Текст книги "В логове льва (ЛП)"
Автор книги: Tionne Rogers
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
========== Глава 24 ==========
– Кажется, я нашел Жака! Вот, на картинке. Это он, плюшевый медведь Ричарда Штайффа (дизайнер, автор модели игрушечного плюшевого медвежонка. – Прим. пер.), модель, созданная в 1902 году, пятьдесят один сантиметр, мохер цвета темного шоколада, примерно 1905 год, предполагаемая цена от 1 000 до 3 000 фунтов стерлингов?.. Продано за 4 348 фунтов (по курсу 1999 года выходит примерно от 148 484 до 190 225 руб. – Прим. пер.)! Кто платит такие деньги за медведя? – озадаченный Гунтрам уставился на страницы каталога «Кристис» «Мишки Тедди» за 1999 год.
– Экземпляр с провенансом (история владения художественным произведением, предметом антиквариата, его происхождение. – Прим. пер.), как у твоего медведя, более ценен. Я рассказывал тебе об услугах нашей страховой компании? Мы специализируемся на подобных коллекционных предметах. Фридрих, с таким благородным происхождением этот медведь потребует использования сервиза со львами (знаменитый мейсенский фарфор, любовно опекаемый Фридрихом. – Прим. пер.). Он уже сидит на высоком стуле в мастерской Гунтрама.
Фридрих предпочел игнорировать это ребяческое подтрунивание; без сомнения, Конрад по неясной причине ревновал к тому вниманию, которое получала старая игрушка. Его воспитанник мог жить с Гунтрамом, забывающим обо всем вокруг во время рисования, но не переносил того, что мальчик держал медведя возле себя или возил его к Остерманну, чтобы спросить, знает ли тот кого-то, кто мог бы рассказать ему хоть что-нибудь об игрушечном медведе, который, как он помнил, принадлежал его бабушке, Сигрид цу Гуттенберг Заксен, и поэтому являлся почти древностью.
– Или, возможно, следует поместить его под стекло, – пробормотал Конрад, расстроенный тем, что его намеренно игнорировали.
– Должно быть, дело в его цвете. Я не помню именно такого темного оттенка, когда был ребенком. Большинство из них были бежевыми или светло-коричневыми, – прокомментировал Фридрих, ставя чайник и пирожные на стол в библиотеке.
– Может быть, он просто грязный, – предположил Конрад и тут же удостоился яростного взгляда Гунтрама.
– Где Луитпольд, мой герцог? – поинтересовался Фридрих, и Конрад сильно покраснел, к удивлению Гунтрама.
– Кто такой Луитпольд? – спросил мальчик, полагая, что услышит об одном из приключений Конрада.
– Никто, – отрезал Конрад и бросил убийственный взгляд на своего учителя.
– Он примерно того же размера, что и Жак, но на сорок лет моложе его и медового цвета, Гунтрам. Его очень любили и таскали по всему дому за ухо. Возможно, нам придется достать его из коробки, – размышлял Фридрих, подавая чай Гунтраму.
– Нет! Оставь все так, как есть. Он хорошо упакован и защищен от моли!
– Да, верно. Я помню, как его Светлость попросил меня отвезти его к Штайффу в Цюрих, чтобы его почистили и упаковали, шесть или семь лет назад. Но я не помню, где находится коробка.
– Не держи меня за дурака, Фридрих! Ты прекрасно знаешь, что коробка Луитпольда находится на второй полке сверху в моей гардеробной! Слева!
– Как глупо с моей стороны, мой герцог, – воскликнул Фридрих, бросив насмешливый взгляд, прежде чем покинуть комнату.
– У тебя действительно есть плюшевый медведь, Конрад?
– Его убрали, когда мне исполнилось десять. Я только попросил, чтобы его отремонтировали, потому что ухо вот-вот оторвалось бы.
– Возможно, нам следовало бы посадить их вместе. Они могли бы стать друзьями.
– На твоем месте я бы спрятал своего медведя, прежде чем появятся дети и доберутся до него. Я не думаю, что он переживет еще одно поколение, особенно если дети унаследуют гены Линторффов.
Гунтраму не осталось ничего другого, кроме как рассмеяться и отбросить эту идею.
Медведь продолжил сидеть на своем стуле, к большой досаде Конрада, но он больше никогда не затрагивал этот вопрос.
