Текст книги "Миметика глупости"

Автор книги: А. Крупенин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

1.8 Кто в доме хозяин

Мы все верим в один миф (независимо от того, являемся ли мы атеистами или поклоняемся одному из многочисленных «верховных» существ) – в миф о месте и роли человека в природе. Прошло уже почти полтора века с момента опубликования «Происхождения видов», но к действительному пониманию значения естественного отбора мы подошли только недавно, когда стали выкристаллизовываться идеи универсального дарвинизма и появились эволюционный экономикс, эволюционная психология, эволюционная эпистемология, эволюционная медицина, эволюционная компьютерная наука и т.д.

Несмотря на то, что многие изучали биологию и, следовательно, дарвинизм в школе, а некоторые и в высших учебных заведениях, большинство людей разделяют одно и то же заблуждение, к дарвинизму никакого отношения не имеющее, а именно: человек – венец творения. В целом это выглядит так: эволюция была, но когда-то давно, сейчас она полностью прекратилась. А прекратилась она, потому что её цель уже достигнута, человек создан. Интересно, что атеисты не замечают при этом, что они впадают в грех креацианизма ибо, если принять шесть дней творения за метафору, то можно предположить, что божий день длится n-миллионов лет, а как был создан человек – мануально господом или эволюцией – суть незначительные детали. Если Вы разделяете взгляды Дарвина, то должны необходимым образом свыкнуться с мыслью, что человек появился совершенно случайно. Если бы не удачные попадания метеоритов в земной шар, то по нему до сих пор гуляли бы динозавры, которые были гораздо лучше приспособлены к жизни, нежели мы, или другие животные, жившие до динозавров, которые были ещё лучше приспособлены к условиям окружающей среды.

В своей книге «Опасная идея Дарвина» Даниэл Деннет сравнивает эволюцию посредством естественного отбора с универсальным растворителем, разъедающим все, к чему он прикасается (Daniel C. Dennett. Darwin's dangerous idea. Penguin Books, London, 1995). Особенно тонко это чувствуют фундаменталисты всех религий, ибо современный дарвинизм уничтожает самый важных для них концепт – душу. Поэтому так называемые «умеренные» верующие лукавят, пытаясь совместить религию и дарвинизм, это невозможно в принципе. Во-первых, по уже указанной причине – человек не является венцом творения. Во-вторых, существует и ещё одно заблуждение касательно естественного отбора. Оно состоит в том, что люди думают, будто мы обладаем генами именно для того, чтобы вид успешнее мог выживать, или для того, чтобы мы могли успешнее репродуцировать себя.  То есть, предполагается, что гены делают что-то для вида, или что они делают что-то для нас как индивидов. В любом случае общая идея состоит в том, что гены служат нашим целям.

Интеллектуальная мина, заложенная Ричардом Докинзом (Richard Dawkins, The selfish gene. 1976. New ed., 1989. New York: Oxford University Press), так до сих пор и не взорвалась, несмотря на то, что прошло более 40 лет со дня опубликования «Эгоистичного гена». Уже тогда Докинз показал, что факты свидетельствуют как раз об обратном: мы созданы для того, чтобы служить интересам генов, и ни как иначе.

Мы должны были уже давно изменить наше базисное биологическое представление, развернуть его на 180 градусов – гены нужны для того, чтобы мы могли делать копии самих себя – отнюдь, мы нужны для того, чтобы гены могли себя копировать!  Первичны гены, мы (как люди), только вторичны. Причина того, что мы вообще существуем, заключается в том, что производство нас когда-то лежало в сфере интересов генов.

Рассмотрим подробнее комичную идею о том, что гены нужны для того, чтобы мы могли создавать копии самих себя. Это гены делают свои копии, отнюдь не мы. Как Вы гарантированно знаете (к большому сожалению многих), наше сознание отнюдь не воспроизводится в наших детях, как бы мы не старались. То есть таким способом увековечиться нам не дано. Более того, мы передаём детям только половину своего генетического материала. Через пять поколений от нашего генетического наследия остаётся только одна тридцать вторая часть и её зачастую даже внешне, фенотипически, распознать уже невозможно.

