Текст книги "Черная звезда (СИ)"

Автор книги: TurkFan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Спасибо.

Дверь лифта раскрылась на этаже подземной парковки, и они шаг в шаг пошли к своим машинам – даже их парковочные места располагались рядом. Обычно Хазан распоряжалась, чтобы ее машину подавали к главному входу, откуда забирали по утрам, но сегодня она вышла раньше обычного, собираясь навестить благотворительный фонд, в котором заседала ее мама, и теперь вот шла к машине рядом с ним, чувствуя запах его одеколона, того, который подарила ему она, почти ощущая тепло его тела, почти касаясь кистью кисти его руки.

– Передавай привет Синану.

– Обязательно.

Хазан едва сдержала желание закричать, когда он коротко кивнул ей и прошел к своей машине, открыл дверь, сел… Хазан опустилась на сиденье своей машины, сжимая зубы.

Даже в машине ей все напоминало о нем.

«Этого не может быть», – подумала она, глядя, как он проезжает мимо и трогаясь вслед за ним. «Он не может нам мстить. Это неправда».

Неправда.

Мама ошиблась. Дядя ошибся. Папа ничего такого не делал. Отец Мехмета умер от несчастного случая. Мехмет не знает ни о чем таком. Он не мстит им, не мстит, неправда. Он любит Синана как брата, он помогает Гекхану, ему нравится Селин, он…

Он был с Хазан. Он не такой человек. Он не стал бы заводить связь с женщиной, которой хотел бы отомстить.

Человек, который пережил ад на земле не стал бы опускаться до такого.

Мехмет не стал бы опускаться до такого. Он не стал бы мстить исподтишка, он вышел бы в открытом бою, глядя прямо в лицо своему врагу.

А как же прокурор?

Голос в ее голове был очень похож на дядюшкин.

Ты не знаешь его на самом деле. Ты иногда сама не понимаешь, что творится в его голове.

«Он ненавидел меня, когда мы только встретились. Он скрывает многое, но чувства свои скрыть не может. Они всегда у него на лице, в его глазах».

Мехмет не ненавидит Хазан. Он обижен, он зол, он расстроен, но он ее не ненавидит.

Хазан помнила, как он смотрел на нее раньше.

Хазан остановилась у обочины, понимая, что слишком отвлеклась на свои мысли.

Пойди к нему. Поговори с ним. Расскажи все. Спроси у него.

Этот голос почему-то был похож на голос Синана, хотя Синан никогда не был настолько рассудителен.

Если бы Синан узнал о подозрениях Кудрета, что бы сделал он?

В первый же вечер ломал бы двери Мехмета, требуя правду.

И его бы совсем не побеспокоило, что могло бы быть, если бы история Кудрета оказалась бы неправдой. Или бы была правдой, но он бы об этом не знал.

Потому что Хазан не верила, не верила, что он это знает, а если это правда, и он не знает, как… Как она скажет ему это? «Мой отец и отец Синана убили твоего отца».

Твой отец умер до твоего рождения, ни разу не поцеловал тебя, не взял тебя на руки, не говорил с тобой – потому что мой отец и отец Синана убили его.

Твоя мать убивалась на нескольких работах, чтобы прокормить тебя, и в итоге сошла с ума – потому что мой отец и отец Синана убили его.

Ты начал работать в тринадцать лет, не поступил в университет, как всегда мечтал, подписал контракт с армией и попал в этот ужас там, в Сирии, потому что мой отец и отец Синана убили его.

Потому что между нами кровь, кровь твоего отца на руках моего отца.

Это она ему скажет, если он не знает?

Потому что он не может знать, не может, он не мог бы так себя вести, если бы знал.

Или он просто так хорошо притворяется? Всегда притворялся? С первого же дня, когда она его встретила? Может быть даже с Эдже он познакомился специально, ведь так? Так?

Хазан начинало казаться, что она сходит с ума. В одну секунду она верила в эту дикую историю, в другую нет.

Но Мехмет ведь скрывает что-то, ведь так? Он сам это говорил. Что когда-нибудь расскажет ей, когда будет готов. Может ей все-таки постучать в его дверь и потребовать этой правды?

Что ей делать? Что делать?

Хазан было легче до этой встречи с ним сегодня. Они не оставались наедине, не говорили кроме как о работе, и ей было легче, но эта встреча, она словно всколыхнула все в ней и заставила смириться с очевидным.