Дневник Гунтрама де Лиля
24 ноября
Меня все еще трясет от нервов. Сегодня утром я пошел в студию Остерманна, чтобы помочь упаковать четыре мои картины для выставки в Берлине: Мадонна; группа читающих детей; несколько женщин, вместе с которыми я занимаюсь в студии, копирующие обнаженную модель; портрет Мари Амели фон Кляйст, позволившей мне сделать несколько эскизов с ее лица, но с темно-каштановыми волосами, которые, как я думаю, выглядят намного лучше, чем платиновый блонд. Она часто приходит, так как вместе с Армином изучает банковское дело и финансы. Они оба на втором курсе. Можете ли вы поверить, что я должен сидеть с ними в комнате, где они занимаются, по приказу Конрада? Это ужасно! Я всеми силами стараюсь быть незаметным и занимаюсь своими делами в компании карандашей или акварели, но прекрасно осведомлен о романтических намерениях Армина в ее адрес.
Ужасно ненавижу быть дуэньей (воспитательница девушки или молодой женщины-дворянки, всюду ее сопровождающая и следящая за ее поведением. – Прим. пер.), пятым колесом или как это еще назвать. Не то чтобы Армин собирался наброситься на нее и утащить под дубовый стол. Им по двадцать два или двадцать три года, и держу пари, что она не невинная дева, которую нужно защищать. Конрад бывает таким старомодным! Они всего лишь двоюродные брат и сестра во второй или третьей степени. Гертруда – двоюродная сестра Альберта. Если бы Фердинанд фон Кляйст сказал мне что-то вроде «позаботься о добродетели моей дочери», я бы защищал ее, но ему все равно. Ее матери тоже.
Абсолютно не мои проблемы, если они сбегают по своим делам после учебы или занятий по выходным здесь. Этот проклятый сад-лес занимает шестьдесят гектаров, и мне очень холодно бегать за ними. Думаю, он влюблен в нее с двенадцати лет, и сейчас у него серьезный прорыв.
Назад к истории. Мы упаковывали картины, когда прибыл частный курьер с письмом для меня. «Я тебе не почтовое отделение, мальчик», – сказал милейший Остерманн, пока я открывал письмо, не понимая, кто мог бы его отправить. В основном я общаюсь по электронной почте с друзьями из университета или бывшими одноклассниками. Думаю, все, что я пишу, контролируется людьми Горана, просто из соображений безопасности. В конце концов Конрад оставляет все свои бумаги, blackberry, ноутбук и многое другое на моем столе или в спальне.
Внутри конверта был только лист с инструкциями к банковской ячейке и ключ. Увидев их, я застыл на целую минуту.
Я не знал, что делать, и думал лишь о том, что если он может прислать это, то может и забрать меня.
Я попросил Хайндрика отвезти меня в банк, и он начал жаловаться, но сдался, услышав, что у меня есть письмо от Репина. Он красочно выругался на шведском и доставил меня к кабинету Горана, так как «герцог на встречах, дорогой. Возможно, через два часа я смогу найти дыру в его графике», если верить Монике ван дер Лейден, его секретарю.
– Когда ты это получил? – спросил Горан тоном, заставившим меня похолодеть, глядя на бумагу и ключ, но не касаясь их.
– Час назад. В студии Остерманна.
– И ты прекрасно осведомлен о происхождении и использовании этих вещей, не так ли?
– Да. Репин отдал мне их в Риме и сказал, что кто-то из моей семьи передал их ему вместе с моим медведем.
– Почему ты не сказал нам?
– Не знаю.
– Это неприемлемый ответ, Гунтрам.
– Я думал, что это от моего дяди Роже, а герцог ненавидит его! Я не хотел, чтобы он преследовал его! Когда у меня осталась только коробка с медведем, я подумал, что, может быть, все это мне привиделось после наркотиков, которые мне дали!
– Роже де Лиль – предатель, и ты тоже, раз скрывал эту информацию от нас.
– Я не предатель! Я даже не знаю, от него ли это! С чего бы он отдал их мне, если никогда обо мне не заботился?
– Ты солгал нам. Ты сказал, что медведь был у тебя в Санкт-Петербурге, но на самом деле ты в двенадцать лет отдал его своему адвокату, а тот отправил его «твоему живому родственнику», который, оказывается, находится в союзе с Константином Репиным, информируя его о наших методах. Я не прав, Гунтрам?
