубинах Виола, сердце замерло у нее в груди, а желудок скрутило в узел.

Он что-то помнит…

И вдруг, в одночасье, огонь погас. Настроение в студии изменилось, герцог обольстительно сузил веки, а его красивый рот изогнулся в кривой улыбке. Как будто он силой воли отмел растерянность и возбуждение и стал совершенно другим человеком, вернулся к образу грозного, неотразимого джентльмена, каким вошел в ее дом. Герцог по-прежнему не отпускал запястья Виолы, но теперь его пальцы сделались нежными и заскользили по ее чувствительной коже. Мгновение спустя Ян поднял ее руку и осторожно коснулся мягкими губами кончиков ее пальцев.

Ошеломленная, Виола чуть не уронила альбом, за который до сих пор цеплялась как за спасательную шлюпку; колени у нее подгибались, но отвести глаз она не могла.

Пристально наблюдая за ней, герцог водил головой взад-вперед, лаская костяшки пальцев изысканными прикосновениями губ. Виолу лихорадило, ее тело мгновенно распалилось сексуальным томлением, которое она помнила, но не испытывала уже много лет. Потом, подняв ее руку еще выше, герцог слегка склонил голову набок и стал целовать запястье, маленькими шажками прокладывая сладкую тропинку, дразня горячим дыханием, доводя до беспамятства.

– Вы прекрасны, – прошептал герцог, не отводя губ от запястья. – Ничего не могу с собой поделать, когда вы так близко.

В каком-то смысле Виола ему верила. И все-таки внимание, которое он уделял ей сейчас, разительно отличалось от страсти, которую она ощущала и видела в его глазах всего пару мгновений назад. Теперь она казалась напускной – как будто мысли и чувства Яна раздвоились. Как будто он действовал по плану.

Силы вернулись к Виоле, эмоции улеглись, и она снова попыталась высвободить руку. На сей раз герцог ее отпустил.

Он поднялся, и Виола попятилась на шаг, обеими руками прижав альбом к груди в некоем подобии самозащиты.

– Вы знаете, я хочу поцеловать вас, Виола, – хрипло прошептал он.

Виола чуть приподняла подбородок, начиная закипать от гнева. Герцог явно решил, что может помыкать ею, как ему вздумается, что она будет исполнять каждое его желание и прихоть. Она оставила такую покорность в Уинтер-Гардене, когда ушла от своей деспотичной семьи, и окончательно поставила на ней крест, когда умер муж. Она никому больше не позволит решать за себя. Особенно мужчине, который использует ее женскую природу против нее самой. Но самым страшным, самым отвратительным чувством после того, что произошло несколько мгновений назад, было подозрение, что Ян притворяется. Или лжет с какой-то гнусной целью.

Сердце Виолы колотилось, лицо, несомненно, сделалось ярко-розовым, к удовольствию герцога, но она встретила его взгляд, натянуто улыбнулась и с чопорным сарказмом ответила:

– В самом деле, ваша светлость, вы производите впечатление человека, которому по вкусу подобные развлечения, но я не думаю, что мне стоит вам потворствовать. И, разумеется, это повредит нашим деловым отношениям.

Брови герцога взмыли вверх, губы искривились. Виола не могла определить, удивила она его или развеселила, но если бы пришлось гадать, она бы сказала, что и то, и другое. Однако дожидаться ответа она не стала. Проскочив мимо Яна, она быстро вернулась к своему письменному столику, положила на него альбом, позвонила в колокольчик, вызывая слугу, потом повернулась лицом к герцогу и скрестила перед собой руки.

– Полагаю, на сегодня достаточно. Дворецкий проводит вас…

Ян добрался до нее в три шага.

Схватив Виолу за обе руки, он рванул ее к себе и налетел на ее рот, не грубо, но с непоколебимой решительностью.

Писк вырвался из ее горла при первом касании, и на долю секунды ей захотелось оттолкнуть Яна и закричать. Потом все негативные мысли испарились: герцог принялся ласкать ее губы своими, убеждая раскрыться, подчиняя ласковым напором и заставляя таять изнутри. Сама того не желая, Виола тихонько всхлипнула.

Этот вздох повиновения подстегнул Яна. Отпустив руки Виолы, он обнял ее и притянул ближе. Одна его ладонь легла на спину, второй он обхватил шею, коснувшись пальцами волос на затылке. Рот герцога изощренно подминал Виолу под себя, оживляя каждый нерв в ее теле, напоминая о наслаждениях, которые может дать только мужчина. Его язык порхал по верхней губе, потом устремлялся внутрь, и она встречала его дразнящими касаниями своего языка, завороженная им, его вкусом, его запахом. Зажатая в объятиях герцога, Виола не могла ничего иного, кроме как принимать его. Но как только она обвила его руками ниже пояса и отдалась желанию, он замер, а потом очень медленно поднял голову.

Виола почувствовала, как Ян разжимает ее руки, отстраняет ее от себя и делает шаг назад. Ее ресницы распахнулись, и она подняла затуманенный взгляд к его лицу.