Текст книги "Когда я вгляделся в твои черты (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

«Я хочу его!»

Она отдавала себя на милость предсмертного каприза, и улицы захлёбывались в шелесте листвы, в её учащённом дыхании.

– Мой муж уехал к родителям, ― деловито произнесла Микаса и не узнала собственный голос. ― Хочешь выпить со мной вина? ― И подняла подрагивающей рукой бутылку. ― Я не задержу тебя. Всего бокальчик. Выпьешь и иди к друзьям.

Эрен изумлённо приоткрыл рот, и его зрачки дьявольски блеснули. «Наверное, где-то в этом моменте начинается подлинное взросление, ― внезапно подумалось ему. ― Я всё понимаю. Она всё понимает. Мы оба понимаем, что не будет никакого одного бокальчика. Я поднимусь к ней, и мы совершенно точно трахнемся… Так, погоди, «трахнемся»? Проклятье! Почему именно это отвратное, грязное словечко? Это же моя Микаса!.. Нет, я невозможный идиот. Зачем мне всё это? Снова на те же грабли. Из этого ничего не выйдет. Мы займёмся любовью, она останется чужой женой, а я и дальше буду искать своё место в жизни, проклиная себя за то, что как безвольный дурень выпрыгнул из штанов, стоило ей всего-то ласково взглянуть в мою сторону… Но не плевать ли на это? Гори оно всё! Я хочу. Хочу!»

– Я не против. Бокальчик-то. По старой дружбе, ― деликатно сыронизировал он с самым невинным выражением лица.

И последовал за ней.

Едва слышное дребезжание лифта. Бесконечность ожидания. Эхо их сливающихся воедино шагов. Микаса достала ключ и со стыдом снова и снова пыталась попасть в замочную скважину. Она издала неловкий смешок.

– Давай помогу.

Эрен обхватил пальцами кисть Микасы, припав носом к черноволосой макушке, и вдохнул свежий запах фруктового шампуня. Как только замок поддался, их руки всё ещё оставались сплетёнными: они оба не желали прерывать первое за столько лет прикосновение. Эрен легонько прижался к Микасе и поцеловал её затылок. Скользнул щекой к кончику уха, ласкающе ёрзнул, отпечатав на впадинке виска горячее дыхание. Микаса открыла дверь и жестом пригласила его войти. Скинув в прихожей балетки, она по-хозяйски повела в сторону рукой.

– Там ванная, там туалет. Я пока открою вино. ― И отправилась в кухню.

Эрен с любопытством обвёл взглядом дорогостоящий ремонт, опрятно сложенную на полках обувь и торчащее за раздвижной дверцей шкафа мужское пальто, рядом с которым висел тот самый плащ, в котором он увидел Микасу год назад: из его кармана виднелась красная вязаная ткань. Сглотнув, Эрен прошёл в ванную и отвернул ручки крана раковины. На крючке висело несколько полотенец; так и не разобравшись, каким можно воспользоваться, он энергично тряхнул руками и пошёл искать Микасу. На кухне никого не оказалось.

– Я здесь! ― раздался голос из соседней комнаты.

Он развернулся и вошёл в просторную спальню. Свет был выключен, Микаса стояла у столика рядом с открытым балконом, наполняя бокалы вином, и на миг Эрену показалось, что это просто не может происходить взаправду, она не может быть настоящей, она ― благосклонная и радушная. Подойдя, он пристально посмотрел в её лицо.

– Ты довольна своим выбором?

Микасу не уязвила его прямота, но она не была готова к этому вопросу и в глубине души всегда боялась, что он может прозвучать.

– Да как сказать… А ты доволен своей жизнью?

– Да как сказать, ― повторил он, грустно улыбнувшись. ― Но прямо сейчас… совершенно точно… меня всё устраивает.

Эрен по-мальчишески поджал губы и насупил упрямые брови. Родное и выученное ею наизусть выражение драгоценного лица. Осмелев, Микаса провела тыльной стороной ладони по выразительной скуле, притронулась к выбившимся из причёски прядям, обрамлявшим смуглый лоб. «Неприлично хорош. Невыносимо. Даже стоять с ним рядом как-то странно», ― всё думала она.

