Текст книги "На чужой войне 2 (СИ)"

Автор книги: Ван Ваныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 9

Приглашение на пир оказалось кстати– дама де Люньи не знала чем себя занять, и оттого пребывала в небольшой депрессии. То, что повод для его проведения– победа над рыцарским войском– может совсем не понравиться её супругу, и даже не может, а наверняка не понравится– не остановило от в нём участия. Шевалье Жоссеран и так навредил– по её мнению– своей войнушкой уж более и, наверное, невозможно, а небольшой скандал она как-нибудь переживёт,– в первый раз что ли…

К тому же там будет принц… Принц– от одного этого слова у неё мурашки бежали по телу, и перед внутренним взором невольно возникали сцены крайней встречи– как он смотрел, что говорил… Это было незабываемо ярко, в отличии от всей предыдущей жизни, в которой было мало места для радости: суровый отец, решивший за неё дальнейшую судьбу, отдав, едва её “природа” позвала, нелюбимому мужу, грубому и непросыхающему вояке, все интересы которого не распространялись далее войны и охоты. Который, похоже, и сам не понимал зачем ему жена… Потом был ранний ребёнок, рождение которого она так ждала, желая обрести в нём родственную душу– который ушёл слишком рано с очередной эпидемией,– обычное дело в эти времена. Но не для неё… Эта утрата что-то изменила: она стала тяготиться мужем, а он– и вовсе забыл про неё, пропадая или на сеновалах в объятиях пейзанок, или на многочисленных войнах– что, согласитесь, не способствует крепкой ячейке общества или деторождению. Удивительно, что он вообще вспомнил о её пропаже и пришёл вызволять, правда, когда уже и не нужно стало, но супруг и тут отличился, устроив войну на ровном месте. А в итоге, Маргарита чуть снова не оказалась на старом месте…уж лучше бы и не освобождал.

В этих условиях, Маргарита поневоле стала искать отдушину, которую и нашла в книгах, или вернее сказать, в отдельном литературном направлении, именуемом куртуазными романами. Легко, прочитав подобные произведения, уйти грёзами в мир прекрасных дам и благородных рыцарей– в мир, где есть всё, чего ей сильно не доставало в этом– и остаться там, не желая возвращаться в наш, реальный, но такой серый. Иногда Маргарита осознавала ошибочность подобных мечтаний, и тогда сказывалось строгое детское воспитание: она вставала на колени перед крестом и молила о несбыточном– чтобы небесный владыка дал ей сил быть такой, какой её хотели видеть родители. Верной, любящей женой, опорой своему мужу, хранительницей домашнего очага, наконец. Не получалось…

Внезапно началась эта война, за ней последовал столь же неожиданный плен, и для запутавшейся девушки будто воскресли страницы некогда прочитанного романа– по крайней мере, приключений на её долю выпало предостаточно, и даже благородного рыцаря получилось встретить. Но ведь в книгах всегда рядом с ним должна быть прекрасная дама, а как же ей мечталось оказаться в этой роли…

Пиршественный зал не разочаровал, обстановка вполне соответствовала предназначению, по меньшей мере, было не хуже, чем при редких подобных мероприятиях в замке Люньи, а может быть– здесь Маргарита должна была признать очевидное– кое в чём и получше. И народу собралось, хоть по её мнению и не совсем подходящего– отец и супруг большинство подобных и близко бы на порог не допустили, но не в пример более многочисленного, чем в картинках из сохранившегося в памяти.

Как оказалось, и более весёлого: здравницы следовали один за другим, в том числе– что заставило зарумяниться-провозглашённый принцем в её честь. Однако, чем дальше, тем более приходила в волнение Маргарита– воспоминания о том, каким необузданным бывал супруг после таких возлияний и прежде отравляли ей жизнь,– и оказаться снова в подобной компании она не желала совсем. Это не было с её стороны полным непринятием алкоголя– в такие времена, когда вождём считается кормящий и поящий своих людей– подобное было бы глупостью. Она и сама бывало, во время приёма пищи, как, например, сейчас, могла позволить себе пару кубков разбавленного– это не было чем-то особенным для окружающих, но, одновременно, считала употребление горячительных напитков до полного нестояния, поведением некультурным, или, говоря нынешним языком, некуртуазным.

