Текст книги "В сладком плену"
Автор книги: Адель Эшуорт (Эшворт)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Глава 2
Его опять напоили дурманом, но он все равно такой беспокойный и мучается от боли. О Господи, прошу, скажи, что мне делать…
Снаружи стемнело, и Виола вздрогнула, когда они вышли на холодный ночной воздух. Герцог, однако, не мог этого почувствовать, потому что она едва касалась затянутой в перчатку ладонью его локтя. Чутье подсказывало ей, что нужно бежать, и бежать быстро, но она не могла так поступить, не навлекая на себя подозрений. Пока что она понятия не имела, о чем говорить и как себя вести.
Герцог молча вел ее к краю балкона, с которого открывался вид на раскидистый сад и пруд, красиво залитый светом факелов. Вокруг были люди, вдали прогуливались и смешивались пары, из бального зала доносились смех и музыка, и тот факт, что они с герцогом не остались совсем одни, придавал Виоле некое подобие уверенности.
Наконец Ян остановился и повернулся к ней; небрежно опершись локтем о перила, он всмотрелся в ее профиль. Виола замерла, выпрямив спину, прижав к себе веер Изабеллы и глядя на тропинку, которая вилась между клумбами внизу. Она ждала, что вот сейчас герцог скажет: он знает, кто она такая, он умышленно искал встречи с ней и увел от остальных гостей, чтобы обвинить в том, что пять лет назад она была свидетельницей его похищения и ничего не сделала, чтобы помочь ему сбежать. Виола порывалась извиниться, не дожидаясь его упреков, объяснить свои действия, но понимала, что теперь это прозвучит фальшиво. В любом случае ей не хотелось первой нарушать молчание.
– Идеальная ночь для прогулок на свежем воздухе, – проговорил герцог, нарушая ход ее мыслей.
Эта банальная фраза сбила Виолу с толку.
– Да, чудесная ночь.
– Леди Виола Чешир, – очень медленно повторил герцог.
Бархатный голос, которым он произнес ее имя, снова ошеломил ее. Она смело подняла голову и посмотрела ему в лицо, которое теперь отчасти скрывала тень и освещали только слабые отсветы из бального зала за ее спиной. Выражение лица герцога ничего не выдавало. Внезапно Виола поняла, что Ян вот-вот раскроет свои намерения, и застыла в ожидании, не в силах отвести от него глаз. Молчание тянулось несколько невыносимых секунд. Потом герцог склонил голову и смерил Виолу задумчивым взглядом. Она не могла шевельнуться. Не могла дышать.
Поведя темными бровями, Ян пробормотал:
– Простите за дерзость, но мне в вас чудится… что-то знакомое. Мы не встречались прежде?
Во второй раз за вечер Виола чуть не упала в обморок. Она быстро заморгала и невольно ахнула. Кровь отлила от ее лица, и ее охватило глубокое смятение.
– Прошу… прошу прощения…
Герцог продолжал смотреть на Виолу, будто бы не замечая ее изумления.
– Простите, что разглядываю вас, но ваше… лицо и голос меня пленили. – Он сузил веки и покачал головой, словно завороженный. – Я точно видел вас раньше. Просто не могу вспомнить, когда и где.
Виола с шумом выдохнула через приоткрытые губы и на мгновение обмякла в корсете, почувствовав внезапную, не постижимую радость при мысли, что Ян, быть может, в самом деле не помнит ее и пришел вовсе не для того, чтобы ее обвинять. Впрочем, само предположение казалось абсолютно невероятным. Да, почти все время, проведенное в плену, он был одурманен, находился в полной темноте, а в те редкие случаи, когда они оставались вдвоем и его сознание прояснялось, она ни разу не называла ему своего имени. Но неужели он не вспомнил в ней женщины, которая делила с ним его ужас?
– Леди Чешир? – мягко подтолкнул он.
Виола выпрямилась и, прислушавшись к чутью, решила, что, если герцог в самом деле ее не узнает, она не станет ему помогать.
