Текст книги "Несколько шагов до прыжка (СИ)"

Автор книги: Val. Ekkert

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Припишите к счёту, пожалуйста, – услышал Геллерт. – К личному. Благодарю.

Поднос негромко звякнул о стол. Геллерт зачем-то опустил веки. Сейчас он соберётся с силами, встанет, откроет рот – и чем-нибудь всё это, наконец, закончится. Ему, конечно, не было всё равно, чем – но он отчаянно нуждался хотя бы в каком-то итоге.

Справа вдруг появилось ощущение присутствия. Кресло чуть скрипнуло. Геллерт резко открыл глаза и повернул голову.

Альбус сидел с ним рядом, на подлокотнике его кресла. И смотрел. Прямо. Как не смотрел уже очень, очень давно. Тем самым якобы непроницаемым взглядом. И только Геллерт знал, что за ним всегда крылось.

Думать не хотелось. И не стоило, говоря откровенно.

Резко ухватив Альбуса за руку чуть ниже локтя, он дёрнул его на себя, роняя на свои колени. От тяжести и осязаемого тепла на мгновение захотелось безвольно опустить руки, запрокинуть подбородок, и пусть делает, что хочет, но – нет.

Свободной рукой Геллерт вцепился в рыжие волосы, даже не задумываясь, что, может, делает больно – да к чёрту, было бы ему больно, остановил бы – надавил, притягивая к себе, пока не уткнулся своим лбом в чужой.

– Как же долго до тебя доходит, – шипение коснулось губ Альбуса, дыхание отказывалось подчиняться привычному ритму, но и на это было плевать.

Не молчи, не слезай, не отталкивай меня, сволочь, не смей, не делай вид, что не понимаешь, не переспрашивай, не… просто…

Альбус чуть наклонил голову, не пытаясь ни отстраниться, ни освободиться от хватки – для того, чтобы медленно стянуть с носа очки и аккуратно, с глухим стуком уронить их на пушистый ковёр под креслом.

– Очень, – едва слышно выдохнул он в ответ, прежде чем поцеловать – мягко, осторожно, словно и сам боялся того, что Геллерт оттолкнёт, рассмеётся, ещё что-то…

Но Геллерт знал, как заставить его перестать думать такие глупости.

Просто углубить поцелуй. Быть настойчивее – как всегда, впрочем. Напрячь бёдра, намекая, что он совсем не против подняться из этого треклятого кресла. Встать вслед за Альбусом, едва он слез с его колен. И обнять, просто обнять, вжимая в себя, задыхаясь от запаха – его самого, ткани, пота, неизменного за всё время одеколона, дурея от близости, от тепла, даже жара, от того, что дорвался, наконец.

Никакие разговоры и не были нужны.

Им никогда не были нужны разговоры.

И тот – решающий и самый неприятный – попросту не должен был состояться.

Но к чёрту, к чёрту сожаления и воспоминания. Сейчас могло иметь значение – и имело – только настоящее.

– Геллерт.

На ухо, опаляя дыханием, заставляя, как мальчишку, ослабнуть в коленях – да он всегда произносил его имя так, что Геллерт с ума сходил. Всегда, даже в деловых разговорах. Может быть даже, частично именно из-за этого Геллерт в своё время согласился с ним работать.

Скучал. Чертовски.

Альбус где-то успел избавиться от пиджака, и мелькнула илея, что неплохо бы снять свой – мешает, создаёт лишний, ненужный барьер – и словно в ответ на неё Альбус чуть отстранился и потянулся к его пуговицам. Геллерт улыбнулся ему в лицо – часто так случалось, что они едва ли мысли друг друга не читали. По крайней мере, нередко догадывались, что каждому из них нужно.

Пиджак с тихим шелестом упал в пресловутое кресло, Геллерт прижался обратно – крепче, ещё крепче, ещё теснее и ближе, и щекой к щеке. Решительно дёрнул рубашку Альбуса из-под ремня, скользнул под неё руками, с точностью помня, где какая родинка, обжигая ладони, ловя его – свою? – дрожь, поворачивая голову, утыкаясь носом в висок…

Его потянули куда-то, ноги почти не слушались – да и какая была разница, если сейчас он шёл, не отцепляясь от Альбуса? Под колени ткнулся край кровати, они рухнули на неё, не расцепляя объятий, и Геллерт снова прижался лбом ко лбу Альбуса.