Я люблю его. Я хочу быть с ним. Я хочу знать правду.

Я люблю его. Я хочу быть с ним. Я хочу знать правду.

Я люблю его. Я хочу быть с ним. Я хочу знать правду.

И она не могла знать правду, потому что она хочет быть с ним, потому что любит его.

Ей нужно выбрать что-то одно. Солгать себе и ему, сделать вид, что не слышала ничего от дяди.

И жить в надежде, что он не знает, или что он хорошо притворяется, просто лишь бы быть рядом с ним.

Или сказать ему правду и увидеть, как он в отвращении отшатывается от нее. Знал он правду или нет, если она расскажет ему все, он никогда к ней больше пальцем не притронется.

А если он не знал, он даже дышать одним воздухом с ней не захочет.

Хазан погружалась в пучины отчаяния. Она сидела в машине, глядя в пустоту, снова и снова перебирая в голове, перекручивая сводящие с ума мысли. Что делать? Что?

Раздался телефонный звонок, и Хазан вздрогнула от неожиданности, ей понадобилось время, чтобы отыскать в сумке телефон, и когда она увидела, кто звонит, ей расхотелось принимать звонок, но не было выбора.

– Где ты ходишь, несчастная! – Мать практически завопила в трубку, но шепотом, тихо, неслышно. – Ты заставляешь ждать пятнадцать человек!

– Мама, – Хазан простонала, едва сдерживаясь от желания разрыдаться. – Я не могу прийти, мама. Прости, принеси за меня извинения, пожалуйста, я просто не могу…

– Что значит «не можешь»? – Мать была явно возмущена. – Ничего не желаю слышать! Сейчас же, немедленно приезжай в фонд! Ты что, не в курсе, сколько сил я убила на этот проект? Мне пришлось унижаться перед Шухрие, перед этой змеей Шухрие, чтобы получить грант на этот проект, а ты теперь говоришь, что не можешь?

– Мама! – Хазан почти закричала, перебивая госпожу Фазилет. – Мама, я не могу, понимаешь, не могу! Я не приду, я не могу, мама, я думать сейчас не могу, я дышать не могу, мама!

Мама затихла, и через несколько секунд Хазан услышала ее встревоженный голос.

– Ты заболела, козочка моя? Ты в больнице?

– Я заболела, мама, – слезы наконец полились из глаз Хазан. – Я заболела. Я сошла с ума, мама. Я еще не в больнице, но скоро туда попаду, мама. В сумасшедший дом, мама. Я с ума схожу, мама.

Молчание на той стороне трубки продолжалось, и Хазан зарыдала в голос.

– Где ты? – Наконец сказала мама. – Где ты? Я сейчас же приеду.

– Не надо, мама! – Хазан не представляла, как посмотрит матери в лицо, как скажет ей, что все знает, знает все, что случилось в ту ночь тридцать лет назад, что она слышала, как мама рассказала это все, собственным голосом. – Не надо, ничего не делай!

– Это твой телохранитель, да? – Мать очевидно не слушала ее. – Это он, верно? Из-за него все?

– Мамочка, пожалуйста, просто дай мне сейчас побыть одной, хорошо? Пожалуйста, мама.

– Я ведь поверила тебе, когда ты сказала, что это выдумки Кудрета. Поверила! А теперь вот узнаю от Джемиле, что ты таки связалась с этим оборванцем, а теперь ты звонишь и рыдаешь посреди дня?

– Мама!

– Я предупреждала, предупреждала. Я говорила, выходи за Гекхана, я говорила тебе, найди мужчину нашего круга, но ты…

Хазан отключила звонок и закричала в голос, ударяя кулаками по рулю. Все ее тело сотрясали рыдания, и она не увидела, как рядом остановилась машина и к ней подошел встревоженный мужчина.

– Госпожа, с вами все в порядке? – Он постучал в стекло машины, и Хазан повернулась к нему, утирая заплаканное лицо. – Госпожа? Госпожа, отвезти вас в больницу?

– В сумасшедший дом, – ответила она, не подумав, и он отпрянул, удивленно глядя на нее. – Прошу прощения, – всхлипнула Хазан, доставая из сумки пачку бумажных носовых платков. – Прошу прощения, все хорошо. Все хорошо.