И в это мгновение ― совсем невозможно! ― он плавно потянулся к ней, прикоснувшись губами к её подбородку. Рвано выдохнул и провёл дорожку коротких поцелуев до её губ. Микаса подалась ему навстречу и углубила поцелуй, жадно вцепившись в узел волос на его затылке, и ощутила на своей груди широкую тёплую ладонь, яростно оттягивающую ткань рубашки. Он целовал её долго, упоённо, смело ― это был не поцелуй робкого шестнадцителетнего мальчишки. Эрен сгрёб Микасу в тесные объятия ― не отступить, не убежать. Она и не собиралась.

Головокружение. Она летела в мягкую пропасть постели, пленённая желанными руками. Уютный мрак поглотил пространство спальни. Треск отлетевшей пуговицы, шорох сорванной одежды. Губы Эрена влажно сомкнулись вокруг напрягшегося соска Микасы, и она обхватила ногами его бёдра, прижимая к себе как можно крепче. Брюки сдавливали разгорячённое тело. Она требовательно задвигалась навстречу, ощутив, как его член становился всё твёрже.

– Ты мой! Ты мой! ― причитала она сквозь поцелуи.

– Я твой. Я весь твой!

Она прижала к груди его голову, и он тихо всхлипнул ― совсем как шестнадцилетний мальчишка. На ресницах Микасы проступили непрошеные слёзы. Ей было до того сладко, что почти больно. Она вообразила Эрена таким, каким он был в то далекое лето: покинутым и запертым в спальне наверху среди погибающих цветов, что она принесла с полей. «Ни за что! Эти цветы просто не могут увянуть. Никогда!»

Торопливо путаясь в слоях одежды, они живо сбросили с себя всё остальное. Микаса принялась покрывать поцелуями тело Эрена везде, где только могла. Уложив его на спину, опустилась вниз и вдруг замерла.

– Пожалуйста, не останавливайся, ― умолял он её. ― Прошу, делай со мной что угодно!

«Я почти позабыла тот восторг. Тот самый трепет… Ну, конечно ― это то, что мы делаем друг с другом».

Осыпав его напряжённую плоть поцелуями от самого основания до конца, Микаса медленно вобрала её рот и ритмично заскользила вверх-вниз, гладя руками упругие бёдра. Она текла и тихо постанывала, упиваясь бесстыдными мольбами Эрена ласкать сильнее. Он благодарно сжал пятернёй её растрёпанные волосы, заставив Микасу ускориться.

Эрен едва не приблизился к краю, но успел прервать её, затем притянул к себе, улёгшись набок, и вновь припал ртом к груди Микасы. Она могла позволить себе громкие стоны, не боясь, что он станет просить её быть тише, и стиснула пальцами крепкий зад. Эрен издал смущённый очаровательный смешок и ответил ей тем же.

Он спустился вниз, вознамерившись наградить Микасу за старания, с жаждой облизнул мокрую горячую кожу и наконец-то вновь ощутил на языке терпкий вкус её тела.

– Хочу, чтобы ты был во мне! ― на выдохе бросила ему Микаса.

Она легла на живот, покорно предоставив ему всю себя. Эрен поцеловал её шею и, погладив складки влажной плоти, осторожно погрузился внутрь. Придавив Микасу к постели, он медленно набирал скорость, переплетя собственные пальцы с её пальцами.

– Не жалей меня. Я хочу ещё! ― проскулила она в скомканное одеяло, приподнимаясь ему навстречу.

Эрен отпустил себя и взял её ― натянуто, хлёстко, упиваясь тем, как невообразимо сладко звучало его имя из уст любимой женщины. Быстрее. Сильнее! Чтобы выбить из неё, к чёртовой матери, дух! Тесно, горячо, пальцы на ногах чуть не сводило от удовольствия. «Ты хочешь ещё? Так получай!» ― с бесовской улыбкой на губах думал он, врезаясь в податливое тело. Ему хотелось быть ближе. Куда уж ещё?

– Только останься внутри, ― уверенно прошептала Микаса, чувствуя, как внизу живота расползается жар подступившей разрядки.

Это было бы слишком безрассудно, решил Эрен. Вдохнув льющуюся из открытого балкона вечернюю свежесть, он излился на её бёдра, громко зовя по имени. Вот так. Долгожданно, прекрасно. Ему хотелось рыдать, и стыд защекотал в глотке наравне с блаженством. Вжался из последних сил и обмяк, дрожа и позабыв обо всех печалях.