Хотелось – и не хотелось разговаривать. Снова, с полным правом, без издёвок, засыпать его ворохом извечных обращений, в ответ на которые он поначалу морщился, а после – улыбался, пусть даже одним взглядом. И наоборот – просто молчать, уютно, тепло… может, Геллерт даже боялся заговорить. Хотелось смотреть ему в глаза – и одновременно закрыть свои. Отдаться и голубому свету – никогда он не думал о цвете глаз Альбуса иными словами – и пульсирующему во всём теле ощущению «он рядом», которое, конечно, было сильнее, когда он зажмуривался. Хотелось вдыхать его запах – и затаить дыхание, чтобы прочувствовать то самое ощущение ещё глубже.

Давно уже Геллерт не терялся в своих желаниях настолько. И впервые ему не хотелось выбираться и искать выход.

На его щёку легла знакомая, не забытая ладонь. Геллерт почти безотчётно скопировал жест, почувствовал под пальцами родное тепло. Морщин было больше, чем раньше. Конечно, он замечал, но коснуться – совсем другое дело…

В голову не шло никаких мыслей, каких Геллерт опасался – ни «что ты наделал», ни, тем более, «что мы наделали» – ничего из подобных самокритичных глупостей. Если на то пошло, мыслей не было вообще. Было тепло, потерянное, казалось бы. Был Альбус. Да, просто был Альбус. И в преисподнюю всё остальное.

– Ты идиот, – всё-таки выдохнул Геллерт, чуть откинув голову назад, чтобы удобнее было смотреть Альбусу в глаза. Хватит, к чёрту, он девять лет подыхал без этого взгляда. Теперь не упустит ни секунды возможности.

Альбус с улыбкой провёл пальцем по его правой брови, снова заставляя зажмуриться и на секунду задохнуться:

– Я знаю.

– И я тоже, – вырвалось у Геллерта. Ни в какой другой момент он бы этого не сказал.

Рука Альбуса замерла – а потом он очень, очень нежно провёл по виску Геллерта. Ах да. Это его безмолвное «перестань, пожалуйста»… Что ж. Он перестанет – но только потому, что есть куда более важные занятия, чем признаваться друг другу в собственном идиотизме. Это могло бы занять весь вечер. А они здесь совсем не за этим.

– Я думаю, – негромко заговорил Альбус, – всё-таки стоит открыть шампанское. Нам действительно есть, что отмечать.

И накрыл своей ладонью руку Геллерта. Явно показывая: он совсем не об удачных прокатах их подопечных.

Геллерт, усмехнувшись, сел – оказывается, они упали поперёк кровати, а он даже не заметил. Ещё бы…

Шампанское торчало в ведёрке – на столике в изножье кровати. Розовое, естественно.

– Твой романтизм… – начал Геллерт, но его перебили:

– …зачастую оборачивается вполне положительно. Открывай.

Геллерт подавил ухмылку. Альбус оставался Альбусом. И они всё также продолжали спорить и язвить. Только у этих споров и обмена подколками теперь был совершенно иной оттенок. Такой, как нужно. Тот, что всегда был им необходим.

Всё же, возможно, стоило показать улучшенную версию программы Криденса… пораньше. Возможно.

Впрочем, какая разница, когда именно это было сделано, если исход – идеален?

Геллерт взял бутылку, сорвал фольгу, открутил проволоку и потянул за пробку. Шампанское столбом вырвалось из горлышка, заливая покрывало на кровати и самого Геллерта, разумеется. Ах чёрт возьми!

Он резким движением вернул бутылку на поднос и попытался стряхнуть капли с рубашки, но только ещё больше всё размазал.

Альбус за спиной смеялся. Зараза.

– Придётся заплатить за покрывало, – мягко произнёс он, как-то незаметно оказавшись ближе к Геллерту и касаясь ладонью его поясницы. Геллерта чуть встряхнуло, но он нашёл в себе силы обернуться через плечо и иронически изогнуть бровь:

– Но это твой номер.

– Тем не менее, шампанское открывал ты, – всё тем же тоном отозвался Альбус. Он широко улыбался, в глазах его сверкали искорки абсолютного веселья, каких Геллерт уже очень давно не видел.

Шампанское он открывал, видите ли!..

Через секунду до Геллерта дошло: всё, как обычно – и так же, как раньше. Как за чёртовых девять лет до этого момента.

