Текст книги "Несколько шагов до прыжка (СИ)"

Автор книги: Val. Ekkert

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Чаще всего они «зависали» именно у Якоба. Особым преимуществом, помимо крайне подходящего им меню и отличного кофе, было ещё и расположение его кофейни – всего в пятнадцати минутах от катка. Пешком.

А ещё он почти всегда стоял за стойкой сам. Что, безусловно, тоже было большим плюсом и вызывало у всех неподдельное уважение.

– Посидишь со мной? – предложила ему Куини. – Народу пока никого, все набегут после шести…

Якоб чуть растерянно кивнул, опускаясь на стул напротив. В фартуке поверх серой рубашки, с неприбранными волосами, сейчас он вызывал у Куини чудовищное умиление. Хотелось погладить его по голове и самой поставить перед ним кофе. И проследить, чтобы выпил и взбодрился.

Она прекрасно видела, как Якоб выматывался, хоть он и пытался это скрыть. И с другими у него получалось вполне успешно. Но Куини всегда была чересчур проницательна.

Иногда это помогало, иногда – злило невероятно. Далеко не обо всём ей хотелось… верно догадываться.

К примеру, когда они с Ньютом только встали в пару, ей зачем-то пришло в голову расспросить его обо всех проблемах, возникавших у него на льду ранее. А поскольку все его неудачи с Тиной ей были известны, разговор быстро перешёл к Лите Лестрейндж.

Ньют описал все ошибки и весь рабочий негатив своей юниорской карьеры скупо, сухо и коротко, совершенно на себя не похоже – и выдохнул: «А дальше не спрашивай».

«Она только брала, да?» – вырвалось у Куини. И Ньют глянул на неё так, что она даже слегка отклонилась назад, хотя ей было совсем не свойственно так или иначе убегать от неприятных разговоров. Но тогда…

Она всё же взяла себя в руки, погладила его по плечу и искренне кивнула в ответ на его «Куини, я не страдаю». Ньют, казалось, и впрямь тогда верил в то, что не страдает, и начать его в этом разубеждать было бы глупо и подло. Потом это, конечно, прошло: уже в середине их первого сезона, после посыпавшихся личных рекордов, после свалившейся на них удачи Ньют явно забыл обо всех юношеских мучениях. А теперь…

Куини, не выдержав, хихикнула, на что Якоб поднял брови:

– Что-то не так?

Она поспешно осеклась. Ужасно не хотелось, чтобы он принял её смех на свой счёт.

– Нет, всё в порядке, – улыбнулась она, легонько сжав его пальцы. – Я о своём. Ньют сегодня умудрился выкрутить чисто женский элемент, представляешь?

Якоб хмыкнул – немного удивлённо и почему-то с гордостью. Как будто это он выкрутил. Или как будто тренировал Ньюта. Впрочем, скорее всего, он за него просто радовался – в фигурном катании он более или менее разбирался, просто пришлось, слушая их разговоры – а с Ньютом их связывали вполне близкие приятельские отношения.

– У вас будут интересные программы, – уверенно заявил Якоб. – Буду смотреть. И не просто смотреть, а тут включу. Пусть клиенты тоже смотрят.

Куини снова сжала его пальцы, надеясь, что таким образом получилось выразить благодарность. Всё-таки она не была лишена совсем слабой «звёздной болезни».

Звякнул колокольчик над дверью, и Якоб поспешно вскочил, бросив на Куини извиняющийся взгляд. Она только кивнула, разводя руками, и решила уделить внимание чизкейку. Не доесть его было просто нельзя.

Её проницательность снова играла с ней весёлую шутку – и теперь, пожалуй, не то, чтобы злую. Не было ведь ничего злого в том, что Перси с Ньютом вдруг начали общаться, как она видела, куда теснее, чем всегда.

Зная Перси всю его тренерскую карьеру, с пятнадцати лет, Куини ни разу не могла вспомнить, когда он выглядел настолько… радостным и довольным жизнью. Причём независимо от результатов его подопечных, а просто, вне катания в принципе. Да и Ньют… Когда они вместе с Перси прыгнули тот злосчастный риттбергер, Куини честно ждала, что они сейчас разъедутся и станут обсуждать прыжок – а они возьми и сойдись в позицию для следующего элемента.

