Текст книги "На чужой войне 2 (СИ)"

Автор книги: Ван Ваныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Де Ландир от неожиданности закашлялся, но чуть погодя всё же ответил:

– Уверяю вас, принц, что необходимо и возможно– уже делается. Раскрою некоторые подробности: в данный момент в Памплоне готовят отряд под командой Родриго де Уриза и Эсташа д’Обресикура, который в скором времени должен быть морским путём, через Байонну, переброшен в Нормандию– в помощь нам; кроме того, на границе с Беарном готовится новая армия под командованием инфанта Людовика– младшего брата короля, ждут только подхода нанятых рутьеров,– я думаю, теперь у вас не должно остаться повода для сомнений.

– Хорошо,– я вздохнул.– Вы правы, сеньор де Ландир, а я не прав, сомневаясь в Его королевском Величестве. Но всё же добавлю– в своё оправдание: я здесь, под Эврё, со времён битвы при Кошереле стою, но подкреплений почти нет, а враги множатся день ото дня! Сие наблюдать весьма неприятно…

В это время, решив, что необходимо, вмешался сеньор д’Оржери:

– Сеньоры, сеньоры! Прошу вас, оставим эти объяснения– к чему они ныне? Ясно же, что наш король не оставит свои владения и подданных на растерзание лилиям, стало быть и нам нужно подумать, что возможно в этой ситуации сделать к его вящей славе. Сеньоры?

А что тут придумаешь, коли войск кот наплакал– полноценное наступление невозможно, остаётся лишь мелкое покусывание. Это я и выразил своим собеседникам:

– Воинов– надеюсь, пока (кивнул де Ландиру)– слишком мало, едва лишь на защиту Эврё хватает. Потому из возможностей вижу только рейды по тылам и удары в уязвимые места.

– Нет ли возможности захватить важную крепость, и заставить противника отвлечься от города?– заинтересованно вопросил Мишель д’Оржери.– Нам бы только до подхода подкреплений продержаться…

– А что вы, мессир, считаете важным?

– Они выбили нас в первую очередь из всех крепостей на Сене– нужно вернуть хотя бы один из них!

Я немного подумал– а что, было бы неплохо, но как всегда есть нюанс:

– Согласен, было бы замечательно. Но французы и сами понимают их важность– хорошо охраняют. Осаждать любой из них– при нашей малочисленности– это нереально, остаётся захват либо наскоком, либо хитростью...

И чуть погодя, подумав, добавил:

– Но мысль хорошая! И вполне осуществимая. Нужно лишь дождаться подходящего момента, когда численность гарнизона будет наименьшей– я отправлю людей, чтобы понаблюдали за ними…

Отправил пока наблюдателей, но это игра в долгую. А вскоре и вовсе стало не до того– французы почти одновременно перешли в наступление на всех фронтах: дю Геклен в течении нескольких дней захватил важный город Валонь на полуострове Котантен, осадив затем Бафлер– один из портовых ворот Наварры в Нормандии; армия бальи Бессена осадила крупную крепость Эшофур, расположенную между Аржантоном и Эврё; Филипп Бургундский двинулся в сторону Орлеана, очищая от рутьеров захваченные в этом важном регионе замки; а капитан Руана Мутон де Бленвиль двадцать шестого июля появился под Эвре.

На военном совете, спешно по этому поводу собранному сеньором де Ландиром решалось, как поступить: сесть в осаду, надеясь на спасение благодаря скорым подкреплениям, либо, несмотря на малочисленность, провести полевое сражение. Две пятьдесят моих воинов, пятьдесят “копий” Ги де Гравилля, около двухсот англичан Роберта Скота и чуть более ста гасконцев под командой беарнского капитана Пьера де Со– это всё, на что мы могли рассчитывать. Итого: чуть более двухсот латников (по идее, к этому числу необходимо добавить всех моих пехотинцев– учитывая их оснащённость бронёй и вооружением) и около шестисот пехотинцев и стрелков (без учёта горожан, но их стоило учитывать лишь в плане возможной осады) против приведенных капитаном де Бленвилем полутора тысяч воинов, в числе которых только латников насчитывалось шестьсот!

