Текст книги "В логове льва (ЛП)"
Автор книги: Tionne Rogers
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
– Это правда, мы с Иоганнесом разговариваем время от времени. Он добр ко мне, – поддержал я Фердинанда.
– И я не вижу ничего плохого в их дружбе, у них обоих сходные натуры, – завершил спор Конрад.
– Эта маленькая сучка пыталась залезть к тебе в постель, Конрад! Затем она расстроила свадьбу Карла только потому, что тот должен был стать твоим преемником, – закричал Альберт. – В теле моего сына были амфетамины на протяжение всех выходных! Он их не принимает! Он говорит, что она дала ему их под видом натуральной добавки. Ты видел флаконы!
– Слово одного против слова другого, и это не оправдывает идиотизм твоего собственного сына. Если бы я судил их так, как хотел, ни один из них не увидел бы следующего утра, но это право Гунтрама решать, что с ними делать, – Конрад произносил слова настолько холодным голосом, что я был вынужден вцепиться в подлокотники, чтобы усидеть на месте. – Ты уже подвел меня в Риме, кузен, и пострадал Гунтрам. Твой сын угрожал его жизни. Убирайся с моих глаз, прежде чем я возьму дело в свои руки и забуду про Кодекс.
– Конрад! – крикнул я, поднимаясь с места, потому что все могло закончиться плохо для Альберта или Армина. – Это нечестно! Я простил Армина и Мари Амели. Считай этот вопрос решенным! Альберт и Фердинанд – твои друзья с колыбели! Если бы они были против тебя, то давно бы напали, и не через меня!
Он долго смотрел на меня, раздраженный, действительно разъяренный, но внезапно его гнев остыл, и он подошел ко мне.
– Пожалуйста, мой друг, остановись сейчас. Они – твоя семья, а не Репин, – прошептал я, голова кружилась от напряжения и борьбы.
– Хорошо, Гунтрам, – сказал Конрад. – Альберт, верни своего сына послезавтра. Гунтрам, сейчас же ложись спать.
Я сделал, как мне сказали, потому что знал, что он в шаге от убийства.
Комментарий к Глава 25
* У автора merchandising, но, думаю, имелись в виду все-таки вещи с символикой раскрученного бренда (футболки, значки, книги и т. п.).
========== Глава 26 ==========
20 декабря 2005 г.
Цюрих
Сильная простуда заставила Гунтрама провести несколько дней дома. Он чувствовал себя несчастным и предпочитал сидеть в своей мастерской, работая над сказками. Он уже прекрасно понимал, что пропустит свой вернисаж в Берлине из-за плохого состояния здоровья. Вердикт Вагеманна был предельно ясен: полный постельный режим в течение двух недель, и Фридрих был исполнителем.
Гунтрам извинился перед Хайндриком за кражу его оружия, но швед воспринял все очень лихо, сказав, что просто не был готов, но в следующий раз Гунтраму так не повезет, и в итоге они договорились, что мальчик научит его, как это делается, когда почувствует себя лучше.
– С этого момента ты – Dachs, а Армин – Strolch!
Армин вернулся 20-го числа и направился прямо в спальню Гунтрама, чтобы извиниться, под пристальным взглядом Фридриха, потому что Конраду пришлось покинуть дом, чтобы воздержаться от убийства кровного родственника.
– Я был таким дураком, Гунтрам. Думал, что она любит меня или, по крайней мере, я ей нравлюсь. Когда я дрался с тобой, то осознавал, что делаю, но не мог остановиться. Прежде чем мы приехали в дом, она дала мне одну из этих таблеток, «ракету», они потрясные, когда занимаешься любовью. Чувство, словно ты вот-вот взорвешься на миллион солнц. Я принял одну, и она тоже, потому что мы оба хотели отлично провести время.
– Зачем тебе такое? Тебе двадцать! – недоумевал Гунтрам. – Готов поспорить, ты способен завести девушку в постели.
– Конечно, но она несколько недель подряд жаловалась, что я скучный, как мой дядя Конрад, что я становлюсь похожим на него.
– К твоему сведению, Армин, твой «дядя» совсем не скучный в постели, – улыбнулся Гунтрам. – Я рад, что он старше меня, потому что, будь ему двадцать, я был бы уже трупом. Счастливым, – хихикнул он, но перестал смеяться, услышав легкое покашливание Фридриха.
