Текст книги "Когда я вгляделся в твои черты (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

– Ты предлагаешь просто забыть мои грехи?

– Пф, а ты, что, сможешь?.. То-то же. Я не предлагал всё забыть и снять с себя ответственность. Я говорил, что прошлое больше не определяет тебя. Ты уже сдох однажды, чем поплатился за содеянное, пусть, в твоём понимании, это и недостаточная расплата.

– Как бы там ни было, у меня отвратное чувство, что мы и друзьями больше не будем. Возможно, через несколько лет, если наши пути окончательно не разойдутся – а, скорее всего, именно так и будет – мы сможем хотя бы просто поговорить. Сдаюсь ли я? Не знаю. Месяц назад я был готов в клочья порвать того ублюдка ради Микасы. Хотя ещё вопрос, кто из нас с ним больший ублюдок.

Так и не разобрав диван, Эрен натянул на себя сверху пододеяльник и аккуратно перевернулся набок, чтобы не потревожить спящего кота.

– Как страшилу зовут? – Он кивнул на хвостатого.

– Люцифер.

– Сразу видно, что шерсть где-то в геенне огненной просрал.

Райнер засмеялся, потянулся со стула и по-хозяйски погладил Люцифера по голове. Кот бархатисто замурлыкал.

– Кстати, я так и не рассказал тебе всего о моей терапии… Ты слушаешь или дрыхнешь уже?

– Угу, угу, я слушаю, – забавно всхрапнув, отозвался Эрен и потёр ладонью слипающиеся веки. – Продолжай, – добавил он серьёзно.

– Любопытство и случайность познакомили меня с культом параллельных миров. Слышал что-нибудь о них?

– Похоже на название религиозной секты.

– Так говорят. О них мало кто знает и в основном никто не воспринимает всерьёз. Хотя, если бы ко мне не вернулись воспоминания, я бы тоже просто поржал над ними: поклонение старым богам, вера в реинкарнацию, какие-то «свидетели минувшего» и прочая ахинея. – Райнер насмешливо гоготнул. – Но оказалось, что никакие они не фанатики. И секты тоже нет. Небольшая духовная община, в которой они помогают тем, у кого проснулась память о прошлых жизнях. Их-то они и называют «свидетелями минувшего». Поскольку это всегда в разной степени травмирующий опыт, у них даже есть свои психотерапевты на подобные случаи. А я всего-то случайно ткнул на их сайт в недрах поисковых страниц, когда от нефиг делать гуглил всяких шизиков, которые про перерождения блоги ведут.

– Погоди-ка, ты хочешь сказать, что мы с тобой не уникальный случай? – Эрен вмиг оживился.

– Именно. Но, как я понял, мы первые, у кого память вернулась не фрагментарно и хаотично, а связно и подробно. Вспоминают в основном отдельные вещи, явления или важных людей, а не целиком свою личность и её историю из другой жизни.

– И что, много таких?

– Разумеется, нет. Хотя здесь сложно судить, потому как немногие знают о деятельности культа. А правдивая общедоступная информация довольно сжатая в интересах достоверности их исследований. У культа есть несколько храмов по всему острову, они открыты для посещения всем желающим, но я в таком бывал лишь единожды, чисто глянуть, что это вообще такое.

– Погоди, а о каких исследованиях речь? Ну, если это, типа, религиозная община… ― Эрен недоверчиво свёл к переносице брови.

– Тогда по порядку. Всё началось примерно в двадцатых годах прошлого века. Да, там была громкая история с первыми вспомнившими, но в итоге её быстро замяли из-за того, что их посчитали мошенниками или сумасшедшими. Остров не так давно открылся для мира, поэтому те, кто активно развивал науку, технологии и политические связи, не собирались продвигать в массы всякие бредни. Звучит в общем-то логично. В современной общине тоже тщательно изучают рассказы прихожан, всем подряд на слово не верят. У них ведутся столетние внушительные записи, где анализируют собранный материал и выделяют схожие бытовые и исторические моменты, обращают внимание на воспоминания о важных государственных деятелях. И, конечно, одним из главных факторов являются воспоминания о значимой роли титанов. Почему же, собственно, культ пришёл к выводу о параллельных мирах? Да потому что, ясен пень, из всех показаний не удалось установить связей этих воспоминаний с реальными историческими эпохами. Там ещё очень примечательно, что абсолютно все помнят лишь период с начала нашей операции на Парадизе и пару десятков лет после. Я, к слову, тоже не помню свою старость или даже зрелость. Последнее воспоминание было о том, как спустя несколько лет после Дрожи земли мы плывём с ребятами на теплоходе, чтобы рассказать правду о том, что с нами произошло.