Ветер колыхал кружевные шторы, остужал наполнивший спальню жар.

Сегодня Микаса умерла. Чтобы родиться вновь.

Комментарий к 17. Головокружение

Ну, как говорится: «Привет, Микаса, пять лет не виделись» 😆

Даже не верю, что я наконец-то замкнула сцену, которую начала аж в первой главе) К ней неделимо прилагается композиция, которая была моим главным вдохновителем с прошлой зимы: TV Girl – Lovers Rock

Очень надеюсь, что глава станет для читателей неплохим предновогодним подарком))

Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_4227

Группа автора: https://vk.com/public24123540

========== 18. Самый счастливый сон ==========

«Это было на самом деле? В этой самой комнате? Она выкрикивала моё имя и льнула теснее ― словно мы всё ещё там, в той самой спальне, и нам до сих пор шестнадцать, а впереди не маячат семь лет разлуки…»

Эрен глядел на Микасу сквозь темноту спальни, перебирая пальцами черные пряди и гладя сонное лицо. По её лбу и плечам двигались свет и тени, намеревались украсть Микасу в иллюзорный мир застывших уличных фонарей и шипящего ветра, целующего изумруд листвы.

«Если уж быть с собой откровенным, всё это полное безрассудство. Даже хуже, чем в шестнадцать! Тогда я хотя бы о презервативах заморачивался, а сегодня напрочь башку потерял. Эгоистичный придурок… Нельзя так с Микасой. Только не с ней. И ведь вопреки этому она так сладко настаивала, чтобы я… Нет, ну точно безумие!»

Эрен поднялся с постели, нащупал в груде вывернутой наизнанку одежды пачку сигарет и зажигалку, затем прошёлся до стола у выхода на балкон и бросил взгляд на пару нетронутых бокалов: по рубиновой глади вина перекатывались потоки мутного света. С праздным интересом взял бутылку, пробежался глазами по незнакомому иностранному названию на этикетке и равнодушно хмыкнул. Как только он размашистым движением опустил бутылку обратно, со стола слетел задетый им лист плотной дорогой бумаги и спикировал вниз. Эрен разглядел в темноте рукописные строчки. Немного удивившись, он наклонился и поднял листок, бубня себе под нос, что не станет читать чужих писем, но любопытные глаза против воли скользнули по одному единственному предложению: «Сегодня я вскрою себе вены».

Письмо легло обратно на стол. Эрен уставился в пустоту, пытаясь осознать прочитанное, и сердце заколотилось в груди столь быстро, что, казалось, подскочит до горла. «Я не имею права. Это подло. Так нельзя», ― заговаривал он себя, но просто не смог удержаться и посмотрел вниз.

«Знаешь, мне теперь всего недостаточно. А то, что есть, ― не нужно и вовсе. Я сама во всём виновата и не горю желанием тебя винить. Раньше мне казалось, что если у меня будешь ты и твои деньги, то я убегу и буду счастлива. Но я несчастна. Меня тошнит от дорогих платьев и украшений, тошнит от ресторанов (пропади пропадом те ублюдочные омары с нашей последней поездки!), тошнит от бессмысленности нашего брака, тошнит от себя… Я не хочу больше говорить с тобой, не хочу спать с тобой и вообще-то я ничего больше не хочу. Я чувствую себя омерзительной и продажной. Я продала за жизнь с тобой всё ― даже ту, кем я когда-то была. Кем меня видел тот, кто не заслужил, чтобы к нему прикасались мои отвратительные руки. Да, я отвратительна. Сегодня я вскрою себе вены. Так странно думать о том, что меня найдут далеко не сразу, а мой труп будет несколько дней гнить в нашей ванной… Я не хочу, чтобы обо мне кто-то горевал. Но точно знаю, что мой чёртов дикий мальчишка станет! Ты не выносишь его, но прошу, в последний раз, умоляю! Скажи ему, где ты похоронишь меня, чтобы он смог принести на мою могилу букет магнолий.

Не держи зла. И прости.

Твоя Микаса.

P.S. Ужасно нелепо писать, что я «твоя», но так почему-то принято. Смешные условности смешной жизни».

