Текст книги "Миметика глупости"

Автор книги: А. Крупенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава 2 Из огня да в полымя

Когда между людьми и обезьянами

найдут недостающее звено,

то будет обезьяньими оно

изгоями с душевными изъянами.

 

Игорь Губерман

2.1 Необретённая свобода

Гены «подарили» хомо сапиенсу самый длинный поводок. Казалось бы, это должно было привести к некому «освобождению» человека от гнёта генов, должно было поставить его собственные цели над целями генов. В некоторой степени так и получилось – по крайней мере, в одной области, впрочем, самой важной для генов, люди практически полностью поставили свои цели над целями генов: в области размножения. Человечество уже давно и успешно практикует рекреационный секс. Прокреационный же секс, ради которого гены нас и создали, случается у большей части населения один, два раза в жизни.

Правда, это собственно единственная область человеческого поведения, в которой мы ослабили диктат генов. Во всех же остальных мы всё ещё послушны генному диктату, хотя следует признать, попытки его преодолеть всё-таки делаются. Где-то вдалеке светит надежда окончательной победы человека над генами.

К сожалению, ничего подобного мы не можем сказать о других репликаторах, носителями которых мы тоже являемся. Мы не только не ставим их цели под сомнение, мы даже ещё не осознали само их наличие! Они безраздельно правят человечеством, попирая как его собственные цели, так и цели генов.

Как Вы уже знаете, репликаторы есть не что иное, как алгоритмы. Мы связываем с алгоритмами цепь последовательных шагов, необходимых для достижения цели, в основном с компьютерами. Для того чтобы стать репликатором, алгоритм должен обладать способностью точного самокопирования, обеспечивать долговечность и плодовитость копий. Гены делают всё это на физическом (биологическом) субстрате.

Каким образом способны обеспечить наилучшую плодовитость, долговечность и точность копирования репликаторы, не имеющие физического субстрата, живущие только в нашем мозгу?

Ответом на этот вопрос является имитация. Чтобы понять, что такое имитация, обратимся к примеру Сьюзен Блэкмор ( Blackmore. The Meme Machine. Oxford University Press, 1999). Описывая имитацию, она проводит аналогию с обратной инженерией – «reverse engineering», которую используют многие предприятия, не желающие платить за патенты. Они последовательно разбирают изделие на составные части, пытаясь представить, для чего и как используется каждая деталь. Иногда это у них получается, большей частью нет, но процесс очень сложен и трудоёмок.

«Вообразите, что вы копируете простое действие. Представьте, что я подношу руки ко рту, как будто я держу направленную вверх трубу и трублю `там-парарам`. Бьюсь об заклад, что если вы не инвалид, для вас не составит большого труда копировать мои действия и люди, которые вас при этом наблюдают, смогут оценить, насколько успешно вы это сделали. Что может быть сложного в этом?

Всё. Первое, вы (или, скорее, некий подсознательный умственный механизм) должны решить, какой аспект действия необходимо копировать – играет ли значение угол, под которым расположены ваши ноги? Или положение ваших ступней? Является ли более важным то, что ваши руки выглядят как держащие трубу или вы должны как можно точнее воспроизвести мою версию трубы? Должны ли вы воспроизвести мои `там-парарам` в той же самой тональности или важна только мелодия? Я уверена, вы можете добавить свои собственные вопросы.

Решая, какие аспекты поведения должны быть копированы, вы должны принять во внимание целый ряд пространственных трансформаций. Вы наблюдаете меня, скажем, со стороны. Ничто из того, что вы видите, когда я выполняю действия, не будет соответствовать тому, как вы увидите эти действия из вашей собственной перспективы, когда будете выполнять их сами. Вы будете только видеть ваши руки, `держащие трубу.` Каким-то образом ваш мозг сделал все трансформации действий, которые я делала, и инструктировал ваши мускулы действовать так, чтобы ваши действия выглядели подобными моим для кого-нибудь наблюдающего вас. Теперь это всё уже кажется сложной задачей.