– Охереть. И почему ты мне раньше о них не рассказывал?

– Повода не было. А практическая польза от культа, на мой взгляд, состоит лишь в том, что они могут оказать нормальную психологическую помощь, имея в виду, что ты не бредишь. Я даже в их дурацких исследованиях смысла особого не вижу. Ну, узнают они какие-то интересности, а дальше-то что? Выдвинут научную теорию на этом основании? Хуй им кто поверит! Запишут в клоуны. Доказательной базы ведь нет. Ничего, что строилось бы на принципе научности. Там всё держится чисто на доверии к тем, кто пережил схожий опыт воспоминаний.

– И я правильно понял, что ты мне всё это рассказал, потому что хочешь предложить их помощь?

– Если точнее, помощь мозгоправа из культа, который в своё время очень мне помог. Хороший специалист и мужик адекватный. Ты ему хотя бы сможешь конкретнее о своих переживаниях рассказать, чтобы терапия не впустую была, как у меня на первых порах.

Эрен задумался на несколько секунд, затем уверенно поглядел Райнеру в глаза:

– Спасибо. За всё. Мне и так неловко, что я для тебя обуза, а ты ещё и искренне помогаешь.

– Опять нытьё развёл. Сказал же, ты поступил бы так же на моём месте. И мне есть за что извиняться… Я всё ещё иногда думаю об этом, несмотря на то, что мы вроде как простили друг друга.

– Да, я понимаю.

– Вот и славно. А теперь постарайся заснуть. Я тоже на боковую, а то завтра этот семинар ещё, чтоб его.

***

Аккуратный острый почерк на дорогой бумаге с приятной текстурой. Простые и тёплые слова. Микасу забавляло выборочное эстетство во всём практичного Леви. Зачастую ей казалось, что он стыдится проявлять всю полноту чувств, стыдится того, что любит красивые вещи и красивых людей. На работе его считали закрытым, нелюдимым и грубоватым, но она знала, каким заразительным бывает дядин смех в кругу семьи, какими щедрыми и искренними жестами он осыпает тех, кто ему небезразличен.

«Эти люди удивились бы его сентиментальной привычке писать мне длинные письма», ― размышляла Микаса, поглаживая подушечкой среднего пальца бесконечные строки.

Разумеется, Леви писал племяннице сообщения в социальных сетях, но все важные итоги любил подводить в написанных от руки письмах. Это было между ними двоими. Ниточка кровных уз, соединяющая их сквозь тысячи километров.

К восьми исписанным листам были приложены две фотографии. На них весёлый и влюблённый дядя сжимал в объятиях синеглазую красавицу в летнем сиреневом платье, а её огненные тяжёлые кудри волшебными каскадами падали с изящных плеч на сильные руки Леви.

Он знал, что одной лишь Микасе мог написать о том, как счастлив наконец-то сделать предложение любимой женщине. Она была почти вдвое моложе его, и родственники, включая Харуми с Бруно, стыдили Леви за легкомыслие. Только племяннице он мог поведать, что нашёл родственную душу, с которой готов разделить свои угрюмые деньки, наделив их радостью.

Он приглашал Микасу в Израиль на свою свадьбу и впервые серьёзно предложил переехать жить к нему, в купленный месяц назад просторный дом.

«Поздно уже», ― с грустью заключила Микаса и поглядела в окно, на серую улицу, где прекрасный и беспощадный октябрь медленно убивал горько-пряным ядом всё живое, льстиво осыпал золотом улицы. Когда-то она мечтала переехать к дяде, и они строили серьёзные планы. «Погоди немножко, вот ещё подзаработаю поприличнее и обязательно заберу тебя из этого дерьма», ― успокаивал он её, но дела не клеились, и Леви впритык хватало на себя и финансовую помощь родителям и Микасе.

