Текст книги "В логове льва (ЛП)"
Автор книги: Tionne Rogers
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
– Я не хочу учиться в Цюрихе!
– Хорошо, возвращайся в Лондон. В случае необходимости ты всегда сможешь попросить стакан сахара у Репина. Он живет всего в трехстах метрах от… как называется улица, мой герцог?
– Мелбери Роуд.
– А, она в двухстах метрах, – поправил себя Мишель.
– Ладно, отец, я понял, к чему ты клонишь!
– Хорошо. Я создам попечительский фонд для обучения Гунтрама в вашем банке, герцог. Все его расходы должны оплачиваться оттуда.
– Мистер Лакруа, уверяю вас, мне будет приятно позаботиться о вашем сыне.
– Я предпочитаю, чтобы он больше не чувствовал себя обязанным вам. Для любых отношений плохо, если один из партнеров находится в явно невыгодном положении по сравнению с другим. Не в нашей власти преодолеть разницу в возрасте, но мы можем смягчить другие аспекты.
– Гунтрам – мой супруг! Я поклялся заботиться о нем!
– Гунтрам – мой сын. Его воспитание и благосостояние – единственная моя забота.
– Как пожелаете, но я позабочусь о его медицинских расходах и буду обеспечивать его в своем доме.
– Я вынужден настаивать на том, чтобы он подыскивал работу, пока его здоровье позволяет. Гунтрам сказал мне, что у него есть предложение проиллюстрировать кое-какие книги, и я думаю, что он должен принять его. Разве ты так не считаешь, сынок?
– Да, отец. – Если на его сторону встанет Мишель, он сможет принять предложение Коко ван Бреда, сделанное ею в прошлом январе, то самое, которое Конрад запретил ему принимать только потому, что она была «представителем низших слоев нашего окружения». Он мог видеть, как дымится Конрад, с ненавистью глядя на его отца.
– Мой сын получил образование, чтобы быть независимым человеком, сир, – уточнил тот, готовясь к диалектической битве с Линторффом.
«Когда мы решили возобновить переговоры? Этот человек вмешивается все больше и больше!»
– Я буду уважать ваши пожелания.
– Отлично. Когда улетает ваш самолет?
– Завтра ночью, в одиннадцать, – ответил Конрад.
– Вы можете посетить моего сына завтра, если хотите.
– Я хотел бы спросить, согласитесь ли вы пообедать со мной во Франкфурте, сэр. В моем доме, и позвольте Гунтраму остаться со мной до моего отъезда, если он того захочет.
– Для него это слишком поздно, а я улетаю в Париж на следующий день.
– Вы окажете мне честь, если согласитесь стать моими гостями. Утром мой водитель мог бы отвезти вас в аэропорт. Сегодня днем в город прибыл мой наставник, с собакой Гунтрама. Он мог бы повидаться с ним.
– Нет, он останется здесь.
– Я настаиваю, потому что вас не будет рядом, чтобы защитить своего сына. Мой дом во Франкфурте для него совершенно безопасен. В ту минуту, как Репин узнает, что я был здесь, он проверит, что интересного для меня может найтись в Ашаффенбурге.
– Вы даете мне слово, что Гунтрама не потревожат?
– Конечно. Он может оставаться в доме столько, сколько вы сочтете необходимым, и мой наставник будет контролировать его пребывание во Франкфурте, – Конрад был готов взорваться. Все оказалось намного хуже, чем он вообще предполагал. «Дважды в месяц? Я должен был сказать дважды в год!»
– Что ж, Грифон. Уже поздно, а вам еще возвращаться во Франкфурт. Гунтрам может проводить вас до двери.
– До свидания, сэр, – сказал Конрад, едва сдерживаясь.
– Через десять минут домой, дитя, – сказал своему сыну Мишель, и Конрад едва не взорвался, успокоившись лишь благодаря застенчивой и обнадеживающей улыбке, полученной им от Гунтрама.
Путь к двери помог ему растерять часть своей ярости и успокоиться, прежде чем он начнет кричать или ссориться с мужчиной. «Вот тебе и любовь хиппи! Все они одинаковы: свободная любовь, пока это не ваш сын или дочь. Лицемеры!»
– Ты должен понять моего отца, Конрад. Это очень сложно для него. У меня все не так, как он себе представлял. Он думал, что я буду нормальным и женюсь, понимаешь?
