Текст книги "Ветер (СИ)"

Автор книги: Villano

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

– Я не он! Не он! Я это я!

Император слышит юный голос, полный слез, и разом приходит в себя. Смотрит на свое семя, разлитое по красивой серебряной полоске мельчайшей чешуи на позвоночнике, и понимает, что был на грани настоящего сумасшествия.

– Я не он!!!

– Ты не он, – говорит Дариус.

Никто не сравнится с безупречным и сказочным Эльфом по красоте. Ему просто нет равных. И это факт. Он переворачивает юного демона на спину, выпивает застывшие слезы в прекрасных синих глазах губами, покусывает острое ухо и проводит языком по восхитительным серебряным полоскам от шеи до сосков на груди. Входит в него снова, шепчет ласковые глупости и целует до тех пор, пока тот не начинает стонать и даже кричать от наслаждения.

– Дариус! Что же ты делаешь со мной? Мечта моя. Сбывшийся сон. Не закрывай глаза, услышь меня! Люби меня, а не его. Пожалуйста! Я не он. Я это я.

– Да. Ты это ты, – соглашается Дариус, снова теряя голову от его слов и ничем не прикрытых эмоций. Доводит юного поклонника до оргазма и кончает следом, четко осознавая, кого держит в руках. – Но ты так похож на него, что на какое-то время мне этого будет достаточно.

Демон благоразумно молчит, и Император целует его в благодарность.

– Ты умный, прекрасный и совершенно бесстрашный. Я благодарен тебе за то, что ты сделал для меня сегодня, – шепчет в темные волосы Дариус. Прокусывает клыком мочку его чертовски сексуального острого уха насквозь и слышит явно сдерживаемый стон удовольствия. – Можешь смело считать себя героем, остановившим Тысячелетнюю войну.

– И в благодарность я стану постельной заменой Бастарду?

– Тебе понравится, – смеется Император.

Ложится на спину, обнимает своего первого за тысячу лет любовника и блаженно закрывает глаза. Чистый разум и воспоминания о только что полученном удовольствии заставляют его искренне улыбаться впервые за немыслимое количество времени. Тонкие пальцы пробираются на шею и резко нажимают на три точки, вынуждая замереть и открыть глаза. Демон выбирается из его рук и грустно смотрит на него понимающими синими глазами.

– Твое предложение заманчиво, Дариус, но я это я. Никогда не буду ничьей заменой!

– Как тебя зовут, демон?

– Какая разница? – спокойно одевается юнец.

Такой красивый и гордый! Серебряные чешуйки изящно подбираются по груди и шее к острым ушам, придавая ему особое очарование. Вряд ли Император сможет перепутать его с Эльфом снова. Безумие и тоска отступили, освобождая душу и убирая цепкие когти из его разума.

– Теперь ты сбежишь? – задумчиво спрашивает Дариус.

Он давно пришел в себя, но останавливать новоиспеченного героя не собирается. Благодарность затмевает похоть и позволяет отпустить исключительного мальчишку, догадавшегося о его главной тайне, на все четыре стороны. Ненадолго. Кто помешает ему найти его через пару-тройку лет? Когда Император разберется с последствиями своего безумия для всего мира, а влюбленный, но гордый поклонник успокоится, соскучится по нему и забудет его неосторожные…

– Нет, – сбивает его с мысли демон. – Я буду рядом и прослежу, чтобы ты прекратил эту идиотскую войну. И верну тебе мозги, если ты снова решишь их где-нибудь потерять. Просто ты меня не заметишь.

– Ты что, собираешься быть моим ангелом-хранителем, ребенок?!

– Что-то вроде того, – грустно, но очень решительно говорит бесстрашный юнец.

Потирает прокушенную Дариусом мочку острого уха глубоко порезанной на запястье рукой и уходит из шатра, не оглянувшись ни разу. Навсегда растворяясь среди живых и мертвых, не давая Императору ни малейшего шанса отыскать себя в том хаосе и разрухе, что воцарились в мире после окончания Тысячелетней войны.»

