Текст книги "Когда я вгляделся в твои черты (СИ)"

Автор книги: Victoria M Vinya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

К ночи Райнер проснулся с жуткой головной болью и обнаружил подле кровати табурет с едой и таблетками. Эрен лежал на диване, закинув ноги на стену, и клацал в телефоне, поглаживая лысую шею громко мурчащего Люцифера.

– Здоро́во, ― почти виновато произнёс Райнер, обескураженный заботой и чистотой.

– Живой? Там остыло уже всё давно, погреть?

– Да не парься. ― Он махнул рукой и флегматично поставил себе на колени тарелку. ― Извини за эту сцену… Я что-то вчера увлёкся поминками…

– Всё в порядке. Раз начал хавать, значит, уже приходишь в чувства. ― Эрен улыбнулся и убрал ноги со стены. Поднялся и прижался к спинке дивана. ― То, что ты чувствуешь, нормально. Я знаю, как ты любил его музыку: она ж для тебя вроде символа новой мирной жизни. Уверен, ты сейчас во всём мире не один такой разбитый!

– Ну, да. Я тот придурок, который в «Трансформерах» больше всего любит титры «Трансформеров»¹{?}[В первых трёх частях серии фильмов «Трансформеры» 2007-2017-х гг. выпуска режиссёра Майкла Бэя главный саундтрек в титрах исполнила группа Linkin Park.]! ― Райнер наконец-то позволил себе рассмеяться. ― Ты прав. Понимаешь, когда я в пятнадцать сходил с ума из-за своих воспоминаний о прошлой жизни, то в числе немногих вещей, удерживающих меня от самовыпила, была мысль, что я тогда и альбомов новых не послушаю. Всё. Точка. Обратной дороги нет… ― В его глазах заблестели вновь подступившие слёзы. ― Но ведь получается, что можно было спокойно подохнуть и тогда, потому что Честер, один хер, ничего больше не споёт: он же, блядь, мёртвый!

– Логично…

– Хотя бы на одном концерте успел побывать. А то б вообще стрёмно вышло.

– А, так вот этот плакат с автографом оттуда?

– Ага, классный был денёк… ― Райнер ностальгически вздохнул. ― Хорошо, что мама с папой уехали и не видели, как я вчера тут буянил.

– Твоя мама была бы в ужасе. У меня предки, кстати, сегодня тоже уехали: сняли себе домик у лесного озера на выходные.

– М, круто. Как сам-то? Пацаны не сильно переживали из-за того, что я прошляпил собственный выпуск?

– Да пацаны вряд ли успели что-нибудь понять. И я написал, что с тобой всё в порядке. Завтра, небось, опомнятся. Но сегодня им здесь нечего делать толпой. А что до меня, то ничего нового… Подцепил вчера девчонку в баре, переспал с ней… Даже не сказал бы, что секс был такой уж хороший. Потом я немного загнался из-за всякого там, но меня быстро отпустило.

– Хм, и впрямь ничего нового.

Они проговорили полночи. Браун заметно ободрился и начал с теплом отдаваться воспоминаниям. К рассвету оба уморились и легли. Дом накрыла умиротворяющая тишина.

– Хах, я всё-таки был прав, ― с сонной улыбкой произнёс вдруг Райнер.

– Ты о чём?

– Что на моём месте ты поступил бы так же. Спасибо.

Эрен покинул дом Брауна лишь в середине следующего дня, удостоверившись, что друг в относительно хорошем настроении и не потянется вновь глушить переживания алкоголем. Идти домой не хотелось, а заняться было нечем, и он решил заскочить на полчасика в ресторан Рафаэля, чтобы проведать Зика: брат остался работать в аспирантуре своего факультета, но иногда помогал отчиму в ресторане, чтобы подзаработать больше денег.

– Сегодня вроде тихо у вас, – заметил Эрен, когда вышел вместе с братом покурить на террасе.

– Так жара ведь. Все мотаются за город или сидят по тенькам в парках. – Зик задумчиво почесал бороду. – Слышал, ты хорошо окончил год, поздравляю: в школе раздолбай такой был, а тут на тебе! Ещё и на какие-то лекции по мировой художественной культуре вписался… Чего это на тебя нашло?

– Наверное, я просто… понял, что хочу говорить с некоторыми людьми на одном языке.

– Ты про ту бабульку, у которой волонтёрствовал? Ей вроде отсутствие у тебя тонкого вкуса никогда не мешало питать родительские чувства.

