Текст книги "На чужой войне 2 (СИ)"

Автор книги: Ван Ваныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Ей навстречу вывалили всадники во главе с представительным мужиком лет так сорока, а может и меньше– здесь рано стареют и недолго живут, и они, не сходя с коней, раскланялись. Не принято в нонешние времена демонстрировать свою привязанность даже после долгой разлуки, тем более– любовь. Обнимашки и поцелуйчики– это всё из будущих веков. А пока довольствуются улыбками и поклонами, лишь изредка в порыве чувств позволяя себе коснуться друг друга кончиками пальцев...

Глава 5

Хочешь рассмешить бога– расскажи ему о своих планах… Именно так со мной и получилось– вместо запланированных срочных и необходимых вещей теперь вынужден отбиваться от очередного желающего меня прощупать,– и рвётся на волю вместе с матом крик души. День между тем закончился, как и за тысячи лет до того, закатом солнца, однако уже неприятный мне шевалье и не подумал сворачивать свой лагерь у стен моего замка. Была и до того мысль, что моя неуклюжая попытка примирения окончится ничем, превратившаяся ныне в уверенность. Особенно, зная не понаслышке о жизни средневекового общества, и в частности– о его структуре, поделенной на три категории: работающих, молящихся и воюющих,– и разделение это совсем не условное, оно отражает их мировоззрения и образ жизни. И если говорить за про последних– воюющих, которые, собственно, используя как повод освобождение прекрасной принцессы, заточенной в высокой башне, из рук злого колдуна, то есть меня, и собрались здесь помахать мечом– то было бы наивно с моей стороны думать, что на её освобождении всё закончится,– это вовсе не имеет значения. Один из трубадуров, сопричастный, так сказать, к их деяниям, так воспел общие для этой категории идеалы: “Ничто не доставляет мне такого удовольствия, ни еда, ни питьё, ни сон, как возглас “Вперёд!” раздающийся со всех сторон”. Говоря иными словами, война ради войны– вот идеал и цель их жизни. Потому я особо и не полагался на миссию дамы де Люньи, возобладает разум– хорошо, нет– значит, придумаем что-нибудь ещё. А отпустил– просто, потому как нечего женщинам делать на войне.

Сидеть в осаде в неподготовленном к подобному и частично утратившем свои возможности к обороне замке будет глупостью– зажмут и, если ничего экстраординарного не произойдёт, скопом завалят. Прочие варианты вроде бегства, бросая всё нажитое непосильным трудом– к чему я совсем не готов, или боя в неблагоприятных условиях численного меньшинства– совсем не вдохновляют. Впрочем, насчёт последнего можно и поразмышлять– история ведь знает победы и в подобных условиях, надо лишь к ним подготовиться как следует…

Наблюдение за лагерем осаждающих выявило чёткое его разделение на две неравные части: большая, представленная самим сеньором де Люньи, его личным и другими похожими на него феодальными отрядами то ли союзников, то ли родственников– всего около полусотни бойцов; и меньшая, состоявшая из тридцати воинов, обликом и дисциплиной схожая с рутьерами– думаю не ошибусь, решив, что эти пойдут первыми на стены,– наёмники во все времена расходный материал. Это разделение не ограничилось условными границами, они даже лагеря разные поставили. Недалеко друг от друга, но всё же… Что очевидным образом продемонстрировало и взаимоотношения между ними, создавая тем самым для нас некоторые интересные возможности в сражении.

