Текст книги "На чужой войне 2 (СИ)"

Автор книги: Ван Ваныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 17

Кроме всего прочего, Исаак привёз большие, нежели раньше, объемы ингредиентов для огненного зелья– на Турню должно хватить и даже остаться– и вот тут я задумался. Вспомнил наш Новый год, пьяные хороводы под ёлкой и…непременные фейерверки. Такое, если показать Марго, запомнится точно на всю оставшуюся жизнь. На всей планете сейчас подобное шоу можно увидеть только в Китае и, по не проверенным данным, в Италии. Но Италия нынче не единая страна, как в будущем, а полуостров, расколотый на десятки враждующих между собой государств, и в каком из них, как я слышал краем уха, будто бы запускали в воздух "огненные птицы”, то я не ведаю. Тем более, Китай– где мы, в где этот… Далеко. Да, и не важно сие– могу ведь и сам что-то такое изобразить: устройство этих хлопушек не столь и сложное, и кто раз прикоснулся,– никогда не забудет. Но кто этим будет заниматься, ведь времени до Рождества не так и много осталось, а у меня и без того полон рот забот? Тогда, кто? Поль… Нет, на нём вся артиллерия. А если…где там этот рыжий изобретатель?

Импровизированная ярмарка у стен Мерси растянулась на неделю и приобрела невиданный для этих краёв размах. Я ещё и поспособствовал тому более, завернув несколько караванов с главной трассы. Использовал, так сказать, административный ресурс… Купцы были недовольны. Поначалу. Но узнав, что ни налогов, ни поборов с торгующих здесь не взимают– вот такой я альтруист– были весьма удивлены. В положительном плане, конечно, и по окончании мероприятия, настойчиво спрашивали о его повторении. Конечно, раз на раз не приходится, и таких условий, сложившихся ныне, может и не повториться: отсутствие поборов с крестьян и раздача земли арендаторам привели к большим урожаям, а победоносные сражения– к концентрации в одном месте значительных излишков очень ликвидного, особенно учитывая время и место, товара. Это всё вместе привело к тому, что народ остался довольным и жаждал продолжения “банкета”.

Вопрос хороший– а буду ли я здесь ещё через год, или меня сковырнут? Но, в любом случае, почему бы и не да? Потому ответил согласием: дважды в год– неделя после дня Успения Пресвятой Богородицы (15 августа) и неделя после Рождества– быть у замка Мерси ярмарке. И полностью бесплатной. Интересно, а если меня уже не будет– сколько времени просуществует подобное торжище? Зная жадность власть имущих, предположу, что недолго. Но всё равно– пусть будет,– взамен разрушению должно приходить время созидания…

А в последний день ярмарки меня снова навестил Исаак. Он просил у меня гарантий, что Турню не отдадут на поток и разграбление– едва он поспособствует его взятию.

– Посмотри вокруг, купец,– я даже показательно развёл руками,– где ты видишь разрушение и грабёж. Ныне на этой земле царит благодать, а люди вполне довольны. Какие же тебе ещё нужны доказательства? Вот тебе моё последнее слово: буде горожане откроют ворота добровольно, ни один из них не будет не то что убит, но даже ограблен. Не будут повышены налоги, не будет дополнительных поборов, и город станет процветать и богатеть не хуже других моих владений. И на этом достаточно… А теперь ступай и помни– когда я подойду к воротам города, они должны быть открыты,– иначе… Старик склонился в прощальном поклоне и отчалил. Надеюсь, он примет правильное решение, и мне не придётся прибегать к обещанному…

“А Рыжий заслужил свою премию”,– подумал я, задрав голову в ночное небо, на котором в этот поздний час расцветали букеты до боли знакомого салюта. Когда-то я под такие вспышки употреблял горькую в одиночестве, думая, что уже всё кончено– ан вон оно как обернулось. Перевёл взгляд на забитые народом стены замка и поле перед ним, на их радостные лица, услышал восторг в исторгнутых криках– да, это Рождество не забудется никогда… По меркам двадцатого века, и позже, то, что я ныне наблюдаю– всего лишь бледная копия, но для неизбалованных подобными зрелищами– я покосился на проснувшее детство на лице Марго– это лучшее из увиденного. И, пожалуй, сродни чуду…