– Нет, Горан, ты прав, – прошептал я.
– Я усилю бдительность над тобой, Гунтрам. Это очень серьезно и опасно для тебя. Я поговорю с герцогом. Оставь все здесь и вернись к своему учителю.
– Да, Горан.
– Еще кое-что. Что находится в сейфе?
– Я не знаю. По словам Репина, там должен быть один рисунок Бронзино, очень ценный, от моего отца, несколько золотых слитков, фотографии и ничего больше. Я не смогу вспомнить точно.
– Сейчас же вернись к работе.
Я провел остаток дня в студии, пытаясь рисовать, но это оказалось невозможно. В конце концов я взялся за занятия. В четыре Хайндрик отвез меня домой, и я остался в своей мастерской с Мопси. Поздно вечером приехали Конрад, Горан и Фердинанд и заперлись в библиотеке. Фридрих сказал, что они хотят меня видеть.
Они сидели, как в зале суда. Конрад посередине, Фердинанд справа и Горан слева. У всех были кислые и суровые выражения лица, и ни один из них не поздоровался со мной и не предложил сесть.
– Утаивать от нас важную информацию – серьезное преступление, Консорт, – начал Фердинанд, и я посмотрел на него, потрясенный тем, что он использовал это слово, обращаясь ко мне.
– Я не считал это важным, сэр.
– Неважно? Связь с одним из людей, которые восстали против нас и попытались убить вашего супруга и Грифона? – спросил он с недоверием.
– Я не думал, что это было в реальности, я никогда больше не видел эту бумагу до сегодняшнего дня! Я думал, что Репин поиздевался надо мной!
– Мы решаем, что реально, а что нет! Не ты, мальчик! – закричал Фердинанд. – Ты не сказал Summus Marescalus (т. е. Горану, военному лидеру Одрена. – Прим. пер.) и тем более своему Грифону, что член твоей семьи хочет связаться с тобой и что у тебя есть вещественные доказательства, которые могут привести нас к нему или к ней!
– У меня ничего не было! Бумага и ключ исчезли!
– Ты предатель, как и весь твой род! Мы приняли тебя, как одного из нас, и предоставили нашу защиту, а ты предал нас! – тихо сказал Конрад, и я посмотрел на него.
– Я не предавал ни вас, ни Орден. Я даже не знаю, правда ли это или еще одна запутанная игра!
– Ты будешь наказан за это.
– Как пожелает Hochmeister (Магистр Одрена. – Прим. пер.), – сказал я. – Ему лучше знать.
– Назови нам имя своего адвоката, – впервые подал голос Горан.
– Нет, ищите его сами.
– Это не игра, мальчик! – взревел Фердинанд и ударил кулаком по столу.
– Мне нечего сказать. Делайте то, что должны. Я не стану подвергать опасности жизнь семьи из-за вашей паранойи. – Я шагнул вперед, снял кольцо-печатку и положил его на стол. – Я ни разу за всю свою жизнь не видел дядю и никогда не слышал о нем до сегодняшнего времени. У меня нет оснований полагать, что это от него.
– Это твой плюшевый медведь или нет? – задал вопрос Горан.
– Да, мой. Теперь верните мне ключ и бумагу, потому что они мои, а не ваши, и я устал от ваших угроз.
– Ты понятия не имеешь, что мы можем с тобой сделать, – пригрозил Фердинанд.
– Я уже побывал на сеансе пыток, спасибо. Я выжил и ничего не сказал. Вы можете сказать то же самое, Фердинанд? Или вы всего лишь один из служащих? Единственный здесь, кто может говорить, это Горан.
Горан неожиданно для меня усмехнулся, заметно удивленный.
– Это правда, Гунтрам. Даже герцог не был на той стороне, в отличие от нас с тобой, братик. Делер прав, он называет тебя Dachs, барсуком, потому что, по его словам, даже если ты небольшого размера и хрупкий, у тебя больше зубов, чем у крокодила. Не многие осмеливаются выступать против нас.
– Или сказать Репину проваливать, – иронично усмехнулся Конрад.