– Простите. Задумалась, перебирала воспоминания, но вас, увы, там не нашла. Если мы и встречались прежде, я не припоминаю ни времени, ни обстоятельств.
Уголки его губ опустились, и он кивнул. Секунды медленно тянулись одна за другой, а герцог продолжал изучать Виолу, заставляя ее чувствовать себя еще неуютнее под пристальным взглядом. Потом Ян лукаво улыбнулся.
– Возможно, вы правы, хотя я редко забываю красивых женщин, а вы прекрасны.
Неожиданный комплимент герцога в равной степени удивил и насторожил Виолу. За исключением формы лица и цвета глаз и волос, она ничем не походила на девушку, которой была пять лет назад, а в то время ее никто не назвал бы красивой. Симпатичной, может быть, но не прекрасной. И все-таки лесть герцога казалась искренней, хотя теперь Виола не понимала, к чему идет их разговор.
– Очень приятно слышать от вас такое, – пролепетала Виола. – Благодарю, ваша светлость.
Ян продолжал смотреть на нее, и она с напускным спокойствием и вежливой улыбкой на лице выдерживала его взгляд, ожидая, каким будет его следующий ход, хотя ее сердце так сильно колотилось, что она чувствовала его в груди.
– Вы вдова, – через несколько секунд проговорил герцог, – и Фэйрборн говорит, что это ваш первый сезон после траура.
– Верно. Мой муж умер почти четыре года назад.
– Понятно. – Повернувшись, он встал лицом к саду и слегка подался вперед, положив предплечья на перила и сцепив пальцы в замок. – А как муж относился к вашим художественным талантам?
Виола моргнула.
– К моим талантам?
Пожав плечом, герцог пояснил:
– Он поощрял ваши профессиональные занятия живописью?
Направленность его вопросов насторожила Виолу, и она мысленно встряхнулась, приготовившись отвечать как можно более туманно.
– Я бы не сказала, что он смотрел на это как на профессию, ваша светлость, – осторожно сказала она. – Но ведь он умер вскоре после свадьбы, и тогда вопрос утратил актуальность.
– С того времени вы заработали себе имя и считаетесь одним из лучших портретистов Лондона, не так ли?
Он сам уже все знал, но Виола решила не указывать ему на это.
– Да, но есть несколько других, которые тоже весьма хороши.
Герцог снова посмотрел ей в глаза и сказал:
– Сколько вы берете за каждый портрет?
– Когда как, – честно ответила Виола. – Общая сумма складывается из многих составляющих, и каждый случай индивидуален. Бывают простые, бывают сложные.
Герцог какое-то время молча смотрел на нее, потом спросил:
– И в чем именно состоит различие между этими… случаями?
– Ну, – выдохнула Виола, – основой для расчета, как правило, служит время, которое мне нужно потратить. Хотя я также учитываю, сколько сеансов позирования может понадобиться, ребенка я рисую или взрослого, сколько человек на портрете, размеры полотна, стоимость материалов, затраты на проезд и финансовое положение заказчика.
Герцог повел бровью.
– Финансовое положение заказчика?
Не стоило ей об этом говорить. Немного помявшись, она уклончиво ответила:
– Я стараюсь идти на уступки. К одним судьба благосклоннее, чем к другим, аристократов, как вы сами понимаете, это тоже касается.
– Понимаю, – с готовностью согласился герцог, понижая голос почти до шепота. – И каким образом менее удачливые джентльмены оплачивают ваш… уступчивый талант, леди Чешир?
Заслышав этот провокационный вопрос, Виола чуть больше округлила глаза. Жаркий румянец стал заливать ее, подниматься по шее к щекам, но она не отступила, не отвела глаз и не съежилась от смущения, ведь в тусклом свете герцог, вероятно, не видел, как она покраснела.
Слегка приподняв подбородок, она парировала:
– Иногда их жены пекут мне пироги, ваша светлость.
Губы Яна очень медленно изогнулись в улыбке.
– Вы работаете за пироги, сударыня?
При виде его красивого лица, осветившегося искренним весельем, у Виолы чуть не остановилось сердце.
– Вишневый мой любимый.