Чтобы получилось как надо пришлось помучаться самому (оказывается, и я не всё знаю, и в этом деле тоже есть свои хитрости) и помучать нашего изобретателя, которого соблазнил обещанием более не препятствовать его химическим изысканиям– хотя мог и просто приказать, но мне нужна была мотивация,– и вот результат. Теперь придётся ещё где-то строить лабораторию для Франсуа, и подальше от людей. В противном случае, может так случиться, что ядрён-батон появится случайным образом и с, соответствующими для нас, последствиями. Последнее– шутка, но меня до сих пор дрожь пробирает, когда я вспомню его предыдущие эксперименты…

К сожалению, фейерверк продлился недолго– пару минут всего– ввиду хронической нехватки пороха. Выделил, можно сказать, от души оторвал. А ведь была мысль на основе только что полученных результатов попробовать и на ракеты замахнуться. Однако, жаба квакнула, представив сколько и чего потребуется, и…в этот раз я с ней полностью согласился– не время…

Но и увиденного присутствующим хватит для разговоров на всю оставшуюся жизнь, а ведь были ещё и наряженная ёлка, и подарки– небольшие, вроде заколки для дамы или поясов– для моих соратников, и– что больше всего удивило окружающих– деревянные игрушки для детей слуг,– специально заморочился заказать у местных мастеров. “Как же так”,– прочитал я в растерянном взгляде благородной дамы де Люньи. А вот так– устал я что-то подстраиваться под сословные заморочки,– надо себе хоть небольшой отдых от них устраивать. Знаю, потом будут вопросы– а почему, зачем, ведь это же… и сто процентов не оценят– да плевать, я для себя, для своей души делаю…

Были и другие забавы– я предчувствуя, что нескоро такое повторится, отрывался на полную катушку: построил горку– удивительно, но до такого здесь ещё не додумались– и крики оттуда не смолкали и днём и ночью; соорудил снежную крепость, немедленно оккупированную галдящими рутьерами.

Должен сказать, что нынче зима во Франции выдалась снежной и морозной. С холодами за сорок-такого я здесь ещё не припомню. И не только я… Однако же, даже и природные катаклизмы не стали преградой на стремлении народа к празднику. Марго пристрастилась к катанию с горки: я заказал мощные сани, как из фильмов про Деда Мороза– и такие же нарядные– и мы, прижавшись поплотнее, летели с кручи, поднимая в воздух тучи снега. Марго визжала, я по-удалому кричал,– оба были в восторге. Надо сказать, непросто было её подвигнуть на подобный шаг, да ещё обнявшись, лишь мои уверения, что такие забавы на Востоке обычное дело, а главное– самый первый раз и непередаваемые ощущения полёта, испытанные ею, – и теперь невозможно было оторвать. Порозовевшие щёчки, горящие глаза, взволнованное дыхание– она была прекрасна в такие мгновения. И отличные дни сменялись превосходными ночами– я на некоторое время, потеряв ощущение времени, предался празднику. Но, увы, недолго…

Однажды утром, под самый Новый год, который в нынешних условиях никто не отмечает, в мои покои, превращенные, по сути, в кабинет– ибо ночи проводил в покоях дамы де Люньи– постучал Жак Борода. Почему прозвали этого разговорчивого и весёлого брюнета подобным образом становилось понятно любому, первый раз его увидевшего– эта деталь бросалась в глаза своей ухоженностью и косичками. Ну, вот так выражалось у Жака тяга к прекрасному, могут же у человека быть некоторые слабости?

