Текст книги "В логове льва (ЛП)"
Автор книги: Tionne Rogers
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
– Следующий окажется у тебя в сердце, а Милана или Ратко здесь нет, чтобы держать тебя за руку.
– Скотина! – взревел он, но передумал атаковать меня, когда я взял второй нож.
– Ты пачкаешь пол, иди в ванную, с меня довольно вас двоих, – я взял пальто и вышел из дома, все еще с ключами в кармане. Мари Амели крикнула мне кое-что, но это не стоит записывать. Чего она ожидала? Она провоцирует бой между двумя мужчинами и думает, что они будут обмениваться оскорблениями или царапать друг другу лица? Я не высокий или супер-альфа-самец, как все мужчины здесь, но и не неженка!
Я направился домой быстрым шагом, взбешенный, нервный и с сокрушительно грохочущим сердцем. Я был вынужден остановиться, чтобы меня вырвало на обочине дороги. Плохой знак. Я сел на один из стволов, потому что чувствовал себя дурно из-за холода, снега и предыдущей стычки. Хватит с меня. В следующий раз я буду держаться на расстоянии от этих двоих, и, если она залетит от него, это не моя проблема. Ее отец должен быть более осторожным! Мне двадцать три, а не сорок!
Черная «Ауди» скрипнула шинами рядом со мной, внутри оказался мой любимый викинг, Хайндрик, по-королевски разгневанный на меня.
– Забирайся в чертову машину, Гунтрам! Ты хочешь замерзнуть до смерти? – проорал он. Перебор для знаменитой шведской отчужденности. – Ты должен был позвонить мне, как только эти двое появились и вышвырнули тебя!
– Как ты узнал?
– Во-первых, ты вышел во время снегопада, не сказав мне, и теперь ты посреди бури? Хочешь, чтобы у меня случился сердечный приступ?
– Я только что вышел!
– О чем ты думал? Ты чуть не убил маленького имбецила!
– Откуда ты знаешь?
– Видео, мальчик! Как мои люди перешли от просмотра Playboy TV к «Убить Билла»? Ты с ума сошел?
– Он это начал; не можешь терпеть жар – держись подальше от кухни!
– Когда ты научился защищаться?
– Мне жаль, Хайндрик, если твоя работа была поставлена под угрозу.
– Не в этом дело! Ты мог убить его!
– А он меня разве нет? Должен ли я напомнить тебе, что он тыкал в меня лезвием и даже угрожал мне им? Нет! Как глупо с моей стороны! Я должен был упасть на колени и реветь, как маленькая девочка, потому что я глупый мальчишка, которого ваш босс трахает каждую ночь!
– Не повышай на меня голос! То, что он сделал, было ошибкой! Что, если бы ты промахнулся? У него кровь из носа!
– Не промахнулся бы. Тоже хочешь попробовать?
– Где ты, черт возьми, научился этому?
– У Юрия Римского, моего бывшего телохранителя, и у Масаева тоже. Бывший КГБ и бывшая французская армия. Я могу разоружить одного из вас, если нужно. Это израильский метод. Меня тошнит от их постоянных шуток и обзывательств типа «неженка» или еще хуже.
– Да, мы слышали, но ты не должен был этого делать! Что, если бы ты навредил ему? Он сын Альберта фон Линторффа!
– Что, если бы он ранил меня? Думаешь, у меня есть шансы в драке с моим сердечным заболеванием и комплекцией? Он 1,85 ростом, а я 1,73! Он проходит боевую подготовку у Горана! Ах да, я забыл, он богат и может быть отродьем, трахать четырнадцатилетних девочек и топтать всех, кто ниже его!
– Все не так! То, что ты сделал, было глупо и опасно!
– Хорошо, в следующий раз я застрелю кого-нибудь, – ответил я и вынужден был вытащить свои таблетки, потому что из-за криков мне стало хуже и боль усилилась.
– Ты не смог бы получить оружие ни от кого из нас! – сказал он с большой долей самоуверенности. Что ж, пора испробовать методы наших аргентинских карманников. Я выучил несколько приемов у детей в школе. Он припарковал машину, и Милан подбежал к нам вместе с Ратко и еще четырьмя телохранителями на буксире, почти неспособными контролировать свой смех.
