Текст книги "В логове льва (ЛП)"
Автор книги: Tionne Rogers
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
– Я в порядке, Милан, давайте просто закончим это, не так ли?
– Хорошо, герцог ждет тебя в выбранном номере. Репин прибудет через десять минут. Помни, что мы все время будем рядом и вернем тебя. Если он приблизится к тебе или скажет что-то мерзкое, мы зайдем.
Оба мужчины поднялись на лифте на шестой этаж и вошли в большой люкс, где уже стояли Конрад и Горан. Никто из них не произнес ни слова, рассаживаясь за столом, слишком сосредоточившись каждый на своем личном аде.
Милан открыл дверь, чтобы впустить Константина, и тот пришел один.
– Я сказал «частная встреча», Гунтрам, – сказал он, игнорируя двух других мужчин, выглядевших как львы, готовые к прыжку.
– Я здесь, чтобы наблюдать за твоим поведением, Репин. У Гунтрама хрупкое здоровье, –вызывающе возразил Конрад, желая получить повод, чтобы наброситься на своего противника.
– Мой следующий шаг не будет таким же учтивым, как прежде.
– Ничто не обрадовало бы меня больше, чем повод для развязывания войны с тобой, русский, – прорычал Конрад, но Гунтрам положил ладонь на его руку, успокаивая.
– Пожалуйста, мой герцог. Оставьте нас одних. Уверен, что мистер Репин не собирается навредить мне.
– Конечно, Гунтрам. Я просто хочу откровенно с тобой поговорить, – серьезно сказал Константин.
– Пожалуйста, Конрад. Оставь нас одних, – прошептал Гунтрам.
– Если я увижу, что ты к нему приблизишься или дотронешься до него, я убью тебя собственными руками, – сказал Конрад по-русски и вышел из комнаты.
Константин подождал, пока серб очень неохотно оставит молодого человека в одной комнате с Репиным, и закрыл дверь, прежде чем сесть напротив своего ангела. Гунтрам выглядел очень нервным, грустным и больным, его взгляд прилип к полированному столу, а правая рука рассеянно рисовала воображаемые линии на мебели. Константин осторожно взял его маленькую, останавливая движения, и мягко ее погладил, услышав, как у мальчика перехватило дыхание от шока.
– Это всего лишь я, Гунтрам. Не нужно так нервничать. Я только хочу поговорить с тобой. В последний раз.
– Константин, клянусь, я никогда не хотел причинить тебе боль. Просто так получилось. Я влюбился в Конрада летом и до сих пор не знаю как. Я был очень несчастлив с тобой, а он дал мне возможность начать все заново. В конце концов я возненавидел бы тебя, а так все еще смотрю на тебя с глубокой привязанностью. Ты направил меня по моему пути, и без тебя я бы не состоялся и никогда не изучал искусство. Я всегда буду очень благодарен тебе, и никто, даже Конрад, не сможет это изменить. Просто я больше не могу жить с тобой. Я не люблю тебя, просто ценю. Это должно прекратиться, мой друг, прежде чем мы еще больше навредим друг другу.
– Гунтрам, все не так, как ты говоришь или во что Линторфф заставил тебя поверить.
– Он хочет разделить со мной своих детей. Первое, что я тебе сказал, когда мы встретились, было то, что я хочу детей. Помнишь?
– Да. Своих детей, и я никогда не возражал против этого. Ты можешь иметь их со мной, если хочешь. Мне будет тяжело согласиться на жену, но в конце концов я сделаю это. Линторфф предлагает тебе ЕГО детей, а не твоих. Они никогда не будут плотью от твоей плоти. Это просто заем, как и прочие, которые он выдает каждый день.
– Нет! Конрад любит меня!
– Он любит именно тебя или кого-то еще?
– Он любит меня, Константин. Я уверен в этом, и я тоже его люблю.
– Он всегда был обходителен с тобой?
– Да, но он не имел никакого отношения к смерти моей семьи.
– Я бы не был так уверен, Гунтрам. Эта комната чиста?
– Не знаю, думаю, да.
Константин вздохнул и пробормотал: «Конечно же, нет» – прежде чем достать из своего пальто простой белый конверт.