От радости и облегчения он даже повалился обратно на кровать, смеясь и хватая Альбуса за руку. Какая разница – рубашка, брюки, покрывало… Мир мог ложиться спать, пока рядом с Геллертом был Альбус. И пусть ложится. Это необходимо для мира.

– И что ты ржёшь? – сквозь хохот поинтересовался он у Альбуса. Тот прищурился, запуская пальцы ему в волосы:

– Прежде чем задавать подобные вопросы, Геллерт, тебе стоило бы перестать смеяться самому.

Увы. Как вообще можно это остановить: обрушившиеся ощущения, чувства, курьёз с шампанским… От счастья Геллерт в последний раз хохотал… кажется, после соревнований две тысячи пятого, когда даже сам – о ужас – не ожидал своей победы, но взял и выиграл. Мда. Нехорошо.

Но сейчас и счастья было больше, само собой.

Он зажмурился, подставляясь под ладонь и движения Альбуса. Господь со всеми ангелами, Сатана со всеми демонами, или кто там где есть, если есть – как же хорошо.

– Может, всё-таки выпьем? – по-прежнему мягко, ласково предложил Альбус, не убирая, впрочем, руку. Геллерт с огромным усилием отстранился и сел.

– Давай. Только наливаешь ты.

Шампанского после триумфального выстрела осталось как раз на два бокала. Хотя бы потеплеть не успело, и то хорошо.

Они пили, глядя в глаза, машинально друг другу отсалютовав.

Альбус медленно поставил бокал прямо на ковёр под кроватью. Геллерт потянулся назад, стекло звякнуло о пластик подноса.

Пузырьки и хмель ударили в голову – и, судя по тому, что Альбус ухватил его за расстёгнутый ворот рубашки и потянул на себя, падая на спину – не ему одному.

Геллерт взял его лицо в ладони, провёл пальцами от висков к ушам, склонился, поцеловал – нежно, едва касаясь. Он даже не знал, как именно выразить всё, что сейчас чувствовал – кроме как попросту отдаться инстинктам.

А ещё он прекрасно знал, видел, ощущал, что Альбус даже ни на что не намекал этим своим… жестом. Секс как ознаменование воссоединения был бы хорош, но… куда им спешить? Они всё успеют. Абсолютно всё. Даже потеряв какое-то время, они всё успеют. В будущем.

Он скатился с Альбуса, ложась рядом. Нужно будет, конечно же, ещё встать, раздеться, умыться и так далее – но позже.

– Геллерт…

– Молчи, – прошептал тот, подкрепляя слова тем, что коснулся пальцами родных губ. – Я почти уверен в том, что именно ты хочешь сказать, и я не хочу этого слышать. Значение имеет настоящее. И будущее.

Альбус улыбнулся. Геллерт слегка вздрогнул – он ощущал эту улыбку кончиками пальцев, и это было… Это было.

Он убрал руку, обнял Альбуса за плечи и притянул поближе.

Лежать рядом. Быть рядом. Дышать рядом.

И пусть всё катится куда угодно.

========== Глава 11 ==========

Геллерта разбудило жужжание телефона. Да, точно: он так и не отключил виброрежим, выйдя со стадиона. Было совершенно не до этого.

Он лениво приоткрыл один глаз. И почти ничего не увидел. Так. Он был в номере Альбуса, шторы они вчера задёрнули наглухо, но ткань была не настолько плотной, чтобы не пропускать свет. Значит, ещё ночь или раннее утро.

Телефон продолжал звонить, и Геллерту даже померещилось, что вибрация становилась всё более раздражённой. Вздохнув сквозь зубы, он слез с кровати и пошёл к креслу – телефон был в кармане пиджака.

– Я слушаю.

– Геллерт, вот объясни мне, – в его манере заговорил Криденс, – какого чёрта я сейчас сижу на стадионе один в окружении других спортсменов, если учесть, что у меня сегодня произвольная?.. Хотя нет, не объясняй. Я почти уверен, что не хочу этого знать.

Ах ты язва.

Геллерт, ухмыляясь, сел на кровать, слыша, как за спиной Альбус шуршит одеялом. Тоже проснулся. Хорошо. Геллерт всегда ненавидел его будить: на это уходила масса времени и сил. Если Альбус Дамблдор по-настоящему хотел спать, окружающий мир оставался бессилен.

– Мы сейчас встанем, оденемся и приедем, – пообещал он, не в силах отказать себе в удовольствии поддразнить Криденса. Пусть сам додумывает. Незачем ему знать, что они просто спали рядом. – Отель недалеко от стадиона.