– В следующий раз, когда ты обратишься ко мне таким тоном, мальчик, я отшлепаю тебя по заднице, чтобы научить манерам! – заявил Фердинанд с легкой усмешкой.
– Мы не верим, что ты предатель. Если бы это было так, ты бы придержал эти вещи и использовал их против нас. Ты пришел к нам меньше чем через час после того, как обнаружил их, все в порядке, братик, – сказал Горан, и я посмотрел на Конрада, полностью смущенный.
– Забери кольцо, Гунтрам, – просто сказал он мне. – Завтра вы с Гораном отправитесь в Женеву и откроете сейф. Ты, конечно же, можешь взять картину или золото, но мы заберем оттуда любой документ. Мы также выясним, кто открывал его, и ты больше не будешь вмешиваться. Это ясно?
– Нет, Конрад, я не могу позволить тебе навредить кому-либо из моей семьи!
– Мы твоя семья, Гунтрам. Они отказались от тебя в 1989 году и теперь пытаются только использовать, чтобы напасть на нас. Никогда не заботились о тебе раньше, а теперь, когда ты стал моим супругом, появляются с золотыми подарками и любовью? Ты можешь оставить игрушку, как подарок от честного человека. Возможно, твой отец даже сохранил эти деньги для тебя и попросил Роже отдать их тебе, но тот придержал их по неизвестной причине.
Конрад встал со своего стула, обошел стол, обнял меня и поцеловал в лоб перед двумя другими. Мне было очень неудобно, но они ничего не сказали и не сделали никаких жестов.
– Можешь снова дышать, Гунтрам, – пошутил он, но через две секунды произнес: – Ты всегда должен все сообщать. Нам не нравятся утечки любого рода от кого бы то ни было.
– Конрад, кем бы ни был этот человек, он вся моя оставшаяся семья. Возможно, это кто-то из Гуттенберг Заксенов, потому что обе вещи принадлежали моей бабушке.
– У Гуттенберг Заксенов нет проблем с нами. Фактически мы покупаем у них вино и финансируем некоторые из их предприятий. Если они хотят сблизиться с тобой, они могут сделать это, когда им будет угодно. Если ты хочешь встретиться с ними, могу познакомить тебя с старым Удо Гуттенберг Заксеном; он патриарх и будет рад встретиться с тобой. Ты член семьи Линторфф.
– Как я, например, – сказал мне Фердинанд. – Тебя приглашают на все рождественские вечеринки, но однажды ты обнаруживаешь, что сражаешься со своими двумя сыновьями за имбирные пряники, и понимаешь, что твоя молодость закончилась.
– Они не настолько плохие, Фердинанд. Можешь идти, Гунтрам. Фридрих позовет тебя к ужину.
Меня прогнали, как ребенка, и сейчас я пишу перед ужином. Возможно, завтра мне придется поехать с Гораном в Женеву.
*
– Ты ему веришь, Конрад? – спросил Фердинанд.
– Конечно, ведь он пришел к нам. Насколько я знаю Гунтрама, он думал, что защищает эту змею от нас, поэтому боялся не рассказать нам, но не знал, как выпутаться из ситуации, и в конце концов сорвался, когда снова увидел эти вещи, вероятно, думая, что это угроза от Репина.
– Я проверил все материалы, друзей и передвижения Гунтрама на протяжение долгого времени, и у мальчика нет и никогда не было с ним никаких контактов, – сказал Горан.
– Узнай все, что можно, про этот счет. Я ожидал, что он сделает шаг в сторону Гунтрама. Вывести его в поле зрения, ясно?
– Конечно, мой герцог.
*
Сколько бы Горан ни пытался успокоить Гунтрама в машине, молодой человек был более нервным, чем когда-либо. Это была смесь предвкушения, страха перед тем, что он мог обнаружить внутри, и желания увидеть это. Растущее беспокойство о судьбе дяди также тяготило его душу. Горан не раз повторял, что Гунтраму не о чем беспокоиться, потому что он верит в его невиновность, хоть мальчик и повел себя в Риме в некотором роде трусливо и предсказуемо: «Никогда больше не делай что-то настолько глупое, тем более для тех, кто никогда не заботился о тебе!» Рекомендации были очень простыми: «Ты можешь забрать драгоценности, золото и картину. Остальные бумаги сначала будут проверены нами, а затем отданы тебе. Мы больше не хотим утечек или проблем».
