Текст книги "В логове льва (ЛП)"
Автор книги: Tionne Rogers
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Гунтрам был сбит с толку, так как не знал, чем может быть полезен, но Коко сразу же повторила свою идею – напечатать книгу с детскими историями и продавать ее во время следующей рождественской кампании. Она пыталась купить несколько книг для детей своих друзей, но не нашла ничего «достаточно элегантного и классического, достойного стать подарком; все они ужасны!»
– Гунтрам, рынок ждет, чтобы мы его охватили! Дети любят книги, несмотря на телевидение и компьютеры, – взять хотя бы сагу о Гарри Поттере! Они готовы поубивать друг друга за экземпляр! Выбери несколько классических сказок – без авторских прав, проиллюстрируй их и составь книгу. Скажем, пять или шесть сказок, не более пятидесяти страниц, в цвете. Могу отдать тебе часть прибыли в качестве оплаты.
– Коко, со всем уважением, но я не могу ничего обсуждать с вами без Остерманна. Он убьет меня, если я приду к какому бы то ни было компромиссу с вашей компанией. Я был бы рад поработать над этой книгой, но, возможно, это слишком. Я не знаменит и не знаю, будет ли она продаваться.
– Глупости, Гунтрам. Ты рисуешь, я печатаю, а Остерманн собирает деньги, – засмеялась она, довольная тем, что молодой человек готов работать над ее проектом. – Я знакома с твоими работами, и мне они нравятся. Я видела те иллюстрации, которые ты сделал для русских народных сказок, и я от них в восторге. Все в студии любят их. Если они нравятся женщинам, они покупают книгу для своих детей, и мы зарабатываем деньги.
– Что, если вы потеряете деньги?»
– Не потеряю, и в этом году я получила заказ на печать каталога Фонда Линторффа. Я была удивлена, что Элизабетта выбрала меня, но с его стоимостью я смогу вложить прибыль в издание твоей книги.
Гунтраму было неприятно, что он собирался косвенно использовать для этого деньги Конрада.
– Коко, возьмите меньшую оплату. Аукцион для благотворительности!
– Ни за что! Они установили цену в 100 франков и обычно продают более четырех тысяч экземпляров. Почему бы тебе не выбрать одну сказку и сделать предварительные наброски, а затем мы поговорим с Остерманном об условиях?
– Я должен заниматься и нарисовать сейчас для аукциона что-то хорошее. Мастер Остерманн думает, что после выставки в Берлине сможет заработать деньги на моих картинах. Они получили относительно хорошие отзывы. Я не увижу ни единого цента с их продажи, но это правильно. Новый президент Элизабетта фон Линторфф сказала мне, что все заработанные мною деньги будут отправлены в Аргентину. Кажется, существует договоренность, что вы предлагаете минимум 5 000 франков, а это большая сумма для отца Патрисио.
– Уверена, ты мог бы найти свободное время и попробовать.
– Хорошо, Коко, но я не могу вам ничего обещать.
Они вернулись в студию, где Остерманн закончил кричать на редактора и угрожать ей, что больше никогда не напишет и строчки для журнала и поговорит со своими многочисленными клиентами, чтобы отменить их поддержку. «Вы видели его работы? Молитесь, чтобы он не подал в суд за диффамацию (оглашение в печати порочащих сведений. – Прим. пер.)!»
Гунтрам прошел на свое обычное место, чтобы продолжить работу над несколькими эскизами углем, удивляясь, что большинство женщин смотрят на него с беспокойством, любопытством и жалостью. Он заметил, как они передают друг другу журнал, словно подростки в школе.
– Это Notes d’Art? Я не видел его много лет, – сказал Гунтрам и спросил, может ли он взглянуть.
– Нет, дорогой, это глупый журнал, – произнесла одна из них.
– Глупый? Это один из ведущих журналов об искусстве, – возразил Гунтрам. – Просто посмотреть, пожалуйста.
Подавленной женщине пришлось отдать журнал молодому человеку, который сел на свой стул и начал быстро просматривать страницы, пока не наткнулся на статью «Новый русский авангард» и не сосредоточился на ней. Он был удивлен, что упоминалось его имя, и посмеялся над тем, что его приняли за русского. «У меня даже имя не русское! Но я в Notes d’Art. Подождите, пока это увидит Остерманн».