Воспоминания пролетели в Императоре за пару секунд и очистили мозг, душу и сердце. Маркус – не Франсуа. Никто в целом мире не похож на его сказочного принца. Особенно тот, кто по характеру отличается от него, как небо и земля! Тот, кто любит своего Императора больше жизни. Тот, кого он сделал своим и оставил в живых. Тот, кто однажды вернул ему разум и остановил войну. Тот, кто носит серьгу и браслет все эти годы в память об одной-единственной ночи. Дариус провел когтем по серебряному позвоночнику.

– Я не он! – безнадежным шепотом отозвался на его ласку Маркус.

Император вошел в него и осторожно обхватил рукой под грудью, поднимая совершенное тело к себе. Прикусил клыками серьгу в красивом остром ухе.

– Ты не он, Маркус. И никогда им не будешь. Ты – это ты, мой тайный хранитель и самый главный герой Тысячелетней войны. Безнадежный циничный романтик.

– Дариус? – отчаянная надежда в голосе демона заставила Императора тихо рассмеяться в серебристо-чешуйчато-нежную полоску на его шее и начать медленное движение бедрами.

– Ты другой, Маркус. Он изменчивость, ты постоянство, беззаботность – ответственность, беспечность – целеустремленность, ненависть – любовь. Ты другой, умник. И ты нравишься мне именно таким: непохожим на Эльфа совершенно. Я никогда больше не перепутаю тебя с ним. Это невозможно, Маркус.

– Обещаешь?

– Клянусь, – сказал Дариус.

Впился клыками в серебро на шее, снова ставя свою печать, поцеловал в губы, позволил поставить руки на траву и потерялся в прекрасном демоническом теле Маркуса руками, когтями, губами, клыками, языком и огромным членом, доводя обоих до изнеможения.

…

– Что мы будем делать дальше, Дариус?

– Ночевать в этом доме как можно чаще. Ждать, пока мне надоест встречаться с тобой тайком, и я придумаю что-то другое. Делать все, чтобы проводить вместе больше времени. Запутывать меня в твоих сетях все сильнее. Заниматься любовью, – ответил Император, терзая языком и руками серебряный позвоночник лежащего под собой на животе Маркуса. Они все-таки добрались до спальни и теперь испытывали кровать на прочность. – Ты великолепен, умник, а эти твои микроскопические гибкие чешуйки просто сводят меня с ума! Серьезно. Как ты умудрился выжить с таким-то телом?

– Никто не знал. Я стер и уничтожил все видео и фото, а заодно убил всех, кто видел меня таким.

– Ну ты даешь! – расхохотался Дариус. – Я убивал любовников за то, что позволял им иметь себя, а ты перебил народ только за то, что они видели твою красоту! Да ты просто маньяк!

– Ха-ха, очень смешно! – проворчал Маркус. – Не отвлекайся, ты закончил целовать мою спину в районе пятого позвонка.

– Наглец, – улыбнулся Дариус, послушно принимаясь за дело. Он готов был целовать и ласкать это его совершенное тело целую вечность.

– Если бы я этого не сделал, меня бы давно не было в живых. Я очень внимательно изучил историю Великого Герцога Барбадоса и сделал все, чтобы избежать его участи.

– Тебе это удалось.

– Да. И кстати, теперь мы квиты. Ты не убил меня за то, что я творил с тобой черти что, а я не убью тебя за то, что ты видишь меня таким.

– Да уж. Обмен получился что надо, – рассмеялся Дариус. Перевернул Маркуса на спину, лег сверху в своем человеческом теле и принялся за серебряные полоски от уха до сосков, погружая демона в нирвану. – Мне нравится этот дом, умник. Я хочу проводить с тобой ночи здесь, а не в твоей квартирке.

– Я знал, что ты будешь в восторге, поэтому и не звал тебя сюда. Ты бы отлучил меня от себя еще быстрее, а потом сровнял бы все здесь с землей.

– Я понял это сразу, как увидел это место. И яхту. Когда-нибудь мы обязательно выйдем на ней на озеро.

– Угу. Как только со ступеньками разберемся, так сразу и выйдем.

– Ты позволишь изменить здесь кое-что?

– Хочешь позаботиться о безопасности и сделать постоянный портал в твои покои? Да. Но только это и под моим контролем. Я не позволю испортить мой любимый дом. У тебя же совсем нет вкуса! – поцеловал Маркус седую макушку на своей широкой груди.