– Я был влюблен в нее с тринадцати лет и, когда она согласилась встречаться со мной, попросил разрешение у отца, правда попросил. Мне нужно было сделать все правильно, потому что я хотел, чтобы она стала моей женой!
– Что случилось?
– Мой отец запретил мне и дядя Конрад тоже. Они сказали, что она не достойна моих чувств! Я поговорил с тетей Гертрудой, и она позволила мне посещать ее дочь, конечно, в отсутствие доктора фон Кляйста. Я думал, они старомодны, но теперь знаю, что все это потому, что она подбиралась к дяде Конраду, когда ей было шестнадцать лет, и легла в постель с одним из ассоциатов в семнадцать, чтобы заставить того жениться на ней! Она сняла все на видео и шантажировала его, угрожая обнародовать запись! Его свадьба была отменена, и месяц спустя он покончил с собой в автокатастрофе.
– Может, это было недоразумение?
– Нет, мой отец уверен, что за этим стоит фон Кляйст! Ты спас мне жизнь, и я буду бесконечно благодарен тебе, Гунтрам. Прости за все те ужасные вещи, что я тебе наговорил.
– Не волнуйся – назвать меня Губкой Бобом не худший вариант. Я планировал начать называть тебя Морская Звезда Патрик.
– Я рад, что ты умеешь так бить. Это меня действительно остановило.
– Ты был немного не в себе, и я тоже. Я не должен был использовать нож против тебя.
– Гунтрам, я был обдолбан и не убил тебя по чистой случайности. Амундсену и Хартику пришлось напрыгнуть на меня, чтобы усмирить, когда они добрались туда. Я совсем слетел с катушек из-за этой штуки. Я ударил Мари Амели и, возможно, убил бы ее, когда она назвала меня импотентом. Повезло, что появились парни. Я ни разу за свою жизнь не ударил женщину, а тут поступил так с ней.
– Я не знал этого, – Гунтрам был потрясен.
– Я был в ярости из-за того, что она предложила тебе трахнуться. Она посмеялась надо мной и сказала, что, возможно, со вторым мужчиной смогла бы почувствовать хоть что-то, потому что со мной это было похоже на дилдо.
– Послушай, Армин, забудь об этом. Веди себя хорошо и усердно работай, и твой дядя простит тебя. Мне жаль, что тебя не полюбили в ответ. Возможно, однажды ты встретишь хорошую девушку, которая поладит с тобой.
– Дядя Конрад – везучий ублюдок, потому что у него есть ты.
– Дядя Конрад сдерет с тебя кожу заживо, если услышит такое, – улыбнулся Гунтрам и протянул руку. – Друзья?
– Конечно, мой отец обожает тебя, – Армин пожал руку Гунтраму.
– Ты знаешь, где Мари Амели? – спросил Гунтрам, но Фридрих встал со стула и произнес: «Думаю, вам пора уходить, юный Линторфф. Герцог увидится с вами за обедом». Сконфуженный, Армин вышел из комнаты, склонив голову.
– Почему я не могу спросить об этом? – воскликнул Гунтрам.
– Потому что эта женщина не имеет к тебе никакого отношения, дитя. Она уехала, и ее имя больше никогда не будет упоминаться в этом доме. Я очень доволен твоим поведением и позицией во время этого несчастного случая. Ты следовал заветам нашего Господа, и я верю, что твой отец гордился бы тобой. Теперь тебе нужно отдохнуть.
Гунтрам постарался выполнить предписание, потому что хотел иметь возможность посетить рождественский базар, организованный отцом Бруно и Кларой фон Риббентроп, хотя бы на несколько часов.
Фридрих разбудил его ко времени чаепития и велел одеваться, потому что они поедут вместе в церковь, где проходит праздник.
– Большинство людей ты уже знаешь по Фонду. Одна из них – Гертруда фон Кляйст, так что постарайся держаться подальше от нее, Гунтрам. Герцог дал тебе разрешение пойти – и это твое право, потому что ты помогал госпоже фон Риббентроп больше, чем кто бы то ни было, – но он опасается, что эта женщина может быть неприятна тебе после инцидента с ее дочерью.