– Здесь про меня! Три строчки, но это даже много! – объявил он шокированным дамам, которые изумились тому, что он воспринял все так хорошо. – “Стиль Гунтрама де Лиля освежает, в то же время он демонстрирует отличную академическую подготовку. Его композиции, изображающие повседневную жизнь, обманчиво просты, демонстрируют классическую, но сложную концепцию, с превосходным использованием света и цвета. Одно из самых молодых обещаний России, чье имя будет на слуху в будущем”. Подписано Аленом Дюпре! Возможно, мне следует повесить это в рамочку.
Все женщины в шоке переглянулись. «Могу я посмотреть?» – спросила одна из них, очень высокая, и прочитала вслух то же, что и Гунтрам.
– Они с ума сошли? – спросила Коко.
– Я не так уж плохо рисую! – запротестовал Гунтрам, рассмеявшись. – Могу намного лучше, но Ален Дюпре – один из лучших в своей области. Мне не нравится, когда меня называют русским, но там находится большая часть моих работ. Там я продал много своих вещей. Также упоминается Ирина Шайлюк. Она пишет фантастические работы в стиле ню. Я встретил ее в Париже во время выставки и восхищаюсь ее работами.
– Гунтрам, боюсь, что есть еще одна критическая статья о твоей выставке в Берлине. Эту мы не заметили, а вторая так ужасна!
– Тебе не нужно беспокоиться о том, что пишет пресса, – они готовы на все, чтобы продать газету!
– Они писали о том, что мой кузен едет в кабаре каждый раз, когда он был на деловых встречах в Таиланде!
Полный страха, Гунтрам перестал слышать женщин, поискал раздел художественной критики и нашел свое имя. Он вынужден был перечитать это дважды, не веря своим глазам, что упоминаются Константин и Конрад. Ему снова пришлось присесть, потому что он почувствовал себя больным и смущенным. Его разум был в смятении, поскольку Гунтрам мог думать только о Конраде и о том, насколько в ярости тот должен быть из-за того, что об их отношениях говорилось в журнале.
– Если есть еще один, хороший критический отзыв, возможно, это их внутренняя проблема, и они использовали тебя, чтобы выплеснуть свои разочарования, – предположила одна из дам.
– Должно быть так. Тебе следует поговорить с Остерманном. Он знает их всех намного лучше, чем мы. Могу лишь сказать, что мне нравится, как ты рисуешь, а я не бабушка! – запротестовала мисс Эстерхази, и прочие дамы тут же присоединились к ней.
– Я тоже!
– Я хотела купить картину с нашим классом, но Клара тоже ее хочет, и она там.
– Если вы хотите купить что-то у Гунтрама, вам стоит подождать аукциона!
– Нет-нет-нет. Я собираюсь опубликовать сборник детских сказок, иллюстрированный Гунтрамом, на следующее Рождество, и я уверена, что вы все приобретете его для своих маленьких детей, – немедленно вмешалась Коко, подняв коллективный ропот согласия.
Остерманн покинул свой кабинет, все еще разъяренный после разговора с редактором. Трещащие, как попугаи, женщины и крайне молчаливый Гунтрам, сидевший на своем месте и выглядевший полностью побежденным, – это было уже слишком для его нервов.
– Мальчик, ты не должен переживать из-за этого идиота. Ты нравишься Д’Аннунцио, и я думаю, что если ты будешь трудиться, то, возможно, через несколько лет из этого выйдет толк.
– Д’Аннунцио хорошо относится ко мне из-за коллекции герцога. Не более того. Не первый раз я слышу нечто подобное, – ответил Гунтрам.
– Чепуха! Если бы ты был плох, он бы не купил у тебя эту Мадонну! Этот человек почти так же хорош, как и я!
– Мастер Остерманн, в том же журнале у Гунтрама есть очень хороший отзыв. Разве это не странно? Здесь, в статье про русских художников, – сказала Коко и снова показала учителю журнал.
