Текст книги "Черная звезда (СИ)"

Автор книги: TurkFan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

– Нам не нужно было этого делать, – монотонно повторил Мехмет. – Не нужно было. Она моя начальница. И она… И я…

Синан во все глаза смотрел на него.

– Твоя начальница, и… Что еще?

– Это неправильно, – ответил Мехмет. – Все это очень неправильно, так нельзя… Я был расстроен, она была напугана… Так было нельзя.

Охренеть.

– Охренеть, – озвучил Синан очевидное. – Я в ахере, дорогая публика, поглядите, что он несет. Мехмет, послушай сам, что ты несешь.

– Я уволюсь. Уеду.

– Куда ты уедешь, дебил? – Синан разозлился окончательно. – В свою деревню в Кападоккии? Что ты несешь, болван? Ты подумал о Хазан? Вот ей радость будет, что после ночи с ней парень собрал вещички и был таков. Хотя, у тебя и вещичек-то нет, кстати. Подумал о нас? Ты нам нужен, Мехмет. Я не представляю уже, как мы жили без тебя. Ты нужен мне. Ты нужен моему брату. Даже Селин ты нужен, точно тебе говорю. И Хазан, и даже моему отцу, ты всем нам нужен, ты всем нам помогаешь, брат. Ты стал частью нашей семьи, ты не можешь так просто уйти.

– Потому-то и должен, – тихо ответил Мехмет, зажмуриваясь. – Потому-то и должен.

========== Часть 18 ==========

Скорее всего, Мехмету на роду было написано сойти с ума. Ядовитая змея госпожа Джемиле во всяком случае уже давно была убеждена, что он может за обедом и вилкой ткнуть.

Если честно, у него иногда бывали такие желания, только ткнуть вилкой ему хотелось себя.

За слабохарактерность. За трусость. За беспринципность.

Мехмет часто сомневался в себе, но в одном он был всегда уверен – в своих принципах. Одно он знал о себе точно – он ненавидел ложь. Он всегда говорил себе, что лгать никогда не станет. Не станет ничего скрывать. За это он особенно был зол на ма… На Кериме.

На маму.

За ее ложь.

Он всегда знал, что правда абсолютна. Что рассказы о том, что у каждого своя правда – ложь. Что истина – она единственна, и не может быть двух взаимоисключающих истин.

И ему надо было выбрать одну.

Мехмет вздохнул, и стекло окна гостиничного номера, в которое он упирался лбом, покрылось пеленой тумана. Мехмет вздохнул еще раз и вывел на нем инициалы. «ЯЭ» – и тут же стер их. Точно также он должен был стереть Ягыза Эгемена из этого мира. Убраться из жизни Эгеменов. Как он решил в тот день, когда Синан возил его по городу. Он должен был сразу же, в тот же день сказать ему «нет». Он не должен был ехать в тот день в дом господина Гекхана, да, господина Гекхана, Мехмет не должен был звать его иначе, и так и должен был всегда его называть – и Мехмет не должен был несколько дней жить в его доме, рядом с сестрой господина Гекхана, его невестой и падчерицей. Он должен был убраться в тот же день, не поддаваться на жалкие уговоры Синана, ну с чего он пошел у него на поводу?

Нет документов? Нет денег? Нет телефона? И что? Разве это повод оставаться? Он мог бы пожить у Эрдала, у соседей по району, у кого-нибудь из армейских друзей, пока не разберется с обломками дома, документами и судом, а потом уехал бы, «в свою деревню в Каппадокии», в Анкару, за границу, на дно ада, куда угодно, но подальше от Эгеменов. Исчезнуть из их жизни навсегда, как много лет назад исчез Ягыз Эгемен.

Но ему не хватило силы воли, не хватило характера, он просто не смог, не смог заставить себя уйти, бросить все, бросить все то, что…

Могло быть его.

Все это могло быть его. Добрый старший брат с его ехидной женой. Веселый и безалаберный младший. Взбалмошная младшая сестра. Суровый и строгий отец. Нежная и красивая мать.

Он мог бы жить в том красивом особняке на берегу. Ездить на красивой машине. Входить в офис на правах хозяина, а не наемного работника.

И он еще мог бы все это получить, если бы просто открыл правду. Сказал всем, кто он есть на самом деле. Признать вслух то, о чем боялся говорить даже в уме.