Понятно, почему Пьер де Ландир был против полевого сражения. И даже понятно почему капитан Скот (ну, и имячко) тоже против– надо полагать, надоело бегать,– ведь рано или поздно могут догнать! Но меня подобное времяпрепровождение не устраивало полностью: уже насиделся в лагере, а теперь мне предлагают посидеть взаперти в средневековом городе. Учитывая, что в этот маленький городишко (по нашим меркам) все последние дни стекались спасавшиеся от нашествия крестьяне и прочие обыватели, и не просто, а нередко вместе со своим скотом! Представьте, что сейчас творится на его улицах… А эти предлагают ещё нам туда запихнуться– я против! Не желаю терпеть скученность, грязь, а в случаи затягивания осады, вполне вероятные голод и болезни. Потому, так всем и сказал:

– Я против! Войны, сидя в осаде не выигрываются. Нужно смыть позор Кошереля!

Сеньор де Ландир пытался слабо сопротивляться:

– Но нас меньше– мы опять проиграем…

– Вы, сеньор, так можете думать только потому, что не были при Кошереле. Но у меня есть причины думать иначе: даже когда все бежали, мы смогли отойти в лагерь и нанести дю Геклену такие потери, что он не отважился атаковать повторно. Зная это, имею надежду победить– нужно атаковать!

И это мнение поддержало большинство– это вообще-то в духе рыцарства,– атаковать. Особенно старался сеньор де Гравилль, никак не способный забыть вызволение своего отца из плена, от пребывания в котором тот до сих пор не отошёл. А особенно то, что новый король Карл Пятый пожелал того попросту повесить (на том основании, что Нормандия– часть Франции, а, соответственно, нормандцы– его подданные)– и спасло не иначе лишь чудо… Нужно сказать, что эта свежая королевская мысль для феодализма стала невероятно "прогрессивной", приводя своей экзотичностью дворян в недоумение и ужас. Как такое можно забыть– ведь по краешку, можно сказать, прошлись, а за испытанный страх хотелось лишь вернуть сторицей. Как в библии: око– за око...

Глядя на де Гравилля, меня поддержали сначала нормандские дворяне, а после и горячие гасконские парни…

Видя такое почти единодушие в этом вопросе, Пьер де Ландир уступил:

– Я вижу, что большинство за вас, Ваша Светлость. Командуйте…

Глава 23

Эврё. Конец июля 1364 года

Слева протекала небольшая речушка Итон, в этом месте сжатая между холмами и стремительная, далеко впереди виднелись крыши деревни Гравинье, недавно опустевшей в виду надвигающегося бедствия, а ныне вновь перенаселённой, но уже чужаками– сейчас там хозяйничали солдаты сеньора де Бленвиля. Но это всё минусы, а главная причина почему я остановился в своих поисках подходящего поля для сражения на этом месте заключалась в том, что здесь довольно крутыми склонами обрывались почти двухсотметровые холмы, открывая отличный обзор на редкие чащи леса и поля ещё не сжатых зерновых, тянущиеся до самой деревни.

Однако, даже и не выгодное расположение привлекло меня к этому месту– несмотря на великолепное расположение вести бой на холмах я не собирался, а то, что эту позицию при всём желании, следуя к Эврё, противнику не миновать. Саму битву хотел провести в долине– на ровном поле, где смогу в полной мере раскрыть все преимущества своего отряда, который и должен сыграть главную скрипку в нашем оркестре. Мне не нужно, чтобы было как при Кошереле, где слишком долго– по причине расположения наваррской армии на холмах– французы размышляли нападать-не нападать, а в итоге придумали хитрость. Мне нужно, чтобы те сами, обманувшись нашей мнимой слабостью, с радостью накинулись, как волки на овец…не подозревая, что шкуры-то фальшивые.