– Неужели?
– Но черничный и яблочный мне тоже нравятся, – озорно добавила она. – Иногда, если портрет очень большой и требует много времени, я беру в уплату долга по одному пирогу с каждой из трех начинок.
Герцог чуть не рассмеялся. Виола видела, как он борется с собой, в который раз скользя взглядом по ее лицу, отмечая каждую черточку, от завитков в волосах, крошечных жемчужных сережек на мочках ушей и до губ, которые она облизала от внезапного волнения.
Ян опять полностью повернулся к ней и шагнул вперед, оказавшись так близко, что его голени коснулись ее платья; улыбка сползла с его лица.
– Видимо, муж оставил вам достаточно средств, если вы можете работать за пироги, – сказал он, ни взглядом, ни жестом не выдавая эмоций.
Тревога охватила Виолу с новой силой. Герцог был так близко, что его можно было коснуться, услышать запах его изысканного одеколона, угадать скрытое значение в темных глубинах его глаз.
Виола сглотнула, пытаясь сохранять спокойствие.
– Простите, ваша светлость, но я… я не понимаю, какое отношение мои вкусы и средства моего покойного мужа имеют к…
– Нам? – шепотом закончил за нее герцог.
Виола не собиралась этого говорить, и слова Яна ее ошеломили. Он окончательно ее заворожил.
Герцог лукаво улыбнулся.
– Если я закажу у вас портрет, леди Чешир, мне нужно больше узнать о вас и о том, насколько уступчивой вы можете быть.
Виола понятия не имела, как воспринимать эту реплику. Но точно знала, что не хочет рисовать его портрет. Каждая секунда рядом с Яном повышала вероятность разоблачения. И сейчас он действовал чересчур… знакомым образом.
Виола попятилась от герцога на шаг, раскрыла веер и стала обмахивать им лицо, безмерно радуясь, что не вернула его Изабелле.
– Как я уже говорила, ваша светлость, я не уверена, что у меня будет время на эту работу.
– Жизнь научила меня, – задумчиво проговорил герцог, – что время действительно бесценно. Вы вдова, поэтому, уверен, вы меня понимаете.
Виола замедлила движение веера.
– Конечно.
Переведя взгляд в сторону сада, герцог пояснил:
– Я редкий гость на светских раутах, леди Чешир. Предпочитаю жить у себя в загородном поместье из-за… тяжелого испытания, которое изменило мою жизнь после того, как зимой пятьдесят второго чуть не оборвало ее.
Потрясенная тем, что Ян заговорил о своем похищении, притом что он якобы не подозревает о ее участии, Виола пошатнулась. Она инстинктивно протянула руку и схватилась за поручень.
– Свет обожает сплетни, как вам, конечно же, известно, – продолжал герцог уже серьезнее. – По одной только этой причине последние несколько лет я старался по возможности избегать города, отказываясь подавать себя публике в качестве развлечения или, того хуже, предмета жалости.
Ян умолк, пережидая, пока мимо пройдет смеющаяся пара, потом расправил плечи и снова повернулся лицом к Виоле. Он приблизился на шаг, но сцепил руки за спиной и встал подчеркнуто прямо. Герцог изучал Виолу пристальным взглядом, а она ничего не могла прочесть в его темных чертах. Чувствуя себя неловко, она переминалась с ноги на ногу.
– Ваша светлость, я не уверена…
– Леди Чешир, несколько месяцев назад я унаследовал новый титул по линии шотландских предков моей матери, – с легкостью перебил он. – Происшествие незаурядное, и, хотя сюрпризом оно для меня не стало, я не ждал этого так скоро. Тем не менее, вместе с титулом пришло осознание, что я должен, наконец, исполнить свой долг и жениться. Поэтому я приехал на этот лондонский сезон.
Спрятанная в тени, Виола слегка приоткрыла рот.
– Вы здесь, чтобы выбрать жену?
– Мне нужен наследник, сударыня.