– Все просто замечательно, – пропела она, глядя в пустоту перед собой, когда он ушел.

Она даже проплакаться как следует не смогла.

Хазан оглянулась по сторонам и увидела, что припарковалась у набережной, и она вышла из машины и пошла к морю, чувствуя, как глаза снова наливаются слезами, но не давая им упасть.

– До чего ты дошла, госпожа Хазан. До чего ты докатилась, – грубо сказала она себе, сжимая руки в кулаки, ногтями едва не разрывая свои ладони. – Так расклеиться из-за мужчины. До чего ты докатилась.

Хазан никогда не была слабой. Она всегда была сильной. Уверенной. Твердо стоящей на ногах. Никакой ветер не мог ее склонить. Никакая сила не могла поставить ее на колени. Дочь, сестра и племянница. Помощница маме и дяде Хазыму. Наследница. Будущая глава холдинга. Будущее семьи Чамкыран.

«Тридцать в возрасте до тридцати» Forbes Турция, и Хазан на обложке. И надежда, что однажды она попадет в этот список в мировом выпуске.

А теперь она рыдает на берегу моря из-за мужчины.

Разве такой мы тебя воспитывали, девочка? – И снова, голос был ужасно похож на голос ее дяди, и она впервые подумала, что это мог бы быть и голос ее отца.

Что она никогда не знала отца, когда была взрослой, и может быть, отец ее тоже бы разочаровал, как разочаровал дядя Хазым, как разочаровал дядя Кудрет, как разочаровала мама.

Все в ее жизни были ходячими разочарованиями, и теперь остался только Мехмет. Она не могла в нем разочароваться.

Он последняя надежда на веру в хорошее, что у нее осталась.

– Ну конечно, – прошептала Хазан, закрывая глаза. – Сумасшедший дом.

***

– Значит, господин Мехмет попросил вас навестить его мать, – в голосе медсестры слышалось осуждение, и Хазан мельком глянула на нее. Да, медсестра выглядела расстроенной. – Очень мило с его стороны хотя бы вас сюда прислать. Уже много месяцев даже здесь не появлялся.

– Много месяцев? – Хазан остановилась, не входя в комнату, в которой должно было состояться ее свидание с госпожой Кериме Йылдыз. – Мехмет не приходил так давно?

Медсестра поджала губы, открывая дверь.

– Я принесу чай, – сказала она, и Хазан вошла в комнату.

Несколько кресел, столик. Ничего особенного. На стенах висели пейзажи – плохая мазня, но настоящие картины, а не репродукции или фотографии. Медсестра принесла чай и сказала, что госпожа Кериме уже идет, и Хазан тяжело сглотнула, мысленно подготавливая себя к встрече с ней.

Она видела ее на фотографиях, но… Все же ее удивил ее внешний вид.

Госпожа Кериме была такой маленькой и хрупкой. Темные, почти черные глаза, темные волосы, аккуратно собранные в пучок, смуглая кожа. Она совершенно не была похожа на Мехмета, ничем. Его рост, глаза, телосложение, черты лица… Должно быть все это досталось ему от отца, фотографий которого Хазан никогда не видела.

Хазан прикрыла глаза, представив себе Джемаля Йылдыза, похожего на Мехмета. Представила себе, как молодой дядя Хазым сталкивает его с высоты. Как молодой отец помогает ему.

«Наверное, он был большим и сильным, – подумала она. – Большим, сильным, привычным к физическому труду, и они… Они испугались. Они просто испугались».

«Перестань» – оборвала она себя.

– Здравствуйте, госпожа, – у Кериме Йылдыз был совершенно обычный, нормальный голос.

– Госпожа Кериме? – Голос Хазан хрипел, но она ничего не могла уже сделать. Она быстро сделала глоток чая, даже не положив в него сахар, и снова повторила. – Госпожа Кериме? Меня зовут Хазан. Я подруга вашего сына.

– Мой сын умер, – совершенно нормальный голос. Спокойное выражение лица. Даже глаза совершенно обычные. И безумные слова.

Ты точно здесь собираешься искать правду.

– Мой сын умер. Он родился мертвым. Я похоронила его в могиле его отца.

Хазан покачала головой. Это было бесполезно.

– Мехмет… – начала она, и Кериме отвела взгляд в сторону.