Что он Ягыз Эгемен.

Но он не признавался. Потому что был трусом. Потому что боялся, что тогда он точно потеряет все.

Синана.

Подобие семьи рядом с их семьей.

Хазан.

Мехмет прикрыл глаза. О Хазан он точно думать не будет.

Еще одно доказательство его трусости, слабости и беспринципности.

В ту ночь ему так отчаянно хотелось забыть все, что случилось, так отчаянно хотелось отвлечься, так отчаянно хотелось думать о чем-нибудь другом, и он… Он воспользовался ею, ее добротой, ее телом. Словно животное, пошел на поводу инстинктов. Словно похотливый мерзавец…

Ему хотелось забыться, не забыть, он не забывал, никогда не забывал, его вечное проклятье, просто забыться, утонуть в других эмоциях, в других чувствах, не в черном отчаянии, в которое он погружался все глубже, и когда она протянула ему руку, он, как эгоистичный ублюдок, схватил ее и потянул за собой, и воспользовался ей, и забылся, но теперь он не мог забыть и это, и он вспоминал, и вспоминал, и будто переживал заново, и ему становилось жутко при мысли, что будет, как отреагирует, когда он по-настоящему снова увидит ее, вживую снова услышит ее голос, почувствует наяву ее запах…

Мехмет оттолкнул себя от окна, дергая на себе галстук, еле удержавшись от желания пробить стекло кулаками, выпрыгнуть и покончить со всем наконец, но даже для этого он был слишком слаб, труслив и беспринципен.

Он выбрал ложь. И выбрал тайну.

Мехмет подкурил сигарету, бросая в пепельницу смятый лист бумаги, с удовлетворением глядя, как он загорается перед ним.

Все копии документа были удалены, в том числе в лаборатории, в которую он посылал образцы на анализ.

Пора было ложиться спать. Утром наемный работник Мехмет Йылдыз, представитель холдинга Эгеменов, должен был провести презентацию для муниципалитета Трабзона.

***

– Сестра? – Эдже приоткрыла дверь и удивленно уставилась на нее. – Ты почему здесь? Почему сидишь в темноте?

Хазан зажмурилась, прикрывая отвыкшие глаза, ослепленные включившимся светом.

– Хазан? – Сестричка обеспокоилась. – Ты заболела? Что-то случилось?

Заболела или что-то случилось. Ей нужно заболеть, или чтобы что-то случилось, чтобы прийти в собственный родительский дом.

– Неужели мне просто нельзя спокойно посидеть в собственной комнате в собственном доме? – Раздраженно спросила она, и Эдже многозначительно на нее посмотрела.

Из этой комнаты Хазан выехала, когда ей было двенадцать лет, и если сложить все те дни, что она проводила в ней после того, то может и месяца не наберется.

– Значит, что-то случилось, – мудрым и рассудительным тоном сказала Эдже.

Случилось.

Еще как случилось. Как тогда сказала Фарах? Переспи с ним и принеси покой в этот мир. Покоя в ее мире не было и не будет никогда, но в одном Фарах оказалась права. Проблему Мехмета Йылдыза это решило кардинально. Если бы не отдельные послания в корпоративной почте, она могла бы поклясться, что он исчез с лица земли полностью. Сначала он не появлялся в офисе вовсе, потом он поехал в Измир, потом в Анкару, в Трабзон, один большой забег по Турции, подальше от Хазан…

– Я совершила большую ошибку, Эдже.

Она не должна была это делать. Она воспользовалась им. Он был не в себе, он был расстроен, черт побери, он тогда только поджег свой дом! Какой же отвратительной она наверное ему теперь казалась! Неудивительно, что он видеть ее не может.

В то время как ей только и хотелось, что увидеть его.

Какая же ты жалкая, Хазан! Так распуститься из-за какого-то мужчины!

– Я совершила большую ошибку, и теперь мне придется расплачиваться за это… Я ведь столько раз учила тебя, сестричка, не поддаваться на волю чувств, не поддаваться эмоциям, гормонам, чтоб их, им тоже, всегда подходить к делу с холодной головой, а сама… И теперь буду платить за это, и с каждым днем понимаю, что плачу все дороже…

– Сестра… – Эдже смотрела на Хазан огромными глазами, на ее хорошеньком личике был написан шок и один только шок. – Сестра, ты что, ждешь ребенка?