Она сама всё решила. В грозовой августовский вечер.

Микаса старалась не думать о чувстве вины. Она отключалась от реальности, когда Дементьев забирал её с собой погулять или отвозил на шопинг в бутики с дизайнерской одеждой. До его отъезда в Петербург они часами говорили о жизни и искусстве, и в эти моменты Аккерман могла раствориться в спокойствии и ощущении правильности своего выбора, отбросить сожаления.

Ночь вносила ясность. Безжалостную и нагую. Доставала Микасу за шиворот из хлипкой лачуги уютного самообмана и бросала на огненную решётку не выстраданного желания.

Несмотря на общие интересы, схожий темперамент и одну на двоих порочность, Микаса с трудом представляла, как однажды ляжет с Дементьевым в постель. Это было неловко и странно. К тому же она считала, что поступила как шлюха, когда поцеловала его.

«Испытывать сильные чувства одновременно к двум разным мужчинам как-то мерзко».

Но ночью она не думала о двоих.

Во тьме своей крохотной спальни она призывала воспоминания о хулиганском взгляде зелёных глазищ, о громком шалопайском смехе маленького паршивца, крадущего для неё яблоки из окраинных садоводств, о тёплых руках, обернувших вокруг её шеи красный шарф холодным вечером.

Она стыдливо молила о влажном прикосновении его языка ― ласковом, игривом и робком.

Движения её собственных рук не могли воскресить ту же сладость. Ту самую нежность. Как ни ускорялся темп её пальцев, скользящих между ног, ни учащались тихие стоны, складывающие четыре буквы в заветное имя, он не мог явиться к ней из пустоты, за всё простить и забрать с собой.

Микаса всегда обещала себе, что это в последний раз. Что она больше не будет грезить о близости с Эреном. Не будет позволять тоске по нему завладеть собой. Она клялась каждое утро и каждую ночь нарушала свои клятвы.

Двойную боль ей причиняло состояние Армина, убитого разладом лучших друзей. Микасе хотелось загнать себе под ногти иглы, когда она замечала, как при общении с ней он подбирает слова, если начинал говорить об Эрене. Запертый между двух огней он разрывал сердце напополам и смиренно наблюдал, как оно кровоточит от невозможности повлиять на ситуацию. Микаса чувствовала это нутром и ненавидела себя. Ей было не избежать разговоров об Эрене, ведь Армин был единственным, кто мог рассказать о его самочувствии и о том, когда он наконец вернётся в школу. Микаса тайно мечтала об этом и с той же силой боялась.

Она не могла даже посмотреть в сторону Эрена. Не могла найти в себе увлечённости, с которой всегда добросовестно работала на занятиях. С самого утра Микаса нервно кусала изнутри щёку и потирала друг о дружку стопы ног, по привычке высунутых из обуви. Порой ей мерещилось, что о спину стукался свёрнутый клочок бумаги ― один из тех, на которых они раньше писали друг другу всякую чушь на скучных уроках.

На большой перемене она сидела в столовой в одиночестве и краем уха подслушивала болтовню Эрена и Армина. Ей хотелось быть с дорогими друзьями и поддерживать шутки, понятные лишь им троим. Микаса хмыкнула вслух ― для себя самой, раскрыла учебник по дополнительным занятиям и с нарочитым интересом принялась изучать строчки, терявшие смысл сразу, как их касались взглядом. За близстоящим столиком горланила большая компания девчонок, злившая Микасу тем, что заглушала единодушным хохотом голоса её друзей.

– Жаль, что Порко выпустился уже: он был самым красивым парнем школы, ― со вздохом произнесла одна из девочек.

– Шутишь? Он же придурок и бабник безмозглый! А вот Марсель да, он был офигенным…

– По мне, Джордан Хоук круче их обоих, потому что Галлиарды были дурнями, а в Джордане такой книжный аристократизм.

– Да в любом случае, все они горячее Йегера какого-нибудь, ― со смехом заметила пухленькая брюнетка, ― он такой стрёмный, что просто фу.

– Ага, вот вроде симпатичный, но такой отталкивающий. Бэ-э…

Микаса усмехнулась и покачала головой, мысленно обвинив девушек в глупости и поверхностности.