–

Под звуки спешно строившихся французов, только что обнаруживших в непосредственной близости от себя в большом числе врагов, их командиры беседовали.

– Кто сказал, что у противника мало воинов и потому те не осмелятся принять полевое сражение?– спросил Мутон де Бленвиль.

– Признаю, был неправ,– ответил Жан де Ла Эз, адмирал Франции.– Но их и вправду меньше…

– Это им однако не помешало! Кто, интересно, у них такой смелый? Нужны подробности…

Через некоторое время, потребовавшееся на возвращение герольда, там же и те же.

– Это принц де Рюс,– задумчиво произнес сеньор де Бленвиль.

– Встречались?– полюбопытствовал адмирал.

– К сожалению…– со вздохом признался капитан Руана. И чуть позже пояснил:

– Вы же, сеньор, знаете про моё участие в битве при Кошереле– так этот принц один из главных героев оной.

– Я что-то слышал об этом…– протянул де ла Эз.

– Надо полагать, об этом деле многие наслышаны: если бы не принц, наваррская армия была бы полностью уничтожена, но не сложилось. И, скажу вам не тая, новая встреча с принцем– это последнее, чего бы желал…

– Он так опасен?

– Если бы поучаствовали в деле под Кошерелем,– усмехнулся Мутон,– не спрашивали.

– Вы же знаете…– начал оправдания сеньор де Ла Эз, но договорить ему не дали– взмахом руки сир де Бленвиль остановил его, а после закончил:

– Знаю! Дело не в том… Отряд принца опасен, но я не побоюсь его и довершу начатое при Кошереле. Вперёд!

–

Две армии, по молчаливому согласию решившись на сражение, медленно, пешим порядком, сходились. Существенно отличавшиеся– почти вдвое– численно, но это меня мало смущало, сегодня– по моему замыслу– другое сыграет решающую роль. Разделив свою армию на три отряда– по числу у врага-помолившись (это обязательное действие перед любым боем в эту эпоху), мы шли вперёд, настроившись либо на смерть, либо– победу. Первую колонну, составленную из моего отряда, возглавил сам, во главе второй встал Пьер де Ландир (несмотря на некоторые разногласия, не отказавшийся лично скрестить клинок с французами), третьим отрядом командовал сеньор Ги де Гранвилль. Был и резерв, небольшой– из пятидесяти латников (большего, при нашей малочисленности выделить было невозможно), должных либо развить наш успех, либо прикрыть собой общее отступление. Последнего не хотелось, но фортуна не всегда благоволит смелым…

Мы приблизились на достаточное расстояние, чтобы имевшиеся с обоих сторон стрелки принялись упражняться в скорострельности и точности глаза, засыпая противоборствующие стороны ливнем острых предметов. Отозвавшиеся попаданиями по щитам барабанной дробью и, изредка, короткими вскриками– при нахождении щели между ними. Однако, общие потери были невелики: стоящие в первых рядах латники представляли собой плохо пробиваемую цель, а попасть стрелой или болтом в редкие уязвимые места– весьма нетривиальная задача.

Наконец, французам это малоэффективное занятие надоело быстрее, они пошли на сближение, и первыми столкнулись мой отряд (именно так: в эту эпоху не принято атаковать одновременно всей армией, отряды сходятся поочередно) и противостоящий вражеский отряд, судя по штандарту, сеньора де Бленвиля. Я тоже убрал стрелков на фланг, откуда они могли, не мешаясь под ногами, продолжить свою деструктивную деятельность, и дождавшись прохождения противником некоей воображаемой красной линии, отдал команду. Затрубил рог, послышались короткие команды и передние ряды, состоящие сплошь из опытных воинов, в дисциплине которых был полностью уверен– разошлись в стороны, обнажив хороший вид на сюрприз…принявший образ двух, скрытых до поры-до времени, заряженных картечью пушек.

