Текст книги "Юлий Цезарь. Политическая биография"

Автор книги: А. Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 56 страниц)

2. Кризис (март 44 – апрель 43 гг.)

Анализируя заговор, исследователи часто указывают, что у заговорщиков не было ни конструктивного плана, ни серьезных идей^{303}. Это не совсем так. Заговорщики действительно полагали, что убийство Цезаря будет главным шагом на пути восстановления республики. Можно признать, что у них не было конструктивных идей по поводу развития общества, но план захвата власти был достаточно четким.

Заговорщики обеспечили себе охрану за счет отрядов гладиаторов и наемников, аналогичных отрядам Клодия. Эти боевики должны были нейтрализовать всяческие попытки немедленного сопротивления. Вероятно, не случайно, в городе начался грабеж торговых лавок (Арр. B.C. II, 118; Nic. Dam. fr. 25; Veil., II, 58). Более дальний расчет строился на завоевании большинства в сенате. Убийцы Цезаря рассчитывали на неопытность цезарианского большинства и, наоборот, опыт бывших помпеянцев, а также – на противоречия между различными частями цезарианской элиты и ее лидерами. Добившись большинства в сенате, заговорщики могли попытаться захватить соответствующие позиции в армии и провинциальном управлении.

Как и ранее помпеянцы, они просчитались в главном. Народ Рима, население Италии, а, в конечном счете, и провинциалы были за реформы Цезаря против помпеянских «республиканцев» и республиканских «идеологов». После Цезаря на стороне новой власти были армия, государственный аппарат и, в общем, большинство сената.

После убийства Цезаря, заговорщики бросились в город с криками, что убили тирана. К ним присоединились некоторые сенаторы, не участвовавшие в заговоре или, по крайней мере, в убийстве, Фавоний, Л. Стаций Мурк, Аквин, Патиск и др. Самым неожиданным было присоединение к ним одного из цезарианских лидеров, консула-суффекта 44 г. П. Корнелия Долабеллы (Арр. B.C. II, 119; Dio., 44, 21–22; Plut. Brut., 18).

Брут и его сторонники заняли Капитолий. Претор Л. Корелий Цинна предложил объявить заговорщиков тираноубийцами и дать им награду. С речью против Цезаря выступил Долабелла. Наконец, программную речь с призывом восстановить республику произнес Брут (Арр. B.C. II, 121–123; Dio., 44, 21–2; Plut. Brut., 18; Veil., II, 58). Народ встретил ее с гробовым молчанием. Вероятно, господствующим чувством была растерянность.

Достаточно противоречивой была и позиция цезарианских лидеров. Первым стал действовать Лепид, который ввел в город стоявший на острове легион и расположил войска на Марсовом поле. Вероятно, он был готов к силовой операции, но Марк Антоний решил выждать. Сторонником переговоров был и Гирций (Dio., 44, 22, 24; Nic. Dam. fr. 27; Арр. B.C. II, 118). Трудно сказать, что было причиной, растерянность или всеобщее недоверие, но цезарианцы явно утрачивали инициативу.

16 марта стороны вступили в переговоры. Лепид и Антоний дали в заложники своих детей. Это сделал и Долабелла, выступивший в качестве посредника. Стороны договорились передать решение в руки сената, а Антоний и Лепид гарантировали безопасность Брута и Кассия. Впрочем, ситуация начинает меняться, в город стали прибывать ветераны диктатора, а население все более откровенно выражало симпатии к Цезарю (Dio., 44, 34; Арр. B.C. II, 124; Plut. Brut., 18; Ant, 14).

17 марта Антоний собрал сенат в храме Земли и с удивлением обнаружил, что значительная часть сенаторов готова поддержать заговорщиков или, по крайней мере, пойти с ними на компромисс. Заговорщиков поддержала сильная и сплоченная помпеянская фракция, лидером которой вскоре стал Цицерон. Напротив, цезарианское большинство оказалось в трудном положении. Большую часть консуляров составляли старые союзники Цезаря и его легаты. Первые фактически сошли со сцены вместе с диктатором (Сервилий-старший, Котта, Мессала Руф) или заняли компромиссную позицию (Л. Цезарь, Л. Марций Филипп, Домиций Кальвин), вторые сохраняли лояльность, но оказались в состоянии растерянности (это затронуло даже Фуфия Калена), некоторые из них (Ватиний) находились за пределами города, другие недавно умерли (Фабий, Каниний Ребил). Несколько старых легатов Цезаря (Требоний, Гальба, Д. Брут) участвовали в заговоре. Группа цезарианских легатов стремительно распадалась, и естественным лидером цезарианской партии в сенате становился Марк Антоний. У него тоже не было безусловной поддержки, значительная часть «неоконсерваторов» не доверяла новому лидеру (Гирций, Панса, Бальб), некоторые из них имели дружественные отношения с Цицероном и даже с лидерами заговора. Сложное положение в верхушке сената парализовало его нижние и средние этажи, в основном состоявшие из цезарианцев. На стороне убийц оказался и второй консул, Долабелла.