Если предположить, чисто гипотетически, что оно состоится, то для нас предпочтительней бой от обороны при свете солнца и внезапная атака– ночью. Но последнее я пока рассматривать в качестве основного действия не готов-слишком непредсказуем ночной бой,– потому остановимся на дневном сражении. Вынудить противника к атаке достаточно просто– в рыцарскую подкорку уже на этапе создания записывается такая приятная– для меня– функция, как вызов. Другое дело, как они будут атаковать: все вместе, или раздельно, в последнем случае создавая нам возможность перемолоть их поодиночке. Если судить только по раздельному лагерю– то будут наступать по частям, но это не точно. Значит, на крайний случай, необходимо продумать возможность спешного отступления. Главное, чтобы оно не получилось как у Наполеона Третьего под Седаном (кто не курсе– оно закончилось катастрофой, приведшей к капитуляции и плену указанного правителя). Вроде как ничего план получился, но будем посмотреть…

На следующий день наконец-то начались тренировки, планируемые мною с давних пор– было желание опробовать различные сочетания боевых порядков,– да руки никак не доходили. Теперь придётся всё второпях делать… Победоносных армий в истории нашей планеты предостаточно– есть из чего выбирать: здесь и греческая фаланга, и-её более продвинутая версия– македонская, непобедимый– до поры до времени– римский легион, а сейчас совсем неподалёку нагибают кого найдут– тоже до поры несокрушимые– швейцарские баталии, через короткое время появятся гуситские таборы и испанские терции,– столько вариантов, что глаза разбегаются. Однако применить всё и сразу не получится, и выбор сделать в пользу чего-то вполне определённого придётся. И тут, вроде бы, сама история говорит за гуситов и терции, как за хорошо зарекомендовавших себя для действий в любой обстановке и наиболее близких по времени создания, что говорит о достаточно быстром освоении личным составом, вот только основа этих формаций– огневая мощь,– пока у меня полностью отсутствующая. А когда– и если– появится, логичнее сразу к шведской линейной тактике переходить, или даже дальше– к суворовской. Ха-ха… Грустный такой у меня смех получается, потому как понимаю, что до такого– как до Пекина на четвереньках. И вроде как последняя– имеется в виду суворовская– тактика очень мне импонирует своим разнообразием: хочешь– линейным строем, хочешь– в каре, или– ура!– и в штыковую колонной. Но хотелки, осознавая время и имеющийся в наличии контингент, придётся урезать, потому как за кажущейся простотой скрываются десятилетия– начиная с Петра Алексеевича– развития русской военной мысли. И дьявол, как обычно, кроется в мелочах… Что называется, без Румянцева не было бы и Суворова, а за мной? А там– никого… Некому подсказать или поправить мои– которых не может не быть в совершенно незнакомом в практическом смысле деле– ошибки. Надеюсь лишь на то, что они окажутся не фатальными.

Но и сидеть ровно на месте не вариант, и потому прямо сейчас отрабатываем некий суррогат против имеющейся у противника феодальной конницы: скрещиваем ужа с ежом– то есть швейцарскую баталию с табором. Баталия получается неполноценная– только три ряда: два– пикинёров, и последний, по замыслу должный расположиться на возах, представляет собой алебардщиков. На них же разместятся лучники и арбалетчики. Ряд баталии получится всего из десяти воинов– сомнительная такая формация вырисовывается, но другой у меня нет. В принципе, и противник не отличается многочисленностью… Мой выбор основан на том, что для обороны в плотном строю– а наступать, ввиду слишком длительного времени для освоения, таким способом и не предполагается– и колоть-рубить длинными пиками и алебардами можно достаточно быстро обучить, тем более людей и без того умеющих держать строй, и знающих с какой стороны за копьё хвататься; и, одновременно, эрзац гуситского табора– это в качестве опоры при обороне и прикрытия на случай поспешного отступления. У меня тут как бы накопились, в виду начавшейся стройки, телеги и стройматериалы– грешно их не использовать, а кони всегда были. Обшиваем телегу имеющимися пиломатериалами, укрепляем колёса и увеличиваем количество коней в упряжке– иначе получившуюся конструкцию с места не сдвинуть-и получаем передвижную мини-крепость. Собираем ещё несколько, скрепляем между собой при помощи отрядного кузнеца– и эрзац готов. Ну, я же сказал– эрзац… И теперь пытаемся совместить баталию (тоже эрзац!) с табором, выбирая оптимальный вариант взаимодействия. Однако, что-то никак то и это не совмещаются, мда… Попробуем ещё раз. Ну, не так же– всё сначала.