Дистанция между армиями к этому моменту сократилась до менее половины туаза, и потому сюрприз враги очень хорошо разглядели и даже сообразили, что ничего хорошего тот не несёт, но предпринять что-либо не успели. Раздалась ещё одна команда, сверкнул огонь, и окружающие меня люди присели, мгновенно оглохнув. Я тоже слегка, но поскольку предпринял некоторые приготовления, открыв рот и заткнув пальцами уши, то вскоре– когда шумовой фон чуть-чуть рассеялся– очень хорошо расслышал, что натворили два заряда картечи на противной стороне. Именно расслышал– это по причине расползания по нашим позициям порохового тумана и потери визуального контакта с противником. Но неувиденное легко компенсировалось воображением: я уже видел последствия залпа в упор, а крики, стоны и проклятия– лишь дорисовали необходимое в картину.

Мгновения спустя– чтобы прийти в себя, ибо наши воины пострадали хоть и не столь убийственно, но достаточно, чтобы потерять на некоторое время контроль– восстановив строй и сделав несколько шагов вперёд, все невольно, увидев страшную картину, остановились: противостоящий нам отряд, численно состоящий примерно из полутысячи воинов, прекратил своё существование– и тому поспособствовало плотное построение колонны врага. Нет, полностью уничтожить удалось лишь первые ряды, но и прочих удалось зацепить ударной волной, в результате чего многие упали, и теперь медленно, будто нехотя, поднимались на ноги, остальные же, контуженные и деморализованные, бродили, сидели, либо блевали. В любом случае, это уже было не войско– и как с такими воевать?

Но дело необходимо доделать, а потому мы снова ощетинились копьями и двинулись на врага. Как и предполагал, сопротивления почти не было: лишь изредка вспыхивавшие схватки опытными воинами мгновенно давились, уцелевшие французы -из тех, кто мог самостоятельно передвигаться– разбегались.

Второй отряд адмирала де Ла Эз, шокированный примененным против первого отряда оружием и его последствиями, в виде уничтожения отряда де Бленвиля, потерял волю к победе и начал пятиться. Но кто же ему позволить уйти просто так? Я и сеньор де Ландир с двух сторон навалились на противника, создав некоторое как численное, так и качественное преимущество, отчего вражеский отряд, под ударами копий и алебард раскололся как орех, не продержавшись и десяти минут. Остатки, отброшенные на третью колонну, до того успешно бодавшуюся с отрядом сеньора де Гравилля, смешали её ряды, поспособствовав полному разгрому. Вражеская армия окончательно развалилась, разбегаясь и прячась, а мои воины, включая конный резерв, принялись, соответственно, их догонять и вылавливать. Началась эдакая игра в прятки, но более жестокая по своим последствиям– ценой в человеческую жизнь.

Применение более продвинутой, нежели ныне существующая, артиллерии и высокая выучка моих воинов обеспечили победу в этом, на удивление невероятно коротком– особенно для нынешних времён-но столь же ужасающе кровопролитном сражении. Не с нашей стороны– мы, безвозвратно, потеряли всего двух латников и двенадцать пехотинцев, что в сравнении с вражескими– более пятисот погибших и двести пленных– являлось и вовсе исчезающе малой величиной.

Не только это радовало наш дух, но и огромные припасы в обозе, запланированном под осаду Эвре-и теперь это всё перешло в разряд трофеев. А кроме того, множество знатных людей Нормандии и Пикардии оказались в нашем плену, среди которых выделялся адмирал Франции Жан де Ла Эз (к сожалению, Жан, сир де Бленвиль, был найден на поле брани в развороченных картечью латах и, несмотря на предпринятые усилия по его спасению, отбыл в мир иной), обещая солидный куш в виде выкупов. Я и от предыдущего, “собранного” под Кошерелью и принесшего мне тридцать тысяч ливров, пребываю в эйфории, а теперь ещё один. Всё-таки, выгодное это дело– война. “Но не для всех…”– подумал я, окидывая взглядом груды заколотых, зарубленных, простреленных тел…