Сторонники заговора попытались перехватить инициативу. Тиберий Клавдий Нерон, бывший легатом Цезаря в Александрийской войне (В. Alex., 25; Suet. Tib., 4) предложил объявить Брута и Кассия «тираноубийцами» и «освободителями», раздавались требования оставить тело диктатора без погребения (Арр. B.C. II, 127; Dio., 44, 35; Suet. Tib., 4). Впрочем, дискуссия принимала все более умеренный характер. Большинство согласилось, что заговорщикам надо сохранить жизнь, однако о наградах речи уже не было. В какой-то момент прения обострились, некоторые ораторы стали указывать на правовое несоответствие: амнистия заговорщикам предполагала осуждение Цезаря и, наоборот, непризнание Цезаря «тираном» означало то, что его убийцы должны были предстать перед судом. Признание Цезаря «тираном» означало и то, что все его распоряжения и назначения оказывались недействительными, а это, действительно, могло парализовать жизнь общества и государства. Более того, подобный поворот был невыгоден многим заговорщикам, включая обоих Брутов. Отмена реформ диктатора, что особенно подчеркивал Антоний, затрагивала сотни тысяч людей, получавших деньги, землю и гражданские права. Рим начинал жить по законам Цезаря.

В довершение ко всему, народ впервые отчетливо показал свою позицию. Собравшаяся у курии толпа требовала мести за Цезаря. В этой ситуации даже Цицерон предложил оставить в силе все распоряжения диктатора, включая неопубликованные, но при этом помиловать его убийц. Оратор использовал греческое слово άμνηστεία (забвение). В речи, достаточно правдоподобно переданной Дионом Кассием, Цицерон воздержался от выпадов в адрес Цезаря, но живописал все возможные ужасы гражданской войны, что, вероятно, и стало решающим аргументом для аудитории. Предложение поддержали Антоний, Лепид и Планк (Арр. B.C. II, 133–135; Dio., 44, 23–34; Cic. Phil. I, 1–2; II, 35–36; Veil., II, 58, 4).

В конце заседания обсуждался еще один острый вопрос. Тесть Цезаря Кальпурний Пизон потребовал публичного зачтения завещания диктатора и организации торжественных похорон. Многие протестовали, протестующих активно поддерживал Кассий, но под давлением Пизона и Антония согласился даже Брут (Plut. Brut., 20; Арр. B.C. II, 135–137).

Ситуация все больше менялась в сторону цезарианцев. В город прибывали все новые и новые ветераны Цезаря, а настроения горожан становились все более радикальными. Начались нападения на сторонников заговорщиков, все больше и больше ощущавших враждебность жителей огромного города. 17 марта Децим Брут написал письмо Марку Бруту и Кассию, советуя как можно скорее бежать из Рима и соединиться с Секстом Помпеем или Цецилием Басом. Антоний уже открыто рекомендовал им сделать то же самое (Cic. Fam., XI, I). Постепенно набирая силу, консул расставил в городе охрану, и велел отнести в свой дом казну и архив Цезаря (Арр. B.C. II, 125).

19 или 20 марта состоялись торжественные похороны диктатора. Церемония, вероятно, началась с чтения завещания. Читавшие особо подчеркивали, что Цезарь велел выдать по 300 сестерциев каждому жителю Рима. Город получил сады Цезаря за Тибром. Это накалило эмоции толпы. Как и ранее, народ безоговорочно поддержал Цезаря. Антоний (или Пизон) вынес тело убитого, после чего Антоний на правах высшего должностного лица и близкого друга и родственника произнес похоронную речь (laudatio). Как и полагалось, оратор перечислил его победы и благодеяния и (по контрасту) подробно остановился на обстоятельствах убийства. Последняя часть речи посвящалась политике милосердия и тому обстоятельству, что почти все заговорщики были ранее помилованы Цезарем, за что и заплатили ему черной неблагодарностью. Речь сопровождалась зрительным эффектом: при помощи специального механизма, Антоний демонстрировал особо жестокий характер убийства (Dio., 44, 36–49; Арр. B.C. I, 143–147; Plut. Brut., 20).