Упарился я слегка– всё-таки теоретического знакомства явно недостаточно, чтобы совместить не желающее получаться с нарисованными в голове картинками. Потому скомандовал отбой– надо подумать, да и обед на носу. Но мои благие намерения пришлось перенести на более позднее время– с надвратной башни раздался зовущий крик часового:

– Капитан, к нам всадник скачет!

И я поспешил наверх удостовериться в этом. Уже поднимаясь по каменной лестнице, услышал провоцирующий на бой звук рога– именно такую ассоциацию вызвал у меня исторгнутый из него пронзительный рёв. Поднялся в башню и выглянул из бойницы наружу, обнаружив гарцующего на гнедом коне молодого человека совсем юных лет, обряженного по нынешней моде в котту с гербом своего господина– судя по всё тем же жёлтым цветочкам на голубом поле,– сеньора де Люньи. Как раз в этот момент он поднял находящийся в руке рог размером с локоть к лицу и дунул в него повторно. Я слегка охренел– находясь за стеной звук мне ощущался менее значительным– и, прочистив уши, закричал снова собирающемуся подуть в свой рожок юноше:

– Достаточно! Кто ты такой?! И что здесь понадобилось?!

Тот приосанился– насколько это вообще возможно сидя верхом на коне– подбоченившись, и звонким голосом поведал:

– Я голос моего сеньора, благороднейшего шевалье де Люньи. Мой господин желает разговаривать с человеком именующим себя принцем де Рюс…

–

Встретились через час на поле посередине между позициями противоборствующих сторон по трое с каждой стороны– всё как договаривались. Жоссеран де Люньи оказался суровым седым мужем– мужики, которые в поле пашут, здесь в принципе отсутствуют– лет так на дцать старше своей супруги,– но это в принципе не моё дело. Вообще, такая разница в возрасте между супругами в средневековье не редкость– жёны, да и их мужья мрут как мухи, отчего нередко случается так, чтобы не проскочить мимо подходящей партии столбят место едва ребёнок рождается. Какая-такая любовь, в подобной ситуации род бы свой хотя бы продолжить. Потому думается, что явно не нежные чувства привели этого рубленного и колотого воина к стенам моего замка. Все эти распространённые ныне романы про благородных рыцарей и прекрасных дам не более, чем в моё время сказка про колобка или про репку– правды в ней столько же. И дамы далеки– в большинстве своём– от прекрасного, и рыцари… Вот этот, например, получил свою половинку обратно целой и почти невредимой– что в такие времена есть не менее, чем чудо, пользуйся возможностью порадоваться жизни, но нет– перекрыл все подходы к замку и явно нарывается на неприятности. А вызвал на переговоры– для чего? Думаете поблагодарить за освобождение прекрасной дамы? Ой, ли… Я буду очень удивлён, если это так…

Обменялись оценивающими взглядами, пробежавшись глазами по лошадям и броне противной стороны– их жизнь явно потрепала, и шевалье, наконец, остановив своё внимание на мне, начал разговор, причём достаточно надменно:

– Ты ли человек, именующий себя принцем?

Ох-хо-хо, кажется начинается– забыл какая по счёту серия– продолжение поднадоевшего фильма про самозванца. Только вот, я ведь уже и концовку просмотрел, а диалоги– так и вовсе наизусть выучил:

– А ты, надо полагать, человек, именующий себя шевалье?

Жоссеран побагровел и подался вперёд, вынуждая сопровождающих меня латников схватиться за рукоять меча:

– Кабы не моя честь, клянусь– за такие слова лишился бы головы.