– Не говори ничего, пока смотришь фотографии, Гунтрам, – прошептал он, положив его на стол, и мальчик взял его дрожащими руками. – Линторфф любит тебя не самого по себе, а как замену другого человека, который скончался 14 декабря 2005 года в Мадриде. Он был кремирован в январе, потому что никто не опознал его тело, и его прах, как бездомного, был помещен в общую урну. Там даже нет таблички с фамилией в память о нем. Человеку, который умер вместе с ним, повезло больше. Его семья опознала тело, и Тревор Джонс вернулся в Соединенные Штаты.
– Кто это был?
– Посмотри на фотографии.
Гунтрам достал несколько цветных фотографий, на которых был очень молодой Конрад с человеком, очень похожим на самого Гунтрама. На нескольких из них они прижимались друг к другу, а на одной целовались. «Этот человек очень похож на моего дядю Роже». Он перевернул фотографии и посмотрел на даты: с 1982 по 1988 год, большинство сделано в Париже или Риме. Он отложил фотографии в сторону, уже чувствуя тошноту и страх. «Это просто совпадение, Конрад говорил мне, что любил кого-то, кто очень похож на меня».
– Прочти письма, если хочешь. Твоя семья отдала их мне. Все они принадлежат Линторффу.
С подступающими слезами Гунтрам взял один из аккуратно сложенных листов и развернул его, прилагая усилия, чтобы успокоиться и побороть тошноту, но безуспешно. Он вынужден был перечитать верхнюю строку несколько раз, чтобы понять слова.
Париж, 15 июля 1985 г.
Мой обожаемый Роже,
Я был вынужден оставить тебя сегодня утром, поскольку сегодня вечером должен находиться в Токио. Ты так прекрасен, когда спишь, что я не могу перестать смотреть на тебя, это заставляет меня забыть, насколько ты жесток ко мне. Если бы ты был хоть немного добрее ко мне и не сражался со мной все время, мы могли бы быть так счастливы вместе. Пойми, у нас обоих есть положение и обязательства. Я не могу удовлетворить твои желания. Я люблю тебя всем сердцем и хочу, чтобы ты был действительно моим котенком, но это не так. Ты требуешь от меня того, что я не могу дать. Увы, я люблю тебя, и ты словно наркотик, который в итоге уничтожит меня. Если бы ты был менее требовательным и эгоистичным, я позволил бы тебе стать моим Консортом, но мы никогда не изменим наши натуры; места для твоего отца должно быть достаточно для твоей семьи. Не сердись на меня и не наказывай за мое решение. Я всегда буду любить тебя.
Конрад
– Это первое прозвище, которое он дал мне – котенок, – медленно и почти неслышно прошептал Гунтрам. – Где мой дядя?
– Я сказал тебе. В Трес-Кантос, в Мадриде. Он и Тревор Джонс из Independent Times были казнены в туннеле через горы. Автокатастрофа. Другая журналистка, Линда Харрис – она пыталась связаться с тобой в прошлое Рождество – была застрелена в Лондоне четыре недели назад. Они обнаружили ее в списке гостей на той вечеринке, где кто-то едва не отравил тебя, и обвинили ее в этом.
– Это неправда!
– Нет, Гунтрам. Твой дядя и Линторфф были любовниками в течение семи лет. Роже восстал против него вместе со всей семьей и проиграл. Большинство из них сейчас мертвы. Только его жена и дочь были спасены, но живут в ужасной нужде.
Гунтрам встал из-за стола и на автомате собрал все бумаги, не отрывая глаз от темных глаз Константина.
– Идем домой со мной, ангел. Он обманул и использовал тебя. Я позволю тебе завести ребенка, если ты так хочешь. Пойдем со мной и встретимся с твоей собственной семьей.
– Нет, – хрипло ответил Гунтрам, отчаянно глядя на дверь. Его голова отяжелела, и комната, казалось, качала его, как лодка, но это не мешало ему добраться до двери. Он дернул ее и увидел, что там стоят Конрад с Гораном.
– Ты в порядке, братик? – спросил Горан, почувствовав сильнейшее страдание и ужас, переполнявшие мальчика по отношению к герцогу.
Гунтрам лишь взглянул Конраду в глаза и бросил ему под ноги бумаги. «Ты омерзительная гадина! – взвыл он, как ребенок, с настолько глубокой болью, окрасившей его голос, что Конрад не забудет его никогда в жизни. – Ты любил моего дядю и трахал меня из злобы на него!»
