Текст книги "Бессмертные (СИ)"
Автор книги: TwilightCakes
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
И вот – вечер третьего дня. Они стоят в облезлом баре, предвкушая увидеть то, о чём говорила Мария. Джаспер покосился на привычно скучающую Нетти, находящуюся неподалёку.
– Чего мы ждём? – шепнул он, вопросительно глядя на неё.
Нетти пожала плечами и многозначительно улыбнулась.
– Увидишь, – ответила она.
Джаспер оглядел давно забытый отель и снова обратился к ней.
– И долго этот город пустует? – поинтересовался он, на что Нетти сердито закатила глаза. – А что?
Она отвернулась в сторону заднего окна, и Джаспер проследил за её взглядом. Там, за окном, зияла огромная яма, центр которой провисал на несколько дюймов глубже, чем кайма нетронутой земли вокруг.
Это массовое захоронение напомнило Джасперу о том дне перерождения, когда он помогал копать могилу разбросанным по армейскому лагерю жертвам.
У Джаспера скрутило нефункционирующий желудок, когда он почувствовал гордость и удовлетворение со стороны Нетти.
– Это омерзительно, – тихо прыснул он, отворачиваясь.
Нетти лишь фыркнула и покачала головой.
Мария прочистила горло, и всё внимание вампиров немедленно переключилось на неё.
– Мы будем добираться до города пять дней. Выходим ночью, двигаться будем тихо, убивая всех на своём пути. Люди не должны нас заметить, – просто произнесла она. – И тогда… вся кровь станет нашей, дети мои, – низко прорычав, добавила она.
Вампиры одобрительно зашипели, округлив свои красные глаза.
Мария вышла из бара, зазывая остальных следовать за ней, и перешла на бег. Джаспер, Нетти и Люси придерживались её, остальная небольшая группа волочилась за ними на расстоянии. Юноша не знал точного направления, но решил воздержаться от вопросов. Они бежали около часа в восточном направлении к Мексиканскому заливу. Достигнув океана, Мария вывела отряд на высокую скалу и подошла к обрыву. Остальные вампиры решили взглянуть на то, что она уготовила им.
Джаспер, обхватив себя руками, подошёл к краю и глянул вниз, в ущелье, что расстилалось под скалой. Там, словно лежащие на земле груды мусора, были тела. Живые тела.
Мария усмехнулась про себя, и среди вампиров заметалось волнение. Джаспер быстро посчитал – почти двести людей в ущелье пришли в движение и стали пробуждаться.
Внезапно он издал крик; эмоции бетонной стеной навалились на него. Джаспер упал на колени, схватившись за голову, а затем и за грудь, когда все запутанные, неуловимые, бурные и дикие переживания одновременно обрушились на него.
Новорождённые, что находились внизу, начали подниматься; их алые глаза засияли жестокостью, когда они учуяли в себе что-то новое и сильное. Они переродились.
Мария мельком взглянула на Джаспера, который согнулся пополам от смешанных чувств, гнетущих его, и перевела взгляд вниз на свою новую армию.
– Вы были спасены, дети мои. Моя семья избавила вас от боли, сожалений, нищеты и смертности! – с шипением кричала она, указывая на вампиров, что стояли сзади. Новорождённые снизу стали свистеть и рычать, а некоторые из них были так взволнованы, что стали подпрыгивать от переизбытка чувств.
Джаспер сморщился, когда один из них налетел на другого, а тот случайно задел третьего, вызывая у него реакцию самообороны, что породило драку.
Они грызли и раздирали друг друга, это сопровождалось рычанием и воем. Их эмоции выходили из-под контроля из-за смятения и ненависти, которую они испытывали, валяясь по земле, усмехаясь и раззадоривая друг друга. Джаспер резко выдохнул, от разочарования и боли вцепившись пальцами в светло-медовые волосы.
Лёжа на земле, он поднял полный отчаяния взгляд на Марию.
– Мария… Все эти люди… – задыхался Джаспер, снова переводя взгляд вниз.
Юноша быстро насчитал девять убитых, разорванных на куски и рассеянных по земле вампиров, в то время как остальные наблюдали за происходящим с пустыми лицами, лишёнными каких-либо угрызений совести.
