Текст книги "В логове льва (ЛП)"
Автор книги: Tionne Rogers
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
– Ты не прав. Я все еще забочусь о тебе, и я обеспокоен. На этот раз Конрад готов вцепиться тебе в горло. Раньше ты был для него просто конкурентом, теперь же ты враг. У него есть гораздо больше, чем у тебя, Константин, и он использует это против тебя. Его люди свирепы, как твои собственные, – сказал Гунтрам, чувствуя, что его бывший любовник немного расслабился, наорав на него. – Не знаю, смогу ли снова жить с ним. Я просто еду к детям. Вот и все, – признался Гунтрам.
– Знаю.
– Во время нашей встречи в Вене я лишь хотел предложить тебе свою дружбу, потому что скучаю по тебе, – сказал Гунтрам, но быстро поправил себя. – Не так. Я скучаю по нашим беседам, по твоим советам и по тому, что ты не судил и не критиковал меня.
– Потому что ты был идеален для меня. В каждой детали.
– Но больше нет.
– Верно. Он разрушил тебя. Теперь ты холодный, ожесточенный и расчетливый. Раньше ты был добр и щедр ко всем.
Гунтрам хотел было возразить, но предпочел позволить другому выиграть эту битву.
– Да, это правда. Я уже не тот, но мне все еще хотелось бы, чтобы мы снова стали друзьями, как в прошлом.
– Теперь ты делаешь свое предложение? – вздохнул Константин.
– Я не делаю никаких предложений, Константин. Я просто хочу, чтобы мы встретились друг с другом в Цюрихе. В доме моего отца или где-нибудь еще, – напряженно сказал Гунтрам, начиная терять терпение с этим упрямым мужчиной.
– Разве тебе не нужно сначала получить разрешение Линторффа? – усмехнулся Константин, не в силах поверить, что теперь его ангел начал вести с ним переговоры, в точности как его отец. «Сначала он показывает хлыст, а теперь успокаивает меня и предлагает второсортную ставку, чтобы заставить меня понизить свои ожидания».
– Мне не нужно разрешение Конрада. На самом деле, мне не нужно ничье разрешение, чтобы выбирать себе друзей, – произнес Гунтрам голосом, который Константин никогда раньше не слышал, и дрожь пробежала по его спине.
«В каком-то смысле он гораздо больше похож на своего отца, чем я когда-либо замечал. Возможно, история о том, что он едва не убил юного Линторффа за оскорбление, правда. Он хорошо стреляет и выжил в руках Степанова. Он не такой человек, как я думал, совсем нет. Он болен, а не слаб». Русский слегка кашлянул, прежде чем сказать: «Напиши мне, когда устроишься, и мы увидимся, Гунтрам».
– Хорошо, – хотел было ответить Гунтрам, но Константин повесил трубку без дальнейших вопросов.
Русский встал со своего стула и вздохнул, ужасно уставший, уставший больше, чем когда-либо, полностью истощенный. «Линторффу приходится сложнее, чем мне, – размышлял Константин, наливая водку в стакан. – Ни секса, ни милого послушного голубка, дети громко орут и гадят повсюду, и Лакруа в качестве тестя! Гунтрам будет делать то, что ему вздумается, и в тот момент, когда он устанет от немца, переедет вместе с папой и своей Хуту, Тутси, или как их там, теперь уже посреди территории Ордена!
Он тихонько хихикнул над иронией жизни и прикончил свою выпивку. «Отчеты разведки об этих наемниках впечатляют. Интересно, сможет ли Лакруа использовать одного из них в качестве офицера связи в Сомали. Там много клиентов, а мне нужна диверсификация бизнеса. Американцы слишком сильно давят на Центральную Азию, и моя прибыль сократилась на шестнадцать процентов, я должен восполнить потери. По крайней мере, немец вычистил мой задний двор и сохранил мне расходы на развод». Его взгляд блуждал по комнате и снова остановился на картине с его детьми, и он кое-что заметил впервые за более чем год. «Тычинки цветка Софьи плохо прорисованы. Интересно, почему Гунтрам так сделал. Обычно он более точен. Я спрошу его в следующий раз, когда увижу. Это не срочно. На самом деле, это не имеет никакого значения.