– Проклятые старые педики! Они должны решать свои проблемы дома и никого в них не вмешивать! Я прикончу эту маленькую идиотку, жалкую пародию на редактора! Ты, перестань ныть, как маленькая девочка, и начни работать! Я хочу, чтобы эти эскизы были закончены сегодня днем! – взревел он.
– Имеет ли это смысл?
– Если ты хочешь сегодня вернуться домой целиком, то имеет. Возвращайся к работе. Ты потратил впустую целое утро моего драгоценного времени, – Остерманн хлопнул дверью своего кабинета.
– Я никогда не хотел, чтобы герцог оказался втянут в это, – прошептал Гунтрам.
– Дорогой, не волнуйся. Он достаточно стар, чтобы выдержать немного критики. Ты должен поговорить с адвокатом, – посоветовала ему Эстерхази голосом, полным участия. – То, что он пишет о твоем искусстве, очень плохо.
– О, он может писать все, что ему угодно, о моих работах. Я рисую потому, что мне это нравится, ничего более. Если вам это не нравится, идите в следующую галерею. Меня не в первый раз называют «банальным». За эти годы у меня было много подобной критики, и вся она исходила от одного и того же сорта людей, завистливых и бездарных. Что меня беспокоит, так это то, что был упомянут герцог. Он никогда не был моим спонсором и не помогал мне в моей карьере! Этот человек выставляет его идиотом, тогда как он хорошо разбирается в искусстве. Это так несправедливо! У меня была стипендия Фонда Лары Арсеньевой и, как большинство из вас знает, отношения с его президентом в прошлом, и именно он открыл мои работы в Буэнос-Айресе. Мы никогда не смешивали мою карьеру и наши отношения. Я сам зарабатывал все свои оценки в университете, и мой предыдущий менеджер, г-н Робертсон, продавал мои рисунки банкам, страховым компаниям, частным коллекционерам, которые не имели никакого отношения к Константину Репину. Отзывы на мою выставку в Лондоне были хорошими. Возможно, я должен быть более агрессивным и «рисовать с посылом», но кто я такой, чтобы рассказывать людям, что думать? Ненавижу подобное, это всегда казалось мне надуманным. Я рисую то, что вижу, потому что мне это нравится, и больше ничего.
*
После звонка Остерманна Конрад впал в такую ярость, подобной которой не испытывал уже много лет. Он получил по факсу копии обеих статей, пока Моника не раздобыла экземпляр журнала. Он не мог поверить, что они осмелились опубликовать такую вопиющую ложь, и преисполнился решимости закрыть эту жалкую пародию на издание.
– Мой герцог, это просто возмутительно! Я знаю лично обоих экспертов, и они решают проблемы, которые у них были в прошлом, используя имена Гунтрама и наши. Редактор даже не знала, что он дважды упоминался в одном номере! Она никогда не видела ни одной фотографии его работ! Они предлагают опубликовать опровержение и новую рецензию на его работы, на этот раз написанную независимым консультантом.
– Меня больше беспокоит реакция Гунтрама.
– Он работает, как всегда, но обеспокоен тем, что вы вовлечены. Он сказал мне, что его критикуют не в первый раз, и ему все равно.
– Понимаю, спасибо, мастер Остерманн.
Конрад пригласил Фердинанда и Михаэля в свой кабинет. Пришло время показать, какова плата за то, чтобы перейти ему дорогу.
*
Михаэль собрал свои документы и приготовился к встрече в 7 часов вечера. Он все еще задавался вопросом, почему его попросили изучить небольшое издание, принадлежащее одному из младших членов – Марселю Терио, владельцу Luxury Publishing Group, с кредитами в 78,9 миллионов евро в Lintorff Privatbank. Казалось, все было в порядке: мужчина и его журналы уважали правила Ордена – никакой наготы, никаких скандальных статей, никакой пошлости – и в основном были сосредоточены на статьях об элите, исполнительском искусстве, моде, декоре и традиционном образе жизни. Их главное сокровище называлось как-то вроде «Элита сегодня» и повествовало о скучных вещах, таких как Бал Красного креста и прочие благотворительные мероприятия, или жена политика, целующая каких-то детей, или безобидные статьи о звездах кино. Приемлемые результаты. «Мы держим его лишь для того, чтобы создавать хороший образ и держать людей подальше от прочего мусора».