Жак был в составе баронского отряда, и в числе тех, кому посчастливилось выжить после Бринье– то есть он стоял ещё у истоков создания нашей компании. И ещё тогда запомнился, как весьма коммуникабельный человек. Если что-то требуется разузнать, то нет для этого дела лучшего исполнителя. Но, одновременно с этим, за ним не замечалось тяги к пустопорожней болтовне…

К чему это я? Появились у меня мысли вынести опасное производство на ближайшую мельницу. И недавно одну из их многочисленного числа в округе выкупили у хозяина. Соорудили вокруг купленного ограду в виде частокола и укреплённых ворот. На данный момент на объекте шло переоборудование под намечающиеся задачи, и параллельно с этим я начал решать вопросы безопасности– давно планировал, но как-то не до этого было. Вот после обмена мнениями с Марком, и по его совету– с чем я был полностью согласен– назначил главным особистом Жака. Несмотря на громкое название, Борода нынче командовал лишь собой и ещё пятью, выбранными им кандидатами. Я придал им, в качестве силового крыла, десяток бойцов– вот и весь отдел,– так ведь и армия моя невелика. Делить подобный недоотдел ещё и на контру и разведку– и вовсе контрпродуктивно, а потому занимается он теперь сразу всеми тайными делами. Кроме охраны первых лиц– на этот случай другой человечек имеется…

Объяснил как должна выглядеть новая структура, какие функции выполнять, и каким образом. Всё, что читал про это дело, или из других источников узнал– никогда не задумывались, сколько шпионских фильмов мы пересмотрели, будто нас персонально готовили к чему-то подобному? Всё объяснил: про делопроизводство, про агентов, про…а вот до отпечатков пальцев дело не дошло– рановато,– по причине отсутствия некоторых технологий. Но и имеющегося хватило, чтобы загрузить Жака по самое не могу… Я уже думал, что без посторонней помощи тот не справится, но уже через несколько дней столкнулся с неподдельным энтузиазмом с его стороны. Вот что значит, когда человек на своём месте. А сегодня он постучал мне в двери…

Нынче я один– без слуги, которого и вовсе планирую поменять. С одной стороны, со Слизняком столько пережито, и вроде раздражал меня бывало и хотелось иногда его побить, однако привык. И вроде как ничего, но стал я замечать, что все мои слова и действия слишком быстро становятся известны большему, чем хотелось бы, кругу людей. Ну, я, в качестве разминки, и предложил Бороде узнать– кто это у нас такой болтливый. А к вечеру того же дня уже знал ответ– и он мне сильно не понравился. Теперь вот ищу замену Слизняку– простого-то человека сюда не возьмёшь…

Голосом предложил– и секретаря бы ещё завести– заходить. После церемонии с поклоном, кивком предложил размещаться на лавке:

– Что привело тебя, Жак, ко мне– нужна помощь?

– Нет, сеньор. У меня для вас новость.

–Да?

– Помните, господин, вы рассказывали про генто, шпиено и раз…рез…

– Я понял, Жак. Можешь не продолжать.

– Простите, Ваша Светлость, никак не запомню…– Борода якобы повинно повесил голову, но исподлобья сверкнули насмешливо глаза. Ай-яй, как нехорошо– над своим командиром надсмехаться: всё он запомнил, но не может не покуражиться. Ладно, в эти игры можно и вдвоём участвовать:

– Жаль, Жак. А я так на тебя надеялся. Видимо зря,– и лицо скорбное состроил.

Жак аж опешил:

– Как зря, я же всё…

– Ну, как же всё– ты даже названия выучить не в состоянии.

Тот аж на ноги подскочил:

– Да, как же, как же,– даже заикаться, бедняга, начал.

– Сядь!– и дождавшись выполнения приказа, продолжил,– Пошутил? Ну, и я пошутил…

Опять Борода голову повесил, но теперь уже не притворно:

– Простите, сеньор, бес попутал.

– Ладно. Оставим… Так ты чего хотел рассказать?

– А! – Жак снова вдохновился,– Тут ведь как– решил я среди бригантов, что в лагере, своих агентов завести– всё как вы, господин, и учили. Нашёл, кто за денье и мать родную продаст-так ещё и выбирать пришлось, потому как там таких чересчур– и завер…завир…вал.

– Завербовал.