– Мехмет… Мой мальчик, мой красивый добрый мальчик. – Хазан улыбнулась, против своего же желания, она снова почувствовала, как на ее глаза набегают слезы. – Никогда не доставлял мне хлопот. Никогда мне не врал, всегда был мне помощником. Моя радость. Радость моя. Утешение мое. Спасение мое. Мой Мехмет. Мой. – Последние слова она произнесла с какой-то горячкой, и Хазан подумала, что это и есть наверное ее болезнь. – Моего Мехмета убили. В Сирии. – Хазан прикрыла глаза, внутренне простонав. – Он сказал мне, что мне пришлют его по кускам. И чтобы я просто верила, что это он, потому что я его не узнаю. Моя душа его не узнает. Сказал, что выколет ему глаза, и пришлет мне первой. – Хазан резко вдохнула, едва не поперхнувшись воздухом, она сжала ладони на коленях, чтобы не вскочить. – Что будет присылать его мне по частям. Если я не дам ему денег. У меня не было денег. Я пошла к ним. Я хотела взять деньги у них. Они мне должны. Они были мне должны. Должны мне за моего сына, за моего мужа. Я пошла к ним, чтобы они дали мне денег и спасли Мехмета. Я бы даже… Я даже отдала бы его, только бы они его спасли, но они просто не вышли ко мне. Даже не вышли. И Мехмета убили в Сирии.

Хазан сжала лицо в ладонях, пытаясь понять, о чем говорила эта женщина. Кериме все продолжала и продолжала говорить, говорить просто о чем-то, но Хазан ее почти не слушала, краем уха улавливая, что она рассказывала что-то о Мехмете, о его детстве, о том, какой он был добрый мальчик, и как его убили в Сирии. Но Хазан продолжала думать о ее словах. Куда она ходила просить денег? К дяде Хазыму? Ведь так? Она ходила просить денег у дяди Хазыма? За сына, за мужа, так ведь она сказала? Что какие-то люди были должны ей за сына и за мужа? Люди, которые могли дать ей пятьдесят тысяч долларов? Это о Хазыме?

– Госпожа Кериме, – она все же решила взять быка за рога. – Скажите мне пожалуйста, вам знакома фамилия Чамкыран?

Хазан сразу поняла, что знакома. Лицо Кериме окаменело, глаза налились яростью.

– Чамкыран, – прошипела она. – Чамкыран… Конечно же, Чамкыран. – Она посмотрела Хазан прямо в глаза. – Пес с глазами шакала. Сжег меня. Моего ребеночка сжег. Мужа моего сжег. Чамкыран…

Хазан не сдержалась. Она больше не могла сдерживать слез.

***

Странно было такое признавать, но Хазан никогда не напивалась по-настоящему. Иногда она бывала чуть навеселе, немного в подпитии, но она никогда не напивалась по-черному, так, как это делал Синан, но теперь… Теперь она понимала, почему Синан это делал.

Потому что когда на душе настолько черно, остается только пить, пить и пить.

Хазан сидела у окна и делала глоток за глотком сразу из бутылки, не теряя время на бессмысленные бокалы и стаканы. Она пила и пила, но желанное отупление так и не появлялось. Мысли путались и разбегались, мир вокруг кружился, но она никак не могла заставить себя отрубиться, чтобы больше ни о чем не думать, не думать, не думать.

Выскочив из комнаты Кериме, не в силах больше слышать ее постоянное «сожгли, сожгли меня, ребеночка моего сожгли», Хазан выбежала из клиники, и она даже не помнила, что она делала. Ездила бездумно, пока машина вдруг не остановилась, потому что закончился бензин. Она помнила, как вышла из нее, просто бросила ее там, на дороге, и пошла пешком. Смутно помнила, что будто бы поймала такси и очнулась только когда обнаружила, что стоит у здания холдинга. Рабочий день уже закончился, но Хазан посмотрела наверх, подумав, что может разглядеть отсюда окно кабинета Мехмета, и ей показалось, что там горит свет. И тогда она развернулась и поехала домой, открыла бар и схватила первую попавшуюся бутылку.

Чтобы не думать о том, что все оказалось правдой. Все оказалось правдой.

Словно сквозь туман она слышала, как кто-то барабанит в дверь, но не сделала даже попытки подняться. Пусть стучат, подумала она. Пусть постучат и уйдут.