Это звучит сложно, потому что это на самом деле сложно. Имитация необходимым образом включает:

(а) решение о том, что имитировать, или что считать за `то же самое или подобное`,

(б) сложные трансформации с разных точек зрения,

(в) производство самого имитационного действия.» (Susen Blackmore. The Meme Machine, р.52).

Однако почему мы говорим, что репликаторы поразили только человеческий мозг? Разве животные не могут имитировать поведение другого, не способны обезьянничать? Оказывается, нет. Исследования имитативного поведения животных (Heyes, C.M. and Galef, B.G. (ed.) (1996). Social Learning in Animals: The Roots of Culture. San Diego, CA, Academic Press) показали поразительные результаты – имитировать, собственно, может только человек.

Имитация является видом социального научения, но существуют ещё и другие его формы. Всем известны примеры «имитативного» поведения животных: японские макаки, моющие бататы перед употреблением; те же макаки, принимающие ванны в горячих источниках, когда становится особенно холодно; шимпанзе, достающие палочкой термитов из термитника; новогвинейские вороны, изготавливающие сложные «инструменты», с помощью которых они могут извлекать личинки древоядных жуков. Однако, здесь мы имеем дело с социальным научением: внимание одного животного может быть привлечено стимулом, являющимся причиной действий другого животного, или оно может быть направлено на определённое место. Животные способны таким образом научаться, например, каких мест следует избегать или бояться. Но это не является истинной имитацией, поскольку никакое новое поведение не передаётся от одного животного к другому.

Разница между имитацией и социальным обучением состоит в следующем: имитация – это научение новым формам поведения посредством наблюдения за другими, тогда как социальное научение является получением новых данных об окружающей среде посредством наблюдения за другими. В этом случае животное использует уже имеющиеся у него поведенческие реакции в отношении новых стимулов или мест.

При социальном обучении одно животное находит новое поведение в процессе своего индивидуального обучения и когда-нибудь создаёт для второго животного такую ситуацию, в которой это второе животное также обучится данному поведению, или первое животное ведёт себя таким образом, что оно увеличивает возможность для второго животного обучиться тому же самому или подобному поведению. Результат выглядит как копирование, имитация, но на самом деле это не так, поскольку это новое поведение было заново открыто вторым обучающимся. Социальное окружение и особенности поведения первого животного играют существенную роль, но детали его поведения не могут быть переданы, усовершенствованы при селективном копировании.

Продолжавшиеся почти сто лет исследования истинной имитации показали, что она практически отсутствует у всех животных, кроме человека. Исключение составляют птицы, которые могут имитировать крики других птиц или животных. Высшие обезьяны не имитируют в дикой природе, однако помещённые в человеческие семьи, они могут иногда пытаться это делать (Tomasello, M., Kruger, A.C. and Ratner, H.H. (1993). Cultural learning. Behavioral and Brain Sciences, 16, 495–552.). Тем не менее, когда в эксперименте обезьяны и человечьи дети должны были решать одни и те же задачи, только человеческие дети были готовы использовать имитацию для их решения (Call, J. and Tomasello, M. (1995). Use of social information in the problem solving of orangutans (Pongo pygmaeus) and human children (Homo sapiens). Journal of Comparative Psychology, 109, 308–20.). На самом деле термин «обезьянничание» применим только к людям, поскольку обезьяны не умеют обезьянничать!

Младенцы способны имитировать звуки голоса, позу тела, действия с объектами. В возрасте 14 месяцев они способны повторить имитацию с отсрочкой в неделю и они понимают, когда взрослые имитируют их. В отличие от прочих живых существ, люди готовы имитировать всё и вся и при этом они, кажется, могут получать удовольствие от имитации.