– Никогда не думал, что ты такой жадный, умник, – поднял голову Дариус.

– В смысле? – опешил Маркус. Вгляделся в невероятно ласковые глаза и сглотнул ком в горле. – На этот раз я действительно не знаю, что ты хочешь мне этим сказать.

– Неужели я тебя переиграл? – навис над ним Дариус. Поцеловал в губы, провел рукой по лбу, запуская руку в волосы. – Однажды ты пообещал мне лучшую половину своей кровати, но я ведь все-таки Император, так что половина этого дома меня вполне устроит.

– И кто из нас жадный? – попытался спрятать повлажневшие глаза Маркус, но Дариус не позволил, наслаждаясь его эмоциями от всей души и пристально глядя в сверкающие синие океаны. – Я люблю тебя больше жизни!

– Но?

– Но все равно не позволю тебе испоганить следилками и всякими дурацкими штуками наш дом.

– Ну ты и зануда. Нет, чтобы… – улыбаясь, начал говорить Император, но был перевернут на спину и обласкан с таким усердием, что напрочь забыл о том, что хотел сказать.

К своим обязанностям камердинера Маркус приступил только через две недели, потому что Император демонов Дариус на следующий же день после памятного разговора в ресторане вызвал в кабинет Фабио. Сказал, что его все достало и ему нужен перерыв, предупредил, что его не будет две недели, и исчез в неизвестном направлении, оставляя в недоумении и истерике весь императорский двор. Без него во дворце делать было нечего, о чем секретарь тут же известил поначалу сильно растерявшегося, а потом засиявшего абсолютно счастливой улыбкой Маркуса по видеосвязи.

Фабио только головой покачал, глядя на необычное поведение камердинера. Посоветовал сиять так все две недели, потому что скоро Император ему радоваться жизни не позволит, и отключился, понимая, что что-то очень важное во всей этой истории с камердинерами он явно упустил.

====== Глава 8 ======

Восьмая планета Девятого круга

Праздничный рождественский ужин прошел на ура. Зимний сад, в котором проходил банкет, соединили с особняком стеклянным тоннелем. Снег медленно скатывался с купола и придавал всему вокруг нереальный и сказочный вид. Территория для забав резко увеличилась, и собравшиеся пользовались этим с удивительной находчивостью. Прайм сидел за своим столиком и делал вид, что ему жутко весело. Энджи, сидящая рядом, незаметно взяла его за руку, и он крепко сжал ее пальцы. Аластер прижал одного из гостей в не слишком укромном уголке под невысокой пальмой и залез рукой ему в штаны. Слава Богу, этого не видели Тит и Ромул, благополучно утащившие в постель какого-то наивного простака полчаса назад.

– Может, пойдем в дом? – спросила ангел, поглаживая кисть оборотня пальцем. – Я не хочу на это смотреть. Я хоть и игрушка, но у меня есть гордость.

– А у меня нет, – тихо отозвался Прайм, не в силах отвести от демона глаза.

Они так редко были только вдвоем за последние три месяца, что он сходил с ума от тоски по нему все больше и больше. Хотя, казалось бы, все было как всегда: жили они под одной крышей, регулярно тренировались вместе, ужинали в тесном кругу допущенных до них оборотней, смотрели игры любимых команд в домашнем кинотеатре, раз в два-три дня барахтались в постели с демоном вдвоем с кем-нибудь из братьев. Чего страдать, спрашивается? Но сердце болело невыносимо. Прайм отдал бы все на свете, чтобы оказаться на краю мира с Аластером и никогда больше не видеть своих братьев. Ну почему тогда, на озере, он сказал «Да» и вернулся к ним? Идиот! Кретин!

С появлением Энджи они затрахали его во всех смыслах этого слова, взрывая мозг своим скотским поведением и ненавистью к ангелу, выматывая нервы нытьем и чуть ли не часами не вытаскивая из него свои причиндалы, жалуясь на несправедливость демона и не обращая внимания на попытки Прайма это прекратить. Нет, они конечно отпускали его, когда он возмущался слишком сильно, облизывали с ног до головы в качестве извинений и уходили мучить своих любовников, но через пару дней возвращались и принимались за старое. Это заставляло его чувствовать себя самой настоящей шлюхой. Прайм любил братьев, но его терпение подходило к концу. Такими темпами через пару месяцев он их возненавидит.