Докинз пишет: «...мы построены как генетические машины, предназначенные для того, чтобы передавать наши гены дальше. Но эта часть нас может исчезнуть уже в третьем поколении. Ваш ребёнок, даже ваш внук, возможно, ещё будут походить на вас... Но с каждым поколением наш генетический вклад ополовинивается. Не требуется много времени, чтобы он достиг совсем ничтожных пропорций. Наши гены могут быть бессмертны, но их сочетание, коллекция генов, которая и определяет любого из нас, рассыпается полностью. Елизавета II является прямым потомком Вильгельма Завоевателя. Однако весьма маловероятно, что она сохранила хотя бы один из его генов. Мы не должны искать бессмертия в репродуцировании» (Richard Dawkins, The Selfish Gene 1976, р.199).

Наше тело создаётся вследствие уникального сочетания генов, что делает нас неповторимыми и, одновременно, предполагает, что такое же сочетание вряд ли появится когда-либо вновь, что ещё раз подчёркивает, что гены существуют не для того, чтобы мы воспроизводились. Идея о том, что гены помогают нам делать копии самих себя, не спасёт от мысли о неизбежности приближающегося конца...

Естественно, к несколько шокирующей мысли о том, что мы существуем лишь для репродукции генов, следует привыкнуть. Как и к тому, что мы не продолжаемся в своих детях. К тому, что мы конечны и лишь гены бессмертны.

Универсальный дарвинизм показывает, что, коль человек не является продуктом божьего творения, то исчезает его исключительность среди всех других живых организмов. Это значит, что нет «высших» и «низших» форм жизни. С точки зрения эволюции одна форма жизни так же хороша, как и любая другая.

Многим людям, верящим, что они признают эволюцию, чрезвычайно трудно, тем не менее, признать факт абсолютной нецеленаправленности эволюции.

Признать алгоритмичность эволюции. Мы связываем с алгоритмами цепь последовательных шагов, необходимых для достижения цели, в основном с компьютерами. Эволюция есть не что иное, как алгоритм, осуществляющийся в живой природе, а не в компьютере. Логика алгоритма при этом проста как самая примитивная компьютерная программа – воспроизводить те существа, которые могут выжить в селекционном процессе. Именно эта простая логика является причиной нашего появления в этом мире и ни что другое. Дэниел Деннет описывает весь эволюционный процесс как алгоритм, являющийся бездумной процедурой, но следствием выполнения которого может возникнуть некоторый конечный продукт. Алгоритм совершенно бездумен, однако его бездумное выполнение приводит к результату. Бесчисленные поколения живых существ в течение миллионов лет производили потомство. Кое-кто из этого потомства был лучше адаптирован к окружающей среде и передавал эти качества своим наследникам. Окружающая среда сама менялась в результате появления всё более адаптированных организмов. Таким образом, процесс протекает непрерывно.

Алгоритм всегда должен приводить к одному и тому же результату, если начальные условия его выполнения совпадают. Из этого следует что, если эволюция следует алгоритму, её результат должен быть предопределён и предсказуем, что, однако, не так, поскольку здесь вмешивается хаос. Согласно теории хаоса, начальные условия никогда не могут совпадать, да и в процессе выполнения алгоритма всегда происходит что-то непредвиденное. Поэтому, хотя мы имеем алгоритм, имеем образец, мы не можем предсказать результат, пока не выполним алгоритм до конца. Малейшие различия в начале и в процессе выполнения приводят к непредсказуемым результатам. Эволюция именно такова.

Эволюция базируется на репликаторных способностях генов. Эгоистичные гены копируются и делают это волей-неволей, поскольку обладают возможностью продуцировать элементы, необходимые для их копирования. Они не могут предвидеть результат своей деятельности, у них нет конечной цели, нет плана или схемы. Они просто копируются. Некоторые делают это лучше, другие хуже. Выживают лучшие, эволюция продолжается.

В «первичном бульоне» на земле (во время оно) появились стабильные молекулы, Докинз называет их «репликаторы», отличительной особенностью которых была способность делать копии самих себя. Количество репликаторов всё время увеличивалось, поскольку они производили в большом количестве точные и стабильные копии. Часть репликаторов проявляла хищническое поведение и использовала все прочие существовавшие в то время молекулы в качестве строительного материала для собственной репликации.  Другие репликаторы, защищаясь от хищников, стали окружить себя протеиновой оболочкой. Выжили именно эти «другие» репликаторы, которые производили всё более сложные белковые оболочки, хотя часть из них стала, в свою очередь, хищниками. Докинз называет эти усложнённые протеиновые оболочки «транспортными средствами», «носителями».  Носители взаимодействуют с окружающей средой и от того, насколько они успешно это делают, зависит, в конечном счете, успех репликаторов, находящихся внутри этих носителей. Не совсем приятно осознавать, что успех носителей – всех организмов, проживающих или проживавших когда-либо на земле, означает не что иное, как простое увеличение пропорции одних репликаторов по отношению к другим.