Но принц, слава богу, оказался более стоек в этом отношении и, когда некоторые из присутствующих гостей начали выпадать в “осадок”, предложил даме де Люньи совместно покинуть пиршество, медленно, но верно превращавшееся в вертеп– на что та радостно и согласилась. Последовала за принцем и его слугой, в данном случае исполнявшем роль факелоносца, через боковую дверь и по узкой лестнице наверх– в свои покои. Однако, немного не дошла…как почувствовала на своей талии, а после и чуть ниже– отчего её бросило в жар– чужую руку…

–

Момент, когда моя спутница внезапно резко остановилась и дёрнулась в сторону, я благополучно прошляпил. Сказалось то ли благодушное настроение от удачно проведённого мероприятия, то ли наличие “незадокумертированных” примесей в крови, осознать уровень которых правильно я не смог, но, в любом случае, неожиданное изменение обстановки оказалось для меня сюрпризом. Неприятным… Лестница, убегавшая винтом вверх была узкой и совсем не подходящей для подобных маневров, отчего я, перед этим пропустивший даму– очередной привет из будущего– несмотря на её удивление, вперёд, едва не споткнулся. Что, учитывая крутизну ступенек и отсутствие перил, за которые в такой ситуации можно было бы подержаться, вполне могло бы закончиться для меня не совместимым с жизнью кульбитом.

Потратил какие-то мгновения на стабилизацию своего равновесия, и лишь только после этого повернулся к прижавшейся к стене Маргарите, обнаружив её весьма шокированной. Я остановился, пытаясь совместить это выражение на её лице и мои поступки, возможно не понравившиеся даме де Люньи. Это ведь не я… А, хотя на кого ещё она может смотреть? Хотел было спросить, но внезапно вспомнил свои совсем недавние непроизвольные телодвижения, которые для меня– человека из будущего– были естественны в моём состоянии и в компании понравившейся девушки, но совершенно неподходящи в средневековье. Более того: такие действия возможны со служанкой на сеновале, но с благородной дамой-они просто оскорбительны. Вот так, на ровном месте…

Теперь, осознав свой проступок, смог прикинуть и возможные последствия оного. Скажем так, в двадцать первом веке подобные можно было получить за подобное же, но с малолетней– относительно, конечно, потому что здесь всё намного серьёзнее. Если в будущие времена– это обычно означало мордобой, а в некоторых случаях– небо в клеточку, то в нынешние– разборки со смертельным исходом. И возраст сторон в этом моменте никакой роли не играет, учитывается лишь происхождение пострадавшей. А случившееся сейчас– это вам совсем не то же самое, что служанку на сеновале валять…

Мы замерли, в волнении взирая друг на друга, и я мучительно напрягся в попытках сообразить выход из создавшегося сомнительного положения– ведь сам же изменил её статус на гостевой и, выходит, тут же, не желая того, оскорбил. А это уже не просто обида женщине– это неуважение её роду, а оскорбление здесь смывается единственным образом… И что же-надо снова ждать мстителей? Боюсь, такая феодальная жизнь мне быстро надоест…

И на горизонте теперь проглядываются лишь два выхода: первый заточить её на старое место– и забыть, и второй, на который меня подталкивало в том числе и существование, как мне показалось, взаимной симпатии, а также избыток спирта в крови, зовущий на "подвиги"… Как там, в стареньком фильме Андрей Миронов говорил: “…вы привлекательны, я-чертовски привлекателен. Так чего время терять. Сегодня, в семь, на сеновале”. Ха-ха… Не совсем уж так, но в качестве ориентира вполне актуально. Осталось лишь, набравшись храбрости, сделать первый шаг. А ведь из нас двоих только я знаю, что она уже не замужем…