Она тогда не удержалась от шпильки – и этим, кажется, немножко подтолкнула их друг к другу.

И, судя по сегодняшней тренировке – всё правильно сделала.

За них нельзя было не радоваться.

Возможно, стоило как-нибудь поговорить с Ньютом – как, мол, он донёс до Перси свою в нём заинтересованность? Может, он ей что-нибудь посоветует… хотя её проблема заключалась, скорее, не в неспособности обозначить намерения, а в чужой нерешительности. И вот что с этим делать…

С другой стороны, дружеские разговоры всегда помогали.

Колокольчик звякнул ещё несколько раз минуты за полторы – насчёт «народ нагрянет после шести» Куини, к сожалению, ошиблась.

Она поймала взгляд Якоба, сочувственно улыбнулась, оставила под блюдцем деньги за кофе и направилась к выходу.

Чизкейк был за счёт кофейни, и обижать Якоба попыткой заплатить за него не хотелось.

Он только кивнул ей, выслушивая заказ очередного клиента.

…Едва она села за руль, у неё зазвонил мобильный. Тина.

– Ты ещё на катке? – поинтересовалась она. Куини пристегнула ремень, но заводить мотор не спешила:

– Уже нет. Но я зашла к Якобу.

– А, – отозвалась Тина. – И… как?

Куини подавила вздох. Тина сильно расстраивалась из-за её проблем. Лишний раз огорчать сестру очень не хотелось.

– Предложил мне новый чизкейк за счёт заведения, – улыбнулась она. – Думаю, это можно считать шагом вперёд.

– Может быть, – с сомнением пробормотала Тина. – Значит, ты сейчас у него?

– Как раз собралась ехать, – отчиталась Куини – почти по привычке. Гиперответственность Тины начала проявляться, когда ей было лет семь, если даже не раньше, а уж после смерти родителей…

Куини тряхнула головой. День был очень хорошим, перетекая в такой же вечер, и не стоило его портить тяжёлыми воспоминаниями.

– То есть, будешь примерно через полчаса, – быстро прикинула Тина. – Хорошо. Я сварю какао.

– Спасибо, – Куини снова улыбнулась, хоть Тина этого и не видела – но улыбку вполне можно было услышать по интонации собеседника. – Я постараюсь побыстрее.

– Не превышай скорость! – не упустила случая Тина.

– Не буду, – пообещала Куини и, сбросив вызов, повернула ключ зажигания.

Конечно, они до сих пор жили вместе – что никого не удивляло. Ни одной из них не хотелось надолго оставлять другую, в своё время им хватало даже тех чемпионатов, на которые Тина улетала в составе сборной, а Куини – нет, поскольку они с Патриком не проходили по баллам. Тогда Куини ездила только болеть, и жить приходилось в разных отелях. Так что они просто купили одну на двоих квартиру, а если вдруг хотелось одиночества – то вполне хватало пары вечеров в своей комнате и даже невысказанной просьбы.

…Тина явно немного нервничала, судя по тому, как она суетилась, накрывая на стол, и с каким резким стуком поставила перед Куини чашку с какао.

– У тебя что-то случилось? – Куини решила не топтаться вокруг да около. Если Тину не спросить, она могла накрутить себя и наделать каких-нибудь глупостей, просто от перенапряжения.

– Не то, чтобы, – Тина стянула волосы в короткий хвостик и сцепила руки в замок – это был её способ бороться с привычкой накручивать прядь на палец. Прядь после такого вечно выбивалась из причёски, и Тине надоедало всё время её поправлять. А заколки на её густых и жёстких волосах держались плохо. И не спасали.

Впрочем, недавно на тренировке этот самый локон ей поправил Ричард. И то ли он был немного волшебником, то ли, ежедневно заплетая себе косичку, умел виртуозно обращаться с любыми причёсками, то ли ещё что, но больше волосы Тине в этот день не мешали и в глаза не лезли.

– Но ты волнуешься, – констатировала Куини. – Не потому ведь, что у вас завтра индивидуальная?..