– Понимаю, Фридрих. Я постою в уголке. Я лишь хотел увидеть один из рождественских базаров.
– Тебе стоит посмотреть на них в Вене или Мюнхене, дитя. Возможно, в следующем году, если позволит твое здоровье. Оставайся внутри, так как в садах очень холодно.
– Да, Клара уже сказала, что у нее есть работа для меня – развлекать детей. Я должен взять карандаши и бумагу и хороший запас рождественских мотивов, – усмехнулся Гунтрам.
– Хорошо, оставайся там, где она скажет.
Алексей предложил отвезти их на своем BMW, но Гунтрам задался вопросом, почему всю дорогу за ними следовала еще одна «Ауди».
– Простая предосторожность, дитя, – такое объяснение он получил от Фридриха, отказавшегося сказать больше и начавшего рассказывать историю о том, как Альберт фон Заксен-Кобург (саксонский принц из Саксен-Кобург-Готской династии (1819–1861), супруг британской королевы Виктории, принц-консорт. – Прим. пер.) привез в Англию немецкую традицию украшать дом рождественскими елями и дарить игрушки детям.
Сад и внутренний двор церкви были уставлены множеством столов с традиционными деревянными игрушками, выпечкой, рождественскими украшениями и различными видами деревянных щелкунчиков. По прибытии Гунтрам был пойман Моникой ван дер Лейден, личным секретарем герцога, которая представила его своей тете, Софии цу Лёвенштайн, жене старого князя.
– Ты родитель Иоганнеса, – сказала пожилая принцесса с игривым огоньком в глазах. – К счастью, он ведет себя хорошо, но мы не можем сказать то же самое об Оскаре.
– Я не женат, принцесса. Боюсь, что это ошибка, – занервничал Гунтрам, и улыбка пожилой женщины стала шире, а Моника изо всех сил постаралась сохранить аристократическое самообладание.
– Клаудия принесла его домой на прошлую Пасху и держит в своей комнате. Ее мать засомневалась в том, насколько это целесообразно, но тогда Мария воскликнула, что тоже хочет держать у себя Оскара, и мы больше не смогли отказывать. Условие состояло в том, что они должны оставаться высоко.
Гунтрам с отчаянием посмотрел на Монику, но она ответила ему одним из своих холодных взглядов, словно мальчик был полным простофилей, который не мог вспомнить что-то настолько нехитрое.
– Я не знаю ни одного Иоганнеса, кроме сына доктора фон Кляйста.
– Ты создал два таких существа, как Иоганнес и Оскар, и ты их забыл? Девочки будут очень разочарованы! – воскликнула принцесса в притворном изумлении.
– Бедный Оскар, он такой милый в своем голубом пальто и красной шляпке от дождя!
– А у Иоганнеса такой красивый белый хвостик!
– Прямо-таки заставляет задуматься о вегетарианстве, – рассмеялась Моника, не в силах больше сдерживаться, и Гунтрам ошеломленно посмотрел на них. – Иоганнес – это утка, которую ты нарисовал для Клаудии цу Лёвенштайн, а Оскар – плюшевый медведь, созданный для Марии, ее младшей сестры. Сейчас оба живут в семье моего кузена Адольфа. Тебе должно быть стыдно за то, что бросил твои творения!
Гунтрам с облегчением рассмеялся, избавившись от обвинений в отцовстве.
– Слышала, что Клара планирует заставить тебя поработать сегодня, – приветливо сказала принцесса. – Мой муж уже видел твои работы, и я подумала, не будешь ли ты так любезен, чтобы посетить нас, скажем, после праздников и показать больше. Тита и Элизабетта очень высоко отзывались о тебе.
– Я видела несколько его акварелей, тетушка София, и они очень хороши. Когда твоя выставка в Берлине, Гунтрам?
– Она открывается 8-го. Вернисаж раньше, 3-го января, но только для прессы и коллекционеров. Я не смогу присутствовать на нем, потому что доктор запрещает мне летать в течение нескольких месяцев после поездки в Лондон.
– Вернисажи очень скучны, мой дорогой. Всегда одни и те же люди и сыр, – прокомментировала София. – Ты ничего не потеряешь.
– Я начинаю нервничать в присутствии стольких незнакомых людей, – признался Гунтрам.