– Не знаю, зачем мне это понадобилось именно сейчас. Уже и того человека-то рядом нет.

– А-а, я понял, – протянул Зик с ехидной ухмылкой, – дело в бабе. Лучше не трать время на подобные пустяки! Если она тебя не ценила тупым, то умным тем более не заслуживает.

– Так дело в том, что и тупым ценила. Я просто идиот. Торгуюсь с судьбой, подсознательно питая надежду, что если буду стараться в пустоту, это что-то изменит.

– Однако рядом её всё же больше нет… Ладно, хорошо, что хотя бы всё понимаешь. В противном случае, это означало бы, что ты так и остался тупым! – Он гулко захохотал.

– Уж что может быть тупее ебучей жидкой бородёнки, которую ты отпустил? – Эрен насмешливо скривил брови и выпустил густую струйку дыма. – Она такая омерзительно белая: ты с ней похож на обезьяну-извращенца.

– Что за детский лепет обиженной мелюзги? Я так выгляжу старше и солиднее. Девушкам вообще-то нравится.

– Да ничего им не нравится. Только во время орального секса колется.

– Тоже мне, экспертное мнение подъехало! – Зик со всей силы вдавил окурок в балюстраду и бросил в урну. – Какая же ты всё-таки уже взрослая дылда, мелкий. Я порой забываю…

– Мне и самому слабо верится, что аж до двадцати дожил.

– Спасибо, что зашёл. Рад был повидать твою настырную харю!

– Взаимно, борода.

Обнявшись, братья разошлись. Разморённый жарой город медленно прятал за домами закатные лучи, шум пыльной листвы слышался всё отчётливее рёва автомобилей. Эрен гладил взглядом каждый домишко, каждую ограду и цветущий кустарник, надеясь, что новостройки не сумеют убить подлинное очарование родного края: «Наверное, это очарование умрёт с последним дирижаблем. Хорошо, что все они до сих пор на ходу».

В палисаднике у дома вовсю цвели фрезии, розовые кусты, нарциссы и гиацинты с разноцветными шапочками. Эрен вспомнил, как малышом носился вдоль грядок и клумб с крохотной жёлтой лейкой, чувствуя себя невероятно важным, что помогает маме сажать цветы. Улыбнувшись, он переступил порог и устало сбросил кеды в прихожей. Прошёл в гостиную – отцовское святилище, где старший Йегер поклонялся вечернему просмотру телевизора и болтовне с родственниками по домашнему телефону: он обожал это старьё всей душой, ведь оно было «как в американских сериалах» – с автоответчиком и определителем номера; даже мобильные телефоны были не в силах заставить его предать любимый древний аппарат. На узком бирюзовом дисплее светилось напоминание об одном не прослушанном сообщении. Эрен без интереса включил его, и бабуля Йегер радостно оповестила, что купила на распродаже потрясающий электрический чайник.

Плюхнувшись на диван, Эрен стал от скуки щёлкать старые сообщения, и в его уши вливались захватывающие истории о новых рецептах, походах в лес, последних деревенских сплетнях и жалобы на старческие болячки. Они почти убаюкали его, пока из недр проводов не донёсся сладкий голос полузабытого призрака:

«Привет, Эрен».

Словно маленький кулачок внезапно постучал к нему в дверь. В грудь вонзился острый нож упоительного страха. Эрен в растерянности поглядел на телефон и не мог пошевелиться.

«Я потеряла зарядку от телефона и пишу тебе сообщение сюда… Господин Йегер, я знаю, что вы первым его заметите. Не слушайте, пожалуйста, это для Эрена… – Её ласковый застенчивый смех. – Так вот, твоя мама сказала, что ты спишь, а я ужасно соскучилась! Сейчас уже почти ночь, но я всё равно приду, я ведь обещала! Просто не хотела будить. Не выношу тревожить твой сон: ты и без того вечно беспокойный и шебутной. Я, кстати, люблю это в тебе. Вот… Глупо так… Я вырядилась как кукла в платье, которое мне купили мама с дядей Мишелем. Тебе оно точно понравится, ты ведь обожаешь, когда на моей одежде цветы. Я знаю. В общем, жди. Через полчасика буду у тебя! Завари много чая. Я уже лечу! Лечу!..»

«Всего полчаса? И ты будешь здесь?» – только и спросил себя Эрен.