Я насмешливо улыбнулся:

– Не знаю про твою, но моя честь находится на кончике моего меча, готового в любой момент ответить на оскорбление или вызов. И я всегда к вашим услугам, сударь…

Зря он в перепалку полез, ведь армия без командира– не армия, а стадо баранов, тянущих каждый в свою сторону, и не проще ли мне в таком случае его спровоцировать– чтобы меня, а не наоборот, вызвали на божий суд, получив таким образом возможность выбора в проведении поединка конным или пешим,– что для меня до сих пор актуально. А потом аккуратно ликвидировать оппонента, лишив противника командующего. Так ведь меньше проблем станет, а осаждающий нас лагерь после такого и сам может развалиться. Эти мысли промелькнули в моей голове, но практически сразу и испарились– потому как увидел, что это не бычок, перед которым, дабы спровоцировать достаточно красной тряпкой помахать, а солидный муж, рыцарь, чей-то сеньор, наконец… Он быстро успокоился, переглянулся со своими компаньонами и, криво усмехнувшись, поцедил:

– Вот ещё. Слишком много чести…

И чуть погодя высокомерно добавил:

– Мне всё равно кто ты такой… Ты занял замок моих добрых соседей, к сожалению, покойных… Но это мало что меняет, я желаю освободить замок от подобных тебе– и сделаю это. Но, руководствуясь милосердием, предлагаю вам избежать напрасного кровопролития и сдаться на мою милость. В таком случае– клянусь своей честью!– гарантирую жизнь…

Можно представить ту жизнь, которую этот дворянчик мне сейчас гарантирует– как бы после такого я не пожалел, что сразу не помер. Нахрен!

– Могу себе представить и твоё милосердие, и твою, так называемую честь…– ответил я с усмешкой, и после, гораздо более серьёзным тоном добавил,– Зря ты сразу после воссоединения со своей дражайшей супругой, отсюда не упылил– теперь здесь и найдёшь свой конец… Прощай!

И, уже поворачивая коня, услышал в спину:

– Мы ещё встретимся, и тогда ты пожалеешь…

– Уже. Жалею.

–

Не совсем понятно почему шевалье отказался от поединка– подобное поведение нехарактерно для нынешнего дворянства. Для этого должны присутствовать веские оправдательные причины, как в собственных глазах, так и для общества– и возможно они имеются, причём в нескольких вариантах: то ли уже наслышан обо мне– это ведь только кажется, что страна большая, но на самом деле дворян не так и много– скопом разве что на один большой город наберётся– и слухи о заметных персонах среди этого сословия расходятся достаточно быстро; и отсюда возможный вывод– я достаточно странен, чтобы посчитать меня самозванцем (или предпочесть посчитать, если такое выгоднее), полагая дуэль со мной бесчестьем,– а это, на самом деле, очень сильный довод в пользу отказа от поединка. Как и неплохая возможность избежать дуэли в случае, если нет уверенности в собственной победе...

Нам– имеется в виду людям информационной эпохи– не понять того трепета, который средневековые дворяне придают слову “честь”. Как иллюстрацию к вышесказанному, приведу в качестве примера недавно услышанную на пиру историю произошедшую не то во Фландрии, не то в Голландии– где-то в тех краях, во время одного из многочисленных в последнее время восстаний черни. Ехали три рыцаря по своим делам– мне даже имена называли этих “героев”, но я их благополучно позабыл, ибо к таковым их отнести не смог– и в процессе путешествия попали в организованную восставшими засаду, оказавшись окружены многократно превосходящей по численности толпой простолюдинов. И, в ситуации, когда нужно было сражаться за свою жизнь, предпочли безропотно умереть, но не обнажить свои мечи, полагая для себя бесчестьем замарать их в крови низшего сословия. Рассказчик привёл мне эту историю в качестве примеров мужества и доблести– он реально считал их героями, наравне с такими знаменитыми персонажами, как рыцари Круглого стола, или оставшегося прикрывать отход Карла Великого графа Роланда. Это же какой уровень презрения нижестоящих должен быть, чтобы смерть считать наименее худшим последствием для чести? Поэтому, с этими людьми я уже ничему не удивляюсь…

По возвращении с неудачных переговоров и уже положительно внутренне относительно возможного сражения определившись, с новыми силами принялся за тренировки личного состава. Теперь только удивив– желательно понеприятнее– противника, возможно снятие осады. И создав тем самым нам необходимую репутацию среди окружающих, некий ореол непобедимости, что совсем немаловажно в отношении будущего. Ведь именно таким способом и создаются все Великие компании– через победы…