– Они же как дикие звери… Как ты могла сделать это с невинными людьми? – с трудом выговаривал Джаспер, морщась от извилистого потока скинутых на него новорождёнными снизу эмоций.
– Да, мой Джаспер, они как звери. Дикие, необузданные звери. Их надо натренировать, научить вместе работать и сражаться. Мы быстро схватим город, почти без сопротивления! – азартно произнесла Мария; в её глазах мелькнул огонёк.
Джаспер перекатился по земле, оглянувшись на толпу растерянных и неуравновешенных новорождённых вампиров. Его спящий желудок скрутился, отчего он съёжился и впился пальцами в грязь, пытаясь сохранить здравомыслие в борьбе с окружавшими эмоциями. Джаспер взглянул на Марию, глаза и зубы которой сверкали в лунном свете.
– Мария… что ты наделала?
========== Эдвард, 1918 год ==========
Оцепенение пришло, когда холодная рука молодого доктора коснулась головы, затем пощупала шейные железы и, наконец, опухшие щёки. Лихорадка продолжала разрушать уже ослабевшее тело. Потрясший всю семью вирус гриппа настиг его последним и сразил молодой, сильный организм с гораздо большей силой, чем ожидалось.
Эдвард втягивал в лёгкие прозябший больничный воздух, вздрагивая от его контакта с пересохшим горлом. Медленно открыв глаза, он увидел молодого светловолосого доктора на ночном посту и стал ждать, пока тот закончит царапать ручкой по бумаге. Остановившись, доктор задумчиво надавил ручкой на губы, и Эдвард попытался заговорить:
– Моя… м-мать, – прохрипел он, протягивая слабую руку к доктору.
Доктор Каллен взглянул на юношу, холодной рукой осторожно опуская его обратно на кровать. На какое-то мгновение думы приковали необычный золотистый взгляд к парню, и у Эдварда появилось смутное желание узнать, о чём думает доктор, но его тут же пронзил очередной болезненный вдох.
На заднем плане длинного и широкого помещения, что собрало в себе больных гриппом, послышалось слабое копошение медсестры, склонившейся к пациенту.
– Доктор, сменить простыни сейчас? – тихо спросила она.
Эдвард заметил, как мужчина отрицательно качнул головой, и зажмурил глаза. Ему было страшно, ведь он должен скоро умереть.
– Имя? – также тихо поинтересовалась медсестра.
– Мэйсон, Эдвард, – ответил доктор, попытавшись придать тону повседневную лёгкость.
Осуществляя надлежащую подготовку, медсестра нацарапала его имя на бумаге. Эдвард снова закрыл глаза.
– Не беспокойся. Закончи с этим и сделай перерыв. На ближайший час я всё возьму в свои руки, – спокойно произнёс врач, чем заслужил благодарную улыбку девушки. Она поспешила удалиться, снова надев на лицо маску, с которой здесь ходили все медсёстры.
Встав перед кроватью на колени, доктор Каллен опустил взгляд на Эдварда.
– Эдвард… Мне грустно сообщать тебе, но мы потеряли твою мать. Я сделал всё, что было в моих силах, но её здоровье слишком ослабло. Прости, сынок, – мягко сказал он со взглядом, полным сожаления.
Эдвард приоткрыл глаза, чтобы взглянуть на доктора, который сейчас извинялся перед ним на коленях. Глаза заполнили слёзы, но слабость не позволила стереть их.
Доктор Каллен, не отводя глаз, медленно сглотнул. Он протянул руку к тумбочке, окунул полотенце в холодную воду и промочил им опухший язык и губы больного.
Собираясь с силами, чтобы снова заговорить, Эдвард вздохнул, дыхание становилось всё более и более прерывистым.
– Я одинок, – выдохнул сбитый с толку Эдвард.
Опустив взгляд, доктор Каллен грустно кивнул.
– Я чуть позже вернусь проверить тебя. Мне нужно закончить обход. Прости, мой мальчик, – тихо сказал он, после чего поднялся на ноги и ушёл.
Лихорадка, что рушила тело, почти лишала сознания и не давала возможности принять смерть обоих родителей. Эдвард пытался успокоиться и уснуть, надеясь хотя бы отчасти облегчить свою участь перед встречей со смертью в сквозных стенах чикагского госпиталя.