С чего я взял, что Гунтрам был милым ребенком? Такие заблуждения могут стоить мне головы!»
*
Гунтрам был потрясен. Неужели Константин действительно бросил трубку? Похоже на то. Он выключил мобильный телефон и посмотрел на часы: 4 утра. «Может быть, теперь я смогу поспать хоть несколько часов. Конрад завтра взорвется, когда я расскажу ему о Константине, но он должен знать, что не может меня контролировать. Мне это надоело. Я устал от них всех, включая отца». Он выключил прикроватный светильник и перевернулся в постели. «Рисовать портреты на площади было бы не так уж и плохо».
========== Глава 32.2 ==========
*
«Не могу поверить, что она все еще здесь, – думал очень усталый Фридрих, сидевший на удобном широком кожаном сиденье самолета “Дассо”. – Ни разу за более чем сорок лет работы на Линторффов мне не приходилось сталкиваться с подобной женщиной! Кто сказал, что мусульманки покорны своим мужьям? Вопиющая ложь! Неужели она не вернется в Брюссель? Ноги ее не будет в замке. Здесь я проведу черту».
Файруза бросила неистовый взгляд на старого австрийца, все еще смотревшего на нее с видом собственного превосходства. «То, что он начальник, еще не значит, что он может так со мной обращаться. К собаке в этом доме все слуги лучше относились, чем ко мне. Как г-н Лакруа позволил Гунтраму жить с ними?»
– Файруза, как только мы приземлимся в Цюрихе, ты можешь сесть на самолет до Брюсселя. Шарль будет ждать тебя в аэропорту, чтобы отвезти домой. Отдохни до конца недели, – сказал Мишель, и она лишь бросила на него яростный взгляд, но в ответ мужчина холодно уставился на нее, задушив протест на корню.
«Так легко? – подумал Фридрих. – Этого не может быть. Мы сделали все, что в наших силах, чтобы избавиться от нее!»
«Что ж, мой отец знает, когда остановиться. Конрад бы его прикончил, если бы в его дом вошла Файруза».
– Фридрих, как ты думаешь, я мог бы использовать свою бывшую спальню? – очень тихо спросил Гунтрам сидевшего рядом с ним мужчину, пока отец и его экономка на приглушенных тонах ссорились на французском языке.
– Конечно, дитя мое. Она будет готова к нашему прибытию. Антонов останется в соседней. Мне отправить туда твою собаку?
– Если тебя не затруднит.
– Нет, абсолютно. Дитер позаботится об этом.
– Не думай плохо обо мне из-за этого. Я много размышлял, и мне все еще нужно время.
– Его Светлость поймет. Он рад, что ты возвращаешься помочь ему с юными принцами.
– Не уверен, смогу ли я вернуться к тому, что у нас было, пожалуйста, пойми меня.
– Я всегда боялся, что это причинит тебе очень сильную боль. Я делал все возможное, чтобы держать герцога подальше от тебя, но он влюбился в тебя и по-прежнему тебя любит. Он согласится на твои сроки, Гунтрам. Однажды он сказал мне, что будет благословлен на всю оставшуюся жизнь, если проживет с тобой хотя бы месяц, – Фридрих взял руку молодого человека и коротко сжал ее. – Ты всегда был очень хорошим и благородным по отношению к нему. Всегда честно относился к нему и выполнял свои обещания. Он не может просить у тебя большего. Он должен дождаться, когда ты примешь его снова, или же не примешь, и он знает об этом.
– Я все еще люблю его, но, понимаешь, не знаю, смогу ли я.
– Это должно идти из твоего сердца. Не по принуждению и не в спешке. Все придет в свое время.
– А если не придет? Как мне поступить?
– Это то, что вам двоим стоит обсудить между собой, дитя мое. Наедине. Тебе следует всегда быть приветливым с ним, независимо от того, насколько сурова правда. Он вверяет тебе свою жизнь, и я знаю, что ему очень стыдно перед тобой за свой обман.
– Спасибо, Фридрих. Ты всегда был очень добр ко мне.
– Я желаю лишь лучшего для вас обоих, поскольку вы оба заслуживаете шанса быть счастливы вместе.