– Уж пожалуйста, – проворчал Криденс. – Давайте быстрее. Я специально заранее рванул, вот как чувствовал, но… Жду.

И, чуть-чуть помолчав, выдохнул:

– И поздравляю.

Конечно же, он тут же бросил трубку. Он всегда стеснялся проявления чувств.

Шуршание за спиной прекратилось. Чёрт. Видимо, Альбус просто поворачивался с боку на бок, и всё ещё спал.

Ладно…

Геллерт зажёг лампу на тумбочке, посмотрел на часы, поднял трубку внутреннего телефона и заказал в номер моккачино для себя и чай с лимоном для Альбуса. Накануне они не стали есть всё, что им принесли, и сейчас этим можно было позавтракать.

Геллерт решительно сдёрнул с Альбуса одеяло, уселся рядом и потряс за плечо:

– Сердце моё, нужно вставать.

Слова очень легко сошли с языка – будто бы он называл его так все годы подряд. Впрочем, вчера они тоже произносились довольно легко.

Альбус никак не отреагировал, если не считать улыбки. О чёрт.

Геллерт вздохнул:

– Альбус. Мне только что звонил Криденс, и он… как бы так выразиться… несколько сердит. Нам нужно быстро встать, перекусить и ехать на стадион. Ал, ты меня слышишь вообще?

Альбус всё-таки соизволил разлепить глаза и сонно поморгать. Потом сфокусировал взгляд на Геллерте, снова улыбнулся и опять попытался зажмуриться, но Геллерт, желая закрепить успех, попросту затряс его:

– Вставай. Умывайся. Я заказал чай, его сейчас принесут, а ты не пьёшь совсем остывший. Альбус…

Тот со вздохом дёрнул плечом, и Геллерт рискнул убрать руку. Повезло: Альбус сел, потёр ладонью лицо, глянул с немой укоризной, поднялся с постели и отправился в ванную. Конечно. Был велик соблазн пойти туда следом за ним, но именно в этот момент в дверь постучали.

Кофе, чай и Альбус.

Жизнь налаживалась.

~

Ньют вцепился в локоть Персиваля и отпускать его явно не собирался:

– Я боюсь. Перси, я очень боюсь.

– Чего именно? – Персивалю удалось смягчить суровый тон в самый последний момент. Раньше Ньют тоже делился с ним своими страхами, и он всегда отвечал жёстко, и это даже помогало, но раньше было раньше.

Ньют сжал пальцы ещё сильнее:

– Проката. Результатов. Упасть. Не докрутить бильман. Уронить Куини. Не знаю.

Персиваль постарался не показать, насколько его обрадовало всё перечисленное. Просто потому, что в списке Ньюта не было Лестрейндж и её Бэрка. Страх перед соперниками, одна из которых к тому же когда-то была партнёршей… словом, хуже чего нет. А если учесть, что после короткой программы Бэрк и Лестрейндж опережали Куини и Ньюта на пару десятых балла… Мда.

Они сидели в номере отеля, одетые для выхода, притом Ньют выскочил из душа уже в прокатном костюме, хотя до произвольной оставалось ещё часа три. Но Ньют заявил, что ему так, дескать, спокойнее. А уж этому Персиваль ни в коем случае не собирался мешать.

К тому же рубашка, стилизованная под греческую тогу, Ньюту очень шла.

Персиваль крепко обнял его за плечи, прижимая к себе:

– Ты отлично катаешь эту программу. Ты не упал ни на нашем Чемпионате, ни на Четырёх. Бильман ты докручиваешь, Куини держишь – и почему всё это должно измениться сейчас? Тебе понравятся результаты, Ньют. Прокат вы не завалите, у нас уже есть малая бронза, а это очень много в сравнении с прошлым годом – ты сам вдумайся. Всё будет хорошо, ты молодец, вы молодцы. Да, борьба будет – и не самая приятная лично тебе, но я верю, что вы с Куини в ней победите. Что ты выиграешь эту борьбу. Я верю в вас. Ньют, я верю в тебя, и как тренер, и как партнёр. Ну-ка иди сюда.

Он дёрнул Ньюта на себя, усаживая к себе на колени верхом – тот удивлённо ойкнул, но возражать не стал. Наоборот: обнял Персиваля за плечи и уткнулся лицом в его шею. Прерывисто вздохнул пару раз, потом задышал реже, явно успокаиваясь.

