сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
— Мам, тут такое дело… — как должны себя чувствовать родители, впервые отпуская ребёнка одного за рубеж? Многие с трудом отпускают их учиться в другой город, так что уж говорить о другой стране? Наверное, это жутко. Полагаю, родительские сердца разрываются в этот момент — с одной стороны, радуясь вместе с ребёнком, а с другой — горюя самой жгучей и сильной тоской по впервые покидающему их чаду. Я собралась с силами. Выдохнула. На какое-то время замерла. На той стороне — ожидание и молчание. Таки вижу эту гнетущую атмосферу, которую никто — ни я, ни она, никуда не может от себя деть. — Мам, я еду в Лондон.
========== Глава 10 ==========
Комментарий к Глава 10
Alphaville – Big In Japan
Я уже не в первый раз гадала, как он смог это обустроить. Пока собиралась, переводила растерянный взгляд с паспорта, лежавшего в файле, на бывший там же российский паспорт. Когда я давала их ему? Почему я этого не заметила?
Красивая эмблема новой визы блестела на странице загранника. Рядом был документ по-английски, в котором значилось, что все бумаги грамотно сформированы и приняты визовым центром. Я вновь помотала головой из стороны в сторону. В это верилось с трудом — в это не верилось в принципе! 22 ноября. Внуково. 2 часа дня. Мне оставалось всего пять дней. Пять дней, которые предстояло провести в учёбе и томительном ожидании.
Однако вскоре оказалось, что пятидневная подготовка — это не томительное ожидание, а непрестанные сборы и нервы. Каждый вечер, возвращаясь с учёбы, я думала, что ещё с собой взять, что я могла забыть положить, клала загранник на самое видное место и по сто раз уже сверялась с билетами, отмечая в уме и в Гугл-календаре дату, время, рейс, аэропорт…
Не помню, летала ли я когда-нибудь из Внуково. Так или иначе, в день вылета я встала сверхрано — мне не спалось. Несмотря на то, что заря только занималась в пейзаже, открывающемся из студенческой московской общаги, сна у меня не было ни в одном глазу — напротив, отовсюду из меня так и сыпала невиданная никогда раннее бодрость. И вместе с тем я, конечно же, жутко боялась. Чуть ли не со слезами радости на глазах меня провожали соседки, непрестанно обнимая, желая удачи, прося пообещать писать им о каждом своём шаге. Сердце моё яростно билось — кажется, наконец до мозга моего дошло, что я лечу в Лондон! Ноги то и дело сковывало холодом, пальцы рук нервно попеременно барабанили по телефону. Долгий путь по красной ветке до Саларьева. Я облокотилась на спинку кресла в полудрёме, иногда прикрывая глаза, слушая очередную аудиокнигу из списка нашей программной университетской литературы. И, кажется, дослушалась я Диккенса до того, что герои его произведения стали мне мерещиться, потому что, только открыв глаза, я увидела перед собой живого Скруджа! Сгорбившись, он шёл между рядами, слегка пошатываясь от скорости поезда, взирая на всех мрачным жутким взглядом из полуопущенной шляпы. Я часто заморгала, встрепенулась, — и Скруджа как не бывало. «Нервы», — решила я, жутковатенько посмеиваясь про себя. Между тем, автоматическая запись метро известила пассажиров о том, что мы доехали до Саларьево, и я с гулко бьющимся сердцем выбежала из вагона, ориентируясь на те описания, что дала мне Дарья — соседка летала в путешествия с родителями именно из Внуково, а летала она часто.