– Нет, все было не так! – возмущенно крикнул Конрад. – Я люблю тебя так, как никогда не любил его!
Крик боли был похож на вой умирающего животного, и Гунтрам рухнул бы на землю, если бы Константин не удержал его за талию.
– Теперь пойдем домой, ангел.
– Нет, – прошептал Гунтрам и оттолкнул его, чтобы перебраться в угол комнаты. – Ненавижу тебя, Линторфф!
– Это все твоя вина! – вскричал Конрад и бросился на русского, готовый убить его раз и навсегда, наплевав на то, что Горан пытался остановить его, потому что место и зрители были неподходящими.
Пока трое мужчин сражались, словно свирепые звери, Гунтрам просто смотрел на них, не веря, что все это происходит на самом деле. По-прежнему прерывисто дыша, он снял кольцо-печатку с левой руки, оставил его на столе и открыл дверь коридора, запертую изнутри. Ждавшие снаружи Хайндрик и русские едва не смели его в безумной спешке к своим лидерам. Он больше никого не заботил, потому что драка была всем, что их интересовало.
Гунтрам, как зомби, прошел по коридорам и спустился на лифте. Он не знал, что делать дальше, но ему нужно было оставить это место и все случившееся позади. Милан остановил его в середине вестибюля и спросил, что произошло, но Гунтрам сказал лишь: «Они сражаются наверху со всеми русскими. Это слишком для меня». Милан просто оттолкнул его и бросился к люксу.
Посреди роскошного места, окруженный гигантскими папоротниками, мраморами, коврами и люстрами, Гунтрам никогда в своей жизни не чувствовал себя таким одиноким и потерянным. Его единственное желание состояло в том, чтобы покинуть это место и сбежать от этого безумия, а его мечты и жизнь были сокрушены в одно мгновение.
Он подошел к двери, и швейцар открыл ее для него, склонив голову, удивленный тем, что гость заметил его и коротко и печально ему улыбнулся. Мужчина смотрел, как молодой человек спустился по лестнице на улицу и встал посреди нее, оглядываясь, дезориентированный и потерянный, когда перед ним на уровне пассажирских мест грубо припарковался серый «Опель Корса» и мужчина внутри открыл окно и крикнул: «Гунтрам, запрыгивай!»
Спина мальчика напряглась, но он подошел к машине и сел на заднее сиденье, когда сама собой открылась дверь.
========== Глава 28.2 ==========
*
Милан распахнул дверь и увидел, что мужчины дерутся, как сумасшедшие. «Последнее, что нам нужно, это скандал и австрийская полиция, задающая вопросы! Дерьмо!» «Я буду жалеть об этом всю свою жизнь!» – подумал он, прежде чем вытащить оружие и прикрутить глушитель, чтобы остановить герцога, душащего Репина, и Горана и Хайндрика, избивающих нескольких русских. Он выстрелил в одну из маленьких настольных ламп, разбив фарфор на сотни осколков, брызнувших на дерущихся.
Все остановились и посмотрели на него с жаждой убийства в глазах. Он опустил пистолет и ухмыльнулся.
– Господа, никто из нас не хочет видеть полицию и тем более прессу! Это плохо для бизнеса!
– Михайлович прав, – сказал Горан и отпустил одного из русских, прилагая огромные усилия, чтобы контролировать себя. «Я почти прикончил его». – Пожалуйста, мой герцог, у нас еще будет шанс, – он вынул нож из кармана, но поднялся и отошел в один из углов. Хайндрик и Оскар не очень хотели отпускать свою добычу, но русские ослабили на них хватку и отошли, так как одного острого взгляда Горана было достаточно, чтобы убедить их.
Последним, кто отпустил противника, был Конрад, напоследок сильно ударивший Константина, прежде чем отойти в сторону.
– Отлично, – нервно пробормотал Милан, хотя оба лидера все еще обменивались убийственными взглядами.
– Господа, здесь не место. Мы можем завершить где-нибудь еще, не привлекая внимания.
– Ты кусок дерьма, Репин. Я найду время, чтобы прикончить тебя, – выругался Конрад.
– Ты извращенец, который испортил моего ангела. Ты убил его.
– Не я, а ты, сплетник! Клеветник! Ты даже не следуешь самому элементарному правилу!