После похорон толпы народа бросились громить дома заговорщиков, а на форуме был сооружен огромный костер, на котором сожгли тело Цезаря. Многие из убийц покинули город уже навсегда, другие удалились в предместья Рима. После неудач 15–17 марта, этот день стал победой народного восстания против «республиканцев». Рим с его огромным населением четко и ясно обозначил свою позицию. Первые дни после Ид Марта показали слабые стороны системы Цезаря. 19 марта показало ее силу (Dio., 44, 50; Plut. Brut., 20; Ant., 14; Flor, IV, 4; App. B.C. II, 143–148).

Восстание 19 марта было не только победой цезарианской партии, это была победа ее наиболее радикальной и монархически настроенной части, на время оттеснившей «умеренных» на второй план. Это была и личная победа Марка Антония, превратившегося в бесспорного лидера цезарианцев. В руках Антония оказался архив диктатора, переданный ему Кальпурнией и секретарем Цезаря Фаберием, однозначно поддержавшими нового лидера (App. B.C. III, 5; Dio., 44, 53; Liv. Epit., 117; Veil., II, 61; Cic. Phil. II, 39–40, 103). С разрешения сената, консул получил право на вооруженную охрану и превратил ее в небольшую личную армию в 6 000 человек. В руках Антония была казна (около 700 млн.), за счет которой он стал поправлять свое материальное положение (App. B.C. III, 5–6; Veil., II, 60, 4).

Народное движение разрасталось, угрожая выйти за рамки, определенные для него цезарианским руководством. Опасной тенденцией было усиление радикально настроенных элементов, проявивших оппозиционность не только к той части политической элиты, которая выступала против Цезаря, но и к той, которая, с их точки зрения, не проявляла достаточного стремления с ними расправиться. Протест против заговора мог вылиться в протест против власти вообще.

Во главе движения, опиравшегося на городские низы, рабов и либертов стоял некто Амаций (иногда его именуют Герофилом), объявивший себя внуком Мария. Валерий Максим замечает, что Амаций стал действовать еще при Цезаре и был выслан им из Рима (Val. Max. IV, 15). В народе стал распространяться культ Цезаря, Амаций соорудил алтарь на месте сожжения тела, а народ поставил колонну, у подножия которой приносили жертвы, давали обеты и решали споры (App. B.C. III, 2–3; Liv. Epit., 116; Cic. Art. XII, 49; XIV, 6, 1; 8, 1; Suet. Iul., 84). В культе Цезаря принимали участие и иностранцы, в том числе – иудеи (Suet. Iul., 84). Такого рода народный культ возник в Риме впервые после Гракхов, причем, идея культа Цезаря была популярна не только среди низов общества. Как пишет Светоний, во время похорон народ сделал огромное количество приношений: старые легионеры бросали в костер оружие, матроны несли свои украшения, дети бросали маленькие буллы (Ibid.). Скорбь принимала воистину всенародный характер. Народ шел к покойному диктатору со своими горестями и бедами, скромными, но трогательными подарками и последними надеждами.

Опасность Амация для властей была очевидна. Совершив внезапное нападение, Антоний убил его. Толпа недовольных была разогнана, многие погибли, схваченных рабов распинали на кресте, а свободных сбрасывали с Тарпейской скалы (App. B.C. III, 3). Еще более активно действовал Долабелла, принявший участие в акции и разрушивший колонну (Cic. Att. XIV, 15, 2; 16, 2; 17 a; Phil. I, 2, 5). Аппиан сообщает, что действия консулов были поддержаны значительными массами населения (видимо, более зажиточного), настроенного процезариански, но недовольного размахом анархии и грабежей Лже-Мария (Арр. B.C. III, 3). Эти слои населения также требовали учреждения официального культа Цезаря.