– Вот именно поэтому! – неожиданно выкрикнула Тина, разжимая руки и стискивая в кулаке вилку. – Куини, я не знаю, что о себе думать! Мы с Ричардом два года работаем, у нас всё хорошо получается, мы даже, можно сказать, дружим, только вот…

Куини прищурилась. Тина обычно не любила, когда Куини демонстрировала свою проницательность в беседах с ней, но вот именно сейчас ей, кажется, нужно было помочь:

– Только тебе начинает казаться, что с твоей стороны это уже не просто дружба, да? Но ты в этом не уверена?

Тина бросила на стол вилку – резко, но вроде бы без раздражения. И уткнулась лбом в кулак, поставив локоть в опасной близости от своей кружки. Кажется, не рассердилась.

– Да. Всё именно так. Ты, как всегда…

Она прервала сама себя мрачным вздохом и растерянно уставилась Куини в глаза:

– И что мне делать?

Куини сочувствующе посмотрела в ответ. Если бы напротив сидел кто-то из её многочисленных приятельниц, она предложила бы старый добрый флирт и лёгкие намёки, но она ужинала с Тиной, которая ни флиртовать, ни намекать катастрофически не умела. Да к тому же, она не была уверена и в собственных чувствах, а это ещё сложнее.

– Ну, для начала прислушайся к себе, – рассудительным тоном заговорила Куини. – Только не сегодня перед сном. Лучше выпей тёплого молока и ложись. Не сейчас, конечно, ещё рано. А завтра – прислушайся. Подумай, всё ли для тебя как всегда при вашем общении, или уже нет. А потом мне расскажешь. И если ты в него правда влюбляешься – я тебе, конечно же, помогу, чем смогу.

Тина потёрла лицо ладонью и угрюмо кивнула:

– Самый лучший вариант. Спасибо.

– Что бы ты без меня делала, – улыбнулась Куини. Тина рассмеялась в ответ – коротко, но не мрачно, и у Куини отлегло от сердца.

На языке вертелось что-то вроде «ну и что, что два года, у Перси с Ньютом вообще четыре», но в этот момент посвящать сестру в новизну чужих отношений уж точно не стоило.

Ньют с Перси, Тина вот к Ричарду, похоже, и правда начинала неровно дышать… Для полного и окончательного веселья только Патрику останется влюбиться в Серафину.

Вообще это было нормально. Когда занимаешься катанием с младых ногтей, когда у тебя жёсткий график, множество тренировок, перелётов и чемпионатов, когда ты тратишь кучу времени и сил, тебе начинает казаться, что понять тебя и встать с тобой рядом сможет только тот, кто не понаслышке, а по собственному опыту знает, что это такое. И не просто знает, что такое, но и сам принимает в этом участие.

Так что Куини со своими чувствами к Якобу даже несколько выбивалась из привычной картины вещей.

Она улыбнулась и накрыла руку сестры своей.

Она верила, что всё у них получится.

У обеих.

~

– После тренировки пригласишь её на свидание, и при этом не веди в ресторан и не покупай цветы, она этого не оценит, – раздалось шипение у Криденса над ухом.

Он не подскочил от неожиданности только благодаря четырёхлетнему опыту общения с Геллертом. Так что теперь, когда он в очередной раз незаметно подкрался, удалось только передёрнуть плечами, не более того.

– Спасибо, конечно, – тоже негромко отозвался он, продолжая зашнуровывать коньки, – но ты со своей личной жизнью разберись сначала.

Естественно, о его симпатии к Честити Геллерт не мог не догадаться. Иначе он перестал бы быть Геллертом. Но советов от него, Криденс, в общем-то, не желал. По крайней мере, не сейчас, не сегодня и не так – без предупреждения, безо всякого объявления войны и так далее. И неудавшаяся личная жизнь самого Геллерта тут была всё-таки совсем ни при чём. В конце-то концов, бывало так, что те, у кого что-то когда-то не срослось, действительно неплохо разбирались в чужих… проблемах, и советы могли дать дельные. Просто Криденс их не хотел. Хотел разобраться сам. А фразу про личную жизнь бросил только затем, чтобы отделаться.

Теперь только бы он не обиделся.

Геллерт, прищурившись, сел рядом.

– Тебе прекрасно известно, когда, после чего и с чьей помощью я с ней разберусь.