Эрен перечитывал письмо снова и снова, не веря, что это могла написать рука Микасы. Строчки сливались, разбегались, теряли и вновь обретали смысл. Он вчитывался до полубреда, до возможности очнуться, до тех пор, пока не вызубрил каждое слово. Эрен выбрался на балкон, позабыв о собственной наготе, и прикурил трясущимися руками. Лёгкие наполнил пепельный яд с привкусом синтетического яблока. Покой всё не шёл.

«Я отвратительна… Я ничего больше не хочу», ― печально нашёптывал в его голове родной голос.

«Мой труп будет гнить… Я не хочу, чтобы обо мне кто-то горевал», ― отпечатывалось на подсвеченном серебром асфальте.

Эрен потушил окурок о зелёную балюстраду, и тот выскользнул из дрожащих пальцев прямиком на ухоженные клумбы с цикламенами. Плевать.

«Сегодня я вскрою себе вены».

Мотнув головой, Эрен поплёлся обратно в спальню. «Так значит, если бы мы с тобой сегодня не… то ты бы…» ― подумал он и замер у кровати. Опустился на колени, вновь уставившись в сонные любимые черты. «Мой чёртов дикий мальчишка! Мой чёртов дикий мальчишка!» ― продолжало лихорадочно отзываться в его мыслях. Заключил в ладони обмякшую кисть и приложил к своей мокрой щеке, затем принялся покрывать пальчики Микасы невесомыми поцелуями.

«Скажи ему, где ты похоронишь меня! Скажи ему, где ты похоронишь меня!»

Проснувшись, Эрен обнаружил у себя в ногах два махровых полотенца, сложенные стопкой. Микасы в комнате не было. Яркий солнечный свет скользил по паркету, тёплый ветерок колыхал полупрозрачную штору. Подскочив с постели, Эрен бросился к столу, но на нём было пусто. Злосчастное письмо тоже исчезло.

Смутный горький сон.

Достал из кармана брюк телефон: десятки пропущенных звонков и сообщений. Кратко ответил всем «извините, что не пришёл, позже объясню» и побрёл в ванную.

Эрен принял душ, собрал на затылке мокрые волосы и обернул полотенце вокруг бедёр, после чего отправился в кухню, решив, что Микаса была там. Он увидел её на балконе, сидящей за круглым столиком. Она дремала, повернув голову в сторону двора и ребячливо соскользнув вниз по спинке стула. Эрен с трепетом вглядывался в складки задравшейся хлопковой футболки, в хоровод теней листвы на обнажённой коже ног и живота, в плавный изгиб шеи и думал о том, что, пока Микаса на балконе, она спасена от смерти. Эрен беспомощно оскалился и сжал руку в кулак. Ему не хотелось тревожить её хрупкий сон.

Но через секунду она вскинула руки и потянулась, тоненько простонав; мягкий хлопок футболки скользнул вниз. Радужные блики, отскочившие от оконного стекла, бессовестно коснулись белой щеки. Микаса облокотилась на спинку стула в точности так же, как это делал в прошлом капитан Леви, и Эрену показалось забавным, как зыбкая ниточка родственной связи продолжала теперь жить и в ней. «Она наверняка переняла это от него ещё в детстве», – с теплотой предположил Эрен.

В золоте лучей блеснуло обручальное кольцо – отрезвляющее напоминание о том, что он оказался здесь случайно. «Вот бы эта сраная побрякушка могла раствориться и не отравлять меня дурными воспоминаниями!..»

Будто услышав его немые заклятия, Микаса оглядела свою левую руку и тяжело вздохнула, затем взяла со столика текстильную салфетку и обмотала ею безымянный палец. Но, ощутив чужое присутствие, она обернулась и посмотрела на Эрена несколько растерянно и с нарочитой надменностью ― надела привычную маску. Размотала салфетку и положила обратно. Он разозлился на неё.

«Не жалей меня. Я хочу ещё!» ― возродила память её ночные мольбы, окрасила смугловатые щёки румянцем.

– Ты уже встал? ― В её голосе дрогнуло что-то неестественное, стыдливое. ― Наверное, хочешь поговорить о вчерашнем?..

«Не стоит напрягаться, родная! ― с насмешкой подумал он. ― Я не в настроении выслушивать неуклюжий фарс».