Грипп* быстро настиг Чикаго. В апреле эпидемия пришла на восток, в Бостон, а уже к августу вся страна жила в страхе, когда заполненные мёртвыми телами телеги рассекали улицы. Отец Эдварда умер в первую волну, в июле; юношу и мать болезнь сразила в октябре. Близился конец ноября, тысячи людей ежедневно умирали в стенах больницы. И не было никакой надежды на их спасение.
Вчера, когда робкая медсестра измеряла температуру, его жар подскочил до сорока градусов. Каждое прикосновение к конечностям отзывалось болезненной пыткой. Лихорадка усложняла процесс связного осмысления или обдумывания. И даже кожа местами обретала черновато-синий оттенок.
У Эдварда не было надежды; он должен умереть.
Однако это не так и важно. Скончались не только его родители, но также тёти, дяди и даже двоюродные братья и сёстры. Возвращение домой не станет приятным событием, ведь все, кого знал Эдвард, теперь прикрыты простынями. Окажется огромным счастьем, если всем им на ноги прикрепят хотя бы бирки, которые позволят распознать их деревянные гробы после захоронения.
Эдвард понятия не имел, как долго здесь лежит, но разум подсказывал, что здешняя стужа присуща зиме. Из огня да в полымя. Неважно, как долго он ещё пробудет здесь; единственным выходом станет повозка, которая рано или поздно забирает всех стонущих пациентов. Эдварду было только семнадцать, и он хотел примкнуть к числу военных.* Хотел играть в бейсбол. Хотел отправиться в колледж, купить дом и, возможно, однажды обзавестись сыном.
Сердце ускорило свой бег, когда он понял, что ничего из этого не сбудется.
«Нет… Я хочу жить. Я слишком молод, чтобы позволить этой ужасной болезни забрать меня…» – думалось ему.
Молодой доктор вернулся и холодными пальцами схватил влажную ладонь Эдварда. Раннее утро, но солнце ещё не взошло. Эдвард знал: время подходит к концу. Он вздрогнул от лёгкого давления – на всём теле сказались дни неотступной лихорадки. Доктор снова устроился на коленях у кровати и взглянул на Эдварда, съёжившегося от боли и неспособного сказать ни слова. Он наклонился.
– Мальчик мой… Я хочу спасти тебя. Хочу вырвать тебя из лап смерти, – прошептал он мягко и отпрянул, искоса взглянув на Эдварда.
«Да! Спаси меня… Я не хочу умирать!» – кричал его разум, но высохший рот и почти парализованное тело не слушались.
Эдвард открыл рот, чтобы заговорить, но оттуда не вырвалось ни звука. Зелёные глаза встретились с золотым и пытливым взглядом молодого доктора, и тогда ему удалось сухо кивнуть.
Карлайл снова заговорил с юношей:
– Спасение имеет свою цену, Эдвард. Ты будешь сильно страдать, но будешь жить. Ты точно этого хочешь?
Эдвард сжал руку Карлайла в ответ, всё тело затряслось от желания жить. Доктор кивнул, гримаса боли исказила черты его прекрасного лица. Он огляделся, проверяя, одни ли они здесь, и схватил простыню, которой накрыл Эдварда, как это делают со всеми трупами.
Доктор Каллен снова наклонился к юноше.
– Мне нужно вынести тебя из больницы. Я увезу тебя отсюда как труп, постарайся притвориться мёртвым, – прошептал он, выталкивая койку на колёсиках из длинной комнаты.
Не успел он сделать и десяти шагов, как послышался голос молодой медсестры, которая работала в этом крыле.
– Доктор, я могу спустить его в подвал, если пожелаете, – утомлённо предложила она.
– Не стоит, Эвелин, всё в порядке. Моя смена закончилась, я скоро ухожу, так что мне по пути. Выйду через задний вход, который ведёт к Пятой улице, и мне не составит труда спуститься в подвал, – сдержанно ответил он.
– Как скажете, доктор, – отозвалась девушка и мельком взглянула не прикрытую простынёй ступню Эдварда. – Кто он? – грустно спросила она.
– Эдвард Мэйсон. Ему было семнадцать, – низким, полным эмоций голосом ответил Карлайл.
– О, юноша в углу… Мне будет его не хватать. Он всегда был очень добр, пока не слёг из-за лихорадки. Господи, за что? – тихо произнесла она.