Хазан ошеломленно раскрыла рот, застыв как статуя.

– Что? – Просипела она и откашлялась. – С чего ты это взяла? Аллах-Аллах! Что за глупости тебе в голову приходят!

– Значит, ты не беременна?

Хазан опять открыла рот, собираясь заверить сестру, что совершенно точно не беременна, но замерла, подсчитывая в уме. Нет, нет, конечно, не беременна, совершенно точно, облегченно вздохнула она, и это не укрылось от внимания Эдже.

– Ни слова! – Хазан попыталась остановить ее, прежде чем Эдже успела задать вопрос, но проще было остановить разогнавшийся паровоз.

– Это господин Мехмет?

– Что «господин Мехмет»? – Нервно переспросила Хазан, и Эдже закатила глаза.

– Тот, от которого ты не беременна, – ухмыльнулась она с видом опытной интриганки. Выглядело нелепо.

– Аллах-Аллах, – Хазан едва удержалась от желания подскочить и выскочить из собственной комнаты. – Как тебе такое только в голову пришло?

– Дядя сказал, – спокойно ответила Эдже, и Хазан обомлела от неожиданности.

– Дядя? Какой дядя? Дядя Кудрет?

– А у нас есть еще дяди? – Малышка хихикнула, думая, что сказала что-то очень остроумное. – Конечно, он. Он давно уже говорит, что вы с господином Мехметом вместе.

Хазан поднялась на ноги.

– Минуточку-минуточку, – воскликнула она, поднимая палец. – Во-первых, что значит давно, во-вторых, кому говорит, в-третьих, в каком смысле «вместе»?

Эдже пожала плечами.

– Да давно уже, маме говорит. Что у вас с господином Мехметом роман, и что ты поэтому устроила господина Мехмета в холдинг.

Хазан обомлела от возмущения.

– Знаешь, – с трудом выдохнула она, – я всякое о дяде думала, но что он еще и грязные сплетни распускает?

– Он говорит, что вы все спускаете холдинг в унитаз, и я из-за вас разорюсь, – радостно сообщила младшенькая, – говорит, что все Эгемены сумасшедшие, а ты влюбилась в безграмотного солдата и пустила его управлять компанией, и только он один работает и спасает компанию от банкротства. Это он так говорит, сестра!

Хазан, которая последние недели не поднимая головы пахала и в холдинге, и в Эгемен Косметикс, едва не проломила головой потолок.

***

– Ты понимаешь, что происходит, а? Понимаешь? То есть мало того, что он присел на уши дяде Хазыму и теперь растягивает ресурсы компании, заключая все новые и новые сделки…

– Мы же проверяли все эти сделки, Хазан? – Фарах нахмурилась, вертя в руке карандаш. – Ничего сомнительного. Непохоже на ловушки, вроде той, что готовилась для Гекхана…

– В этом все и дело. Я ничего там не нашла, ты ничего не нашла, Гекхан ничего не нашел, Мехмет ничего особенного не слышал и не видел…

– В прошлый раз он подсказал нам где искать, когда услышал разговор твоего дяди… – Фарах прикусила губу, раздумывая, и Хазан кивнула.

– Да, но я бы все равно нашла… Неважно. Проблема в том, что я не вижу слабых мест в этом его плане, кроме того, что он играет по-крупному. Словно мы транснациональная компания. Нам приходится брать кредиты. Да, если вывезет, есть шанс, что холдинг получит колоссальный доход, мы вырастем вдвое, если не втрое, и пока план кажется железным, но малейший неверный шаг приведет к катастрофе.

– Разве господин Хазым не понимает, что играет с огнем?

– Дядя Хазым говорит, что Кудрет привык к крупным ставкам, знает, как с этим управляться, и не боится, и до сих пор во всем был прав. Одно лишь но – дядя Кудрет никогда не играл на свои деньги, понимаешь? Он всегда рискует чужими деньгами. На кон он ставит только свою профессиональную репутацию, но у него столько успехов, что один провал ничего не испортит.

– Неправда, – ответила Фарах, закидывая ногу на ногу. – Бизнесмен стоит столько, сколько заработал за последний год. Прошлые успехи – как круги на воде, расходятся все шире, а потом исчезают. На место твоего дяди претендуют сотни таких же как он, только молодых и голодных, и они с радостью его сожрут.