Виола кивнула, как будто прекрасно понимала его положение, хотя внезапно ощутила, как все трепетные, неудержимые эмоции, которые она когда-либо испытывала к нему, с новой силой прорвались на поверхность, опаляя лицо и лишая способности рационально мыслить.
– У вас… у вас есть леди на примете, сударь? – почти шепотом спросила она.
Герцог нахмурился и покачал головой.
– Пока нет, но сезон только начался.
Непонятное облегчение захлестнуло Виолу, и она поспешила его подавить.
– Понимаю.
Несколько мгновений спустя герцог спросил:
– Может быть, у вас есть знакомые, которых вы могли порекомендовать?
Не будь Виола так сбита с толку всей этой внезапной встречей, она бы, вероятно, обиделась. Герцог не пожелал танцевать с ней, но зато не постеснялся спросить о других леди, с которыми стоит пофлиртовать. Виола взяла себя в руки. Эти мысли не к месту. Ее не касается, за кем он предпочтет ухаживать. Честно говоря, сейчас ее гораздо больше волновала другая проблема – как умиротворить герцога и быстренько сбежать, пока он не вспомнил об их прошлых встречах.
– Уверена, в Лондоне много достойных леди, ваша светлость, – деловым тоном ответила Виола, расправляя плечи и снова принимаясь обмахиваться веером. – И я также уверена, что любая из них почтет за честь стать вашей герцогиней.
Герцог опять улыбнулся, на этот раз криво.
– Какой формальный ответ, леди Чешир.
Виола не представляла, как понимать это замечание, и потому пропустила его мимо ушей.
– Возможно, вам стоит объяснить, чем я могу быть вам полезной, ваша светлость.
Несколько долгих секунд Ян молча за ней наблюдал, а потом ответил:
– Я хочу, чтобы вы нарисовали мой герцогский портрет, который я мог бы презентовать невесте в качестве свадебного подарка, а позднее повесить в Чэтвине. Разумеется, я хорошо заплачу вам за ваше время и конечный результат. – Он чуть подался вперед и добавил: – Я не пеку пирогов, поэтому расплачиваться придется банальными и скучными банкнотами.
Виола чуть не расхохоталась при нелепой мысли о графе, который печет сладости. Прочистив горло, она ответила:
– Я посмотрю, что можно сделать. Мне нужно…
– Свериться с календарем, да, знаю, – снова перебил он, все еще шутливым тоном. Потом, опустив руку в карман сюртука, вынул свою карточку и протянул Виоле.
– Пожалуйста, как можно скорее дайте знать, свободны ли вы. Если нет, мне придется поручить работу кому-то другому.
Виола бросила взгляд на карточку, но не смогла ничего на ней прочесть в темноте.
– Я напишу вам, ваша светлость.
Герцог коротко кивнул.
– Буду ждать, леди Чешир.
Их взгляды встретились, и на кратчайший миг между ними пробежал электрический разряд. Темные глаза в последний раз скользнули по ее фигуре, а затем, кивнув, герцог прошел мимо нее и направился в бальный зал.
Виола чуть не упала. Несколько минут она не решалась вернуться к гостям, а когда ей все-таки это удалось, эмоции захлестнули ее при виде герцога, который с красивой улыбкой на привлекательном, мужественном лице кружил в танце Анну Тилдеа.
Высоко подняв голову, Виола отправилась искать леди Тенби и, извинившись перед хозяйкой, покинула вечеринку раньше десяти. Восторженное волнение и радость, которые она испытывала в начале вечера, потускнели до тупой боли сожалений.
Глава 3
Сегодня я сидела с ним, долго, надеясь утешить, но он даже не понимал, что я рядом…
Ян стоял посреди спальни, поправляя галстук, разглаживая рукава и рассматривая себя в зеркале. Она приняла его предложение, и всего через несколько минут он отправится в ее городской особняк, чтобы обсудить плату и подробности портрета, который она будет рисовать. Он намеревался опоздать, заставить ее ждать, желая не только усугубить для нее неловкость ситуации, но и уяснить себе каждую деталь, прежде чем этот финальный маскарад разыграется по-настоящему.