– Спасибо, Перси, – он коснулся шеи губами, Персиваля пробрала дрожь, но чёрт всё дери, если он позволит себе забыть о делах. Слишком, слишком важен этот день – именно для катания. – Я тебя тоже люблю.

Глаза закрылись будто сами собой. Между ним и Ньютом существовала негласная договорённость об отсутствии слов – в общем-то, верная, оба полагали их не самым нужным и важным аспектом отношений, но… Но Персивалю иногда хотелось это услышать. Или сказать. И вот Ньют…

Глупо было так думать, но после этого прокат не имел права провалиться.

– И я тебя люблю, – эхом отозвался Персиваль, сжимая Ньюта в объятиях. – Ну что? Ты готов, и мы едем?

Ньют отстранился, улыбнувшись ему – привычной задорной и озорной улыбкой. И встал:

– Я готов. И мы едем.

~

Куини спешно застёгивала сапоги, когда в сумочке зазвонил её телефон. Чертыхнувшись, она выхватила мобильник и широко улыбнулась, взглянув на экран.

– Да, я слушаю!

– Надеюсь, я тебя не разбудил, – пробасил Якоб через многие мили. – Вроде рассчитал время.

Куини, не прекращая улыбаться, села в кресло в прихожей номера:

– Жаль, что ты не смог поехать с нами. Тогда ты точно знал бы, не разбудил ли меня.

Якоб негромко рассмеялся – вот и хорошо, а то первое время в ответ на её флирт он смущался и даже краснел.

– Я видел вас позавчера. Вы такие молодцы!

Она сжала пальцами подлокотник. И им с Ньютом, и судьям тоже показалось, что они молодцы. Но сегодняшней борьбы Куини, пожалуй, опасалась.

Жалко, что Патрик по баллам всё-таки не прошёл в произвольную и сегодня будет только болельщиком. Ей и самой хотелось бы поболеть за кого-то из команды. Но придётся – за Криденса Бэрбоуна. Вчерашний его прокат сорвал такие овации, что Куини даже стало немного завидно. И потом, на своих, внутренних, американских соревнованиях они могли бороться с Гриндельвальдом и Дамблдором сколько угодно – но на выездных превращались в очень сплочённую сборную.

Если им после своей произвольной будет до этого. Если всё и впрямь получится.

– Спасибо, – проговорила Куини, поглаживая плюш обивки – это успокаивало. – И ты меня не разбудил, но мне пора бежать на стадион. Через три часа у нас прокат, и мы…

– Я помню, что через три часа, – в голосе Якоба, кажется, скользнуло что-то вроде обиды: дескать, как ты могла подумать, что я забыл? Но Куини так и не думала, просто…

– Конечно, помнишь, – нежно отозвалась она, накидывая плащ, хватая сумочку и выходя из номера. – Я только хотела сказать, что мне нужно ехать на последнюю тренировку.

– А, – Якоб рассмеялся. – Тогда я позвоню тебе после проката и церемонии награждения. И поздравлю.

Куини улыбнулась, вызывая лифт:

– Лучше ещё через час после этого. Скорее всего, нас возьмут в оборот журналисты. Но я обязательно буду ждать.

– И я буду ждать, – отозвался Якоб. – Удачи, моя хорошая.

И положил трубку, как только Куини радостно засмеялась в ответ.

Её оптимизм нашёптывал, что раз уж у них с Ньютом всё так наладилось в личной жизни, то и на льду повезёт.

И Куини не видела смысла не верить этому шёпоту.

~

Ричард принёс кофе и сел рядом. В холле отеля находился небольшой буфет – очень предусмотрительно. Ричард порывался заказать напитки и завтрак в номер, но там Тина не могла усидеть ни одной лишней секунды, а еда и вовсе не полезла бы ей в горло. Даже молоко в её капучино казалось сейчас лишним и чересчур… сытным, хотя она прекрасно знала, что оно обезжиренное.

Вечная реакция на стресс, с самого детства. Справиться с этим не могли ни родители, ни даже Куини. У Персиваля и Серафины ушло два года, прежде чем они поняли: невозможно было заставить Тину хоть что-то съесть перед соревнованиями.

Ричард, перекинув косу из-за спины на плечо, опустил свою ладонь на её:

– Мы удержим своё шестое место.

