Текст книги "Когда я вгляделся в твои черты (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)

– Прекрати… ― Энни покраснела и положила ладошку на шею, смяв белёсые пряди.

– Но это правда. Я уже не представляю без тебя свои унылые дни. Мне страшно думать о том, что будет дальше, страшно всё испортить, но я уверен в тебе. Уверен в том, что с тобой лучше, чем без тебя.

Энни глядела на то, как ветерок качал ветви высоких деревьев, приводил в движение дорожную пыль. Ей было хорошо и боязно. Без Армина ей всё казалось пустым и безотрадным. Она злилась на него, проклинала, но ничего так не желала, как того, чтобы он говорил все эти невозможные вещи. Обернувшись к нему, Энни пытливо всматривалась в небесные радужки широко раскрытых глаз, в стекающий по коротким волосам тяжёлый закатный луч. Лицо Армина становилось всё ближе, губы слегка разомкнулись, всего миг ― и вот они соприкоснулись с её губами.

«Ненавижу! Ненавижу! ― кричала она, мечась в клетке помутневшего рассудка. ― Ну целуй же! Целуй!»

Её пальцы коснулись его подбородка. Энни развернулась к Армину всем телом и углубила поцелуй. Секунды обгоняли друг друга. Ей хотелось быть ближе. Как только он чуть отстранился, Энни стиснула Армина в объятиях, издала хрипловатый стон и бесстыдно облила слезами его рубашку.

– Как ты мне нравишься, тупица!.. ― причитала она. ― Не смей больше пренебрегать мной. Я ведь тебя не под венец собиралась тащить. На кой чёрт устроил драму?

– Прости, прости, ― шептал он у её виска и крепче обнимал в ответ. ― Я больше никогда… ни за что…

Они не отпускали друг друга, и вечер медленно таял во тьме, выхватывая яркие огоньки фар и зажигающиеся окна домов.

– Пойдём ко мне домой? ― тихо спросил Армин. ― Будем есть мармелад, играть в видеоигры и заниматься любовью.

***

Радость за Армина привычно сменилась унынием. Микаса всё делала на автомате: на автомате брала переработки, на автомате встречалась с друзьями, на автомате пила антидепрессанты и противозачаточные таблетки, а вот ела и ухаживала за собой неохотно. На выходных она могла пролежать в кровати с утра до вечера. И когда Саша навестила её в один из таких дней, она пришла в недоумение.

– Мика, ты скоро вся зарастёшь шерстью, как снежный человек! А ведь ещё даже не зима.

– Мне всё равно. К тому же я до сих пор не нашла нового косметолога, а ходить к прежнему мне больше не по карману. Да и какой в этом смысл?

– Нельзя на себя забивать до такой степени. Собирайся-ка! Хватит уже тюленем валяться. Я отведу тебя к своему мастеру.

Саша чуть не силком подняла подругу с кровати, вытащила для неё из комода одежду и за руку отвела в салон. Пока мастер удаляла с её тела лишние волосы от бровей до самых пяток, Микаса совершенно не вникала в происходящее, неустанно томясь в тревожных мыслях: «Я хочу вернуть Эрена, но есть ли у меня право вновь врываться в его жизнь? Да и нужна ли я ему ― такая несуразная? Не способная даже сказать, насколько он дорог. Той преданной девочки, готовой ради него на всё, больше нет. Что я вообще теперь такое? Месиво из несочетающихся ингредиентов – гниющий салат, а не Микаса! Я целыми днями лишь плачу и сожалею. Живу, потому что так надо».

Неведомая сила возродила в её памяти Бруно. Вот он стыдил и бил её, потом валялся в ногах и выл, как никчёмный пьяный скот. Но вот он гулял с ней в парке, смеясь и осыпая её сухими осенними листьями. Вот он учил её, малявку, стрелять в тире в день получения зарплаты на заводе. В полость грудной клетки будто плеснули горячую лаву. Микаса едва сдерживала себя, чтобы не разрыдаться прямо в кабинете. Она представила отчима в их старом грязном доме: одинокого, немощного, подолгу голодного и жующего полуфабрикаты вперемешку с сухими закусками к пиву. Он долго не протянет без чей-либо заботы.

