Текст книги "Ветер (СИ)"

Автор книги: Villano

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Демон лежал на ковре, прижав к груди своего ангела, и изо всех сил старался взять себя в руки. Получалось из рук вон плохо. Два единственных существа, которых он признал своими за две с половиной тысячи лет своего существования, останутся в этом мире проживать свои жизни одни. Без него. Без. Него. Минутная слабость прошла, оставляя его на пепелище. Сегодня он был так счастлив, что совсем забыл о том, ради чего терпел рядом с Праймом его братьев и почему не ушел с ним в другой мир. Беглец, жизнь которого скоро, так или иначе, превратится в полный кошмар, не мог предложить любимому ничего. Хорошо, что ангел вмешалась и не дала ему наделать глупостей. Братья замучили бы Прайма сразу, как только демон покинул этот мир.

Господи, кто бы знал, как он не хотел расставаться с ним! Но Аластер не мог взять его с собой. Оборотень был слишком красив и хрупок, чтобы выжить в других мирах, когда его не станет. А шансов на то, что он выиграет свою войну, не было. Герцог скрывался две тысячи лет, и что? Этот мир был практически последним его убежищем. Он знал, что рано или поздно ему придется вернуться домой и посмотреть в глаза тому, от кого он скрывался все это время. Или умереть. Ни один из этих вариантов его не устраивал совершенно. Аластер был самым настоящим трусом и не хотел умирать, а значит, он продолжит свой бег, не задерживаясь нигде дольше месяца. Насколько его хватит? Если бы не Прайм и Энджи, наверное, демон мог бы привыкнуть и к этому, но они перевернули в нем все. Вряд ли он сможет прожить долго, не чувствуя огненную страсть и любовь оборотня и не видя ласковую чуть отрешенную улыбку ангела.

Три месяца Аластер приучал себя к жизни без них, но им хватило всего одной маленькой провокации, чтобы довести его до сумасшествия. Мало того! Они заставили его признаться в любви к Прайму и сделать оборотня своим. Где были его мозги все это время? Зачем он позволял ему командовать собой, загоняя обоих в постель к своим извращенским братьям? Если бы он убил их в тот день, когда пришел в его дом, они смогли бы прожить двести пятьдесят лет вместе. Целую жизнь, если подумать. Аластер тяжело вздохнул. Невозможно узнать, что было бы лучше. Может, так как сейчас, и есть хорошо? Их любовь родилась среди кошмара, выстояла, закалилась и стала неподвластной никаким напастям. Но теперь он вынужден оставить своего единственного умирать от тоски по нему, даже не насладившись его властью над собой и его прекрасной душой. Оставалось надеяться, что Прайм справится, ведь у него останется Энджи, которая привязалась к нему и наверняка возьмет под свое крыло. Ангел-хранитель может сделать очень многое для своего подопечного.

Жизнь дорогих тебе существ важнее и дороже всего – эту простую истину Аластер осознал, только когда провел целый год вдали от Прайма. Когда не спал неделями, мучаясь от того, что не видит его, не знает, что с ним, не чувствует его любовь. Когда узнал, как сильно ему досталось от братьев ни за что. Его добрый мальчик никогда не узнает, что он сделал с ними после того, как залез в их головы, превращая мозги в кашу, и увидел, как они мучили его дорогое солнышко, их глазами, о чем думали и что чувствовали, когда так жестоко издевались над ним. Если бы не серьезные опасения за жизнь Прайма, братья сейчас существовали бы в мире, где есть только боль: вечная, невыносимая и не дающая умереть. Но демон оставил их в живых. И не только потому, что этого хотел милосердный и непостижимый Прайм. Они смогут защитить его, когда Аластера в его жизни не станет. Не дадут Охотникам добраться до него и спасут, даже если это будет невозможно. Не оставят одного и не дадут наделать глупостей от тоски по нему.