Тина прикрыла глаза. Ричард всегда казался – и, пожалуй, был – спокойным и едва ли не каменным. Учитывая, насколько её саму иногда рвали на части совершенно ненужные эмоции – себе-то стоило признаться – отчасти её выбор пал на него именно из-за этого. «Он отлично тебя уравновесит», – сказала ей Куини ещё летом. И, конечно, оказалась права. Как очень часто случалось.

При этом Тина прекрасно знала: Ричард волновался не меньше неё. Но у него откуда-то находились силы, чтобы её успокоить.

Она была благодарна и растрогана.

Тина опустила голову ему на плечо, случайно задев щекой косу. Приятно. Ей нравились его волосы. И заплетать ему эту вечную косу – тоже.

– Удержим, – она даже нашла в себе силы усмехнуться. – Полицейский с косичкой.

Ричард хмыкнул и поцеловал её в макушку:

– Сегодня – ковбой.

К сожалению, ни одной неприличной мысли в голове не задержалось.

Но после проката…

Тина улыбнулась, повернула ладонь вверх и сжала руку Ричарда.

Может быть, и правда получится удержать.

Двери лифта с тихим звоном открылись, выпуская всех остальных из их команды. А с ними – Гриндельвальда с Дамблдором. Мда.

Тина вскочила, будучи больше не в силах усидеть на месте. Ричард поднялся следом – конечно же, медленно и спокойно.

Ньют, одетый в пальто поверх костюмной рубашки, держался молодцом – хотя и поближе к Персивалю. Куини, понятное дело, улыбалась – пусть и чуть встревоженно. Абернати был спокоен – ну да, не ему сегодня кататься… Сам Персиваль и Серафина смотрели на всех с явной гордостью и бесконечной уверенностью, и Тине даже стало немного стыдно за свои тревоги.

– Ваш Криденс уже на стадионе? – поинтересовался Персиваль у Гриндельвальда. – Кстати, насчёт вчерашнего – искренне поздравляю.

Дамблдор приподнял брови, а Гриндельвальд в ответ чуть ли не промурлыкал:

– Наш Криденс, безусловно, уже на стадионе, и большое тебе спасибо, Перси – нас есть, с чем поздравлять. Вас, я думаю, мы тоже скоро поздравим. Поехали.

Тина сжала в кармане руку в кулак. Почему-то этот человек всегда вызывал у неё стойкую антипатию. Возможно, потому, что много выпендривался.

Поравнявшись с ней, Персиваль негромко проговорил:

– Нам только что пожелали удачи.

Ах, ну да. Что ж…

Спасибо.

~

– Дурацкое расписание, – заявила Честити, постукивая по полу носком сапога. – Почему вы катаетесь два дня подряд, а мы – в первый и четвёртый?

Криденс дёрнул плечом. Ему тоже был крайне интересен ответ на данный вопрос, но на этом Чемпионате он думал точно не о принципах составления расписания.

До назначенного времени встречи с Альбусом и Геллертом на стадионе оставался ещё час, но Криденс всё равно решил поехать заранее. Просто на всякий случай. И, судя по звонку Геллерту – всё правильно сделал. На катке было немного спортсменов, в основном парники, но общая тренировка – лучше, чем никакой.

А ещё Криденс умудрился разбудить Честити, пока вставал, собирался и вызывал такси. И она тоже с ним поехала, хотя и сегодня-то катались только парники и мужчины, и его прокат начнётся днём, а не утром… «А чего мне ждать? – хмыкнула она в ответ на попытку уговорить её доспать. – Заодно посмотрю на остальных. Никогда не любила подолгу валяться». Последнее Криденсу, впрочем, и так было известно.

Честити прильнула к нему, крепко обняв и подперев макушкой его подбородок:

– Ты им звонил?

Криденс улыбнулся. Конечно, после вчерашнего Честити еле дождалась, пока он вырвется из лап прессы, и устроила ему допрос второй степени: костюм? Вращение? Что происходит? Поскольку всё уже свершилось, Криденс не видел никакого смысла в том, чтобы сохранять тайну в тайне. Методы Геллерта Честити оценила. И новая версия проката ей тоже понравилась больше: «На Командном, Криденс, ты тоже откатаешь именно так!».

Но до сегодняшнего утра Криденс дёргался – а получилось у них? А дошло до Альбуса? А не оттолкнул ли его Геллерт в самый последний момент?..