Она оказалась вовсе не такой, как он ожидал и помнил. Да, воспоминания о ней были, мягко говоря, размытыми, отрывочными и являлись ему скорее в грезах и кошмарах, нежели в мыслях. Но ему не приходило в голову, что она может выглядеть иначе, чем застенчивая девушка, которую он помнил, что она превзойдет вымышленный им образ молодой вдовы, растолстевшей от лени, нелюдимой и занятой только своим чадом. Возможно, для него это был бы лучший вариант.
Утонченность Виолы удивила его с первого взгляда. Хотя она сполна вознаградила его за пятилетнее ожидание, чуть не упав в обморок при его появлении, он все же почувствовал прилив смятения, когда увидел ее в бальном зале. Виоле было всего двадцать три, но она излучала изящество, ограненную культурой красоту, какой обладали женщины на десять лет старше. Решив быть честным с самим собой, Ян признал тот факт, что за относительно короткий срок Виола восхитительно преобразилась из застенчивой деревенской простушки в уверенную в себе, ослепительно красивую, благородную вдову. И собственная первая реакция на нее в ту ночь возмущала Яна.
Приходилось сознаться, что он был ошеломлен ее красотой, очарован изумительными глазами цвета лесного ореха, сияющими темными волосами, собранными в узел кудряшек на затылке, безупречно чистой кожей и взмахами ослепительной красной ткани, которые должным образом укрывали ее тело, но при этом идеально подчеркивали каждый изгиб, лишь намекая на сокровища под шелком. Фэйрборн предупреждал его, называя Виолу обворожительной, но он отмел образ, который шел вразрез с его воспоминаниями. Тем не менее, ему отлично удалось скрыть свое изумление. В момент слабости он чуть не поцеловал Виолу, ощутив внезапное и назойливое желание привлечь ее к себе и насладиться несколькими минутами обоюдного желания. Но он сдержался, вспомнив, кто она такая и зачем он к ней пришел. Если он решит овладеть ею, для неторопливого соблазнения будет предостаточно времени, а поспешность в этом может быть опасной. Он не настолько безрассуден, чтобы снова забыть об этом.
Ян смотрел в зеркало, но собственная внешность не приносила ему ни радости, ни огорчения. Черты, которые когда-то были привлекательными, давно исказил холодный цинизм. В свои тридцать один он был вполне зрелым мужчиной, искушенным почти во всем, что имело значение, но томящимся по довольству плоти и спокойствию духа, достижение коих до сих пор казалось чем-то туманным. Последние пять лет его целью было залечить страшные раны и преодолеть черную горечь, о какой большинству мужчин его положения и задумываться не приходилось. Но до сих пор успех Яну не сопутствовал. Его сердце медленно черствело, надежды на какого-либо рода возмездие угасали, а вместе с ними умирали и последние робкие помыслы о счастливой жизни. Даже сестра-двойняшка отдалилась от него за эти несколько лет, пока он тщетно гонялся за своими демонами.
Но все изменилось одиннадцать месяцев назад, когда Ян нежданно-негаданно унаследовал высокий, грозный титул, а также богатство, земли и власть, полагавшиеся его носителю. Внезапно у него появилась возможность и средства изменить свою судьбу. И все это Ян сосредоточил вокруг планомерного, неспешного и тщательно выверенного сокрушения Виолы, в девичестве носившей имя Беннингтон-Джонс. Она была единственной, кто избежал справедливой кары за преступления, совершенные против него пять лет назад, когда две ее сестры затащили его, оглушенного ударом, в заброшенное подземелье, приковали к стене, накачивали наркотиками и, в конечном итоге, бросили одного умирать. И хотя Виола, младшая из трех, не была повинна в похищении и планах держать его взаперти ради выкупа, он помнил, что время от времени она оказывалась рядом, когда он приходил в себя от наркотического ступора. Он слышал ее ласковый голос, в памяти всплывала… некая теплота и даже смутные образы ее лица и тела, ее попытки утешить его. Однако все убогие старания девушки как-то облегчить его участь перечеркивались тем, что она отказалась освободить его или позвать на помощь. В сущности, она бросила его умирать. Обе ее сестры получили по заслугам – одна покончила с собой, вторая отправилась в тюрьму, но Виола заявила на суде, что ничего не знала о похищении, солгала, чтобы ее не наказали за преступное бездействие. В конечном итоге, ни веских доказательств ее причастности, ни хотя бы свидетелей преступления не нашлось. Дело свелось к слову девушки против его слова. Да, он был влиятельным графом, но его физическое и психическое здоровье было настолько подорвано, что он даже не понимал, сколько времени прошло, пока ему не сказали. Виола исчезла вскоре после его освобождения, покинула город, чтобы избежать скандала, и начала с чистого листа: вышла замуж за человека гораздо выше себя по сословию, добилась успеха на поприще живописи и жила припеваючи, в то время как он, Ян, мучился кошмарами и страдал от душевной боли, которой она себе и представить не могла. Теперь все это изменится, к его удовольствию и ее заслуженному несчастью.