Он помнил ту ночь. Помнил, как до утра слонялся с Микасой по омытым тёплым дождём улицам. Тем самым летом. Летом, в которое он был счастлив. Эрен помнил белое платье с красными цветами и туфельки с ремешком вокруг щиколоток: Микаса с непривычки устала от каблуков и таскала обувь в руках до рассвета, причитая, что надо было надеть балетки. Полумесяц солнечного луча касался её щеки, а вокруг щебетали едва проснувшиеся птицы.

Но этого сообщения он не помнил. Оно не успело до него дойти: Микаса «прилетела» раньше.

Эрен отмотал запись. «Я, кстати, люблю это в тебе…»

Вновь надавил на кнопку повтора.

«…люблю…»

«…люблю…»

Открыл окно, впустив внутрь дыхание засыпающих цветов. Улицы были темны и непроглядны. Эрен сел на подоконник, поставив рядом телефон, и погрузился в обволакивающие грёзы.

«Сейчас уже почти ночь, но я всё равно приду, я ведь обещала!»

Вдалеке прокричал соловей. «Тоже, видать, кого-то ждёт», – по-детски решил Эрен, смыкая веки.

И он ждал её. Микаса непременно придёт. Она ведь обещала ему.

***

Армин предвкушал празднование Рождества в приятной компании лучшего друга: выходные в его загородном домике, где днём будут прогулки по любимым заснеженным местам, а по вечерам кино и приставка. Но когда Эрен сообщил, что хочет взять с собой Энни, радость Арлерта мгновенно испарилась. Он практически не общался с этой угрюмой богатенькой девицей, острой на язык и способной навалять даже разъярённым здоровякам, и искренне не понимал, как Эрен вообще нашёл с ней общий язык.

«К тому же она совсем не Микаса!» ― сокрушался про себя Арлерт, тоскуя по минувшим денькам, когда поездки в его загородный дом с лучшими друзьями были чем-то привычным. Насколько мог он старался не говорить о них по телефону с Микасой и не упоминал в беседах с Эреном. Но боль от расставания близких людей не раз выбивала у него почву из-под ног и становилась причиной спонтанной хандры.

Армин молча ел имбирное печенье, пока Эрен и Энни заливались смехом, обсуждая общих знакомых из качалки. Он всё глядел в окно, на пробирающую до мурашек черноту небес и неуклюже повесившуюся на электрическом столбе луну: «Как я тебя понимаю, подруга!» ― подумалось ему. В конце своих редких жестикуляций Энни клала руку на одеяло так, что касалась ею бедра Армина. Он вздрагивал от неловкости и слегка пятился в сторону. Его раздражала её милая улыбка: «Она такая покладистая только с Райнером и Эреном, а на деле сущая дьяволица! Ловко же ты прикидываешься хорошей, Энни, когда в других видишь стрёмных недоумков».

– Ты очень непривычный со стрижкой, ― задумчиво произнесла Леонхарт, потрепав Эрена по макушке. ― Какой-то, не знаю… невинный, что ли.

– Чего? ― Эрен скривил лицо, тряхнув головой.

– С патлами самый что ни на есть чёрт! А со стрижкой вызываешь очень тёплые чувства.

– Хах, ну спасибо… Хотя, уверен, что к лету опять себя запущу и снова превращусь в чёрта.

Эрен рассмеялся ей в ответ, вскрыл пачку чипсов и заботливо протянул Армину, но тот не отреагировал: слез с кровати и утопал в прихожую.

– Эй, ты куда? ― позвал его Эрен.

– Вам, вижу, и вдвоём неплохо. Такое ощущение, что если отвернусь, ещё и трахаться начнёте.

Спешно одевшись, Армин не услышал, что ему бросили вдогонку, и вышел на улицу. Сделал несколько шагов по скрипучему искрящемуся снегу и уставился в непостижимую высь. Чернота ― и звёзд не видать, лишь вдалеке, ближе к лесу, едва брезжила пурпурно-золотистая полоска. Чувство покинутости и ненужности овладело им до краёв, было готово пролиться скупыми слезами. Но на морозе не очень-то хотелось плакать, и Армин вдохнул поглубже ледяной воздух, чтобы успокоить нервы. Сзади раздались шаги. «Сейчас начнут обвинять меня в обидчивости», ― с досадой решил Армин, пряча руки в карманах пуховика.