– Тогда можешь мою оставить в покое? – просящим тоном выдохнул Криденс. – Честное слово, я сам как-нибудь.

Геллерт хмыкнул и упрямо мотнул головой:

– Скажи честно, Криденс. Допустим, ты уже позвал её на свидание. Допустим, она согласилась. Ты купишь цветы и закажешь столик?

Криденс открыл было рот… и закрыл. Дьявол тебя подери, Геллерт, ну какого хрена ты опять прав?

– Куплю, – буркнул он. – И закажу. Ты прав, я наверняка бы действовал… по стандартной схеме.

– Ага, ага, – покивал Геллерт. – Так, как надо и как положено. А теперь просто вспомни, в какой семейке она росла и сделай вывод, где она видела все эти «надо» и «положено». Если ты явишься к ней на свидание с букетиком, да ещё и поведёшь на скучный ужин, она пошлёт тебя далеко и надолго, я в этом почти уверен. А я, знаешь ли, хочу, чтоб ты был счастлив, Криденс. Счастье спортсмена – залог успеха. В том числе личное. И я, как ты помнишь, люблю, когда мои подопечные побеждают. Так что считай, что я, как обычно, действую из чистого эгоизма.

Криденс опустил голову, чтобы скрыть широкую улыбку. Отчего-то Геллерт всегда с трудом и со скрипом признавал вслух, что ему есть дело до кого-то, кроме себя. Хотя в этом, конечно, не было ничего страшного. И на кой ляд ему всегда хотелось казаться отпетым эгоцентриком, Криденс никак не мог уяснить. Но всегда подыгрывал. Если человеку так легче, зачем спорить? Ни к чему особенно плохому это не вело.

– Хорошо, – пробормотал он, не поднимая глаз. – Что ты тогда предлагаешь? Не в цирк же её тащить.

Геллерт рассмеялся:

– В цирк, кстати, позови, но попозже, когда будешь готов, чтобы с вами пошла её младшенькая. Но это уже будет напоминать семейный подряд, так что точно попозже. Вообще говоря, Криденс, я не эксперт по нестандартным свиданиям, и всё, что мне приходит в голову – какой-нибудь парк аттракционов, или фильм ужасов в кино, только не вздумайте жрать попкорн. Короче говоря, этакие подростковые развлечения, которых она могла быть лишена. Ты эту стерву, её мамашу, лучше знаешь – вот и думай, что она могла дочери не позволять, и чего из этого Честити слушалась.

– Фильм ужасов? – Криденс развеселился. В голове отчего-то возникла картинка, как он старается не смотреть на экран, а Честити в восторге таращится, как только она и умела. И как она, заметив его реакцию, милостиво закрывает ему глаза ладонью.

Вышло как-то сюрреалистично и бредово. Он тряхнул головой, избавляясь от наваждения, и глянул на Геллерта. Тот нетерпеливо кивнул:

– Или боевик. В общем, не какая-нибудь комедия с любовной линией, сам понимаешь.

– Спасибо, Геллерт, – он, наконец, поднялся на ноги: Альбус уже решительно шагал к ним, явно собираясь призвать к порядку. Криденс минут пять как должен был выйти на лёд, а они тут болтали на личные темы. – Я подумаю обязательно.

– Подумай, подумай, – Геллерт тоже встал, старательно игнорируя почти подошедшего Альбуса. – Кстати, задержись после тренировки, мне очень нужно кое-что с тобой обсудить.

Криденс приподнял брови и кивнул. О чём пойдёт речь, ему было примерно понятно.

Выйдя на лёд, он тут уже услышал звонкий выкрик Геллерта:

– Честити, девочка моя, я тебя не вижу!

Честити остановилась в паре футов от бортика и удивлённо обернулась:

– В каком смысле?

– Презентация – это видимость программы, – назидательно заговорил Геллерт. – А если её нет, то получается невидимость. Понимаешь меня?

Честити вздёрнула подбородок, подкатываясь к нему поближе:

– Но мы ведь сейчас не программу отрабатываем, а просто отдельные элементы.

Криденс объехал лёд по кругу – как всегда, перед каждой тренировкой. Альбус как-то спросил у него: «Ты с ним так здороваешься?». И одобрил прежде, чем Криденс успел смутиться. Так что он быстро перестал считать этот маленький ритуал глупым.