– Нам остановить двух других, мистер Хольгерсен? Там бардак, – спросил Хартик.
– Конечно! Отправляйтесь туда!
– Жаль, еще несколько минут, и мы получили бы победителя этого года в номинации «Фильм для взрослых», – фыркнул Милан. – Я определенно купил бы его! Где ты научился так бить? Прямо в центр! Почти мой стиль, – с гордостью сказал он.
– Подожди, пока мы расскажем Горану, – с огромным удовлетворением добавил Ратко. Наверное, я никогда не видел его таким счастливым.
– Пожалуйста, у меня снова будут проблемы с герцогом, – произнес я, понимая, в какое дерьмо вляпался.
– Уже не такой дерзкий, а? – Хайндрик ухмыльнулся. – Он даже заявил, что может разоружить нас! – фыркнул он.
– Ты ничего не потерял, Хайндрик? Что-то большее, чем твой рот? – спросил я тоном невинной овечки, доставая его «Глок» (австрийский пистолет. – Прим. пер.) из своей куртки и протягивая ему. Все побледнели.
– Дай сюда, прежде чем навредишь себе, маленькое ничтожество! – крикнул Хайндрик, двинувшись на меня, и я понял, что настал момент, когда нужно провести черту для всех этих людей.
– Назад, или я выстрелю.
Он атаковал, и я выстрелил в один из фонарных столбов в направлении к замку – я не стал бы делать это в сторону места, полного людей. Сербы присвистнули в унисон, когда на расстоянии около двадцати пяти метров лопнула лампочка. Хайндрик остановился, когда я прицелился, на этот раз в его голову. Я без затруднения вытащил обойму и бросил ему оружие, а затем и остальное.
– Я бы не промазал, Хайндрик. Первое место в соревнованиях по стрельбе четыре года подряд. Вышел в отставку в восемнадцать лет, потому что мне пришлось работать. Мои медали все еще в России.
– Не хочешь пойти с нами на охоту? – спросил Милан.
– Не смогу выстрелить в животное, – ответил я.
– Видишь, Хайндрик? Ты и Strolch (Плут, Негодник (нем.)) никогда не были в опасности! – хохотнул серьезный Ратко. – Иди в дом, прежде чем убьешь одного из этих ничтожеств, хотя они того заслуживают.
Я кивнул и вошел внутрь, чтобы получить нагоняй от Фридриха за то, что шел под снегопадом. Он сказал, что я посинел от холода, и отправил меня в постель… Да, с горячим чаем и яблочным пирогом. Он ничего не сказал о стрельбе или драке с Армином, но я уверен, что он об этом знает. Я пошел в нашу спальню, и, честно говоря, мне было все равно, станет ли Конрад кричать на меня. Меня тошнит от них всех! Раньше они игнорировали меня, но с тех пор как я с ним, некоторые из них хихикают или презирают меня. Не сербы или Алексей, конечно, но Хайндрик и все его парни.
Я принял горячий душ, все еще чувствуя себя очень замерзшим и нездоровым, переоделся в пижаму. Выпив чай, оставленный Фридрихом, я почувствовал себя немного лучше. Вернувшись, чтобы забрать поднос, он вошел в спальню проверить, тепло ли мне.
– Насчет сегодня… – начал я, но он не дал мне договорить.
– Иногда человек вынужден делать то, что не в его природе, чтобы защитить себя. Сегодня эти люди выучили ценный урок: не судите книгу по ее обложке. Но не повторяй такого больше, потому что это не путь Господа нашего Иисуса Христа.
*
Никогда в жизни Константин Репин не был настолько взбешен, как когда Обломов сказал ему, что Линторфф отказался вернуть Гунтрама. «Этого следовало ожидать, – сказал ему Лакруа. – Линторфф не откажется от Гунтрама. Я навел справки, и юноша – это все, чего он всегда хотел. Это больше, чем физическое совпадение. Мы должны убедить Гунтрама оставить Линторффа. Если он придет на встречу, не колеблясь скажите ему правду. Он будет потрясен и уйдет с вами».
Обломов возвратился без мальчика, а Линторфф забрал деньги, но вернул проценты, показывая, что готов сражаться за Гунтрама. Оправдание было следующим: Гунтрам занят своей выставкой в Берлине, простудился и готовится к экзаменам в Лондоне. Он хотел убить Линторффа голыми руками!