Он поправил галстук и вышел из кабинета, но по пути в личный конференц-зал его перехватила Моника и направила в кабинет герцога со словами: «Мистер Терио уже ждет снаружи, доктор Делер».
– Спасибо, Моника, – улыбнулся он, но в ответ получил холодный взгляд, остудивший его. Он прошел мимо человека пятидесяти с лишним лет, сидевшего с несчастным лицом под каритной Писарро, купленной герцогом несколько месяцев назад, и постучал в тяжелую дверь. В большом офисе на одном из диванов за маленьким столиком сидел Фердинанд, очень огорченный чем-то.
– Какова их ситуация? – задал он вопрос.
– На сегодняшний день хорошая. Их долги должны быть пересмотрены через два месяца. По нашим оценкам, мы могли бы установить 5,7 процента, поскольку группа справляется намного лучше, чем раньше. Общая сумма составляет 78,9 миллионов евро, и они всегда были хорошими членами, – ответил Михаэль.
– Хорошо, пригласи Терио, – решительно сказал Конрад, и Майкл повиновался, приведя мужчину, сидевшего на диване.
– Мой герцог, для меня честь быть принятым вами, – Терио говорил очень быстро и откровенно нервничал из-за того, что его вызвал сам Фердинанд фон Кляйст со словами: «Hochmeister хочет видеть вас в семь в Цюрихе».
– Как долго вы являетесь членом Ордена, Терио? – спросил Конрад вежливым голосом, но оставив все тонкости и формальности в стороне.
– Наша семья была принята в 1953 году, мой герцог. Получаем приглашения на ежегодные собрания с 1997 года.
– Поэтому вы хорошо знаете наши правила.
– Да, сир, – Терио почувствовал ком в горле, услышав холодный голос, задающий вопрос. Его ум отчаянно искал в памяти то, что они могли опубликовать о члене Ордена, но ничего не нашел.
– Мне никогда не нравилась пресса, а сегодня утром я обнаруживаю, что один из ваших журналов марает мое имя и имя моего Консорта, – произнес Конрад, показывая ему статью об обзоре на Берлинскую выставку.
Мужчина прочитал часть статьи и побледнел, дойдя до места про «швейцарского банкира», подразумевающей, что тот каким-то образом связан с авантюристом. Кто такой этот Гунтрам де Лиль? Консорт? Чей Консорт?
– Сегодня же вечером я поговорю с редактором, сир. Мы исправим эту ошибку.
– Вам нужно больше говорить с вашим редактором, потому что в том же журнале есть еще одна рецензия на того же человека. Любой мог подумать, что это преднамеренная кампания против нашего Hochmeister и его Консорта. Посмотрите на странице 36, она отмечена, – сказал Фердинанд.
Терио был потрясен.
– Я просто не понимаю, сир. Это, должно быть, опечатка или ошибка. Notes d’Art существует почти тридцать пять лет и является одним из самых авторитетных изданий в своей категории. Не понимаю их зацикленности на одном художнике.
– Это больше чем очередной плохой критический обзор для художника. Совет назначил Гунтрама де Лиля Консортом пять месяцев назад, – объяснил Фердинанд. – Это может быть прямой атакой на нас с вашей стороны.
– Нет, никогда! Мы благодарны Ордену и всегда делали все возможное, чтобы служить ему!
– Вы закроете этот журнал до февраля. Я не хочу, чтобы кто-то из его сотрудников перешел в другие ваши компании.
– Мой герцог, вы не можете требовать этого от нас! Этот журнал уже более тридцати пяти лет на рынке! Он как National Geographic для современных художников!
– Если вы прибегаете к диффамации и скандалам, чтобы получить больше читателей, Орден не заинтересован в том, чтобы держать вас в своих рядах, г-н Терио. Могу ли я напомнить вам о предстоящем пересмотре ваших долгов? – произнес Фердинанд вежливым тоном.
– Я уволю все руководство. Я вложил несколько миллионов в это издание!