– Точно, Ваша Светлость! Завербовал! Всё так, как вы и говорили!

– Что скажу– молодец! Продолжай в том же духе! А ты к чему это мне сейчас-похвастаться хочешь?

– Нет! Вернее, да, но не только: я вчера вечерком мимо одного из них проходил и знак получил, что есть новости. А ночью встретились у старог…

– Неважно, Жак! Давай, ближе к делу.

– Простите, господин. Значится, сговорились бриганты промеж себя, и главного выбрали некоего Жакома Нантье.

Так, я предполагал нечто подобное, но не так быстро. Впрочем, может холода прижали, решили разогреться…

– Все в этом учавствуют?

– Нет, только гасконцы. Хотят во время гуляний отбить вас или даму де Люньи у охраны, а затем потребовать выкуп.

– Вот как…

– Именно так, сеньор, можете мне поверить!

– Не волнуйся, Жак– я верю.

Новость неприятная, а с другой стороны– хорошо, что заранее узнал. Было бы неприятно, если у бригантов задуманное получилось. Нужно сказать, Борода– молодец! Вроде, всё просто– как он рассказывает, но до этого ведь ничего не было. И как же вовремя я этим вопросом озадачился...

– И хочу поблагодарить тебя за верную службу!

Я подошёл и открыл сундук. Достал оттуда увесистый мешочек и, с характерным звуком, опустил его на стол перед Жаком.

– Возьми, это тебе!

Борода подскочил на ноги, принял дарованное и склонился с благодарностью:

– Рад служить вам, сеньор!

Мы планировали в этот день посетить– как и в предыдущие– праздничные мероприятия, но в итоге пришлось переиграть. Марго была недовольна и в шоке– от открывшейся перспективы снова оказаться в плену. Она уже порядком подзабыла что это такое, доверившись внешним проявлением безопасности, а мир– снова– заявил о своей беспощадности. Даже заплакала от переживаний– пришлось успокаивать.

Вызвал нового начальника охраны, в его качестве у меня подвизался ещё один старый знакомый-ещё с Бринье– Арман д’Апиак. Засели, думая как поломать планы захватчикам. По итогу, решил назавтра ничего не отменять, дать, так сказать, возможность проявить себя желающим комиссарского тела, и уничтожить в процессе. Марго объявить приболевшей, а завтрашний день праздника последним…

Едва рассвело привели часть гарнизона в состояние повышенного боевого, но тихо, стараясь делать это незаметно. И не всех, а только старые десятки, в верности которых сомнений у меня не было, концентрируя из них кулак для операции– они станут внешним кольцом моей защиты. Сегодня замковые ворота открылись немного позже, и, сначала на праздничном поле растворились в толпе боевые десятки– в кольчугах под накидками и с мечами на поясе, а после к народу выдвинулся я. Примерно так же вооруженный, но с большей, чем ранее охраной. Возможно, противник, увидев такие приготовления, откажется от запланированного, ну, и я тогда придумаю другой вариант, а рисковать глупо, на ровном месте создавая себе проблемы.

Я прогулялся по ярмарке, переговорил с купцами и покупателями– посветил, так сказать, лицом. Ждал нападения, но время шло, а движения никакого не было, уже подумал– не сегодня, но решив напоследок прокатиться, я что-то сдвинул с мёртвой точки. Возможно, на это повлияло разделение моей охраны (часть осталась на верху горки, остальные спустились вниз)– противнику показалось это соблазнительным. В любом случае, уже мчась с горки вниз– какой тут азарт, когда в любую секунду ожидаешь кинжал в спину– и отслеживая происходящее, обнаружил внизу десятки оголивших свои мечи и кинжалы людей, что сходу набросились на мою охрану.