Хазан промолчала. Она так и не рассказала Фарах о сторонней деятельности дяди, только читая в новостях о проблемах, случившихся у когда-то подающего надежды стартапа из Кремниевой долины. С таким жирным куском, никто не обратит внимания на погоревший местечковый холдинг из Турции, который лопнул, потому что слишком гордо надулся.

Хазан едва сдерживалась от желания громко, во весь голос выругаться.

Дядя что-то задумал, и она не понимала, что. Она изучала все, что происходило в холдинге, им с Синаном и Гекханом докладывали обо всех звонках, обо всех посетителях, но они никак не могли понять, что за зловещий план зреет в голове Кудрета, только знали, что зреет.

Потому что, пусть где-то в глубине души Хазан любила своего дядю, того, который дарил ей куклы в детстве и взял ее в дом в ее первый год в жизни в Америке, она знала про него одно точно: у него была природа скорпиона. Он не мог не разрушать, он чувствовал радость от разрушения, он не был тем, кто строит храмы, он был из тех, кто храмы поджигал, и он что-то задумал, что-то задумал, и она не понимала, что.

Гекхан не понимал, что, а ведь именно он был главной мишенью дяди. И от этого становилось страшнее, потому что они не понимали, с какой стороны будет нанесен удар, только знали, что удар нанесен будет, обязательно, рано или поздно.

– Если бы у дяди Хазыма не было контрольного пакета, мы бы могли блокировать эти сделки…

– Напомни мне расклад, – серьезно сказала Фарах, – тем более, что там что-то изменилось, так?

– У нас с Эдже двадцать процентов, по десять у каждой, это доля отца. Пока ей не исполнится двадцать один или она не выйдет замуж, всем распоряжаюсь я. Завещание папы. – Хазан поморщилась. – Если честно, отвратительное условие, не думала, что папа был таким сексистом, привязать владение акциями к браку, брр. По завещанию, пока мне не исполнился двадцать один год, всем распоряжался дядя Хазым, а теперь я. Тридцать процентов у дяди Хазыма. У Синана и Гекхана по десять. Десять процентов у Селин, но у нее то же условие, получит их, если выйдет замуж или в двадцать один. Ну и дальше, то самое…

– Ягыз Эгемен, – Фарах фыркнула. – Как получилось, что пресса до сих пор этого не знает? Представляешь, какой это произвело бы фурор? Двадцать процентов холдинга Эгеменов принадлежат мертвецу.

– Технически, он не мертвец. Эгемены никогда не подавали заявления о признании его умершим. По документам он жив. Да и по тому, что говорил дядя, есть вероятность, что он жив.

– А что он говорил? – Фарах приподняла брови, и Хазан выругалась про себя – проговорилась, какая же дура!

– Скажем так, у дяди Хазыма есть вещественное доказательство, что как минимум двадцать лет назад Ягыз Эгемен был жив.

Фарах удивленно расширила глаза, и Хазан так и видела, как забегали шестеренки у нее в голове.

– Насколько вещественное?

– ДНК-вещественное.

Фарах присвистнула.

– Это серьезно. Это очень серьезно. Ты права, хорошо, что пресса не пронюхала, а то холдинг уже осаждали бы сотни Ягызов Эгеменов.

Хазан фыркнула.

– Как будто это возможно, Фарах. Достаточно будет анализа, чтобы отправить их всех к черту. Хотя… А может он придет? Может надо дать объявление, и он придет? Какие еще есть варианты? Не можем же мы взять кровь у всех мужчин Турции в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти. Как еще мы можем его найти?

Фарах внимательно посмотрела на нее.

– А зачем нам его искать?

Хазан удивленно наморщила лоб.

– Что ты имеешь в виду?

– Нужно ли нам его искать? Мы не знаем, что это за человек. Допустим, вы заберете эти акции из рук господина Хазыма и передадим этому незнакомцу. Будет ли от этого польза? Мы ведь не знаем, кто он. Может быть, он преступник. Вдруг он негодяй. Вдруг он глуп или легковерен? Он может продать акции, кому угодно. Хоть тому же Кудрету Чамкырану. Или встанет на сторону Хазыма Эгемена. Какая польза будет от того, что он найдется?