– Инцестный ублюдок! Я собираюсь вернуть его туда, где он должен находиться. Теперь он тебя ненавидит.
– Да, он меня ненавидит. Это в сто раз лучше, чем быть друзьями. Ко мне Гунтрам хоть что-то чувствует, а к тебе вообще ничего! Он никогда не полюбит грязную крысу, которая не может заткнуть свой рот!
– Тебе никогда его не получить! Он мой, а ты украл его!
– Я никого не крал! Он не твой, а мой! – взревел Конрад, готовый возобновить драку, но Горан сдержал его, прежде чем тот снова набросился на Константина.
– СТОП! Где Гунтрам? – рыкнул Горан.
– Он внизу, в вестибюле, – сказал Милан, осознавая свою ошибку. – Дерьмо! Я оставил его одного!
– Он, должно быть, с Масаевым по дороге в аэропорт, – позлорадствовал Константин, к ужасу Конрада.
*
– Что вы здесь делаете? – спросил Гунтрам, все еще не веря, что из всех людей мира за рулем оказался не кто иной, как его адвокат и наставник Лучано Мартинес Эстрада, а рядом с ним сидел Николя Лефебр.
– Живу за счет твоих родственников. Они оплатили две недели отдыха в Париже для меня и моей жены. Карла шлет приветствия и новый свитер. Он в багажнике, – ответил Чано, широко улыбаясь, глядя в зеркало заднего вида. – Ты не очень хорошо выглядишь, Гути.
– Тебе нужно принять таблетки, Гунтрам? – по-настоящему озабоченно спросил Николя. – Жером убьет меня, если с тобой что-нибудь случится.
– Что вы, черт возьми, здесь делаете? – крикнул мальчик, не обращая внимания на адвоката.
– Кажется, спасаю твою задницу, – пожал плечами Чано, снова сосредоточившись на вождении, потому что он без предупреждения перестроился, а другой автомобиль засигналил, вопреки всем правилам дорожного движения. – Как ты мог быть настолько глупым, чтобы встречаться с двумя мафиози? Разве я тебя не хорошо учил? Следовало бы отшлепать тебя по заднице за то, что ты не сказал мне, что едешь в Лондон с бандитом! О чем, черт возьми, ты думал?
– Как вы узнали, что я здесь?
– Нам сказал кое-кто, Гунтрам. Ты его очень хорошо знаешь. Нам нужен был Репин, чтобы вытащить тебя из Ордена, – тихо сказал Николя и предложил Гунтраму бутылку воды, но тот отрицательно покачал головой. – Чано отвезет нас на вокзал, и ты отправишься в Мюнхен с этим человеком. Это единственный способ избавиться от Репина и Линторффа одновременно.
– Я никуда не пойду с незнакомцем! – крикнул Гунтрам и проглотил еще одну таблетку, не запивая.
– Он тебе не чужой. Мы на месте. Следуй за мной молча и не вызывая подозрений. У меня с собой твои новые документы, – сказал Николя, когда Чано припарковался на втором уровне гаража Центрального железнодорожного вокзала. Адвокат вышел из машины и обошел ее, открывая дверь для шокированного мальчика, в то время как Чано сделал то же самое и открыл багажник, чтобы достать бумажный пакет из «Ла Мартина-Буэнос-Айрес».
– Клара связала его для тебя, Гунтрам. Будь хорошим мальчиком и больше не попадай в переделки. Я люблю тебя, как сына, – произнес крупный мужчина и обнял вялого мальчика, стоявшего рядом с серой машиной. – Пока, Нико, почти как в старые времена.
– Верни машину в Линц и уезжай оттуда поездом, – сказал по-французски Николя, и Гунтрам вознамерился было сообщить, что Чано не знает ни слова, но его адвокат ответил на чистом французском языке, что у него гораздо больше опыта, чем у Николя, в операциях подобного рода.
– Вспомни, кто научил тебя всем трюкам.
– Вспомни, кто спас твою задницу от обвинений в терроризме и похищении людей, – улыбнулся Николя. – Спасибо тебе за помощь.
– Не за что, был рад помочь. Передавай привет Жерому, – торопливо сказал Чано и снова сел в машину, чтобы отогнать ее.
Гунтрам глазел на Николя, не в силах осмыслить ни последние слова, ни то, что только что раскрылось.