– Я стрёмный, ― монотонно резюмировал Эрен, очевидно, тоже услышав неприлично громкую болтовню девушек.

– Чего? ― удивлённо спросил его Армин, потягивая из трубочки молочный коктейль. ― Не пофиг ли, о чём эти курицы кудахчут?

– Да не, ты не понял. Мне как раз нравится быть «стрёмным»: меньше внимания к себе привлекаю. И я ни капли не в обиде на них. Плевать, если честно. Просто забавно было услышать.

– Ну да, ты прав. Они, может, и курицы, но безобидные. ― Армин сложил на поднос фантики и пустую упаковку из-под коктейля. ― Кстати, ты же придёшь сегодня вечером домашку вместе делать? Может, потом кинцо какое-нибудь глянем?

– Я как раз хотел пересмотреть «Криминальное чтиво»²{?}[Культовый фильм в жанре криминальной драмы американского режиссёра Квентина Тарантино 1994-го года выпуска.]. У меня прямо крыша от восхищения едет каждый раз, как вижу сцену танцев Умы Турман и Джона Траволта!

– На мой вкус, самое крутое там ― это монолог Л. Джексона! Сцена танца диковатая и смешная.

– Так в этом же вся фишка! В том, какие герои открытые и свободные друг с другом.

«Они будут шутить и обсуждать кино. Без меня. Неужели я в самом деле поверила, что могу легко с этим справиться? С тем, что никогда больше не будет как прежде… Отпусти! Это был твой выбор, нечего сопли на кулак мотать, как слабачка. Ты больше не ребёнок. Просто двигайся дальше».

По окончании занятий Микаса вылетела из школы и помчала к дому. Прочь от тревог и сжигающих воспоминаний, прочь от чувства вины и ненужности. Полы не завязанного пальто винного цвета болтались на ветру, подобно подбитым крыльям, грудь обдало осенним ветром. Микаса изредка поглядывала вниз, боясь, что мокрая грязь могла испачкать юбку или пальто: у неё никогда не было столь дорогих, роскошных вещей, и было бы провалом их испортить. Когда она вышла на бетонную дорожку вдоль жилых домов с подстриженными лужайками и в очередной раз посмотрела, не обрызгалась ли, тотчас налетела на чей-то потерянный игрушечный грузовик и рухнула вниз, порвав колготки и разодрав колено.

Микаса взвыла, но сразу же осеклась и натянула маску царственного терпения. «Жалкая и неуклюжая дурында! Так тебе и надо!» ― отругала она себя и села на обочине, обливаясь немыми слезами и шикая от боли. Свалившаяся из ниоткуда «небесная кара» принесла ей пропитанное гнилью и отвращением к себе удовлетворение. Даже подниматься и идти дальше не хотелось. Микаса вообразила, как ложится где-нибудь рядом под куст, в большую гору листьев, и разлагается в ней, поедаемая червями. Пусть уж лучше так.

Шаркающий плетущийся шаг по бетонке. Энергичные ноги в белых обляпанных грязью кроссовках с неряшливо завязанными шнурками. Остановились. Двинулись в её сторону. Замерли подле.

Микаса сглотнула, медленно подняла голову и уставилась в хулиганские зелёные глазища.

Эрен молча достал из рюкзака бутылку воды и пачку пластырей, которые Карла собственноручно пихала в груду тетрадей и пожёванных карандашей, потому как знала, что в жизни её сына это главнее любых таблеток. Опустившись на корточки, он шустро промыл рану Микасы под пулемётную очередь тихих девичьих ойканий и старательно заклеил.

– Дома только обязательно продезинфицируй чем-нибудь.

– Да, обещаю, ― проглотив жгучий ком в горле, пролепетала она. ― Спасибо.

Микаса не могла прочесть на лице Эрена ни единой эмоции. Она была растоптана. Сейчас он уйдёт, и этого мгновения больше не будет существовать. Они вновь прикинутся незнакомцами и станут прилежно играть свои роли. Потеряв всякий стыд, Микаса легла на землю и поглядела вверх, в густую пелену потухшего неба, как бы разрешая Эрену идти дальше, дескать, она на облака смотрит, не надо больше тратить впустую своё время.

Рваная усмешка. Её она тоже не могла прочесть.

Ну и ладно.