*
– Единственное, чего я у тебя прошу сегодня, – это быть тихим. Всего на один час, вот прямо как теперь. Мы не хотим отпугнуть вашего наставника в первые же его десять минут в этом доме. Ты и так уже разогнал всех нянь, – мягко говорил Конрад своему спящему старшему сыну. – Сделай это ради меня, и я назначу тебя своим преемником. – Он осторожно погладил малыша по лицу и улыбнулся, гордясь своим сыном, но все еще нервничая из-за его знаменитого темперамента. «Ему и двух месяцев нет, а уже хорошо сформировавшаяся личность. Мы с ним будем часто ссориться в его подростковом возрасте. Карл милее. Лучше бы Гунтрам его увидел первым».
Он поцеловал своих детей в лоб и покинул детскую, на смену ему пришла одна из трех нянь, стоявшая в дверях.
– Все ли нравится его Светлости?
– Все хорошо, мисс Эль. Я вернусь в двенадцать с кое-какими посетителями.
– Как пожелаете, сэр, – женщина склонила голову перед своим хозяином и вздохнула, когда он ушел. Герцог был самым требовательным, авторитетным работодателем, который у нее когда-либо был, и словно каменным, когда дело касалось его собственных детей. В то время как большинство родителей, по крайней мере, пытались взять на руки своих малышей или хотя бы дать им бутылочку, этот только неодобрительно зыркнул на нянь, ожидая, что они будут удовлетворять потребности детей. «Этот явно никогда не сменит подгузник и не согреет бутылочку. Бедные дети – с таким-то отцом! Надеюсь, новый наставник согласится остаться, и нам больше не придется иметь дело с герцогом!»
*
Главный дворецкий пребывал в растерянности. Следует ему выстраивать слуг или же нет? Когда г-н Эльзассер возвращался в дом, он обычно производил осмотр на кухне и мог обнаружить даже малейшую ошибку. Когда из поездки возвращался герцог, это было обязательно, но для его парня? В теории, ранг г-на де Лиля был точно такой же, как и у его Светлости, но в марте они поссорились, и молодой человек оставил его в тот же день. Только в июне он согласился вернуться, но они, очевидно, уже не были парой, поскольку он собирался спать в своей прежней спальне. Следует ли спросить герцога? Наверное, нет, так как он вернулся из Штатов со своими детьми в очень плохом настроении. Старший из них кричал большую часть путешествия – по словам двух нянь, которые не смогли его успокоить, несмотря на все свои усилия, – и это могло послужить причиной его плохого настроения сегодня утром.
– Мистер Антонов? – обратился Дитер к телохранителю, читавшему отчеты в старом зале для охраны. – Позвольте поинтересоваться, можете ли вы помочь мне с некоторыми вопросами относительно мистера де Лиля?
– В чем дело?
– Насчет сегодняшнего дня. Как вы знаете, господин Эльзассер велел мне переместить его собаку и вещи в его прежнюю комнату, и я задумался, как поступить.
– Легко, соберите все и перенесите туда, – сказал Алексей. – Это не моя работа.
– Это касается его прибытия сегодня. Должен ли я построить слуг или нет?
– Хороший вопрос, – пробормотал Алексей.
– Герцог находится в своем личном кабинете и не хочет, чтобы его беспокоили, а мобильный телефон господина Эльзассера все еще отключен.
– Постройте штат у входа, мы не были проинформированы о каких-либо изменениях в его статусе, – решил Алексей.
«Если герцог разозлится, я всегда могу сказать, что Гунтрам – Консорт Грифона, кроме того, Горан убьет меня, если кто-нибудь из мужчин проявит неуважение к Гунтраму. Он такой чувствительный. Зачем Гунтрам везет с собой адвоката?»
*
Первой из машины выпрыгнула Мопси, довольная тем, что возвратилась домой, после того как вернула своего хозяина. Она бросилась к парадной двери и чуть не столкнулась с высоким блондинистым Альфой, главным в своре, но мужчина привычно проигнорировал ее. Как обычно, она тихонько рыкнула на него и продолжила свой путь на кухню, чтобы проверить, все ли на месте.
Конрад услышал, как снаружи напротив входа паркуются машины, и встал, чтобы встретить Гунтрама. Он очень нервничал, но заставил себя сохранять спокойствие, в десятый раз повторяя, что его котенок согласился увидеть детей и захотел помочь с их воспитанием. «Если он принял их, то однажды примет и меня. То, что он не хочет спать со мной, понятно и ожидаемо. Он уже дважды поцеловал меня!»