– Пойдем, малыш, я отведу тебя к твоему отцу, – сказал Николас, осторожно потянув за собой бледного молодого человека. – Вы двое поедете поездом, а я улечу обратно в Париж.
*
Мишель Лакруа ни разу так не волновался за всю свою жизнь. Он не знал, каков будет результат встречи или как отреагирует Гунтрам. «Я не могу оставить его с Линторффом после того, как тот убил Роже и этих двух журналистов. Он слишком невменяем, чтобы позволять ему действовать как заблагорассудится. Он мог убить Гунтрама».
Он продолжил мерить шагами безлюдный третий уровень автостоянки, и его нос сморщился от пронзительных запахов автомобильного топлива, масла и мокрого бетона, раздражавших его чувства в этот холодный день. «Пожалуйста, Господи, Николя и Лучиано должны забрать его первыми».
Дверь лифта открылась, и сердце Мишеля почти остановилось, когда он увидел своего ребенка, которого почти тащил Николя, одетого лишь в жакет и галстук, несмотря на холодную погоду. Он автоматически снял с себя пальто, чтобы отдать его ему, пока продвигался к мужчинам.
Гунтрам смотрел на мужчину среднего роста и телосложения, который направлялся к ним уверенным шагом, в точности как в его воспоминаниях, где он был маленьким ребенком, и отец приходил в школу или парк, чтобы забрать его. Мужчина был не настолько высоким, как он помнил, лицо постарело, а волосы стали седыми, тогда как раньше были черными, словно эбеновое дерево, но глаза остались такими же зелеными и пронзительными, как раньше. Гунтрам остановился посреди автостоянки, не в силах поверить своим глазам.
– Viens ici, ma gosse (Иди сюда, мой малыш (франц.)), – повторил Мишель слова, которые говорил своему сыну каждый раз, навещая его в Буэнос-Айресе. – Tu as bien grandi! (Как ты вырос! (франц.))
– J’ai éte sage (Я хорошо себя вел (франц.)), – автоматически ответил Гунтрам, прежде чем осознал, что именно это всегда говорил, чтобы получить подарок от отца. Он поднял руки, чтобы прикоснуться к призраку перед ним, и мужчина позволил ему бродить по всему лицу, исследуя черты, так похожие на его собственные.
– Comme d’habitude, mon petit Prince (Как обычно, мой маленький принц (франц.)).
– Ты не можешь быть им! – воскликнул Гунтрам. – Я видел твое надгробие!
– Я получил твое письмо, сынок. Мы должны уйти, прежде чем они появятся. Если кто-то из Ордена увидит меня, я покойник, – негромко сказал Мишель и на короткий миг обнял испуганного сына. – Мы должны прятаться и от русских. Они, наверное, тоже ищут тебя, как сумасшедшие.
– Папа? – снова позвал Гунтрам, пока Мишель почти запихивал его в пальто.
– Поговорим позже. Возьми мое пальто, для тебя слишком холодно, – сказал он. – Мы едем на поезде в Мюнхен, а оттуда во Франкфурт.
– Ты мертв!
– Еще нет, и пока не собираюсь. Я тебе все объясню, но мы должны скрыться, прежде чем придут они. Надеюсь, они последуют за Чано, если отследили номерной знак.
– Или за мной в аэропорт, если они достаточно умны, но те сибирские обезьяны за углом очень нервничали, а фанатики были слишком заняты, проверяя русских, – ухмыльнулся Лефебр. – Увидимся через пять дней, Мишель.
– В Брюсселе, Николя.
– Наори на русского. Он идиот. Потерял Гунтрама менее чем за 30 минут, – фыркнул Лефебр.
– Спасибо, друг мой, – сказал Мишель.
– Сейчас хорошенько позаботься о нем. До свиданья, Гунтрам, не обижай своего отца, он ужасно скучал по тебе все это время, – Лефебр снял свое пальто и отдал его Мишелю. – Позже у меня машина и перелет. Вы должны пересечь половину Германии, а идет снег.
– Еще раз спасибо. Идем, Гунтрам, нам надо торопиться.