– А отдельные элементы, по-твоему, не должны быть артистичными? – Криденс не видел, но был уверен, что Геллерт сейчас закатывал глаза. – Выброси из головы то, что техника и презентация идут отдельно, и сначала надо отработать первое, и уже потом переходить ко второму! Это бред, и это так не работает! Без артистизма вся твоя техника, радость моя, сильно проигрывает. Как бы она ни была хороша.

Криденс, заходя на свой флип, только мысленно вздохнул. С ним самим четыре года назад Геллерт разговаривал чуть ли не ровно этими же словами. И Альбус, помнится, с ним соглашался…

Интересно, согласится ли сейчас. И как именно.

– Он прав, Честити, – услышал Криденс. – Ты умница, и мне практически не к чему придраться в твоей работе, но она… суховата.

– Вот-вот, – подхватил Геллерт, – это даже на «сухо» не тянет. Отпусти себя и расслабься. Не думай о том, как отработать и не завалить элемент, ты умеешь их отрабатывать, так что просто доверься своему телу и его памяти… Вот смотри на Криденса. Отлично, чувственно. А флип, между тем, не самый простой прыжок.

Криденс как раз прыгал в третий раз – и чуть не сорвал выезд. Всё-таки, положа руку на сердце, не так уж часто Геллерт ставил его в пример. А от того, что в пример его ставят Честити, и вовсе почему-то было чуть ли не стыдно. Немножко. Но всё же.

– Хорошо, – отозвалась она. – Я поняла. Я постараюсь.

– Старайся, естественно, – хмыкнул Геллерт. – Пока я тебя не увижу хотя бы с двумя элементами, с катка ты не уйдёшь.

Криденс напрягся, отчего-то ожидая взрыва. Но Честити только самодовольно хмыкнула и оттолкнулась от бортика.

…Тренировка шла своим чередом, не считая того, что Криденс всё-таки не смог изредка не отвлекаться на Честити – и на то, как с ней общался Геллерт. Закончилось всё тем, что тот «увидел» её аж с четырьмя элементами, и вслух признался, что «на подобный успех и не рассчитывал».

Она же, после этого заявления подкатившись к Криденсу, прошипела ему на ухо:

– Это он меня так похвалил, да?

Криденс честно постарался не засмеяться.

– Именно. Молодец, что поняла. Вон, видишь остальных – до них долго не доходило.

Остальные – ребята, тренировавшиеся у Альбуса с Геллертом, но в сборную не попавшие – как раз уходили с катка. Тренировку Альбус свернул, и Геллерт неожиданно не стал с ним спорить.

– Так вот, – заговорил Альбус, когда они с Честити подъехали к нему, – пожалуй, всё, что мы придумали для ваших программ, вы умеете. Криденс, подумай: ты сможешь найти в себе силы на четверной лутц?

Криденс неловко пожал плечами. Ему до сих пор иногда казалось, что сил у него недостаточно даже для тройного. Хотя он его прыгал, и вполне успешно.

– Силы-то он найдёт, – Геллерт хмыкнул так самодовольно, будто Криденсом был он. – Вопрос в другом: найдёшь ли ты в себе силы его поставить.

Альбус свёл брови:

– Геллерт…

– Да-да, конечно, я опять обвиняю тебя в непрофессионализме, пренебрежении к работе, пожирании котят под лимонами и в чём ещё только не обвиняю, но ты сам подумай: до сентября три месяца, нам ставить шесть программ, включая показательные, и ты уверен, что среди этого у тебя останется время на постановку такого тяжёлого элемента?

Криденс, уже не выдержав, прижал ладонь к лицу:

– Геллерт, перегибаешь!

– Я, пожалуй, пойду, – Честити аккуратно направилась к воротцам. – Сестрёнка ждёт, всё такое…

– Седьмого числа в десять утра приезжай на индивидуальную тренировку, – благодушно улыбнулся ей Альбус. Криденс мимоходом позавидовал: ему-то ещё оставаться здесь и с Геллертом общаться.

– Уже на индивидуальную? – Геллерт поднял брови, дождавшись, впрочем, пока Честити скроется в коридоре. – Не рано ли?