Мы задержались лишь на ночь, отдыхая и затрофеиваясь, и рано по утру вернулись в Эврё. Предупрежденные о победе горожане начали встречаться за поллье до ворот города, криками и маханием различных предметов приветствуя победителей. Вскоре до слуха донёсся веселый перезвон с колокольни монастыря бенедектинцев, посвященного Святому Таурину– первому епископу Эвре, который изредка перебивался басом колокола со звонницы собора Нотр-Дам. Встреча получилась торжественной и запоминающейся– но только до определенного момента, а после– последовал провал в памяти вследствие чрезмерного злоупотребления горячительными напитками. Ну, победа– вы понимаете…

Разбудил меня позыв мочевого пузыря. С трудом поднял враз загудевшую голову, дернулся было за…чем-то, куда можно нагадить, но ощутил какую-то сковывающую меня тяжесть на спине. Обернулся-оппа! А там чья-то гладкая (в сумерках– потому пришлось определять на ощупь) ляжка. “Эээ…”– многозначительно подумал я и скинул мешавшее– ляжка даже не дернулась. “Ага!”– понял я, но отвлекаться, посчитав на данный момент менее существенным, не стал. Рука, по сформированной уже в этом мире привычке, скользнула под кровать– и точно, на положенном месте обнаружился некий сосуд, предназначение которого– служить сбором отходов человеческой жизнедеятельности. На пол полетела деревянная крышка, и я, наконец, смог избавиться от мешавших спать излишков. Облегчённо вздохнул и… вспомнил про присутствующую в одной со мной постели обладательнице…некой ляжки. Или не обладательнице, а... Да, ну– нахрен! Что за пошлые мысли... Пощупал себя– блин, кроме камизы (нижнее бельё, рубашка) ничего нет! Обернулся, но кроме светлого силуэта ничего не разглядел. Вздохнул-придётся и дальше на ощупь…

Потыкал рукой в предполагаемую ногу:

–Эй!

Тишина была мне ответом. Тогда подёргал энергичней– нога задергалась, вырываясь, послышался явно женский пьяный смех. Фу ты, слава богу… Отпустил вырывавшееся, и…блин, спать-то как хочется– завалился обратно.

Повторно проснулся уже к полудню-о чём недвусмысленно свидетельствовало заглядывавшее в окно солнце. Благодаря чему сразу обнаружилось, что нахожусь я явно не у себя. Кровать с балдахином, гобелены и ковры на стенах, свечи в бронзовых подсвечниках– всё кричало о богатстве хозяина этого помещения. Моя одежда обнаружилась сложенной на скамье, и я поспешил облачиться. Вчера было пофиг, а вот сегодня, на трезвую голову, показалось неприличным находить в доме у незнакомого человека в одном неглиже. Странные всё-таки выверты наше сознание исполняет…

Открыл дверь и вышел. В обе стороны во мрак уходил узкий тёмный коридор– и куда теперь? Прислушался: где-то внизу что-то стукнуло, и кажется– это налево… Даже если и не так, я– как настоящий мужик– всё равно последую в левую сторону. Ничего не поделаешь– все претензии к нашему создателю…

Под немилосердный скрип половиц двинулся вдоль стеночки, пока коридор не оборвался ещё более узкой лестницей вниз. Чёрти что! Это что вообще такое?! Но пережив приступ растерянности, продолжил исследовать окружающий мир. Впрочем, недолго: спустившись на десяток ступеней вниз, уткнулся в запертую дверь. Но силы-то дурной у меня с избытком, да и напрягать что-то непонятное приключение начало– и потому, обнаружив преграду, со всего маху приложился к ней всей своей массой. Однако, как тут же и выяснилось– сильно поспешил: дверь-то только на ощупь была крепкой, а в итоге– она с лёгкостью необычайной оторвалась и рухнула. Ну, и я вместе с нею…под истеричный женский визг…

Как тут же выяснилось– таким экстравагантным способом я ворвался в комнату дебелой служанки, вкушавшей на досуге чем бог послал. После устроенного мною тарарама разобрать, чем именно, оказалось решительно невозможно– по причине раскидывания по полу и последующего растаптывания. Кое-как успокоил невесть что вообразившую женщину, которая никак не могла поверить, что я не собираюсь с ней осуществлять противоправных действий, а просто…мимо проходил. И поскольку она с непонятной настойчивостью переспрашивала несколько раз про это– а точно?, то невольно заподозрил её в желании обратного. Я с подозрением глянул на неё раз, другой– не, эта точно не в моём вкусе. И вообще, руссо туристо– облико морале,– где тут выход?