*
Горан сбежал по лестнице вниз в вестибюль, едва не уронив небольшой столик, стоявший в зале, но Гунтрама нигде не было видно; краем глаза он заметил, как Репин и его люди идут к выходу и покидают отель: остановился большой «мерседес», и один из головорезов открыл для бандита дверь. Серб достал телефон и приказал своим людям следовать за русскими.
«Если Гунтрам у него, он покойник, мы должны вернуть его. Черт! Как он мог сделать что-то настолько глупое?» Он подошел к двери, и, когда швейцар открыл ее перед ним, в голове Горана зародилась идея.
– Простите, вы не видели молодого человека, блондина с голубыми глазами, в коричневом твидовом пиджаке и голубом галстуке? Он должен был быть здесь не более пятнадцати минут назад. Вы видели, с кем он ушел?
– Ни с кем, сэр. Он был один. Он сел в машину – серую «Опель Корса». Он знал водителя, – ответил швейцар.
«Серая “Корса”? Какого черта? Кто вообще такое водит?» Горан с недоумением смотрел на швейцара.
– Вы уверены в модели автомобиля?
– Конечно, сэр. Он припарковался перед нами. Арендованный. На нем был ярлык «Чипо – арендуй машину (игра слов на английском языке: cheap – дешевый. – Прим. пер.)». Здесь такие нечасто останавливаются.
«Первый раз слышу, чтобы русские водили такое. “Опель Корса”?»
*
– «Опель Корса»? – удивился Милан, пока все мужчины смотрели на Горана так, будто он сошел с ума. – Его будет невозможно отследить! Таких сотни!
– Он не с русскими, – вздохнул Конрад с бесконечным облегчением.
– Но с кем? Швейцар сказал, что Гунтрам знал этого человека. Это был арендованный автомобиль, – возразил Горан.
– Арендованный? – шокированно переспросил Конрад. – Кто сбегает в арендованном «Опеле Корса»?
– Кто-то более сумасшедший, чем русские, – пробормотал Хайндрик. – Я проверю камеры безопасности отеля, мой Грифон.
– Милан, отправляйся в аэропорт с двумя мужчинами. Тщательно проверьте его, – приказал Горан. – Я проверю вокзал и автовокзал с твоей командой, Хольгерсен.
Конрад вынужден был сесть на кушетку, как только люди, не дожидаясь его разрешения, выскочили из комнаты. Его взгляд блуждал по частично разгромленной комнате и зацепился за кольцо его семьи на столе. Отвергнутое. Он поднялся и забрал кольцо, бросив на него короткий взгляд, прежде чем убрать в нагрудный карман. Конрад собрал бумаги и фотографии, разбросанные по всему полу. «Надо посмотреть, что наговорило ему это животное. Я должен вернуть моего котенка, прежде чем он доберется до него».
========== Глава 29 ==========
На пределе сил Гунтрам рухнул в небольшом купе поезда и был вынужден прислонить голову к окну, глядя на отца, все еще не в силах поверить, что он здесь, а не на Пер-Лашез вместе с матерью.
– С тобой все в порядке? – второй раз спросил Мишель, и Гунтрам лишь кивнул. – Мы будем в Мюнхене через час, и нам нужно будет поспешить, чтобы сесть на поезд во Франкфурт. У меня с собой билеты. Возьми свои на случай, если нам придется разделиться на станции.
– Почему? – Гунтрам впервые подал голос, с тех пор как они покинули Вену.
– Простая предосторожность. Я не думаю, что они последуют за нами. Ты просто садишься в поезд и едешь во Франкфурт. Если я не присоединюсь к тебе в поезде, хочу, чтобы ты отправился по этому адресу. Это небольшой отель. Проведи там ночь, а утром иди в этот банк и получи все, что находится в сейфе. Это деньги и несколько документов. Отдай их Николя Лефебру в Брюсселе и покинь Европу. Уезжай в Соединенные Штаты. У меня там друзья, которые могут помочь тебе. Они против Ордена и спрячут тебя от него или от русских.
– Почему ты уходишь?
– Я не ухожу, я просто осторожен. К настоящему времени Репин должен рыскать в поисках тебя, как безумный, а Линторфф уже понял, что ты не с Репиным, и занят тем же самым. У Ордена много ресурсов для проверки официальных баз данных. Уверен, что они уже проверяют все записи авиакомпаний или движения твоего банковского счета.
– Неужели мой дядя действительно мертв, отец? – спросил Гунтрам очень слабо.