Движение Лже-Мария было разгромлено примерно в середине апреля. В письме от 11 апреля 44 г. Цицерон возмущается, что этот «заговор либертов Цезаря» все еще не подавлен (Cic. Att. XIV, 5), но более о нем не упоминает. Примерно в это же время Антоний провел через народное собрание закон об отмене диктатуры, нанесший удар по правовому статусу Цезаря (Арр. B.C. III, 25; Dio., 44, 51; Cic. Phil. I, 3; II, 26, 31). Он также предложил вернуть из ссылки Секста Помпея и дать ему компенсацию в 50 млн. за отцовское имущество (Арр. B.C. III, 4). Впрочем, стороны готовились к столкновению. 7 апреля Цицерон, гостивший в усадьбе Гая Матия в Формиях, пишет, что такой тонкий наблюдатель, как Матий, считает войну неизбежной (Cic. Att. XIV, 1).

Целью Антония стало получение Цизальпийской Галлии, где стал закрепляться Децим Брут. Обладание провинцией имело ключевое значение для стратегического контроля над Италией. Уже 25 апреля Цицерон пишет о приезде Децима к войскам (Cic. Att. XIV, 13), примерно в это же время Требоний прибыл в Азию (Cic. Att. XIV, 13 в, I). Немногим ранее произошло распределение провинциальных командований: Тиллий Цимбр получил Вифинию, Брут – Крит, а Кассий – Кирену (Plut. Brut., 19). Восточные провинции оказались в руках заговорщиков. Начались активные военные приготовления. Д. Брут собрал 3 легиона, а Требоний и Цимбр начали заготовки хлеба и оружия (Арр. B.C. III, 6). Стал реализовываться второй этап плана заговорщиков, очень напоминающий план Помпея.

Западные провинции контролировались цезарианцами. М. Эмилий Лепид с 4 легионами был наместником Ближней Испании и Нарбонской Галлии, Л. Мунаций Планк с 3 легионами управлял Дальней Галлией, Азиний Поллион с 2 легионами – Дальней Испанией (Арр. B.C. III, 46). Возникли проблемы и на Пиринейском полуострове: Секст Помпей с отрядами испанцев начал наступление и занял Новый Карфаген (Dio., 45, 10). Антоний провел новое народное собрание и принял закон о передаче Сирии Долабелле (Арр. B.C. III, 8; Veil., II, 86). Консулы заключили между собой союз.

Пользуясь правами душеприказчика Цезаря, Антоний принял ряд законов. Он отменил закон Цезаря, ограничивающий срок пребывания наместника в должности, снова открыв путь для чрезвычайных назначений (Cic. Phil. II, 42, 108). Продолжались наделения землей ветеранов. Действия Антония вызвали оппозицию с самых разных сторон. Сохранялась прореспубликанская оппозиция, росло недовольство самоуправством Антония со стороны «неоконсерваторов» (Гирций, Панса, Оппий, Матий и др.). Наконец, среди ветеранов диктатора и процезариански настроенных масс росло возмущение пассивностью Антония в борьбе с заговорщиками. В этой ситуации «неоконсерваторы» впервые выступили на политическую арену. В Риме появился Октавиан.

Гай Октавий узнал о смерти Цезаря в Аполлонии. Вместе с известиями из Рима пришли советы. Некоторые друзья предлагали оставаться в Македонии, а Агриппа, Сальвидиен и стекавшиеся к нему ветераны диктатора советовали немедленно поднять армию и вести ее на Рим под предлогом мести за Цезаря (Nic. Dam., 16; Suet. Aug. 8, 2). Напротив, мать, Атия, и отчим, консул 56 г. Л. Марций Филипп, рекомендовали не принимать ни имя Цезаря, ни прав его наследника (Арр. B.C. III, 10; Dio., 45, 1; Suet. Iul., 92; Veil., II, 60). Наследник Цезаря отверг оба варианта и впервые проявил то блестящее сочетание решимости и осторожности, которое не раз помогало ему победить и сделало его императором Августом. Октавиан поступил так, как, вероятно, поступил бы Цезарь. Он вступил в права наследника и отправился в Италию в сопровождении небольшой свиты, желая понять обстановку и начать борьбу, оставаясь в правовом поле.