– Не волнуйтесь, мистер Репин, Гунтрам хочет встретиться со своей семьей. Он написал мне в ноябре и указал студию в качестве своего контактного адреса. Очевидно, он ничего не сказал Линторффу обо мне и хочет сохранить это в тайне. Я знаю, что он отдал ему драгоценности, но оставил картину и плюшевого мишку. Он достаточно умен, чтобы отдать то, что кажется самым ценным, чтобы герцог не знал о наших контактах, – Лакруа пытался успокоить русского по телефону, после того как тот сорвался на него.
– Что было в письме?
– Ничего. Просто официальное письмо с вопросом, знаю ли я что-нибудь о его отце.
– Вы ответили на него?
– Еще нет. Я хочу посмотреть, как будут развиваться отношения между вами и Линторффом 16-го. Если он откажется, у нас есть еще одно направление, чтобы проникнуть в его защиту. Слышал, что журналисты из The Independent Times планировали поговорить с Гунтрамом во время той благотворительной акции, которую Фонд Линторффа проводит для своих сотрудников и волонтеров. Так или иначе, была приглашена журналистка Линда Харрис.
– Не будет ли это опасно для Гунтрама?
– Не думаю. Их послала Марианна фон Лихтенштайн, мать Линторффа. Они по-настоящему страстно ненавидят друг друга. Заприте их в одной комнате, и Хиросима не сравнится с их столкновением. Она работает вместе с Роже де Лилем и этими активистами. Опасная и глупая стратегия, поскольку они не профессионалы и считают, что Линторффа сможет остановить огромный скандал.
– Наверное, они получат пулю в голову, когда он устанет от их криков, – усмехнулся Репин.
– Да, я видел их в Лондоне. Линторффу было непросто, но это не помешало ему делать то, что он хотел.
– Единственный способ уничтожить Линторффа или Орден – атаковать его на личном фланге. Раньше это не работало, потому что инструмент действовал неохотно, но на этот раз Гунтрам хорошо справится со своей работой. Потеряв его, Линторфф будет опустошен, и вы позволите мне работать в одиночку.
– При всем моем уважении, вам не с чем идти против него.
– Деньги – не единственная движущая сила в этом мире, мистер Репин.
И вот он здесь, сидит за большим столом рядом с Иваном, ожидая Линторффа. И немец опаздывал. Дега на противоположной стене был хорош, но как-то неуместен в серьезно обставленной комнате.
– Прошу прощения за задержку, Константин. Мы вынуждены были ехать в объезд. Несколько людей устроили демонстрацию перед DAX, – раздраженно сказал Конрад, продвигаясь к середине комнаты, прямо во главу стола; за ним шли Фердинанд и Горан, мрачный и ворчливый, как всегда.
– Я думал, что точность – это вежливость королей.
– Я не более чем герцог. Мы никогда не были Избирателями, – Конрад издевался над яростью Константина.
– Говоря о королевских семьях, в этой комнате не хватает одного виконта.
– Виконта? А, ты имеешь в виду Гунтрама. Нет, он не будет сопровождать нас сегодня. Он очень устал после полета в Лондон на экзамены. Все они блистательно сданы, но скоро ты сам получишь его оценки. Он сможет начать третий год следующей весной.
– Ты прекрасно осведомлен о моих условиях.
– Условиях? Да, сегодня утром адвокаты закончили работу. Они работали без остановок, с тех пор как Обломов посетил нас, но все готово, – сказал Конрад и один раз нажал кнопку.
Не успел Репин взорваться, как три молодые секретарши внесли в комнату несколько папок и молча оставили их на столе.
– Спасибо, Луиза, – герцог подождал, пока женщины покинут комнату, прежде чем снова заговорить. – Все здесь, Константин, не стоило проделывать весь этот путь из Санкт-Петербурга.
Константин лишь бросил взгляд на папки перед собой.
– Ты принимаешь меня за дурака, Линторфф?
– Это все гарантии, которые ты предоставил по займу. Ничего больше. Мы не взимали с вас штраф за возврат капитала заранее.
Константин потерял терпение впервые за долгое время, ударив кулаком по столу.