– Я тоже, но с годами забываешь, что они там. Пойдем со мной, я познакомлю тебя с некоторыми людьми, пока Клара не приковала тебя к столу и не начала делать на тебе деньги.
Через час после встречи с еще несколькими людьми Гунтрам был очень рад присесть рядом с молодой и привлекательной колумбийкой по имени Сесилия Риганти за стол с бумагами и карандашами и очередью из семи детей, готовых что-то попросить. Понимая, что никогда не сможет выполнить все просьбы, он предпочел усадить старших и заставить их рисовать самостоятельно, пока он рисует для младших, чтобы они могли раскрасить это.
– Вам удается держать их занятыми и спокойными. Хотите работать на нас? – рассмеялась Сесилия, говоря по-испански, к удивлению Гунтрама.
– Вы работаете в школе?
– Нет, я секретарь г-жи Гертруды фон Линторфф в Фонде. Я просматриваю бухгалтерию.
– Должно быть, трудно со всеми этими цифрами.
– Все в порядке. Нас четырнадцать, и мы проверяем друг за другом. Мы представляем наши результаты доктору фон Кляйсту. Хотите что-нибудь выпить? Очень холодно, а вы ничего не пили, с тех пор как пришли, – предложила она, заметив, насколько бледен и утомлен молодой человек. «Разве Фердинанд не говорил мне, что он серьезно болен? Что-то связанное с сердцем?»
– Не хочу оставлять детей одних.
– Я принесу. Чай?
– Да, пожалуйста, мисс Риганти.
Сесилия подошла к большому столу, чтобы выбрать фарфоровую чашку и чай, когда к ней обратилась Гертруда фон Кляйст.
– Сесилия, будь добра, посмотри, уходят ли Вайсманны. Я хотела бы поговорить с… – Гертруда притворилась, что на секунду задумалась.
– Маргарет Вайсманн о ее пожертвовании для проекта в Сальвадоре? – закончила Сесилия.
– Именно, спасибо, дорогая.
– Ах, я собиралась отнести чашку чая Гунтраму де Лилю. Я попрошу одного из официантов сделать это.
– Нет-нет, не теряй времени, поймай ее, прежде чем она направится в MSF (Medecins Sans Frontieres («Врачи без границ») – международная медицинская гуманитарная организация, оказывающая независимую помощь людям, чье выживание находится под угрозой из-за вооруженных конфликтов, эпидемий, недоедания, отсутствия помощи со стороны здравоохранения или во время стихийных бедствий и т. п. – Прим. пер.) или другую благотворительную организацию на телевидении. Я позабочусь о Гунтраме. Какой чай ты выбрала?
– По-моему, дарджилинг.
– Хорошо, теперь беги. Эта женщина стоит несколько миллионов, и я не хочу, чтобы еще одна сирота из страны третьего мира украла их у меня.
«Неудивительно, что Фердинанд называет ее ведьмой».
– Да, конечно, мадам фон Линторфф, – коротко ответила Сесилия и вышла из комнаты, оставив чай на столе.
«Пора избавиться от мелкого вредителя». Гертруда осторожно достала три маленьких белых таблетки, похожие по размеру на сахарин, и бросила их в другую чашку, добавив две ложки меда, чтобы заглушить горький вкус, положила чайный пакетик с ароматом яблока и корицы и залила его горячей водой. Она осторожно размешала чай, чтобы все хорошо соединилось. Взяв чашку изящными руками, она пошла в другую часть комнаты, где Фридрих Эльзассер беседовал с отцом Бруно. «Если я ему это дам, он может заподозрить что-то. Мне нужен кто-то другой».
– Тетя Гертруда! – маленькая девочка бесцеремонно потянула ее за платье. – Это я, Клаудия цу Лёвенштайн!
– Да, дорогая. Как поживаешь? Ты так выросла!
– Спасибо, тетя. Я сейчас в третьем классе.
– Не может быть! Ты выглядишь, как юная леди. Я думала, ты в пятом классе!
– Нет, тетя, это моя сестра Катерина.
– Не могла бы ты оказать мне услугу. Я тороплюсь, а отец Бруно все еще говорит, и не похоже, что скоро прервется. Не могла бы ты отдать эту чашку чая пожилому джентльмену рядом с ним и сказать ему, что этот чай Сесилия приготовила для Гунтрама, но вынуждена была уйти.