Из осторожности Октавиан высадился в Лупиях, а затем, узнав о сильных процезарианских настроениях населения, прибыл в Брундизий (Арр. B.C. III, 10; Dio., 45, 1–4; Nic. Dam., fr. 16–17; Liv. Epit, 117). В Брундизий к нему стали стекаться друзья Цезаря, его ветераны, колонисты, рабы и либерты. В основном это были те, кто проявлял недовольство гибкой политикой Антония и требовал немедленной мести (Арр. B.C. III, II, Dio., 45, 3). Приемный сын Цезаря, именовавшийся теперь Гаем Юлием Цезарем Октавианом, стал, наряду с Антонием, вторым центром притяжения процезарианских масс. Особый успех Октавиан имел в Кампании, где к нему толпами стекались ветераны диктатора (Арр. B.C. III, 12).

18 апреля Октавиан прибыл в Неаполь (Cic. Att. XIV, 10, 3), а 21-го в Путеолы, на виллу Л. Марция Филиппа (Ibid.). Через посредничество Филиппа и мужа Октавий, консула 50 г. Г. Клавдия Марцелла, происходит сближение Октавиана с Цицероном, который, как показывают его письма, уже с начала апреля отслеживал передвижение наследника Цезаря (Ibid., XIV, 5), а затем – с Гирцием, Пансой, Оппием и Корнелием Бальбом. В апреле – мае 44 г.– на виллах Цицерона постоянно гостят Гирций, Панса, Филипп и Октавиан. Создается альянс цезарианских «неоконсерваторов» и умеренных помпеянцев (Cic. Att. XIV, 13 в, I; 14, 4; 15, 2). Хотя внешне все они сохраняли дружественные отношения с Антонием, альянс был направлен именно против него. Впрочем, этот союз казался противоестественным и многим римским политикам (Plut. Cic, 44–45). Так считал Марк Брут (Plut. Brut., 22), так, вероятно, считал и Октавиан, а, возможно и Цицерон. В разгар переговоров оратор всерьез подумывал о бегстве к Сексту Помпею или Бруту (Cic. Att. XIV, 13).

Октавиан попытался сблизиться с Антонием. В сопровождении большой толпы сторонников, он появился в Риме, официально заявил о принятии имени и наследства Цезаря и начал денежные раздачи. Брат Антония Гай, -исполнявший обязанности городского претора вместо покинувшего Рим Брута, внес это предложение в протокол, а 9 мая другой брат консула, Луций Антоний, вывел Октавиана к народу и дал возможность произнести речь (Арр. B.C. III, 12–14; Plut. Brut., 22; Nic. Dam., 28).

Впрочем, все это было сведено на «нет» неудачными переговорами с Марком Антонием, вернувшимся из Кампании в середине мая. Антоний был недоволен самим фактом появления наследника Цезаря и не желал отдавать ему деньги (частично уже потраченные). Консула раздражало и напоминание о недостаточной активности в преследовании заговорщиков. Антоний резко ответил, что именно благодаря ему Цезарь не был объявлен тираном, а его законы продолжают существовать. Переговоры сорвались, соперники расстались врагами (Арр. B.C. III, 14–20; Dio., 45, 5; Plut. Ant., 16; Flor, IV, 4, 2; Suet. Aug., 10; Veil., II, 60, 3).

Перед Октавианом возникли денежные трудности. Для выплат денег по завещанию, он стал использовать имущество семьи, матери, отчима, Пинария и Педия (Арр. B.C. III, 21–23). Антоний воспрепятствовал принятию куриатного закона об усыновлении Октавиана, и последний даже не мог вступить во владение имуществом диктатора, которым продолжал распоряжаться Антоний. Через трибунов последний пытался сорвать усыновление (Dio., 45, 5–6), он же не дал Октавиану баллотироваться в народные трибуны (Dio., 45, 6–8; Plut. Ant., 16; Арр. B.C. III, 30) и не дал поставить ни играх золоток кресло и венок для Цезаря (Арр. B.C. III, 28–29; Suet. Aug., 10). Все эти действия вызвали недовольство центурионов и ветеранов диктатора, под давлением которых Антоний и Октавиан были вынуждены примириться (Dio., 45, 6–8; Plut. Ant., 16; Арр. B.C. III, 30).