Хазан покачала головой. Второй человек говорил ей, что Ягыза Эгемена не следует искать. И иногда она думала, что дети дяди Хазыма будут с ними согласны.

– Да, я все понимаю, просто, это ведь его собственность, ведь так? По закону?

– По закону его давно следовало объявить умершим, на это есть все основания. Поставить могильный камень и ходить к нему плакать, а не тридцать лет болтаться в лимбе. Черт возьми, может быть и у этого парня жизнь была бы проще, если бы родители не посылали в космос негативную энергию? Может они дергались, и его дергали одновременно, понимаешь?

Хазан фыркнула, открывая ноутбук и показывая, что разговор закончен.

– Да, да, давай отправим в космос энергию, которая выбросит моего дядю в Лондон, это будет полезнее, – она улыбнулась смеху выходящей из кабинета Фарах, но улыбка замерла на ее губах, когда она увидела верхнее письмо в корпоративной почте. Отчет о переговорах с поставщиками из Кайсери от Мехмета Йылдыза. Его забег по Турции продолжался.

Хазан опять вспомнила то, что говорил, как оказалось уже давно, дядя.

Что Мехмет получил свою должность через ее постель. Если так подумал он, человек, который знал ее с детства, то подумают и другие. То есть, не только она воспользовалась им в его ранимом состоянии, она может разрушить его репутацию.

И свою репутацию тоже, конечно же.

О Аллах, о чем она только думала? Хазан прикрыла глаза, вспоминая… Хриплый шепот у ее уха, прикосновение перебинтованных рук, прикосновение горячей кожи, губы на ее шее…

Хазан кашлянула, быстро выпрямляясь и распахивая глаза.

Это не могло так больше продолжаться.

Это надо было решать.

========== Часть 19 ==========

Последние недели Синан часто проводил время в холдинге. И не сказать, чтобы ему это очень не нравилось. Он не был трудоголиком, вроде Хазан или Мехмета, наоборот, он был отпетым лодырем, и ни капли этого не стеснялся, но ему нравилось чувствовать себя нужным, и сейчас он чувствовал себя нужным, особенно учитывая, что этот мудак Мехмет решил объездить всю Турцию вдоль и поперек, а потом по периметру, по делам фирмы, как бы, названивал его дорогому папаше и спрашивал, куда можно съездить на этот раз, а тот был только рад стараться, слал его на все четыре стороны.

Синан был твердо намерен пересчитать ему все ребра, когда приедет, и вопреки опасениям Хазан даже не забросил тренировки, а нанял нового тренера, поставить ему наконец удар левой, чтобы Мехмета приятно удивить. По челюсти.

Но пока его не было, Синан послушно трудился в холдинге, вставал рано и честно отрабатывал восьмичасовой рабочий день.

Синан шел по коридору, насвистывая, когда из-за угла вывернула фигурка, которую он совсем не ожидал встретить в холдинге. Синан внутренне застонал, но как обычно нацепил радостную улыбку, насмешливо разглядывая свою бывшую. Она была как всегда красива, красива хрупкой, всегда готовой разбиться красотой, но его почему-то не трогала эта ее красота, эта ее хрупкость, она вызывала раздражение, желание чем-то в нее швырнуть, разбить.

– Драгоценная Ниль, жизнь моя! – Он сказал это со всем возможным сарказмом.

Ниль улыбнулась ему не менее сладко, сладким ядом поливая свои слова.

– Синан, дорогой мой друг!

Синан сжал челюсти. Он не был ей другом, она не была его жизнью. Когда-то он считал ее своим лучшим другом, а она когда-то говорила, что вся ее жизнь крутится только вокруг него.

Хазан была права, им не надо было заводить отношения. Они были лучшими друзьями, а теперь были худшими врагами, врагами навсегда.

Им правда не стоило заводить отношения. Синан дернул щекой, отгоняя мысли об этом, глядя только на нее, и чувствуя, как волна гнева охватывает его, вызывая воспоминания об их прошлом, о прошлом, которое не должно было быть.

– Что ты делаешь в холдинге, сладкая моя?

– Разве я не имею права приходить в этот холдинг?

– Ты имеешь право шастать, где угодно, лучше всего в ад и обратно. Но что ты делаешь здесь?