– Да, автомобильная катастрофа. Я узнал об этом, когда журналисты, с которыми он работал, сообщили его жене. Она сказала мне две недели назад, и я понял, что нужно убираться оттуда.
– Почему он сделал это?
– Не знаю. Наверное, твой дядя попытался поговорить с тобой, и Линторфф запаниковал и убил его. Он искал Роже с 1989 года. Он никогда не уважал соглашение о сохранении жизни ему и его семье в обмен на тебя. У автомобиля, в котором ехал Роже, оказалась сдута шина, и он врезался в стену туннеля на скорости 140 километров в час. Никто не выжил. Семья журналиста рассказала жене Роже, и она отправила мне сообщение на адрес, который ты знаешь. Ты посылал мне письмо в прошлом декабре.
– Ты Мишель Лакруа?
– С 1989 года. Другого имени больше не существует. Тебе придется называть меня этим именем, потому что сейчас именно под ним я известен многим людям. Только Николя и Лучано знают Жерома де Лиля.
– Это ты послал мне Жака?
– Да, и Репин подозревает это. Моя юридическая фирма заботится о налогах с его компаний.
– У тебя есть юридическая фирма?
– Да, совместно с Николя. Мы знаем друг друга с давних пор. Мы даже заботимся о налоговых декларациях некоторых членов Ордена и трех компаний Линторффа. Николя отвечает за общественные отношения.
– Ты работаешь и на Конрада? – в ужасе спросил Гунтрам.
– Ты бы удивился, сколько вещей знает корпоративный юрист. Больше, чем жена, исповедник или любовница. Людям не важно, кто ты, пока ты спасаешь их деньги от налогов и восстанавливаешь то, что они испортили своей жадностью. Никто лучше Линторффа не помнит Жерома де Лиля.
– Понимаю, отец, – прошептал Гунтрам и направил все свое внимание на проносящиеся пейзажи.
Во второй половине дня поезд прибыл в Мюнхен, и Мишель попросил своего сына следовать за ним на расстоянии. Гунтрам поступил в точности так, как велел отец, и был удивлен, что тот покупает пачку билетов в терминале и оплачивает их наличными.
– Поезд отходит через сорок пять минут. Мы можем съесть что-нибудь, если хочешь. Ты не очень-то хорошо выглядишь, сынок.
– Я сильно устал, – признался Гунтрам.
– Как только мы сядем в поезд, ты сможешь поспать, пока мы не доберемся до Франкфурта. Давай выпьем кофе и пойдем.
Они сидели в небольшом кафе, полном людей, торопливо пьющих свой кофе или просто убивающих время, и Гунтрам все еще был словно в тумане. Его охватывало то чувство дежавю, то ощущение нереальности происходящего. Не спрашивая, Мишель заказал на беглом немецком яблочный пирог и горячий шоколад для сына.
– Ты говоришь по-немецки? – спросил озадаченный Гунтрам.
– Твоя бабушка была немкой. Я начал говорить по-немецки раньше, чем по-французски. С твоим дядей Роже я продолжал использовать немецкий, но Паскаль всегда предпочитал французский. Я никогда не был с ним так уж близок, хотя разница в возрасте была меньше. Мне больше нравился Роже, – тихо объяснял Мишель, но замолчал, как только официант вернулся с заказом.
Едва Гунтрам посмотрел на дымящуюся чашку, как его снова настигло чувство дежавю. Все было именно так, как когда он был ребенком, и отец брал его с собой в кафе недалеко от их квартиры, чтобы выпить горячий шоколад и съесть кусок пирога. В детстве он любил подобные дни, потому что это был один из тех редких случаев, когда он покидал большую квартиру, не для того чтобы пойти на большую площадь, минуя посольство Франции, и не считая Музея декоративного искусства или школы. Воспоминания были настолько яркими, что ему пришлось на секунду закрыть глаза. «Ты помнишь», – прошептал он.
– Я не собираюсь покупать тебе клубничное мороженое, Гунтрам, – серьезно сказал Мишель и улыбнулся, потому что Гунтрам всегда просил его, даже в середине зимы или когда у него был сильный кашель. – Я никогда не забывал тебя, и я скучал по тебе каждый день моей жизни. Я желал только самого лучшего для тебя и хотел иметь возможность однажды вернуть тебя. Я хотел, чтобы ты жил вне этого мира, был обычным человеком, работал и жил нормальной жизнью, чего у меня никогда не было.