Тит и Ромул. Абсолютно сумасшедшие маньяки, сильные, жестокие и беспощадные, живущие в каком-то своем извращенном мире и держащие себя в руках только потому, что у них был старший брат – божество, золотой идол, любимая игрушка, которую они никогда не отдадут никому. Узник в вечной тюрьме их безумия, которое позволит им найти его даже в других мирах. Только смерть сможет освободить от них Прайма, который смирился с братьями уже давным-давно и даже находил радость и удовольствие в том, что они делают с ним и его жизнью, не позволяя себе задумываться над беспредельной аморальностью и безумием, происходящим в его постели каждую ночь. Привык к постоянному контролю за всеми своими действиями и даже движениями, к тому, что его личность, его настоящее Я ютилось в каморке самой потайной комнаты его разума и к постоянной маске на лице, теле и душе.

С самого первого дня Аластер увидел в нем себя. Прайм смирился, а он сбежал. Два труса, не способные на то, чтобы открыто сражаться за себя, свою гордость и честь. Не нашедшие в себе силы умереть в борьбе, а не в постели, затраханными насмерть. Две стороны одной медали. Два существа, для которых красота стала жестоким наказанием и исковеркала их души и жизни. Дети, которых предали даже родители, убивая в них всякую надежду на то, что в мире есть любовь, верность и честь.

Прайм выбрал тюрьму, а Великий Герцог Франсуа Барбадос – бегство. И за это расплачивалось столько народу, что не сосчитать. Ярость Императора улеглась только спустя тысячу лет после его побега. Его жизнь с одной стороны и миллионы погибших в бессмысленной войне ангелов и демонов с другой. И все они были на его совести. Франсуа разбудил в Императоре Дариусе Зверя, который хотел крови, и за неимением под рукой виновника, сорвал злость сразу на двух расах. Они сражались, погибали и даже не знали о том, что все, что говорили им о причинах и целях этой бойни, было ложью. Правду знали только двое: Бастард и Император, затеявший это безумие только ради того, чтобы заставить сына вернуться домой. Вынудить его пожертвовать собой ради мира между двумя расами, ведь он всегда был слишком добр и благороден для демона.

Но Франсуа был трусом и опять выбрал бегство. Пришел в мир, на просторах которого ангелы и демоны устроили свои самые главные бои, и встал на сторону живущих в нем людей. Помогая, защищая и делая все, чтобы на этой планете остался в живых хоть кто-нибудь. Он надеялся, что судьба решит все за него, и его убьют во время очередного безумного рейда или защиты безнадежно проигрывающей крепости, и тогда Император прекратит эту войну. В том, что отец узнает о его смерти мгновенно, Франсуа даже не сомневался. Но он выжил, а с ним и целый мир, с трудом отбившись и от ангелов, и от демонов. Потеряв больше половины населения, растеряв иллюзии и утратив веру в Бога, вместо этого обретя веру в Эльфийского принца, одним своим присутствием на поле боя гарантировавшего победу людям и в решающей битве убившего Наследника Императора демонов и Архангела Светлой Зари, что и склонило часу весов в пользу людей.

Франсуа понимал, что Император играл с ним, как кот с мышью, наблюдал за подчиненными, позволяя им загонять его в ловушку, и не вмешивался до последнего, отправив на разборки своего Наследника. Наверняка, чтобы посмотреть на них обоих в деле и в очередной раз убедиться в том, что его сказочный Эльф самый лучший. Франсуа умудрился сбежать в самый последний момент, чем снова вывел отца из себя. Дариус пришел в тот мир лично и уничтожил всех живых только для того, чтобы у Франсуа не осталось ни одной родной души, ни одного существа, которое смотрело бы на него с верой, надеждой и любовью. Чтобы показать, что случится с теми, кого он посмеет приблизить к себе хоть ненадолго. Франсуа знал, что так будет, с самого начала, но те пятьсот лет, что он сражался, люди жили, а любая жизнь, даже полная лишений и горя, лучше смерти, ведь если постараться, в ней всегда можно найти солнечный осколок радости. Тогда он думал именно так.