Поскольку мимы передаются посредством имитации, мы должны констатировать, что только люди способны к миметической трансмиссии. Социальное научение не поддерживает репликационную систему с настоящим наследованием, поскольку поведение в действительности не копируется.

Весьма вероятно, что способность к имитации сыграла существенную роль в нашей эволюции и особенно в эволюции нашего мозга. Как мы выяснили, имитация является сложным механизмом, но она даёт значительные преимущества для животного, которое способно её применять, поскольку уже не требуется каждый раз заново «изобретать колесо», как при прочих способах социального научения, но копировать уже готовый образ действий. Социальная организация современных приматов, особенно шимпанзе, достаточно сложно организована и требует развитых социальных способностей. Наверняка наши предки миллионы лет назад имели как минимум подобный уровень развития этих способностей, в которые включены умение притворяться, льстить, обманывать и манипулировать.

Но почему имитация должна ограничиваться только социальной сферой? Все приматы умеют хорошо манипулировать предметами и производить приспособления, помогающие им в добыче пищи. Наши предки с момента их возникновения начали делать сложные каменные орудия и, более того, скорее всего носили их с собой, поскольку не повсюду можно было найти подходящие камни для производства этих предметов. Такая сложная предметная деятельность просто предполагает имитацию. Все приматы являются длинноповодковыми животными. Поводок наших предков должен был быть ещё длиннее вследствие особенностей их социальной организации и питания (к этому вопросу мы вернёмся в следующем параграфе). Как мы знаем, в этом случае сложные навыки не наследуются генетически, но передаётся способность эти навыки вырабатывать. Вероятно, австралопитеки были не слишком большими мастерами имитации, их каменные творения несколько «простоваты». Но в ходе эволюции объём мозга увеличивался, возрастала способность к имитации, каменные приспособления усложнялись. И как только стала развиваться имитация, тут же возникли новые репликаторы. Люди ещё не были людьми, ещё полностью находились под властью генов, а новые «хозяева» уже предъявляли свои претензии. Надежда на «свободу» была окончательно потеряна.

Почему способность к имитации в полной мере присуща только людям? Эта специфическая особенность рода человеческого связана с условиями нашего происхождения, она возникла как необходимый длинноповодковый ответ на причуды эволюции, вызвавшие к жизни очень странное существо, не имеющее, казалось бы, никаких шансов на выживание в этом мире – нашего с вами общего предка.

2.2 Родственников не выбирают

 

Когда на Земле появились наши предки – до сих пор точно не ясно. Предположительно, где-то в промежутке между полутора и четырьмя миллионами лет назад. Впрочем, оговоримся сразу – это были не наши предки, а предки наших предков. Именно в эти времена природа решилась на острый эксперимент, или, может быть, на шутку, и создала странное обезьяноподобное существо, передвигающееся почему-то на двух, а не четырёх, как положено всем приличным млекопитающим, ногах. Мы будем называть этот кунштюк эволюции троглодитом.

В науке термин «троглодит» появился впервые в трудах Карла Линнея. Этот термин был использован Б.Ф.Поршневым для обозначения всех палеоантропов, существовавших на земле до появления человека. Это существенно важно, поскольку, согласно концепции Б.Поршнева, которой мы придерживаемся, все предки (прямые и непрямые родственники) человека (троглодитиды) отличались от него радикально. Причём настолько радикально, что собственно о человеке мы можем говорить только начиная с кроманьонца, да и то с известными оговорками.

«Наука считает все ныне живущее на земле человечество единым биологическим видом Homo sapiens. Аксиома: нет человека, принадлежащего к другому биологическому виду. Признавая эту аксиому для настоящего времени, непоследовательно было бы поколебать её для прошлого, признав людьми существа других биологических видов археоантропов и палеоантропов (неандертальцев).

Наконец ещё и ещё раз: все эти ... обезьянолюди ничуть не обезьяны и ничуть не люди. Они животные, но они не обезьяны.»(Поршнев Б.Ф., О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии), 1974, с.63-64).