– Ты женат на мне! Мы что, должны пойти в проклятую Ратушу во Франкфурте и зарегистрировать наш союз? Если хочешь, мы поженимся в Испании или Голландии! Это был самый унизительный момент во всей моей жизни! В сорок семь лет меня воспитывали, словно озабоченного подростка, и отправили домой, прежде чем я начну пускать на тебя слюни! – рычал он, впрочем, не повышая голоса. Гунтрам молча смотрел на него. – Прости, котенок. Твой отец сводит меня с ума. Видишь, почему мы не можем находиться под одной крышей? Я сделаю все возможное, чтобы выполнить его условия, но всякий раз, как он видит меня, он сдвигает границы на сантиметр дальше!
– Я тоже не люблю, когда он указывает мне, что делать, но пойми, он был вынужден на долгие годы отказаться от меня. Он просто хочет для меня лучшего.
– Не уверен, смогу ли его выдержать.
– Я не брошу его. Даже ради тебя, Конрад. Честно говоря, не знаю, хорошая ли это идея вообще. То, что я люблю тебя, не означает, что мы сможем жить вместе, – серьезно сказал Гунтрам, и Конрад ощутил, как его мир снова рухнул.
– Мы сможем жить вместе, если ты простишь меня. Мы жили так, и это было самое счастливое время в моей жизни. Пожалуйста, Maus, возвращайся домой. Я буду улетать в Австралию, чтобы находиться подальше во время его визитов к тебе!
– Не нужно так экстремально. Берлина было бы достаточно, – усмехнулся Гунтрам, и Конрад тоже рассмеялся, все еще не удовлетворенный, но обрадованный тем, что его любовь опускала свои щиты. Отсмеявшись, Гунтрам произнес с озорным блеском в глазах: «Знаешь, что лучше всего во властном отце?»
– Когда он уходит?
– Когда дети не слушаются папу, – прошептал Гунтрам и очень быстро поцеловал Конрада в губы, не дав ему времени отреагировать и поймать своего котенка еще разок. – До завтра; уходи, пока он не появился и не пристрелил тебя.
– Наверное, он уже занял удобную огневую позицию и ждет лишь того, что ты отступишь в сторону, – проворчал Конрад, когда Гунтрам открыл ворота и отошел в сторону, чтобы позволить ему пройти.
– Точно. До завтра.
– В десять машина будет здесь. Иди в дом.
*
Масаев удивился, когда поздно вечером прочитал отчет. Какого черта Линторфф забыл в таком жалком месте, как Ашаффенбург, день назад? Уж точно не притворялся туристом и не навещал родственников! Почему Павичевич тоже поехал?
Пора поговорить с Репиным и молиться, чтобы это, наконец, оказалось настоящим следом, потому что целый месяц, проведенный в Буэнос-Айресе в марте, был потрачен впустую. Их люди даже заглянули в эти ужасные трущобы и в поисках мальчика были вынуждены преподать несколько уроков. Репин сдался к апрелю в основном из-за того, что у Линторффа были те же результаты: Ничего. Ни один из его друзей не связывался с Гунтрамом и не знал о его местонахождении. В течение первых двух недель они получили несколько зацепок из разных уголков Аргентины через кредитную карту, оформленную на его имя, но после этого больше ничего не появлялось. Полная тишина, словно Гунтрам умер.
«Наверное, так и есть. Мальчик был очень болен, и стресс, должно быть, убил его. Бедный ребенок! Он не заслужил такого жалкого конца. Он ни разу не причинил боли ни единой душе, кроме босса, и то скорее из-за его упрямства, чем по вине Гунтрама».
Он покинул свой кабинет и пошел к кабинету Константина, чтобы подождать его у двери, припоминая, что его работодатель может быть со своими детьми. «Из этого вышло кое-что хорошее. Репин больше заботится о них, даже о Ване, который был не более чем бродячей собакой, пока не появился Гунтрам. Они почти сразу поладили, и Ваня всегда о нем спрашивает, хотя остальные начали его забывать. Гунтрам писал мальчику, а его отец читал эти письма даже после их разрыва. Три книги, созданные им для него, прекрасны, и Репин прав, что держит их подальше от ребенка и показывает только в особых случаях. Настоящая потеря».
– Что теперь, Масаев? – спросил Репин у мужчины, гордо встав перед дверью. Месяцы неопределенности сказались и на нем, и он перешел от убийственной ярости на мальчика за то, что тот его отверг, к неподдельной тревоге за Гунтрама. Без денег, лекарств, друзей и поддержки у него было мало шансов выжить в Латинской Америке. Это – и его характер, склонный к депрессии, заставляли Репина готовиться к худшему, и теперь он ожидал лишь новостей о смерти Гунтрама.