Энджи сжала руку крепче, и Прайм снова сделал веселое лицо. Он бы давно послал братьев к чертовой матери и отлучил от себя на месяц как минимум, но тогда весь их карточный домик рухнет, а виноватой во всем станет ангел. И тогда ей не жить. От братьев ее не спасет никто. Как и его, если бы он все-таки действительно решился от них сбежать. Они никогда не отпустят его и найдут в любой точке планеты и даже вселенной. Оборотни есть везде, а отказать Титу и Ромулу, находящимся в ярости, не сможет никто. Прайм перевел на ангела взгляд, и его тоска стихла. Совсем чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы он смог искренне ей улыбнуться. За те полгода, что она провела в этом доме, Энджи изменилась. Иногда Прайму казалось, что демон разрушил какую-то стену в ее голове и душе, позволяя ей становиться самой собой, тем самым сводя с ума его.

Он никогда не думал, что сможет любить сразу двоих. Первые месяцы он боролся с собой, напоминая себе все ужасы из своего детства, но стоило ему увидеть ее обнаженной, возбужденной от ласк демона или просто идущей по коридору с заумной книгой в руках, как все в нем взрывалось от желания быть с ней рядом. Не заниматься с ней любовью, не держать в руках и даже не целовать, а просто быть рядом каждое утро. И он такой был не один. Прайм смотрел на Аластера и видел такое же желание и в нем: когда приходил вытаскивать его из ее постели, когда демон в бешенстве разносил тренировочную площадку, искренне считая, что ей на него наплевать, или когда превращался в светящийся счастьем воздушный шар, замечая в ее глазах нежность. Прайм делал все, чтобы этого не заметили братья.

Аластер стянул с гостя штаны и нагнул его над кадкой с пальмой, расстегивая ремень на своих брюках. Энджи дернулась встать, но оборотень не позволил. Гости разошлись, и на банкетной поляне остались только они четверо: Прайм и ангел за ярко освещенным столом, да Аластер с безликой подстилкой почти в центре сада.

– Зачем он делает это, Энджи? Я же вижу, что ему плевать на это ничтожество, – спросил оборотень, устав бороться с собой. Поднял ее руку из-под скатерти, поцеловал костяшки пальцев и прижался к ней щекой. – Здесь же только мы с тобой!

– Я понимаю в чувствах еще меньше чем ты, оборотень, – грустно улыбнулась Энджи и, притянув стул поближе, положила голову ему на плечо, обнимая сильную руку своими двумя. – Но мне кажется, что демону плохо, Прайм.

– Значит, не только мне так показалось? – удивился он и заскрежетал зубами, глядя на медленные размеренные движения Аластера, его изящные, узкие, состоящие из одних мускулов бедра и ягодицы, прикушенную губу…

– Прекрати, Прайм, – дернула его за руку Энджи. – Я думаю, что этот спектакль он дает специально для нас с тобой.

– Но зачем?! Я люблю его, и он прекрасно знает об этом.

– Не знаю.

– Я не спал с ним больше месяца даже вместе с братьями, и сейчас, вместо того чтобы заняться мной, он взялся за какого-то… Я даже не знаю, кто это! Аластер игнорирует меня, и я скоро сойду с ума.

– Ты будешь смеяться, Прайм, но со мной он не спал уже два месяца, – ответила Энджи. – Похоже, игрушка ему надоела. Остается надеяться, что демон не убьет меня от великого разочарования как всех остальных.

– Я ему не позволю, – твердо сказал Прайм. – Послушай, Энджи, что-то здесь не так. Аластер изменился месяца три назад, согласна?

– Да. Помрачнел, перестал брать меня, даже не сняв штаны, уходит ночью к себе в спальню и стал слишком аккуратен в словах, а последние два месяца и вовсе бегает от меня, как от чумы.