Троглодит был некрофагом, то есть пожирал падаль. Эту свою пикантную особенность он передал своим потомком. Мы тоже некрофаги (Вы точно знаете, когда было забито животное, мясо которого хранится в Вашем холодильнике?). Он не мог быть хищником – их в то время было в избытке, начиная с саблезубых тигров… Появление ещё одного хищника, который не обладал когтями и острыми зубами, и, в придачу, ещё и бегал плохо, абсолютно нереально.

Троглодит не был охотником. Он вообще никого не убивал, а довольствовался падалью, точнее, той частью падали, которую никто другой не мог потребить. Падальщиков в те древние времена так же было достаточно, поэтому наши отдалённые предки сосредоточились на костях и черепах крупных и не очень крупных травоядных, забитых многочисленными хищниками, в том числе и саблезубыми тиграми. Тогда на нашей планете существовало много крупных жвачных с огромными черепами и костями, это они значительно позже измельчали.

Наплыва желающих поживиться костными останками тогда, как и сейчас, не было, разве что насекомые, но с ними и мы, не то что троглодит, умеем справляться.

Переход на главным образом мясную пищу давал троглодитам существенные преимущества по сравнению с прочими обезьяньими родственниками: мясная пища калорийнее и при этом отпадает необходимость непрерывного жевания окружающей растительности, если бы не одно обстоятельство – добраться до костного или головного мозга необычайно трудно, особенно если у тебя нет ни подходящих когтей, ни зубов…

Троглодиты нашли способ обойти это препятствие. Они стали разбивать кости камнями. Собственно, в этом нет ничего необычного. Многие животные используют различные предметы, помогающие им в добывании пищи. Некоторые обезьяны разбивают орехи камнями, достают палочками личинок насекомых, как и новогвинейские вороны. Каланы разбивают раковины моллюсков о камни, более того, они часто таскают эти камни с собой. Особенностью троглодитов было то, что они добывали пищу исключительно с помощью каменных приспособлений. Без этих камней они бы умерли с голоду. Это было для эволюции очень нетрадиционно.

Троглодитиды были высокоспециализированными разбивателями крепких органических оболочек. И точно так же они разбивали камни, получая осколки поострее. Троглодитиды не были хищниками и сами других животных не убивали. Прямоходящие троглодитиды были ещё и носильщиками, поскольку они должны были доставлять заострённые камни к останкам животных, либо эти останки к камням.

Троглодитиды не производили никаких «орудий труда». Используемые ими камни «в нижнем и среднем палеолите были чисто природными новообразованиями, средствами разделки останков крупных животных и абсолютно ничем более.» (Б.Ф.Поршнев, 1974, с.66). Орудия труда, как и сам труд, появились лишь с возникновением человека.

За последние годы представление о троглодитах существенно изменилось. Выяснилось, что существовали многие разновидности этих животных, и не все из них были предками человека. То есть наука простилась с представлением, что природа усиленно заботилась о создании человека, постепенно улучшая качество его предков с целью человекообразия. Троглодиты были разные и, более того, многие их виды существовали одновременно. В настоящее время на роль предпредка человека претендует хомо эректус, возможно, через некоторое время его потеснит какой-либо другой троглодит.