Однако влечение, которое он неожиданно почувствовал к Виоле, тревожило его. Это был единственный момент, которого Ян не предусмотрел в своих планах, и он будет ему противиться. Подразнить Виолу, соблазнить и обесчестить – это еще куда ни шло; пожалеть хотя бы о пряди волос на ее голове будет все равно что смириться с унижениями, за которыми она пассивно наблюдала жуткие пять недель. Он до конца дней не забудет, как она сложа руки смотрела на его унижения тогда, и, даже если ему придется заложить за это душу, заставит ее поплатиться теперь.
Ян потянулся за сюртуком, надел его, пригладил шелк и поправил воротник. Потом, свободный от угрызений совести, собранный и сосредоточенный на предстоящей встрече, повернулся и вышел из спальни.
* * *
Виола мерила шагами гостиную, глядя на розовый ковер и беспрестанно напоминая себе, что нужно расслабиться, нужно думать. Если подойти к делу с умом, она с честью выдержит предстоящее испытание и отведет угрозу от своего будущего. На меньшее Виола была не согласна и несколько часов назад решила, что поступит как должно, чтобы избежать противостояния, которое может стоить ее сыну всего. В конечном итоге, она пеклась только о его репутации.
С приближением назначенного времени встречи – двух часов пополудни – Виолу все больше одолевала тревога. Ночью ей плохо спалось, а утром она разговаривала со слугами, писала письма и исподволь строила планы отослать Джона Генри к сестре покойного мужа, Минерве. В половине второго она спустилась на первый этаж встречать гостя. Несмотря на попытки справиться с беспокойными мыслями, ей было дурно от волнения. Она распорядилась, чтобы по приезду герцога сразу подали чай, но теперь, прождав его три четверти часа, чувствовала, что ее нервозность в основном сменилась раздражением. Пожалуй, это было к лучшему.
Виола понятия не имела, о чем, кроме формальностей, они будут говорить на этом первом свидании, хотя не могла избавиться от страха, что старые раны, оставленные Яну заточением в темнице, могут открыться при более близком и долгом контакте с ней. То, что герцог как будто не помнил о ее участии, было, конечно, благословением, но это не означало, что воспоминания не вернутся к нему со временем. Кроме того, он мог просто лгать, прекрасно зная, кто она, и использовать эту формальную деловую связь в низменных целях. Виола снова и снова возвращалась к их разговору на балконе, пытаясь разгадать своеобразные модуляции его голоса и скрытые значения слов. И хотя не совсем пристойные намеки Яна несколько взбудоражили ее, единственным, что ее по-настоящему беспокоило, были его расспросы о средствах ее покойного мужа и ее профессии.
Да, Виола получала скромный доход от продаж формальных портретов, но пять лет назад Лондон покорило ее второе, тайное «я», Виктор Бартлетт-Джеймс, который углем рисовал любовников, предающихся чувственным наслаждениям. Муж тогда настоял, что возьмет на себя все возможные вопросы и построит для нее своего рода карьеру. Он набивал кошелек, продавая сладострастные творения жены, и просил только, чтобы она продолжала работать под псевдонимом к их обоюдной финансовой выгоде. Генри Крессуальд был обнищавшим аристократом, когда они встретились, но он женился на Виоле, спас ее от кошмара, в котором она жила, и уже по одной этой причине она была готова рисковать. Благодаря их совместным усилиям теперь у нее был не только титул и сын, но также хорошее имение без долгов, которое она могла оставить ребенку в наследство.