– Пропадает в офисе целыми днями и не разговаривает по мобильному о делах, находясь в доме, —задумчиво добавил Прайм. – Уходит сразу, как отымеет моего брата, и уже три месяца не трахал меня, ловко маскируя это перед уходом.

– У него неприятности, – сказали они хором.

Энджи грустно улыбнулась и погладила оборотня по золотым волосам. Он хмурился и выглядел таким несчастным, что она не удержалась. Прайм должен знать то, что знает она. Вряд ли демон хоть когда-нибудь будет способен сказать ему это.

– Если ты не в курсе, то имей в виду: Аластер любит тебя.

– Откуда ты знаешь? – не поверил ей Прайм. – Прости, но ты же ангел. Что позволило тебе сделать такой сногсшибательный вывод?

– Логика – это раз, и наша ангельская любовь ко всем и вся – это два. Я могу увидеть, когда двое неравнодушны друг к другу, – пожала плечами Энджи. – Ты не знаешь, каким он приходил от тебя, Прайм.

– Каким?

– Как расплавленный воск: мягким, теплым и счастливым. Даже сейчас Аластер не может уснуть, пока не убедится, что ты в доме.

– Да ладно!

– Поверь мне. Я специально проверяла.

– Ты? Проверяла?!

– Не смотри на меня такими глазами, Прайм. Я просто хотела узнать, может ли демон любить хоть кого-нибудь, и что связывает его с вами тремя.

– И что в итоге узнала?

– Это только логические выводы. Я могу и ошибаться, – поежилась под его горящим надеждой взглядом Энджи.

– Говори уже, – чуть успокоился он. Поцеловал в светлые волосы, провел по ним носом и втянул ее аромат. Вкусная!

– Ты часто так делаешь в последнее время, – довольно вздохнула ангел. – Зачем?

– Не отвлекайся, – ушел от ответа Прайм.

– Поначалу все было ужасно запутано, но потом…

– Не тяни за хвост!

– Хорошо, хорошо, не злись. Аластер терпит Ромула, любит тебя и ненавидит Тита.

– Ненавидит? – растерялся Прайм. Долгое время он сходил с ума от ревности, думая, что Аластер полюбил Тита, а оказывается все в точности до наоборот?! – За что?!

– Эм… – смутилась ангел. – Давай я не буду этого говорить.

– Ну уж нет, договаривай.

– Хорошо, ты сам попросил. Около трех месяцев назад я сидела в библиотеке, в моем любимом закутке. Ну, ты знаешь.

– Да, конечно, – улыбнулся Прайм, вспомнив украденные у братьев десять минут счастья с Аластером и обнаженную Энджи у стеллажа, глядящую на них восторженными глазами.

– В тот день Тит был чем-то страшно недоволен, и от него попрятались даже самые глупые оборотни. Вы с ним зашли в библиотеку, и он ну… тебя… мм…

– Отымел в рот, – ровным голосом подсказал Прайм. Он прекрасно помнил тот день. Тогда ему показалось, что его снова насилует отец.

– Вот именно. Прости, что подсмотрела, но у меня не было выхода. В прямом смысле.

– Я понимаю. Не переживай, – улыбнулся Прайм. Она притянула его лицо к себе и ласково прикоснулась к губам.

– Меня чуть не вывернуло. Ты лежал под ним беззащитный и растерзанный, а он все никак не мог остановиться. Как ты вообще смог выдержать такое! У него такой длинный, противный…

– Я в курсе. Не отвлекайся, – остановил ее оборотень.

– Когда он ушел, ты сжался в комок, и тебя вывернуло прямо на ковер. Я думала, что умру. А потом ты встал, прополоскал рот, вытер салфеткой лицо, отряхнул одежду, посмотрел в зеркало и снова стал холодным недосягаемым королем, которому все поголовно целуют ноги. Ты вышел, я мелкими глотками пила водичку, когда услышала, как кого-то вывернуло снова. Я замерла, боясь даже дышать, а потом увидела Аластера. Он вышел из-за стеллажей с белым лицом и бешеными глазами. Выпил всю воду из графина, постоял, прислонившись лбом к мраморной полке камина, сказал: «Однажды я его член ему в глотку засуну, солнце мое. Клянусь! Только позволь мне это». И кинул графин в зеркало.