С тех пор Император перестал с ним играть и приложил все силы, чтобы его поймать. Именно поэтому по следу Бастарда шли Охотники, а не Убийцы, веками загоняя в капканы и ловушки, лишая любой возможности завести друзей или любимых, убивая всех, кто был хоть сколько-нибудь ему дорог и закрывая для него миры один за другим. Вынуждая рано или поздно вернуться домой и встретиться с Императором лицом к лицу. И проиграть. Что может 2,5-ой тысячелетний демон против существа, живущего на свете больше 50-ти тысяч лет, из которых правил 40? Ничего. У Прайма были сумасшедшие развратные братья, а у него был отец, который хотел сделать его своим вечным любовником. У оборотня было тело, которое терзали тюремщики, а у демона было не только тело, но и душа, насиловать которую Дариус собирался вечность.

Почему все без исключения взрослые демоны до дрожи в коленях боялись Великих Герцогов? Потому что только они могли развлекаться с душами физически, начиная с тела, погружаясь в сознание и добираясь до самого дорогого и ценного – того, что делает нас теми, кто мы есть. Заходя в душу демона своей, Герцоги могли делать с ней все, что угодно: вытирать ноги, ласкать, наказывать, рвать на части, купаться в любви или страданиях и выпивать до дна, оставляя после себя выжженную равнину. Сколько Бастард видел таких несчастных? Существа без капли мысли в глазах, равнодушные, послушные марионетки, потерявшие свое последнее Я навсегда. Рабы своих хозяев, которые дарили их, продавали, убивали, насиловали тела, мучили и забывали о них напрочь, оставляя умирать от истощения. Когда в голове нет ни одной мысли, а в теле ни одного инстинкта, жить невозможно.

Мир, в котором жил Прайм, был предпоследним. Впрочем, когда остается последний, всем и так понятно, где искать беглеца. Все остальные были полны ловушек и ждущих своего часа наемников. Едва Франсуа ступит туда, все заинтересованные лица будут знать, что он пришел. При таком раскладе найти его будет делом времени. Очень-очень короткого времени. Франсуа глубоко втянул в себя воздух. С завтрашнего дня он начнет свой последний и, судя по всему, очень короткий забег. Но демон собирался сделать все, чтобы продлить его как можно дольше. Еще сто лет назад он забрал бы Прайма с собой и купался в его любви до самого конца, но не теперь.

Оборотень даже не знает, кем он стал с сегодняшнего дня, ведь впереди у него целая вечность. Однажды Император сделал вечным сына, а сегодня ночью Великий Герцог сделал таким своего единственного. Без семени демона в телах братья Прайма начнут стареть так, как положено оборотням, а Прайм останется сиять таким же, как и был, навсегда. Они защитят его от Охотников, если те вдруг придут, а потом умрут от старости, а он обретет свободу и наконец-то начнет жить нормальной жизнью, занимаясь тем, что взбредет в его золотую голову, и купаясь в лучах вселенской любви ангела, так же как и Прайм получившей вдобавок к вечной душе такое же тело. Отличная перспектива. Вот если бы еще добавить в эту картинку Франсуа, то получился бы Рай. Впрочем, на то он и демон, чтобы такой исход событий не грозил ему ни при каком раскладе.

Энджи пошевелилась на его плече. Милая. Холодная и страстная. Разумная и добрая. Демон так и не разобрался, какой она была. Он просто влюбился в нее раз и навсегда, спустя всего десять минут знакомства сделав ее своей. Прайм добивался его любви двести пятьдесят мучительных лет, а она покорила его за минуту. Оборотень принадлежал ему весь: от и до, а ангел… Месяц оскорблений и его насилия над ней в ответ, месяц веселых дружеских постельных битв и месяц еще чего-то: странного, мучительного и совершенно непонятного. Это чувство висело между ними, как дым от разгорающихся сырых поленьев в костре, как туман над глубоким омутом. Демон терял голову, прикасаясь к ее прекрасной душе в те редкие моменты, когда они улетали на небо одновременно. Целуя ее, но не имея возможности заглянуть в нее, заняться с ней любовью и узнать правду, потому что она была ангелом. Представителем единственной расы, с душами которых при всем своем желании демоны не могли сделать ничего.