Итак, автобус. Остановку после выхода из метро я отыскала быстро, следовало лишь перейти на другую сторону. В этот день в России ноябрь особенно давал о себе знать, и пусть не было снега, стоял жуткий мороз. Я покачивалась на носках вместе с тяжёлым портфелем на плече то в одну, то в другую сторону, встречаемая любопытными взглядами стоявших на остановке людей. Лицо уже начинало замерзать, и я лишь кое-как могла прятать его в свой тоненький осенний шарф. Благо, перчатки были с собой. А вот ноги в осенних сапогах уже, откровенно говоря, замерзали. Но всё это совершенно не имело значения перед тем масштабным, что меня ожидало. Всё время пути в автобусе до аэропорта мне казалось, что я сплю. Я совершенно позабыла об оплате проезда, не ощущая себя «зайцем» даже тогда, когда контролёр объявился в поле зрения. Я очнулась лишь в тот момент, когда он попросил проездной билет у дедушки, сидевшего напротив меня, и оплатила проезд практически перед его носом, встречаемая хмурым взглядом, который, как я поняла, говорил: «Молодёжь совсем уже распустилась!» Почти неделю назад мне казалось, что этот день не настанет. Я трепетала перед поездкой, но эмоции откладывались. Мозг точно бы не хотел верить, что я действительно куда-то лечу, а теперь…
А теперь все чувства хлынули на меня с удвоенной силой. Я мчалась по аэропорту, боясь опоздать, толком не понимая, куда с такой скоростью лечу. И всё как в тумане. Терминал. Регистрация. Билеты, подаренные им. Правда согласно им, обратный полёт у меня только через две недели, но я планировала поискать, так сказать «горячие туры» и вернуться пораньше. Дело даже не столько в учёбе, сколько в стоимости хостела — с жильём в чужой стране в этом плане могли возникнуть проблемы. К тому же, очень хотелось съездить домой.
Был пройден паспортный контроль, и начиналось моё самое нелюбимое. Помню ту же поездку в Грецию — это был первый и последний раз в моей жизни, когда мне оформляли Шенген. А воспоминания о того, как ты снимаешь с себя всё, что можно, и проходишь под датчиками — яркие, неприятные, незабвенные, — так и остались в моей голове. Я несла на одном плече свой заполненный доверху нужными и ненужными вещами рюкзак — это был единственный багаж с собой или, как называют такие вещи при посадке, ручная кладь.
Контролёры строго взирали на пассажиров, тщательно проверяя каждого. От меня не скрылось то, как многие люди действительно честно вытряхивают из карманов всё до единого, лишают себя ремешков и ценных металлических вещей остаются без верхней одежды, а подчас — и без кофт. Для человека, который, по сути, совершенно не путешествует самолётом, всё это было удивительно.
Наконец, очередь дошла до меня, но при одном только шаге меня не пустили дальше, чем на 10 метров.
— Вернитесь, девушка, — раздался ледяной голос контролёра, которая была не настолько уж старше меня. — Во-первых, снимите обувь.
Прекрасно. Пришлось оставить себя и без того холодных осенних сапог и прошагать через арку прямо-так — в носках и бахилах. Пока я проходила, девушка-контролёр подозрительным взглядом осматривала меня, качая головой. Какие мысли в головах у этих людей, когда мы выполняем все эти махинации? Разве им самим это нравится? Может, порой эти служащие тоже испытывают раздражение — все мы люди, в конце концов? Но о чувствах других людей мы совершенно не задумываемся в тот момент, когда спешим на самолёт, нервничая по поводу посадки, хорошего полёта, устройства в другой стране и прочего. Так вела себя в то час и я.
— Вернитесь, вы что-то не доложили, — она смерила меня хмурым взглядом, как если бы я действительно собиралась провозить в другую страну что-то опасное. Со злости сжав кулаки, скрипя зубы, я бросила на ленту коробочку с Bluetooth-наушниками, считая, что в них — причина всех моих нынешних зол. Но нет.
— Да что же там у вас, — теперь раздражаться явно начала и она. Я фыркнула, со всей силы задирая глупую, на мой взгляд, тунику с надписью London, чуть ли не до рёбер, и сверкнула глазами в её сторону:
— Может, бляшка от джинс, м? Я не знаю!
Пыл в глазах контролёра мгновенно угас, сменившись изумлением. Она качнула головой, провела несколько раз ручным металлоискателем по моим штанам и пиджаку и отпустила меня. Я выдохнула и улыбнулась. И всё же, это было только начало всех бед.
И ещё сильнее я затряслась, когда настало время идти в самолёт. «26 А, 26А, 26А», — повторяла я про себя номер выхода из аэропорта, по ошибке встала в очередь «26», не переставая бормотать, потом — в нужную, но для приватных гостей и сориентировалась, в итоге, только тогда, когда в нужной была уже целая толпа. Москвичи и гости столицы ожидали, все до единого с хмурыми лицами, с каким-то отвращением косились друг на друга и тяжело вздыхали. И чего они фыркают? Я вот впервые еду в Лондон. В Лон-дон! Впервые! Моё настроение уже значительно поднялось после неприятности на контроле, и от этой мысли я чуть ли не прыгала от счастья и не заметила, как быстро разошлась толпа.