Эрен приблизился к Микасе, затем отодвинул стоящий рядом стул на противоположную сторону столика ― обезопасил её от неудобной близости ― и опустился на него, придерживая полотенце.

– Позволь, я сам всё объясню, ― мягко ответил он, щурясь от ослепительного солнца. ― Эрен, ― пародируя её тон, начал он и театрально сложил перед собой руки в замочек, ― ты же понимаешь, что я замужем. Не придавай тому, что случилось вчера, огромного смысла. Это был просто секс двух старых друзей…

– Ещё одно слово, и я отрежу тебе голову, ― монотонно произнесла Микаса с воинственным блеском внутри зрачков.

Эрен на мгновение задумался, удивлённо приоткрыв рот.

– Вижу, у меня нет причин тебе не верить. – На его губах проступила измученная улыбка, больше напоминавшая кривую царапину. – Зато я избавил это прекрасное утро от ненужных расшаркиваний. Извини, но меня бы стошнило от них. Я не идиот и без унылых прологов могу догадаться, что ты переспала со мной не из-за вселенской любви, а потому что у тебя с мужем разлад. Мне Армин вчера рассказал.

Микаса сложила руки на груди и облегчённо выдохнула, закусив внутреннюю сторону щеки. Она разглядывала поверхность стола, обдумывая ответ, и нервно качала ногой.

– Ты понятия не имеешь, почему я с тобой переспала, ― бросила она отрывисто и печально.

«Лучше бы я этого действительно не знал», – подумалось ему. Эрен всё сильнее чувствовал ответственность за происходящее, отдавая себе отчёт в том, что решение Микасы жить дальше вопреки невыносимым переживаниям – чудо, случай, грёбаное везение! Не выйди он вчера на прогулку до встречи с друзьями, она точно уже испустила бы дух в ванне, полной крови.

– Что ж, ты всё равно не расскажешь, верно? Но хочу, чтобы ты вспомнила: я готов выслушать всё что угодно. Между нами… хах, между нами вечно всё непросто и через задницу, но я никогда не переставал быть твоим другом. Твоим самым хорошим и самым лучшим другом, ― вкрадчиво добавил Эрен, после чего смущённо прикрыл кулаком рот, не веря, что позволил себе вытащить наружу её страстные юные причитания из далёких дней.

Микаса округлила глаза и стала похожа на ту пылкую девчонку. Эрен с удовольствием рассматривал в её зрачках озорные искорки непосредственности.

– Дурень, ― с нежностью произнесла она.

Но как ни старалась, Микаса больше не могла разглядеть в нём того самого «своего дурня»: «Нет, ну до чего красив! Оскорбительно, нечестно красив. Такой чужой теперь кажется… Даже когда говорит, что он всё ещё мой друг. Рядом с красивыми людьми всегда испытываешь жалкий прилипчивый дискомфорт. Никогда бы не подумала, что буду однажды так думать о нём – об Эрене! Ведь он же… он ― это нелепые рожи и стрёмные шутки, он ― неказистый флирт и бурная реакция на всё вокруг. Мой Эрен носил футболки с дебильными принтами и мешковатые толстовки, горланил, как ужаленный, постоянно забывал завязать шнурки на потасканных кедах, невинно кривил лохматые брови и нёс сентиментальный бред… А этот «не мой» чрезмерно красивый Эрен ― унизительная насмешка. Аж глаза себе хочется выколоть!»

Микаса скомкала на груди ткань футболки ― так, словно пыталась прикрыть обнажённое сердце, спрятаться от незнакомого драгоценного друга.

– Ты голоден? Может, кофе? ― отстранённо спросила она, не поднимая глаз.

Эрену сделалось не по себе от того, как старательно Микаса избегала зрительного контакта.

– Не знаю, наверное. Хотя я не ел со вчерашнего вечера, но такое ощущение, что вообще ничего не хочу. Разве что… Чёрт, прости, не буду так говорить.

– Как не будешь говорить? ― Она наконец-то взглянула на него.

– Не хочу тебя смущать: ты и без того вся иголками покрылась.

– Говори, раз начал, ― надавила Микаса, желая уколоть своими иголками этого чужого красивого Эрена, на которого она была зла за то, что он не может снова быть ей родным.

– Я ничего не хочу. А вот любовью с тобой занимался бы хоть целый день, ― ласково и открыто ответил он.