– Ты сам только что говорил, что у нас не так много времени, – с поразительным терпением в голосе напомнил Альбус. – И, отвечая на твой вопрос – да, я в себе уверен. Криденс?

Подавив порыв вжать голову в плечи, он кивнул:

– Да. Я постараюсь.

– Придётся, – фыркнул Геллерт. – Пойдём со мной. Мне нужно с тобой поговорить.

Выходя вслед за ним, Криденс очень старался не оборачиваться на Альбуса.

…Быстро приняв душ и переодевшись, Криденс выскочил с катка и устремился к машине Геллерта. Тот сидел за рулём, нетерпеливо барабаня по нему пальцами, и всем своим видом демонстрировал, как он уже задолбался – в смысле, устал, конечно же – ждать.

Криденс влез рядом с ним, закинул сумку назад и вытянул ноги:

– Ты сорвал мне приглашение на свидание.

– Телефонную связь и социальные сети никто не отменял, – отмахнулся Геллерт. – И потом, при чём тут я? Её сестрёнка ждёт.

Криденс фыркнул, но желание ругаться пропало, как не было.

– Я голодный, – признался он спустя пару секунд. Геллерт вздохнул, но мотор завёл.

В дороге молчали. Криденс откровенно не мог придумать тему для беседы, да и Геллерт не любил болтать за рулём, об этом он знал уже давно. Так что разговор начался только за столиком японского ресторанчика неподалёку.

– Ну что ж, – Геллерт вертел в руках заранее лежавшие на столе палочки, – программу мы тебе сочинили, и на интересующий нас с тобой момент ты делаешь короткую дорожку – в дополнение к обязательной. И делай, делай… Но на замену я предлагаю тебе вращение.

Криденс отхлебнул чаю. Неудивительно, он бы и сам включил туда именно этот элемент.

– Какое? Волчок, либелу? Или?..

Геллерт помолчал, сжимая в пальцах несчастные палочки так, что Криденс всерьёз за них испугался.

– Моё, – выдавил он. – Из ласточки через волчок в стоячее. Думаю, ты сам понимаешь, о каком конкретно я говорю.

Криденс медленно выдохнул. Признаться, на такое он даже надеялся. Это было бы лучше и проще всего. Проще – для достижения поставленной цели.

– Хорошо, – дипломатично ответил он, – я это умею, ты знаешь. Ты ведь не против, если я этот момент буду пересматривать? Чтобы не налажать?

– Я только за, Криденс, – выдохнул Геллерт, отбрасывая, наконец, палочки. – Если ты меня скопируешь, это будет идеально. Только не падай, будь добр. И на колени не вставай.

Криденс подавил вздох:

– Конечно. С колен вскакивать в заход на прыжок, да ещё в конце программы – это же охренеть можно. Я не настолько, знаешь ли, хорош.

– Может, и настолько, – неожиданно протянул Геллерт, – но всё же это будет слишком. Надеюсь, такого намёка ему хватит.

Он замолчал, и Криденс не рискнул задавать вертевшийся на языке вопрос: «А если нет?..»

– По-твоему, я действительно перегнул? – поинтересовался Геллерт пару роллов спустя. Криденс прищурился. Здрасьте, приехали, это что? С ним советуются?

– По-моему, да, – пробормотал он в ответ. – Я понимаю, что вы так всегда, но… если ты решился на примирение, пусть не сейчас – постарайся не усугблять. Это хотя бы логично.

Геллерт поморщился, но не возразил.

Криденс угрюмо поболтал палочками с васаби в пиале с соевым соусом.

До того проката, на котором он покажет слегка изменённую программу, хотелось попросту дожить.

========== Глава 7 ==========

Для Персиваля Грейвза и его команды каждое межсезонное лето сливалось в один день. День, наполненный тренировками, прокатами, примеркой костюмов, одной и той же музыкой, срывами и падениями – которые, конечно, были не так уж страшны, всё же они случались на тренировках, а не на соревнованиях… но тем не менее, чем их было меньше, тем лучше, разумеется. Это межсезонье исключением не стало.

Правда, нынешний «бесконечный летний день», разумеется, был для Персиваля не совсем обычным. Точнее даже, далеко не обычным. Помимо всего, что всегда давало ему лето, в этом году рядом с ним был Ньют.