Серб припарковал машину в гараже и провел Гунтрама по многочисленным улочкам к старому элегантному зданию в тихом районе. Огромная и внушительная арка заставила юношу растерять остатки мужества, и он застыл, почти отказываясь входить.
– Идем, Гунтрам. Это всего лишь масоны, ничего опасного, пока у тебя нет с собой денег, – поторопил он мальчика и чуть ли не потащил его к секретарю за стойкой, женщине средних лет. Гунтрам застыл, по-прежнему безмолвный, и Горан вздохнул, раздраженный задержкой и потерей времени.
– Доброе утро, мистер де Лиль здесь, чтобы проверить свою ячейку.
– Да, конечно. Ваши удостоверения личности, господа, и номер ячейки, пожалуйста, – ответила она, не дрогнув, и Гунтрам протянул ей бумагу и свой паспорт, а Горан – свою швейцарскую ID-карту.
– Вы житель Швейцарии, г-н де Лиль? – спросила она.
– Это не касается вашего банка, мадам, – очень раздраженно ответил Горан.
– У вас есть ключ, сэр?
– Да, – прошептал Гунтрам.
– Желаете проследовать в хранилище в одиночку? – спросила она с некоторым упором на последнем слове, глядя ему в глаза.
– Нет, я пойду с мистером Павичевичем.
– Хорошо, сэр. Вас скоро проводят.
– Благодарю вас, мадам, – прошептал Гунтрам, и она покинула свое место вместе с их документами. – Зачем ей нужно принимать все эти меры предосторожности? Разве они не проверяют такие вещи в хранилище?
– Обычно да, но если ты третий в команде их главного соперника, они должны быть осторожны. Это очень маленькое учреждение. Я не удивлюсь, если Морне, генеральный директор, придет сам, чтобы открыть его.
Некоторое время спустя, после ожидания в фойе, где Гунтрам занимал себя, разлядывая изгибы столетней люстры и декор в стиле ар-нуво, а Горан вел свою личную войну, обмениваясь грозными взглядами с двумя крупными охранниками, которые появились почти сразу же, из лифта вышел старик и очень осторожно приблизился к Горану.
– Доброе утро. Меня зовут Шарль де Морне, как я понял, вы, должно быть, виконт де Мариньяк, – сказал он, протягивая руку мальчику и игнорируя Горана.
– Как поживаете, сэр? Гунтрам де Лиль, к вашим услугам, – ответил юноша, пожимая руку банкира под взглядом Горана, смотревшего с едва скрытым презрением.
– Вы очень похожи на своего отца. Я встречался с ним много лет назад. Огромная трагедия! Такой умный адвокат и хороший человек.
– Большое спасибо, – прошептал Гунтрам, начиная чувствовать себя нездоровым.
– С вами все в порядке? Вы плохо выглядите.
– У меня проблемы с сердцем, сэр. Минуту, пожалуйста.
– Я могу проводить вас и остаться с вами, если пожелаете.
– Нет, спасибо. М-р Павичевич – мой друг. Я попросил его сопровождать меня сегодня, – любезно отклонил предложение Гунтрам.
– Я полагаю, вы знаете, кому вы лояльны, молодой человек.
– Он предан своим людям, мистер Морне, – вмешался Горан, бросив убийственный взгляд на старика.
– Перед ним открыто много дверей, помимо вашей, мистер Павичевич.
– Мы существовали задолго до вас и продолжим существование еще много веков.
– Посмотрим. Следуйте за мной, виконт.
Банкир прошел назад к офисам, выйдя из фойе и спустившись по большой мраморной лестнице в первый подвал. Там их ждал еще один мужчина, слегка склонивший голову перед старым банкиром.
– Виконт, это мистер Дюбуа, и он отвечает за хранилище. Он поможет вам всем, чем возможно.
Морне вышел из комнаты, попрощавшись с Гунтрамом и снова проигнорировав Горана, который сделал то же самое. Клерк среднего возраста попросил Гунтрама подписать несколько бумаг и показать ему свой маленький ключ.
– А, одно из самых старых. Я отведу вас туда.
– Что вы подразумеваете под одним из самых старых? – спросил по-настоящему озадаченный Гунтрам.