Идущий впереди Слизняк, слишком увлеченный своей новой ролью, продолжал удаляться, а вместе с ним и свет от удерживаемого им факела. Маргарита, справившаяся было с первыми эмоциями, опять заволновалась. Оглядываясь на удаляющийся свет, часто задышала, изредка теребя своё платье за витую бахрому. Наконец, более не выдержав двусмысленности положения, нервно облизнула губы и отрывисто обратилась ко мне:

– Ваша Светл…

Но к этому моменту и я уже решился, а звуки, разорвавшие тишину, послужили неким триггером к началу моих действий. Сделал шаг вперёд, мои руки скользнули на талию, а моя щека ощутила бархат её кожи. Она не сопротивлялась, когда мои губы коснулись её, но и не отвечала на мои ласки, будто не с ней это происходило. Единственное, что выдавало её волнение от происходящего– это участившееся дыхание. И когда уже было решил, что всё пропало, я ей противен, или ещё чего похуже, Маргарита как-то судорожно вздохнула, разлепила губы и несмело ответила. И здесь мы на некоторое время потерялись…

Минутами позже она оторвалась, мягко отстраняясь и положив голову мне на грудь.

– Нет…– судорожно вздохнув и улыбаясь одними губами, тихо прошептала. Мне почему-то в этот момент пришла на ум расхожая фраза: “Если женщина сказала нет, то это может означать совсем не то, что вы подумали…” Вот, к чему эта нет: к тому, что нет– пока, или нет– совсем? А может она сама себе так на какие-то потаённые мысли отвечает? Неоднозначно всё…

Между тем, девушка, успокоившись, выпрямилась, внимательно посмотрела в мои, едва различимые в темноте глаза, и затем, убрав руки с моей груди и подцепив подол платья, сделала два шага вверх по лестнице. На третьей ступеньке остановилась и оглянулась на меня, всё ещё стоявшего и переживавшего от нахлынувших мыслей. И, хотя мгла "скрадывала" глаза и, тем более, их выражение, но сама поза Маргариты будто спрашивала– ну, что же ты, идёшь? И я поспешил к ней…

Солнце скользнуло лучом по щеке, прокравшись сквозь шторки балдахина, и засверкало зайчиком сквозь сомкнутые веки. Я было прикрылся рукой, пытаясь догнать стремительно ускользающий сон, но спустя короткое время лучик нашёл новую дорожку между моих пальцев. Поворочался немного, пока дрёма окончательно не ушла, и после просто лежал, обратившись мыслями к произошедшему. Или, вернее, к не произошедшему…

Нет, я не сожалел о вчерашних объятиях: Марго, в моём представлении, девушка достойная со всех сторон, к тому же-я криво усмехнулся– теперь и абсолютно свободная. Так получилось… Приятная для глаз и в общении, она могла бы стать хорошей подругой. Наверное…

Я уже несколько отошёл от прошлогоднего удара– потери любимой девушки. Таких эмоций, таких чувств уже, скорее всего, не повторится, но понимая это, осознаю и невозможность обернуть время вспять– если вы, конечно, не чокнутый Профессор– следовательно, нужно жить как-то дальше. Марго не сравнить с Машей– боюсь, с ней уже никто и никогда не сравнится– но если выбирать среди ныне живущих, то почему бы и нет. Осталось выяснить её отношение к данному вопросу…

Вчера, после случившегося на лестнице, мы поднялись наверх, догнав недоумевающего нашей потерей Слизняка уже у самых дверей в дамские покои, где, как не странно, мило улыбнувшись друг другу, расстались. Очевидно, что девушке необходимо предоставить время на подумать, гусарские наскоки в данном моменте могут лишь повредить. Отставив, таким образом, все объяснения на более поздний срок. Дойдя в своих размышлениях до этого момента, и поставив себе это в уме в качестве первоочередной задачи, поспешил к подъёму.