Все вместе мы спускались вниз. До самолёта нам, пассажирам, предстояло добраться на автобусе. В толпе людей я услышала несколько голосов с таким знакомым мне приятным акцентом и невольно улыбнулась. Трое молодых людей, немного неловко прислонившись к перилам, стояли полукругом, что-то обсуждая на своём английском. До меня доносились лишь отдельные фразы, но и от этого гордость переполняла меня сверх меры — я могла понять совершенно не знакомым мне иностранцев на 30%!
Они говорили что-то о Москве, о странностях России, об этих маленьких забавных автобусах, в которых все падают друг на друга при случайном повороте. Я не отрывала от них взгляда, а эти трое были так увлечены разговором, что не видели никого и ничего вокруг себя, но при упоминании об автобусах я невольно хихикнула, и тут же все шесть глаз обратились ко мне. Я, кажется, так и замерла со своей дурацкой улыбочкой на лице, но, как ни странно, тот из них, что был ростом примерно с меня, улыбнулся и кивнул — то ли мне, то ли каким-то своим мыслям. Залившись, как я могла почувствовать, краской, я мгновенно отвернулась. И весь дальнейший путь в автобусе прошёл без приключений.
Иностранцы… Мне ведь надо будет привыкать к английскому все эти дни! Новые лица, которые уже по одному внешнему виду так отличаются от русских, другой город. Чужая страна. Или то, что я буду совершенно одна там? Я не знала, что пугало меня больше всего. На входе я улыбалась всем бортпроводникам и бортпроводницам, приветствуя их по-английски, и даже отважилась уточнить у стюардессы, где на билете находится моё место. Милая девушка так изумилась, что указала на первое, что попалось ей под руку — а это было моё старое любимое «26 А».
— Ну, сэнк ю, — негромко пробормотала я, будто ругнувшись, оскалилась и побрела искать русского бортпроводника. И нашла. Да, лица англичан действительно отличаются от русских!
Самолёт был большой и довольно просторный. Зал в три ряда, в каждом — по три места. Мне, кажется, повезло: я вглядывалась в места в поисках своего и от всей души надеялась, что буду сидеть возле окна. Когда я отыскала нужное, с пометкой «G», улыбка заиграла на моём лице — да, меня встретит превосходный лутонский пейзаж, а также ждёт лицезрение просторов российской столицы с высоты птичьего полёта.
Только я начала засыпать, ощущая усталость во всём теле, хотя мы ещё не взлетели, как громкие посторонние возгласы заставили меня встрепенуться, нарушив всякий покой. С явной неохотой открыв глаза, я заметила двух парней, присоединившихся ко мне. Ясно, спокойствию конец. Я отвернулась к окну, надеясь хотя бы на некоторое время отвлечься на пейзаж вне самолёта, как вдруг вздрогнула и спешно обернулась на своих новых соседей. Англичане! Чёрт возьми, не знаю, почему у меня к ним такая тяга в последнее время — вероятно, я всё же никак не могла привыкнуть к другому языку.
— 21-е октября, 21-е октября, 21-е.! — без умолку повторял один из них, и кроме этого «October 21» я не могла различить больше ничего. Сидевший рядом с ним молодой человек в белой рубашке весело посмеивался, хлопал друга — без сомнения, они являлись друзьями, — по плечу и негромко говорил ему что-то.
Я снова повернулась к окну, удивляясь странному стечению обстоятельств. Эти внезапные билеты от Тома, путешествие, чёрт возьми, в Лондон, совершенно одной, а теперь — ещё и британцы, так близко от меня!
— This girl? — раздалось неподалёку. Мурашки снова завели свой бешеный танец на моей спине, и постаралась взглянуть на своих соседей краешком глаза, но не получилось. Видимо, они только и ждали, когда я повернусь.