– Вы отказываетесь выполнять прямой приказ? – угрожающе спросил Конрад.
– Нет, конечно, нет, сир. Мне просто нужно найти способ. Закрытие журнала обойдется очень дорого! Я не могу!
– Отказ обойдется намного дороже. Ваши долги не будут рефинансированы, и мы пойдем против вас, – прорычал Фердинанд.
– Мой Hochmeister, по крайней мере, позвольте мне оставить старых сотрудников и перевести их! Французские законы очень строги. Новый редактор напишет статью с гораздо лучшими отзывами для Консорта.
– Нет, вы больше не будте упоминать его имя в любых ваших изданиях. Закройте журнал до февраля, или столкнетесь с бурей, которую я устрою в ваших компаниях. Свободны, – рявкнул Конрад, и Михаэль встал и вывел мужчину из кабинета.
*
Гунтрам так увлекся каталогами, что не услышал, как Конрад приблизился и поцеловал его в лоб. Он удивленно подскочил и засмеялся, увидев, что это его любимый.
– Мне теперь ревновать еще и к каталогам мебели? Твоей бумаги и карандашей достаточно, чтобы игнорировать меня, котенок! – сказал Конрад, притворяясь расстроенным.
– Я забыл о времени. Я смотрел их в поисках идей для комнаты Карла и Клауса. Фридрих получил их сегодня и отдал мне.
– Гунтрам, не проще ли нанять декоратора, а потом выбрать то, что тебе нравится?
– Я хотел, чтобы мы сделали это сами!
– Котенок, я понятия не имею о таких вещах. Просто ничего из Диснея или любых его предприятий и без вульгарности. Никаких электронных или пластмассовых игрушек, поищи хорошие немецкие деревянные игрушки. Обратись в Steiff или в Kösen за плюшевыми животными и, возможно, в Märklin (немецкие фирмы – производители игрушек. – Прим. пер.) за поездами. Я очень любил их, когда был ребенком.
– Конрад, они дети! Они не могут играть с поездом! Все дети любят Микки Мауса!
– Ненавижу эту крысу. В этот дом она не войдет.
– Они присутствуют в качестве декора у всех детей: половина мебели украшена хотя бы одним из диснеевских персонажей!
– И это говорит человек, у которого в детской висел Бронзино?
– Я никогда не знал, что это! Он мне просто нравился!
– Тогда ты меня понимаешь. Нам не следует разрушать эстетический вкус мальчиков. Стены приглушенных тонов, хорошая мебель, и поищи что-то функциональное.
– Во всех книгах пишут, что яркие цвета стимулируют детей!
– Если они плоть от моей плоти, очень скоро ты будешь подумывать о том, чобы добавлять транквилизатор в их бутылочки. Линторффам не нужны внешние стимулы, чтобы создавать проблемы. Попроси Фридриха рассказать, как у меня, Альберта и Фердинанда проходил обычный день в игровой комнате, после того как мы заканчивали домашнюю работу. Думаю, мой отец отправил меня в школу-интернат в четырнадцать лет, чтобы спасти Фридриха от удара. Если приглашали моего кузена Армина, стоило заранее предупреждать страховую компанию.
– Ты преувеличиваешь! – запротестовал Гунтрам.
– Нет, это чистая правда. Спроси Фридриха.
– Он говорил, что ты все время учился! Что переделывал домашнее задание несколько раз, доводя его до идеала!
– Да, частично это правда. Он заставлял меня очень много работать в бесполезной попытке утомить. Проблемы начинались после того, как задания были выполнены и мы получали возможность играть. Когда мне было десять или одиннадцать лет, я захотел, чтобы один из ротвейлеров спал со мной в доме. Полностью запрещено. Я перепробовал несколько способов тайно провести его внутрь, но Фридрих всегда меня ловил. Однажды мы – Фердинанд, Альберт и я – решили построить систему блоков, чтобы поднять собаку и протащить ее через окно. Это сработало.
– Бедное животное! Она выжила?
– Да, конечно. Собаке не понравилась высота, и пострадало вишневое дерево, а Фридрих поймал нас и наказал меня. Мне пришлось чистить питомники в течение месяца и мыть нескольких собак.