«Да, как брат, не сравнить с тем, что было раньше», – сообщила ему его совесть. Конрад вспомнил второй поцелуй, в щеку, и легкое, почти церемониальное, объятие Гунтрама в тот вечер, когда он улетал в Нью-Йорк. «И он снова в своей старой комнате. Интересно, вернется ли он когда-нибудь в мою. Он здесь, чтобы быть наставником детей, а остальное увидим. Мы возвращаемся к исходному предложению – дружба и ничего более. Нет, еще кое-что: в комплект входит Жером де Лиль. Худшая сделка в моей жизни.
Нет, одна из лучших: иначе он исчез бы с моим котенком. Однажды я завоевал его любовь – смогу и теперь. Шансы были намного хуже, чем сейчас».
Понимая, что опаздывает, он потряс головой, отгоняя своих призраков. «Будь спокойным, а остальное придет само собой». Он закрыл ноутбук, на котором он делал вид, что работал (но ничего сделано не было), и пошел к двери, медленно спустился по лестнице, с виду уравновешенный – в огромном контрасте с тем смятением, что царило внутри.
Конрад отметил, что дверь открыта, и все слуги выстроились в линию. «Хорошо, что Дитер вспомнил, потому что я забыл сказать ему».
Дворецкий, казалось, нервничал и поглядывал на своего герцога, а рядом с ним возвышался Алексей. Конрад просто встал рядом с ними с невозмутимым, как всегда, видом и без особого интереса смотрел, как шофер открывает черную дверь «Мерседеса», и мопс устремляется к кухне. Мишель Лакруа выбрался из машины и уставился на него со смесью презрения и холодности. Конрад настолько сосредоточился на своем противнике, что пропустил момент, когда к нему робко подошел Гунтрам и мягким голосом приветствовал его.
– Привет, Гунтрам, добро пожаловать, – очень формально сказал Конрад и выдавил улыбку.
– Спасибо за приглашение, Конрад, – мальчик коротко и застенчиво улыбнулся в ответ.
«Такое следовало бы запретить. Как он может так улыбаться мне и ждать, что я сохраню хладнокровие!» – задумался Конрад, и Гунтраму пришлось повторить свой вопрос немного громче, чем раньше.
– Могу ли я представить своего крестного отца г-ну Антонову?
– Да, конечно, – ответил Конрад. – Антонов, это Мишель Лакруа, крестный отец Гунтрама. Он был с ним в Германии и переезжает в Цолликон.
– Как поживаете, сэр? – громко сказал Алексей и протянул руку мужчине, чуть выше Гунтрама, но не намного, носившему печатку с крошечным золотым амбразурным крестом на черном камне. «Из одной из самых старых семей, такой как Хольгерсены или Лёвенштайны». Он склонил голову перед мужчиной.
– Гунтрам очень высоко отзывался о вас, мистер Антонов. Я благодарен вам за все, что вы для него сделали, – серьезно сказал Мишель и пожал руку русскому.
– Для меня большая честь присматривать за ним, сэр, – сказал Алексей и отошел в сторону.
Конрад, не в силах больше сдерживаться, проигнорировал ядовитый взгляд Мишеля и, взяв Гунтрама за локоть, завел его внутрь, подальше от жары, за ними последовали Фридрих и Мишель.
– Пойдем со мной, сейчас я покажу тебе детей, – сказал он, чтобы смягчить внезапность своих действий. – Фридрих, проводи мистера Лакруа в гостиную, пожалуйста.
– Конечно, сэр, – вздохнул старик и добавил, когда Конрад ушел: – Возможно, г-н Лакруа хотел бы обсудить детали безопасности Гунтрама с г-ном Антоновым.
*
Гунтрам почувствовал, как его тянут за руку к главной лестнице. «Подожди, пожалуйста! – прошептал он и вырвался из сильной хватки. – Мы должны поговорить наедине. Без моего отца или кого-либо еще».
– Гунтрам, тебе понравятся дети. Не волнуйся.
– Пожалуйста, важно, чтобы мы прояснили некоторые вещи, прежде чем я увижу Клауса и Карла.