Фурор, который произвели картины Виолы, по мнению самой художницы, отчасти объяснялся ее талантом и отчасти тайной, которая окружала личность автора, давая поводы для всяческих догадок и сплетен. Даже леди обсуждали Бартлетта-Джеймса и его картины, хоть и пытались делать это завуалированно, чем забавляли Виолу, когда ей выпадало поучаствовать в таких интересных, но деликатных беседах. Продажей работ занимался поверенный мужа – менее откровенные выставлял на престижных аукционах, более дерзкие и распутные в закрытых клубах – и, хотя Виола давно оставила этот жанр, она продолжала щедро платить юристу, чтобы тот не распространялся об их делах. Вероятность, что Ян Уэнтворт узнал, каким путем ее муж добился благосостояния, была ничтожно малой. И все-таки, почему герцог интересовался, не поощрял ли Генри ее профессиональных занятий живописью, если женщинам не принято иметь профессий? Почему он вообще провел связь между поместьем Чешир и ее картинами?
Конечно, очень может быть, что она ищет в паре-тройке случайно оброненных реплик то, чего в них и близко не было. Последние несколько лет Виола старалась (и не без успеха) держаться подальше от Яна, зная, что, вернувшись из длительного путешествия по Европе, он жил затворником в своем поместье Стэмфорд. Выйдя замуж и оставив Уинтер-Гарден пять лет назад, Виола стремилась к одному: создать новую себя, а старую никому никогда не показывать и тем самым исключить возможность встречи с Яном. До сих пор ей это отлично удавалось. Никто из круга ее друзей и знакомых не знал, кто она и откуда появилась. Она никогда не говорила о своей жизни до свадьбы, отделываясь самыми общими замечаниями, если ее спрашивали, ибо упоминание о сестре, которую отправили в исправительную колонию, или бедах, которые ее семья навлекла на титулованного аристократа, погубило бы ее и поставило крест на будущем сына. Непричастность к похищению спасла Виолу от ареста, а увиливания от прямых и подробных ответов до сих пор позволяли ей скрывать свое прошлое. Воспитанная матерью, которая хоть и принадлежала к среднему классу, но превыше всего ценила хорошие манеры и воспитание, она успешно прижилась в сословии, которое было ей чужим по рождению, да и по самой сути.
К несчастью, теперь Виоле приходилось хранить две страшные тайны, и, если герцог Чэтвин со всем своим богатством и влиянием решит покопаться в ее прошлом и объявить о находках обществу, она будет опозорена. Если же, не доведи Господь, он вернулся в ее жизнь, чтобы затравить и уничтожить ее, нужно придумать план, как спасти себя и сына. Она будет начеку и, если потребуется, нанесет беспощадный ответный удар.
Резкий стук в дверь оборвал нить ее размышлений, и она замерла на месте.
– Войдите.
Нидэм, ее дворецкий, перешагнул порог и коротко поклонился.
– Мадам, его светлость герцог Чэтвин прибыл.
Виола кивнула.
– Просите.
Дворецкий повернулся, и Виола воспользовалась короткой паузой, чтобы оправить юбки и нервно провести ладонями по туго затянутой в корсет талии. Она надела свое самое консервативное темно-синее атласное платье с высоким воротом и попросила Фиби, камеристку, заплести волосы в косы и аккуратно уложить их на затылке. Выглядела она, пожалуй, немного сурово, но зато такая внешность отвечала ее настроению и планам держаться в присутствии герцога подчеркнуто вежливо и холодно. Если такое вообще возможно.
Мгновение спустя Виола услышала его шаги по паркетному полу и, пытаясь унять новую волну трепета, невольно устремила к дверям полный благоговейного страха взгляд.