Но тут вам– не там… Во-первых, новый глава набирал людей по принципу верности клятве (а куда без неё?), а во-вторых, наилучших по владению личным оружием. К тому же, защита новых охранников была на наивысшем уровне– уж на этом экономить я точно не собирался. Все эти изменения в охране произошли под влиянием крайнего сражения, и той роли, которую сыграли набранные по объявлению бодигарды– меня ведь за малым не прирезали,– и только отличная броня спасла. Но выводы я сделал…

И теперь с ними столкнулись нападавшие. Предварительно, мы рассчитывали на четыре десятка врагов и, по наблюдаемому мною ныне, их вряд ли было больше. Два десятка набросились на пятёрку моих охранников, а остальные– сдерживали набегавших воинов из внешнего кольца. Что в первом, что во втором случае, противнику не повезло: моя охрана, образовав коробочку вокруг меня , достаточно легко парировала все угрозы, при этом умудряясь достаточно легко уничтожать врагов– броня и мастерство в овладении мечом рулят,– мне даже толком и не дали поучаствовать, как противник стал разбегаться, как и прочие, которые совсем не рассчитывали на такое количество внезапно пожелавших постоять за меня воинов– и вынуждены были выбирать между смертью и побегом. В конце концов, выбрав последнее…

Глава 18

Жакома Нантье мы ни в лагере, ни в окрестностях так и не нашли, пропал– будто сквозь землю провалился. Хотя очень сильно искали– накопились у меня к этому “товарищу” вопросы, с которыми, ввиду его нежелания на них отвечать, пришлось обождать. Расследование, проведённое по горячим следам, выявило его контакты с неизвестными личностями не местного происхождения, но кто эти люди?– для нас так и осталось тайной. “Ну, и ладно”– подумал я тогда, и так в курсе наличия у меня врагов, способных и не на такие поступки, дабы отправить, по их представлениям, меня в ад– и дополнительная конкретика мало влияла на мои последующие планы. Нужно лишь озаботиться на будущее своей безопасностью, и не только– оказывается и Марго под ударом,– но на этот счёт я уже распорядился.

Лагерь бригантов, неконтролируемая язва возле замка Мерси, подверглась разгрому: множество гасконцев были арестованы, и познакомились с подземными застенками. А потом, те из них, в отношении которых сомнений не было, столь же оперативно– с виселицей, остальные– из сомнительных, были изгнаны за пределы контролируемой мной территории,– с обещанием при следующей встрече присоединить их к казнённым товарищам. Я не собирался миндальничать с этими– давно забывшими и Бога, и забившими на мнение людей– отморозками, ведь и они, случись другой исход– сочувствием к моей тяжёлой юности и суровой судьбе– не прониклись бы. В ожидании возможного возмущения к лагерю, окружив его, были стянуты лучшие мои отряды, но… ничего не произошло. Да, и не могло– как я выяснил– произойти: гасконцы не любили бретонцев, бретонцы нормандцев, а все вместе– бургундцев. Бриганты были расколоты по национальному и территориальному признаку, для полного счастья им не хватало только религиозного…

Однако нужен не только кнут, но и пряник: в этой связи, я несколько смягчил требования к новобранцам– ведь в предстоящей компании прогнозируется большая убыль в войсках. Потому надеясь, что выжившие после боёв из их числа органично вольются в общую структуру. В результате этих и прочих принятых мер, численность моей компании к февралю месяцу превысила полтысячи человек, и лагерь бригантов практически прекратил своё существование: там ещё обитало около сотни откровенно маргинальных личностей, которых даже при совсем закрытых глазах на их поведение и образ жизни, невозможно стало представить в наших рядах. Но таковых я планировал пустить в первых рядах штурмующих с правом на часть добычи, а прочие– либо разбежались после чисток, либо, осознав бесперспективность нахождения в данном месте, отчалили в тёплые края,– к де Бадефолю, или ещё куда. Где возьмут всех…