Не говоря ни слова, Конрад развернулся и направился к своему личному кабинету в башне. Гунтрам, казалось, не решался войти на его половину, но сделал глубокий вдох и последовал за немцем.
– Садись, пожалуйста, – нервно сказал Конрад.
– Спасибо. Есть две вещи, о которых я хочу рассказать, и тогда, если ты все еще захочешь, я увижу детей.
– Слушаю. «Если Лакруа установил новые условия, ответ будет отрицательным. Он хуже Виконта!»
– Плохое или очень плохое? – спросил Гунтрам, слабо улыбаясь и сильно нервничая.
– Начни с плохого.
– Как ты знаешь, я попросил Фридриха отправить меня в мою старую комнату. Знаю, я должен был сначала сказать об этом тебе, но до сегодняшнего утра так и не пришел к какому-либо решению. Не думаю, что мог бы возобновить нашу близость, как раньше.
– Я это прекрасно понимаю, Гунтрам. Как и говорил, я готов ждать, пока ты этого не захочешь. Я рад, что ты решил вернуться ради наших детей. Надеюсь, мы сможем быть друзьями.
– Мы не можем быть друзьями, Конрад. Я знаю это, – уныло сказал Гунтрам.
– У тебя есть сомнения по этому поводу? Ты больше не хочешь быть моим супругом?
– Нет, я хочу остаться с тобой и с детьми. Мы не можем быть друзьями, потому что я люблю тебя, несмотря ни на что, – признался Гунтрам и покраснел.
– Ты все еще любишь меня?
– Как и прежде, но я боюсь своей реакции, если ты прикоснешься ко мне. Я не могу выбросить из головы, что было между тобой и моим дядей Роже. Мой отец несколько раз говорил мне, что это нечто похожее на магнетическую страсть и что вы никогда не любили друг друга, но картина, которую нарисовал мне Константин, продолжает возникать в моем сознании.
– Твой отец прав. Я никогда не любил Роже так, как люблю тебя. Ты вернул мне жизнь и дал моих детей. Мне очень стыдно за свое прошлое с ним. Я никогда не хотел, чтобы оно стало тебе известно и принесло страдания. Ты последний человек в этом мире, которого я хотел бы обидеть. Твоя любовь, когда она у меня была, показала мне, что возможен другой мир. Я буду ждать все то время, что тебе потребуется, чтобы принять меня, – всю мою жизнь, если это необходимо. Но, пожалуйста, не уходи сейчас. Мне нужна твоя поддержка, чтобы заботиться о детях. Я не знаю, что делать, и я теряюсь без тебя.
– Все это время я каждый день скучал по тебе, даже когда злился на тебя. Я хотел тебя ударить, разбить что-то об твою голову за твою ложь.
– Ты имел полное право сделать это.
– Я был в больнице. Доктор Вагеманн, должно быть, уже рассказал тебе об этом. Мое здоровье хуже, чем раньше, и долго я не протяну. Не так много шансов, что я проживу дольше сорока лет. Ты все еще хочешь, чтобы я был наставником для твоих детей?
– Да. Уверен, что твое здоровье улучшится. С тех пор, как ты приехал из России, тебе стало намного лучше.
– Да, но приступ аллергии и стресс в марте – это слишком для моего сердца.
– Мы будем решать по одной вещи за раз, Гунтрам, – прошептал Конрад, и протянул свою руку к руке Гунтрама, чтобы коротко погладить ее. – Теперь расскажи мне очень плохую новость, – произнес он ободряюще.
– Она о моем отце и Константине. Выслушай меня, прежде чем кричать, пожалуйста! – попытался он остановить Конрада от взрыва, но мужчина лишь яростно взглянул на него. – Пожалуйста, Конрад!
– Если Лакруа имеет дело с врагом, он зашел слишком далеко, Гунтрам. Я этого не допущу! Я дал ему полное помилование, и первое, что он делает, – бежит к русскому?
– Русский сам пришел в его офис в Женеве! Отец был вынужден иметь с ним дело!
– Что на этот раз? Он выдает все наши планы в обмен на свою жизнь?
– Нет! Я согласился снова стать с Константином друзьями. Встречаться с ним время от времени в доме моего отца в Цолликоне. Возможно, отдавать ему часть моих работ.