– Аластер видел… – Прайм обхватил голову руками и уткнулся лбом в стол. – Он презирает меня за это. За то, что я позволяю так обращаться с собой, поэтому больше не спит со мной.

– Перестань, глупый, – возмутилась Энджи. Обняла и легла грудью на его широкую спину, удобно прижавшись щекой к лопатке. – В тот вечер Аластер пришел ко мне с твоим ароматом и вкусом на теле. Разве он позволил бы тебе прикоснуться к себе после такого, если бы презирал? Если бы не любил? Подумай!

Прайм закрыл глаза и заставил себя вспомнить тот ужасный день во всех подробностях. После истории с Титом его трясло от отвращения, ненависти к самому себе и желания вышибить себе мозги. Может, тогда ему бы удалось избавиться от никому уже не нужной привычки позволять братьям все, что угодно, лишь бы они были счастливы. Как он докатился до этого? Когда стал послушной марионеткой в их развратных руках? Еще сто лет назад он бы ни за что не позволил Титу творить с собой такое! Что же они делают с ним? Что он сам делает с собой?! Прайм добрался до своего кабинета, наглотался виски в попытке смыть ту дрянь, что засела в горле и в душе, и тупо уставился в потолок, не желая думать ни о чем. Загоняя гнев, боль, ярость в самый далекие уголки души. Заваливая их камнями ответственности за жизни близких ему людей и засыпая песками смирения судьбе.

Через два часа в кабинет зашел Аластер, выгнал притащившегося за ним следом Ромула матом, сказал, что хочет трахнуть Прайма в гордом одиночестве, и захлопнул перед ним дверь, запирая для надежности на замок. А потом раздел обоих, посадил Прайма на свои демонические колени и довел ласковыми губами и руками до бурной истерики: со слезами, невнятными угрозами, скрежетанием зубов и даже икотой. Не стал задавать вопросы, привел в порядок, спустился с ним на пол и снова начал целовать и ласкать, в конце концов непонятно как оказавшись прижатым спиной к груди оборотня.

И Прайм не удержался: поставил Аластера на колени и долго гулял своим горячим орудием по щели между стальных ягодиц, иногда запуская палец внутрь такого удивительно нежного и обволакивающего шелком ануса, что у него обрывалось сердце. Любовался на широкие плечи, лопатки, прогибающийся в такт его движениям позвоночник и трогательную родинку чуть-чуть левее копчика демона. Изо всех сил сжимал его мускулистые ягодицы вокруг своей напряженной плоти, доводя себя до сокрушительного оргазма и поливая собой красивое пятнышко от всей души. Когда Прайм собрался наконец с силами и был готов жить дальше, то с ужасом понял, что Аластер так ни разу и не кончил.

Он попытался это исправить, но тот обнял его, снова посадил на колени рядом со своим напряженным колом, запретил шевелиться, и еще целых полчаса Прайм просто сидел в его объятиях, приходя в себя и наслаждаясь покоем и широкой грудью любимого под ухом. Тогда он даже не задумался, почему Аластер послал все правила к черту, был таким невероятно нежным и сидел с ним в обнимку, вместо того, чтобы успокоить свой несчастный демонический кол. В тот день ему было слишком плохо, но теперь, зная, чему тот был свидетелем…

Аластер заставил растерзанного и втоптанного в грязь Прайма снова почувствовать себя нужным, любимым и, пусть немного побитым жизнью, но живым. Гордый и властный, своей нежностью и покорностью демон смыл с оборотня ту грязь, что, казалось, никогда от него не отстанет. А Прайм даже не поблагодарил его за это, уснув у него на коленях и проснувшись в своей постели ближе к утру в гордом одиночестве. Сел, огляделся по сторонам, скинул на пол подушки, оставив себе только одну, лег поперек кровати и проспал до самого вечера. Тита и Ромула после этого он не видел целых три дня. Как выяснилось чуть позже потому, что на Аластера накатил приступ жестокой похоти. Он укатал братьев так, что способности к передвижению появились у них через два дня, машина, чтобы добраться до дома из той пещеры, где развлекался с ними демон, спустя сутки, а желание оказаться в его постели только через две недели.