Но прежде дела отрядные: раненые требовали ухода, потом пришли крестьяне во главе со старостой, торопившиеся воспользоваться предоставленной возможностью доступа к пекарням. Испекли хлеб себе, заодно и нам– в счёт баналитета,– всё равно у них в кошелях пусто. И я не смог отказать себе в малости– зажевать подрумяненную, одурманивающее пахнувшую корочку, чуть-чуть посыпанную солью,– ведь ещё маковой росинки во рту не было. Но получилось лишь раздразниться, что и доказало недовольное бурчание в желудке, а потому распорядился накрывать обед. Что, утром приём пищи называется завтраком? Может где-то и называется, но тут у нас другие реалии: питаемся только дважды в день, а потому выбор за нами как подобные мероприятия обозвать. Главное ведь не в названии…

Да, мы рады бы и почаще набивать брюхо вкусными вещами, но отсутствие пока не придуманных электро– и газовых приборов для приготовления пищи и, соответственно, слишком медленная готовка в пекарнях и на открытом огне, приводят к более редкому её употреблению. Может, оно и к лучшему– зато количество толстых людей здесь заметно уступает в этом параметре будущим временам. Ведь, как нам ныне благодаря кардиологам стало известно, это– избыточный вес– якобы не способствует продолжительности жизни. Возможно и так… Но, если честно, то на фоне всего прочего творящегося вокруг, как-то не до толстяков и их проблем с лишним весом. И продолжительность жизни в этом аду не особо привлекает– пенсий здесь всё равно пока нет,– не к чему стремиться. То есть нет и той, болтающейся перед носом морковки, за которой мы– человеки– готовы прыгать, как обезьянки за бананом, но которая, по воле наших правителей, постоянно от нас ускользает в заоблачные дали. Интересно иногда мысли бегают: начинаешь с еды, а заканчиваешь-пенсией. Но вернёмся к актуальному…

Я, раз уже такое дело, решил совместить полезное с приятным: отправил Слизняка осведомиться у дамы де Люньи– не соблаговолит ли последняя разделить со мной “корочку хлеба”. На что, спустя короткое время, получил ответ– она согласна.

–

Маргарита плохо спала ночью– ласки и поцелуи на лестнице выбили из колеи, и рано проснулась утром, тем не менее, не спеша вставать и переживая заново эти оскорбительные и, одновременно, такие восхитительные моменты, пытаясь одновременно определиться как к этому относиться: следует ли считать себя падшей женщиной– ведь она позволила себя трогать и даже– о, ужас!– целовать чужому мужчине, или это такое начало романа– как в книгах. И проконсультироваться, как на грех, было не у кого. Не идти же с этим к капеллану, выводы которого по такому поводу были очевидны– молись, дочь моя, чаще и усерднее… Куда уж усерднее?

А далее, когда она всё же соизволила перейти при помощи болтливой служанки Греты к утренним процедурам, последняя и выдала в виде словесного поноса только недавно полученную через “сарафанное радио” шокирующую новость– Маргарита де Люньи теперь вдова. От такой новости у госпожи подкосились ноги, а на глазах появились слёзы: вот ведь как бывает иногда– некоторые вещи или людей начинаешь ценить лишь потеряв навсегда. Не любила– нужно прямо сказать, хотя старалась, но– увы! И почувствовала сейчас– после потери нелюбимой, но такой надежной защиты перед окружающем страшным миром– себя голой на холодном ветру.

Когда же наконец немного успокоилась, задумалась– а почему никто не торопится сообщить ей о смерти шевалье. Почему она узнала это случайно и совсем не от тех? Это игнорирование и неуважение, или… Слишком много вопросов, на которые хотелось бы получить ответы. И потому, когда слуга хозяина замка передал ей приглашение на совместный обед, она с нетерпением согласилась.