– Никогда! Ты больше никогда не приблизишься к этому слизняку! У тебя нет моего разрешения! Я поговорю с твоим отцом насчет того, что он предлагает тебе подобное! Это возмутительно!
– Конрад, пожалуйста, не сходи с ума. Я уже поговорил с Константином вчера вечером по мобильному телефону, который ты мне дал, и согласился на это.
– Как ты смеешь! Ты мой супруг! Сначала тебе нужно было посоветоваться со мной! – Конрад ударил кулаком по столу, и Гунтрам вздрогнул от шума.
– Ты бы запретил это.
– Конечно запретил! Вспомни, что случилось в последний раз, когда ты с ним виделся!
– Мы должны остановить это безумие. Если ты продолжишь, то потеряешь многое! – крикнул в ответ Гунтрам. – Хочешь рискнуть своим положением Hochmeister? Кроме того, Константин не заинтересован во мне.
– Это одна из его шарад! Тебе стоило бы лучше его знать!
– Нет, я хорошо его знаю. Он больше во мне не заинтересован. Сейчас я бесполезен, и, если начистоту, он не хочет возиться с мертвым грузом, которым я сейчас являюсь. Возможно, он нашел другого художника. Нас сотни. Ему не понравилось то, что я заключал с ним сделку. Он сказал, что ты погубил меня и что я был милым ребенком, а стал озлобленным человеком. Полагаю, он наконец понял, что я не тот, кого он любил. Его последние слова были «напиши мне, и мы увидимся». Все кончено, Конрад. Он отказался от меня.
– Твой отец не имел права заставлять тебя говорить с этим человеком! Тем более в твоем состоянии!
– Я не хрупкая девица, Конрад и я могу принимать собственные решения. Отец просто рассказал мне об этом, но звонить Константину или нет было моим выбором. Я еще не сообщал Мишелю и хотел бы, чтобы ты сделал то же самое. Он должен прекратить вмешиваться в мою жизнь. Когда он официально вступит в должность, я напишу Константину, и ты сможешь проверять письма, – сказал Гунтрам, явно расстроенный из-за обоих мужчин.
– Я не позволю тебе общаться с этим человеком!
– Ты не будешь решашь, кто мне друг, а кто нет, Конрад. Я клялся только уважать тебя и держаться подальше от дел Ордена. Если ты ревнуешь к Константину, это означает, что ты вообще меня не уважаешь, думая, что я буду тебе неверен. Если это проблема, я сейчас же уеду.
– Все не так! Я доверяю тебе. Просто Репин – преступник, а ты не выдержишь еще больше стресса!
– Я не открою еще один фронт. Если это поможет Константину забыть меня, пусть будет так. Я не могу прожить всю оставшуюся жизнь, прячась за твоей спиной или в страхе, что он нападет на нас, – очень спокойно сказал Гунтрам. – Если хочешь, я сейчас же уйду, – добавил он мягко.
– Нет, останься и познакомься с детьми. Они ждут тебя, – тихо ответил Конрад, понимая, что вынужден принять условия молодого человека, или Гунтрам действительно оставит его, на этот раз навсегда. Это был его единственный шанс, и нужно было использовать его как можно лучше. Он поднялся со стула, обошел стол и, не спросив разрешения, взял Гунтрама за руку, чтобы потянуть с его места. – Пойдем со мной, пожалуйста, их пора будить.
– Спасибо, Конрад, – сказал Гунтрам с застенчивой улыбкой и проследовал за герцогом по коридорам до детской на третьем этаже. С трепетом в сердце он остановился перед главной дверью в игровую комнату и посмотрел Конраду в глаза.
– Пойдем, Гунтрам. Все так, как ты оставил. Декоратор закончил работу на основе твоих идей и мебели, которую ты выбрал.
Герцог открыл дверь и мягко подтолкнул мальчика в залитую солнечным светом большую комнату в бежевых тонах, где находились несколько шкафов для хранения игрушек, небольшой стол со стульями, полки с несколькими книгами и рисунки Гунтрама, вставленные в рамы и повешенные повыше.
– Все как я себе и представлял, – в востроге произнес мальчик и заметил стоявшую там высокую женщину. – Здравствуйте.