– Верни мне Гунтрама!
– Фердинанд, напомни, есть ли у нас документы, подтверждающие, что мы забрали человека в качестве гарантии?
– Нет, мой герцог. Это против всех правил, сир. Рабство было полностью отменено в 1895 году. Думаю, что Россия была последней страной, отменившей крепостное право, пытаясь выглядеть немного современнее, – ответил Фердинанд.
– Поэтому наше дело завершено, г-н Репин, если вы не предпочтете обсудить некоторые дополнительные инвестиции в вашем регионе.
– Ты понятия не имеешь, что навлек на свою голову, Линторфф!
– Гунтрам выразил желание остаться со своими людьми, и ему была предоставлена должность в Ордене. Теперь он один из нас, – прорычал Горан. – Найди себе другого мальчика, потому что этот больше не доступен.
– Запомни свои слова, Павичевич.
– Тебя это тоже касается, русский. Я уже однажды навестил твою семью.
Обломов посмотрел на фон Кляйста, надеясь, что тот, как всегда, прекратит конфронтацию, но немец оставался равнодушным.
– Нет нужды впадать в крайности, джентльмены. Я уверен, что мы сможем найти решение, устраивающее всех нас.
– Я согласен на переговоры с тобой, Иван Иванович, – сказал герцог. – Понимаю, что это тяжелый удар для тебя, Константин, но такое случается, и мы должны научиться жить с этим. Однажды я был на твоем месте и отдал бы все, чтобы кое-кто был достаточно честен, чтобы сказать мне правду в лицо с самого начала.
– Ты запудрил ему мозги! Сбил его с толку! – выкрикнул Константин.
– Я? Кто лишил его важнейших для его состояния лекарств? Его врач или ты? Почему он пытался убить себя? Потому что он так сильно любил тебя, что не мог жить без тебя?
– Гунтрам был в полном порядке, пока ты его не забрал! Он был шокирован полученным горьким опытом. Он не понимал, что творит!
– Нет, конечно нет. Он разбил зеркало кулаками и порезал запястья среди ночи, изо всех сил стараясь, чтобы его не услышал твой человек, – презрительно усмехнулся Конрад. – С тех пор как он живет в Цюрихе, его здоровье значительно улучшилось. Мой собственный врач сказал мне, что не даст ему больше года! У него были панические атаки, аритмия, задержка жидкости и неслыханное для его болезни высокое кровяное давление! Если ты заберешь его, он умрет в течение нескольких месяцев! Этого ты хочешь? Купить ему хорошую могилу и навещать его там?
– Гунтрам пережил тяжелое испытание и медленно поправлялся! Он был в коме в течение двух недель, и врачи не давали ему надежды! Я был рядом с ним в худшие времена, и он вернулся ко мне! Он был счастлив с моими детьми!
– С твоими детьми, а не с тобой! Он ненавидел твой бизнес и твою ложь! О чем ты думал? Что сможешь спрятать такую змею, как Ольга Федоровна? Я всегда был обходителен с ним, даже если это шло против моих интересов, и он меня любит за это.
– Ты? Обходителен? Ты бредишь или просто величайший лжец, которого я когда-либо встречал? Тебя предупредили, Линторфф. Верни мне Гунтрама, и я буду заботиться о нем намного лучше, чем ты! У тебя есть время до 7 января! – взревел Константин и вихрем вылетел из комнаты.
Обломов вздохнул и покорно собрал папки. «В конце концов, Троянская война началась по похожей причине».
– Фердинанд, поговори с герцогом, а я сделаю то же самое с Константином. Возможно, мы сможем остановить это кровопролитие.
– Иван Иванович, отдать Гунтрама твоему боссу не вариант. В ту минуту, когда мы предадим одного из наших людей, причина нашего существования умрет, – медленно произнес Фердинанд. – Так было в прошлом, и это наш путь. Честь и Долг прежде всего.
*
Дневник Гунтрама де Лиля
16 декабря (продолжение)
Я допил свой чай, и Фридрих убрал вещи, велев мне немного поспать, пока не вернется герцог. Я заснул почти на месте, потому что напряжение спало. Я чувствовал себя очень больным и уставшим. Думаю, было больше восьми, когда Конрад разбудил меня поцелуем и спросил, как я себя чувствую. Я был абсолютно ошеломлен. Он должен был наорать на меня за то, что я напал на его драгоценного племянника!