Компания получила строгую структуру, разделившись на средневековые рода войск, а те в свою очередь на роты и двадцатки (обычное, кстати, для рутьеров подразделение), а те, в свою очередь– на десятки. По численности превалировала, конечно, пехота– более трёхсот воинов, разделённых на копейщиков и алебардщиков. К ним примыкали перемещающиеся верхом, но пеше сражавшиеся лучники и арбалетчики– поровну, примерно по сорок бойцов. Особую гордость вызывали латники: многочисленные летние трофеи позволили унифицировать конницу, посадив более ста всадников на рыцарских коней, и выдав за свой счёт– не имеющим– лучшую броню. Эти, кстати, действия полностью противоречили принципу комплектования наёмных компаний, но я не собирался экономить: предчувствуя будущие грозные перемены (они не могли не возникнуть– ведь присутствие в стране такого количества бригантов бросало вызов самой власти феодалов, первый раунд был за первыми, но и последние не оставляли надежд решить этот вопрос в свою пользу), старался усилить своих соратников максимальным образом. Большую часть латников составили– как наиболее подготовленные– дворяне или их бастарды, однако, присутствовали и простолюдины– в основном, из бывших дружинников. И вот для последних выдаваемая броня и кони– имели очень существенное значение, поднимая и их статус и возможности. Выдавалось, конечно, не просто так– альтруизмом никогда не страдал– а с подписываемым контрактом на год,– далее пока не заглядывал. Оставшиеся полсотни человек отошли одноногому Полю в качестве пушкарей и охраны. Моя артиллерия теперь включала четыре орудия– батарея, запряжённая в конные упряжки, и всё– на этом, как металл, так и денежные возможности мои пресеклись. Две захваченные бомбарды установил на стены замка– авось кого напугают, и всё-что можно было сделать– было реализовано.

Основная подготовка закончилась к концу февраля, но погода подсуропила: совсем неожиданные в такой местности сибирские морозы загнали всех в утеплённые помещения, и моя маленькая армия понесла первые потери– от обморожения. Пришлось пережидать сначала февральские, потом мартовские морозы, а сразу за ними– наступила весна. Мощно и неудержимо потекло везде и сразу, превращая дороги в кашу. И слякотная эта погода продержалась до конца первого весеннего месяца…

–

Первое апреля 1364 года. Турню

Аббат Жерар стоял у открытого стрельчатого окна своих покоев в церкви Святого Филибера, расположенной в одноимённом монастыре, одновременно, и наслаждаясь весенней свежестью– что для его преклонных лет несло и эмоциональный подтекст, знаменуя собой ещё один прожитый год, и с тревогой поглядывая на сход льда по Соне. Такового давно не бывало, чтобы реку сковывало ледяным панцирем, но нынче год вообще случился особенный. Впервые, со времён распри монастыря с бургундскими герцогами ещё прежней династии– а прошло уже тридцать лет– над ним нависла столь грозная опасность: некий принц– по слухам, схизматик– собрал в окрестностях огромную армию, угрожая существованию монастыря.

Попытка– ещё зимой– заручиться поддержкой сына короля Филиппа оказалась неудачной. У наместника и без того хватало своих проблем с бригантами и местной знатью, а интересы аббата– и вовсе представлялись второстепенными. Предложив тому обождать, или самому нанять рутьеров для обороны– что Его Преподобию показалось и совсем сомнительным делом,– как если лису запустить в курятник. К этому, очевидно, примешивались и неоднозначные отношения предыдущих властителей герцогства в прошлые столетия, с завистью взиравших на богатства монастыря и неоднократно пытавшихся урезать (или утолить свой– это как посмотреть) его аппетит– что нередко перерастало в вооруженные столкновения. И вроде бы удалось совсем недавно договориться с тогдашним герцогом Бургундии Эдом Четвёртым по спорным вопросам, но вражда и пролитая кровь так просто не забывается. И теперь приходилось рассчитывать лишь на себя. А ещё эти горожане…

По договору с городом, аббатство каждый год получало от него сто сорок ливров (а восемь лет тому назад– эта сумма была на сорок единиц меньше,– что естественным образом уменьшило к нынешнему моменту и уровень почтения горожан к монастырю и, персонально-к его аббату) в виде подношений на День Всех Святых, но срок уже миновал, а денег до сих пор нет. И если бы только это– у хозяина и монастыря и города были свои рычаги для решения этого вопроса, но пришлось с этим обождать,– слишком неоднозначной являлась общая ситуация. Шпионы аббата доносили, что среди горожан идут нехорошие разговоры, особенно среди купцов, а всё началось со спонтанной ярмарки у замка Мерси. Которую теперь нынешний его хозяин хочет превратить в постоянную, что должно было ударить, в том числе, и по карману аббата. И опять всё упиралось в этого схизматика…

Потому и тревожился ныне Жерар, наблюдая за начавшимся ледоходом, а вернее, за установившейся совсем недавно тёплой погодой, подсушившей дороги и, тем самым, снявшей последние барьеры на пути рутьеров.