– Не грусти, мой хороший. Не надо. Все наладится, – прошептала ему на ухо Энджи.

Провела по стальной груди, нарисовала какие-то слова на его широком демоническом плече. Франсуа прижался к ее виску губами. С ней он с самого первого дня мог менять обличия так, как ему вздумается, в любой момент, и уже через месяц, переступая порог ее комнаты, чтобы остаться с ней на ночь, он напрочь забывал о том, что ему нужно что-то в себе контролировать. Вот и сейчас. Кто знает, когда он превратился из человека в демона? Им обоим было на это глубоко плевать.

– Не уходи, демон. Прайм не переживет, если ты бросишь его на съедение братьям. Если оставишь после того, как сказал о своей любви. Как и ты. Ты сойдешь с ума от тоски по нему, Аластер.

– Энджи, не преувеличивай. Мне больше двух с половиной тысяч лет. Ты ведь не думаешь, что я любил и люблю только его одного? – улыбнулся демон. Она серьезно посмотрела на него.

– Думаю. Я плохой ангел и не самая умелая женщина, но кое-что знаю совершенно точно. Демоны не умеют любить, так же, как ангелы заниматься сексом, но ты… Ты умеешь, Аластер. Я вижу этот огонь в тебе, и сейчас он горит для Прайма. Ни одно живое существо раньше не слышало от тебя этих слов. Если у тебя нет другого выхода, забери его с собой, я прошу тебя.

– Энджи. Не говори глупости.

– Если ты перестанешь их творить, – возразила она ему. Франсуа только молча крепко поцеловал ее в ответ.

Они пролежали на ковре в кабинете до поздней ночи, почти не двигаясь и наслаждаясь тем, что здесь и сейчас между ними нет никого. Только их надежды и ожидания, страхи и сомнения, но куда ж без них? Великий Герцог Франсуа Барбадос расставался с этим миром навсегда, мысленно прощаясь со своим сердцем и оставляя его любимому оборотню. Убирая с шеи ангела Аркан Тьмы и отпуская свою мечту на свободу. А Энджи делала все возможное, чтобы соткать ту ниточку, что привязывает подопечного к его ангелу-хранителю. Никто и никогда не делал такого для демонов, но она верила в то, что у нее все получится. Прайм, их солнышко, их сладкий золотой мальчик, полюбивший двух с половиной тысячелетнего демона и подружившийся с тысячелетним ангелом, стоил того, чтобы побороться за его счастье. Даже если это счастье – безалаберное, потерявшее свое прошлое и не имеющее будущего, жестокое и совершенно развратное.

…

Обгоревший джип и наполовину сгоревшее тело Аластера Сторма полицейские обнаружили на следующий день рано утром. Братья были в полном раздрае, но причины у них у всех были разными. Прайм, услышав новость, чуть не заработал инфаркт, благо оборотни не болеют. Вылез из кровати, в которой всю ночь терпел ласки мстительных братьев. Вышел из комнаты в чем мать родила, пришел к Энджи и молча залез к ней в постель. Обнял, дождался, пока братья перестанут орать и в бешенстве хлопнут дверью. И заплакал, уткнувшись лицом в молочно-белую пышную грудь, позволяя страху, сомнениям и безысходности покинуть его вместе со слезами. Энджи только и оставалось, что гладить его по широким плечам, трепать золотые волосы и время от времени целовать куда придется. Прайм закончил жалеть себя через полчаса, понял, что лежит в обнимку с роскошной голой женщиной и пулей выскочил из постели, не забыв, правда, крепко и совершенно неприлично поцеловать ее напоследок. Она бросила ему вслед подушку, которая нанесла жестокий урон не его шикарной заднице, а его женоненавистничеству, во всей красе показав Энджи истинную причину его бегства из ее постели.