Улыбка Ниль стала еще шире, когда она быстро взглянула ему за спину, начиная по-настоящему изнутри сиять, словно проглотила с десяток солнц, и Синан с отвращением поморщился, понимая, что, мать вашу, происходит.

– Я пришла навестить моего любимого.

Синан заскрипел зубами, когда Ниль мотыльком пропорхнула мимо него и впилась поцелуем в рот Кудрета Чамкырана, ответившего с неменьшим энтузиазмом, прижимая ее к себе всем телом, не обращая внимания на пробегавших мимо сотрудников холдинга, делавших вид, что не видят, как их коммерческий директор чуть ли не засосать пытается девчонку намного моложе его.

Оторвавшись от губ девочки, почти годившейся ему в дочери, Кудрет обернулся к Синану и привычно ощерился в своей обычной акульей улыбке. Синан иногда поражался тому, как часто улыбается этот человек, и как часто это значит плохие новости для всех вокруг него.

– Ты что-то хотел, сынок?

– Да что-то вдруг подташнивать начало, жду, пока желудок успокоится, – ответил Синан, издевательски улыбаясь ему в ответ, но вперед выступила Ниль.

– Не сомневаюсь, тебе всегда тошно было видеть чужое счастье.

– Счастье я рад видеть всегда, а вот твою маниакальную фазу – не очень.

Синан тут же пожалел о своих словах, тут же осознал, что перегнул палку, что это было лишнее, что не стоило упоминать о ее диагнозе… Но Ниль… Так всегда было у них с Ниль, она всегда будила в нем худшее, и он будил в ней худшее.

Она, мать вашу, убить его пыталась, в натуре пыталась его убить, она в тюрьме сидеть должна была, а не Чамкырана засасывать в его собственном холдинге!

Хлесткая пощечина была ожидаема, и Синан даже улыбнулся знакомой острой боли в щеке, такая обычная для них двоих ситуация. Краем глаза он заметил, как Кудрет облокотился плечом о стену, с интересом глядя на них двоих.

– Не могу поверить, – воскликнула Ниль, сжимая кулаки и едва не топая ногами. – Как же низко ты можешь опуститься!

– Не волнуйся, ниже тебя я не упаду никогда, – Синан не мог остановиться, старая обида не давала ему остановиться, перестать наносить удары по ней. – И я снова через тебя переступлю.

– Ублюдок, – выплюнула она, – неудивительно, что твоим родителям было на тебя плевать.

– Да я это переживу, – он ухмыльнулся еще шире. – А вот то, что мне на тебя было плевать, ты не пережила, а?

На этот раз он не позволил ей ударить его, перехватив ее руку.

– Какая же ты скотина, Синан Эгемен, – прошипела Ниль, сверкая глазами, и Синан ухмыльнулся.

– Как раз в твоем вкусе, правда, сладкая? Ты же любишь мерзавцев, – фыркнул он, глядя поверх ее плеча на ее нынешнюю «любовь навеки».

– Ты правда хочешь втянуть меня в этот разговор, сынок? – Кудрет почти смеялся, и Ниль взволнованно оглянулась на него, когда тот оттолкнулся от стены и в два шага подошел к ним, встав прямо перед ним. Он не принимал угрожающей позы, не менялся в лице, разглядывая его скорее с любопытством. – Что же, давай поговорим. Ты давно напрашивался, малыш, но теперь ты точно перешел черту. Ниль, иди к машине и подожди меня там.

– Любимый, я… – Ниль обескураженно посмотрела по сторонам, ее глаза наливались слезами.

– Иди! – Прикрикнул тот, повышая голос, не отрывая взгляда от Синана. Ниль вздрогнула, испуганно глядя на своего любовника, и тот вздохнул, на миг оборачиваясь к ней. – Я два раза не повторяю, Ниль, – добавил он тише, и Ниль почти бегом скользнула мимо них, но Синан не обратил на нее внимания, глядя только в глаза Кудрета.

– Сынок, скажи-ка мне, – ласково начал «дядюшка» почти ему в самое лицо, – ты это начал чтобы пробесить меня или ее?

– А какая разница? – Синан с интересом склонил голову набок. – Но если тебе интересно, обоих. А что?