Друзья остановились рядом с Арлертом и ничего не сказали ему: просто вместе с ним глядели на небо. Поначалу от их молчания Армину было не по себе, но шли минуты, и его тревоги таяли в воздухе вместе с паром горячего дыхания. Эрен положил ему на плечо руку и ободряюще потрепал.

– Прости, что совсем о тебе забыли. Мы уроды, можешь нас четвертовать и закопать останки вон под тем вонючим сараем. ― Эрен кивнул в сторону соседского хилого сарайчика.

– О, нет-нет, я, если что, в эротических фантазиях Йегера не участвую! Никаких вонючих сараев, ― запротестовала Энни.

«Мажорка без чувства юмора», ― с осуждением подумал Армин.

– Но я согласна на то, чтобы ты как пострадавшая сторона выбрал фильм к ночному просмотру.

– Боже, Энни, зачем?.. ― Эрен страдальчески стукнул себя ладонью по лбу.

– Я рад, что ты предложила! ― Армин вмиг оживился. ― Три вечера подряд будем смотреть «Властелина колец»²{?}[Кинотрилогия 2001-2003-х гг. выпуска от режиссёра Питера Джексона по одноимённому роману Дж. Р. Р. Толкина.] в режиссёрской версии.

Энни состроила неопределённую мину и одобрительно пожала плечами. Затем вновь поглядела в сторону леса, будто пыталась угадать, что же так сильно пленило этого чудаковатого зубрилу, который едва находил с ней общий язык. То тут то там стали зажигаться осколки серебряных звёзд, и их свет отражался в счастливых глазах Армина, по-мальчишески открывшего рот от восхищения.

– Что ты там такое необычное увидел? ― сухо усмехнувшись, полюбопытствовала Энни.

– Не необычное. Необыкновенное, ― уточнил он. ― Я сейчас коряво скажу, но внутри теплится странное чувство, что вот небо высокое и тёмное, а лес и горы гигантские, но из-за белизны снега кажется, будто мы стоим внутри игрушечной коробочки, где никакие ужасы нас не достанут. От этой мысли так безопасно и уютно, что хочется свернуться клубком в сугробе под кустом, укрыться тяжёлым одеялом и заснуть…

– Ну да, странно, ― ответила Леонхарт и всё-таки снова взглянула в сторону неба над лесом.

Просмотр кино затянулся почти до утра. К четвёртому часу ночи Эрен вовсю сопел, запрокинув голову и забыв достать руку из пачки с печеньем.

– Ему удобно? ― с беспокойством спросила Энни, поморщившись.

– А, так это у него классика! ― Армин махнул рукой. ― Мы с Микасой в шутку его Имхотепом³{?}[Армин ссылается на героя американского приключенческого фильма «Мумия» 1999-го года от режиссёра Стивена Соммерса.] называли в такие моменты, потому что Эрен всегда искусно прикидывается мумией, если просмотр его утомляет.

– «Мумия»? Я знаю этот фильм! ― оживлённо воскликнула Энни шёпотом. ― Один из немногих, которые я смогла посмотреть тайком от отца.

– Тайком? В смысле?.. Подожди, ты и «Властелина колец» никогда не смотрела?

– Не-а. Папа он, как бы сказать… Помешан на всякой элитарщине и арт-хаусе. Всё, что, по его мнению, безвкусица и пошлость, в нашей семье смотреть запрещалось. Спасибо, что хотя бы мой музыкальный вкус не контролировал! «Запрещённое кино» я бегала смотреть в гостях у одноклассников, с которыми более-менее удавалось подружиться. У Джорди в основном. А ещё были походы на сраный балет каждые выходные. Я возненавидела балет!

– Ты это серьёзно? Дичь какая. Поп-культура ― это же язык юности, язык гиков… Да куча всего! Это то, что может соединить даже несовместимых на первый взгляд людей. Твой батя настоящий тиран!

– Он не тиранил меня, кстати. Его методы были гораздо деликатнее: в основном настойчивое фыркающее осуждение, обесценивание и снобистское восхваление всего, что он считал достойным явлением культуры. Но я обожала папу в раннем детстве, считала авторитетом и чувствовала себя виноватой, когда во мне просыпался интерес к поп-культуре, а к балету зрело отвращение. ― Энни вдруг повернулась и посмотрела Армину прямо в глаза. ― Знаешь, а вот тебя стрижка, в отличие от Эрена, наоборот делает горячее.