Все трое — один из них, как оказалось, был в другом ряду, с улыбкой выжидающе смотрели на меня. Тот, что сидел ближе всех ко мне, был уже мне знаком. Это был тот парень из автобуса в аэропорту, который первым заметил меня из своей компании. Светлые, почти золотистые волосы, кое-где немного отдающие рыжим, серо-голубые, но ясные глаза. Он выглядел явно старше своих лет. Такое бывает с людьми, когда они много пьют или курят. Я смущённо улыбнулась и поздоровалась. Все трое, тоже улыбаясь, ответили мне хоровым «Hello».
— Какими судьбами в Лондон, Кристин? — спросил меня мой сосед, когда я представилась. Разумеется, они с первого взгляда узнали во мне русскую. Парня звали Бен Калладин, и я не ошиблась: в действительности ему было 26, а выглядел он примерно на 30. Его друг, шатен с широко открытыми глазами, который с первого взгляда показался мне безнадёжным романтиком, а на самом деле был пьян, Крейг, как раз и кричал это самое про октябрь.
А в другом ряду сидел третий из их компании, Джозеф. Он был испанцем, а жил в Манчестере, и, видимо, это манера испанцев — чрезмерное дружелюбие, потому что он то и дело норовил дотянуться до меня, непрестанно жал мою руку и очень много улыбался.
Я не стала скрывать цели своего визита от новых знакомых, лишь не упомянула о том, что билеты мне подарил актёр.
— Да-а, я думаю, тебе понравится Лондон, — задумчиво протянул Бен. — Этот город — одно из моих любимых мест на свете. Я работаю в России в данный момент, но это временно. Крейг заехал за мной, чтобы забрать в столицу Великобритании, но и там я задержусь не так уж долго, — парень пожал плечами, — работа. А вообще, я сейчас собираюсь в Южную Африку, но, если тебе нужна будет помощь или маршруты, как добраться до какого-нибудь места, только дай мне знать, — он дружески подмигнул и протянул мне небольшую карточку. Я осмотрела её со всех сторон. Визитка. Ни компании, ни бренда. Только «Бен Калладин». — И хотя я буду в Африке, я могу давать тебе советы оттуда.
Я кивнула, горячо благодаря его, а для себя осознавала, как весело с этими ребятами проходит время в самолёте! Мне совершенно перехотелось спать, и весь полёт мы болтали, говоря то на английском, то — немножко, но всё же это было забавно, на русском. Оказалось, ребята знали несколько слов на моём родном языке, а, когда нам принесли прохладительные напитки, весело чокнулись вместе со мной пластиковыми стаканчиками с возгласом: «На здоровья!»
Я не заметила, как быстро белоснежные пуховые облака на горизонте, в которые мы то залетали, то выныривали, подобно собачкам из воды, сменились зелёной растительностью и непроглядным туманом. «Земля!» — хотелось кричать мне в тот момент, а парни в то время завели какую-то забавную историю из их краёв, наперебой рассказывая её. Облокотившись о сиденье, я с улыбкой задумчиво глядела вдаль, наблюдая появившуюся перед моим взором картину. Неужели это Лутон? Напоминает огромные фермерские угодья из фильмов — такие безграничные, не тронутые ни российскими заморозками, ни снегом, только лишь английскими проливными дождями, по которым, кажется, можно бежать весь день и всё равно не достигнуть края. Но в тот же миг уже совершенно другие мысли достигли моей головы, и в них были Лондон, отель, Том…
— Кристин? — Бен деликатно кашлянул, и, когда я обернулась на зов, улыбнулся мне. «Задумалась?» — читалось в его взгляде, но воспитанный британец не стал задавать таких вопросов и лишь понятно кивнул, вновь оборачиваясь к друзьям, которые уж тоже стали интересоваться, что такое послужило причиной моего столь долгого молчания. Вскоре они, казалось, вновь забыли о моём существовании, и я смогла погрузиться в свои мысли. Но в тот самый момент пилот по-английски (а-а, как же трудно привыкнуть ко всему этому!) объявил о посадке, и ребята пристегнули ремни безопасности, которые я не расстёгивала с самого начала полёта. Шатание, резкие толчки самолёта, и чувство, что твои воздух пролетает прямо через твои уши — мы снижались, и уже вскоре земля Англии побежала под шасси самолёта.