– Да, тетя Гертруда, – ответила девочка, радуясь быть полезной, особенно Гунтраму, который был так добр к ней. Держа чашку и блюдце с большой осторожностью, поскольку не желала пролить чай и прослыть неуклюжей, очень медленно и легко ступая, она подошла к отцу Бруно.
– Отец Бруно?
– Да, Клаудия? – прервал священник свою беседу с Фридрихом и другим мужчиной.
– Этот чай для Гунтрама.
– Я не Гунтрам, Клаудия, – ответил он, и девочка застыла, сжав чашку сильнее, чем прежде.
– Возможно, она не знает, где он. В последний раз, когда я его видел, он рисовал за одним из столов, – сказал Фридрих.
– Мисс Сесилия сказала, что это для него, но она должна была уйти.
– Хорошо, я отведу тебя к нему.
– Это слишком далеко, я боюсь, что уроню его, – призналась Клаудия смущенно.
– О, не волнуйся, я отнесу его за тебя, а потом ты сможешь отдать его ему, – любезно предложил Фридрих.
– Большое вам спасибо, сэр, – сказала она, с энтузиазмом передавая ему чашку, чуть не пролив горячую жидкость на мужчину.
Гунтрам был рад снова увидеть Клаудию и поблагодарил ее за чай, подтвердив, что Сесилия Риганти ушла за ним. Чтобы не обижать малышку, он сделал два глотка – но только два, потому что ненавидел мед в чае – и продолжил работать для младших детей, теперь с помощью Фридриха, который мог понять их гораздо лучше, чем он.
Примерно через тридцать минут Гунтрам почувствовал, что все вращается перед глазами, а грудь сдавило острой болью. Он попытался подавить это, но головокружение было непреодолимым.
– Фридрих, мне совсем нехорошо, не мог бы ты принести извинения от моего имени, и мы поедем домой? – слова давались ему с трудом, и Фридрих отметил, насколько бледен Гунтрам. Он быстро принес свои извинения и был вынужден помочь Гунтраму встать.
– Слишком много пунша, дитя? – пошутил он, чтобы снять нервное напряжение, потому что чувствовал, что с Гунтрамом что-то не так.
– Нет, я слопал несколько макарун. Сегодня вечером пропущу ужин.
– Сможешь дойти до машины? – спросил Фридрих, поддерживая шатающегося мальчика.
– Это фраза для паба, а не для церкви, – слабо улыбнулся Гунтрам и удивился тому, насколько слабее стал свет за столь короткое время.
– С тобой все в порядке, Гунтрам? – спросил Адольф цу Лёвенштайн, когда они проходили мимо него по пути к входной двери.
– Просто головокружение, не о чем беспокоиться.
– Я помогу тебе дойти до машины, Гунтрам, ты выглядишь нехорошо, – сказал Адольф, заметив, насколько бледен юноша и как он вынужденно прислонился к стене для опоры.
– Спасибо, Адольф.
Гунтраму удалось покинуть комнату самостоятельно, но он почти рухнул в фойе. Адольф оказался достаточно быстр, чтобы поймать его, а Фридрих бросился за Алексеем.
– Ты принимал свои таблетки? – спросил цу Лёвенштайн. – Выглядишь точно так же, как мой отец во время первого сердечного приступа.
– У меня нет боли или онемения. Должно быть, съел что-то.
– Ты пил шампанское или что-то еще? Алкоголь плохо сочетается с лекарствами для сердца.
– Нет, ничего, только немного чая и макаруны. Возможно, дело в них.
Алексей почти прибежал, не церемонясь проверил пульс Гунтрама и выругался по-русски.
– Очень быстрый и беспорядочный. В больницу!
– Все не так плохо. Я просто… – и Гунтрам, не договорив, рухнул прямо в руки русскому.
– Я позвоню в скорую помощь!
– Нет времени. Можете отвезти нас в клинику Хиршбаума? В десяти минутах отсюда.
– Конечно, дайте мне ключи от вашего автомобиля. Мой припаркован далеко. Это сердечный приступ?
– Не думаю, пока нет. Его пульс очень плох. Он ведь отлично справлялся!