Шорох листьев. Длинный выдох. Микаса повернула голову вбок и увидела рядом с собой Эрена, подносящего к торчащей во рту сигарете зажигалку. Она больше не могла отвести от него взгляд.

Над ними повисла туманная горечь осени, в ладони впилась мёрзлая отравленная смертью земля, а шею и скулы щекотали разноцветные грязные листья. Им двоим было не страшно вместе остывать на заиндевелой могиле заплаканных моросью улиц. Микаса роняла слёзы вместе с ними, протяжно шмыгала и отрывисто глотала сырой воздух.

Огонёк на сигарете опускался всё ниже, мгновенно тающий дым не успевал выводить узоры на ветру. Эрен сомкнул веки, и уголки его губ едва заметно дёрнулись вверх.

Сигарета за сигаретой.

Вечер укрыл их студёным одеялом.

Микаса вздрогнула, ощутив тыльной стороной закоченевшей ладони тёплую кожу руки Эрена.

Комментарий к 13. В промозглых объятиях осени

Не передать словами, как сильно я была заряжена на проду после столь эмоционального отклика под прошлой частью, но жизнь внесла свои коррективы, так что пришлось доставать себя из говённого состояния и усаживать за работу. Но я хорошо потрудилась и в целом уместила в главу всё, что хотела. Обнимаю за долгое ожидание ❤🍂

Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_4092

Группа автора: https://vk.com/public24123540

========== 14. Я был весь твой ==========

Поднявшись с продрогшей земли, Эрен отряхнул куртку и протянул руку Микасе. Она безрадостно оглядела её и отвернулась, сделала упрямый рывок, чтобы подняться вверх, но боль прострелила колено и устремилась вниз, до самой стопы.

– Ай! – как можно тише пискнула Микаса.

– Я тебе не постель предлагаю, а всего-то чёртову помощь, – раздражённо пробурчал Эрен, нахмурив брови.

Микаса сдалась и приняла его руку. Двинулась к дому, ревностно кутаясь в пальто. Эрен ненавязчиво шёл следом, чтобы подхватить в случае чего. Она не возражала. Чувство мнимой безмятежности на время приласкало её измученный рассудок, и Микаса воображала, будто они просто гуляют вместе. Будто между ними не зияла пропасть.

Как только впереди показался ветхий родной дом, окружённый грязными стенами тесного двора, по сердцу полоснула когтистая лапа ужаса: Бруно впервые упился вусмерть с того момента, как она рассказала родителям о Дементьеве.

Харуми была в растерянности и неловкости. Бруно же принял весть о потенциальном богатом женихе с небывалым энтузиазмом. Будто собираясь на ярмарку продать подороже ездовую клячу, он выплясывал перед Дементьевым замысловатые танцы лизоблюдства. Даже к выпивке не прикасался уже два месяца, лишь бы жирная рыба не сбрыкнулась с крючка из-за его неосторожности. Микаса испытывала омерзение к отчиму сильнее, чем когда-либо прежде, и каждый день была готова к тому, что вот сейчас он сорвётся.

И он сорвался. Сразу, как богатый жених улетел по делам.

– Мика, сходи за пивком, – онемевшим языком промямлил Бруно.

– Я упала, нога болит. Попроси маму… пожалуйста, – мягко добавила она, боясь навлечь на себя пьяный гнев.

– Чё ты выдумываешь, сучка! – рявкнул отчим. – Мы с матерью для тебя всё, а ты даже сраное пиво принести не можешь. Только подставлять щёлку взрослым мужикам горазда. – Он двинулся с крыльца, шатаясь из стороны в сторону. – Я тебя сейчас научу уважать родителей!

– Что ты сказал, мразь? – с обманчивым спокойствием произнёс Эрен, и его голос надломился.

Он обступил Микасу, выставив перед ней руку привычным оберегающим жестом, и свирепо уставился на Бруно.

– Отойди, ебучий щенок! Не то вломлю так, что в этот раз не поднимешься!

– Закрой свой поганый рот! – истошно закричал Эрен и налетел на отчима, повалив того на земь.

Вопя, как дикий зверь, он принялся наносить удар за ударом по челюсти не успевшего опомниться Бруно.