После процедур Микаса отправилась к Бруно. Она ругала себя за убогую жалость и чувство вины ― смешанный с кровью и солью липких слёз детский стыд. Ей хотелось содрать себе кожу с лица, лишь бы не чувствовать, не страдать! «Это навсегда у меня под кожей», ― пронеслось в её голове, пока Микаса поворачивала ключ в замке и переступала порог отчего дома. Бруно вылез из спальни, улыбаясь всеми своими пожелтевшими зубами, и лез обниматься. Он сбивчиво трепался о соседях, жаловался на боли в пояснице и тяжёлое похмелье. Падчерица забила до отказа его холодильник продуктами и сделала уборку, не распыляясь на нежности. К вечеру, выполнив долг и успокоившись, она вернулась домой.

Надвигалась ночь, стрелка часов перевалила за десять. Микаса долго просидела на постели не шевелясь и глядя в одну точку. По стене карабкались кружевные тени, опутывая комнату сетями. Микасе было пусто. Мысли лихорадочно путались в голове. «Чего-то хочу, но не знаю чего. Может быть, сока? Апельсинового или виноградного? Решу по дороге». Машинально поднялась, взяла из сумочки карту и спустилась вниз, забыв даже переодеться в уличную одежду.

Медленно сгущались предгрозовые тучи, улицы становились безлюдны и свежи. Тёплый ветер гладил Микасу по усталым плечам и, здороваясь с деревьями за малахитовые ветви, таинственно шептал: «Я больше никогда не уйду, я не оставлю тебя, не умру. Я буду рядом, я буду рядом». Зажигались фонари и вывески, бросали в глаза белый искусственный свет. Микаса сощурилась, подходя к зданию супермаркета, и приставила ладошку козырьком ко лбу.

После минуты бесцельного хождения, она нашла-таки стеллаж с фруктовыми соками и замерла в нерешительности. «Так какой из них? Чего я хочу на самом деле?» ― размышляла она и привстала на носочки; поясок халата ослаб, и вырез на её груди сделался шире.

– Гляди какая, ― раздалось где-то сбоку.

– Хороша. Ещё немного, и сиськи станет видно.

Мерзость. Но да чёрт с этими уродами, решила Микаса: её куда больше волновало, апельсиновый или виноградный. Простой выбор.

И она никак не могла принять решение.

– Доброй ночи, Лебовски²{?}[Эрен ссылается на культовый американский фильм «Большой Лебовски» братьев Коэн 1998 г. выпуска, имея в виду образ главного героя ― безработного пофигистичного пацифиста, который спокойно может выйти в супермаркет в грязной домашней одежде.]. Тебе не холодно хоть?

Эти до боли знакомые беззаботность и дурашливость в голосе, эта опьяняющая нежность. Невозможно. Не взаправду. Он просто не может быть здесь. Страшно обернуться. Страшно заглянуть в эти глаза. Словно вечность не виделись. Вечность ― с ним, из другой, невыносимо горькой жизни.

– Эрен? ― чуть слышно проговорила она, вдруг осознав, в каком виде вышла из дома, и застенчиво запахнула халат.

Микаса вглядывалась в родные черты, подёрнутые леностью и мягкостью, но их омывало кровью и ужасом. Лишь блеск камня в мочке уха Эрена напоминал о том, что её тоска сгинула давным-давно ― вместе с рухнувшими стенами, деревом на холме и холодом могильного камня.

– Ты в порядке? ― спросил он, заметив её крайнюю озадаченность.

– Не знаю, ― проглотив подступивший ком, ответила Микаса и зажмурилась, отгоняя прочь треск разрубаемой клинком плоти. ― Видишь ли, я не могу выбрать, чего хочу. Хотя это глупость какая-то…

– Ну, для начала взвесь все за и против, ― с улыбкой предложил Эрен. ― Что тебе нравится больше?

– Настоящее что-то, наверное… Если подумать, виноградный сок всегда казался мне пересахаренным и искусственным. В апельсиновом хотя бы мякоть есть. Да, возьму его.

– Для начала неплохо, ― похвалил он её. ― Если, конечно, причина только в этом.

«Почему он вообще продолжает со мной говорить? Из жалости, или что? Ведь и минуты не мог вынести рядом с тех пор, как мы расстались».

– Спасибо, мне было это нужно.

«Но ты мне нужен больше».