Неожиданно, дверь распахнулась, звонко брякнув о стену, и в покои аббата влетел служка:

– Ваше преподобие, бриганты!

Обернувшийся на звук и было хотевший хорошенько отчитать того за непочтительность, но вместо этого замерший, как соляной столб, аббат лишь выдохнул:

– Где?!

–

Мы выдвинулись, как только позволила погода, и всего через два дня движения по просохшим дорогам явились пред стены Турню. В городе бил тревожно колокол и спешно закрывались ворота. На стенах суетились вооруженные люди, готовясь к приступу. Впрочем напрасно, планов на поспешный штурм у меня не было, и потому колонны медленно сворачивали с дороги, немедленно разбивая лагерь.

К вечеру шум утих, поужинавшие воины устало укладывались на покой– лагерь засыпал. Кроме меня и ещё нескольких людей– мы ждали ночи…

–

– Пора?

– Да подожди ты!

Два тёмных силуэта, хорошо заметных со стороны города– если бы кто-то в этот ночной момент пригляделся– на крепостной стене своими контурами, склонились над чем-то накрытым плотной тканью. Поправили что-то под ней, и снова устремили взор куда-то наружу– за зубцы. Наконец, судя по голосу-младшему из них, надоело затянувшееся молчание:

– А когда?

– Ты куда-то торопишься?

– Ну, так…

– Неужели от своей жёнушки до сих пор оторваться не можешь?

– Она красивая…

– Они все… А впрочем, что я тебе говорю– сам всё узнаешь… Но не сегодня– у нас ответственное дело, запомни,– судьба города от нас зависит!

Они опять замолчали, зябко кутаясь в плащи и вздыхая. Очевидно, это ожидание не доставляло им удовольствие… Наконец, старший, определив момент по каким-то своим приметам, бросил:

– Начинаем!

И спустя короткое время, я, стоящий в компании ближников, увидел маячивший над крепостной стеной непрерывно очерчивающий дугу огонь факела. Широко улыбнулся и, обернувшись к соратникам, выдохнул:

– Получилось!..

–

Рано утром стоящий у окошка на самом верху церкви Святого Филибера, более всего своей монументальностью и высотой напоминавшей боевую башню, аббат монастыря, увидев нечто неожиданное, резко дёрнул створки, поспешно его распахивая. Едва не выпав, высунулся по пояс наружу, округлившимися глаза уставившись на втекавшие через распахнутые ворота отряды рутьеров:

– Как?! Измена! Эй, стража!..

–

Не везде прошло столь же гладко, как у южных ворот. Кое-где вассалы аббата отчаянно сопротивлялись, но это уже ни на что не влияло, а лишь увеличивая количество жертв сегодняшнего дня. Рутьеры постепенно занимали ключевые объекты обороны, как там у Ленина: вокзалы, телефон, телеграф… Которые в данной временной реальности поменялись на ворота, башни, ратушу… И постепенно всё ближе стягивались к местному Зимнему дворцу– аббатству Святого Филибера.