– Я не уверен в этом, мистер Репин. Это как минимум сбивает с толку.
– Говори.
– Вчера Линторфф отправился в небольшой городок в Баварии с Павичевичем. Это место называется Ашаффенбург.
– Что он там делал?
– Мы не знаем. Наши люди пытались следовать за ним, но несколько сербов их едва не прикончили. Им пришлось отступить, пока их не пристрелили. Люди Линторффа были более агрессивными, чем обычно.
– Все не может быть так просто, – пробормотал Константин. – Немедленно найди Лакруа и привези его сюда.
*
30 мая 2006 г.
Женщина все еще была на ногах после беготни со вчерашнего дня. Ей пришлось упаковывать все вещи своего работодателя – как всегда, бесполезного во всем, что касается домашних дел, – и его сына, слишком взволнованного и счастливого, чтобы вспомнить самые простые вещи. Парень просто сгреб свои бумаги в беспорядке и набил их в полиэтиленовый пакет – и вуаля! К переезду готов! Файруза накричала на него, и его вкладом стало… поместить свою обувь поверх отглаженных рубашек!
«Во всем виновата “древность”! Ничего хорошего не выйдет! Как мог отец позволить этому мужчине приблизиться к его собственному сыну? Даже если Морис не любит девушек, а это грех, отец должен найти ему ровесника! Он ему в отцы годится! Морису бы встретиться с одной из моих племянниц, и он передумает».
Все еще расстроенная, она закрыла сумку мальчика, решив побыть с ним, пока его отец в Париже. «Ни в коем случае не оставлю Мориса-Гунтрама там одного во Франкфурте! Этот его проклятый герцог смотрел на меня, как на грязь!»
Уставившись на высокого мужчину, ожидающего в дверном проеме сумки, она рыкнула.
– Это в машину, и зайди на кухню за моими вещами. Если чего-то не досчитаемся, тебе не понравится то, что с тобой будет!
Мирко Брегович просто посмотрел на нее с бесконечным презрением: «Эти животные никуда не годятся. Даже прикоснуться к одному из них отвратительно» – прежде чем взять вещи и отправиться с ними в машину.
*
Большой «Мерседес» припарковался перед старым домом, похожим на дом отца Гунтрама, но гораздо большего размера, на узкой улочке, заканчивающейся тупиком возле Кеннедиштрассе. У главного входа ждал Фридрих Эльзассер, когда шофер поспешил открыть дверцу машины.
Из нее вышел Жером де Лиль, изрядно постаревший, но все такой же, с пренебрежительным, аристократическим и гордым видом, что всегда был ему свойственен. Хотя Фридриху было известно о его появлении несколько недель назад, он не был готов увидеть восставшего из могилы мужчину, как всегда надменного и энергичного. Только широкая улыбка Гунтрама и то, как мальчик с искренней симпатией обнял его, нарушив все правила протокола, вывели его из летаргического состояния.
– Привет, Гунтрам, – поздоровался с мальчиком пожилой мужчина и похлопал его по щеке. – Я очень беспокоился о тебе.
– Привет, Фридрих. Я был в Ашаффенбурге у мистера Лакруа, – мягко произнес Гунтрам урок, выученный от своего отца.
– Я рад, что он присматривал за тобой, пока ты обдумывал произошедшее. У тебя всегда было прекрасное умение прощать, дитя мое, – сказал Фридрих и заметил, как застыл Мишель, услышав его обращение к Гунтраму. – Входите, герцог скоро вернется со своих совещаний.
Из кухни раздался вой Мопси, стоило ей почуять или услышать Гунтрама, и она примчалась, оставляя следы на безупречном полу и сдвигая коврики. Гунтрам опустился вниз и приласкал свою собаку, взъерошивая уши, как она обожала. Мопси почти запрыгнула на него, чтобы вылизать его лицо, когда Фридрих заметил стоявшую рядом с Лакруа женщину в темной одежде, с шарфом на голове.
При виде ее его сердце едва не остановилось.
– Это Файруза бен Али. Она здесь, чтобы присматривать за Гунтрамом, пока меня не будет рядом, – просто объявил Мишель.
– Боюсь, меня не проинформировали, сэр, – очень напряженно сказал Фридрих.