– Понятно, откуда у него седые волосы!
– Это естественный процесс старения. Я был самым серьезным из нас, – надменно сказал Конрад. – Как и сейчас, – добавил он, и Гунтрам от всего сердца рассмеялся. «Пора оценить ущерб», – подумал Конрад и поинтересовался беспечным тоном: «Как прошел твой день, котенок?»
Гунтрам сглотнул и решил сказать правду. Конрад имеет право узнать, прежде чем Остерманн расскажет ему.
– Не очень хорошо, Конрад. Я получил плохие отзывы о своих работах в важном журнале. Коротко: я провожу выставки, потому что я любовник швейцарского банкира и русского коллекционера. Мне ужасно жаль, что там был намек на твое имя. Все твои друзья, должно быть, теперь смеются, – признался Гунтрам.
– Гунтрам, никто не смеется надо мной. Большинство людей, которые меня заботят, знают тебя, и я никогда не скрывал свою любовь к тебе. Меня беспокоит только то, что это может затронуть тебя.
– Не в первый раз я получаю критику. На самом деле, когда я был в Лондоне, все так считали – от учителя до последнего ученика, но мне было все равно. Я рисую в меру своих способностей и не способен на большее. Кому-то нравится, кому-то нeт.
– Но тебя очень заботит мнение Остерманна или мое.
– Остерманн говорит разумные вещи и знает, о чем говорит. Он всегда прав, и мне нравится работать с ним. Коко ван Бреда предложила мне выпустить с ней вместе книгу для детей. Сказки. Мы еще должны поговорить с Остерманном.
Конраду ни на секунду не понравилась эта идея. Ван Бреда были нуворишами и выскочками, которые построили свое состояние на транспорте и дисконтных супермаркетах. Очевидно, эта женщина хотела использовать Гунтрама, чтобы приблизиться к нему.
– Гунтрам, ты не иллюстратор – ты художник. Сосредоточься на существенном: детях, своем искусстве и учебе. Ты завершил второй год, возможно, хорошо было бы сменить университет и, например, закончить обучение в Цюрихе. Подумай об этом и скажи мне о своем решении через несколько дней.
– Но я хочу сделать эту книгу!
– Делай, Гунтрам, и мы поищем лучшего издателя. Я не возражаю против проекта, только против людей. Я поговорю об этом с Остерманном.
*
16 февраля
Mюнхен
Написание этой статьи оказалось утомительным для Дуду, но после почти что целого месяца напряженной работы она чувствовала, что результат вышел отличным. С этим продадут много выпусков «Звезд и историй». Ее собственный редактор был очень взволнован всеми интервью и фотографиями. «Жаль, что он гей! У него такое приятное лицо и большие голубые глаза!» – в сотый раз подумала Дуду, глядя на фото Гунтрама, взятое из каталога Робертсона. Единственная фотография Конрада фон Линторффа, которую ей удалось найти, была с давней благотворительной вечеринки. «Он выглядит как настоящий палач. Господи! Этот человек вообще умеет улыбаться?» Имя или фотографию другого любовника, русского, было невозможно получить. У мальчика была стипендия фонда, но владельца нигде не удалось найти. Стефания отказалась назвать ей имя, потому что он «бедняга, с него достаточно всего этого!», и Гертруда фон Линторфф лишь сказала ей, что «он очень богатый, почти как мой кузен Конрад. Миллиардер, занимается транспортом и нефтью. Потерял жену совсем недавно. Посмотрите в списках журнала Fortune!» По крайней мере, она подтвердила всю историю и очень долго рассказывала об этом Гунтраме де Лиле, виконте де Мариньяк, по-настоящему презренном маленьком слизняке.
Она пыталась поговорить с другими людьми в своих кругах, но никто не сказал ни слова кроме «Гунтрам? Думаю, он подопечный Линторффа. Хорошо рисует. Тита купила несколько его работ, и Ватикан тоже». Или: «На твоем месте я оставил бы его в покое. Он очень застенчив, да и Конрад никогда не появляется в подобных журналах. Он очень сдержан в отношении своей личной жизни и бизнеса. Ты не найдешь его даже в специализированном журнале. Он никогда не дает интервью».