Поэтому, когда он до них дозвонился и услышал весёлое «встанем и оденемся», у него с плеч свалилась средних размеров гора.

Получилось. Всё не зря.

И всё теперь будет хорошо.

Криденс примерно представлял, что будет дальше. Наставники обязательно продолжат цапаться и не сходиться во мнениях. В период между Рождеством и Чемпионатом страны Криденсу наконец-то стало кристально ясно: перепалки для них – воздух, они всегда так разговаривали, и это означало, что между ними всё в порядке, хотя бы относительно. Но теперь эти перепалки наверняка будут… чуть-чуть другими. Более тёплыми, наверное. Более… партнёрскими. Да, подходящее слово.

И вообще всё будет, наверное, примерно так же, как было – Криденс надеялся только, что теперь Альбус и Геллерт станут цапаться с меньшим надрывом. И останется прежним то, что они не расходятся в важных вопросах. И…

И надо будет их просто поздравить лично, когда они появятся на катке. Может быть, даже обнять. А может, и сказать что-нибудь сентиментально-идиотское, что в голову придёт. Его вторая семья сейчас переживала период воссоединения, и кем он будет, если попытается остаться в стороне от этого?

Честити слегка подтолкнула его локтем, Криденс вздрогнул и разлепил губы:

– Да, звонил. Выбираются из койки и едут. Всё получилось.

Честити с шумом выдохнула – надо же… Криденс, на самом деле, не ожидал, что она за столь короткий период так привяжется к наставникам, чтобы волноваться за их личную жизнь.

– Это замечательно, – с чувством сообщила Честити, слегка ослабив объятия – для того, чтобы заглянуть ему в глаза. – Но если они едут, то тебе нужно надеть коньки. Между парниками и вами слишком маленький перерыв, так что сейчас у тебя начнётся последняя тренировка. Мы будем болеть за Скамандера и Голдштейн?

Криденс улыбнулся и поцеловал её в висок:

– И за Хардиса и другую Голдштейн – тоже.

В самом деле, не за французов же им болеть. И даже не за корейцев.

А Ньют Скамандер, ко всему, когда-то учился у Альбуса. И тот наверняка сегодня будет переживать и за бывшего подопечного тоже.

Громко стукнула о стену дверь из внутреннего коридора. Криденс и Честити резко поднялись со скамейки.

К ним обоим шагали сильнейшие спортсмены сборной со своими тренерами и хореографами – наверное, «команда Грейвза» встретилась с Альбусом и Геллертом в отеле, и все вместе они поехали на каток.

Криденса нечасто охватывало такое сильное желание глупо улыбаться и всех обнимать. Или пожать всем руки, если отношения были недостаточно близкими для объятий.

Он шагнул к Геллерту и, не размениваясь на слова, повис у него на шее. Тот сначала опешил, но потом с непривычной неловкостью приобнял Криденса в ответ.

– Я безумно рад за вас, – пробормотал Криденс ему в плечо. – Правда.

– Ну-ну, – скомкано отозвался Геллерт. – Давай договоримся. Ты сегодня получаешь медаль – заметь, я не говорю, какую именно! – и после соревнований мы идём в хороший ресторан всей спортивной семьёй, и ты можешь заказать за мой счёт… что-нибудь. Хорошо?

Криденс фыркнул:

– Геллерт, я соглашусь, конечно, но не думай, что мне вообще нужна от тебя благодарность. Я просто делал для вас то, что хотел делать. Для вас и ради вас. Вот насчёт этого – договорились?

Отстранившись и глянув ему в лицо, Геллерт тихо рассмеялся и кивнул.

Альбус стоял неподалёку с видом человека, абсолютно довольного жизнью. Разве что слегка косился на Скамандера, но это было вполне объяснимо.

Криденс коротко улыбнулся всем и, отстранившись от Геллерта, сдёрнул спортивную куртку. Под ней была костюмная рубашка – чёрная, со вставками огненно-рыжего. «Всадник Апокалипсиса, танец смерти, ну да», – говорил Геллерт, показывая ему костюм.

Последняя тренировка.

А дальше… а потом…

А потом будет победа.

И никто не посмеет в ней усомниться.

~

– Ньют?

Он обернулся. Легко улыбаясь и держась на небольшом расстоянии, на него смотрела Лита.