– Подобные ячейки арендуются на тридцать лет. Редкость в наши дни, но так было принято сорок или пятьдесят лет назад. Оплата вперед, и ячейка принадлежит вам следующие тридцать лет. Дается отсрочка на еще один год, но если вы не заберете свои вещи, они будут принадлежать банку. Это прописано в условиях. Срок действия вашего контракта истекает 8 декабря 2015 года. Вам следует обновить свои данные, или мы направим напоминание по этому адресу в Аргентине.
– Да, конечно, – ответил Гунтрам, взял карточку и ручку, которые предложил ему мужчина, и начал писать свой адрес в Цюрихе.
– Вы когда-нибудь были в хранилище? Это может вызвать легкий приступ клаустрофобии, – весело спросил мужчина.
– Нет, никогда.
– Что ж, это не настолько впечатляюще, как думают люди. Похоже на почтовые ящики в отделении почты. Мы должны открыть его вместе. Я попрошу вас оставить отпечатки пальцев из соображений безопасности, сэр. Просто коснитесь этого экрана. – Гунтрам положил правую руку на устройство. – Спасибо. Теперь ваш спутник, и он тоже должен подписать эти бумаги.
«Почему они так хотят избавиться от меня? Мои отпечатки пальцев? Думают, что я любитель, нанятый полицией?» – размышлял Горан, подписывая контракт и позволяя сканировать свою правую руку. Было что-то очень неправильное во всех их процедурах, совершенно устаревшее и нелепое.
Оба мужчины проследовали за старым клерком по нескольким коридорам, пока не попали в ярко освещенную комнату, пройдя ворота с железными прутьями толщиной с руку. Мужчина вставил свой ключ первым и повернул его, попросив Гунтрама повторить то же самое, и ячейка была освобождена из своей металлической ниши. Клерк взял ее и с некоторым усилием переложил на алюминиевый стол в центре комнаты. «Пожалуйста, не открывайте его, пока я не уйду. Это меры предосторожности, сэр», – сказал он, и Горан с подозрением посмотрел на него. Человек поспешно вышел из комнаты и закрыл железные ворота.
– Вот оно, Горан, – прошептал Гунтрам, глядя на длинную узкую блестящую коробку цвета бронзы. – Не уверен, должен ли я это делать.
– Это твое, тебе и решать.
– Хорошо, думаю, я должен, – Гунтрам снова вставил свой ключ и повернул его вправо, без труда отперев коробку. Он отложил крышку и обнаружил внутри большой черный кожаный тубус, старый каталог «Кристис» за 1955 год, пять маленьких футляров для драгоценностей, один футляр среднего размера, большой синий металлический ящик и запечатанный конверт с гербом, адресованный ему, с простой надписью «Гунтраму», сделанной черными чернилами. Он собрался открыть конверт, когда Горан забрал его из рук юноши.
– Помнишь, что мы говорили о бумагах?
– Это мое, Горан. Это письмо от моего отца. Отдай его обратно! Я уже знаю, что Орден казнил мою семью. Что может быть ужаснее этого?
– Нет, Гунтрам. Сначала я проверю его.
– Ты действительно хочешь, чтобы мы здесь подрались за лист бумаги? Клянусь, я отдам тебе любые документы отсюда, но письмо мое.
– Ты не продержишься и двух секунд против меня.
– Я могу попросить увести тебя отсюда. Теперь верни мне письмо моего отца. Я не стану повторять дважды.
– Как пожелаешь, – прорычал Горан, возвращая конверт разгневанному мальчику.
Гунтрам схватил письмо, быстро сломал печать и обнаружил одну рукописную страницу. Он быстро закрыл конверт, прежде чем Горан заметил, что внутри была еще небольшая визитная карточка.
– Видишь? Только письмо. Могу я иметь хоть что-то личное?
7 декабря 1988 г.
Мой дорогой Сын,
Надеюсь, что прошедшие двадцать лет твоей жизни прошли хорошо и были полны счастья. Ты стал истинным благословением для своей матери и меня. Мы всегда были очень счастливы и горды, что ты появился в нашей жизни. Увы, у Бога были другие планы на нас, и мы не смогли быть вместе. Я всегда любил тебя, с того момента, как увидел спящим в кроватке в больнице. Медсестры позволили мне подержать тебя, ты открыл глаза, взглянул на меня на короткий миг, и я полюбил тебя всей душой.