– Э-м, правда? Спасибо…

– Короче, самое отстойное во всём этом было то, что я порой искренне считала себя особенной среди сверстников ― важной курицей с тонким вкусом. Но вскоре поняла, что я узколобая и смешная. В пятнадцать я застукала отца за дрочкой на порнушку: в его антикварном кресле, за резным дубовым столом, в окружении картин и прочего изящного дерьма. Мне не было противно от мысли, что он дрочил, я всегда спокойно относилась к сексу и мастурбации. Но от осознания его ханжества меня перетряхнуло. В тот день мы серьёзно поссорились, но в конечном итоге папа начал учиться уважать мои личные границы и увлечения.

Охваченный сочувствием Армин безотчётно погладил Энни по плечу и увидел, как её зрачки вмиг расширились, но в глазах не было осуждения или неприязни ― только удивление.

– Наша мумия куда-то пропала, ― буркнула Энни, смущённо переведя взгляд туда, где сидел Эрен.

– Да курит, небось, на улице. Но свалил тихо, как настоящий шпион, ничего не скажешь!

Соскочив с постели, укрыли плечи одним на двоих одеялом и спустились вниз. Эрен действительно курил у крыльца, нащёлкивая кому-то сообщение. «Без шапки опять! Башку свою отморозит, дурень» ― мысленно отругал его Армин. Обернувшись и увидев своих друзей на пороге, мнущихся под одним одеялом, Эрен плутовато улыбнулся.

***

Март 2019-го года

Последний курс в университете порядком измотал Эрена. Учёба была не интересна ему, а нагрузка стала несоизмеримо высока. К счастью, весной занятия официально заканчивались, и выпускники должны были полностью посвящать себя подготовкам к итоговым экзаменам и завершению дипломной работы. А благодаря Энни у Эрена появилась хорошая подработка до лета: господин Леонхарт был владельцем элитного бара-ресторана, куда срочно потребовался официант на замену уволившемуся. Не должность мечты, но зарплата с учётом чаевых выходила даже больше отцовской, и Йегер не стал отказываться от столь щедрого предложения.

Сегодняшний вечер ничем не отличался от предыдущих: разноси стаканы да тарелки, улыбайся до боли в скулах, забивай на приступы важности пьяных посетителей, много записывай и запоминай, зови администратора по любой ерунде. Рутина. Временами она даже казалась Эрену забавной. В этом месте ему всё казалось ненастоящим и особенно ― люди. Они приходили сюда с любовниками и любовницами, отвечая на телефонные звонки супругов, заводили друзей на один вечер, подписывали контракты и общались выхолощенными фразами. Смешные и богатые. Падкие на те же страсти, что и все. Иногда женщины застенчиво писали ему на салфетке номера телефонов, некоторые же не стеснялись прямо предложить поехать к ним домой. Эрен в ответ тактично улыбался, подавляя приступы тошноты от мысли, что кто-то пытается купить его как красивую игрушку.

Убирая грязную посуду с опустевшего столика, он услышал бурное оживление у входа. Через плотную завесу весёлых мужских голосов пробивался женский смех. Особенный. Невозможный. Родной до боли в груди. Эрен обернулся и увидел, как сквозь горстку мужчин в сторону бара двинулась его Микаса: она размашисто кинула одному из спонтанных кавалеров свой плащ, попросив наигранно капризным голосом отдать его обслуживающему персоналу. Стильная стрижка, алая помада, какой она никогда не красилась, короткое облегающее платье с глубоким декольте и открытой спиной ― тело напоказ: настолько, что это ничего не значило. Просто теперь она могла себе это позволить. Микаса была уже изрядно пьяна, и в её движениях скользили раскованность и небрежность. Эрен инстинктивно прикрыл лицо металлическим подносом, но вскоре понял, что это было ни к чему, потому как Микаса не обращала внимания ни на что вокруг. Усевшись за стойку, она без промедлений заказала себе ещё выпивки. С обеих сторон её облепила парочка мужчин ― очевидно, её знакомых ― и принялась соревноваться друг с другом в остроумии.

Отняв от лица поднос, Эрен увидел в нём собственное смазанное отражение: горящие щёки, по-детски округлившиеся глаза, подрагивающая нижняя губа. Настоящее позорище! Она там ― своя среди богатых и успешных, и он ― ничего из себя не представляющий студентик, разрывающийся между подработками и учёбой.