3 июня 44 г. Антоний провел через народное собрание закон о провинциях. Он получил Цизальпинскую Галлию, а Децим Брут становился наместником Македонии (Liv. Epit., 117; Dio., 45, 8; Арр. B.C. III, 30). Несмотря на противодействие сената, комиции приняли закон. Антоний получал власть на 5 лет, вероятно, это право распространялось и на Долабеллу, получившего Сирию (Cic. Phil. I, 6; 25; II, 108; V, 107; VIII, 28; Att. XV, II, 4).

Приток ветеранов в Рим сильно беспокоил Брута и Кассия (Cic. Phil. I, 2; Att. XIV, 4; Brut., 21). Ответом на их запрос был резкий эдикт Антония. 4 августа 44 г. Брут и Кассий, потеряв всякие надежды на успех в Риме и выразив Антонию протест, выехали в восточные провинции (Cic. Phil. I, 2, 6; Att. XIV, 4, 4; Brut., 21). Октавиан снова пытался стать трибуном, но ему опять помешал Антоний (Dio., 45, 11; Арр. B.C. III, 31). Хотя солдаты снова заставили их примириться (Арр. B.C. III, 31–39), к октябрю разрыв стал окончательным, и Антоний даже обвинил Октавиана в покушении на свою жизнь (Cic. Fam., XII, 23, 2; Plut. Ant., 16; Арр. B.C. 11, 40).

Антоний вступил в конфликт и с Цицероном. 17 июля Цицерон захотел покинуть Италию, но в августе все-таки решил вернуться. 1 сентября состоялось заседание сената, на котором решался вопрос о молебствиях в честь Цезаря (Cic. Phil. I, 5, 12). Цицерон не явился, и Антоний ответил на это резким выступлением, угрожая снести его дом (Ibid.; Plut. Cic, 43). 2 сентября оратор произнес оправдательную речь (I Филиппика), в которой еще предлагал сохранить дружеские отношения (Cic. Phil. I, 14, 33–35).

К осени Антоний оказался в изоляции и решил пойти на силовой вариант, вызвав из Македонии 6 легионов, которые стали прибывать в Брундизий. Первые отряды появились уже в конце сентября (Cic. Fam., XI, 4, 1; XII, 23, 25; Veil., II, 61; Арр. B.C. HI, 24–25; Dio., 45, 12) и, вероятно, именно с их прибытием связано ужесточение действий Антония.

Где-то между 2 и 28 сентября[81]81
  2 сентября Цицерон произнес I Филиппику, а 28 сентября ответил на обвинительную речь Антония. Это и была знаменитая II Филиппика.


[Закрыть] он выступил с резкой критикой Цицерона, обвинив его практически во всех действиях его политической карьеры (события консульства, борьба с Клодием, роль в борьбе Цезаря и Помпея). В довершение ко всему Антоний открыто назвал оратора идейным вдохновителем заговора против Цезаря (Cic. Phil. II, 2, 3–11, 35). 28 сентября Цицерон ответил знаменитой 2 Филиппикой, обрушив на Антония всю мощь своего красноречия. В свою очередь, Цицерон возложил на него ответственность за начало гражданской войны (Cic. Phil. II, 18, 44–49, 103). Пропагандистская война стала переходить в настоящую.

В октябре 44 г. в Брундизий прибыли уже 4 легиона Антония. Примерно тогда же Марк Брут прибыл в Афины, где к нему присоединились многие представители знатной молодежи (Plut. Brut., 24). Аристократы заняли ключевые посты в его армии: М. Кальпурний Бибул, сын консула 59 г., П. Корнелий Лентул Спинтер, сын консула 57 г., Гн. Домиций Агенобарб, сын консула 54 г., а также – сыновья Лукулла, Гортензия, Цицерона и Катона. К ним присоединились активный участник войны 49–45 гг. Л. Скрибоний Либон и посланный к парфянам Квинт Лабиен. С прибытием Брута Требоний послал ему деньги (Dio., 47, 21), а Квинт Гортензий передал находившиеся в Македонии войска. К Бруту присоединились войска М. Апулея, а Марк Цицерон-младший привел целый легион (Арр. B.C. III, 63). У республиканцев скопилась внушительная сумма в 16 тыс. талантов. Против Брута выступили войска Ватиния и Гая Антония. После поражения, Гай был окружен в Аполлонии и сдался. Брут держал его под стражей и казнил, обвинив в подготовке мятежа. Впрочем, последние события приходятся уже на начало 43 года, а в конце 44 г. в Сирию прибыл Кассий.