У меня был диагностирован рак. Он на поздней стадии, поэтому почти ничего нельзя сделать. Хирургическое вмешательство просто отсрочит неизбежное на несколько месяцев, но результат будет тем же. Не думаю, что смогу это выдержать, и предпочитаю сам решить свою судьбу. С моей стороны было бы эгоистично вернуться к тебе и умирать рядом, вынуждая тебя разделять мою боль и печаль. Это причинило бы гораздо более серьезный ущерб твоей психике, нежели тебе просто сообщат о моем исчезновении. Могу только пообещать, что изо всех сил постараюсь быть рядом с тобой столько, сколько смогу.
Надеюсь, ты хорошо позаботился об Алоисе, которого, кажется, ты переименовал в Жака. Все мы меняем имена в течение нашей жизни. Он был мне хорошим другом в детстве и тебе, надеюсь, тоже. Возможно, и твои дети унаследуют его.
В этой коробке все, что я могу оставить тебе. Не верь ничему из того, что тебе расскажут обо мне. Я всегда поступал так, как считал должным. Все мои поступки были тщательно продуманы заранее, и я действовал с лучшими намерениями. Я никогда ничего не хотел для себя и с радостью отдал бы за тебя жизнь, поскольку ты – мое величайшее сокровище.
Проживи долгую, счастливую и честную жизнь. Люби своих братьев на этой земле и уважай заповеди нашего Бога. Молись, чтобы мы воссоединились на небесах, когда пробьет час. Я встречаю смерть с радостью и твердой уверенностью в том, что делаю это в твоих интересах.
Ты был замечательным сыном, и я очень горжусь тобой,
Жером де Лиль Гуттенберг Заксен
Закончив читать, Гунтрам вздохнул. Он чувствовал себя очень грустно и одиноко без отца. Пытаясь подавить готовые пролиться слезы, он протянул письмо Горану со словами: «Теперь можешь проверить его. Отец очень любил меня, а я до сих пор не знал об этом».
– Братик, оставь его у себя. Я вижу, что это личное. Я не буду читать. С моей стороны было очень грубо просить об этом. Хочешь посмотреть остальное? Здесь нет документов.
Гунтрам был все еще слишком взволнован, чтобы говорить, поэтому лишь кивнул и достал большую коробку. Внутри было 40 маленьких золотых слитков по 50 граммов и 50 унций платины, все с маркировкой Credit Suisse (один из крупнейших швейцарских финансовых конгломератов. – Прим. пер.), аккуратно сложены внутри коробки, с метками, указывающими их количество.
– Горан, ты понимаешь, что это? – спросил Гунтрам ошеломленно.
– Золото и платина. Хороши как способ хранения сбережений. Стоимость более или менее стабильна, и ими легко торговать, не вызывая подозрений. По сегодняшним ценам золото должно стоить около 300 000 евро, а платина – на 50 000 евро больше, – объяснил ему Горан.
– Так много?
– Хорошая сумма, но я считаю, что драгоценности и живопись более ценны. Открывай футляры.
– Похоже на топаз, – произнес Гунтрам, глядя на первое ожерелье с сияющим, но непрозрачным светло-коричневым камнем посреди россыпи маленьких бриллиантов, в комплекте с браслетом и серьгами.
– Мальчик, я никогда не пойду с тобой по магазинам, – фыркнул Горан. – Это не топаз! Это очень редкий и очень дорогой желтый бриллиант! Этот монстр должен весить около четырех каратов!
– А этот? У него забавный цвет, – спросил Гунтрам, открыв второй футляр, содержащий ожерелье и подходящие к нему серьги.
– Мальчик, тебе нужно срочно провести неделю или две в Амстердаме. Это розовый бриллиант! Дай мне один из них, и я куплю F-2 (истребитель-бомбардировщик. – Прим. пер.)!
– Это не моя область знаний! – запротестовал Гунтрам, открывая следующие два футляра, в каждом из которых оказались по две маленькие броши в виде животных. Очень утонченные, они сразу же понравились Гунтраму, почувствовавшему, что это больше чем просто украшения.
– Они очень красивы: пантера, лев, жираф и птица.
– Ты безнадежен. Не мог бы ты заглядывать в футляры и читать ярлыки? Даже документы к ним прилагаются! – Горан заныл от разочарования.