Эрен молча шёл с ней рядом до самой кассы, бездумно накидывая в корзину товары. Сквозь панорамные стёкла Микаса наблюдала за разразившимся ливнем и зябко поджала пальцы ног внутри домашних тапочек. Едва они вышли наружу, как на её плечи опустилось тепло джинсовой ткани. Микаса вздрогнула и посмотрела на Эрена, с тяжким вздохом закурившего подаренную ею электронную сигарету. Под дождём было незаметно, как она украдкой глотала слёзы, ревностно прижимая к себе коробку сока. Они продолжали молчать и просто шли плечом к плечу сквозь мокрую завесу.

«Твой шарф, твоя куртка: ты укрываешь меня снова и снова ― держишь данное в крови и отчаянии обещание… Но когда дорога закончится, ты снова уйдёшь. Ты всегда уходишь. А я так больше не хочу!»

У порога дома Микаса развернулась к Эрену и смело заглянула ему в глаза. Откинула со лба влажную каштановую прядь, невесомо обогнула точёную скулу, скользнула пальчиками по крепкой шее и очертила на коже линию ― там, где когда-то отняла его бесценную жизнь. Эрен сомкнул веки, и его дыхание сделалось прерывистым, ресницы подрагивали ― весь прошитый блаженством, словно пулями.

«Ты мог настолько разомлеть от прикосновений лишь в моих глупых грёзах. Непостижимое, восхитительное зрелище! Я хочу запечатлеть каждую его секунду. Жаль, что я прежде не понимала, как это драгоценно, как огромно. Отказывалась добровольно, швыряла тебе под ноги твою беспризорную нежность, твоё неприкрытое упоение. Я хочу их вернуть ― сцапать, припрятать, наслаждаться, забыться в них! Прости меня. Прости».

Она повернула в замке ключ и открыла дверь.

– Ты можешь зайти.

– Ни к чему это всё, Микаса. Мы ходили по кругу так много раз.

– Я хочу, чтобы ты остался. Хочу!.. Пожалуйста, не уходи.

И ухватилась за рукав его рубашки, легонько потянула, увлекая за собой в дом. Его руки покорно бросили пакет в прихожей, ноги послушно зашагали наверх.

«Какого дьявола я снова иду за ней? Ничему жизнь не учит! Долбанный слабак! Развесил уши… Ты лучший из мужчин, но катись-ка прочь, самый хороший, самый лучший друг! Откладывай свою жизнь на потом, жди и не пытайся ничего вернуть…. Я не попадусь в этот капкан ещё раз!.. Но тогда какого дьявола я снова иду за ней? Моя жалость не исцелит её. Какого дьявола? Какого дьявола?..»

Хлопнула дверь спальни. Микаса отпустила руку Эрена, и её силуэт рассёк темноту комнаты, отворил окно, позволив густому воздуху улицы заполнить собой пространство.

– Я смутила тебя своим упорством? – печально спросила она, нервно теребя концы пояска. – Извини. Я ужасно рассеянная стала и порой делаю всякие поспешные глупости. К тому же отвратительно сплю в последнее время, и мне захотелось, чтобы ты немножко побыл рядом. Совсем чуть-чуть. Только и всего.

– Завтра я обязательно пожалею, что не отказался. – Эрен сделал долгий напряжённый выдох. – Но это будет завтра. Не хочу быть виновником твоей бессонницы. Хотя, наверное, стоило бы валить отсюда со всех ног, чтобы не вышло как в тот раз, когда я переспал с тобой вместо того, чтобы выпить ёбаное вино и идти куда шёл… Утром я непременно уйду.

– Да, конечно. Ты уйдёшь. Я знаю, – надломленно прошептала Микаса.

Опустилась на скрипучий матрас и обхватила себя за плечи, вслушиваясь в тоскливую мелодию дождя. Знакомое до скребущей боли пренебрежение – всё, что осталось от его несдержанной страсти.

Эрена била дрожь от собственной жестокости. Так было нужно. «И вправду же, к чему помыслы о любви?»

– «К чему помыслы о любви»³{?}[Немецкий драматический фильм 2004 года, основанный на реальных событиях. История охватывает несколько дней из жизни двух друзей-гимназистов, основавших клуб самоубийц: они поклялись расстаться с жизнью, когда перестанут чувствовать любовь.]? По-моему, чересчур драматичное название для хорошего кино. Это какие-то сопли с сахаром? – вопрошала его Микаса в незабвенное лето их неказистых и прекрасных, хрупких шестнадцати лет.