Прайм рассмеялся. Его жестокий повелитель отомстил за него Титу и избавил от ревности Ромула, заодно позволяя самому Прайму приходить в себя и наслаждаться одиночеством и бесконтрольностью целых трое суток. Хитрый коварный демон! Он провернул все так, что никто ничего так и не понял. Любовь к Аластеру в сердце Прайма вспенилась шампанским и перелилась через край. Он поднял голову от стола и благодарно посмотрел на Энджи.

– Спасибо, что напомнила мне. Я бы так никогда и не понял, что он сделал для меня!

– Да не за что, – улыбнулась ангел.

– А что ты там сказала про вкус? Аромат – это понятно, но вот…

– Аластер всегда приходит ко мне после душа, не оставляя на себе никого, потому что терпеть не может пахнуть кем-то, кроме себя самого, и только тебя он не смывает с себя как можно дольше, – ответила Энджи. Провела рукой по спине оборотня и положила руку на внутреннюю сторону его бедра. – Ты любишь кончать в него сзади, в то место, где сходятся ягодицы и живет родинка. Однажды я наткнулась на нее, начала целовать и так увлеклась, что мы с демоном кончили вместе, не делая больше ничего. После того раза он пришел ко мне со стоящим естеством, но с потухшими глазами, лег на кровать лицом вниз и накрыл голову руками. Я чуть не разревелась, зная, почему он такой. Принялась целовать, почувствовала твой запах и добралась губами до родинки, на которой застряла надолго. Ты такой сладкий, Прайм, что я проверила языком и губами всю мускулистую задницу нашего демона, чтобы не упустить ни капли. Почти ничего не нашла и как следует укусила за синяк от твоей руки на его ягодице. Только тогда он грязно выругался, пообещал наказать твоих братьев, позвал тебя и кончил, так и не оторвав лица от подушки.

– Энджи, перестань, – сказал севшим голосом оборотень. Ее рука рядом с готовым взорваться членом в штанах прожигала ткань насквозь, а сердце стучало, как сумасшедшее.

– Он любит тебя. Какие тебе еще нужны доказательства? Может, как и я, Аластер просто не умеет этого показать? А тем более, признать перед самим собой и сказать это вслух?

– Ты любишь меня?! – опешил Прайм.

– С ума сошел! – звонко рассмеялась Энджи, развеивая ту магию, что сплелась между ними после ее откровений. – Я просто неудачно выразилась. Моя любовь распространяется на всех: она безлична, бесконечна и течет сквозь меня, не позволяя мне любить кого-то одного.

– Ой ли?

– Во всяком случае, так было до того момента, как я попала в руки Аластера, – поправилась Энджи. – Он это изменил. Я не знаю, что мне с этим делать, но не переживай, Прайм, к тебе в постель без серьезнейших уговоров с твоей стороны я не полезу ни за что. Мне вполне хватает демона.

– Вот и славно, – улыбнулся Прайм, вставая из-за стола и поднимая ее следом. Они посмотрели на Аластера, по-прежнему занятого гостем, переглянулись. – Предлагаю обшарить его кабинет. Если он переживает за меня…

– Ты хотел сказать: любит тебя, – поправила его Энджи.

– Нет, переживает, – упрямо повторил он. – Пока Аластер не скажет о своей любви, глядя мне в глаза, я в это не поверю. Я умру, если окажется, что он просто развлекался!

– Он развлекается с кем угодно, но только не с тобой.

– Сейчас важно другое: если у него неприятности, то он скоро уйдет, а эти месяцы просто готовит себя к этому морально. Ему без нас будет очень плохо. Я чувствую это.

– Без нас?

– Ты такая же слепая, как и я, – рассмеялся Прайм, обнимая ангела за плечи и чувствуя руку на своей талии. Блаженство. – Тебя он тоже любит, иначе продолжал бы трахать и по сей день, не пытаясь отгородиться и отвыкнуть от привычки спать в твоей постели по ночам.

– Твоя версия звучит еще фантастичнее моей, но боюсь насчет неприятностей ты прав.