– Я в порядке, Конрад. Насчет сегодня, я могу все объяснить, и мне жаль, что я был таким грубым.
– Все в порядке, Гунтрам. Я просто удивлен, что ты так хорош в этом, но ты должен мне лампочку для сада. Можешь заплатить за нее сейчас. – Он улыбался, пока говорил. – Хайндрик очень впечатлен, ведь никто раньше не крал его оружие. Горан хочет знать, как ты это сделал.
– Если ты можешь украсть кошелек, ты можешь проделать это и с оружием. Юрий, мой бывший телохранитель, который спас мне жизнь, научил меня крав-мага. Армину не следовало идти против меня с ножом.
– Мне стоит быть осторожным с тобой. Кто знает, что ты можешь сделать со мной.
– Ничего, ты правда знаешь, как бить. Я видел, как ты тренировался с Гораном. Не смогу противостоять ни одному из вас.
– Четырехкратный региональный чемпион в своей категории?
– Мне повезло.
– Скажи-ка мне, почему ты все еще боишься Репина?
– Потому что он непредсказуем. Тот, что заботился обо мне, мог ударить меня без предупреждения, и он знал, как сделать это, не оставляя следов. Константин тоже был жестоким, он никогда не бил меня, но по-своему ужасал, потому что мог причинить кому-то боль, только чтобы добиться своего. Он всегда знал, что сказать мне, чтобы подчинить своей воле. Он превратил меня в ребенка, и не сравнивай твоих людей с его – те преступники. Им нравится причинять боль или унижать людей.
– Как думаешь, ты сможешь спуститься вниз и поговорить с Фердинандом и мной? – спросил он очень мягко. – Ужин будет позже. Так долго находиться на холоде, так много идти пешком и перенести столько волнений вредно для твоего здоровья.
– Ты должен быть зол на меня. Я рисковал жизнью Армина.
– Если ты достал оружие, Гунтрам, будь готов к тому, что твой противник сделает то же самое. Он должен быть рад, что ты так спокоен насчет произошедшего. Если бы он совершил что-то настолько глупое в отношении любого из людей Репина…
– Он был бы мертв менее чем за секунду, – прошептал я. – Знаю. Я видел такое однажды в Санкт-Петербурге. Новый мальчик надерзил Ульянову, и тот просто ударил его ножом в шею. Масаев немедленно увел меня, но я буду помнить это всю оставшуюся жизнь. Мы просто шли в зимний сад, а они там спорили, и Ульянов убил его за секунду, – рассказал я ему.
– Он неоднократно неуважительно относился к тебе. Я всегда удивлялся, почему ты никогда не жаловался мне, но вижу, что ты можешь очень хорошо за себя постоять.
– Я не леди!
– Никогда не считал тебя одной из них, но ты болен и не должен подвергаться стрессам. Армин знает об этом, но преднамеренно спровоцировал тебя и заставил выйти на улицу. Я очень зол на него и на Мари Амели!
– Они всего лишь два подростка, у которых больше гормонов, чем мозгов, Конрад. Оставь их, – пожал я плечами.
– Ошибаешься. Я знаю их лучше тебя, и она не имела права говорить то, что сказала тебе. Одевайся и присоединяйся к нам в библиотеке.
Я сделал, как мне было сказано. Фердинанд уже сидел там, и Конрад выглядел, как вулкан за секунду до извержения. Совсем не хорошо. Меня попросили сесть рядом с Конрадом.
– Я хотел бы извиниться за мою грубость по отношению к вашей дочери, мистер фон Кляйст.
– Нет, Гунтрам. Я смотрел записи вместе с нашим Hochmeister и составил свое мнение о ее поведении. Она сознательно оскорбляла Консорта несколько раз в течение дня и в прошлом, согласно отчетам, и сегодня дважды угрожала твоему здоровью. Я поддерживаю решение нашего Hochmeister. Она оказалась недостойной нас.
– Мистер фон Кляйст, мы все сегодня наговорили глупостей, и я был худшим из всех. Завтра я извинюсь перед вашей дочерью, если позволите.