«Её сраный муженёк сполна оценил бы всю иронию своей проницательности… Ты знал, что так и будет. Успокойся и посмотри в глаза реальности. Она всего лишь посетительница, каких здесь были сотни. Просто делай свою работу».

Эрен опустил веки и сделал длинный выдох.

– Юноша, будьте любезны! ― послышался за спиной голос пожилой дамы в блестящем вечернем платье. На пару с супругом она была сегодня самой милой и щедрой на чаевые гостьей.

Эрен натянул фирменную обезоруживающую полуулыбку и отправился к столику в дальнем углу. Но, даже принимая заказы один за другим, он краем глаза поглядывал в сторону бара, не желая упустить ни мгновения. Вместе с тем страх разоблачения заставлял его держаться подальше от стойки. Он без устали бегал по залу, а за ним по пятам плёлся голод. Неутолимый и всеобъемлющий. Поглотивший все помыслы без остатка. Остановившись за большим цветочным горшком у входа в помещение для персонала, Эрен завязал потуже на затылке вновь отросшие волосы и наконец-то позволил себе жадно ловить обрывки фраз пустого разговора:

– Муж-то? А что муж? То здесь, то там! Я и в дела его перестала лезть, а то вечно ворчит, что они меня не касаются.

– Он с тобой чересчур строг, Мика.

– Да ты бы был точно таким же, Валтер!

– Правильно, у меня поэтому и жены нет! ― Валтер гортанно рассмеялся, чуть не припав ртом к её уху, и стал поглаживать обнажённую спину Микасы.

«Омерзительная скотина!» ― Эрен яростно оскалился, скрежетнув ногтями по подносу.

Микаса не смотрела на своего собеседника. Осушив стакан, отодвинула его в сторону и перебрала вялыми пальцами браслеты-кольца, заставив их исполнить тихую печальную песнь. Впервые за вечер подняв голову, она вдруг увидела на другом конце стойки букет магнолий в пузатой дизайнерской вазе.

– Ты только погляди! ― радостно воскликнула она. ― Это же магнолии!

– А, цветочки-то? У нас они только в конце весны вроде цветут.

Пошатнувшись, Микаса слезла с барного стула и прошлась к противоположному краю, притронулась к бледно-розовым лепесткам, словно к святыне.

– Они похожи на первую любовь, ― сдавленно произнесла она.

Эрену показалось, что ещё чуть-чуть и сердце раскурочит ему грудную клетку своим неистовым биением.

– По мне, так все цветы похожи на женскую промежность, ― насмешливо фыркнув, ответил Валтер.

– Да любые цветы вообще пошлятина, вот что я вам скажу, господа! ― деловито подняв указательный палец, промямлил второй кавалер.

– Я почти забыла, как они выглядят, но ни на миг не преставала их любить… Хочу! ― зачарованно произнесла Микаса, с надеждой поглядев на бармена.

– Цветы ― часть интерьера, мадам, ― вежливо объяснил тот.

– Погодите секундочку…

Держась за край стойки вернулась к своему стулу, достала из сумочки пачку крупной наличности и не считая всучила её бармену. Затем сгребла в охапку букет и прижала к груди, уткнувшись носом в ароматные бутоны.

– О даёт! ― с восхищением булькнул Валтер.

– Причуды богатых… ― снисходительно смеясь, подытожил бармен.

«Не причуды ― ностальгия маленькой девочки», ― с тоской понял Эрен и взглянул на часы: уже почти одиннадцать вечера ― его смена окончена.

С облегчением снял треклятую неудобную форму и облачился в мягкий джемпер с джинсовой курткой. Закинул за спину рюкзак на одной лямке и незаметно пролетел через весь зал, но остановился как вкопанный на выходе, увидев снаружи Микасу. «Да твою ж!» ― шёпотом выругался Эрен и прислонился спиной к стене. В открытую дверь врывался студёный ночной воздух, щекотал разгорячённую кожу шеи и рук.

Прижимая к себе букет, Микаса зябла в миниатюрном платье и открытых летних туфлях на шпильке. Когда-то она не выносила каблуки, теперь же держалась на них столь уверенно, будто они были естественным продолжением её ног. Белый кристальный свет фонаря стекал по гибкой голой спине, путался в непривычно коротких волосах. Недосягаемая ― из потустороннего греховного мира. Она ледяной дождь, покрывающий рябью чёрные лужи. Стонущая под иглой джазовая пластинка. И весь-весь стихающий шум этого города. Он не имеет права дотронуться до неё. Даже заговорить с ней ― преступление. Да и о чём была бы эта беседа? Они, верно, теперь более, чем прежде, говорили бы на разных языках.