Стоял в точности такой же пасмурный вечер раннего августа, пройдёт всего неделя – и они окажутся в робких и жарких объятиях первой близости. Но сегодня они просто наслаждались компанией друг друга, сидя на постели Эрена перед новеньким ноутбуком, который Карла и Гриша подарили сыну в марте на день рождения.

– Главные герои обменяются стихами, и название вроде как на них ссылается. Вообще, мне кажется, этот фильм как раз в твоём вкусе. Я его случайно ночью по телику увидел, когда гостил у папиной родни в Дрездене. Он мне… не знаю, как выразиться… Этот фильм мне вот такую дырень в груди проделал. – Эрен скруглил ладони на большом расстоянии друг от друга и захлопал широко распахнутыми глазищами. – Я всё думал во время просмотра о том, что страсть ― нелепая и страшная штука, а юность неповторима и мимолётна.

– Во завернул! Ты что, так умеешь? Балбес, признающий в Рафаэле и Микеланджело лишь Черепашек-ниндзя. – Микаса самодовольно захихикала.

– До гроба теперь будешь припоминать мне тот позор… – Эрен неловко взъерошил на макушке отросшие волосы.

– На страже твоей низкой самооценки! – Микаса дурашливо отдала честь, затем резко склонилась к расчёсанной щиколотке, смяв хлопковый подол короткого сарафана. – Достали эти сраные комары!

– Но знаешь, меня не обижают твои подколы. Я всё равно тебя… как бы, в общем… очень-очень обожаю…

– Я тебя тоже. Как бы, в общем. – И вновь рассмеялась.

«Обожаю твои лисьи насмешки, – думал Эрен, любуясь своей расшалившейся Микасой, – обожаю заумные речи, обожаю лёгкость прикосновений и ножки твои искусанные – обожаю! Целовал бы их вместе с исцарапанными коленями, чтобы забрать себе грёбаные боль и зуд».

Он закусил изнутри щёку и налил Микасе домашний лимонад в высокий стакан. Она благодарно кивнула ему и прижала стакан к груди, уставившись в монитор.

К финальным титрам Микаса вовсю слюнявила и обливала слезами рукав футболки своего друга. Эрен был счастлив. Притёрся щекой к её горячему лбу и утешительно погладил Микасу по предплечью.

– Скажи, а что сделал бы ты, разбей кто-либо тебе сердце?

– Даже не знаю. Но вот поступок второго главного героя ― убить свою любовь и себя самого ― мне не понятен. Это какое-то самолюбование, а не любовь. Я бы убил за своих близких ― это мне гораздо ближе… А если бы мне разбили сердце, наверное, заперся в спальне и плакал под грустные песни, как нормальный подросток! ― Эрен смутился и захохотал. ― Только не говори пацанам.

– Пацаны и так знают, что ты плакса. ― Микаса шмыгнула заложенным носом. ― Знаешь, что для меня было самым грустным в этом фильме? Я задумалась о том, что, сколько бы люди ни стремились друг к другу, всё равно будут далеки. Не смогут друг друга достичь. Это очень грустно.

– Люди дураки. ― Он ворчливо фыркнул, но мгновенно смягчился и чмокнул её в висок. ― Но я всегда буду рядом. Не грусти. Я ни за что не уйду, обещаю…

«Ты уйдёшь. Я знаю», ― эхом отразилось внутри Эрена произнесённое Микасой. В области сердца беспощадно саднило. Он лёг на диван и положил себе под голову декоративную подушку, стараясь не смотреть на Микасу, чтобы не чувствовать вины за свою грубость. «Сколько бы мы ни стремились друг к другу, всё равно будем далеки. Ты давно это знала. А мне не хватало мудрости, чтобы это понять», ― не смолкал его рассудок.

Микаса изучала во тьме очертания сильных рук, сложенных на животе, изгибы правильно очерченных губ, и умирала от желания прикасаться к ним. Шум дождя и стрелок часов сводил с ума. Вдалеке, сквозь мокрую листву, брезжил огонёк уличного фонаря, похожий на тающую жизнь. Минута за минутой. Дыхание Эрена сделалось ровным. Микаса медленно сняла с себя халат и бросила его в изголовье кровати. Поднялась и сделала неуверенный шажок. Ещё. Ещё один. Она плавно села на колени подле дивана и обвела подушечкой указательного пальца желанные линии плотно сомкнутых губ. Нечто необъятное и тёплое, похожее на летний рассвет, алело внутри неё, придавало храбрости. Микаса опустила голову на грудь Эрена и скомкала ткань его рубашки.