Естественно, на катке они по-прежнему вели себя, как ни в чём не бывало. Но тем не менее, всевидящая Куини как-то раз подошла к ним, обняла обоих и, прошептав: «Поздравляю», быстренько убежала. Ньют тогда, помнится, пару раз моргнул, а потом уткнулся Персивалю в плечо и засмеялся негромко. И выдавил что-то вроде: «Конечно, она должна была догадаться». Конечно, должна была… да и спокойнее как-то становилось. По крайней мере, на тренировках можно было не дёргаться, если вдруг забылся и начал любоваться – не как подопечным, а именно как партнёром. Даже если Куини с Серафиной и замечали лёгкие изменения в его поведении, то либо молчали, либо улыбались – с мягким пониманием. И безо всякого удивления. А его Персиваль не любил.

То, что они с Ньютом вытворяли за эти три месяца вне работы можно было, пожалуй, охарактеризовать ёмким и в то же время обтекаемым словом «встречались». Ночёвки то у одного, то у другого, тёплые ночи – и жаркие тоже, но чаще нежные и ласковые: уткнуться друг другу в плечо и спать, слишком уж они уставали – прогулки по «их» парку, кафе, кинотеатры… В самом начале отношений они умудрились выбраться на премьеру «Варкрафта» и тут же загореться идеей показательных выступлений, саундтрек у фильма был замечательный, а Серафина усмехнулась и одобрила со словами: «Ньют, из тебя действительно выйдет отличный мальчик-волшебник. Только не отращивай усы. И не наклеивай».

А иногда они просто оставались после тренировки на катке – чаще всего ненадолго, только вдвоём, на привычном диване в тренерской, выпить дурацкого автоматного кофе и горячего шоколада, побыть рядом в привычной обстановке – в конце концов, тренерская давно уже стала для них чем-то вроде арендуемого второго дома, временного, в который можно было прийти, если что-то случилось в своём. В один из таких вечеров Ньют привычно перемазался в какао, и Персиваль, как ему давно хотелось, попытался стереть ему шоколадные «усы» большим пальцем – и не сумел: палец Ньют немедленно всосал, лизнул по всей длине несколько раз, и всё предсказуемо закончилось тем, что он безо всяких предупреждений стёк на колени и взял у Персиваля в рот, не давая ни опомниться, ни возразить. И при этом он так смотрел снизу вверх, так усмехался, умудряясь при этом охватывать губами головку, что очень скоро пришлось напрочь забыть, где они, что происходит за дверью, и заперта ли, строго говоря, эта самая дверь. А после – сел рядом, опустил голову на плечо, а руку слабо соображающего Персиваля – себе на пах, и выдохнул: «Рано или поздно это должно было случиться в тренерской, Перси, сам понимаешь, только поедем уже куда-нибудь, а то нечестно получается». Но вместо поездки Персиваль отдышался, молча спустил с Ньюта штаны и попросту оказал ответную любезность. До квартиры Ньюта они в тот вечер, конечно, доехали, но там и отрубились. Хотя оба рассчитывали на продолжение, усталость диктовала свои условия.

Словом, всё было хорошо, период начала отношений шёл как по маслу, и все конфликты у них возникали только на катке. После какой-то выволочки, которую Персиваль устроил Ньюту за очередной недокрут сальхова – один-единственный, но всё же – Ньют уже в машине, когда они ехали к кому-то из них, буркнул: «Перси, мой тренер – сволочь, он на меня ругается». Персиваль, помнится, подавил желание одновременно расхохотаться, стукнуть кулаком по рулю с досады и расцеловать Ньюта, нашедшего замечательный способ бескровно показать ему, что он недоволен. В итоге он ответил что-то вроде: «Доедем – буду утешать, и правда сволочь твой тренер, как можно на тебя ругаться». Ньют широко улыбнулся в ответ и погладил его по руке.