– Отец говорил мне, что последняя неделя была для него очень напряженной, – сказал Адольф, открывая заднюю дверь автомобиля, чтобы Алексей мог забраться внутрь с Гунтрамом, а Фридрих занял пассажирское место спереди.
– Если бы дело было в этом, то это повлияло бы на него намного раньше, – пробормотал Алексей и решил взять под контроль повышенное кровяное давление, прежде чем оно нанесет реальный ущерб. – Мистер Эльзассер, у вас есть его таблетки? Дайте мне одну оранжевую, похожую на твердое желе.
– Вы уверены, Антонов? – спросил мужчина, но дал ему таблетку.
– Надеюсь, она сработает, иначе есть риск сердечного приступа, если он еще не начался, – Алексей взял таблетку, проколол ее маленьким швейцарским армейским ножом, заставил Гунтрама открыть рот и протолкнул ее внутрь; к его облегчению, мальчик проглотил ее рефлекторным движением. – Отлично, парень, просто продержись немного дольше, пока доктор ван Хорн не посмотрит тебя.
*
– Пока не получим результаты из лаборатории, мы не сможем объяснить его состояние. Уровень катехоламинов в норме, и сердечного приступа не было, только острый приступ гипертензии и стенокардии. Мой герцог, последние тесты Гунтрама проводились меньше трех недель назад, и все было хорошо, его сердечная аритмия находилась под контролем лекарств. Хотя он в тяжелом состоянии, оно было стабилизировано, – объяснял доктор ван Хорн очень расстроенному Конраду фон Линторффу поздно вечером.
– Могло вино стать причиной?
– Сэр, даже выпитого стакана виски было бы недостаточно, чтобы спровоцировать такое повышение артериального давления. Даже после таблетки – а она начинает действовать менее чем через десять минут, если дать ее так, как это сделал ваш телохранитель, – у Гунтрама было 210/160! Это очень много, даже для здорового человека. Обычно у Гунтрама низкое кровяное давление со значениями немного ниже стандартных. Мы подозревали, что это аллергическая реакция, но у него нет других симптомов, поэтому нужно дождаться результатов тестов на наркотики. Сейчас он спит, и я хотел бы оставить его здесь еще на несколько часов. Утром он сможет пойти домой.
– Спасибо, доктор. Могу я его увидеть?
– Да, конечно. С ним медсестра. Прошу прощения, – сказал доктор, после чего поспешил удалиться.
– Конрад, Гунтрам сейчас спит, почему бы тебе не выпить кофе и не съесть что-нибудь? Я побуду с ним, – очень мягко сказал Фридрих, положив руку на плечо своего ученика.
– Я не понимаю, Фридрих. Сегодня утром он был в порядке, счастлив, не считая простуды, которая, как сказал мне Вагеманн, не опасна!
– Простуда не имеет ничего общего с тем, что произошло.
– Разве он не лечился от нее чем-то? В этих лекарствах содержатся вещества, которые заставляют чувствовать себя активным, когда ты должен быть в постели.
– Конрад, никаких противопоказаний к этим таблеткам нет. Я тоже шокирован. Он рисовал для детей, а в следующий миг попросил извиниться за него и вернуться домой. Он сказал мне, что у него очень кружится голова и что, возможно, макаруны были не в порядке, но врач считает, что это не могло спровоцировать такую реакцию. По словам Адольфа цу Лёвенштайна, он съел еще сендвич с лососем в начале мероприятия. Он не пил алкоголь, только чай с медом, который Сесилия Риганти послала ему. Помню, Клаудия цу Лёвенштайн попросила меня отнести его, потому что боялась разбить чашку.
– Сесилия Риганти? Любовница Фердинанда?
– Я не сую свой нос в жизнь других людей, Конрад, – отчеканил Фридрих. – Гунтрам сделал только глоток, потому что там был мед, а он ненавидит его. Я пытался заставить его съесть немного от боли в горле, но он хуже, чем ребенок. Вообще его не выносит!
– Оставайся с Гунтрамом, Фридрих. Я должен поговорить с Гораном, – сказал Конрад и покинул комнату в частном больничном сьюте, в котором разместили юношу.