Эрен открыл глаза и удивлённо поглядел на её тёмную макушку, на разметавшиеся по его груди смолистые пряди. И вдруг ощутил сквозь ткань рубашки горячую влагу тихих слёз Микасы.

Она всё вспоминала, вспоминала его. Вспоминала решительный полупрофиль пятнадцатилетнего мальчишки, готового сражаться голыми руками с титаном за то, чтобы вновь и вновь оборачивать вокруг её шеи красный шарф. Вспоминала его ласковую детскую небрежность, его сердечное «спасибо», вспоминала его всесильным и полным отчаяния, грубым и готовым пожертвовать всем. Её переполнило до края, до сбивчивых всхлипов.

– Тук-тук, тук-тук, ― проговорила себе под нос Микаса и печально улыбнулась. ― Как трепетно бьётся, неугомонное… Ты мне дороже всех! Мой родной, мой самый важный человек.

Эрен вздрогнул и накрыл ладонью её руку, поднялся и опустил стопы на пол, растерянно уставившись в заплаканное лицо Микасы. Обнажённая, уязвимая ― она совсем не пряталась от него.

– Я люблю Эрена, ― легко и искренне призналась она, затем издала радостный смешок облегчения. ― Надо же, сказала… До чего всё-таки просто. ― Микаса дотронулась до его волос. ― Люблю. Люблю, люблю, люблю!

И принялась в исступлении покрывать поцелуями его лицо, шепча драгоценное признание снова и снова. Эрен соскользнул с дивана на колени, очутившись с ней наравне, и что было сил прижал Микасу к себе.

Комментарий к 22. Мой самый важный человек

Несколько долгожданных моментов и местами извращения со слогом – оторвалась по полной)) Надеюсь, для всех, кто ждал, новая часть с утра будет хорошим началом дня🤗

Остался финальный рывок. Последнюю главу планирую насыщенной и хочу достойно попрощаться с историей, что занимала мои мысли целый год. Так что на это уйдёт чуть больше времени. Но меня, есесенно, ободряет ваша поддержка в отзывах. Поэтому отдельные благодарности тем, кто делится мыслями и чувствами от прочитанного, вы чудо💚

Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_4674

Эстетика с Армином и Энни: https://vk.com/wall-24123540_4680

Группа автора: https://vk.com/public24123540

========== 23. Будущее, что мы построим с тобой ==========

Комментарий к 23. Будущее, что мы построим с тобой

• Авторский ТГ-канал: https://t.me/+7guwwyR1jrhiNTRi

Впервые за долгое время Микаса проснулась с чувством абсолютной ясности и лёгкости, без ядовитой примеси тревоги. Она рассматривала подпрыгивающие тени листвы на рукаве рубашки Эрена, изгибы разметавшейся у его груди шнуровки и отпечатавшийся рисунок ткани на ключице. «Захочу и поцелую его в шею. Я ведь могу. Не робея и не спрашивая разрешения… Тогда какого чёрта я всё ещё спрашиваю об этом себя?» – не переставая думала она. Потянулась и влажно припала губами, легонько дёрнула языком вверх по тёплой коже, упиваясь пронзающим всё тело острым и сладким трепетом вседозволенности. Всё так, как она и желала – тело к телу, тесно-тесно, уютно, до щекотки во рту хорошо. Эрен издал тихий стон, сгрёб Микасу в охапку и поцеловал в лоб.

«Так теперь будет всегда? Он совсем-совсем мой?»

– Сегодня самый неподходящий день, чтобы идти на работу, – разочарованно пробубнил Эрен. – И чёрт бы с этой работой, но я стажируюсь у такого клоуна, что сил нет! Райнер, конечно, предупреждал, что он дебил, но забыл уточнить, что инфантильный и завистливый дебил с комплексом неполноценности, который будет ходить за мной по пятам, тряся плешивой бородёнкой, и комментировать каждое моё действие, не забывая напомнить, что я сопляк без опыта. Назойливый, как утренний стояк!