Карлайл протянул руку и осторожно похлопал её по плечу.
– Мы должны утешать себя тем, что скоро он уйдёт к Богу.
Эдвард услышал всхлип и немного утешил себя тем, что в Чикаго не он один был сражён ужасной вспышкой гриппа.
– Иногда мне кажется, что проще опустить руки… Их так много…
– Эвелин, в такие времена мы прикладываем все наши силы и показываем, кто мы есть на самом деле. Ты сильная девочка, и я уверен, что ты справишься со всем как настоящая женщина, – твёрдо сказал Карлайл.
Она кивнула, смахивая слёзы с щёк, и быстро убежала.
Карлайл толкнул койку в подвальный морг, где обычно тела быстро бальзамировали и вешали на них ярлыки для последующего опознания. Несмотря на лихорадку, Эдвард сморщился от смрада помещения, которое было переполнено повозками с мёртвыми жителями Чикаго.
Карлайл пошуршал бумагами вокруг, дожидаясь, когда их оставят одних, а затем взял Эдварда на руки, открыл заднюю дверь и скрылся в ночи.
В голове у Эдварда пульсировало. Холодный воздух ночного Иллинойса немного взбодрил, и он задрожал в сильных руках молодого доктора, пока тот мчался. Казалось, что он парит. Эдвард чувствовал лёгкие толчки, когда доктор за один прыжок преодолевал несколько лестничных пролётов, словно они были длиной в шаг. И всего за несколько минут они покрыли весь путь. Карлайл уложил Эдварда на жёсткий провисший матрас и сорвал с него простыню.
Больной попытался открыть глаза; всё, что ему удавалось разглядеть, – это размытый, поблескивающий и движущийся интерьер комнаты. Он решил, что очутился в квартире, но не смог понять, было ли здесь и впрямь так же холодно, как на улице, или ему просто кажется.
Через несколько мгновений доктор с лёгкостью перетащил металлический каркас кровати в другую половину комнаты и зажёг огонь в камине. Эдвард разразился кашлем, саднящее горло на каждый вдох отзывалось болью. Тело судорожно начинало трястись, отчаянно пытаясь побороть вирус, но от этого не было толку. Эдвард застонал и сморщился, когда пульсация отдалась в каждый уголок организма, словно сердце заколотилось в самые уши. Язык распух, усложняя и без того мучительный процесс дыхания. Вирус изнурял Эдварда уже почти месяц, и он знал: конец близко.
– Эдвард, ты ещё хочешь жить так же, как я? Я – существо, заклятое бродить по земле ночью. Ты хочешь жить при условии, что ночь никогда не кончится?
Эдварду не требовалось время для раздумий. Он был слишком молодым для смерти.
Дрожа от мучительной лихорадки, юноша кивнул и неистово закашлял, разбрызгивая кровь по ночной рубашке. Карлайл смочил тряпку и протёр ей лицо больного. Эдвард через силу открыл глаза и отметил, что доктор смотрит на его руки.
– П-пожалуйста… – простонал Эдвард хриплым, сухим голосом.
Карлайл, вжимаясь в край кровати, вёл внутри себя яростную борьбу с силой воли. Эдварда охватила паника. Разве доктор не обещал спасти его? Сохранить его жизнь? Так чего же он ждёт?
Карлайл нагнулся к Эдварду и прошептал ему на ухо:
– Прости меня, сынок.
А затем, склонившись, он вонзил свои зубы в шею Эдварда. Карлайл боролся с самим собой несколько секунд, прежде чем яростно оттолкнуть кровать в сторону. Эдвард взревел, когда доктор клыками оторвал часть нежной плоти шеи.
Однако рана эта вскоре стала меньшей из проблем, когда всё началось.
Жар, тление, накаливание, огонь.
«Нет… Нет… Что-то пошло не так… Этот монстр должен спасти меня, а не сожрать!» – паниковал Эдвард.
Произошла ошибка. Языки пламени, распространяясь от горла по всему организму, лизали тело изнутри. Эдвард видел шокированного доктора, который, тяжело дыша, замер в углу.
Огонь в слабом теле противоречил страху, что доктор вернётся и продолжит терзать его своими острыми, как бритва, зубами. За несколько часов пожар, калеча и ломая всё на своём пути, проник в вены, мышцы, в каждую кость, и Эдвард уже начал было думать, что сгорает в аду.