– Честный ответ, люблю такое. Ну, я просто хотел оценить ситуацию, – Кудрет поднял руку, поправляя воротник рубашки Синана, и тот оттолкнул его, отходя на шаг, Кудрет приблизился снова. – Было интересно, есть тебе хоть какое-то дело до этой девушки, или уже все, до лампочки.

– Само собой, мне на нее плевать.

– Конечно «плевать», сынок, вижу, – Кудрет быстро покивал, ухмыляясь. – Это очевидно, малыш. Что ж, мне приятно знать, что у меня есть то, что хотят другие. Самое лучшее ощущение в мире, правда? Знать, что у тебя есть что-то, что другому хочется, но он это не получит, даже если будет стараться. Нет ничего лучше, чем это ощущать.

– У тебя ничего такого нет, – весело ответил Синан, и Кудрет фыркнул.

– Сынок, у меня есть все, чего ты хочешь, и чего у тебя нет, и никогда не будет, мальчик.

Синан рассмеялся, щелкая пальцами у его лица.

– Братец, у тебя что, бред? Что ты несешь, заразился мозгочервем у своей подружки? Я Синан Эгемен, и нет жизни лучше, чем у меня. Чему я должен завидовать? Что ты пользуешься моими объедками?

Синан думал, он ударит его. Сотрудник службы охраны думал, что Кудрет ударит его, судя по тому, как быстро сделал к ним шаг, но Кудрет только поднял руку, опуская ее на плечо Синана, даже не изменившись в лице, улыбка так и сияла на его лице.

– Да, я слышал, что пол-Стамбула в твоих объедках, мальчик. Даже на кладбище уже есть.

Он сказал это очень-очень тихо, но для Синана это прозвучало ударом в колокол.

– Что?

– Как ее звали, парень? Чичек? Нет, не так. Чилек. Она не приходит к тебе во снах, сынок? Не смотрит на тебя укоряюще? Наверное, нет. Ты же Синан Эгемен, и нет жизни лучше, чем у тебя. Наслаждайся.

Он похлопал его по щеке, радостно скалясь при виде ужаса на лице Синана.

– Ну что ты, – ухмыльнулся он, когда Синан отступил от него на шаг, он сделал шаг, следуя за ним, шепча ему в лицо, – ну давай, живи, мальчик. Радуйся. Сколько их у тебя еще будет, переломанных тобой женщин? Недорогой товар, правда? Дешево тебе достается, дешево уходит. Радуйся дальше, сынок. Радуйся, пока можешь. Кто знает, сколько еще ты сможешь радоваться.

Синан привалился к стене, чувствуя, как его охватывает неконтролируемый ужас, совсем как в ту минуту, когда…

Синан зажмурился, и уже не видел, как Кудрет уходит, радостно смеясь.

***

Музыка громыхала где-то вдалеке, казалось Синану, но ему было наплевать, он хотел танцевать, и он танцевал, размахивая бутылкой водки. Он не помнил, как бутылка оказалась в его руках, кажется, он отобрал ее у бармена, когда тот наполнял для него стакан, и кажется, он дал кому-то в глаз, когда кто-то попытался отобрать у него бутылку.

– Господин Синан, – вопил кто-то ему в ухо, – господин Синан, успокойтесь и отдайте мне бутылку.

– Эрдал? – Синан приоткрыл один глаз, пытаясь танцевать и махать бутылкой, и ему почему-то было чертовски неудобно это делать, но внезапно он обнаружил, что лежит на полу, размахивая ногами, а Эрдал прижимает его, выцарапывая бутылку из его рук. – Эрдал, братан, ты тоже тут? Пошли, Эрдал, я тут познакомился с девочками. Отличные девочки, братан, тебе понравятся. Ты же не монах, вроде этого мудака Мехмета? Мехмет, кстати, тоже не монах, – бутылка выскользнула из его рук, и Синан выругался. – Но на моих девочек не польстился ни разу. Он, ублюдок, сразу к моей сестре подкатил. Вот урод, правда?

– Что ты несешь, божье наказание? – Услышал он сдавленное, чувствуя, что кто-то поднимает его и обхватывает, закидывая руку Синана себе на плечо. Синан опять попытался приоткрыть глаза, узнавая знакомый голос, но все перед ним плыло, как в тумане. Из последних сил он сосредоточился, пытаясь сфокусировать взгляд и радостно протянул, разглядев знакомую физиономию.