–

Марго появилась в тот самый момент, когда нанятый слуга (оценив разницу между блюдами, приготовленными профессионалом и их суррогатом– обычной мазнёй в исполнении отрядного повара– выпросил у трактирщика Пьера в этом качестве одного из его людей) с редким французским именем Жак оповестил меня о полной готовности. Мы сошлись перед накрытым белой скатертью столом, и я первым– не по этикету– склонился перед ней в поклоне:

– Счастлив приветствовать вас, сеньора…

Она была задумчива, ответив реверансом чуть погодя и немного не в такт. И после: не спешила за стол, а выпрямилась гордо и принялась сверлить меня пристальным взглядом. Правда, практически сразу– едва я с удивлением обратил на это внимание, она потупилась, сложив руки на животе и всем своим видом олицетворяя смирение. Хм… Я окинул её задумчивым взором: сегодня Маргарита де Люньи сменила наряд на скромное полностью белое платье и такой же чепец– это было для меня нечто новенькое. Скромненько, но с вкусом. Но, как понимаю, это не главное… А для чего тогда этот непонятный демарш? Ведь не просто же так… И лишь чуть позже до меня дошло– я аж вздрогнул,– это жжж неспроста… Дело-то не в одежде, а в её цвете. Белый цвет в эти времена, как, впрочем, и в будущие, олицетворяет чистоту и невинность, являясь цветом Богородицы, но также– отчего я и пришёл в замешательство– это был цвет траура…

Закашлялся, скрывая смущение. Совсем забыл про этого чёртового шевалье!

– Э…хм… Сеньора, прошу меня простить за промедление, но сам недавно… Эээ… Не хотел вас расстраивать, но должен…

– Не нужно. Я всё знаю.– Маргарита смотрела мне в глаза ясным чистым взором, от которого мне стало не по себе.

Я опустил покаянно голову– да, вот так– со всех сторон виноват…

Глава 10

Я, наконец, определился со своим поведением: как не крути– виноват, сначала, хоть и косвенно– в смерти её супруга, но это ладно– дело-то военное, можно сказать, обыденное для этих времён; но вот то, что до сих пор не удосужился сообщить даме де Люньи о её вдовстве– моя вина, а потому остаётся лишь одно– просить прощения. И я покаянно склонил перед Маргаритой голову:

– Виноват. Прошу вас, сеньора, великодушно о прощении– не со зла так получилось. Сначала одно, потом– другое,– замотался…

Я растерянно развёл руками– мол, ну, что тут поделаешь,– дурак, да. И девушка, внимательно и молча наблюдавшая за моими попытками оправдаться, на этом моменте невольно улыбнулась. Слегка и немного грустно, но всё же… И я решил, воспользовавшись благоприятным моментом, сменить неприятную для меня тему:

– А у нас уже и стол готов, прошу вас– вот сюда,– указывая на ближайший стул и, одновременно, другой рукой делая знак повару для начала церемонии.

Обед проходил в той же зале, что и совсем недавнее пиршество. И обстановка, за исключением отсутствия столов для гостей и самих приглашенных, мало изменилась. Сохранился стол на возвышенности, как и монструозные стулья возле него, на которых мы и разместились для приёма пищи. По сигналу повара, забегали нанятые слуги, разнося ароматно пахнущие блюда и разливая в бокалы вино-без которого, надо сказать, не обходилось ни одно столование. Бывало, что не вино, а пиво, или сидр, но подобное обязательно присутствовало на столе. Будучи существуя физически в будущих временах– как звучит, однако– встречал в печатных изданиях фразу– “пьяное средневековье”, но даже и мысленно не мог себе представить,– насколько оно пьяное. Но об этом я, кажется, упоминал…