*
Горан … Да, его состояние стабильно, он в порядке. Его выпишут завтра. Мне нужно, чтобы ты кое-что расследовал. Незаметно. Сесилия Риганти передала Гунтраму чай через одну из дочерей Лёвенштайнов … Конечно, ребенок здесь ни при чем! Ей шесть или семь лет! Ее собственный отец отвез Гунтрама в больницу! Я не понимаю, почему она передала чай через ребенка, если предложила принести его самостоятельно … Точно, не привлекай Фердинанда. Возможно, он обозлен тем инцидентом и использовал ее, чтобы избавиться от Гунтрама … Если что-то было, оно должно обнаружиться в крови или моче.
*
Доктор ван Хорн не мог поверить в результаты тестов: неизвестный амфетамин из 3-метоксигруппы? О чем, черт возьми, думал мальчик? Разве он не знал, что это опасно даже для обычного человека! Эта молодежь невозможна! Даже малой дозы, обнаруженной в его моче, достаточно, чтобы спровоцировать острый приступ гипертензии, нечто смертельное для него.
Он ненавидел, когда пациент так явно не подчинялся предписаниям, и герцог выслушает все, что он должен был сказать. В ярости он прошел по коридорам с бумагами в руке, чтобы обнаружить мужчину в комнате мальчика: он наблюдал, как тот спит. На секунду ему стало жалко человека, так влюбленного в глупого наркомана, такого же, как и его племянник, менее недели назад побывавший в клинике почти с передозировкой. Мальчишки, должно быть, делились таблетками.
– Могу я поговорить с вами? В частном порядке, – проворчал доктор, увеличивая скорость подачи раствора в капельнице, и проследовал в гостиную комнату с Конрадом позади, тихо закрывшим дверь.
– Вы выяснили, в чем проблема?
– Если у вас сердечное заболевание, вы не должны употреблять наркотики. Это базовое знание! – ван Хорн не мог сдержать свое разочарование. – Это самая глупая вещь, которую я видел в своей жизни! Прочтите результаты сами! – сказал он, протянув бумагу абсолютно подавленному Конраду.
– Это амфетамин, как «скорость»?
– Да, его следы. Очень небольшая доза, почти незаметная, но в его случае принимать меньше не выход!
– Я убежден, что Гунтрам ничего не принимал.
– У вашего племянника была обнаружена большая доза метоксатамина! Это вещество из той же группы, но не такое же. Структура похожа, но, по словам нашего биохимика, оно отличается от всего, что он видел раньше.
– Когда вы взяли образцы?
– Сразу после того, как он попал в больницу.
– Но здесь написано «следы», а не доза, как было бы, если бы он был в середине трипа.
– Сэр, как я понимаю, можно получить сто доз всего из одного грамма этого вещества. Этого точно не делают в аптеке, и кто знает, какой был задействован прекурсор! Слышал, что они используют промывочную жидкость и воду! Или парфюм!
– В какой форме оно производится?
– По словам биохимика, это порошок, который можно есть, курить или вводить внутривенно в случае действительно больших доз.
– Что произойдет, если растворить это вещество в кипящей воде?
– Никогда не слышал о том, чтобы эти вещества добавляли в горячую воду. Очень редко их смешивают с водой комнатной температуры, но, хотя они высокорастворимы в воде, кристаллы ложатся на дно стакана. Очень неприятный вкус и ужасный запах, как средство для снятия лака или растворитель краски. Я знаю, что те, кто хочет более чистый сорт «скорости», кладут порошок в ацетон, нагревают и добавляют спирт, чтобы растворить его. Они фильтруют его несколько раз и всегда хранят жидкости в холодильнике, чтобы позволить кристаллам формироваться. Теоретически горячая вода должна снижать эффект, потому что она сжигает его. Амфетамины – это медицинские препараты! Более 35 °C разрушит их!
– Сколько нужно времени, чтобы они дали эффект?
– Зависит от способа приема: если нюхать – 1–2 минуты, как таблетку – 30–40 минут, как и любые другие лекарства.
– Что, если бы Гунтрам употребил их с чаем?
– Таких дураков не бывает! Вода кипит при 100 °C! Температура заварки чая варьируется от 70 до 95 °C, я знаю это, потому что моя жена – фанат подобных вещей. Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы лекарства принимали с горячими жидкостями? Никогда! Это основа!
– Последнее, что употреблял Гунтрам, – горячий чай, и больше ничего. Мой дворецкий все время находился рядом с ним, ван Хорн. Должно быть, это вещество было в чае.