– Какая восхитительно пошлая банальность, ― насмешливо отчеканила она и поднялась со стула.

Превозмогая дрожь в коленях и ненавидя себя за слабость, она беззвучно выругалась и споткнулась о порог. «Неуклюжая дура!» ― кричал её растравленный рассудок. Эрен подорвался с места и тут же подхватил Микасу, забыв о сползшем с него полотенце.

– Ты в порядке?

Она обернулась и моментально покраснела, чертыхнулась в сторону, будто обожглась.

– Да я не… Блядь, ― разочарованно пробормотал он, подняв полотенце, и старательно обернул его вокруг себя. ― Я вовсе не собирался…

«Да за что я его наказываю?» ― подумала Микаса, наблюдая за неловкими мельтешениями Эрена.

– Я пока кофе поставлю. – Она сдержанно улыбнулась уголком рта, показав пальцем через плечо.

Эрен сел за кухонный стол, любуясь флегматичными движениями Микасы, наполненными печальной поэзией и приземлённым изяществом. Ему хотелось дотронуться до неё, сломать внезапно выросшую преграду, но отчего-то было совестно это сделать.

– Моё влечение оскорбительно для тебя? – Он виновато сдвинул брови.

– Не оскорбительно. Да и с чего бы? Я же вчера переспала с тобой.

– Но кажется, что так и есть… Знаю, ты хочешь отстраниться: всегда так делаешь, если между нами всё заходит слишком далеко, а ты теряешь контроль над ситуацией.

– Я теряю контроль? Не льсти себе.

– И не думал. – Эрен размашисто вцепился в волосы на макушке. – Я вообще-то соскучился. По тебе и по нашей пустой болтовне.

– Ты не разговаривал со мной весь выпускной класс после тусовки у Хоука. – В её голосе прозвучал упрёк. – А тут внезапно тоска прорезалась? Очень мило с твоей стороны, конечно…

– Погоди, ты думаешь, я был на тебя обижен?

– А разве нет? – неуверенно подчеркнула Микаса.

– И на что я, по-твоему, должен был обидеться? На то, что любимая девочка не дала мне на вечеринке? Это слишком уж жалко. Даже для дурня вроде меня. – Эрен добродушно рассмеялся. – Я тогда решил, что ставлю тебя в неловкое положение. Что попросту пугаю своими глупыми подкатами и убогими мачо-зажиманиями у стены. Проще было отгородиться: не искушать себя и тебя не тревожить ― отпустить и двигаться дальше.

– В начале учебного года у тебя были явные проблемы, о которых я до сих пор мало что знаю. Мы с Армином вдвоём ломали головы над причинами твоей хандры. Мне следовало быть рядом. Сейчас я понимаю это куда яснее, чем прежде…

– Мне не хватало нашего общения. Но я не слезал с антидепрессантов по своим причинам и не хотел взваливать это на тебя. Я уверен, ты была бы рядом, не усложни мы всё тем летом. Верю, что помогла бы мне справляться наравне с Армином и Райнером. Но мы больше не были теми же друзьями, что и в детстве. Мне не в чем тебя упрекнуть.

– И почему ты вечно выгораживаешь меня?

– И почему ты вечно берёшь на себя столько дерьма? Уму непостижимо. – Эрен устало выдохнул и прикрыл веки. – Ладно, что ты там спрашивала насчёт завтрака? – Он приободрился.

– Эм… А что ты хочешь? Я даже не знаю, что предложить на своё усмотрение: в последний год вся еда кажется безвкусной. Вся, кроме вина.

– Тебе не помешало бы обсудить это с психотерапевтом, – с явным беспокойством подметил Эрен. – Поверь, я знаю, о чём говорю.

– Да что там обсуждать? Может, проще уж сразу в окно выйти?

Микаса надломленно засмеялась, и у Эрена похолодело внутри, а в горле разлился болезненный жар подступивших слёз. Он не смеялся.

– Ладно, извини, я ерунду несу, – оправдалась она для галочки и принялась старательно складывать сэндвич с овощами, салатным листом и беконом.

– Зато это хотя бы честно.

– По-твоему, я склонна притворяться?

– Нет. Ты склонна умалчивать и считать, что твои чувства не важны. С самого детства такая.