– Доброе утро, сэр, – коротко приветствовала она его и склонила голову перед герцогом, прежде чем покинуть комнату, в то время как Конрад мягко говорил: «Возможно, дети еще спят. Они спят целый день».
– Нам вернуться позже?
– Нет, они обычно спят без задних ног. «К счастью», – подумал он, прежде чем с большой осторожностью открыть дверь, молясь про себя, чтобы Клаус продолжил спать и не стал устраивать сцену. – Тот, что в кроватке справа, – это Клаус, а другой – Карл.
Гунтрам вошел в большую комнату с двумя большими колыбельками, персональными детскими пеленальными столиками, шкафами и двумя удобными диванами и креслами-качалками. Изо всех сил стараясь не шуметь, он подошел к кроватке Клауса и сразу же отметил мягкие черты ребенка, настолько похожие на отцовские – до мельчайших деталей, даже его хмурое выражение лица. «Он, должно быть, проголодался», – подумал Гунтрам. Он тихонько улыбнулся и почувствовал, что больше не сможет его покинуть. «Он очень симпатичный, с этими светло-каштановыми волосами. Уверен, у него голубые глаза».
Гунтрам повернулся, чтобы посмотреть на другого ребенка, раскинувшегося во сне на своем покрывале, и удивился тому, что тот выглядел намного красивее своего брата, с маленьким круглым носиком и почти белыми волосами, настолько он был белокурым. Этот спал спокойно и явно был чем-то удовлетворен. «Довольный малыш», – подумал Гунтрам и склонился над кроваткой, чтобы получше рассмотреть его.
«Правильно, сосредоточься на Карле. Он не создаст проблем, – думал Конрад, с волнением подмечая каждое движение, гримасу или слово Гунтрама. – Кажется, он уже полюбил их». С большой осторожностью он сделал шаг навстречу своему котенку, готовый снова схватить его, но деревянный пол скрипнул, и в своей обычной манере, к ужасу Конрада, завопил Клаус.
Гунтрам не мог поверить, что кто-то настолько маленький может производить так много шума, и замер, когда к кроватке с пустышкой в руке подбежала няня. Конрад лишь вздохнул, зная, что пытаться одурачить Клауса бесполезно. Он наблюдал, как женщина дает ребенку соску, но, причмокнув два раза, Клаус изо всех сил выплюнул ее и завопил на порядок громче. «Пожалуйста, молчи, последнее, что мне нужно, – это Гунтрам, убегающий из-за твоего характера!» – мысленно умолял Конрад своего старшего сына.
– Могу я взять Клауса, Конрад? – спросил Гунтрам, пока няня делала все возможное, чтобы успокоить разъяренного ребенка, нервничая из-за того, что ее работодатель выглядел более раздраженным, чем обычно.
– Пожалуйста, сэр. Через минуту его бутылочка будет готова, – быстро сказала женщина и взяла ребенка со словами «хорошо поддерживайте головку, и все будет в порядке».
По-прежнему боясь сделать что-то не так, Гунтрам с бесконечной осторожностью принял ребенка из ее рук и немного покачал его, говоря: «Привет, малыш, еще секунду, и ты получишь кое-что хорошее».
Ко всеобщему удивлению, Клаус перестал плакать, устремил свои большие голубые глаза на Гунтрама и устроился поудобнее на руках у молодого человека.
– Такого никогда не случалось прежде, сэр, – удивилась няня. – Сядьте на одну из кушеток, и я принесу вам его бутылочку, – добавила она, радуясь, что маленькая фурия затихла и занялась осмотром нового наставника. «Если он сможет утихомиривать его, я не стану увольняться в конце месяца. Никогда не видела ребенка с таким скверным характером, как у этого. В точности как его отец».
Гунтрам сел в кресло-качалку, шепча ребенку, что тот скоро что-то покушает. Конрад был в шоке, но почувствовал облегчение от того, что его котенку все еще нравился Клаус, после того как тот продемонстрировал свой характер.
– Может быть, он просто хотел, чтобы его взяли на руки. Он уже почти заснул снова, – сообщил Конраду Гунтрам.
«По-твоему мы этого не пробовали?»