Едва я, в колонне своих войск, проследовал сквозь узкое горлышко ворот, ко мне подкатили представители города, прямо жаждавшие подтверждения обещаний, данных Исааку наедине. Подтвердил, конечно– это и в моих интересах,– в дальнейших планах выгоднее процветающий город, а не дымящейся развалины. А рутьерам… Думается, богатый монастырь вполне утолит их ненасытный аппетит. И даже религиозная ориентация не станет в том препятствием…

–

Аббатом постепенно овладевало отчаяние: немногочисленные вассалы, прорвавшиеся к монастырю, едва ли могли существенно усилить его оборону, а горожане– на которых и была основная надежда,– предали. Наконец, поток беглецов иссяк, а на ближайшей улице Бончаров показались передовые отряды противника– и Жерар велел закрыть ворота. Обернулся к стоящему тут же маршалу Жаке де Шане, ответственному за оборону, и вопросил:

– Сможем выстоять?

То задумался на мгновение, но лишь на мгновение:

– Нет!

– Почему? Ведь монастырь и строился прежде всего как крепость.

– Может и отобьемся от первого приступа, но длительной осады не выдержим– нас слишком мало. К тому же…

– Говори!

– По слухам, в распоряжении схизматика имеются бомбарды,– и маршал развёл руками,– сами понимаете, Ваше Преподобие, такому оружию нам нечего противопоставить, лишь молиться...

–

Ворота церкви– они же вход в монастырь– располагались между двумя толстыми цилиндрической формы трехэтажными башнями. Ведущая к ним площадь, так и называвшаяся– монастырская, сужалась к ним, превращаясь в небольшой тупичок между ними. Смертельно опасный пятачок…

До этого места рутьеры двигались, хоть и с боями, но без особых усилий– подавляющее большинство позволяло давить сопротивляющихся походя. Сыграло свою роль и предательство горожан, отчего бились только прямые вассалы аббата, причём в полном окружении. Впрочем, глядя на толстые рожи бюргеров, я не питал сомнений– в случае изменения ситуации они столь же легко переметнутся обратно. Так и читались по их физиономиям слова Гафта из известного фильма: “Вовремя предать– это не предать, а предвидеть”. Но разбираться с этими будем после, а сейчас…

– Пушки вперёд!– отдал приказ Полю.

И облепившие, подобно муравьям, массивные лафеты воины с напряжением выкатили из-за домов на прямую наводку нашу главную надежду. Из башен полетели стрелы, и с криком рухнул один из толкавших, но уже подбегали бойцы с павезами и щитами, на ходу прикрывая наше наступление. Вскоре уже заряженные ядрами пушки установили на позиции, и жахнули из них, заставив всех от испуга присесть.

Проковыряв уши, глянул на результат– рядом, только кладку подпортили. Но Поль и сам уже видел неудачу и, ярясь, орал на подчинённых, командуя повторное заряжание. Второй залп был получше– от попадания ядра в воротах образовался пролом, и их перекосило, а после третьего– они с грохотом рухнули, вызвав среди ждущих за домами рутьеров рёв восторга. И мы приготовились к штурму…

Тут из высоченной башни, из окошка на уровне примерно пятого этажа, замахали какой-то тряпкой, вызывая на переговоры. Глядя на это дело, я переглянулся с соратниками и выразил общее мнение, указывая обнажённым клинком на разрушенные ворота:

– Поздно спохватились– к чёрту аббата! На штурм!

И ждавшие только сигнала, рутьеры с предвкушающим рёвом хлынули в бой. Редкие стрелы и камни, летевшие из башен и даже изредка вырывавшие из наших рядов бойцов, остановить напор не смогли, и пару минут спустя бой уже переместился внутрь зданий– в узкие коридоры и на крутые лестницы. Хрипели, сошедшиеся в тесноте и сумраке враги, тыкая противника кинжалом в надежде найти среди сплошного железа щель– и нередко преуспевая в этом. Чтобы тут же получить ответный тычок в глаз…

Однако, преимущество наше было чрезмерным, отчего сопротивление не продлилось слишком долго, и вскоре радостный крик изнутри провозгласил победу. А вскоре под копыта моего коня кинули захваченного старика– аббата. Насколько рутьеры верили в Христа, настолько же не любили проводников этой веры: капелланов, викариев, аббатов, епископов– и прочую кровососущую камарилью. Полагая их ничем не отличающимися от прочих феодалов и поступая с ними соответственно… Примерно, как я ныне…