– Хазан! – Ей показалось, что это был голос Мехмета, но этого не могло быть. Мехмет теперь к ней на километр не приблизится. Не сможет. – Хазан, открой дверь.

– Уйди, – прошептала она. – Не снись мне. Уйди.

– Хазан, открой дверь! Открой немедленно!

– Убирайся, – сказала она чуть громче, и попыталась крикнуть. – Убирайся! – Но вышел только какой-то стон, и тогда она швырнула бутылку в сторону двери. Раздался звон разбитого стекла, и Хазан тут же пожалела о сделанном. Она все еще продолжала думать, все еще не отрубилась и не потеряла мысли, а спиртного больше не было. Хазан с трудом поднялась на ноги и едва не упала, так закружился вокруг нее мир. Она сделала несколько неровных шагов к бару, но упала, и что-то полетело на пол вместе с ней, и стало очень больно, и она почувствовала, что ее руке стало мокро, горячо и очень, очень больно.

– Хазан! – ей опять показалось, что она слышит голос Мехмета, и она опять повторила «Уйди, уйди», и ей стало плохо, так плохо, как никогда, и она закрыла глаза, чувствуя, как пол качается под ней. – Хазан! – Ей снова показалось, что это был голос Мехмета, и на этот раз он был ближе, совсем рядом, и этого точно не могло быть. – О господи, Хазан! Хазан, ради бога! Фарах, вызови скорую, скорее, вызывай, быстрее! Хазан! Хазан, посмотри на меня! Открой глаза, Хазан, посмотри на меня.

Хазан открыла глаза. Она открыла глаза, но продолжала видеть сон. Ей снилось, что Мехмет пришел. Вместо того, чтобы отключиться без снов она видит во сне Мехмета. Ей ничего уже не поможет.

– Прости меня, – прошептала она. – Я не знала. Не знала.

– Хазан, пожалуйста, ничего не говори, сейчас, сейчас приедет скорая. Фарах, принеси полотенце, это не поможет, господи, сколько крови. Хазан, не говори ничего.

– Я говорила с твоей мамой. Она сказала правду.

– Что? – Мехмет из сна смотрел на нее, двоился в ее глазах, все плавало вокруг него, он был ненастоящим. – Правду? Какую правду?

– Что мой отец и отец Синана убили твоего отца.

А потом сон наконец-то закончился, и все закончилось.

========== Часть 31 ==========

Эдже нервно покусывала ногти, глядя прямо перед собой. Напротив нее сидел господин Мехмет, и на его белой рубашке, на руках и на лице была кровь. Кровь Хазан.

Днем у мамы было собрание благотворительного фонда, на котором должны были объявить новый проект по помощи женщинам, пострадавшим от сексуального насилия, тем, которым пришлось выйти замуж за своих насильников, чтобы «прикрыть грех». Фонд не хотел заниматься этим проектом, на него выбила средства мама, и Хазан должна была поучаствовать в открытии, но она не пришла. А потом… Уф, что было потом!

– Я этому голодранцу, – цедила мама, постукивая по полу каблуком и подгоняя шофера, – я этому голодранцу глаза выцарапаю.

Эдже сидела, сжавшись в комочек. Она давно не видела маму настолько в ярости. Мама никогда не одобряла личную жизнь своих дочерей. Ей не нравился Ясин, прежде всего потому что он был сыном женщины, которую мама терпеть не могла. Когда Ясин ушел к Селин, он понравился маме еще меньше, а когда он начал бегать между Эдже и Селин… Эдже вздохнула. Она миллион раз обещала себе, что больше не вернется к Ясину, но стоило ему прийти к ней, улыбнуться – и Эдже сразу теряла волю и забывала все пролитые по нему слезы.

Хазан мама всегда ругала за отсутствие в ее жизни мужчины, и было довольно забавно, что когда мужчина в ее жизни появился, это маме тоже не понравилось… Хотя, это было в ее репертуаре. Мама всегда была недовольна всем, что делают ее дочери.

Но, конечно же, роман Хазан с господином Мехметом бил все рекорды. Эдже себе представить такого не могла в начале – Хазан и господин Мехмет! Она же помнила, как Хазан пыталась устроить, чтобы Мехмета Йылдыза уволили, Эдже ведь помнила, как Хазан на него злилась, да и он потом злился на нее, рассказывал как-то Синан.