Подготовку к войне начал и Октавиан. Отправившись в Кампанию, он стал вербовать ветеранов, платя им по 500 драхм. Центрами набора армии были Казилин, Калатия и Капуя (Арр. B.C. III, 40; Dio., 45, 12; Suet. Aug., 10, 3; Liv. Epit., 117; Veil., II, 61). С этими силами Октавиан вошел в Рим и публично заявил о готовности бороться с Антонием. Впрочем, речь не понравилась солдатам, и армия чуть не распалась. Ее пополнили за счет дополнительных наборов в Этрурии (Арр. B.C. III, 41–42; Dio., 45, 52; Cic. Phil. III, 2, 3–5). Вероятно, Антоний был готов на военный переворот: 2 ноября Цицерон писал, что верный ему легион Жаворонка идет на столицу. Вплоть до конца ноября письма Октавиана и Цицерона выражают тревогу перед опасностью военного путча (Cic. Att. XVI, 8, 2; 9, 1). Впрочем, недовольства начались и в армии Антония – солдаты не желали воевать против наследника Цезаря. Мятеж был настолько серьезен, что Антонию пришлось прибегнуть к казням (Dio., 45, 13; Арр. B.C. III, 43–44). Во второй половине ноября 44 г. Антоний появился в Риме и потребовал от сената объявить Октавиана врагом отечества (Арр. B.C. III, 45). Именно тогда (Цицерон сообщает об этом в письме от 19 декабря) произошло переломное событие. На сторону Октавиана перешли два элитных легиона, отборный легион Марса и 4 легион. Кроме того, Октавиан захватил конницу и слонов противника (Dio., 46, 13; Арр. B.C. III, 49; Liv. Epit., 117; Cic. Phil. II, 9, 24–25).

19 декабря Цицерон выступил в сенате с новой речью (3 Филиппика), в которой предлагал одобрить действия Октавиана и Д. Брута и объявить Антония врагом отечества. Сенат согласился с первой частью предложения, но медлил с санкциями против Антония. Впрочем, ситуация изменилась – 1 января 43 г. в должность вступили новые консулы, Гирций и Панса. Цицерон продолжал настаивать на военном решении. Лидером оппозиции стал один ведущих легатов Цезаря, Кв. Фуфий Кален, предложивший начать переговоры (Арр. B.C. III, 50; 54–60; Dio., 46, 22–28). Калена поддержал Кальпурний Пизон. Соратники Цезаря пытались остановить столкновение двух набиравших силу группировок цезарианцев, сторонников Антония и «неоконсерваторов». После дебатов, к Антонию было отправлено посольство в составе Сервия Сульпиция, Пизона и Марция Филиппа.

Видимо, в конце декабря 44 г. Антоний начал военные операции. У него было 4 легиона ветеранов, прибывших из Македонии, сильные auxilia, преторские когорты и множество новобранцев (Арр. B.C. III, 45–46). Сенат мог опереться на войска, ранее собранные Октавианом, два легиона, перешедшие от Антония, и легион новобранцев (Арр. B.C. III, 47). Понимая, что поход на Рим может кончиться полным провалом, Антоний выступил против Децима Брута, подошел к Мутине и осадил противника в городе. У Децима было 3 легиона и большое число гладиаторов (Арр. B.C. III, 49; Dio., 45, 13; Liv. Epit, 117; Cic. Phil. III, 1, l; V, 9; 24–25).

Цицерон не смог добиться успеха в вопросе о войне с Антонием. Более успешным было его предложение легализовать статус Октавиана. Последний был включен в сенат в ранге квестория, получил сан понтифика и право занимать все должности на 10 лет ранее положенного срока. Учитывая большое влияние, которое наследник Цезаря имел на солдат, ему было также разрешено иметь преторский ранг во время предстоящей кампании (Cic. Phil., V, 17, 46–18, 48; Арр. B.C. III, 51; Dio., 46, 29). Помимо Цицерона, предложение поддержала группа влиятельных консуляров (Марций Филипп, Сульпиций Руф и П. Сервилий-младший). Набор продолжался, легионеры получали деньги из казны (Арр. B.C. III, 51). Напротив, переговоры с Антонием зашли в тупик. Мятежный проконсул был готов уйти из Цизальпийской Галлии и распустить войска, но требовал оставить в силе все его распоряжения, не требовать с него денег и предоставить ему Дальнюю Галлию сроком на 5 лет (Cic. Phil., VIII, 8, 24–10, 28). Цицерон и консулы продолжали давление на сенат. В феврале было принято senatusconsultum ultimum, а к концу этого месяца правительственные войска стояли в Клатерне и Корнелиевом Форуме. Консулы в спешном порядке проводили набор. Война еще не была объявлена.