– В этом нет необходимости, Консорт. Оскорбление члена Совета является серьезным преступлением, даже если ты не принимаешь участия в наших встречах. Она хорошо это знает. Благодарю тебя, что ты никогда не жаловался на ее поведение нашему Hochmeister.
– Не понимаю, – пробормотал я.
– Она оскорбила меня своими вульгарными замечаниями, – сказал Конрад, – а такого я не позволяю. Она исключена из нашего Ордена. Она может оставаться под опекой своей семьи, но не станет частью наших компаний. Я вычеркнул ее имя из своего завещания и отменил всю финансовую поддержку, которую оказывал ей.
– Но, Конрад, ты…
– Я хотел бы принести свои глубочайшие извинения в адрес Консорта и попросить его о милости, – серьезно сказал Фердинанд, и я уставился на него.
– Мистер фон Кляйст, вы и ваши сыновья всегда были очень добры ко мне. Мне бы не хотелось, чтобы сегодняшний инцидент повредил вашей семье, – возможно, это смягчит Василиска.
– Хорошо, Консорт даровал свое прощение вашему роду и отказался от любых претензий к вам. Вы должны быть благодарны, фон Кляйст, – сказал Конрад. – Вы можете сохранить свои почести, но Мари Амели фон Кляйст удалена из наших записей.
Я хотел пожаловаться на его решение и сказать ему, что оно несоизмеримо с несколькими идиотскими замечаниями и выпроваживанием меня наружу, но острый взгляд Конрада дал мне понять, что сейчас не время оспаривать Hochmeister, или Грифона.
– Спасибо, мой Грифон, – сказал Фердинанд и встал на колени перед Конрадом, чтобы поцеловать его руку в знак подчинения. Я оцепенел. – Моя жизнь принадлежит тебе, Консорт. Ты дал моим сыновьям возможность расти в Ордене, – произнес он и поцеловал кольцо, которое я ношу.
– Фердинанд, не утомляй Гунтрама.
– Да, Конрад.
– Могу я удалиться, сэр? – спросил я, чувствуя себя очень слабым.
– Если ты все еще в порядке, я хотел бы обсудить ситуацию с Армином фон Линторффом, Гунтрам, – сказал Конрад. – Его отец прибудет через три часа, и, хотя у меня уже есть свое мнение, мы хотели бы услышать твою сторону.
– Конрад, мы оба вели себя как глупые дети. Считайте это школьной дракой подростков. Мы поговорим и решим все между собой. Ничего более, и это не связано с Орденом.
– В тот момент, когда следующий Грифон атакует Консорта ножом, не говоря уже о его оскорблениях в адрес твоей персоны, это становится делом Совета, Гунтрам, – произнес Фердинанд.
– Твой джемпер продырявлен, – заметил Конрад.
– Я метнул в него нож! Я вообще не подумал! Что, если бы я промазал? Что, если бы я навредил ему? Я так же виноват, как и он!
– Он начал драку, а моя дочь его подстрекала. Это ясно. Мы видели весь отснятый материал. Ты не сделал ничего плохого, был отправлен на холод в разгар бури – хотя твои проблемы с сердцем хорошо известны – и тебе угрожали оружием. Ты только защищался, – очень спокойно сказал Фердинанд.
– После того, как я сломал ему нос!
– После того, как он физически атаковал тебя! – прорычал Конрад, и я осознал, что мы идем по очень тонкому для Армина льду.
– Пожалуйста, Конрад, не сердись. Это не поможет решить проблему. Как сказал Фердинанд, я вообще не жаловался Совету, поэтому вы не имеете права вмешиваться в наши дела. Мы оба должны быть наказаны. Он не учел последствий своих действий, а я не оценил свои риски.
– Мы уверены, что не хотим увидеть его в Совете через несколько лет, Конрад? – спросил Фердинанд, и я удивленно уставился на него.
– Нет! Там нет ничего для Гунтрама! Он будет управлять Фондом, если ему позволит здоровье!
– Пожалуйста, Конрад. Я не оправдываю Армина, но позволь нам поговорить и дать друг другу второй шанс. Мы решим наши разногласия цивилизованным образом.
– Его отец может забирать его домой! Не вижу пользы от испорченного ребенка в моем доме!