Наши гены являются репликаторами, мы лишь носители или, лучше сказать, распространители генов. Мы существуем лишь потому, что являемся удачным приспособлением для копирования генов. В этом и состоит реализация «ужасной идеи Дарвина» в современной теории эволюции: мы являемся машинами для выживания, созданными бездумными репликаторами – результат реализации алгоритма, называемого естественным отбором.

Ещё раз, мы должны, наконец, раз и навсегда осознать, что мы появились и существуем на земле по одной единственной причине – производство носителей, распространителей, служит репродуктивным целям репликаторов.

Люди являются наиболее сложной разновидностью носителей, обладающей гибким интеллектом и сконструированной так, чтобы быть способными тонко приспособится к любым изменениям окружающей среды. Каким образом гены контролируют наш мозг? «Гены могут только постараться заблаговременно наилучшим образом выполнить свою работу, продуцируя для себя быстродействующий компьютер. Как и программисты, пишущие программы для игры в шахматы, гены должны `инструктировать` свои машины для выживания не в деталях, но в общей стратегии и обучить их некоторым хитростям для обхода возникающих трудностей… Преимущество подобного типа программирования состоит в том, что он позволяет значительно сократить количество детализированных правил, которые необходимо встроить в оригинальную программу. (Человеческий мозг является) кульминацией эволюционной тенденции освобождения машин для выживания как независимо действующих на основе самостоятельно принимаемых решений специй от их высших хозяев, генов... Определяя способ существования машин для выживания и того, как будет построена их нервная система, гены осуществляют свою полную власть над поведением.  Но ситуативные решения о том, как вести себя в данный момент, принимаются нервной системой самостоятельно. Гены определяют общую политику, мозг – исполнение. Однако, по мере того, как мозг становится всё более развитым, он всё более вмешивается в политические решения, используя такие трюки как научение и имитационное моделирование. Логическим завершением этой тенденции, не реализованном ещё ни в одном живом существе, стало бы для генов программирование только одной суперглобальной инструкции: делайте всё, что вы считаете необходимым для обеспечения нашего выживания»(Dawkins, R., The selfish gene. New York: Oxford University Press 1976, р.55-60).

Докинз выделяет два типа контроля, который осуществляют гены: «короткий поводок» и «длинный поводок». Мы с вами сидим, само собой разумеется, как «высшие» существа, на длинном поводке. По Докинзу, контроль длинного поводка являет собой дополнение, а вовсе не замещение генетически обусловленного контроля короткого поводка, встроенного в мозг на ранних этапах эволюции. Это означает, что различные типы контроля мозга как бы расположены в нём слоями, при этом верхний слой может влиять на решения нижнего слоя. В человеческом мозге, как мы уже с вами убедились на примере автономного комплекса систем и аналитической системы, все виды контроля осуществляются симультанно, что может приводить и приводит к когнитивным конфликтам.

Обратимся к пчеле, обладающей типичным «дарвиновским мозгом» – термин Дэниэла Деннета (Dennett, Daniel C.,Darwin's dangerous idea. Penguin Books London, 1995), имеющим следующую структуру целей:

Синяя зона представляет совпадающие интересы пчелы и генов. Если пчела решит врезаться в дерево, то это будет противоречить и интересам генов, поскольку пчела способствует поддержанию существования всего улья и, следовательно, успешной репликации, и интересам самой пчелы как целостного организма. Однако цели в жёлтой зоне служат интересам только генов и противоречат интересам пчелы. Когда пчела жертвует собой как носителем, защищая улей, это противоречит её собственным интересам. Это важный момент – гены всегда готовы пожертвовать носителями для реализации своих собственных интересов.

Все цели пчелы генетически детерминированы. Для генов не имеет особого значения, совпадают их интересы с интересами носителя или нет. Пчела, впрочем, ничего не знает об этом и не может отличить свои собственные интересы от интересов генов.

В случае человека ситуация отличается радикально, поскольку он, как самосознающее существо, способен эти цели различать, но происходит это не на интуитивном уровне. Впрочем, если мы полагаем, что гены работают на нас, то мы не можем распознать конфликт целей репликатора и носителя.