В восточных провинциях военные действия уже начались. В конце 44 г. в Сирию отправился Долабелла (Dio., 45, 15), теперь уже окончательно ставший сторонником Антония. В декабре 44 – январе 43 г. он прибыл в Азию. Требоний дал Долабелле провиант, но не пустил его в главные города, Смирну и Пергам. Ночью Долабелла атаковал Смирну и захватил в плен Требония. Последний был высечен розгами и обезглавлен, его голову насадили на копье и отправили в Рим, а тело было брошено в море (Арр. B.C. III, 26; Dio., 47, 29; Liv. Epit., 119; Veil., II, 69).

В Македонии и Греции продолжалось наступление Брута. В Фессалии к нему перешла кавалерия Долабеллы, новые силы привел Гн. Домиций Агенобарб. Греция и Македония были в руках республиканцев (Dio., 47, 21; Plut. Brut., 26, 28; Cic. Phil., X, 5, 11–6, 14; Liv. Epit, 118, 121), а общая численность их армии выросла до 7–8 легионов (Veil., II, 69; Арр. B.C. III, 79). Брут переправился в Азию, где на его сторону переходили местные правители, в том числе, Дейотар и фракийские цари, Рескупорид и Садал (Dio., 47, 24–25; Plut. Brut., 29). Вскоре сенат легализовал статус Брута и Кассия, сделав их наместниками Сирии и Македонии, а солдаты провозгласили обоих императорами (Арр. B.C. III, 63; IV, 57–59; Dio., 47, 29; Cic. Phil., XI, 6, 14–15; XIII, 10, 22–25).

Даже в марте 43 г. Антония еще не объявили врагом отечества. Согласно 14 Филиппике, это случилось только 21 апреля 43 г. после двух мутинских сражений. К концу зимы положение Децима значительно ухудшилось, войска в Мутине начали голодать (Cic. Phil., XII, 6, 2; Арр. B.C. III, 65). Под давлением Калена была предпринята новая попытка переговоров, однако Антоний уже шел к открытому разрыву с сенатом (Cic. Phil., XII, 1, 1; 5, 11–6, 13; 7, 15–12, 28; XIII, 1, 1–3, 7; 10, 22–25). На помощь Мутине выступила армия из 8–10 легионов под командованием обоих консулов, Гирция и Пансы. В качестве пропретора в армии находился Октавиан (Dio., 46, 29; Plut. Cic, 43; Flor, IV, 4, 4; Арр. B.C. III, 65). Лепид и Планк получили приказ помогать консулам (Dio., 46, 29). Неожиданный союзник появился и у Антония. П. Вентидий Басе набрал два легиона в цезарианских колониях и двинулся на Рим. В городе началась паника, а Цицерон спешно покинул столицу. Вентидий пытался соединиться с Антонием, но был отрезан Гирцием и стал дожидаться исхода кампании в Пицене, где набрал еще один легион (Арр. B.C. III, 66).

14 апреля 43 г. произошла первая битва при Мутине. Оставив лагерь под командованием брата Луция, Антоний выступил, чтобы атаковать Пансу, ведущего вторую часть армии, в основном состоящую из новобранцев, на соединение с Гирцием, уже подходившим к Мутине. В армии Пансы находился Октавиан. Сражение было тяжелым, преторская когорта Октавиана была перебита, новобранцы отступали, и только легион Марса спас правительственные войска от разгрома. Раненного Пансу отвезли в Бононию. Победители возвращались в лагерь, но были атакованы Гирцием, подошедшим на помощь своим с 2 легионами (4 и 7) и заставившим врага отступить уже в полном беспорядке (Арр. B.C. III, 67–69; Dio., 46, 37–38; Suet. Aug., 10, 4; Cic. Fam., X, 30, 1–5; Phil., XIV, 1, 1; 3, 6, 9, 26–27). Сражение отличалось небывалым кровопролитием, пало около половины сражавшихся (Арр. B.C. III, 70). Антоний занял оборону в лагере.