Прайм понял, что смысла бежать больше нет, вернулся обратно и позволил себе утонуть лицом, губами, языком и руками в шикарной груди сначала тихо смеющегося, а потом неприлично стонущего ангела. Оборотень получил порцию невероятных поцелуев, один из которых, вкупе с непривычными, но такими возмутительно эротичными холмами в его руках, и позволил ему облегченно выдохнуть. Они провалялись в постели еще часа два, строя планы по поимке беглого демона, который так боялся то ли самого себя, то ли ангела с оборотнем, что сбежал на два дня раньше намеченного им самим срока. А потом Прайм взял себя в руки и превратился в главу самого грозного клана оборотней в этом мире, подавляя ее холодным безразличием и многолетней мудростью в доказательство того, что он в их походе будет самым главным. Энджи поцеловала его в четко очерченные, красивые до безумия губы, шлепнула по шикарной ягодице, выпроваживая из постели, и сказала, что согласна на все, лишь бы поскорее найти их порочное жестокое чудо и надавать ему по стальной заднице как можно больнее.

Прайм одолжил у нее банный халат и вернулся в свою спальню переодеваться и делать вид, что убит горем. Братьев в ней он не нашел и вздохнул с облегчением. Оборотень успел натянуть брюки и рубашку, но на этом его везение закончилось, потому что пришел злой как собака Ромул, стянул с него штаны, нагнул над комодом и жестоко отымел за утреннее самоуправство. Прайм не сопротивлялся, потому что, во-первых, был как бы убит горем, и ему было все равно, что с ним происходит, а во-вторых, обнаружил у себя замечательную способность отключать боль, которую как раз и проверил во время этой показательной порки.

Ромул терзал его целых пятнадцать минут, благо пристроился сзади, целоваться не рвался и лицо Прайма видеть не мог. Оборотень отключил свою многострадальную задницу, периодически жалобно вскрикивал и за это время успел продумать почти половину практической части их с Энджи плана. Брат кончил, пригрозил репрессиями, если еще раз увидит его в постели с ангелом, и ушел по своим делам с полным ощущением того, что только что поимели именно его: грубо, нагло и в особо извращенной форме.

Следующим явился Тит, но Прайм был уже одет и готов к выходу, так что младший брат остался без сладкого. Если с Ромулом нужно было быть крайне осторожным, то Тит на данный момент не представлял для него особой угрозы, а потому Прайм с удовольствием поставил ему фингалы под оба глаза и сказал, что больше никогда не позволит к себе прикасаться. Триста лет достаточный срок, чтобы натешиться вдоволь. Тит попытался возражать, но получил под дых и успокоился. Но ненадолго. Нашел Ромула и рассказал о чудовищном поведении старшего брата. Тот подумал, подумал, откровенно повеселел и сказал, что раз Прайм против секса с Титом, то и в их общей кровати ему не место. Отвел обалдевшего от такого поворота событий младшего в пустующие покои, пригнал толпу оборотней, которые до вечера перетащили в них все вещи Тита, и ушли, оставив его в гордом одиночестве.

Слух о том, что младший в опале, разнесся по клану со скоростью ветра, а потому первую ночь без братьев он провел, купаясь в двух молодых и практически неопытных оборотнях. Все, как он и любил. Если не считать демона, конечно. Он всегда будет вне конкуренции. В том, что Аластер жив, Тит даже не сомневался. И старшего брата. Но его он вернет в свою постель чуть позже и поделится им только с демоном. Ромулу после сегодняшнего предательства он не оставит Прайма ни за что. Тит вытащил все еще возбужденный член из горла потерявшего сознание оборотня. Тьфу! Никто не выдерживал его любимого способа заниматься сексом дольше пары-тройки минут, да и ощущения были далеки от идеальных. Таких, которые дарил ему только совершенный, терпеливый и мучительно прекрасный Прайм. Тит закрыл глаза и погрузился в мир жестоких извращенных фантазий, представляя себе, что он сделает со старшим, когда снова доберется до его чувственных развратных губ и рта. Конечно, Прайм будет возражать, но он найдет способ сделать его покорным. Держали же они с Ромулом его на поводке целых триста лет, с каждым годом делая все более сговорчивым и доступным. Тит на ощупь нашел все еще бесчувственного оборотня, открыл ему рот и закончил начатое, не обращая внимания на то, что к концу действия тот уже был мертв. Не повезло ему, с кем не бывает!