– Зато ты вечно лепишь без разбора всё, что в голову взбредёт! Даже когда стоит быть чуточку сдержаннее.

– У меня с годами выработалась почти маниакальная потребность говорить с тобой открыто. Наверное, стоило быть смелее в выражении собственных чувств. Хотя для заносчивого пацана в пубертате это не так-то просто… ― Он рассмеялся над собой.

Микаса выбрала для Эрена красивую тарелку и большую удобную кружку, аккуратно всё разложила, затем с подчёркнутой заботливостью поставила перед ним на стол. Себе небрежно плеснула остатки кофе, облив пальцы, и села напротив. Придвинув к стулу табурет, Микаса закинула на него ноги.

– Было несколько унизительно потом долгое время пытаться заглушить свои чувства через одноразовый секс и бухло. ― Не притронувшись к еде, продолжил он. ― Я-то мечтал, как наивная девчонка, что у меня будет одна единственная до гроба! В общем-то и сейчас думаю, что мне одной тебя за глаза и за уши ― я уверен в своём выборе. Хотя в шестнадцать поверить не мог, что ты мне досталась вся целиком… ― Эрен с блаженством опустил веки и улыбнулся. ― Да… Не мог поверить и был прав. Хотя чего я ожидал? Знал же тебя. И семейку твою чокнутую знал. Ты не могла выбрать меня: с таким-то грузом травм.

– Я не выбрала тебя, потому что «рай в шалаше» ― это для сентиментальных дамочек, начитавшихся романов в мягкой обложке. И хотя те несколько дней за городом были самым счастливым временем в моей жизни, я не была уверена ни в том, что ты дашь мне желаемое, ни в своих неопределённых чувствах. Я тогда считала, что люблю Вадима, видела в нём оплот стабильности и возможность свалить подальше от отчима с бестолковой мамой.

– Так, погоди-ка… Позволь я перефразирую: ты только что сказала, что «рай в шалаше» не для тебя, но самое счастливое время в твоей жизни ― это время, когда ты дни и ночи напролёт кувыркалась со мной в старом загородном доме под потасканным одеялком бабули Кирштайна… Хах, у меня такое ощущение, что где-то здесь есть «незначительная» логическая ошибка.

– Не манипулируй моими словами.

– Я лишь хочу разобраться. ― Эрен сделал глоток кофе и инстинктивно пошарил по призраку карманов брюк в поисках сигарет, затем разочарованно прицокнул. ― Что-то не видно, чтобы ты была счастлива, имея и своего мужа, и кучу денег.

– Возможно, счастье я испытаю лишь в какой-нибудь другой жизни. ― Микаса скептично пожала плечами. ― Знаешь, в детстве мне казалось, будто я переродилась, и на самом деле у меня уже за плечами есть целый путь. Ещё и сны такие красочные снились об этом, но я уже почти ни одного не помню… У меня было хорошее воображение. Хотя вот один старый фанатик из древнего элдийского храма был убеждён, что я действительно помню прошлую жизнь.

– Какой ещё фанатик из элдийского храма? ― удивлённо спросил Эрен, вперив в неё любопытные глазища.

Микаса закусила губу и многозначительно улыбнулась.

– Ты в школе не отличался прилежанием, поэтому освежу тебе память: в учебниках истории относительно старых элдийских верований есть всего парочка предложений, что-то там о поклонении божественным гигантам. Как оказалось, это небольшое открытие принадлежит культу… как же он там назвал? Культ параллельных миров или типа того. На днях мы с Вадимом вернулись из одного курортного поселения, где я забрела в древний храм во время ночной прогулки. Я была в подавленном настроении и открыта для любых бредовых бесед. У меня состоялся откровенный и необычный разговор со служителем этой церкви. Чего я только не услышала! О столетних типа исследованиях прихожан, у которых внезапно проснулась память о прошлой жизни и даже о людях, которые могли превращаться в гигантов. Абсурд в высшей степени. Но я впервые за много лет рассказала ему о своих кошмарах и об одном единственном счастливом сне.

Эрен ощущал крайнюю степень взволнованности, аж до покалывания в кончиках пальцев. Микаса никогда не была с ним так откровенна насчёт воспоминаний о прошлой жизни, а единственный момент, когда она была готова поделиться с ним, был упущен из-за досадного падения с яблони.