Она еще раз пробежала глазами текст, прежде чем отправить его редактору.
*
27 февраля
Мюнхен
С тех пор как у Марселя Терио возникли проблемы с его главным финансистом, Александр Вебер лично проверял все свои журналы до их дистрибуции. Этот случай стал предметом разговоров в издательской индустрии. Мужчина потерял более семи миллионов евро, и только потому, что разозлил упомянутого банкира глупыми рецензиями, написанными двумя старыми педиками, которым «повезло» столкнуться так, что они втоптали имя возлюбленного банкира в грязь. Бедный Марсель пытался получить новое финансирование, но большинство европейских банков отклонило его заявки, а те, кто принял, потребовали невозможную для него ставку – 12 процентов. Он вынужден был закрыть журнал, пытаясь сократить свои расходы, и продать офисы, чтобы заплатить работникам. Если бы он не смог рефинансировать свои долги перед этим банкиром, то стал бы банкротом. Он никогда не забудет имя Конрада фон Линторффа, и он сказал всем своим редакторам, что не должно быть написано ни одной строки об этом человеке.
Он взял экземпляр «Звезды и истории, специальный выпуск. Новый ребенок у Бранджелины?» и рассеянно просмотрел страницы, посвященные Пэрис Хилтон, раздел «Что случилось?»: несколько браков, два развода, рецепты, диеты на предстоящее лето, и его сердце замерло, когда он увидел статью на две страницы о том самом бойфренде Конрада фон Линторффа «Скандальное прошлое в России».
– Дерьмо! – выругался он и крикнул секретарю, чтобы та позвонила «идиоту, ответственному за “Звезды и истории”. Его чертова задница нужна мне здесь, прямо сейчас! Остановите распространение этого дерьма!»
«Если этот Линторфф почти уничтожил компанию с сорокасемилетней историей менее чем за неделю за глупую строчку, с моими пятью годами в бизнесе и четырьмя таблоидами для супермаркетов он сделает из меня отбивную!»
Главный редактор «Звезд и историй» ворвался в его кабинет, ужасно расстроенный тем, что печать и распространение были остановлены по прямому распоряжению владельца.
– А как же неприкосновенность этого издательства? – заорал он.
– Неприкосновенность? Это бизнес, идиот! Это ты дал разрешение?
– Конечно, газета будет продаваться как сумасшедшая. Богатые геи и умные маленькие шлюшки. Сверх того старая аристократия. Все подтверждено интервью. Их адвокаты не смогут тронуть нас.
– Мне плевать, если они трахаются посреди улицы. Это известный банкир. Он приглашает президентов на ужин в свой дом.
– И что? Наш компромисс – ради правды и нашей публики.
– Но не когда я разорюсь в процессе! Это не чертовы «Вашингтон Пост» или «Уотергейт»! Сожри все эти гребаные журналы, если надо, только останови это!
– Они должны пойти по каналам сбыта через четыре часа!
– Нет! Убери эти гребаные страницы!
– Это 700 000 выпусков! Они разойдутся по всей Германии и Австрии!
– Останови это!
– Это будет стоить нам больших денег и нашей доли на рынке. Если завтра мы не будем на прилавках, мы не жильцы!
– Заставь идиотов из команды дизайнеров взять дополнительные часы и переверстать все заново без этой статьи, если хочешь сохранить свою работу!
– Мы не сможем этого сделать! Не думаю, что у нас достаточно бумаги, чтобы выпустить еще одно издание!
– Печатай, что можешь!
– А что насчет рекламодателей?
– Побеспокоимся о них позже! А теперь за работу, и исправьте это!
*
– Кто звонит, Фридрих?
– Его зовут Александр Вебер, Марсель Терио дал ему ваш личный номер. Он говорит, что это настолько срочно, что он должен поговорить с вами.
Конрад вздохнул и поставил коньяк на приставной столик, в то время как Гунтрам продолжал рисовать, не обращая внимания на присутствие дворецкого и хмурясь, когда сосредотачивался на деталях. «Я мог бы организовать встречу со всей ФРС (Федеральная резервная система, независимое федеральное агентство для выполнения функций центрального банка и осуществления централизованного контроля над коммерческой банковской системой США. – Прим. пер.), а он и не заметил бы, – мелькнуло в голове у Конрада.