– Сукин ты сын, ты вернулся, скотина! Эрдал, глянь, этот ублюдок вернулся. А ну стой, стой, я сказал! – Синан попытался вырваться из хватки Мехмета и закачался, хватаясь за машину… Неожиданное открытие, что он не в клубе, а на какой-то автостоянке, застало его врасплох, и Синан повалился на бок, чувствуя, как его подхватили у самой земли.

– Эрдал, помоги! – Услышал он надо собой голос Мехмета, и сделал еще одну попытку встать.

– Помоги, Эрдал, правда, – жалобно сказал Синан, пытаясь встать прямо. – Я ему щас в челюсть заряжу, смотри. Слушай, ты, мудак, я тебе в челюсть заряжу!

– Да, да, зарядишь, открывай дверь, Эрдал!

Синана едва не стошнило, когда его грубо запихнули на заднее сиденье, и вдруг что-то холодное коснулось его лица. Синан приоткрыл глаза, глядя прямо в лицо этого мудака Мехмета, который протирал его лицо холодным платком, время от времени поливая его водой из бутылки.

– Выпей, – приказал Мехмет, и Синан коротко объяснил ему, куда он может идти, и что он там может делать со своей водой, и едва не захлебнулся, когда ему запрокинули голову и чуть ли не насильно влили в рот жидкость, в которой он вовсе не нуждался. Наконец его отпустили, и Синан благодарно повалился набок, чувствуя, как все под ним плывет.

Он услышал, как заводится мотор машины, и застонал, потом застонал еще громче, потому что к омерзительному звуку добавилось еще и раскачивание едущей под ним машины.

– Мехмет, сукин ты сын, – с трудом выдавил он, – останови машину. Дай мне спокойно подохнуть.

Сукин сын не отвечал, и Синан попытался подняться, чтобы врезать тому по затылку, но безуспешно.

– Ублюдок ты, – тихо сказал он, бросив попытки подняться. – Ублюдок, вот выйдем из машины, я тебе все ребра переломаю. Руку, которая у тебя сломана, вот еще раз сломаю, понял? Ты настоящий мудак и сука ты последняя, – Синан попытался это выкрикнуть, и чуть не упал с сиденья, чувствуя, что от рвоты он удержаться не сможет. – Останови, меня сейчас вырвет!

– Делай что хочешь, – услышал он спокойный голос этого мудака Мехмета. – Это твоя машина, хоть мочись здесь.

– И помочусь! – Решил Синан и попытался расстегнуть ремень, но пальцы не слушались его.

С переднего сиденья донеслись сдавленные ругательства, и Синан поддержал этого ублюдка собственной тирадой в его адрес.

– Ты ублюдок, – сказал он. – Ты нас всех бросил.

Мехмет не отвечал.

– Я же просил тебя не уезжать. Я же просил тебя, остаться с нами. Что мне нужно было сделать, чтобы ты остался? С крыши спрыгнуть? Какого хрена ты нас бросил, урод?

– Синан, не неси чепухи, пожалуйста, – он еле расслышал усталый голос, и застонал, стараясь приподнять голову.

– Ты бросил Хазан, сука. Поджег свой дом, трахнул Хазан, а потом нас всех бросил.

С переднего сидения донеслось неприличное слово, и Синан дернул ногой, решив попытаться пнуть ублюдка, но добился только того, что все вокруг закружилось еще сильнее, и почувствовал, что не может больше сдерживать тошноту, и его вырвало прямо на сидение.

А потом он провалился в темноту.

***

Он проснулся, глядя в потолок незнакомой ему комнаты. Он лежал в незнакомой ему постели, и не мог понять, где находится. Синан застонал, схватившись за голову и медленно поднялся, стеная от боли во всем теле. Свет резал ему глаза, и он потер лицо, снова оглянулся по сторонам, пытаясь понять, где находится. Он совершенно точно знал, что никогда раньше не был в этой комнате, но комната была явно женской, а значит, он вчера завалился к какой-то бабе.

Это не было чем-то необычным, но с девками он обычно предпочитал иметь дело в отеле, когда он приходил к ним домой, шлюшки почему-то решали, что это значит, что он теперь с ними «в отношениях».