Эрен ненавидел себя за то, что не мог отвести глаз от этой чужой Микасы. Руки рвались стащить с себя куртку и укрыть её замёрзшие плечи. Хорошо бы чем-то их занять! Пошарил по карманам. Глубоко затянулся: «Самая что ни на есть сигарета после секса! ― усмехнулся он про себя. ― А я всего лишь зритель и ничего не значу».

– В сторонку, юноша! ― скомандовал протискивающийся в дверь Валтер.

Подлетел к Микасе и накинул на неё плащ.

– Ты забыла про него, пьянчужка, ― слащаво отшутился он.

Микаса оглядела себя так, словно едва осознала, что стояла совсем раздетая на промозглом ветру. Продолжая одной рукой прижимать к себе цветы, достала из глубокого кармана плаща красный шарф ― весь потрёпанный и перешитый из лоскутов ― и обмотала им шею.

– Холодно… ― процедила Микаса, поёжившись.

– Так чего мы продолжаем тогда церемониться? Поехали ко мне: тёплый душ, жаркая постель. Это тебя согреет.

«Похотливый ублюдок», ― с отвращением подумал Эрен.

Микаса вдруг развернулась, и он смог хорошенько разглядеть на её лице насмешливую жалость, с какой она посмотрела на Валтера. Покрутив пуговицу его пиджака, ребячливо шмыгнула носом и покачала головой.

– Прости. Но «это» не греет меня уже давно.

Комментарий к 15. Воспоминания о цветах

Допиливала главу в полукоматозном состоянии, но рада, что сумела-таки закончить её не в декабре. Спасибо большое всем, кто поддерживал мой запал в пабличке и здесь в отзывах: с вами куда веселее! 💜

Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_4150

Группа автора: https://vk.com/public24123540

========== 16. То, что невозможно украсть ==========

– Добрый день, Эрен. Как твоё самочувствие? Не забыл принять лекарства?

– Здравствуйте, док. Нет, я примерный мальчик, как и все шесть лет до этого.

– Славно. У нас сегодня необычный сеанс… Ты же не против диктофона?

– Вы и раньше иногда записывали. Есть какая-то принципиальная разница?

– Есть. Обычно я записываю, чтобы отследить прогресс лечения, и это беседы врача и пациента, но сегодня будет что-то вроде интервью. Для потомков. Если ты согласен, конечно.

– Вас культ попросил?

– Нет, это моя идея. Но ты прав, интервью для культа ― для истории. Условия остались прежними: все записи будут охраняться врачебной тайной и станут доступны только после твоей смерти… О, спасибо, что открыл окно, а то здесь душновато.

– Это для меня. Я покурю, ничего? Ну, раз у нас не терапия, а мой звёздный час.

– Хах, должен сказать, я рад тому, что ты сохраняешь чувство юмора, Эрен.

– Вы же знаете, что чаще всего это просто маска.

– Знаю. И тем не менее… Ну, что ж, начнём? Многие свидетели минувшего помнят твою значимую роль в противостоянии между Парадизом и Марли. Помнят уничтожение мира, о котором мы с тобой беседовали много часов. О причинах Дрожи земли ты говорил довольно общими словами и в основном проходил стадии раскаяния и принятия. Я заметил, что твои слова, пусть и искренние, зачастую подменяют истину, защищая психику. Возможно, ты делал это намеренно. Но для исследования культа очень важно понять твои истинные мотивы.

– «Исследования культа»… Хах, знаете, один мой друг – тоже ваш пациент – назвал их дерьмом собачьим. Я с ним согласен. Для всего мира мы просто кучка сумасшедших. К счастью, мир про нас почти ничего не знает.

– Количество тех, кто вспоминает прошлую жизнь, постепенно растёт. Возможно, в будущем эти исследования ещё заслужат должное внимание.

– Весьма оптимистично, док…

– Я оптимист.

– Мне нравится это в вас. Что до моих мотивов… Когда мне было шестнадцать, я болтал с лучшим другом накануне Рождества; мы тогда с вами вели плотную терапию, а рацион моих препаратов был побогаче пищевого, но мне хотелось хоть немного открыться кому-то очень близкому. И я сказал ему, что корни моей депрессии уходят в то, что я разочарован человечеством и всякое такое, о чём рассказывал и вам бессчётное множество раз.