«Я не этого просил… Не хотел, чтобы он это со мной сделал… Если бы я знал, я бы предпочёл остаться в госпитале и умереть…»
Разум гонял поток различных мыслей, чтобы как-то отвлечься от всеобъемлющей боли в конечностях.
«Я просто должен был остаться в госпитале и умереть», – мысленно повторял Эдвард.
Прошло несколько часов. Он умолял доктора прикончить его, но от любой попытки заговорить адский огонь, казалось, разгорался ещё сильнее.
Карлайл стоял рядом и колебался, отойти или остаться на месте. Эдвард пытался понять, что происходит – доктор обещал жизнь, но на деле его слова обращались в ложь. Также он задавался вопросом, почему на протяжении нескольких дней доктор ни разу не поел, не выпил и не лёг спать.
Решив, что он согласился на жизнь, полную нескончаемой боли и мучений, Эдвард глубоко вдохнул воздух. Именно в этот момент боль стала потихоньку отступать от кончиков пальцев, но он всё равно не решался пошевелить ими в страхе, что огонь вернётся и снова станет обуревать каждый дюйм обугленных вен.
Едва живой Эдвард дрейфовал в океане боли и огня, которому не было конца. Сбитый с толку, он чувствовал себя загнанным в ловушку, в которой заживо сгорал. Юноша, повиснув на волоске от смерти, ахнул и заплакал, когда сердце охватило ядовитое пламя. Оно всё билось в груди; сейчас Эдвард бы встретил смерть с распростёртыми объятиями. Ничто не могло принести облегчение, даже успокаивающий шёпот доктора.
– Ещё немного, Эдвард. Держись… Больше этого не повторится, – мягко говорил он.
Эдвард вскинул голову и попытался поднять веки в надежде, что прохладный воздух комнаты облегчит боль воспалённых огнём глаз. С его губ сорвался всхлип разочарования, пока сердце, словно дикое, колотилось в борьбе с пламенем. Сморщившись, он еле сдержал вопль, вызванный проникающими в голову и въевшимися в мозг огненными щупальцами адского пламени. Эдвард неистово мотал головой из стороны в сторону. Неужели пожар никогда не затухнет?
Внезапно Эдварда отвлёк голос, другой голос, отличный от того, что он слышал прежде. Это было похоже на букет из мыслей спокойного и молодого врача, хотя тот вслух не произнёс ни слова. Голос проникал в голову и эхом отдавался там, но, несмотря на неясность, Эдвард всё отчётливо слышал и понимал.
«Я больше не могу смотреть на мучения мальчишки… Что я наделал? Не помню, чтобы перерождение было таким долгим. Сколько дней я так лежал? Два? Три? Почти три… Это невыносимо. Яд уже распространился по его организму, путей назад не осталось».
Внутренний голос парил в опалённой голове Эдварда, вороша вновь ожившие угольки. Наверняка его кожа обуглилась и превратилась в чёрный пепел.
И что доктор имел в виду под словом «яд»? Это он иссушал тело? Всё говорило о том, что пожар не утихнет никогда, но мужчина твердил: осталось немного.
Эдвард сосредоточился, силясь понять, действительно ли огонь постепенно отступает от рук и ног, уступая место прохладе, или подсознание просто играет злую шутку. Он всё ещё не решался пошевелиться, страшась любого движения, которое могло бы возвратить огонь. Пожар в организме тихо затухал, но оставшегося жара было вполне достаточно, чтобы пламя разгорелось с новой силой при попытке пошевелить угли и впустить свежий воздух.
«Его кожа изменилась», – вернулся голос.
Эдвард, прислушиваясь, навострил уши, но никто в комнате не произнёс ни слова. Словно разум сам говорил с ним. Лёжа в замешательстве с болью и голосами в голове, Эдвард почти был уверен, что слышимые им слова исходят от доктора Каллена.
Лёжа в комнате и борясь с нахлынувшим чувством, он на время абстрагировался и не успел заметить, когда боль стала отступать всё дальше, покидая ноги, руки, голову. Огонь в животе и в груди уже не казался таким обжигающим, и Эдвард почувствовал успокаивающую прохладу.