– Ну всё, понесло… – с усмешкой буркнула Микаса и ёрзнула щекой по груди Эрена. – Тебе хоть нравится? Сама должность, имею в виду.

– Нравится. Я бы даже сказал, что это моё. Странно: никогда раньше не видел себя в подобном месте, хотя постоянно помогал Райнеру с проектами по благоустройству города. Я себя вообще нигде не видел, если честно. – Он несколько раз прошёлся ладонями от лопаток до поясницы Микасы, пробуя на вкус их неприкрытую близость, так же как и она. – А тебе нравится работать в галерее?

– Очень, чувствую себя как рыба в воде.

– Слышал, туда часто ходят богатенькие выпендрёжники…

– На что ты, интересно, намекаешь? – Она недоверчиво поджала губы и метнула в него озлобленный взгляд. – Хочешь сказать, мне комфортно в окружении копий моего бывшего мужа?

– Э-м, я вовсе не…

– Не будь я сейчас разнеженной до состояния соплей, прибила бы к чёрту!..

– Извини, – виновато буркнул он.

Микаса чмокнула его в подбородок, стянула с себя одеяло и села на краю постели, поглядев в окно. Матовые солнечные лучи скользнули по её лицу. Она улыбнулась. На пояснице отпечаталось мягкое тепло, нарисовало узор и двинулось мелкими шажками вверх по позвонкам. Микаса обернулась и одобрительно погладила кисть Эрена. Затем поднялась, взяла из комода полотенце и протянула своему гостю.

– Ванная на этом этаже, справа по коридору. Иди первый, мне сегодня на работу только к одиннадцати.

Эрен сонно скользнул по лбу предплечьем и с обожанием уставился на Микасу, затем схватил её за запястье и хитровато улыбнулся.

– Какая же ты красивая!..

– Голая, ты хотел сказать? ― Она издала дразнящий смешок.

– Скорее всего.

– Прости, что вынуждена одеться.

Она погладила его пальцы и вытащила из-под подушки халат, брошенный туда прошлой ночью. Облачилась и вышла из спальни.

Эрен разочарованно выдохнул и поплёлся в душ. Его не покидал въедливый страх, что происходящее лишь иллюзия: не может между ними всё быть столь упоительно просто, что-нибудь непременно с грохотом обрушится и раздавит этот хрупкий рай. Утренний душ немного успокоил его лихорадочные мысли и взбодрил. Одевшись, Эрен вышел в коридор под зловещий скрип двери и мгновенно обомлел, когда снизу на него уставились два синих грозовых облака, прошитые всполохами молний.

– Да твою мать!..

– А?! Капитан…

Эрен по-детски вытаращил испуганные глаза, и что-то неведомое, будто вросшееся в его существо, заставило послушно сжать правый кулак и ударить им по грудной клетке.

– Тц! Что за цирк? ― монотонно проговорил Леви.

– Виноват! ― Эрен стушевался и резко опустил руки по швам.

– Понятно… ― Аккерман оценивающе оглядел незнакомца. ― Видимо, ты и есть тот самый балбес нашей Мики. Занятный паренёк. Ну, будем знакомы: я дядя Леви.

И протянул Эрену руку. Тот смутился, но с достоинством пожал её, ругая собственную нелепость. После Леви обступил его и закрылся в ванной. «Проклятье! Я, наверное, выглядел как самый настоящий имбецил! Капитан, блядь… Это ж надо было ляпнуть», ― подумал Эрен и хлопнул себя ладонью по лбу. Он спустился вниз и встретил по дороге Микасу, вышедшую из ванной на первом этаже.

– Ты чего такой пришибленный? ― поинтересовалась она. Затем схватила из его рук полотенце и заботливым жестом хорошенько просушила Эрену волосы.

– Я-то? Да ни капельки! ― нервно пробухтел он. ― С дядей твоим наверху столкнулся…

– Раз ещё способен на связную речь, значит всё прошло неплохо. ― Микаса снисходительно улыбнулась. ― Я шучу, он очень хороший, на самом деле.

– Я помню. Судя по тому, что ты о нём говорила, в вашей семейке он единственный, кто порядочно заботился о тебе.

– Не поспоришь. ― Микаса тяжело вздохнула и призадумалась. ― Ладно, пойдём-ка к столу, мой ворчливый фей наверняка уже и завтрак наколдовал: он очень любит кого-нибудь накормить.