Люди являются первыми организмами в истории нашей планеты, способными распознать, что цели, встроенные в их мозг, служат скорее интересам генов, нежели их собственным интересам и единственными организмами, способными сделать выбор этим интересам не следовать. Гибкий интеллект и наш «длинный поводок» позволяют сформулировать наши собственные цели, совершенно несвязанные с генетической оптимизацией. Впервые в истории эволюции мы имеем возможность создать следующую структуру целей:

Хотя мы имеем, как и раньше, синюю зону, в которой интересы генов и интересы носителя совпадают, и жёлтую зону, в которой находятся цели, служащие только интересам генов, у нас возникает ещё и зелёная зона, в которой лежат только наши собственные интересы.

Почему существование зелёной зоны возможно только для существ, сидящих на «длинном поводке»? На определённом этапе развития организмов жёсткое пошаговое кодирование становится для генов уже невозможным. Тогда они начинают добавлять длинноповодковые стратегии. По мере развития и совершенствования этих длинноповодковых стратегий они доходят до такого уровня гибкости (что и случилось в антропогенезе), что гены должны были бы сказать нашему мозгу нечто вроде: «Всё начинает слишком быстро меняться там снаружи, мозг, чтобы мы могли тебе точно сказать, что следует делать – ориентируйся сам и делай то, что ты считаешь лучшим для заданных тебе генеральных целей (выживание, сексуальная репродукция), в которых мы, гены, заинтересованы» (Keith E. Stanovich, The Robots Rebellion, 2004, р.21). И именно здесь возникает наш шанс. При «длинном поводке» гены уже не могут жёстко указать нам: покрой любую самку, как только её увидишь. Они только кодируют в общем: секс доставляет удовольствие. Но когда цели сформулированы столь общо, их реализация в поведении может служить интересам носителя, а не генов. Применение контрацептивов реализует цель носителя – получение удовольствия от секса, но не генов – репродукция. Человеческий мозг настолько занят реализацией «вторичных» целей – ориентация в окружающей среде, установление контактов с другими людьми и т. д., что он слишком часто забывает о «первичных» целях: репликации генов. Носитель избавляется от короткоповодкового контроля генов, носитель перестаёт, в основном, пользоваться механизмом «стимул-реакция» для осуществления своего поведения, но руководствуется общими, генерализованными целями, и это уже новый тип носителя.

Автономный комплекс систем эволюционно гораздо старше аналитической системы и реализуемые им цели, сформированные естественным отбором, ориентированы, прежде всего, на увеличение шансов генов репродуцироваться.  Цели же аналитической системы центрированы на человеке как целостном существе, на максимальном удовлетворении его личных потребностей. Но в этом случае аналитическая система жертвует целями генов. Автономный комплекс систем нацелен на короткоповодковые цели, аналитическая система – на длинноповодковые.

Поскольку аналитическая система в большей степени регулирует личные цели человека, а автономный комплекс систем, в основном, древние репродуктивные цели безличностных репликаторов, то, в случае конфликта аналитической системы и автономного комплекса систем, который иногда случается, для нас с Вами лучше позволить аналитической системе взять верх в этом споре. Такой конфликт свидетельствуем о несовпадении целей носителя и репликаторов и, статистически, подобное несовпадение чаще решается в пользу носителя, если мы даём себе труд не поддаваться на провокации автономного комплекса систем и не реализовывать первое пришедшее в голову решение, скорее всего подсказанное эти комплексом.

Рисунок показывает, что в большинстве ситуаций, возникающих в реальной жизни, цели аналитической системы и автономного комплекса систем, на наше счастье, совпадают. Например, способность к правильной ориентации и передвижению в окружающем нас пространстве (спасибо эволюции, позаботившейся о нас), служит одновременно и интересам репликаторов и интересам носителей, ибо в противном случае переход улицы в современном городе мог бы привести к исчезновению рода хомо сапиенс.

Наиболее важным для нас является то, что рисунок показывает асимметрию в распределении целей, обслуживаемых двумя системами. Животное в нас, прошедшее миллиарды лет эволюции, живёт в структурах автономного комплекса систем и цели, которые мы получили от этого животного в наследство, были проверены и апробированы естественным отбором, но интересы носителя при этом едва ли были приняты во внимание. Критериями отбора были долговечность (в смысле особь должна дожить до этапа размножения) и плодовитость в пользу репликаторов. Для носителя это означает, что некоторые из этих целей могут угрожать его существованию.  Например, цели, побуждающие пчелу жертвовать своей жизнью ради благоденствия генетически родственной пчеломатки.