Ромул привел общую спальню в порядок, огляделся вокруг и почувствовал, как его накрывает доселе неведомое ему чувство единоличного собственника. Две подушки на постели, две зубных щетки на полочке в ванной, два набора одежды в гардеробной. Только два. Его и Прайма. И никаких демонов, братьев или любовников. Только он, единственный обладатель своего золотого сокровища. Ромул подавил нарастающее возбуждение. Прайм был у нотариуса и собирался вернуться домой только вечером, а никого кроме него видеть в своих руках не хотелось.

Сейчас, разобравшись в себе, он понял, что после той истории с Аластером, озером и пытками, когда целый год после этого Прайм был хрупким, как хрустальный бокал, и белел до прозрачности от любого прикосновения, старший брат стал для него всем. Из-за него Ромул постепенно забросил всех своих любовников, начал сторониться Тита, от истерик и вечной суеты которого банально устал, и окончательно возненавидел Аластера, который одним своим появлением вернул Прайма к жизни. Этот невероятный, возмутительно прекрасный, жестокий и абсолютно развратный демон с первого взгляда сделал Ромула своим рабом и этого оборотень так и не смог ему простить. Он любил и ненавидел его одновременно, хотел до судорог в животе, до белых пятен перед глазами и был готов на все ради того, чтобы однажды добраться своим знаменитым прибором до его совершенной стальной задницы. Или хотя бы до губ, четких, почти тонких, полных цвета и страсти, даже когда Аластер просто сидел над документами в своем кабинете, притягивающих взгляд своим совершенством и совсем непохожих на идеальные губы Прайма. Средневековый кол демона будил в Ромуле все самое страшное, всю похоть и вожделение, какие только можно было себе представить.

Оборотень расплачивался за это своей разорванной в клочья задницей и втоптанной в грязь душой, потому что только демон знал, как сильно ему нравилось получать боль. Аластер жестоко имел его, совершенно не заботясь о последствиях и его удовольствии, с такой понимающей безжалостной насмешкой в глазах, что она выворачивала душу Ромула наизнанку, причиняя невыносимую боль и еще большее наслаждение. Загоняя его в замкнутый круг, топя в пучине безумия, выбраться из которой было невозможно. Он почти вынырнул из нее в тот день, когда лежал в грязи возле кареты, умирая после пыток пришедшего в неистовое бешенство демона. Тогда он с трудом разлепил один глаз и увидел склонившегося над ним Прайма: любимого, невыносимо прекрасного и живого. С припухшими от поцелуев демона губами и сверкающими счастьем глазами. Простившего ему пытки и любящего его так же, как и раньше. Именно тогда Ромул в первый раз четко понял, что ради Прайма он готов на все, что угодно, раз и навсегда поставив его выше демона, страсть к которому не шла ни в какое сравнение с тем, что будил в его душе старший брат. Глядя на сияющего и совершенно адекватного Прайма, которого они с Титом не могли привести в чувство целый год, Ромул понял, что тот влюбился в Аластера слишком сильно. Поставил в своем сердце выше них. И это всколыхнуло в нем ненависть к демону за причиненные унижения и боль с новой силой. Так он и жил, борясь с собой и своей ненавистной любовью и животной страстью к Аластеру целых сто лет.