– Думаю, ты ему очень нравишься, Гунтрам, – сказал Конрад и подошел к кроватке Карла. «Хотел бы я, чтобы меня так держали», – промелькнуло в его голове, прежде чем он слегка погладил по волосам спящего ребенка, не обратившего внимания на проявление характера своего брата.
– Пожалуйста, сэр, – няня вручила бутылочку Гунтраму, который начал кормить ребенка.
– Клаус очень милый, – сказал Гунтрам, улыбаясь ребенку, занятому молоком, но внимательно смотревшему на него. – У него твои глаза и черты лица, Конрад.
– Он очень вспыльчивый, Гунтрам.
– Нет, он выглядит как мирный парень, – возразил Гунтрам и отнял бутылочку от губ ребенка: «Эй, подожди немного, а то подавишься», – и Клаус даже не пожаловался, хотя его обычной реакцией был взрыв.
Карл решил, что настала его очередь тоже что-то получить, и начал издавать тихие вопросительные звуки из своей кроватки; Конрад взял его на руки и велел няне принести еще одну бутылочку для него.
– Когда она вернется, отдай ей Клауса, чтобы она могла переодеть его, и сможешь подержать и Карла. Он начинает улыбаться.
– Клаус тоже, – сообщил Гунтрам, его мысли сосредоточились только на ребенке, задремавшем у него на плече.
Няня вернулась и забрала Клауса, который немного похныкал, потеряв свою удобную подушку. Карл на мгновение взглянул на Гунтрама, но тут же потерял к нему интерес и сосредоточился на своей бутылочке. Гунтрам держал его на руках в течение некоторого времени и, касаясь его маленького носика, наслаждался одной из широких автоматических улыбок малыша.
*
– Очень красивые и милые малыши, Конрад. Ты, должно быть, так гордишься ими, – мягко сказал Гунтрам, когда оба мужчины покинули детскую.
– Ты им сильно понравился, особенно Клаусу. А тебе они нравятся? – нервно спросил Конрад.
– Конечно. Я полюбил их с той секунды, как увидел на фото.
– Ты останешься и будешь рядом с ними?
– Столько, сколько смогу.
– Спасибо, – от всего сердца поблагодарил Конрад. «Теперь у моих детей есть шанс на счастливое детство, которого никогда не было у меня, сколько бы ни старался Фридрих».
– Нет, это я должен поблагодарить тебя за то, что ты дал мне этот шанс, – возразил Гунтрам. «Надеюсь, что доживу до их поступления в университет». – Как ты думаешь, могу я забрать детей на прогулку после обеда?
– Да, конечно. Возьми с собой одну из нянь. Сегодня не слишком жарко. Но тебе абсолютно не нужно просить мое разрешение. Они такие же твои дети, как и мои. Ты их юридический наставник.
– Спасибо, – сказал Гунтрам, улыбаясь Конраду. «В конце концов, мы можем быть хорошими друзьями. Находиться здесь не так уж и плохо, как я полагал».
– Думаю, мы должны покормить твоего отца, прежде чем он предъявит обвинение, – очень серьезно сказал Конрад, и Гунтрам усмехнулся. – Он, должно быть, считает, что я отношусь к тебе недостаточно почтительно и что позволю оставить здесь его экономку, – добавил он без намерения быть забавным, задаваясь вопросом, почему его «восхождение на Голгофу» с грубой властной мусульманкой показалось его котенку таким занимательным.
– Мой отец знает свои рамки. Сегодня утром он отправил Файрузу в Брюссель. Она была очень расстроена его решением, потому что ты ей не нравишься.
– Не нравлюсь? Эта женщина ненавидит меня, котенок, – вздохнул Конрад и заметил, как Гунтрам напрягся, услышав прозвище. – Извини, я не хотел тебя огорчать.
– Все в порядке. У тебя не было дурного умысла, но я бы предпочел, чтобы ты называл меня моим христианским именем. То, другое было в письме, которое я читал.
– Понимаю, подобного больше не повторится.
– Не думай, что избавился от нее. Она вернется через неделю, чтобы проверить, куда собирается переехать отец и где поселится она, поскольку с ним она жить не может. Полагаю, она хотела привезти сюда двух своих племянниц и племянника.
«О, миг счастья».
– Боюсь, что весь мой штат сотрудников укомплектован. Тебе стоит переговорить с Фридрихом.