Глава 6

Время обычно течёт как равнинная река– медленно и величаво, но иногда, обычно резко и внезапно, что-то происходит, и оно скачками ускоряется и несётся подобно водопаду, грозя унести тебя в бездну– без возврата. И ты, случайно или намеренно попавший в струю, чувствуешь себя беспомощной щепкой, от которой мало что зависит. Трепыхаешься в водовороте, непонятно на что надеясь, но итог один…

Именно такие мысли приходят иногда на ум. Я борюсь, тыкаясь в знакомом лишь теоретически как слепой крот, осваиваю с бойцами нелёгкую науку войны, а в конце…все будем там. И зачем тогда всё? Не проще ли опустить руки, для понимания момента скрестив их на груди и приняв телом горизонтальное положение, и сказать– делайте что хотите, – я пас. Можно, но что-то внутри не даёт сдаться, заставляя биться до конца, и даже дальше…

Этот шевалье выставил мне ультиматум? Наивный… Он ещё проклянёт тот день и час, когда решил связаться со мной. Думает сила на его стороне, в замке недостаточно еды для полноценной его обороны– и мы, вроде как, в безвыходной ситуации: остаётся либо сдаться на милость этого нехорошего человека, чем это грозит– это если сразу, презрев все клятвы (которые, как и в будущем, соблюдают в основном когда выгодно) не подвесят сушиться за шею на какой-нибудь подходящей ветке в качестве украшения окрестных лесов– я совсем недавно наблюдал в подземельях этого замка; либо, проигнорировав своё численное меньшинство, выйти на “честный” бой. Нет, в кое-каких мыслях этот типчик несомненно прав, и на бой мы выйдем– уже почти готовы– но вот понравится ли ему итог, – сомневаюсь.

Неделя интенсивных– несмотря на некоторое недовольство у солдат, смазанное чрезвычайностью обстоятельств-тренировок не прошла бесследно: наблюдаемая визуально слаженность действий ощутимо возросла, и удалось закрыть обнаруженные– какие возможно в наших обстоятельствах– узкие места. Хотелось, конечно, большего, но время…увы, с продовольствием, действительно, становится всё хуже. Не успел я забить закрома замка, и теперь, если осада продлится ещё хотя бы пару недель– придётся подтянуть пояса. Талоны на хлеб, очереди в магазинах– знакомая картина? Так вот такого точно не будет, но пайку вынужден буду урезать-что очевидным образом повлияет на физическое и моральное состояние бойцов в негативную сторону. Ну, а ещё через месяц сидения в осаде начнём складывать зубы на полку или, как поляки в Кремле в двенадцатом году– кушать друг друга… Но до такого доводить я не намерен, и потому на бой мы обязательно выйдем. И произойдёт это уже завтра…

–

На рассвете бил мандраж, и не только от предчувствия кровавой потехи. Усиливали ощущения осознание ответственности за судьбу собравшихся вокруг солдат, сегодня в противовес обычному в большинстве своём угрюмых и замкнутых, хотя кое-где и вспыхивали островки неуместного в данный момент веселья. Сорок восемь человек разделят предначертанное этим прохладным июньским утром со мной. Это мой корабль, и если он пойдёт ко дну, то и мне смысла особого нет трепыхаться– капитан остаётся на мостике до конца.

Накрутил себя маленько, прочувствовал глубину возможного падения и его ужас, и довольно– делай, что должно– ну, и забегал, захлопотал. Построил солдат, заслушал доклады командиров, сам всё проверил– и, по-моему, некоторые уже начинают мечтать о сражении, лишь бы подальше от слишком заботливого командира -и вроде всё в порядке и лучше уже– по крайней мере, на сегодняшний день– не сделать, но оттягивал момент выступления, пока наконец не осознал– перед смертью не надышишься. И вот после этого остановился, окинул ещё раз глазом своё куцее воинство и махнул рукой, сопроводив команду голосом:

– Открывай!