Это было просто невероятно удивительно – Хазан и господин Мехмет, хотя следовало признать, они очень красиво смотрелись вместе, но… Хазан не была из тех, кто повелся бы только на красивое лицо, а господин Мехмет… За это время, что он работал на Эгеменов, после того дня рождения Селин, который так испортила Хазан, Эдже встречала господина Мехмета всего несколько раз, и каждый раз видела его мельком. Он был очень добрый, вежливый и благожелательный, да, но… Он все же ведь был необразованный, так ведь говорил дядя? Без образования, без опыта работы, начал работать в компании по капризу Синана и желанию Хазан.

Какой же скандал закатила мама в холдинге! У Эдже до сих пор горели от стыда уши, когда она вспоминала, как весь офис выскочил в коридор, слушая, как мама кричит на господина Мехмета, что он сломал жизнь ее дочери, что он довел ее до истерики посреди дня, что она не позволит им, не позволит какому-то оборванцу портить жизнь ее красивой умной дочки – и весь офис стоял и слышал, и все шептались, и все смотрели на господина Мехмета, а у него был такой вид, будто он прямо сейчас умрет.

И все просто стояли и смотрели.

А потом вышел господин Хазым, и стало еще хуже. Он криками прогнал из коридоров работников, а потом они все ушли в кабинет господина Хазыма, и Эдже с собой не пустили, и что происходило там, оставалось только догадываться – было плохо слышно, но кажется, кричала мама, кричал дядя Хазым, потом прибежал дядя Кудрет и кричал уже он, а потом дверь распахнулась, и оттуда вылетел господин Мехмет с совершенно безумным видом, казалось, как будто кто-то умер, у него были совсем больные, сумасшедшие глаза, и Эдже даже хотела пойти за ним, когда он, пошатываясь, побрел прочь по коридору, но дверь была открыта, и она услышала, что мама, дядя Кудрет и дядя Хазым продолжают кричать друг на друга.

Мама кричала, что у Хазыма в холдинге бордель, дядя Хазым кричал, что убьет господина Мехмета… А потом дядя Кудрет закричал, что мама устроила скандал в офисе и опозорила все руководство фирмы, и что «дешевая торговка дешевой торговкой останется, сколько бриллиантов на себя не цепляй» и дальше стало неинтересно, потому что просто дядя Кудрет и мама начали поливать друг друга грязью, это Эдже слышала всю свою жизнь.

А ночью их вызвали в больницу, потому что Хазан напилась и поранилась у себя в квартире.

Хазан напилась.

Это просто не укладывалось у Эдже в голове. Хазан напилась! Проще было поверить, что напьется мама, что дядя Хазым напьется и устроит скандал, что напьется Эдже, но не Хазан. Эдже во все глаза смотрела на Мехмета, который так и сидел, уставившись в одну точку, даже не пошевелившись, он не шевелился даже когда мама, которая долго кричала на него, когда прибежала в больницу, даже когда она ударила господина Мехмета по лицу, он не шевелился, просто сидел, глядя перед собой, и мама снова и снова наносила удары, и он никак не реагировал, принимая ее побои, и только Фарах с Эдже и какая-то медсестра пытались оттащить маму, Мехмет просто молча смотрел перед собой, его рубашка была в крови, и руки были в крови, и на лице была кровь.

Эдже не заметила, как пришел дядя Кудрет, просто в один миг рядом с ней никого не было, а потом вдруг оказалось, что он сидит рядом и смотрит по сторонам, и Эдже совсем не заметила его, пока не пришли Гекхан и Джемиле, и только тогда оказалось, что дядя сидит рядом с Эдже – и Эдже вздрогнула, когда рядом с ней вдруг раздался голос:

– Какого черта ты сюда притащилась! – Дядя взвился, увидев Джемиле и начал орать на нее, что она оставила Омрюм одну, но Эдже, подпрыгнувшая от неожиданности, быстро потеряла к ним интерес, потому что ссоры дяди Кудрета с женой она тоже видела почти всю свою жизнь.

Ее удивило другое – Гекхан.

Гекхан, совершенно не обратив внимания на ссору своей невесты с бывшим мужем, бросился к Мехмету и захлопотал вокруг него, как курица-наседка.