На опрятной скатерти в крупную клетку стояла большая тарелка оладий в окружении стеклянных соусников с различными джемами, а рядом красовались миска с ягодами, кофейник да фарфоровый чайник.

– Прямо натюрморт, – почесав макушку, заметил Эрен.

«Почему именно такое сравнение? Совсем не в духе Эрена. Он что, пытается мне угодить? Или я чего-то о нём не знаю? Наверное, ещё долго не смогу отделаться от этого чувства, оно преследует меня с тех пор, как мы впервые переспали после разлуки… Мы. Переспали. Боже, отчего теперь об этом так странно думать? Ещё страннее, что мы снова будем это делать. Когда-нибудь… Не знаю, когда я буду вновь готова… Грёбаное уныние! Зато он, держу пари, готов хоть сейчас запрыгнуть в кровать и не вылезать оттуда».

Микаса едва заметно мотнула головой, гоня прочь неудобные мысли, и попыталась вспомнить, о чём вообще шла речь.

– Натюрморт? – повторила она, мысленно нащупав опору. – Леви нравится устраивать из трапезы церемонию – с красивой посудой и эстетично разложенной едой. Поначалу жутко подбешивало, но потом я вспомнила чаепития у мадам Ренессанс, и поняла, что просто отвыкла от домашнего уюта. Пожалуй, даже буду скучать по всему этому, когда дядя уедет.

Эрен с минуту помолчал, по привычке хмуря брови в унисон собственным размышлениям, а затем с улыбкой спросил:

– Могу я сегодня забрать тебя к себе? Зайду вечером в галерею, если ты не против.

– Конечно. Я буду рада. Посмотришь заодно, как я втюхиваю картины богатеньким выпендрёжникам, – мягко съехидничала Микаса и закинула в рот горстку малины.

– Ты мне теперь этого не простишь…

– А ты думал, я после признания буду у тебя в руках плавиться круглые сутки? ― подтрунила она над ним.

Затем приподнялась и потянулась за кофейником. Эрен чуть оголил стиснутые зубы в настырной ухмылке и привлёк Микасу к себе, усадив на колени. Голодные пальцы впились в её мягкие ягодицы.

– Если подумать, в таком случае можешь хоть морально уничтожать меня. Круглые сутки.

Он придвинул кофейник и наполнил её чашку, после поцеловал Микасу в плечо. Она упёрлась кулачком ему в грудь, с восхищением запустила пальчики в волосы на затылке Эрена, принявшись вытягивать их расчёсывающими движениями.

– Люблю, когда ты сажаешь меня к себе на колени, ― наперекор смущению произнесла Микаса, и от собственной смелости у неё закружилась голова. ― И твою дурацкую улыбку с оскалом ― люблю.

– А говорила, что не будешь плавиться в моих руках круглые сутки.

– Заткнись и ешь.

– Как скажешь, детка.

– Ненавижу твою чёртову «детку»!

– Развратничают за столом с утра пораньше. Молодняк… ― шутливо пробрюзжал спустившийся со второго этажа Леви и отодвинул стул для своей жены.

Микаса заметила на лице Эрена искреннее недоумение, когда тот рассматривал супругу её дяди. «Удивлён так, словно знает, почему… Нет, наверное, я просто вижу то, что хочу. И всё же…»

За завтраком Леви не задавал бестактных вопросов, не пытался загнать Эрена в неловкое положение, хотя Микаса была готова к обратному. Напротив, вёл себя радушно и благосклонно, словно той неуклюжей встречи наверху не произошло. Он не хотел навредить племяннице, в особенности сейчас, когда её состояние и без того оставляло желать лучшего.

Проводив Эрена, Микаса в приподнятом настроении собралась и отправилась на работу. День в галерее тянулся долго и скучно. Вереница переработок давала о себе знать, и под вечер Аккерман едва держалась на ногах, но продолжала с любезным видом встречать посетителей. Воздев глаза к потолку, она снова встретилась с изображением могучего Колосса, и в её голову проворной синекрылой бабочкой впорхнуло детское воспоминание о вечере, когда она упала с яблони. «Я совсем позабыла тот его рассказ! Эрен говорил о титанах. О нашей прошлой жизни. Так достоверно, так складно. Неужели он в самом деле… Нет, я не могу этого знать. Вдруг это всего лишь сны и смутные ощущения, как у меня?»