– Ты не рассказывала мне о тех кошмарах, сколько я ни умолял, и был вынужден просто смотреть, как ты ревёшь, отмывая руки от приснившейся тебе крови, не имея возможности хоть чем-то помочь.

– Мне и сейчас не хочется говорить о кошмарах. Ты действительно ничем не мог помочь. Но, как я и сказала, есть один счастливый сон. Хотя «счастливый», конечно, не до конца подходит к нему, но я редко вижу хорошие сны, а этот самый лучший из всех.

– И что же в нём такого особенного?

– Там есть… мальчик… ― Микаса набрала в лёгкие побольше воздуха и сжала руку в кулак.

– Мальчик? ― удивился Эрен. ― И кто же он?

– Я не знаю. Странный сон… Мне в нём лет десять, не больше. Я дремлю у высокого стога сена, и ко мне подбегает мальчик: его фигуру обрамляет солнце, но такое, знаешь, как будто конфетное, с рисунка в детской книжке. Он протягивает руку, и я без раздумий хватаюсь за неё ― тёплую и родную. Я люблю эту руку, ― чуть слышно, смущённо добавила она и опустила ресницы, словно погружалась в собственные грёзы. ― Мы бежим через бескрайнее поле, а позади виднеется огромная каменная стена. Я всё не свожу глаз с его спины на фоне голубого витражного неба, спотыкаюсь, дыхание у меня сбивается. ― Микаса приложила кулачок к груди, словно пыталась наяву унять сбившееся дыхание. ― Насекомые вокруг так и шныряют, птицы поют. И вдруг небо становится тёмным, тяжёлым, и звёзды по нему разлиты, как молоко. А мальчик поворачивается ко мне и всё кричит: «Микаса! Пойдём, покажу, где я буду спать!» ― и крепче сжимает мои пальцы. Раньше в этих снах я видела его лицо, видела глаза и точно знала, как люблю эти глаза. И его я люблю. А теперь, как ни стараюсь, ни черта не могу вспомнить… И вот мы бежим, а мне мерещится, что небо вот-вот рухнет нам на головы! Представляешь, какая глупость? Но как же я счастлива. Так и бежала бы до смерти с ним на край света!.. Но тут я понимаю, что больше не держу его руку, и спины перед глазами нет, а впереди лишь эти разлитые мерцающие звёзды, и в них упирается верхушка гигантского одинокого дерева на холме с могилой у разросшихся корней. Мне становится так пусто, что жить больше не хочется… Такой вот сон.

– По-твоему… это счастливый сон? ― не моргая, прошептал Эрен дрогнувшим голосом.

Микаса подтянула к груди колени, обхватила обеими руками и опустила на них голову.

– Мне трудно выразить словами… Понимаешь, я ни про кого со всей уверенностью не думала так – что люблю. Даже когда в сердцах лепетала об этом мужу. Но во сне я люблю того мальчика, и всё тут. С самого детства со мной чувство необъятной, ничем невосполнимой утраты ― чувство любви к человеку, которого я никогда не знала. Это больно и странно. Но мне хочется возвращаться в этот сон снова и снова, чтобы опять любить его. В каком-то смысле это моё счастье.

Микаса сомкнула веки, и под её ресницами заблестели слёзы. Эрену хотелось рыдать вместе с ней. Хотелось сжимать её в объятиях и кричать, что он здесь, что она никогда не теряла своего мальчика из чудно́го сна. Он подался вперёд, протянул руку и стал с нежностью вытирать её слёзы. Микаса тихонько засмеялась от неловкости.

– Извини, пожалуйста, за эту дурацкую сцену…

– Не извиню. И скажу то, что чаще всего слышу от своего мозгоправа: хватит уже обесценивать собственные чувства.

– Да как-то глупо плакать из-за вымышленной в детстве ерунды. Которую я ещё и скверно помню.

– Будет забавно, наверное… если вдруг вспомнишь его. Ну, мальчика того.

– Почему забавно?

– Не знаю, просто подумал.

Микаса перехватила руку Эрена, поцеловала в ладонь и прижала к щеке.

– Но знаешь, иногда я воображала, что это мог быть ты: ты мой самый близкий друг, а мне хотелось придать этому сну хоть какую-то ясность.

– Приятно думать, что ты считала меня тем, кого могла безоговорочно любить.