 Социальная организация троглодитов, скорее всего, была сходна с подобной у шимпанзе, как её описала Джейн Гудолл. Они образовывали так называемые «тасующиеся» группы (термин Б.Ф.Поршнева). Обычно шимпанзе кочуют группами по три – шесть особей и, если где-то наблюдается изобилие плодов, собираются в группы по 25 – 30 особей, а затем снова расходятся небольшими группами. Самое интересное, что состав этих групп уже может быть другим, то есть он не постоянен, но переменчив. Изменения в составе групп могут происходить чуть ли не ежедневно. Иногда обезьяны кочуют по одиночке, иногда это группы самцов или самок, порой смешанные группы. Весьма вероятно, что троглодитиды были организованы подобным же образом, с ещё большей амплитудой колебаний: от одиночных блужданий до больших сборищ.  «Огромной важности биологический сдвиг! Во всей эволюции жизни до троглодитид биологический вид в каждый данный период его существования есть собирательное понятие: это есть мысленное обобщение всей совокупности живущих друг другу подобных особей. Лишь немногие из них, подчас всего лишь две особи, имеют реальный контакт друг с другом, единство же вида воплощено в генетической связи, а также в экологическом (биогеоценотическом) положении его среди других видов. И вот система неограниченно тасующихся групп, прорвав и стадные, и популяционные перегородки, превращает троглодитид в нечто новое: в вид, где особь, по натуре весьма мобильная, т. е. способная покрывать сравнительно быстро огромные дистанции и преодолевать водные, горные, пустынные, снежные препятствия, оказывается в принципе в контактах с неопределённо большим числом особей, поскольку включается на время в находимые ею скопления подобных себе, будь то в сезонные или в долговременные, но затем вновь уходит с малыми группами, а то и вовсе порознь; в вид, представляющий собою тем самым не мысленное и не генетическое только, но реальное (в тенденции) единство.» (Б.Ф.Поршнев, 2007, с.239).

Для нас важно рассмотреть эволюцию каменных приспособлений, используемых троглодитами. Очевидно, что они изменялись в том же темпе, что и сами троглодиты, то есть каждый определённый вид троглодитов обрабатывал камни совершенно специфическим образом. Появлялся новый, более «прогрессивный» вид прапрапредков, появлялись новые, более «прогрессивные» каменные приспособления.

На первом этапе существования троглодитов, которые тогда были представлены австралопитеками, природа была к ним очень милостива. Вокруг сновали очень крупные жвачные, на них охотились крупные хищники, те же саблезубые тигры, которые, согласно некоторым теориям, даже не ели мяса, а довольствовались только кровью убиенных жертв. В этих условиях пищи хватало всем и австралопитеки питались, вероятно, преимущественно костным мозгом. Скорее всего, троглодитиды дожидались, пока другие падальщики съедали мясо и оставляли им очищенные кости. Один слон приносил 200-300 кг высококалорийного костного мозга плюс столько же давал головной мозг. И это была единственная возможность для троглодитид бесконфликтно встроиться в существующую экологическую систему. Они никому не угрожали, никого не теснили, никого не должны были убивать.

Прошло всего несколько миллионов лет и вдруг вымерли почти все крупные жвачные животные, а вслед за ними и все крупные хищники. Австралопитеки столкнулись с проблемой недостатка питания – приличных костей и черепов было уже невозможно найти. Почти все троглодиты были вынуждены вымереть.

Выжившие довольствовались теперь останками сравнительно небольших животных, умерших преимущественно от естественных причин, трупы которых они находили на речных перекатах. Поскольку хищники теперь уже не разделывали для троглодитов эти останки, им пришлось усовершенствовать свои каменных приспособления, которыми они теперь не только разбивали кости, но также разрезали шкуры и связки животных. Пришлось добавить в арсенал также и палки, которыми раздвигались и ломались кости (некоторые археологи причисляют эти палки к «копьям»). Ввиду недостатка костного мозга в диету троглодитов должно было уже входить и мясо.

В этот раз троглодиты получили от природы не так уж много времени – всего несколько сот тысяч лет до очередного изменения условий существования. Появились крупные пещерные хищники, тоже претендовавшие на останки, собранные реками. Противопоставить им троглодиты ничего не могли и большинство из них снова вымерло.

Оставшиеся эволюционировали до палеоантропов и начался третий период. Для него был характерен некий симбиоз троглодитид с хищниками и, возможно, со стадами жвачных. Камни становятся всё более приспособленными для разделки мяса, хотя от вкусного мозга ещё никто не хочет отказываться. Но и в это время троглодитиды продолжают ни на кого не охотиться.