Наваленного на столе хватило бы накормить наверное не один десяток человек и кто-то– только уже не я– подумал бы, что это явное излишество. Однако, вникнув во все нюансы феодального общества, узнал, что кроме символичности и показухи– какой богатый сеньор!– этот стол нес и практическое значение: после насыщения господина, оставшееся в огромном количестве поедалось его слугами. С моей точки зрения– прежней, до попадания– выглядит всё это не очень– вроде как объедками насыщаться, но для средневековья– вполне стандартная, повторяющаяся каждый день, процедура. И совсем не позорная– как могли бы подумать и вы, а даже наоборот– такого почёта ещё заслужить надо,– да, и среди слуг, существуют категории “получше” и “похуже”. Последние, как вы догадались, удовольствия обсасывания косточек за своим господином лишены– отчего, полагаю, пребывают в депрессии. И если бы это был сарказм… В этой связи, в памяти всплывает эпизод из “Трёх мушкетёров”, где король обедает на природе: помните, с каким энтузиазмом накинулись его свита на недоеденное-они, поди, подобные блюда лишь в мечтах вкушали…

Но я немного отвлёкся. Расположились, значит, за столом размером с футбольное поле ( фигурально говоря, но для нас двоих он действительно был великоват), и принялись вкушать чем бог послал: оторвали крыло у фаршированного гуся, сожрали пятак у запечённого поросёнка, надкусили обильно перчёные пироги с мясом, яйцом, рыбой и картошкой (последнее, к сожалению, всего лишь фантазия– до появления на европейском континенте этого овоща я, боюсь, не доживу, более того, мне трудно дотянуть даже до рождения Колумба,– придётся, наверное, самому за картошечкой съездить), запивая всё это изобилие слабеньким сладким винцом (скорее всего, свинцовым, но это в будущих временах читая про средневековье, удивлялся– как же так, ведь травились и мёрли как мухи, но внимания на возможные причины подобного не обращали; а ныне и аз многогрешный в данном периоде обитаю, и стал живущих здесь людей больше понимать, и скажу прямо– меньше всего сейчас волнуюсь по поводу наличия вредных примесей в продуктах). Остановились довольные, почувствовав, что ещё чуть-чуть, и из-за стола придётся выносить. Откинулись, отдышались и, пока организм занят процессом переваривания наваленного в него как попало и его усвоения, заняли себя неспешным разговором, к которому имели обоюдный интерес. Сначала об общем, а после:

– Сеньора, несмотря на недавнее недоразумение– я надеюсь, что всё разъяснилось, и вы не держите в сердце своём на меня зла– хочу сказать: вы всегда можете рассчитывать на меня– хоть в случае защиты, хоть в любом другом…

Маргарита внимательно посмотрела на меня и голосом, полным сомнения, спросила:

– Что… Ваша Светлость имеет в виду?

Слабая улыбка коснулась моих губ, а с уст сорвались немного горькие– невольно, ибо воскресили в памяти нехорошие картинки из прошлого– слова:

– Как и говорил ранее: женщинам не место на войне…

Более ничего не добавив, и девушка почему-то не переспросила.

Уходила дама де Люньи со званого обеда в растрепанных чувствах– ведь вместо одних вопросов появились новые. Сеньоре снова предстояла бессонная ночь…

–

Немного отвлечемся от приключившихся человеческих трагедий в этом медвежьем бургундском углу и окинем окрестности более широким взором, сконцентрировавшись более всего, конечно, на Франции, как месте происходящих событий. Мир в Бритиньи дал казалось бы покой истерзанной французской земле, но в реальности изменилось мало: противостояние Англии и Франции продолжилось, только– как бы это назвали в двадцать первом веке– на прокси основе. Теперь воевали не сами королевства, а их союзники и вассалы– Эдуард третий продолжил свою политику ослабления Франции путём вмешательства в её внутренние распри. Эпизодами этой войны стали столкновение между графами Арманьяком и Фуа, и непрекращающаяся гражданская война в Бретани. И если первая уже завершилась подписанием мирного договора в апреле этого года, и он действительно поставил точку под распрями между этими феодалами, то последняя в данный момент выходила на свой пик: один из капитанов претендента на герцогский титул Карла Блуа Бертран дю Геклен осадил важную крепость Бешерель на дороге из Динана в Ренн. Противник Карла в споре за Бретань Жан де Монфор вынужден спешно собирать войска в попытке парировать эту угрозу, и всё в этом противостоянии было впереди…