Ромул следил за ними обоими как настоящий маньяк, но вскоре убедился, что демон к Прайму относится так же, как к нему и Титу, делая небольшую поправку на доброту души и хрупкость прекрасного тела, а Прайм пришел в себя и перестал смотреть на Аластера восторженными глазами, все чаще хмурясь от совершенно аморальных и беспардонных игр демона в постели с ними обоими. Это успокоило бешеную ревность и дало возможность начать делать все, чтобы привязать старшего брата к себе как можно большим количеством ниточек. И, как Ромул убедился сегодня, ему это прекрасно удалось. Так быстро и просто избавиться от Тита в их постели он даже не мечтал. Так что когда поздно вечером от нотариуса вернулся Прайм, в комнате не осталось и следа от младшего брата, а на столе его ждал праздничный ужин.

Старший равнодушно кивнул, не оценив старания Ромула, и рассказал, что Аластер оставил лично ему все свое состояние. Эта новость стала для оборотня сюрпризом, который сжал сердце в комок и заставил по-новому взглянуть на все, что происходило между демоном и Праймом все эти годы. Ромул устроил брату форменный допрос, едва сдерживая бешеную ревность и вглядываясь в любимые серые глаза в попытке угадать, что скрывается за этими стальными дверьми, за которые он никогда не пускал никого. Через десять минут Прайм устало потер виски руками и посмотрел на него такими тоскливыми глазами побитой жизнью собаки, что Ромул сразу вспомнил, что Аластера с ними больше нет. Понимание принесло с собой грусть от того, что жестокие утехи кончились, и радость от того, что он получил свободу и избавился от своей мучительной страсти навсегда. Ромул прекратил расспросы, уложил брата в постель, облизал с ног до головы и не выпустил из своих рук до самого рассвета, наслаждаясь непривычным, но таким сладким и прекрасным ощущением того, что с этого момента Прайм принадлежит только ему одному.

…

Энджи стояла перед особняком Аластера Сторма, дожидаясь Ромула. Трехэтажное, довольно мрачное здание, с большим парадным крыльцом и королевской подъездной аллеей. Памятник архитектуры 16-го столетия, принадлежащий нелюдям. Она провела в нем целых полгода, которые изменили ее навсегда. Это время, как и это место, останется в ее душе и сердце навечно, как и те двое, что были здесь вместе с ней. Порочный ветреный демон, укравший ее душу и тело, и благородный солнечный оборотень, покоривший ее сердце. Целую тысячу лет Энджи любила всех и вся как настоящий ангел, а теперь вся та река, что текла сквозь нее в никуда, выливалась только на этих двоих. Без них ее жизнь теряла всякий смысл.

С Праймом все было понятно. Несмотря на все те маски, что он носил на себе, его ум, доброта, верность и постоянно горящий внутри него огонь страсти покорили Энджи всего за пару месяцев. Не любить его было просто невозможно. Совсем другое дело демон. Непредсказуемый, не признающий никаких обязательств, изменчивый и постоянный, безжалостный и нежный, вспыхивающий неистовым пламенем и бушующий холодным ветром. Таинственный и неуловимый, прекрасный и желанный, единственный на свете. Демон, умеющий любить. Именно он пробудил ее тело к жизни, совершил невозможное и заставил почувствовать всю полноту жизни и эмоций.

Два месяца Аластер каждую ночь приходил к ней в постель и засыпал, устроив ее на своей груди. Иногда он приходил только под утро, равнодушный и уставший от очередного сумасшедшего секса черти с кем и черти где. Иногда врывался теплым искристым ветром, окутывая нежностью после коротких любовных встреч с Праймом. А иногда забирался в ее постель вечером и сводил с ума ласками и совершенно неприличными забавами до самого рассвета, оставляя в полном изнеможении, смущенной своей несдержанностью и жаждой любви, растерзанной и абсолютно счастливой. Энджи хотела узнать, почему людям нравится спать по ночам вместе, и теперь она это узнала. Ценой за это знание стала ее душа, которую она окончательно потеряла однажды ночью, увидев душу демона во всей красе, невыносимо прекрасным, изысканно-тонким звездным всполохом сияющую в непостижимой вышине.