– Теперь проинформировали. Покажите мне его комнату и мою. Я должна проверить, все ли в порядке. Морис, не позволяй этому мерзкому животному касаться твоего лица! Это грязно! Как ты можешь это терпеть? – сказала она и пробежала мимо австрийца, который был все еще не в силах поверить, что один из «тех людей» ступил на порог дома. – Где его обед? Он должен находиться под моим контролем. Врач оставил очень строгие рекомендации!
– Файруза, это Мопси, и она очень чистоплотная! «Пропал мой Schweinbraten (жаркое из свинины (нем.))», – Гунтрам смирился со своей судьбой. Она собиралась остаться с ним и заставить его есть отварную курицу или рыбу.
– Проблема не в гигиене, а в животном. От нее никакой пользы: не защищает дом и не охотится!
– От собаки есть польза, Файруза, – Мишель вмешался, прежде чем Фридрих вышвырнет женщину из дома. – Она помогает Гунтраму снять стресс, в точности как велел ему врач. Животные в этом хороши. Ты права, что он не должен позволять животному напрыгивать на него.
– Если только так, – уступила она и взглянула на старого дворецкого, но тот решил не обращать на нее внимания и проводил в гостиную Гунтрама и Мишеля, поскольку это был его долг, с Мопси, которая виляла хвостом перед адвокатом просто потому, что он пах очень похоже на ее хозяина, а также прекрасно знал, как правильно ее приласкать.
Одна из горничных любезно попросила Файрузу проследовать за ней на кухню и в зону обслуживания. Г-ну Эльзассеру придется решить эту проблему позже, потому что в тот момент он был занят парнем герцога. «Он так молод! Почти как ребенок! Должно быть моложе, чем господин Армин».
Гунтрам сел на диван рядом с отцом, и собака по привычке запрыгнула ему на колени, все еще принюхиваясь к незнакомцу. Фридрих остался стоять и смотрел на Мишеля, все еще шокированный. «В конце концов, он спас Конрада», – в десятый раз повторил он.
– Ты уже видел детей, Фридрих? – спросил Гунтрам.
– Я видел только фотографии. Я все время находился в Цюрихе на случай, если ты вернешься. Его светлость очень беспокоился о тебе. Мы все беспокоились.
– Я был у отца, Фридрих.
– Гунтрам!
– Я не могу лгать Фридриху, папа.
– Спасибо, дитя мое. Вот твой мобильный телефон. Антонов принес его сегодня утром. Думаю, здесь есть новые фотографии, сделанные нянями, – Фридрих вынул из кармана маленький телефон и визитницу и протянул оба предмета Гунтраму, который пробормотал «спасибо».
– Я должен позаботиться о вашей домашней прислуге, но заверяю вас, мистер Лакруа, что я более чем способен присмотреть за вашим сыном.
– Я бы предпочел, чтобы Гунтрам познакомился с более космополитической средой, чем та, в которой он обычно живет, – таков был ответ Мишеля. – Файруза заботилась о нем почти как мать – очень властная, – пояснил он, и Гунтрам усмехнулся, – но очень преданная. Она со мной семь лет и уедет обратно в Брюссель, как только Гунтрам решит вернуться к Грифону.
– Очень хорошо, сэр, – пробормотал Фридрих и вышел из комнаты, оставив Гунтрама показывать фото своему отцу, пока адвокату не надоели дети и он не попросил сына помолчать, потому что ему нужно было поработать над делом.
*
Шофер был достаточно умен, чтобы отойти в сторону, прежде чем его герцог ударит его дверью, в то время как Хартик изо всех сил поспешил открыть другую дверь для Горана. Не дожидаясь его, Конрад очень быстро взлетел по ступеням у входа, торопясь увидеть Гунтрама.
– Он здесь? – спросил он Фридриха, более мрачного, чем когда-либо, стоявшего у входной двери.
– Мистер де Лиль в гостиной с мистером Лакруа, сир.
– Отлично, – но Фридрих продолжал блокировать дверь. Конрад кашлянул, но мужчина все еще очень сердито смотрел на него. – Что-то не так, Фридрих?
– В этом доме мусульманка, сир, и она планирует остаться. Она говорит, что заботится о молодом господине. У меня нет места ни для кого из ее рода.
– Конечно, нет! – прорычал Горан, готовый вывести женщину из дома.
– Минуту, пожалуйста. Зачем она здесь? – вздохнул Конрад, вспоминая вчерашний день, ее и то, насколько она нравилась Гунтраму.