– Подонок! Мразь! Изувечу! Убью! – до хрипа надрывался Эрен, не чувствуя, как саднят раны на обагрившихся пальцах. – Ещё хоть раз к ней притронешься, хоть раз выдохнешь в её сторону, я тебя разорву!

Микаса не могла пошевелиться от пронзившего всё тело морозного ужаса. Она просто стояла и смотрела, как алые бисерины окропляли обезображенное гневом лицо Эрена, как напуганным червём под ним извивался Бруно, кошмарно скуля.

– Не смей уворачиваться! Не смей вставать!

Физиономия Бруно превращалась в окровавленное распухшее месиво. Безжалостные кулаки продолжали лупить раскуроченную плоть.

– Эрен, хватит! – вскрикнула Микаса, сбросив оцепенение, и прильнула к его спине, крепко обвив руками окаменевшую грудь. – Прекрати! Умоляю…

Занесённый над скулой жалко хрипящего Бруно кулак замер, с костяшек капнула густая тёмная кровь. Эрен жадно глотал воздух, трясясь от ярости, и постепенно успокаивался. Поднявшись, он покачнулся и как будто даже удивлённо взглянул на еле живого противника. В изумруде радужки блеснул зловещий фосфорический свет. Микаса уже видела его однажды. Ей было страшно приблизиться.

Лицо Эрена вдруг переменилось, и с глубины зрачков поднялись растерянность и боль. Он стыдливо повесил голову, и Микаса увидела того поверженного безрассудного мальчика, с чьих губ вытирала кровь, пока грязные ночные улицы пели им двоим колыбельную. В несколько шагов достигнув Эрена, Микаса прикоснулась указательным пальцем к его подбородку и легонько приподняла. Уставилась в тёмно-зелёные колодцы, в непроглядную бездну тоски.

«Печальный и прекрасный. Совсем как в тот далёкий вечер, когда он подарил мне свой шарф».

По-хозяйски достала из его карманов пачку сигарет и зажигалку, вложила в рот Эрена одну штуку и поднесла трепещущий огонёк. Над их головами взвились густые клубки дыма. Сухие листья жалобно скреблись по земле и сбивали друг друга.

Праздновать Рождество с семьёй Микаса не желала. Куда уютнее было провести вечер в компании Армина. Они сидели у него дома в одинаковых пижамах с оленями и снежинками, щёлкая на ютубе праздничные кинообзоры. Обложившись закусками и поставив рядом с кроватью графин глинтвейна, друзья предавались смеху и праздным разговорам.

– Слушай, Арми, ты не знаешь, почему Эрен уехал? ― заговорила вдруг Микаса.

– А я уж было подумал, что ты не станешь спрашивать. Особенно в эту ночь.

– Он себя так странно ведёт с тех пор, как мы поссорились, и мне всё чаще приходит в голову, что дело не в разбитом сердце. Или не только в нём. Не знаю… Просто уехать на новогодние каникулы по волонтёрской программе помощи бедному африканскому населению ― не безумная прихоть юного идеалиста, а результат каких-то немыслимо сильных переживаний, о которых он никогда прежде не говорил.

Армин резко выдохнул, прижался спиной к стене и обхватил обеими руками колени.

– Ты не представляешь, как же мне хочется вас обоих послать на хер, когда вы начинаете спрашивать друг о друге…

– Он тоже спрашивает обо мне?

– Разумеется, дурёха! ― Армин печально хмыкнул. ― Только и думаю о том, какого чёрта вы сами не зададите друг другу эти вопросы, ведь очевидно, что скучаете и всё такое. Ты можешь набрать ему. Или сообщение настрочить: это несложно, поверь.

– Я больше не могу ему написать. Не могу с ним дружить. Не могу его… ― Она умолкла и стиснула зубы.

– Извини, конечно, но это какая-то тупая ебанина! И я ещё молчу о том, что не понимаю, как ты вообще спуталась с тем типом да ещё и замуж за него собралась выскочить. Выскочить ― не выйти. Знаю, у тебя в семье полная жопа, но это уже слишком.

– Я не могу всего объяснить.