Ко всем этим бедствиям нужно прибавить огромное количество ставших вдруг ненужными солдат, привыкших за тридцать лет к стоящей у них за спиной старухе с косой и основательно подзабывших что может быть по-другому. Сроднившихся с рукоятью меча и предпочитавших силовое решение проблем, через что ставших абсолютно нежелательными гостями в любых населённых пунктах. С чем эти, новообразованные бриганты, были, естественно, абсолютно не согласны, и, чтобы выжить, собирались шайками, бродя по всем доступным дорогам, ища голодными глазами любую возможность к обогащению. Эти шайки стекались в отряды к удачливым капитанам, которые выбрав из своей среды генерал-капитана, организовывались в очередную Великую компанию.

Одна из которых– уже вторая по счёту после окончания официальных боевых действий– образовалась в этом июне в Оверни под командованием Сегена де Бадефоля. Под его предводительством собрались многие из признанных лидеров рутьеров: Луи Рабо, Арно дю Солье, известный как Ле Лемузин, Мено де Виллар и другие. Наверное, и Пти Мешин, не перейди он дорогу одному– не будем показывать пальцем– чересчур мстительному попаданцу, оказался бы среди них, но не сложилось…

В Бургундии, в силу наличия ещё не разоренной большими армиями территории и продолжавшейся агрессии графа Водемона против Лотарингии, образовался серьёзный переизбыток бесхозных солдат удачи. Не нашедшие приложения для своих умений, они частью занялись откровенным бандитизмом, в основном– по причине своей неорганизованности– неудачно, остальные же, под давлением местных феодалов и нового генерал-лейтенанта Бургундии и прилегающих земель Филиппа Валуа (будущего герцога) начали вынужденную миграцию по долинам рек Соны, Роны и Луары– на присоединение к Великой компании. Оказавшись– по причине нахождения на одном из этих путей– в эпицентре этого “мутного” потока, были вынужденно вовлечены во множество инцидентов-рутьеры ведь не могли просто так пройти мимо не разорённой деревни, несожженного замка, не разрушенных построек,– и нам приходилось реагировать на все эти выходки. Где-то получалось разойтись бескровно, но чаще приходилось применять силу. Но с другой стороны, эта же неуправляемая миграция способствовала и появлению во множестве желающих к нам присоединиться– удача притягивает рутьеров как магнит, а захват замка и разгром рыцарского отряда трактовался ими только так, будь иначе– мы бы очень быстро сточились в этих стычках. Но получилось даже наоборот– отряд быстро численно вырос, превысив своим количеством сотню бойцов. И это даже несмотря на некоторую мою избирательность и требовательность к качеству новобранцев, что– кстати– совсем даже не уменьшило количество желающих, а как бы не наоборот– увеличило…

Выросшие возможности, в свою очередь, позволили перекрыть нашими патрулями и стационарными постами всю долину реки Сона (через Мерси проходит дорога из Турню в знаменитый и, соответственно, очень богатый Клюнийский монастырь, а через соседнее Монбелье– из Арля и Лиона в Шалон, и далее– в Дижон, соединяя, таким образом Средиземноморье с Бургундией, и не только), взимая patis с окрестных деревень и проходящих караванов– для удовлетворения возросших потребностей требовался соответствующий денежный поток. Отдавая себе отчёт в том, что подобное не может продлиться долго– такая несанкционированная деятельность обязана привлечь внимание нового герцога– я все свои доходы бросил на перевооружение. Собрал в своём замке Мерси всех доступных кузнецов, столяров, кожевников и прочих необходимых мастеров (нередко для чего уводимых из других деревень и городков) и поставил перед ними задачу, обещая награду и свободу в случае её выполнения, а также кнут и колодки– при невыполнении. Увы, пришлось пойти на такие непопулярные меры по причине ощущения состояния цейтнота из-за всё чаще фиксируемых севернее от нашего места базирования занятых зачисткой герцогства от нежелательных элементов– в число которых наше попадание по ряду причин становилось неизбежным– бургундских отрядов. Новый герцог, он же король французов Иоанн из рода Валуа, в силу своего происхождения– чужак– не пользовавшийся особой любовью населения, не желающего расставаться с остатками своей древней независимости, был просто обязан показать свои лучшие качества в качестве правителя, потому я оценивал наше столкновение не если, а когда– и усиленно к нему готовился…