– Это может объяснить, почему нашли только следы вещества и почему оно вызвало лишь резкое повышение артериального давления, тогда как полная доза убила бы его мгновенно. Но зачем он положил его в чай? Обычно такие вещи употребляют с соками!
– Возможно, он не знал, что оно было там. Он пожаловался на вкус и не стал больше пить, – размышлял Конрад, все более и более убеждаясь в том, что это скорее отравление, чем попытки Гунтрама развлечься наркотиками. – Он поправится?
– Да, конечно. Наркотики будут выведены из его тела в течение 24–48 часов. Основной эффект закончился. Завтра он будет чувствовать себя очень плохо, но, к счастью, никакого дополнительного урона его исходному состоянию не нанесено. Я хочу увеличить его прием лекарств в течение месяца, просто из соображений безопасности. Он должен много отдыхать и меньше двигаться, – доктор почувствовал, как негодование растаяло, и его охватило растущее чувство вины за то, что он поверил, что мальчик сидит на наркотиках. «Как я мог быть таким идиотом? Он же словно мышонок».
– Еще кое-что, доктор. Я бы предпочел, чтобы мы оставили при себе эти лабораторные результаты. Это лишь заставит Гунтрама переживать еще больше. У него был просто острый приступ повышенного давления.
– Что, если подобное повторится? Мы должны позвонить в полицию. Это почти убийство.
– Полиция только заставит его нервничать. Мы расследуем это, и я буду признателен за ваше сотрудничество и благоразумие.
– Конечно, мой Грифон. Я сообщу доктору Вагеманну.
*
Гунтрам проснулся, чувствуя себя слабым, как побитый котенок, все его тело болело. «Самое ужасное похмелье из всех». Повернув голову вправо, он увидел капельницу, прикрепленную к его руке, и, в нескольких метрах от нее, Конрада, крепко спящего на диване. «Он выглядит так мило с растрепанными волосами и развязанным галстуком. Надеюсь, он не переживал из-за меня». Гунтрам повернулся на бок, чтобы получить лучший обзор, и тихий скрип разбудил Конрада.
– Привет, котенок, – он встал, потянул затекшие мышцы шеи и подошел к кровати, осторожно целуя мальчика. – Как ты себя чувствуешь?
– Не знаю. Клянусь, я был на церковном празднике, а не на дискотеке в Марбелье.
– Тсс, не волнуйся, у доктора все под контролем, любовь моя. Через несколько дней тебе станет лучше, и я планирую остаться с тобой дома на праздники.
– Что случилось? Я помню, что почувствовал себя очень больным, а потом больше ничего. Дело в макарунах?
– Нет, Maus, ты можешь есть их, в разумных пределах, конечно. Это был просто приступ повышенного давления. Возможно, сказались волнение и стресс последних недель. Тебе нужно только отдыхать. Я позову медсестру. Она должна взять еще несколько образцов крови и принести тебе завтрак.
– Это было бы чудесно. Я проголодался. Странно.
– Наверное, из-за сахара, который ты съел, сколько этих сахарных бомбочек? – пошутил Конрад.
– Я перестал считать после второй.
– Сладости без ограничений едят дети, Гунтрам.
– Кто-то посадил меня за детский стол. В Риме поступай, как римлянин.
– Не переутомляйся. Я позову твою медсестру, она очень властная, поэтому будь с ней послушным.
– Ты наконец-то нашел себе ровню, Конрад?
– Почти. Если бы у нее был банк, я бы очень обеспокоился.
Гунтрам рассмеялся над его кислым выражением лица, думая, какой же он милый. Пришлось подавить вздох, когда он получил лишь поцелуй в лоб, и Конрад вышел из комнаты.
*
Вопреки ожиданиям Горана, любовница Фердинанда была готова помочь, полагая, что Гунтрам перенес приступ аллергии. Она была опечалена случившимся и сказала, что уверена в том, что сделала чашку черного чая, потому что «обычно выбирают его». Горан был убежден, что она говорит правду, потому что не нашел никаких несоответствий в ее рассказе. Что действительно беспокоило его, так это то, что Гертруда фон Линторфф отослала ее поговорить с женой Вайссманна, хотя они заплатили свою долю Ордену и добавили еще чуть позже.