Выход обнаружился в противоположной стороне– всё-таки надо было идти в другую сторону, но я же мужик? Вот и облажался… Сопровождаемый служанкой проследовал в обратную сторону уже слегка знакомым маршрутом, благо он проходил уже при помощи горящей свечей, и потому не показался ни длинным, ни тёмным. После чего последовала очередная лестница, и я оказался в небольшой– примерно, четыре на четыре– комнате с роскошно украшенным лепниной камином. Возле горящего огня обнаружилась обшитая красной тканью– что само по себе настоящее богатство– и набитая чем-то для мягкости скамеечка, а на ней девушка. Одетая по-домашнему, в сюрко и котту, с вещью, именуемой каль– на голове, или, если по-нашему– в чепчике, из под которой выбивались белокурые кудри. Её можно было назвать настоящей красавицей– по любым временам: блондинка, с серыми волоокими глазами, и единственное, что портило– это круглое кукольное личико. Да, вы не ослышались. Увы, но в эту эпоху стандарты, предъявляемые к женской красоте, требовали вытянутую форму черепа. Мода– она такая…

Но я-то, имея отношение к этому времени исключительно случайное, не обязан следовать канонам, и потому залюбовался открывшейся картиной сочетания юности и красоты. Девушка, обнаружив рядом моё присутствие, немедленно встала, отложив в сторону какую-то вышивку. Присела в глубоком реверансе:

– Господин?..

И это действие рассказало мне больше, чем любые слова: несмотря на вызывающее богатство убранства дома, передо мной простолюдинка, возможно, из богатых бюргеров– дочь, или– я обратил внимание на её рукоделие, представлявшее собой маленькую рубашку– жена…

А потом она выпрямилась, взглянула на меня с улыбкой, и я, до этого момента считавший, что уже всё понял– снова запутался. Слишком уж взгляд у этой девицы был откровенен и прям– не принято подобное нынче. Будто бы та ляжка…ей принадлежала.

Я даже оглянулся посмотреть– а точно ли это ко мне относится, но за собой даже давешней служанки не обнаружил– последняя, проводив меня, исчезла, растворившись где-то среди тёмных коридоров этого дома. А вернувшись обратно вниманием к красавице, попал…в перекрестье прицела её взгляда. Как там у классиков: “Бац, бац– и…”– и вот тут совсем не мимо,– даже какое-то стеснение в районе схождения брэ почувствовал. Но– здесь я облегчённо выдохнул– девушка недолго меня гипнотизировала, тоже, наверное, почувствовав свою чрезмерную, особенно по этим временам, раскованность, и смущённо опустив чело к долу. Однако, я почти сразу заново напрягся: она специально, или это у них– Евиных дочерей– естественным образом так получается, но последнее действие она произвела так, что открыла великолепный вид на нежный изгиб шеи и, частично, плеч, и даже, краешком, того что ниже…

Так. В который раз за сегодня напомнил себе, что руссо туристо…и так далее, а потому– дабы снова не согрешить– нужно побыстрее отсюда сваливать.

– Милая…– блин, что у меня с голосом?! Скрипит, как несмазанное колесо…

Кашлянул, дабы горло прочистить, пару раз в смущении и продолжил:

– Милая девица,– а как ещё можно к ней обратиться, ведь ни имени, ни звания не знаю. – Не проясните мне– где это я нахожусь?

Девушка в ответ лишь прыснула, прикрыв рот тыльной стороной ладони, и смеющимися глазами взирая на меня. Давно я себя столь глупо не чувствовал…