Ньют подавил зародившийся в горле досадливый вздох. За все годы, прошедшие с того юниорского Чемпионата, они почти не общались – так, приветствовали друг друга на Мировом и командном, и всё. Ему почему-то отчаянно не хотелось её видеть сверх необходимого, а что она там себе думала, Ньют не знал и знать, в общем-то, не желал. И почему Лита подошла именно сейчас, он, в принципе, догадывался, но надеялся, что ошибается. В конце концов, деморализация соперников – крайне неспортивно.

Нет, он правда об этом подумал? Всё циничнее и циничнее…

– Да? – он состроил ответную улыбку, подходя к Лите чуть ближе. Если ей вдруг стало нужно поговорить, то… он пойдёт навстречу. Они могли быть соперниками, но оставаться врагами не хотелось.

Она расправила плечи. Ньют поневоле напрягся: он всё ещё неплохо помнил, в каких случаях Лита принимала подобную позу. Язык её тела всегда был богат, и обычно, так выпрямляясь, она готовила… не самые приятные реплики.

– Я вижу, дела у тебя пошли в гору?

Он криво улыбнулся. Начало, конечно, будет мирным.

– Пошли, – осторожно ответил он, почти поневоле отводя взгляд и ища глазами своих. Куини сидела на фигуристской трибуне почти рядом, Персиваль стоял вместе с Серафиной, Патриком, Тиной и Ричардом немного дальше и вряд ли мог их слышать. Около Куини отчего-то торчали Гриндельвальд и Дамблдор, и Ньют отвернулся. Вот ещё не хватало смотреть на бывшего тренера во время разговора с бывшей же партнёршей. – Спасибо, что интересуешься.

Лита, не прекращая улыбаться, шагнула вперёд, сокращая расстояние. Ньют сумел не отпрянуть.

Чёрт дери, вот только этого ему не хватало к обычному волнению…

– Я рада с вами соперничать, – прямо высказалась Лита. – Всё ждала, когда это случится. Вы сильны, а ты, я думаю, помнишь, что мне нравится реальная борьба.

Ньют стиснул зубы. Конечно, он помнил.

– Мы постараемся тебя не разочаровать, – вырвалось у него. Надо же, он никогда не считал себя умеющим вести подобные разговоры и отпускать такие шпильки.

Лита усмехнулась в ответ:

– Я в этом не сомневаюсь, Ньют.

Они помолчали. Чёрт, если бы не элементарная вежливость, Ньют просто развернулся бы и отошёл подальше, к Персивалю, но…

– Мне жаль, что тогда так вышло, – брякнул он – просто чтобы что-то сказать. Ну и из той самой вежливости.

Лита хищно ухмыльнулась. Прямо-таки ощерилась. И теперь Ньют всё-таки отступил на шаг. Ему это не нравилось. Совсем.

– А мне – нет, – с обманчивой мягкостью отозвалась она. – Ни разу. Спасибо за разговор.

И, развернувшись, ушла.

Ньют потряс головой, пытаясь понять, что чувствует. Вот тебе и «не стать врагами». Мда.

Естественно, он не хотел бы вернуться в Британию, снова встать в пару с Литой и вообще тренироваться у кого-то, кроме Персиваля, катать с кем-то, кроме Куини – ни в коем случае. Он просто хотел поддержать – или закончить – не самый приятный разговор.

Ну да. Поддержал. Закончил.

Как ни крути, а хотя бы её тоном Ньют был задет. Сейчас, за десять минут до начала последней разминки, нервы были на пределе, и деморализовать его могло что угодно.

И, похоже, Лита прекрасно это понимала.

А они с Куини ещё и предпоследний номер вытянули.

А последний – как раз Лита со своим Бэрком.

Проклятье.

Ньют сел рядом с Куини и уставился на свои колени. Зря – один их вид всколыхнул воспоминания.

Его плеча коснулась ладонь Куини:

– Ньют, не переживай. Ты же её знаешь, она не удержится от того, чтобы понаблюдать за нашим прокатом. А мы откатаем так, что она ахнет. И ошибётся. Думай об этом, а не о том, что…

– Стерва и… не самого высокого уровня интеллекта девушка, – неожиданно заговорил Гриндельвальд. Ньют повернул голову в его сторону. Дамблдор куда-то ушёл – Ньют искренне надеялся, что не за Литой. Ну, мало ли. – Скамандер, я вас видел. И вам есть, что им противопоставить, ну да ты сам в курсе. А если ты позволишь сопернику испортить тебе настроение, ничего хорошего из этого не выйдет. Мне можешь поверить.