Поскрипывая и громыхая цепью поднялась решётка. Распахнулись ворота. Отряд медленным потоком проследовал наружу, оставив в замке Мерси лишь больных, раненых, женщин, и прочих, к ним приравненных,– например, моего слугу Слизняка. Таковых набралось чуть больше десятка: ни резервом в предстоящем сражении послужить, ни крепость в случае общей неудачи защитить они не в состоянии, и потому поработают пока швейцарами– двери, в смысле, ворота открыть-закрыть перед победоносным– как все мы надеемся– войском.

Почти стройными рядами вышли на поле, и впереди, естественно, Чапай в моём лице на лихом коне, сопровождаемый всей нашей кавалерией числом в восемь единиц. Над нами плещет на ветру штандарт: я тут на досуге подумал– отсутствие его уже вызывает нехорошие такие вопросы, а какой поднимать, если не помню какой там герб у моего– якобы– королевства, – так что же делать? Ну, и надумал– принц я, али не принц… А раз так– свой личный, какой придумал, стяг поднял. Вот, теперь подняв голову, любуюсь бурым медведем с топориком в лапе на зелёном фоне. И пусть теперь скажут, что это не мой герб… В принципе, обычная для средневековья ситуация– присваивание чужих гербов. Правда, не в курсе чей именно я позаимствовал, быть может и ничейный, тогда проще– не придётся, как здесь практикуется, доказывать своё привилегированное право на картинку в суде или на ристалище.

Один из латников отделился от нашего дружного отряда и немного– но вполне достаточно, чтобы был виден со всех сторон– выехал вперёд, отцепил от седла большой рог и, набрав в лёгкие воздуха, дунул в него. Низкий протяжный– и совсем немузыкальный– звук сорвал с крон деревьев тучи ворон, и взбаламутил, и без того уже заметивших наше выдвижение, воинов в лагере противника. Расслабились они– и это мягко сказано. За эту неделю осады осаждающие не проявили вообще никакой инициативы, да что говорить– даже осадными приспособлениями не озаботились. Обложили крепость, выставив– и то редко– вокруг посты, и на том успокоились. Зато каждый день у них пирушки и рыцарские забавы, вроде поединков– это у них война такая. И как же они забегали, когда наш рог продудел…

Тем временем, начали строиться наши боевые порядки: сначала выставили в ряд пять сцепленных между собой цепью возов– основу нашей обороны, перед ними построились в две шеренги пикинёры, на самих возах расположились с десяток алебардщиков и стрелки– четыре лучника и пять арбалетчиков. За возами встал мой единственный резерв– латники. На прошедшем незадолго до этого дня совещании командиры отряда настояли на моём расположении– несмотря на мои возражения– вместе с конницей, аргументируя моей значимостью для отряда, а также тем, что кому как не мне определить время ввода в бой резерва. Так то, да, но душа не лежит находиться за чужими спинами. Да и конный спорт– пока что– точно не моё. Если бы меня, как к примеру местных дворян, лет с пяти учили бы спать, есть и производить прочие физиологические процедуры не сходя с лошади, то и вопросов не было, но пока отставание моё– хоть и активно сокращаемое– от местных кентавров слишком велико.

Довольно быстро прибыл отряд вражеских наёмников, а вот дворяне что-то не торопятся. Понимаю– подготовка рыцаря к бою– сложная задача– это и броня тяжёлая, и оруженосцы нерасторопные, а кони слишком боевые, но тогда накой чёрт мы тренировались и что-то придумывали, когда– как оказывается– можно было этого сеньора по частям разобрать. Но не переигрывать же– ждём дальше…

Наконец, когда моё терпение уже стало приближаться к пределу, из вражеского лагеря вывалил цыганский табор. По крайней мере, именно так на первый взгляд выглядело это скопище людей: несколько разноцветных до ряби в глазах конных отрядов, обвешанных развевающимися на ветру какими-то ленточками, платками, шарфами, флагами, и всё это движение сопровождается звуками рожков и дудок– происходи дело в будущем,– только на этот кочевой народец и подумал. Но здесь всё намного серьёзнее…