Герцог выглядел неотразимо. Шитый на заказ костюм из оливково-зеленого шелка идеально подчеркивал его высокий рост и великолепную фигуру, а белая льняная рубашка и галстук в коричнево-зеленую полоску прекрасно оттеняли его темно-каштановые волосы и глаза, которые так хорошо помнила Виола.
– Леди Чешир, – обратился к ней герцог официальным тоном.
– Ваша светлость, – ответила Виола, быстро делая реверанс. Потом, бросив взгляд на дворецкого, сказала: – Нидэм, мы выпьем чаю сразу же.
– Конечно, мадам, – отозвался тот и, кивнув, покинул комнату.
Оставшись наедине с герцогом, Виола указала раскрытой ладонью на зеленое кожаное кресло у холодного камина.
– Не желаете присесть, ваша светлость?
Ян легким шагом пошел по ковру, окидывая взглядом гостиную и отмечая флористические картины в золоченых рамах, которыми Виола завесила почти все свободное пространство на стенах.
– Здесь есть ваши работы? – спросил герцог, опускаясь в кресло.
– Есть, – ответила Виола, подходя к обитому розовым бархатом дивану напротив. Изящно опустившись на краешек подушки, она расправила юбки вокруг колен и лодыжек, не утопая в мягкой обивке, а сидя подчеркнуто прямо. Сложив руки на коленях, она добавила:
– Вообще-то здесь все картины рисовала я.
Едва заметно поведя бровями, герцог остановил взгляд на полотне, висевшем над камином и изображавшем декоративный сад в полном цвету.
– Впечатляет.
Развить мысль герцог не потрудился, и Виоле осталось гадать, имел ли он в виду ее талант или само количество картин, которые она выставила в среднего размера комнате.
К счастью, Нидэм спас ее от необходимости отвечать, постучав в дверь и войдя с огромным серебряным подносом в коротких, но сильных руках.
– Что-нибудь еще, леди Чешир? – спросил он, подходя к чайному столику между креслом и диваном и мягко опуская поднос на полированную деревянную поверхность.
– Нет, мы сами разольем.
Дворецкий кивнул, повернулся на каблуках и быстро покинул гостиную, оставив дверь приоткрытой, как того требовали приличия.
Виола тут же взяла чайник и начала наливать прекрасно заварившийся «дарджилинг» [1]1
Элитный сорт черного индийского чая.
[Закрыть]в одну из изящных фарфоровых чашек. Вместе с паром к потолку стал подниматься сладкий цветочный аромат.
– Сахар, ваша светлость?
– Пожалуйста.
Виола добавила ложечку сахара, передала гостю чашку, блюдце и салфетку и только после этого налила чаю себе. Покончив с этим, она слегка откинулась назад, чтобы удобнее было смотреть на герцога, и, стараясь не быть навязчивой, стала медленно размешивать в чашке сахар.
Герцог вел себя довольно непринужденно. Опустив локти на ручки кресла, он держал остроконечными, припорошенными темными волосами пальцами фарфоровую чашку и ждал, пока остынет чай. Виола никогда прежде не видела Яна при свете дня, и, хотя бледно-розовые занавески приглушали освещение, солнечный луч, падавший из окна слева, играл на его лице и груди, подчеркивая каждую линию. Герцог и впрямь выглядел неотразимо, являя собой воплощение силы и здоровья. Внешне по меньшей мере он полностью оправился и остался одним из красивейших мужчин, которых когда-либо видела Виола.
Ее вдруг поразила абсурдность момента. Мало того, что она подавала элитный чай в заморском тонком фарфоре Яну Уэнтворту, человеку, которого ее сестры едва не заморили голодом пять лет назад, но и сам герцог принимал ее общество с элегантностью высокородного аристократа. Мать, упокой Господь ее душу, женщина, которая всю жизнь безуспешно пыталась улучшить свое скромное общественное положение, лишилась бы чувств от радостного изумления, увидев, что ее младшая дочь потчует такого привлекательного, неженатого герцога в своем фешенебельном городском особняке.