– О Аллах, Мехмет, что с тобой? – Он присел перед ним, разворачивая его лицом к себе. – Посмотри на меня, посмотри, быстро, – он пощелкал пальцами перед лицом Мехмета, и господин Мехмет как-то глупо моргнул, глядя на Гекхана, будто не понимая, что происходит, и Гекхан облегченно вздохнул. – Ага, нормально вроде. Живой вроде, да?

Мехмет пожал плечами, отворачиваясь, но тут к нему подошла Джемиле.

– Что там у него, крыша на месте?

– Джемиле?! – Гекхан зашипел на нее, поднимая за руку Мехмета. – Так, братишка, пошли, пошли я сказал, ты не представляешь, на кого ты сейчас похож, пойдем, тебе надо умыться. Джемиле, найди ему что-нибудь, когда мы вернемся, ему надо успокоиться, – и с этими словами он потащил господина Мехмета прочь. Джемиле фыркнула, поворачиваясь на месте.

– И что я могу найти, чтобы этот долбанутый успокоился?

– Кокаин, – предложил дядя Кудрет, и Джемиле хмыкнула.

– Это дорого.

– Сейчас все дорого, – задумчиво ответил дядя. – По существу возражения будут?

Эдже ошеломленно посмотрела на него и вздрогнула, услышав громкий смех Фарах, на которую шикнула мама.

– Ладно, пойду, куплю ему газировки, – решила Джемиле.

– Что это твой жених так возится с этим бесчестным? – Мама спросила это сквозь зубы, и Джемиле так же сквозь зубы ответила:

– Они все друг с другом носятся, как ненормальные.

– Мы и с тобой носились, неблагодарная сучка, – влезла в разговор Фарах, и Эдже тяжело вздохнула, приготовившись к новому раунду скандалов, но к ее изумлению Джемиле только закатила глаза и пошла по коридору, скорее всего к автомату с газировкой, если здесь такой был.

– Я слышала, что сыновья Хазыма совсем спятили из-за этого телохранителя, – прошипела Фазилет, – но не думала, что настолько. Они что, все совсем с ума посходили?

– Вам-то какое дело, – бойко ответила Фарах. – Их ум, их дело.

– Синан, – махнула рукой мама, – сидит в тюрьме. Моя дочь, – она махнула рукой в другую сторону, – лежит в больнице. Гекхан и Джемиле… – Она опять неопределенно помахала руками. – Ну вы сами все видите. И все из-за этого негодяя…

– Госпожа Фазилет, – сжав челюсти процедила Фарах. – Мехмет – наш друг, и я не позволю вам говорить о нем гадости.

– О, смотри-ка, она не позволит! И что ты сделаешь, девочка? А? Как это ты меня заткнешь, швабра лохматая?

– О Аллах, да заткнись ты уже, старая ведьма, – как всегда, дядя Кудрет не захотел остаться в сторонке, и Эдже вздохнула, приготовившись слушать традиционный концерт – который и последовал. Мама и дядя препирались, пока к ним не вернулись Гекхан с господином Мехметом – у него была мокрой рубашка, на которой еще оставалась кровь, и немного волосы, и он был очень бледен, подумала Эдже, но у него был чуть более человеческий вид, чем раньше.

– На, возьми, – Гекхан открыл бутылку, протянутую ему Джемиле, и протянул ее Мехмету. – И что было дальше? Эрдал нашел машину, и?

Мехмет сделал тяжелый глоток и закашлялся, едва не поперхнувшись.

– В машине ничего не было… Сумка, документы, ничего, она все взяла с собой. Там… Там просто не было бензина. То есть, мы подумали, что она забыла заправиться и уехала на такси. Искали ее везде, потом вечером ребята из безопасности сказали, что просмотрели записи и действительно видели, что она приезжала к офису на такси, но не вошла, и уехала на другом такси. Потом мы искали то такси, и…

– Вы должны были сразу позвонить мне, – резко вмешалась Фарах. – Ты просто должен был позвонить мне, Мехмет, у меня запасные ключи от ее квартиры, просто позвонил бы мне и попросил проверить, у себя она или нет. О Аллах, – Фарах закатила глаза. – Вместо этого они выслеживали то такси, потом он допрашивал бедных девушек с регистрации, пришла ли Хазан домой, потом барабанил в дверь, пока меня не разбудил.