Именно эти цели должны быть первыми кандидатами для строгой оценки и возможной их отмены со стороны аналитической системы. С.Пинкер замечает, что подсистемы автономного комплекса систем были «созданы скорее для распространения копий генов, нежели для создания и поддержания счастья, мудрости и моральных ценностей. Мы часто называем поступок `эмоциональным`, когда он опасен для социальной группы, уничтожителен для счастья инициатора этого поступка в долговременной перспективе, неконтролируем и не отзывается на переубеждение, или является продуктом самообмана. Как это и не печально, подобный результат не является дисфункцией, но именно тем, что мы должны предположить как следствие работы хорошо сконструированных эмоций» (Pinker, S. How the mind works, New York: Norton, 1997, р.370).

Часть целей аналитической системы, если они настойчиво повторяются и входят в привычку, могут стать также целями автономного комплекса систем. Общественно ориентированные цели аналитической системы могут «переписать» унаследованные цели и сделать поведение носителя в большей степени направленным на его собственное благо. Подобная возможность заменять, хотя бы частично, жёстко прописанные генетические цели существенно отличает человека от других животных. Тем не менее, часть целей остаётся генетически предопределённой и реализуемой автоматически при наличии подходящего стимула. Но наш мир становится всё более сложным благодаря наличию в нём других людей и результатов их деятельности. Гены вынуждены поддерживать дальнейшее превалирование длинноповодковых целей и программировать только общее задание, связанное с репликацией, одновременно развивая центральный анализатор, координирующий вступающие в противоречие друг с другом цели, выстраивающий их иерархию и вырабатывающий некую среднюю линию поведения в непрерывно меняющейся окружающей среде.

Докинз не остановился на том, что перевернул все наши представления об эволюции и генах. Он выявил ещё один вид репликаторов, носителями которых мы также являемся – мимы.

Термин «мим» (англ. «meme») был впервые применён в 1976 году в его знаменитой книге «Эгоистичный ген». Причём Докинз настаивал на том, чтобы «meme» произносилось именно как «мим». Поэтому, хотя в некоторых переводах используется «мем», мы, уважая желание автора, будем в дальнейшем использовать «мим».

Мим определяется в онлайновой версии Оксфордского словаря как «культурный или поведенческий элемент, который может передаваться от одного человека к другому негенетическим способом, особенно имитацией». В качестве примера этих единиц культурного обмена, единиц имитации, Докинз предложил мелодии, идеи, крылатые фразы, модную одежду, способы производства вещей и т. д. Идея может распространяться «перепрыгивая» от одного ума к другому. Технологии, обычаи, церемонии – всё, что распространяется, когда один человек копирует другого. Сюда же попадает и религия как группа мимов, способных инфицировать целые общества верой в бога или загробную жизнь.

Докинз заложил также основы понимания эволюции мимов. Передаваясь от человека к человеку, мимы инфицируют всё новых хозяев. Мимы могут передаваться группами, так же, как и гены. Мимы являются самостоятельными репликаторами, независимыми от генов. Они действуют ради достижения своих собственных целей, отличных от целей генов. Мимы «сорвались с поводка» генов. Эволюция мимов идёт собственным путём, не обращая внимания на гены.

Мимы, контролирующие мозг, могут являться причиной нового поведения или мыслей, когда они реплицируются в другом человеке. Мимы могут быть одиночными или образовывать группу – мимплекс.

Действуя совместно, гены способны произвести организм, который распространяет их. Точно также, действуя совместно, мимы способны произвести культуру, которая будет их передавать. Мим выступает как аналог гена, и мим является таким же настоящим эгоистичным репликатором, как и ген. Мимы также действуют только в своих интересах – реплицироваться, произвести как можно больше собственных копий с ещё большей точностью, копий ещё более долгоживущих, которые обеспечат всё возрастающую репликацию в будущем. Сьюзен Блэкмор замечает: «Мы можем сказать, что мимы `эгоистичны`, что им `плевать`, что они `хотят` размножаться и так далее, но всё, что мы имеем в виду, это то, что успешными мимами являются те, которые размножаются и распространяются, тогда как неуспешные этого не делают. В этом смысле мимы `хотят` быть копированными, `хотят`, чтобы вы их распространяли и `плюют` на то, что это означает для вас или ваших генов» (Susen Blackmore. The Meme Machine. Oxford University Press, 1999).