– Говоришь прямо как Эрен. ― Налив себе глинтвейна, Армин сделал несколько больших согревающих глотков. ― Насчёт него: я ещё мог объяснить банальным любопытством его внезапный интерес к истории Холокоста¹{?}[Истребление нацистской Германией во время Второй мировой войны еврейского народа.] и геноцида в Руанде²{?}[Массовая резня в Руанде, произошедшая в 1994-м году, в результате которой представители племени хуту истребили по разным оценкам от 800 тысяч до 1 миллиона человек из племени тутси.], а потом, буквально за несколько дней до его отъезда, у нас состоялся весьма странный разговор.

Микаса внимательно посмотрела на своего друга и вопросительно сощурилась.

Армин запомнил до мелочей содержание той беседы, она въелась ему под кожу, словно отрава, и вызывала приступы бессонницы. Тем вечером они впервые за последние месяцы говорили открыто и о Микасе, и о терзаниях Эрена.

– Видишь ли, дело не только в разбитых любовных надеждах, ― признавался ему Йегер, ― я бы даже сказал, дело не столько в них, сколько в моём отношении к миру. Ты удивишься, но у меня были очень жестокие… выводы обо всех людях, живущих на земле. Я рыдал и чувствовал бессилие. Гнев, несоизмеримый с моей ничтожной личностью. Всё думал, могу ли я победить ненависть. Где взять для этого силы? Даже пришёл к выводу, что решение проблемы нужно взвалить на себя одного. Чтобы никто другой не марал руки.

– Ты хоть осознаёшь, как это крипово звучит? К тому же я не особо понимаю, о чём именно речь. Ну, типа, я тоже переживаю из-за расизма, из-за того, что люди навоеваться друг с другом не могут и вообще создали хрень вроде ядерки. Но у меня неприятное ощущение, что ты несколько о другом.

– Понимаешь, когда-то я был убеждён, и это не метафора, что единственный способ исцелить мир от ненависти и жестокости – это истребить всё человечество. За боль и разочарования. Я бы покончил со всем собственными руками.

С минуту Армин не мог подобрать ответ и лишь в растерянности изучал лицо лучшего друга. За окном безмятежно и густо падал декабрьский снег, устлав холодной белизной палисадник, деревья и фонарные столбы. Могильный холод прокрался и в сердце Армина.

– Как-то мне жутко от того, что у тебя внутри. Ты прежде не делился, хотя оно и понятно почему.

– Наверное, у меня крыша из-за этого немного протекла… ― Эрен улыбнулся ― измождённой и смиренной улыбкой висельника, шагающего на плаху в кандалах. ― Я слишком увлёкся. Серийные убийцы тоже так начинают ― с губительных фантазий. Мне и самому от этого жутко. От того, какое я чудовище глубоко в душе.

– Неужели ты и впрямь так считаешь?

– Больше не считаю. Не знаю, поступил бы я тогда иначе… В смысле, я ерунду говорю, прости. Хотел сказать, что всё ещё считаю мир отвратительным и прогнившим, но хочу спасти его иначе. Знаю, я ничего не сумею изменить, не свергну зло. Но буду делать всё, что в моих силах, даже на износ. Только так я смогу им всем отплатить.

– Звучит так, будто ты уже истребил всё человечество… Вот знаешь человека много лет, а он тебе однажды внезапно своего внутреннего Гитлера как выкатит…

– Ты сейчас приготовился к очередной «искромётной шутке» про мои немецкие корни? ― Лицо Эрена вдруг сделалось веселым и беззаботным.

– Не осуждай эту мою маленькую идиотскую слабость!

– И не думал, мне пофигу. Я ж папулина гордость во время его долгих созвонов по скайпу с роднёй из Дрездена! ― Эрен захохотал, схватившись за волосы на макушке.

– Да нам твои знания немецкого и пригодились лишь для того, чтобы в двенадцать спародировать дурацкую сценку из «Клиники»³{?}[Армин говорит о сцене из американского комедийно-драматического телесериала «Клиника» (2001-2010 гг.). В 20 серии 2-го сезона главный герой, молодой врач, пытается наладить контакт с пациентом из Германии и уходит в одну из своих комичных фантазий, в которой танцует с ним под песню немецкой группы Nena «99 Luftballons».], когда ты орал на весь пустой дом «99 воздушных шариков»!

– Если бы ты тогда додумался снимать меня на телефон, то мог бы шантажировать этим видео до конца моих дней!