Феодальные отряды пристроились за наёмниками. Всё, как я и думал– первыми пойдут кого не жалко. А после впереди появился опять персонаж с рожком, и принялся настырно в него дудеть– вызывать на переговоры. Вот любят они это дело… Но делать нечего, нужно соблюдать политес, потому отправил на встречу Марка– самому неохота ни выслушивать, ни голову ненужными мыслями забивать. Что там скажут и предложат– мне и так понятно (если, конечно, не произойдёт чудо), так зачем лишние телодвижения,– для себя я уже всё решил. И, да, чуда так и не случилось…

Постепенно поднимавшееся солнце начало ощутимо припекать, и по спинам воинам потекли жаркие ручейки. И, быть может, исходя и из этих соображений сеньор де Люньи практически сразу после неудачных переговоров двинул свои войска в наступление. Пока, правда, частичное– в ставке шевалье отчаянно замахали флагом, и отряд наёмников двинулся в нашу сторону. По мере его приближения к нашему расположению, обнаружилось, что наёмники поголовно вооружены арбалетами. Судя по всему, нас посетили знаменитые генуэзские арбалетчики. Их появление грозит массированным обстрелом, но и нам есть чем ответить. Так что посмотрим на этих знаменитостей… Кстати говоря, слово генуэзские вовсе не означает, что они поголовно из города Генуя, и даже, скорее всего, именно воины из этого города в составе этого отряда и отсутствуют. По одной единственной причине– им запрещено заниматься наемничеством без разрешения с правительством. А я сомневаюсь, что у этого мелкого шевалье существует подобное межгосударственное соглашение с Генуей.

Вражеские арбалетчики остановились примерно в сотне шагов от нашей первой шеренги, развернулись к нам спиной, продемонстрировав закреплённые на них павезы, и занялись зарядкой своего главного оружия. Павезы имелись и у нас– и прямо перед пикинёрами, потому дружный залп, дробно простучав по дереву, не принёс противнику какого-либо результата. А вот ответный залп с возов смог уязвить одного из врагов в ногу. Так и пошло: противник расходовал болты, утыкав частоколом павезы и борта возов, а наши, стоящие за ограждением на колене, стрелки ловили их в самый неудобный момент разворота и всаживали в цель болт или стрелу. Не обходилось, к сожалению, без потерь и с нашей стороны– я отсюда вижу уже трёх, двое ещё шевелятся, пытаясь покинуть поле боя, а третий– с торчащим на месте глаза хвостовиком– уже отдёргался. Но эти потери не шли ни в какое сравнение с аналогичными у супостата– там уже больше трети наёмников либо тихо лежала– уже не имея никаких желаний, либо постанывая отползала куда подальше, и их поведение, а также звуковой фон, сопровождающий их телодвижения, ощутимо действовали наёмникам на нервы, что в конечном счёте вылилось в их поспешное отступление.

Увидев такое дело, шевалье де Люньи поспешил на помощь, бросив в бой всю наличную конницу, но странным образом: возможно случайно, но мне думается– намеренно, краем проехавшись по разбегающимся в тщетной попытке избежать столкновения кондотьеров, и втоптав тех в землю. От такого ужаса наёмники, решив, наверное, что на сегодня им достаточно, бросились в разные стороны. А я с облегчением выдохнул– можно сказать, полдела сделано, осталась "мелочь"– с кавалерией справиться…

Которая вопреки движению вверх по склону стремительно приближалась. Все наши стрелки включились в работу, почти не целясь опустошая колчаны и стремясь выпустить лишь как можно больше в сторону врага смертоносных предметов. Да, и мудрено промахнуться в такую большую цель, как накатывающая конная лава. Не все стрелы и болты нашли свою цель, а многие и вовсе попали в лошадей, но и этого было достаточно, чтобы притормозить наступление на флангах. Однако в центре, где скакали три закованных в железо рыцаря на точно так же защищённых конях, ситуация становилась угрожающей. Их копья, стоящие до того вертикально, резко опустились в сторону моих бойцов, и противник вроде как даже прибавил в движении.