«Его кожа разгладилась… От множественных царапин на локтях и коленях, от порезов и ударов не осталось и следа. Наверное, он был активным ребёнком. По крайней мере, Эдвард уже так не мучается… До завершения превращения осталось совсем чуть-чуть. Господи, дай ему сил вынести это…» – вернулся внутренний голос. Теперь Эдвард даже не сомневался, что его обладателем является доктор Каллен. Но почему же он слышит его? Юноша оказался крайне встревожен. Сердце ускорилось и заколотилось, отдаваясь прямо в уши, создавая совершенно новый, бешеный ритм. Эдвард вздрогнул. Он был уверен, что его ядро вот-вот взорвётся.
«Если сердце разорвётся на части, то всё наконец закончится», – думал он.
Чем быстрее билось сердце, тем проще становилось осознать странность новых возможностей и обдумать этот гоночный темп в груди.
«Пожалуйста, Эдвард, успокойся. Почти всё… Это невыносимо… Чтобы я ещё раз проявил свой эгоизм и обратил человека в монстра…»
Эдвард, хоть и знал наверняка, что слышит монолог Карлайла, не понимал, как именно ему это удаётся. Слова доктора складывались в длинный, непонятный поток сознательных мыслей, который был неподвластен объяснениям. Но у Эдварда не было времени на обдумывание странностей – сердце стало пропускать один удар за другим.
Боль нескольких бесконечных дней скоропостижно отступила, словно её унесла за собой буря. Огонь и ещё тлеющие угли стали постепенно оставлять каждый участок тела, устремляясь к эпицентру груди – к сердцу, словно то было куском металла для огромного магнита. Эдвард взревел и замотался в агонии; сердце дико заколотилось в борьбе с пламенем.
Ничто не могло сравниться с этими пытками.
Холодная рука доктора бережно накрыла ладонь Эдварда, когда тот стал биться от неистовых спазмов боли, обрушивающихся на обгоревшее сердце. Звук отчаянной борьбы за право на существование достиг своего апогея. И если бы не ослепляющая боль, Эдвард бы уже давно оглох от безумного биения сердца.
Карлайл прижал его руки, удерживая тело на месте. Грудь поднималась и опускалась совместно с пульсацией сердца.
Тук. Тук. Тук-тук-тук…
Скорость нарастала, и Эдвард заставил себя приготовиться к вспышке огня и боли в груди. Но взрыва не произошло.
Сердце испустило ещё два удара и остановилось. А вместе с тем ушло и пламя. Всё кончено.
Осознав, что боль отступила, Эдвард тяжело вздохнул. Он всё ещё лежал, не совсем уверенный, стоит ли шевелиться или дышать. Но у него больше не было нужды ни во вдохах, ни в выдохах. Однако воздух со свистом вышел из лёгких.
«Сработало… Он жив. Надеюсь, боль ушла. Боже, прошу, освободи парня».
Снова. Голос. Эдвард распахнул глаза и тут же напрягся, инстинктивно выискивая опасность. Рывком он очутился в сидячем положении, чувства зашкаливали.
«Очевидна паника. Только бы не страх. Странно просыпаться в первый раз после всего этого…»
– Эдвард?
Эдвард оттолкнулся от кровати, подпрыгнул и приземлился напротив стены большой комнаты, готовясь к атаке. Рычание сорвалось с его губ раньше, чем он очутился на ногах. Огромные глаза обследовали помещение в поисках врага, но всё, что он видел, – странный золотистый взгляд мирного доктора из госпиталя.
– Эдвард? – повторил Карлайл, поднимая руки, и неспешно двинулся к нему, словно припирая к стене дикого пса.
Эдвард снова торопливо осмотрел помещение; он находился на верхнем этаже многоквартирного дома. Кровать, его пристанище последних дней, оказалась отодвинута от стены и поставлена у камина; слева от неё находилась маленькая кухня, а по правую сторону – изношенное кожаное кресло. В остальном интерьер однокомнатной квартиры был на редкость скуден. Но, как бы то ни было, Эдвард не стал заострять внимание на имуществе доктора.
Эдвард прислонился спиной к стене, продолжая рычать и шипеть, отчего чувства переставали поддаваться контролю. Это не нормально. Почему из этого незнакомого, неродного тела исходят столь странные звуки?