– Она… – Мехмет прикрыл глаза. – Она споткнулась о журнальный столик. Просто… Просто упала на него и… Я не думал, что можно так побиться, просто упав на журнальный столик…

– Все из-за тебя, – опять вмешалась мама, и лицо господина Мехмета страдальчески перекосилось.

– Тетя Фазилет, не надо, пожалуйста, – попросил Гекхан, но мама только разъяренно посмотрела на него.

– Я с тобой еще поговорю, Гекхан, – пригрозила она, и Гекхан махнул рукой, совершенно не испугавшись ее угрозы.

– Не могу поверить, что Хазан могла настолько напиться, – удивленно сказала Джемиле, и Гекхан согласно кивнул, а Мехмет покачал головой.

– Она… Она сказала мне… Перед тем, как потерять сознание, одну странную вещь. Я не понимаю, совсем не понимаю, как это может быть, что это значит…

Он говорил это тихо, но все затаили дыхание, прислушиваясь к его словам, и все услышали, что он говорил дальше.

– Я… Я все думаю и думаю об этом, но не понимаю, что она имела в виду…

– О чем? – Гекхан нахмурился, оглядывая всех вокруг, но Мехмет смотрел прямо перед собой.

– Не знаю, так странно. Она сказала, что говорила с моей мамой… О моем отце.

– О твоем отце? При чем тут твой отец? – Голос Джемиле был очень громкий и резкий, и после тихого тона Мехмета он почти оглушил.

– Не знаю, какая-то ерунда. Мой отец, он погиб на стройке, знаете, еще до моего рождения. Я рассказывал это Хазан, я не знаю, почему она решила говорить об этом с моей мамой. Может она узнала, что отец погиб на стройке Эгеменов?

Эдже услышала, что мама как-то хрипнула и посмотрела на нее. Мама действительно широко раскрыла глаза и смотрела на Мехмета так, словно увидела привидение, но на самом деле, подумала она, удивились все – и Гекхан, и Джемиле, все.

– Ты не рассказывал такого… – Медленно сказал Гекхан, и Мехмет пожал плечами.

– Какой смысл? Я видел документы в фирме. Был несчастный случай, маме заплатили компенсацию, и она уехала в деревню, там я и родился.

– В твоей деревне в Кападоккии… – Сказал под нос Гекхан, и все уставились на него. – Извини, просто Синан постоянно это повторял тогда, помнишь? Ему, по-моему, не нравилась твоя деревня.

– Моя дочь лежит в больнице! – Крикнула мама, приходя в себя. – А вы тут про Кападоккию болтаете?

– Извини, тетя Фазилет, – Гекхан нервно улыбнулся. – Значит, твой отец работал на Эгеменов… Тесен мир.

– Да, – Мехмет кивнул. – Теснее не бывает, – он опустил голову, и Гекхан забрал из его рук пустую бутылку.

– Чепуха какая-то… – Вдруг резко сказала Джемиле. – То есть, Хазан съездила в психушку к твоей матушке, узнала, что твой отец отдал концы на стройке Эгеменов, и по этому поводу напилась? Нет, я бы тоже напилась, если бы сходила в сумасшедший дом, но не Хазан же? Что там еще могла ляпнуть Хазан госпожа Кериме? Какой-то твой жуткий секрет из детства? Ты рвал крылья мухам и бабочкам?

Эдже снова услышала этот звук, почти хрип из горла мамы, и посмотрела на нее, и мама как будто и правда вся окаменела, глядя на господина Мехмета.

– Госпожа Кериме? – Тихо спросила она. – Твою мать зовут Кериме?

Все удивленно повернули к ней головы, не понимая, что происходит.

– Кериме, – Мехмет удивленно нахмурился, переводя взгляд с нее на ничего не понимающего Гекхана. – Кериме Йылдыз. А что?

– Нет, ничего… – Мама покачала головой, продолжая во все глаза смотреть на Мехмета. – Я просто не знала, что того рабочего звали Йылдыз…

– Что, простите? – Мехмет поднялся на ноги, делая шаг к маме. – Что вы имеете в виду? О чем вы говорите? Что…

Мама покачала головой, отводя от него взгляд, и когда она мельком посмотрела на Эдже и быстро отвела глаза, Эдже вдруг вспомнила… Вспомнила, что она слышала это имя. Кериме Йылдыз, ну конечно же! Они с мамой тогда ее видели!