Пикинёры тоже нацелили своё оружие на врага– целый лес пик выстроился на манер частокола, в который с разбегу влетели всадники. Ещё в процессе подготовки к предстоящему сражению, я особое внимание уделил длине наших пик– в плане превосходства их в этом параметре над кавалерийскими лансами, и теперь наблюдал последствия моих деяний: вал насадившихся лошадей– нередко насквозь– подобно шашлыку на шпажки, уже мёртвых, но изредка ещё живых, и опасных окружающим их людям в своей попытке изо всех своих лошадиных сил вырваться из этого ада. И эти последние, пытающиеся вырваться, натворили дел в получившейся скученности как бы не больше, чем все наличествующие здесь человеческие приспособы для убийства себе подобных– беспорядочно молотя копытами и превращая за секунды попавшего под них в окровавленную изломанную куклу.

Острие таранного рыцарского удара за счёт лучших коней и их защиты прорвало центр моего построения, но остановилось, уткнувшись в табор– где и попало под страшные удары алебард. От которых не защищали ни доспехи, ни мастерство во владении оружием– каждый взмах этим оружием приводил к отрубленным конечностям или расколотым головам. Собственно, прорвавшиеся рыцари здесь и погибли. К истреблению прочих подключились уцелевшие после первого натиска пикинёры, имея обычаем стаскивать своих противников с коней посредством крючка на пике и после– на земле– закалывать кинжалами, и стрелки– засыпавшие врагов десятками снарядов в упор. И это избиение– по-другому и не назовёшь– чем дальше, тем увереннее вело к нашей победе. Поняв это, я поспешил выложить свой последний козырь– латников.

Обогнув на скорости справа линию возов, мы налетели с тыла на застрявшую в наших боевых порядках аморфную вражескую массу. К этому моменту уже не менее половины из их числа были тем или иным способом выведены из строя, оставшиеся же ещё на ногах не знали что делать, отчаянно защищаясь от сыпавшихся со всех сторон многочисленных ударов. Для отступления им не хватало лишь толчка, которым и послужил наш решающий удар в тыл.

Как не выцеливал копьём попавшегося на моём пути спешенного сержанта, но попасть в чересчур юркого воина не сумел. И он было почти избежал опасности, но– ох, уж это слово “почти”… Почти в условиях когда на кону человеческая жизнь практически всегда приводит к чьей-то гибели– и этот сержант не стал исключением: ловкости хватило, чтобы избежать встречи с наконечником моего ланса, но на этом удача его покинула, и он угодил под копыта моего соратника -и что из этих вариантов приятнее,– так сразу и не скажу. Вернее, что неприятнее: почти мгновенная смерть от проникающего ранения или гарантированного болевого шока, или долгая и мучительная от многочисленных гематом и переломов– потому как лечить его точно никто не будет. И будет благом если проходящий мимо воин расщедрится на удар милосердия…

После первой моей неудачи, последовала следующая– неловко ворочая копьём, случайно воткнул его в хромавшую куда глаза глядят лошадь, отчего та буквально взбесилась, проявив не немыслимую прыть и буквально вырвав из моих рук эту злополучную вещь, для меня являвшуюся сродни коромыслу. Сплюнул с досады от расстройства, но и одновременно мысленно перекрестился– не моё это, и выхватив меч устремился дальше в сечу. Ну вот– дело и пошло: наклон вправо и широкий замах оружием низом из-за спины вперёд закончился на каком-то шлёме, и “жестянка”, не сдержав удара, лопнула вместе с его содержимым, и сразу– прикрыв щитом коня от тычка мечом какого-то недобитка, ткнул в ответ– прямо в раззявленный в крике рот. И всё– бой, промелькнув короткими острыми моментами, остался позади. Я, было развернулся на повторный проход, но этого уже не потребовалось– враг дружно показал нам свои спины, и только пятки засверкали.