«Выглядит запуганным… Нужно что-то сказать, но нельзя спугнуть… уж больно диким кажется. Хочется верить, что я не создал монстра… С чего бы начать объяснения?..»
– Эдвард, ты в безопасности, – тихо произнёс доктор. Он не опускал руки, пока голос проникал в голову Эдварда.
Рассудок превратился в кашу. Странный голос в голове, непонятный новый запах человека напротив и изменённое тело морально истощали, отчего создавалось впечатление, что Эдвард вот-вот потеряет сознание. Однако все мысли организованно разложились по тематическим папкам и на время тщательно запрятались в мозгу. Было странным думать сразу о нескольких вещах.
В борьбе с обострившимися чувствами Эдвард ухватился за позади стоящий предмет. Громкий, приводящий в сознание звук нарушил тишину комнаты, окончательно поразив юношу. Эдвард отскочил в сторону, разглядывая деревянные щепки в своей руке. Взгляд переметнулся на то место, где он только что стоял.
Подоконник был с корнем вырван из проёма.
– Что ты со мной сделал? – прорычал Эдвард, стряхивая щепки на пол. Глаза его округлились ещё больше, и юноша оглянулся на доктора, который продолжал приближаться.
Эдвард снова зашипел и, прежде чем успел подумать, очутился в другом конце комнаты. В изумлении он резко выдохнул. Как он переместился так быстро?
«Я его напугал. Боже. Может, стоило оставить его на время. Он не понимает. Возможно, стоит объяснить ему, что…»
Эдвард в ужасе широко раскрыл глаза, загнав себя в самый дальний угол большой комнаты. Доктор вопросительно взглянул на него, а тот, вцепившись руками в бронзовые волосы, согнулся в три погибели.
– Эдвард? – вторил Карлайл, совершая ещё одну попытку приблизиться.
Эдвард выпрямился и тяжело задышал, по-прежнему находясь в состоянии растерянности.
– Почему я слышу тебя? – безумно спросил он.
Доктор, склонив голову набок, непонимающе смотрел на него.
– Эдвард, ты в моей квартире. Ты умирал в госпитале от гриппа, и я решил забрать тебя…
– Я знаю, где я! Почему я слышу тебя?! – истерично повторил Эдвард.
Карлайл с мыслями, отразившимися на лице, снова непонимающе посмотрел на юношу.
«О чём он? Он сбит с толку. Я бы помог разобраться во всём… если бы он унял свой пыл. Я бы помог… Он просто напуган».
– Эдвард, я Карлайл Каллен – доктор, который лечил тебе в больнице. Ты цел и невредим, – спокойно проговорил мужчина.
Эдвард согнулся в талии, снова хватаясь за волосы. Задыхаясь, панически пытался вспомнить, как дышать. Игнорируя слова доктора, он выходил из себя в попытке понять происходящее.
– Нет, я не сбит с толку. Я просто хочу знать, почему слышу твои мысли!
Золотистые глаза доктора Каллена округлились в страхе, пока он силился понять, что имеет в виду молодой человек.
– Ты… Ты… Ты слышишь меня? – заикаясь, проговорил Карлайл с нескрываемым удивлением.
Эдвард, кивнув, потёр переносицу.
– Да, слышу. Не понимаю, я… Что… Кто я? Что ты со мной сделал? – торопливо спросил он, опуская руку.
Доктор почти пристыженно опустил глаза в пол. Он взглянул на огонь и, сжав губы в тонкую линию, взъерошил кукурузного цвета волосы.
– Говори! – взревел Эдвард, удивляясь собственному голосу. Даже разгневанный и орущий, он казался спокойным и добродушным, почти как у взрослого.
Доктор открыл рот, чтобы заговорить, заставляя мысли работать на себя.
«Прости меня, если можешь…»
– Мне не нужны твои извинения! Отвечай на вопрос!
– Эдвард, я выкрал тебя из больницы и дал новую жизнь. Я сделал тебя таким же, как я… Вампиром.
Эдвард широко раскрыл глаза, когда Карлайл показал ему картинки его умирающей матери, которая, задыхаясь, умоляла спасти жизнь сыну.
– Как она узнала? Как моя мать узнала, кто ты? – неожиданно спросил он, выходя из угла.