– Фаберже? Он делал и драгоценности? Я думал, что только пасхальные яйца.
– Тебе нужно больше учиться, Гунтрам. В самом деле. Если это оригинальные и подлинные работы, то их цена очень высока.
Мальчик открыл следующий большой футляр, и внутри обнаружилась маленькая корона с чередующимися короткими и длинными зубцами, увенчанными жемчугом.
– Я бы сказал, что это корона виконта, очень необычно видеть ее. Я не понимаю, почему она оказалась у твоего отца, если он был средним сыном. Она должна была находиться у твоего дяди Паскаля или твоего дедушки, – объяснил Гунтраму сбитый с толку Горан. «Разве этот человек не был убит в июне 1989 года, всего через месяц после того, как предатели были наказаны?»
Гунтрам осторожно вернул корону в ее футляр и открыл последний, содержащий крупное ожерелье с бриллиантами и изумрудами от Гарри Уинстона (американский производитель ювелирных украшений и наручных часов класса люкс. – Прим. пер.). Бросив на него лишь взгляд, он быстро закрыл коробку, слишком ошеломленный впечатлениями, и глубоко вдохнул, прежде чем взять большой тубус.
– Здесь должна быть «Мадонна» Бронзино. Она висела в моей спальне, когда я был ребенком, и я всегда думал, что это копия. Наверное, я начал рисовать потому, что любил ее.
– Мне открыть его для тебя?
– У тебя нет с собой перчаток. Я не позволю тебе коснуться бумаги голыми руками. Это может испортить полотно, – мальчик улыбнулся, чтобы смягчить свои слова, и Горан улыбнулся ему в ответ. Гунтрам нашел в своем пальто пару белых перчаток и надел их, прежде чем снять крышку и очень бережно вытащить бумагу. С величайшей осторожностью он развернул рисунок и прикрыл глаза, узнав знакомое нежное, ангельское лицо светловолосой женщины с румяным ребенком, тянущим руки к ее лицу. – Да, это она.
– Это прекрасно неземной красотой и одновременно человечно. Теперь я знаю, откуда происходит твой стиль.
– Что мне делать со всем этим? – спросил Гунтрам, охваченный смесью печали, удивления и недоумения.
– Не знаю. Тебе нужно подумать об этом дома. Хочешь взять ее с собой? Думаю, ты не можешь оставить здесь картину и корону.
– Ты прав. Я также заберу письмо. Возможно, некоторые из драгоценностей тоже – бриллианты и Фаберже с сертификатами.
– Тебе следует попросить оценить их. Вот, положи их в мой портфель.
– Горан, не опасно ли ходить по улицам со всем этим?
– Опасно переносить нитроглицерин, Гунтрам. Опасно таскать мешок с бриллиантами в зоне военных действий. Я возьму это, и мы оставим все в машине, прежде чем отправимся на обед.
– Да, я могу поесть, – Гунтрам слабо улыбнулся, положив письмо отца в карман своего пиджака, а не в портфель Горана, как планировал серб. Он помог мужчине с футлярами и тубусом. – Стоит ли нам забрать и каталог?
– Да, но любой хороший дом повторит процедуру идентификации и сертификации работы. Так принято.
– Я не собираюсь ее продавать! Хочу сохранить картину у себя. Я думал, она потерялась, когда квартира отца в Буэнос-Айресе была продана.
– Что случилось с его деньгами?
– Поступили на мой счет на мои школьные расходы. Я не помню, сколько было денег, но плата за обучение была очень высокой. По словам моего адвоката, того, что отец оставил мне плюс стоимости квартиры едва хватило, чтобы заплатить за школу, но оказалось недостаточно для университета, и я должен был работать. У меня был капитал в размере 50 000 долларов, но после того, как все захватило аргентинское правительство, оказалось, что он составляет 14 000 долларов, замороженных на счете. Мой адвокат использовал часть этих денег, чтобы заплатить нотариусу, готовившему документы для возвращения Константину квартиры, подаренной мне в 2003 году. Я подумал, что с моей стороны неправильно оставлять ее, и герцог согласился со мной. Знаешь, что правительства облагают тебя налогами, даже если ты что-то даришь? Почти один процент от фискальной стоимости. Оскорбительно.