Этот период заканчивается с исчезновением пещерных хищников. Обречённые на очередное вымирание троглодитиды находят совершенно нетрадиционный выход в адельфофагии (умерщвлении и поедании части представителей своего собственного вида), что не спасает их от гибели, поскольку они таким образом способствуют возникновению неоантропа – человека. На этом четвёртый период заканчивается и начинается собственно человеческая история.

Согласно Б.Ф.Поршневу, появление неоантропов больше похоже на искусственный, нежели на естественный отбор, что-то вроде дарвиновского «бессознательного искусственного отбора». Скорее всего, троглодитиды вытесняли из своей среды мутирующих собратьев по признаку пониженной обволосённости тела. Можно также предположить, что эта черта была связана с неотенией – сохранением инфантильных черт у взрослых индивидов. Для «лысых» троглодитид это означало сохранение «детского» черепа, всё более походившего на череп человека, а также инфантилизацию поведения, т. е. некоторые инстинкты, характерные для взрослых троглодитид, у них не включались, в том числе самый важный – неубиение других животных.

Подобный отбор, как предполагал Б.Ф.Поршнев, должен был продолжаться очень недолго, где-то лет пятьсот. Вытесненные «лысые» уроды держались возле основной стаи и кочевали вместе с ней. Спариваться они могли только с такими же париями, что усиливало отбор на обезволосенность. Более того, теперь парии уже вытесняли из своей среды волосатых, ставших первыми жертвами, которых «лысые» забивали и отдавали на съедение троглодитам.

Ухудшение кормовой ситуации привело к тому, что троглодитиды были вынуждены не только рассматривать в качестве источника мяса трупы собственных сородичей, но и производить эти трупы (троглодитиды не убивали никаких животных, кроме себе подобных). В стае любых животных прежде всего жертвами становятся уроды, каковыми для троглодитид были будущие неоантропы. Теперь отбор среди безволосых уже должен был производиться на податливость, «ласковость», «детскость», поскольку таких уродов было легче забивать.

Подобный искусственный отбор очень схож с одомашниванием. Д.К.Беляеву (Гоголева С.С., Володин И.А., Володина Е.В., Трут Л.Н., Харламова А.В. Устойчивый эффект селекции по поведению на вокализации серебристо-черных лисиц Вестник ВОГиС, 2008, Том 12, No 1/2, 24-31.) удалось всего за 35 лет одомашнить черно-бурую лису. Вместе с усилением ласковости лисы изменили окрас, получили закрученные хвосты и возможность спариваться несколько раз в год, а также, что для нас очень интересно – выпуклый лоб. Более того, лисы стали более «разговорчивыми»: существенно увеличилось количество издаваемых ими звуков и они стали производить эти звуки чаще, чем их дикие собратья (этот факт будет важен при обсуждении происхождения речи).

Троглодиты не только пожирали «лысых» уродов, но и отбирали у них убитых будущими неоантропами животных. Неоантропы могли убивать всех, у них не было никаких запретов. «Одомашнивание», когда отбор происходит по «ласковости», сопровождается существенной неотенизацией животных – они никогда не становятся по настоящему взрослыми (все собаки, по существу – щенки-переростки), никогда не усваивают полностью формы поведения половозрелого дикого животного. Это значит, что они могут делать то, что взрослые особи никогда не делают, либо очень редко. Именно поэтому все политические режимы так любят призывать в армию именно молодых людей, чем моложе, тем лучше.

Особенно эффективны, как, к сожалению, показывает практика последних пятидесяти лет, в качестве солдат дети. Они убивают вообще не испытывая при этом никаких чувств, никакого сожаления, раскаяния, сочувствия. Они ещё не умеют сочувствовать, поскольку сочувствию нужно учиться, ибо оно у человека не является врождённым. Человеческий детёныш с оружием – самое опасное животное на земле.