Щёлк-щёлк. Лихорадочная вереница воспоминаний бросила ей под ноги рождественский разговор с Армином о депрессии их лучшего друга, о его постыдном желании уничтожить мир собственными руками. Щёлк-щёлк.

«Мне всегда казалось, что за чертой девятнадцати ничего нет. Но я умер, возродился и стал делать то, что, как я думал, никогда не попробую».

«Почему ты тогда так сказал? Едва ли это совпадение. Почему? Почему?.. Как я должна об этом спросить, чтобы не выглядеть сумасшедшей?»

– Мне нужна картина, мадам, ― раздалось неприлично близко у её левого уха. ― Что-нибудь со смыслом, но чтобы подошло интерьеру спальни. Думаю, описывать саму спальню нет нужды: ты наверняка ещё помнишь, как она выглядит.

Голос-дурман. Голос-несчастье. Голос надменного дьявола в идеально скроенном костюме. Этот голос она помнила лучше, чем проклятый интерьер проклятой спальни… Спальни, в которой она так много изменяла, так сладко отдавалась своему любимому Эрену у дьявола за спиной.

Микаса повернула голову и укололась пронзительным взглядом бывшего мужа. Дементьев пах так же, как и прежде ― чистотой, дорогими сигаретами и дорогим парфюмом. И держался ― дорого. Дурной сон о когда-то недосягаемой мечте. Микасу прошибло холодом и смятением.

– Что ты здесь делаешь? Решил меня позлить? ― сложив руки на груди, полюбопытствовала она.

– Отнюдь. Я выбираю картину.

– Лжёшь и не краснеешь. Ты мерзавец, Вадим.

Галерея почти опустела, коллеги потихоньку начали расходиться по домам, маша Микасе на прощание рукой.

Успев ненадолго заскочить домой, чтобы переодеться, Эрен примчал аккурат к закрытию: влетел в помещение и стал жадно искать глазами свою любовь в лабиринте стен с экспонатами. Наконец он услышал её голос и шустро двинулся на звук, но последовавший за ним мужской заставил Эрена сбавить и шаг и чутко прислушаться. «Чего? Какого хрена этот ублюдок здесь забыл?» – со злостью спросил себя Йегер и выглянул из-за стены со здоровенным авангардным изображением в духе сюрреализма.

Они стояли вдвоём у абстрактного полотна в оттенках алого – воплощение его юношеских страхов и задушенных надежд – оба божественно прекрасные и элегантные: подчёркивающее фигуру чёрно-белое платье Микасы идеально сочеталось с дизайнерским костюмом Дементьева. Они могли бы часами спорить обо всех ёбаных картинах в этой ёбаной галерее в самых высокопарных и заумных выражениях. Идеальный обёрточный союз. Кто он такой, чтобы им мешать? Дурак в футболке и джинсах с набекрень полученным образованием. По какой-то нелепой случайности его называли превосходным, пусть и ленивым, студентом. Шутили, должно быть. Эрен знал, ради чего были те неуклюжие потуги, – получить зыбкий шанс говорить на одном языке с девчонкой, в чьих лисьих издёвках он души не чаял.

Аккерман изящно скрестила ноги и с насмешливой воинственностью подалась в сторону своего собеседника.

– Мне кажется, эта картина впишется идеально: оттенки красного как нельзя лучше подчеркнут твою скрытую агрессию, которую я терпеть не могу.

– Тебе, видимо, по вкусу неприкрытая? – Он нахально осклабился, сунув руки в карманы брюк. – Я знаю, девочка, ты изо всех сил стараешься принизить и оскорбить то, от чего хочешь сбежать: это твой способ выживания.

Вадим с вожделением оглядел босоножки Микасы на высоком каблуке – его подарок. На правой щиколотке болтался не застёгнутый ремешок.

– Но признай, от некоторых вещей просто невозможно спрятаться.

И, опустившись на одно колено, с джентльменским видом застегнул непослушный ремешок. Он чувствовал костяшками прохладу гладкой кожи Микасы и вспоминал, как прикасался к ней языком далёкой тёмной ночью первого года их брака: они вернулись с делового фуршета ― хмельные и возбуждённые, предвкушающие телесные наслаждения. Объятый томлением он снимал эти туфли с ножек молодой жены.