Карлайл изумлённо взглянул на Эдварда, пока тот, продолжая читать мысли, вслух задавал свои вопросы.
– Она знала, что ты… вампир?
Лицо Карлайла исказила гримаса боли, и он кивнул.
– Она знала, что я другой. Твоя мать была очень проницательной женщиной.
Доктор наблюдал, как Эдвард переваривает информацию, всё больше привыкая к новому мышлению.
– То есть ты… Я… Ты изменил меня. Я… вампир, – наконец недоверчиво вымолвил юноша. Подняв руки, он изумлённо уставился на них. Шрамы и царапины, доставшиеся от активной жизнедеятельности и спортивного детства, полностью исчезли. Поблекли и веснушки от многочасовых игр в бейсбол под палящим солнцем. Малейший недостаток скрылся под гладкой, каменно-белой кожей.
Мрачно кивнув, Эдвард встретился взглядом с Карлайлом. Внезапно он поднял глаза и вскинул вверх руки.
«Он напуган. Я должен сказать, что не хотел причинить вред ему или кому бы то ни было… Должно быть, он дурного обо мне мнения. Я должен сказать…»
– Ты не несёшь в себе вреда, Эдвард, – спешно проговорил Карлайл, сочетая свои слова с мыслями. – По крайней мере, мы не те вампиры, что запечатлены на страницах истории, – добавил он.
Пока доктор говорил, Эдвард смотрел в его молящие глаза. Он стал расслабляться и попытался успокоиться, продолжая слушать Карлайла.
– Я не убиваю людей и могу выходить в люди днём… Я не сплю в гробу. Да и остальные глупые мифы вампирского фольклора являются выдумкой, – несколько смущённо признался он. – Я делаю всё возможное, чтобы жить обычной человеческой жизнью, и вот уже долгое время хожу неразоблачённым.
При взгляде на кулаки цвета слоновой кости Эдвардом овладело беспокойство. Память подкинула смутное воспоминание об обещании Карлайла о вечной жизни до болезненного укуса.
Руки потянулись к шее и очертили серпообразный шрам, оставленный зубами доктора, затем переместились к губам. Нет клыков, подумал Эдвард.
– Нет, клыков нет, – с грустной улыбкой сказал Карлайл.
Эдвард замялся, прежде чем задать свой следующий вопрос.
– И как… Как долго ты ходишь незамеченным? – поинтересовался он, взглянув на доктора.
«Так и знал, что ему станет интересно… Он испугается. А я этого не хочу…»
– Я родился в Лондоне в тысяча шестьсот сороковом году, – спокойно ответил Карлайл.
Судорожно вздохнув, Эдвард постарался взять себя в руки. Карлайл живёт несколько сотен лет.
«Паникует. Первый год будет трудным, это ясно… Что мне с ним делать? Ведь я никогда… Прости, Эдвард…»
Эдвард поднял глаза и встретился с взглядом Карлайла, который отбивался от собственных мыслей. Он чётко видел, что тот пытается вспомнить, прочитывал каждое намерение и слышал все размышления.
– Почему я слышу тебя? И что произойдёт в первый год? Что ты собираешься со мной делать? Что всё это значит? – сыпал вопросами Эдвард, делая шаг к доктору.
– Не знаю, Эдвард, почему ты слышишь меня. Определённые вампиры… имеют дар. У меня его нет, но некоторые обладают способностями, – с огромной скоростью проговорил Карлайл.
Эдвард нахмурился – он бы никогда не понял с его обычным человеческим слухом, должно быть, это одна из способностей нового организма.
– Такие вампиры обладают разными силами… Я ещё никогда не встречал никого с одинаковым даром. И твой первый год станет самым тяжёлым. Пока ты новорождённый, ужасная жажда будет мучить тебя.
– Жажда?
Карлайл медленно кивнул со взглядом, полным скорби от оборотной стороны вампирской жизни.
– Да… Да… Чтобы выжить, нам нужна кровь, Эдвард. Но людей я не убиваю! Охочусь на животных, – проговорил он.
– Не понимаю… Мы охотимся? На животных?
Карлайл снова кивнул.
– Твоё горло должно ужасно пылать. Когда стемнеет, я возьму тебя на охоту. Кровь животных смирит огонь, хотя бы приглушит… Боюсь, это наша главная особенность, – сказал доктор.