– Но чья это вина? Его или ваша? – парировал я. Фердинанд удивленно посмотрел на меня, но я продолжил: – Согласен с тобой, он испорченный ребенок, но разве ты или кто-то из твоих родственников сделал хоть что-нибудь, чтобы исправить это? Вы ожидали, что он волшебным образом изменится, если вы предоставите ему все? Если он не проявляет сострадание или сочувствие к своим братьям, это его вина или ваша? Вы когда-нибудь заставляли его работать? Меня воспитывали в среде, очень похожей на его, но я должен был бороться за каждую мелочь. Я берег коробку с карандашами, потому что мог позволить себе ее лишь один раз в год. Приходил на работу вовремя, иначе меня бы уволили, а нужно было платить за аренду и покупать еду. Помогал отцу Патрисио, потому что ни один из богатых людей, подобных вам, не станет пачкать свои итальянские дизайнерские туфли в грязи. Ты спрашивал меня, почему я не сержусь на отца за то, что он не отдал мне все деньги, которые лежали в том сейфе, и вынудил меня работать с восемнадцати лет. В каком-то смысле я благодарен ему, потому что трудности помогали мне становиться лучше.
– Я пытался исправить это!
– Как? Крича на него? Раздавая пощечины? Заставляя страдать под руководством доктора Делера? Это бесполезно, потому что в конце концов ответственность за его действия ложится на тебя, а не на него. Он как ребенок в закрытом учебном заведении, просто более сложном! Говоришь, что он должен научиться подчиняться, чтобы командовать, – ну так это неправильно! Чтобы командовать, он должен научиться быть ответственным! Как ты! – я повысил голос и был вынужден прислониться к стулу, потому что от возбуждения у меня закружлась голова.
– Ты все еще сомневаешься относительно его ценности как Консорта, Фердинанд?
– Уже нет, Конрад. Он в точности как его отец, но менее властный. Настоящий Dachs. Лёвенштайн тоже был прав, – усмехнулся Фердинанд, но я не понял его.
– Твои доводы будут приняты во внимание, Гунтрам. Идем ужинать, пока не приехал Альберт, – сказал Конрад, и я подумал, что попал в другое место, потому что они переключили свое настроение так быстро, что это недоступно для понимания. Теперь они беспокоились только об ужине!
Мы ужинали, Конрад и Фердинанд говорили только о бизнесе, а я отстранился. Они пили кофе в гостиной, и я должен был сидеть там, рисовать и быть тихим, как мышонок, потому что они были заняты своими делами. В одиннадцать прибыл очень бледный Альберт, и мне захотелось умереть от стыда.
Конрад атаковал своим привычным очаровательным способом:
– А вот и ты, кузен. Назови мне хоть одну вескую причину, чтобы не прикончить тебя.
– Мой Грифон, это было ужасное недоразумение! Мой сын никогда бы не осмелился поднять руку против Гунтрама! У него нет на это причин!
– Нет, он поднял против него оружие. Остается радоваться, что его боевые навыки настолько несовершенны.
– Пожалуйста, Грифон, выслушай меня, я пострадавшая сторона, – сказал я, и Альберт посмотрел на меня с настоящей ненавистью в глазах. – Мы оба подрались из-за ерунды. Дети дерутся, и это часть их воспитания. Они прощают друг друга и забывают об обидах до следующей ссоры. Дайте нам поговорить и решить проблему между собой, и клянусь, что в дальнейшем мы будем вести себя как взрослые.
– Если дети так говорят, – поддержал меня Фердинанд.
– Даю слово, что мы никогда не сделаем ничего подобного, мой Грифон, – пообещал я, и Конрад скользнул по мне холодным и расчетливым взглядом. – У меня будет преимущество, если он снова попробует выкинуть что-то глупое, – я улыбнулся, и это убедило его.
– Я дам твоему старшему сыну второй шанс, если он извинится перед Гунтрамом, Альберт, но не думай, что он не будет наказан за это.
– Мы оба должны быть наказаны, сир, – сказал я мягко.