Закончив рассказ о той беседе, Армин наконец-то улыбнулся, и это немного согрело Микасу, потому что прочее привело её в замешательство: она и прежде подспудно ощущала в Эрене первобытную злость, но никогда бы не подумала, что в его душе творился подобный ад.

«Это не всплыло бы в нём без причины. Нет никакой случайности в том, что Эрен заморочил себе голову такой жутью как раз под нашу ссору. Это моя вина. Я принесла смятение в его рассудок».

– Мне он тоже ничего такого не говорил, ― произнесла Микаса. ― В какой-то момент… даже не могу точно вспомнить, сколько нам было лет, но я стала чувствовать странную вещь: что Эрен вроде бы открытая книга, в которой можно прочитать любой жест и взгляд, но в то же время понимаешь, что его совершенно невозможно объять, особенно, когда он выкидывает что-нибудь неожиданное.

– Согласен с тобой. Но до того его откровения я не зацикливался на этом чувстве, а теперь понимаю, что ты имеешь в виду.

Синхронно вздохнув, оба замолчали и уставились в окно, на падающий снег. Армин выключил свет, оставив мерцать лишь сине-зелёные гирлянды, затем разлил по стаканам остатки глинтвейна.

– Кстати, помимо мозгоправа, Эрен вместе с Райнером стал в качалку ходить. Но не в такую, в какой Порко вечно пафосные фоточки с голым торсом делает, а в какое-то древнее, как моя бабуля, здание из красного кирпича на углу проспекта Техников. Там в семидесятых годах боксёрские матчи проводились, атмосферное местечко, короче: суровые мужики с каменными рожами тягают штанги, колотят по грушам и друг по другу.

– Ему полезно иногда выпустить пар, ― заметила Микаса, и в воспоминаниях тотчас вспыхнули распухшее от ссадин лицо отчима и окровавленные руки Эрена, подносящие ко рту сигарету.

– Они там познакомились с одной богатенькой девахой, которая из протестных чувств ходит в эту мужицкую берлогу: учит наших бездарей рукопашному бою. А ещё выяснилось, что она давняя приятельница твоего бывшего!

– Джордана?

– Ага. Но они вроде не близки, у них просто предки со школы дружат, вот и общаются.

– Хах, у Джордана много друзей. Не все ж знают, каким он может быть козлом при куче очевидных достоинств. Хотя я уже даже не злюсь, он стал мне абсолютно безразличен.

– Но, как видно, не Эрену. Потому что та девчонка пригласила их с Райнером к себе гости в числе прочих приятелей, а наш дурень накидался и в запоздалом режиме «поправил» лицо Хоуку за то, как он с тобой обошёлся.

– Вот придурок, вечно лезет из-за меня в драку! ― огрызнулась Микаса и недовольно покачала головой. Она не хотела себе признаваться, но ей было приятно, что Эрен навалял Джордану.

– Хоть какая-то стабильность! ― И Армин заливисто рассмеялся.

Микаса молилась о скором приближении весны, загоняя себя всё глубже в тиски бесконечных дополнительных занятий и самообразования. Она даже принялась с усердием учить родной язык Дементьева, воображая, как сумеет угодить ему этим. Он присылал ей деньги и длинные сообщения о том, как проходят его дни в Петербурге, о надоевшем мокром снеге и частых простудах, о проблемах в местном филиале своей компании, о том, как он хочет вернуться и наконец-то снова держать её за руку во время их долгих прогулок.

Микаса молилась о скором приближении весны.

«Когда Вадим Александрович вернётся, мои терзания закончатся. Мне просто нечем заняться», ― думала она, засыпая за партой от жуткой усталости и слушая, как позади неё Эрен перешёптывался с Армином.

Иногда Микаса ловила на себе неопределённый взгляд Эрена, пытаясь угадать в нём презрение или печаль. Зато она ясно видела в этом взгляде изувеченное и разграбленное прошлое, где кирпичик за кирпичиком уничтожалась их близость, гибли в муках откровенные разговоры и гнили под могильной землёй прикосновения. Она не могла даже поделиться тем, как дома стало спокойно с тех пор, как Эрен защитил её от Бруно. Не могла в полной мере проявить благодарность.