Гунтрам начал есть пирог и снова промолчал.
– У твоего деда, виконта, было большое состояние. Представь, я никогда не ездил на автобусе или в поезде, пока мне не исполнилось восемнадцать лет и я не пошел в университет! Мне нужен был словарь, чтобы понять моих друзей в Сорбонне. «Vous parlez comme Molière» (Вы разговариваете, как Мольер (франц.)), – сказала мне одна из девушек. Я понятия не имел, что такое «un mec» (парень, пацан (разг. франц.)) или «le flic» (коп (разг. франц.)), был полным аутсайдером. Я не хотел, чтобы ты тоже страдал. Мне нужно было все учить с нуля. Я провел все свое детство и юность среди бархата и шелка.
– Почему ты меня бросил? Я лишь хотел быть рядом с тобой!
– Я тоже, но был вынужден сделать это, чтобы спасти наши жизни. Я расскажу все, что ты захочешь узнать, когда мы будем дома, но не здесь.
– Где дом?
– В Ашаффенбурге. Там родилась моя мать. Несколько лет назад я приобрел дом и заново его обставил.
– Ты можешь это?
– У нашей фирмы лучшие клиенты. Мы зарабатываем хорошие деньги. За эти годы я восстановил часть того, что уничтожил Линторфф в 1989 году, и я всегда держал все унаследованное от моей матери подальше от Ордена. Поторопись, Гунтрам, или мы опоздаем на поезд.
Как всегда послушный – годы в школе, с Константином, а затем и с Конрадом научили его, что это самое мудрое решение, – юноша допил свою чашку горячего шоколада и доел пирог, в то время как его отец оставил купюру в 20 евро на столе.
– Тебе не холодно, отец? Я думаю, что могу остаться в джемпере и вернуть твое пальто.
– Нет, все в порядке. Поехали.
Они шли в быстром темпе и были вынуждены пробежать последние пятьдесят метров, чтобы успеть на поезд прямо перед запуском двигателя. Они сели в удобный первый класс, и Гунтрам почти сразу же заснул на плече отца на всю поездку, обеспокоив Мишеля, потому что за день его мальчик был почти истощен.
Он смотрел на спящего сына, изучая каждую деталь. Гунтрам, несомненно, вырос, и походил на него гораздо больше, чем раньше, когда был ребенком. Контуры лица были отцовские, от матери он унаследовал лишь мягкие голубые глаза и цвет волос. Жесты остались точно такими же, как он запомнил с тех времен, когда маленький Гунтрам цеплялся за отца, чтобы не дать тому уйти: снова его пальцы запутались в лацкане пиджака, используя петли, как якорь.
«Линторфф, должно быть, уже начал охоту за Гунтрамом или войну с Репиным. Они собираются поубивать друг друга, и это стало бы лучшим, что когда-либо происходило в этом мире. В точности как говорил мой отец, клин клином вышибают.
Как мог Гунтрам полюбить хоть одного из них? Оба убийцы и преступники! Линторфф почти похитил его и давил, пока не получил обратно своего Роже в мягкой и милой версии, именно такого, как он всегда хотел. Как он мог повторять, что любит моего брата всей душой, а потом убить его, едва заполучив Гунтрама? Он демон в маске благородного льва. Грифон! Это оскорбление этих благородных существ. Я должен был заметить! Он принял мое предложение так быстро! Я должен был заметить, что он действительно подумывал о том, чтобы сделать моего ребенка своим! Все эти годы я страдал, чтобы держать моего мальчика в безопасности, и все же этот монстр нашел способ получить его и согнуть в идеальную куклу, чего всегда хотел от Роже.
На этот раз я заберу тебя далеко и дам тебе собственную настоящую семью».
*
– Где Гунтрам? – прорычал Репин, когда вошел в самолет и увидел, что он пуст.
– Мы потеряли его. Масаев собирался забрать его, когда из ниоткуда появилась машина, и он просто сел внутрь. Он знал этого человека. Мы пытались следовать за ними, но потеряли их на вокзале. Мы тщательно искали, но не нашли его, – сообщил один из его заместителей. – Мистер Масаев и несколько других ищут его.