– Раз Аластер не говорит, что происходит, значит, за ним пришли те, от кого он скрывается, болтаясь по мирам без остановки целую вечность. А это означает, что при возникновении определенных обстоятельств он исчезнет без следа, оставив нас у разбитого корыта.

– Думаешь?

– Однажды, в самом начале нашего знакомства, Аластер сказал, что всегда уходит, чтобы не причинять боль. Он не будет сражаться, а просто сбежит, чтобы мы не пострадали при разборках.

– Ужасно, – помрачнела Энджи. – Что мы будем делать?

– Искать причину его странного поведения либо указание на место, куда он собирается сбежать.

Они дошли до раскрытых настежь дверей в дом и остановились, пропуская сильно нетрезвых и абсолютно голых парней, вылетевших из холла.

– Как скажешь, солнышко, – согласилась Энджи и тут же закрыла рот ладошкой. – Ой, прости, прости, прости! Я не хотела! Просто Аластер каждый раз, когда я слизывала тебя с его родинки, улетая на небеса, звал с собой солнышко. Это так подходит тебе, Прайм, что я… я давно про себя называю тебя только так.

– Если бы я только знал все то, что ты мне рассказала! – закрыл глаза оборотень. Глубоко вдохнул и сделал ей ответный подарок. – Если ты не прекратишь рассказывать мне такие шикарные вещи, я кончу прямо здесь, малышка.

– Прайм? – севшим голосом пропищала ангел.

– Пару раз, когда я ласкал самый кончик его кола языком, Аластер звал тебя, – улыбнулся Прайм. – Мы в расчете.

– Эй, а че это вы не целуетесь? – спросил пьяным голосом один из гостей, свисая с плеча молодого оборотня, с горящими глазами тащившего его вверх по лестнице. – Омела. Над вами. Традиции нарушать нельзя.

– Отличная мысль, – рассмеялся Прайм и повернулся к Энджи. Желание поцеловать ее бродило в нем уже давно, но как только он задумывался над практическим выполнением, все в нем замирало от ужаса. Черт бы побрал его идиотское детство! – Я терпеть не могу женщин, но ради тебя постараюсь не блевать во время поцелуя.

– Ага. Тогда сразу после? – улыбнулась Энджи. – Спасибо, что предупредил.

– Начинать придется тебе. Я на такое не способен.

Ангел обняла его за шею, закрыла паникующие глаза Прайма поцелуями, чувствуя, как сжимаются сильные руки на талии, притягивая ее ближе к нему. Добралась до уголка рта, провела по безумно красивым губам языком.

– Сладкий. Ты такой сладкий, солнышко!

И Прайм рискнул: сжал ее изо всех сил и поцеловал в губы, набрасываясь на ее язык своим, но она ускользнула и почти вытолкнула его. Он вернулся, а потом она… а потом мысли разлетелись на кусочки, потому что Прайм перестал думать и поцеловал ее так, как ему хотелось, а Энджи ответила, наполняя его сердце радостью и любовью.

– Ты такая вкусная, малышка, – оторвался от ангела оборотень. От его мечтательного голоса ее пробрала дрожь. Он почувствовал это и сразу же отстранился. – Идем, пока все в полном разврате.

– А как же блевать?

– Я передумал, – ослепительно улыбнулся Прайм.

Энджи моргнула пару раз, прежде чем пошла за ним. Солнышко, что с него возьмешь?

…

Кабинет демона встретил их настороженной тишиной и огромным количеством ловушек, которые они обошли играючи. Прайм уселся в кресло, читая найденные в потайном ящике стола листы в полоске лунного света, падающей из окна и пересекающей практически весь кабинет, а Энджи встала рядом, не рискуя искать где-то еще. Это был дом Прайма, а она в нем лишь гостья.

– Сядь передо мной на стол, Энджи. Мало ли, где и что из ловушек у него еще припрятано, – подтвердил ее опасения прайм. – Держи половину, у нас мало времени, а тут черти что понаписано!

Энджи забралась на стол и поставила одну ногу на сиденье кресла, в котором сидел Прайм. Платье с широкой шелковой юбкой обтекло ее колено, волнами ложась ему на брюки.

– Так, смотри, здесь три почти одинаковых карты. Я не могу понять разницу.