– Ты говорил, что в прошлом мир оказался не таким, как в книгах Армина, и это сильно ударило по тебе.

– Да, точно… Я себе часто это говорил. Так же часто, как и то, что хотел свободы.

– А ты не хотел?

– Хотел.

– Значит, на самом деле ты не был разочарован в мире за стенами?

– Забавно копаете, док. Хотите понять, где я солгал? Нигде. Дело вообще не во лжи, а в том, что считать конкретными причинами моего поступка. Да. Наверное, так… И звучит поинтереснее. Вот представьте себе, что вы всю жизнь живёте в бетонной коробке, из которой страшно выбраться. А потом ещё оказывается, что нельзя ― потому что-то кто-то другой так решил. Клянусь, вы бы возненавидели целый свет! Я с детства чувствовал злобу, терзался от несправедливости, отчаяния, тщетности и своей бесполезности. Достаточно ли этого было для меня, чтобы истребить человечество? Нет. Потому что я сидел в этой коробке не один…

– Помню, ты говорил, что хотел, чтобы твои друзья прожили долгую и счастливую жизнь, поэтому решил всю грязь взять на себя одного.

– Но не говорил, что это самое главное. Вы ведь знаете про проблему вагонетки¹{?}[Мысленный эксперимент в этике, впервые сформулированный в 1967 году английским философом Филиппой Фут. В одной из классических схем человеку предстоит сделать выбор, подразумевающий переключение рельсов, где несущийся на огромной скорости поезд непременно убьёт одного или сразу пятерых человек, привязанных к рельсам. Концепция имеет множество ответвлений и вариаций.]? Интересный философский вопрос, кстати. Это мне Армин рассказал, ну, тот, который из нынешней жизни. Мне больше всего в этой концепции нравятся различные дополнения, особенно те, где решение проблемы меняется в зависимости от того, кто лежит на рельсах. Так вот, в моём случае на рельсах с одной стороны лежали близкие, с другой ― целый мир. Моё решение вам уже известно… Я возьму ещё сигаретку? Спасибо.

– Так это и есть главная причина? Счастье близких?

– Да. Довольно эгоистично, правда? Хотя со стороны может показаться, что этого тоже недостаточно. Возможно. Я и сам толком не понимал… Сейчас, с высоты нового жизненного опыта и незамутнённости сознания чужими воспоминаниями, я понимаю, что свобода ― это раздутое прикрытие для моих маленьких хотелок. Но сказать, что я её не желал, тоже будет бредом. Смешно как-то вышло: я бился за свободу, но посадил свой разум в клетку увиденного пророчества. Смешно же ведь, да? Только не спрашивайте, что чувствую я сам.

– Мне кажется, что это грустно.

– Значит, это смешно и грустно. Ещё круче. Представляете, какой я нелепый человек!

– Ты всего лишь человек. Как и все.

– Ну и, раз уж потомки слушают, им наверняка будет интересно, хотел ли я убить столько людей и наслаждался ли этим?

– Вероятно. Но отвечай, только если готов этим поделиться.

– На автомате хочется крикнуть что-то вроде «я же не психопат!», но это будет нелепо звучать из уст того, кто сровнял целые города с землёй. И всё же я не хотел убивать. Я ненавидел себя и не рассчитывал, что буду жить дальше. Да и не смог бы. А вся чудовищность моего поступка заключается в том, что не было никаких гарантий, что выживут и те, ради кого я затеял эту бойню. Я надеялся, что они прикончат меня… И в то же время грезил, что буду счастлив вместе с ними. Как раньше. Когда мы все ещё были чисты. Но это было невозможно. Понимаете, какая мешанина в голове творилась? Я подменил свою истинную простую мечту жить с дорогими людьми на стремление освободить весь мир от ненависти. Я даже уверился, что это была моя мечта. Вернее, она ею и была когда-то, но всё выглядело несколько иначе. Добавьте к этому бесконечное блуждание в воспоминаниях давно умерших людей ― и взрывная бомба готова… Я тут пару лет назад запил бутылку вина водкой и текилой: надо ли объяснять, как это было тупо и как херово мне стало? Не мог даже собственное имя вспомнить. У вас когда-нибудь бывало такое, док? Короче говоря, в прошлом я чувствовал примерно то же самое целых четыре года.