Только тогда Энджи поняла, почему демон был таким, какой он есть. Нельзя поймать ветер, невозможно загнать его в рамки законов и правил, морали и ответственности. Можно только раскрыть крылья и взлететь вместе с ним в надежде, что он подхватит порывом и не даст опуститься на землю. В ту ночь демон в первый раз поцеловал ее душу своей, отрезая пути к отступлению и сосредотачивая всю ее вселенскую ангельскую любовь на себе. На себе и Прайме, любовь к которому пылала в нем таким ярким огнем, что не увидеть ее было просто невозможно. Если бы Энджи могла заглянуть в его душу! Понять, что на самом деле демон чувствует к ней, ведь маски, что он носил, были гораздо прочнее и ужаснее, чем те, что были на Прайме. Кто заставил его стать таким циничным, жестоким и совершенно бесчувственным? Энджи многое бы отдала, чтобы узнать это.

В день, когда Аластер ушел, она все-таки успела привязать его к себе тонкой ниточкой ангела-хранителя. Только это и позволяло ей надеяться на то, что однажды она увидит его снова. Он исчез, не сказав им с Праймом ни слова на прощание, уничтожив все документы и любые следы своего пребывания в этом мире, оставляя вместо себя обычного человека – Аластера Сторма, удачливого землевладельца, аморального и богатого холостяка, погибшего в автокатастрофе и оставившего свое состояние племяннику. Тит, узнав об этом, пришел в такое бешенство, что едва не накинулся на Прайма с кулаками, в последний момент приходя в себя от холодного презрительного взгляда его серых глаз. Он ушел, не прикоснувшись к нему и пальцем, и сорвал всю свою ревность, злость и ярость на тех оборотнях, что попались ему на пути. Тит убил троих, прежде чем до него добрался Ромул и избил так, что он пришел в себя только через сутки.

Две недели без демона ясно показали и ей, и Прайму, что затягивать с побегом и поисками Аластера не стоило. Карточный домик, который столько лет держал в равновесии оборотень, рушился на глазах. Прайм больше не собирался тратить на его поддержание ни минуты, а братья и подавно. Только через неделю до него и до Энджи дошло, что демона рядом с ними действительно нет, и найти его будет ох как непросто. Тоска по нему поселилась в их душах вместе с осознанием произошедшего, и было понятно, что дальше будет только хуже. В особняке Энджи делать больше было нечего, да и находиться в нем было небезопасно. Ромул не спускал с нее глаз, не позволяя старшему брату ни прикоснуться к ней, ни тем более поговорить наедине. Как Прайм и предсказывал. Провоцировать его они не собирались, понимая, что теперь остановить его будет некому, а наказание за неповиновение будет очень жестоким.

Грозное рычание мощного мотора вывело Энджи из задумчивости. Сегодня она покидала этот дом навсегда. Вместилище порока и жестокости, в котором она провела самое счастливое время в своей жизни. Энджи забралась на заднее сиденье огромного черного джипа и решительно захлопнула дверь. Все у них с Праймом получится.

– Твое счастье, что ты ангел, – сказал Ромул, глядя на Энджи в зеркало заднего вида.

Они выехали на главную дорогу и на полной скорости летели в сторону города. Наконец-то он избавился от еще одного существа, к которому был неравнодушен Прайм. Конечно, она была для него игрушкой, но чем меньше вокруг старшего брата будет тех, кто ему нравится, тем больше внимания он будет уделять Ромулу. Триста лет эта тактика срабатывала на сто процентов, и он не собирался от нее отступать. Переселить ангела обратно в ее квартирку он решил сам, не доверяя такое ответственное мероприятие никому, тем более Прайму. Мало ли что взбредет в голову его доброму золотцу!