–

В это беспокойное время я несколько утратил внимание за своей соседкой, которая– к некоторому моему удивлению– не спешила воспользоваться предоставленной свободой. Маргарита де Люньи по прежнему занимала выделенные ей гостевые покои в моём замке, и не подавала даже признаков того, что собирается в ближайшем времени в свои владения. Не то, чтобы я хотел последнего, скорее наоборот, но, признаться, грызло меня некоторое беспокойство, а с ним– и любопытство.

Лишь однажды, спустя несколько дней– считая от проведения победного пира– она обратилась ко мне с просьбой. Дело в том, что, несмотря на значительное кровопролитье, после боя с покойным шевалье уцелело порядка десятка вражеских солдат– из тех, кто успел вовремя руки в гору поднять. Рутьерские обычаи рекомендуют в данном случае два варианта– в зависимости от платежеспособности клиента: Взятие в плен с целью выкупа или удар кинжалом в глаз. Последнее– дабы снимаемое с покойника обмундирование не повредить. А вы как думали: нередко, броня за год несколько раз– по причине безвременной кончины предыдущего владельца– меняет хозяев, и если бы все тыкали заточенными железками в неё– чем бы она от дуршлага отличалась?

Так вот, в силу того, что я не со всеми подобными традициями солидарен, у нас образовался некоторый полон. Держать их в темнице? Да, лучше уж сразу прирезать… Потому вилланы по моему указанию соорудили отдельный сруб– узилище, куда и поместили лишенцев. А чтобы не зря хлеб ели-это пока я окончательно не определился в их отношении– велел задействовать в укреплении нашей обороны,– меня начало напрягать отсутствие рва. Когда этот трудотряд имени Лаврентия Палыча, вооруженный деревянными лопатами (полный отстой, но именно подобными построены все крепости этой эпохи) и конвоируемый несколькими солдатами, выдвинулся на "исправительные" работы, то и привлёк внимание благородной дамы де Люньи.

Не сам по себе, конечно– вот ещё, не пристало высокородным особам обращать внимание на копошение червей, а наличие в его составе солдат из гарнизона замка Люньи. Маргарита же, сей момент и обратилась ко мне с вопросом о дальнейшей их участи, а узнав об неопределенности в этом отношении, попросила их отпустить. Предлагая даже заплатить: не прямо сейчас, а в будущем, это по причине некоторой– как она уверяла, временной– неплатёжеспособности. От чего я категорически отказался– не велики те деньги, а доброе отношение с их хозяйкой мне было намного важнее. Освободил за так…

Тогда же и выяснилась одна из причин в выборе Маргаритой места жительства. Оказалось, что покойный супруг выгреб из замка почти всех воинов, оставив лишь немощных и старых, и она просто была не уверена в своей безопасности в случае переезда туда. Узнав о её затруднениях, я предложил и оставшимся ещё в узилище пленным выбор: послужить дружиной сеньоре де Люньи или– если честь не позволяет– остаться и далее,– копать мне ров. Удивительно, но, несмотря на хорошие условия труда– на свежем воздухе, комфортные условия проживания– в отдельном предоставленном за счёт работодателя помещении, и отличную кормёжку– в баланде изредка даже мясо попадалось, эти недобитые вояки выбрали службу. Неблагодарные…