Нам предстоит сделать ещё одно усилие в осмыслении того, кто мы и что мы собой представляем. Наши идеи, наши мысли, которые мы до сих пор считали своими собственными и которые должны существовать для нашей пользы, являются ни чем иным как автономными эгоистичными мимами, имеющими только одну цель – безостановочную репликацию во всё увеличивающемся размере. Мы служим для мимов, равно как и для генов, просто физическими носителями, машинами для их выживания и распространения.

Значительная часть людей (но отнюдь не все) свыклась, наконец, с идеей, что мы являемся животными, происходим от животных и представляем собой продукт эволюции. Сколько времени потребуется, чтобы мы приняли идею, что наше сознание и наше общество являются продуктом бездумных мимов?

Итак, мим – истинный репликатор. Попробуем с помощью миметической теории понять некоторые характеристики наших представлений, верований и убеждений. Один из основных постулатов этой теории гласит, что мим не должен быть ни верным, ни ложным, ни приносящим пользу его носителю, чтобы успешно распространяться. Миметологи часто используют пример «писем счастья». Вы наверняка знакомы с ними. Текст бывает примерно таким: «Напишите пять писем, отправьте их своим друзьям и знакомым и вам будет счастье».  Это мим, чистая идея. Инструкция поведения, которая может быть копирована и сохранена мозгом. Это достаточно успешный мим, хотя в последние тридцать-сорок лет им заражались в основном дети, однако его модифицированный, эволюционно более продвинутый вариант имеет многие сотни миллионы жертв – это Твиттер, Фэйсбук и подобные им «социальные» сети. В этом виде «письмо счастья» представляется, пожалуй, самым успешным интернет-мимом последнего десятилетия. Практически ни у кого из пользователей не возникает вопроса, зачем им нужны тысячи «друзей», с которыми они незнакомы и никогда не будут знакомы; зачем люди нажимают кнопку «нравится» на любом сообщении, если многие из них они не способны понять, зачем они вообще сидят в интернете и занимаются бессмысленной деятельностью массовой отправки всеразличных линков бесчисленным «друзьям», когда они абсолютно уверены, что никто их просматривать не будет, ибо при таком количестве «друзей» и, соответственно, получаемых линков, никто физически просмотреть их не может. Но это всё не имеет значения, поскольку мим требует только набрать как можно больше «друзей» и отослать им как можно больше линков. Чистая победа бездумного мима над разумным сапиенсом!

Можно отметить две интересные черты этого мима. Во-первых, он ложен. Человек, отправивший пять писем, не становится счастливым. Во-вторых, человек, запомнивший и выполнивший мим, не получает никаких преимуществ – он не становится ни богаче, ни здоровее, ни мудрее. И, тем не менее, мим выживает. Он выживает вследствие своей собственной саморепликаторской характеристики – ведь фактически мим не делает ничего, кроме того, что он требует: «копируй меня!»

Людям очень трудно привыкнуть к мысли, что они могут быть систематически иррациональными, что они могут верить во что-то, чему отсутствуют любые доказательства, что они могут действовать во вред себе (другие – возможно, но не я!). Мы не можем себе представить, что наши верования и убеждения могут приносить нам вред. Мы думаем, что мы сами эти верования и убеждения выбираем, что мы владеем ими. Но что, если это они владеют нами?

Универсальный дарвинизм подчёркивает, что организм любой специи на нашей планете построен для удовлетворения потребности генов в репликации, а не в интересах самих этих специй. Точно также мимы реализуют свои собственные интересы, реплицируясь в нас, совершенно не заботясь при этом о наших интересах. Любая идея, верование, концепция распространяются независимо от того, достоверны они или нет, помогают они нам в жизни или вредят ей.

Мы привыкли мыслить следующим образом: идея Х широко и быстро распространяется потому, что она верна. Правда, при этом трудно объяснить, почему многие разумные и справедливые идеи не получили широкого распространения, в то время как многие неразумные, несправедливые или просто вредные идеи распространились повсеместно. Миметическое объяснение – глупая идея Х получила широкое распространение, потому что она хороший репликатор, удачно построенный мим.

Все живые организмы являются «носителями» генов, но только человек служит ещё и «носителем» мимов. Как же случилось так, что мы находимся одновременно под гнётом нескольких репликаторов? Для того чтобы разобраться в этом вопросе и понять, почему репликаторы в значительной степени ответственны за людскую глупость, нам придётся обратиться к истории возникновения мимов и, необходимым образом, к истории возникновения человека.