– Будь уверен, мы поговорим о твоем поведении позже, Гунтрам, – сказал Конрад очень холодно, и я действительно испугался и опустил взгляд. – Консорт упомянул, что все это является результатом неумелых действий родителей, Альберт. Пока я не могу поместить себя в эту категорию, но согласен с мнением Гунтрама по этому вопросу: у Армина нет реального представления о том, что такое ответственность. Он прикидывается серьезным молодым человеком и дурачит всех нас, но его действия никогда не получают настоящего поощрения или порицания. Мы родились посреди богатства и никогда не страдали. Наши наставники сделали все возможное, чтобы научить нас некоторому смирению и сопереживанию, но мы так и не усвоили урок. Как мы можем править, если действительно не знаем, как страдают люди? Как мы можем увольнять кого-то, если никогда не стояли в очереди среди безработных? Разве нам приходилось напрягаться, чтобы растянуть деньги до конца месяца?
– При всем уважении, кузен, мы проходим через гораздо большее, чем обычный человек, – сказал Альберт.
– Да, конечно. Мы, взрослые люди, но как насчет детей? Сколько Армин получает в банке, Фердинанд?
– Обычную зарплату, думаю, 2000 франков.
– Нет, он получает 1456 франков и еще 4000 на свои обычные расходы, – сказал Конрад, и я побледнел. Дерьмо! Столько же на моем счете! – Сколько ты получал в Буэнос-Айресе в долларах?
– Фиксированный доход был немного меньше 1000, но с чаевыми он составлял почти 1400 долларов.
– И ты платил за аренду и все прочее?
– Да, но учеба в университете была бесплатной, не то что здесь.
– Включая медицинские расходы?
– В то время у меня не было медицинских расходов. Если только упаковка аспирина.
– Отлично. Отныне твой сын не получит карманных денег ни от одного члена семьи, Альберт, включая тетю Элизабетту и Каролину. Вы оплачиваете только его учебу. Он сохранит зарплату в банке, и Фердинанд, если Армин когда-нибудь прогуляет работу или опоздает, вычтет это из его зарплаты. Он будет учиться по утрам в университете, а днем в банке – выполнять работу посыльного. Кто-то должен приносить кофе трейдерам. Он далек от того, чтобы стать Грифоном. Армин продолжит жить с нами, но будет платить за содержание. Сколько составляла твоя арендная плата, Гунтрам?
– Около 600 долларов за тридцать пять квадратных метров.
– Каждый месяц он платит Фридриху 800 франков, Альберт. Если нет, он уходит. Через пять лет, если я останусь доволен его работой, он будет рассмотрен как кандидат на правопреемство, но на данный момент он вне игры, так как оказался выродком. Посмотрим, сможет ли он стать ответственным человеком. Он также навсегда исключен из моего завещания.
– Спасибо, Конрад. Мы благодарны тебе, – сказал Альберт, и я не мог в это поверить.
– Армин не заслуживает того, чтобы потерять все, над чем работал! – возразил я.
– Гунтрам, как ты должны был понять по истории своей семьи, физическое нападение на Грифона или любого члена Совета, включая тебя, наказывается полным истреблением всего рода. Это есть в нашем Кодексе, и ты принял его, как и все мы, – сказал Фердинанд, и я с ужасом посмотрел на него.
– Ты предотвратил казнь моего сына и заслужил мою благодарность и уважение, – сказал мне Альберт. – Это наш путь, молодой человек. Все это явно было подстроено другой стороной.
– Клянусь, Альберт, ни я, ни мои мальчики не заинтересованы в правопреемстве. Карл Отто хочет стать генеральным директором одного из хедж-фондов, а Иоганнес – ученый, интересующийся только биопластиками, – сказал Фердинанд. – Возможно, однажды Карл Отто займет мое место, но это решать следующему Грифону.
– Твоя дочь отвергала Армина с тринадцати лет, но как только он был назначен следующим Грифоном, решила, что он хороший вариант? Она спровоцировала драку, и она дала ему наркотики! Чудо, что он не убил Гунтрама со всей этой гадостью внутри! Твой Иоганнес – химик! – выкрикнул Альберт, готовый напасть на Фердинанда.
– Иоганнес в Мюнхене в Институте Макса Планка! Он не имеет к этому никакого отношения! Они с Гунтрамом хорошие друзья, и за последние три месяца у него и Мари Амели не было ни одного звонка или письма друг от друга! Они не ладят!