– Фридрих, скажи ему согласовать встречу с Моникой!
– Он говорит, что это связано с Россией, сир. Речь идет об издании «Звезды и истории».
Очень расстроенный, Конрад поднялся с удобного дивана и пошел ответить на звонок в свой кабинет. «Линторфф», – прорычал он, уже выведенный из равновесия, кто бы ни был по другую сторону.
– Добрый вечер, сэр. Меня зовут Александр Вебер, и я генеральный директор Weber Publishing Inc. Возможно, вы знаете наш журнал «Звезды и истории». Мы опубликовали историю ваших отношений с молодым человеком, Гунтрамом де Лилем, и его предыдущим любовником, российским промышленником, – сказал молодой голос на другой стороне линии.
– Если вы напечатаете хоть одно слово об этом, мои адвокаты позаботятся о вашей компании, – сказал Конрад с едва сдерживаемой яростью.
– Я придержу распространение журнала, пока мы не сможем достичь соглашения, которое удовлетворило бы нас обоих. Статья хорошо документирована.
– Очень хорошо, увидимся в суде.
– Нет нужды расстраиваться из-за нас. Представьте себе скандал. Вы и двадцатитрехлетний парень, оказавшийся бывшей шлюшкой другого богатого человека? Разве банкиры не полагаются на свое доброе имя? Давайте поговорим, и я уверен, что мы сможем найти решение.
– Мне нечего скрывать, а это вторжение в частную жизнь. Я не общественный деятель.
– У нас есть даже фото, – поддразнил Вебер Конрада, убеждаясь, что этот мужчина играет серьезно.
– Очень хорошо, сколько вам нужно? – спросил Конрад, думая, что мужчина не окажется настолько идиотом, чтобы назвать сумму.
– Послушайте, я знаю, что у вас уже были проблемы с Терио, и не хочу себе тех же неприятностей. Все, что мне нужно, – чтобы вы помогли мне покрыть расходы на изъятие тиража.
– Нет.
– У меня очень маленькая компания. Мы продаем нашу продукцию в супермаркетах. Я не могу позволить себе роскошь потерять весь тираж. Мы напечатали 700 000 экземпляров, и по чистой случайности я обнаружил этот вздор до его распространения. Я не хочу неприятностей с вами, но и не могу взвалить на свои плечи все тяготы исправления этих неудобств. Издательское дело не процветает так же, как финансы, сэр.
– Слушаю вас, мистер Вебер.
– Я продаю каждый экземпляр за 69 центов, и мы держимся на плаву в основном благодаря нашим рекламодателям. Если я остановлю тираж, они сядут мне на шею за нарушение контракта.
– Если ваш бизнес не может пережить небольшое неудобство, тогда у вас очень неправильный бизнес-план.
– Мне нужно минимум 600 000 евро, чтобы покрыть расходы и угодить рекламодателям.
«По крайней мере, он честен с цифрами».
– Что вы предлагаете, мистер Вебер?
– Если бы вы могли одолжить мне деньги, чтобы покрыть расходы и напечатать еще одну партию. Я мог бы вернуть их вам, скажем, через три года.
– Сколько вам лет, Вебер? «Безнадежный идиот или очень неопытный».
– Что? Мне двадцать шесть.
– Понятно. Хорошо, – усмехнулся Конрад. – Очевидно, вы понятия не имеете, с кем говорите, и это некоторым образом освежает. Большинство людей попросили бы у меня гораздо больше.
– Я не шантажирую вас! Я просто ищу выход из ситуации!
– У вас манеры мошенника, – рассмеялся Линторфф. – Я выкуплю все экземпляры, что у вас есть, за 40 центов. Можете сообщить своим рекламодателям, что вы их продали, а я дам вам кредит в размере 350 000 евро под один процент в год. Сегодня вы должны уничтожить все экземпляры, а завтра с вами свяжутся от моего имени. Я хочу весь материал, который у вас есть на меня. Этого вам досточно?