Одно только слегка омрачало всю эту радость: то, что они жили на два дома. Конечно, в квартире у каждого завелись личные вещи другого, и в стаканах в ванной давно торчало по две зубные щётки, и решалось всё простым «к тебе или ко мне?», но… Но Персивалю этого не хватало. Несмотря на частые совместные ночёвки и выходные, всё же они случались не каждый день, но даже при таком графике Персиваль очень быстро отвык просыпаться в одиночестве. И когда приходилось – скрипел зубами и машинально притягивал к себе вторую подушку, ночью пустовавшую и потому холодную, но всё равно хранившую ещё слабый запах – с прошлого раза.

А предлагать переезд он не решался.

Ньют всегда казался – да и в большинстве случаев был – человеком лёгким, в том числе и на подъём, но Персиваль отчего-то был уверен: на фразу «давай съедемся?» Ньют, скорее всего, ответит округлившимися глазами и удивлённым «а зачем?». И он чудовищно этого боялся. Пусть даже объяснить ему будет достаточно легко, и он наверняка согласился бы после объяснений – но их мнимая необходимость была для Персиваля хуже отказа.

Он даже объяснить себе не мог, на чём обоснованы его опасения. Просто был уверен: девяносто против десяти, что всё выйдет именно таким образом. Ньют вёл себя так, словно его устраивало абсолютно всё. А раз так…

Да и съезжаться спустя три месяца… ему это вполне могло показаться слишком быстрым. Пугать его тем более не хотелось.

Впрочем, сейчас, в начале сентября, эти мысли, страхи и тревоги решительно уходили на задний план. Потому что приближалось время контрольных прокатов.

В этом году они проводились в Огайо, четыре часа самолётом, двое суток в отеле, и там-то уж всем было плевать, кто из сборной с кем живёт. Можно будет сполна взять своё – пусть и всего на пару дней.

Впрочем, главной целью Персиваля было, естественно, Ньюта успокоить и настроить на хороший прокат перед комиссией, а вовсе не трахнуть в отеле другого штата. Хотя после проката – можно было бы и подумать.

Самым удивительным было, пожалуй, то, что сам он почти не волновался – ни за обе пары, ни за Абернати, хотя последний очень долго ворчал по поводу музыки для обеих программ и долго норовил заваливать вращения, которыми были напичканы оба его проката: что Дворжак, что Эйнауди требовали. Но в конце концов, и он выровнялся и ошибаться почти перестал. С его уровнем даже «почти» можно было считать успехом. Тина и Ричард вообще с катка не вылезали: именно их тренировки получались самыми долгими, настолько требовательными к себе не были даже Ньют с Куини. И, глядя на их программы – динамичную короткую и лиричную произвольную – Персиваль нарадоваться не мог: ребята весьма над собой выросли.

А про самих Куини и Ньюта и говорить было нечего. Может, и слишком амбициозно было такое заявлять, но Персивалю казалось, что подвести их могут только нервы. Впрочем, он бы не называл их своими лучшими фигуристами, если бы искренне так не считал. И личное отношение к ним тут было, естественно, ни при чём.

И, кстати, обязательно нужно будет оценить чужие прокаты. Просто для себя, чтобы знать, чего ожидать на Гран-при и особенно – на Чемпионате страны.

Хорошо ещё, у Геллерта с Дамблдором парников не было.

…Ньют рядом со вздохом повернулся и подполз ближе, привычно уже кладя голову на плечо и обвивая Персиваля всеми конечностями. Как он умудрялся при этом лежать так, чтобы удобно было обоим, Персиваль до сих пор не мог до конца уяснить.

Они снова ночевали у Ньюта – самолёт был послезавтра, всю прошедшую неделю команда стояла на ушах, как Персиваль и предсказывал в начале лета, а сегодня, в последний тренировочный день, они вымотались так, что еле-еле доползли до квартиры. Логично, что до ближайшей. Ничего, зато выспятся: Персиваль из года в год настаивал, что накануне отлёта на контрольные у всех должен быть выходной.

– Вот вроде и устал, – пробормотал Ньют ему в ключицу, – а ни в одном глазу, представляешь?

– Кофе много пил? – зевнул в ответ Персиваль. Он сам как раз медленно отключался, и пришлось сильно жмурится и напрягать мышцы – не хотелось вырубиться посреди разговора и этим, возможно, задеть Ньюта.

– Я даже не помню, – тихо отозвался тот. – С утра – точно, ну да ты помнишь, а на катке… всё смешалось. Наверняка пил…