– Ее привел мистер Лакруа. Он говорит, что она заботилась о молодом господине, пока он жил с ним, почти как мать, – сказал Фридрих, и Горана едва не стошнило.
– Я ее выставлю! – сказал Горан. – Рядом с Гунтрамом не будет ни одного мусульманина, мой Грифон.
– Нет, сейчас мне меньше всего нужно, чтобы Лакруа заорал, что мы кучка фанатиков, и забрал его. Пусть она останется, но снимите ей комнату в соседней гостинице. Я не буду спать под одной крышей с мусульманкой, – Конрад снова пришел в ярость из-за того человека. «В том, что с одним из них разговаривает Гунтрам, можно обвинить его неадекватное образование, но то, что это делает Лакруа, непростительно! Он прекрасно знает правила!» Он ворвался в гостиную и распахнул дверь, по-настоящему разозлившись на мужчину, снова творившего что пожелает, теперь уже под его собственной крышей.
– Привет, Конрад, – застенчиво улыбнулся со своего места на диване Гунтрам, поднимаясь, чтобы поприветствовать его, и ярость Конрада исчезла, когда он вновь увидел своего котенка, который ждал его. Он улыбнулся Гунтраму в ответ, не заботясь о присутствии Лакруа в комнате.
– Вы хорошо добрались?? – Конрад лишь взял руки Гунтрама в свои и коротко пожал, поборов желание поцеловать их, когда увидел, что Мишель стоит за сыном и смотрит на него.
– Да, спасибо, – Гунтрам покраснел под пристальным взглядом Конрада и радостно вскрикнул: «Горан!» – увидев темноволосого мужчину, стоявшего у входа. К большому ужасу отца, его собственный ребенок бросился обнимать убийцу, который с братской привязанностью обнял его в ответ и отвесил Гунтраму слабый подзатыльник со словами: «В следующий раз, когда сделаешь что-то настолько глупое, братик, тебе не понравится твое наказание. Если поссоришься с Грифоном, приходи ко мне. Русские искали тебя и до сих пор ищут.
– Я знаю, Горан. Я вообще не думал. Я просто хотел уйти, – пробормотал Гунтрам, очень стыдясь своей глупости. – Я дважды сказал Репину «нет».
– Гунтрам, это его не остановит. Он понимает лишь один язык. Теперь представь меня человеку, который защищал тебя все это время, – сказал Горан и отпустил мальчика.
– Это Мишель Лакруа. Крестный отец. Ты не встречал его еще в 80-х, – пренебрежительно сказал Конрад, и Мишель бросил на него грозный взгляд. – Ой, я имел в виду крестный отец Гунтрама, – поправил он себя с ухмылкой.
– Как поживаете, мистер Лакруа? – сказал Горан, протягивая руку: в конце концов, этот человек не был частью группы, которая убила его отца, а по старым счетам было оплачено кем-то его крови в декабре.
– Рад познакомиться с вами, мистер Павичевич, – пожал руку Мишель.
– Я буду отвечать за вашу безопасность, поскольку вы новый президент Фонда Линторффа.
– Еще нет, через несколько месяцев.
– В любом случае мы должны обсудить вашу новую резиденцию и персонал. Чем скорее это будет решено, тем лучше для Гунтрама.
– Понимаю.
– Кажется, вы уже привели свою собственную прислугу для Гунтрама. Будьте уверены, сэр, Фридрих может прекрасно позаботиться о нем, как он это делал в прошлом. Не нужно оставлять здесь свою служанку. Завтра она может улететь обратно в Брюссель, – сказал Конрад.
– Файруза остается до 6-го, мой Грифон. Она будет следить за тем, чтобы Гунтрам принимал все свои лекарства, и она очень привязалась к нему.
– Мой собственный врач оценит его состояние завтра. Все должно быть хорошо.
«Это хуже бракоразводного процесса, – подумал Гунтрам. – Сейчас они будут составлять график посещений?»
– У Гунтрама есть свой собственный врач в Ашаффенбурге.
– Но он будет жить в Цюрихе. Далеко от Баварии. Завтра его посетит доктор Вагеманн, –слегка повысил голос Конрад, но француз, похоже, ничуть не испугался и лишь поднял бровь, приглашая продолжить.
«Ну, наконец-то герцог встретил себе ровню. К слову об адских тестях! – размышлял очень позабавленный Горан. – Десять к одному, что этот человек не позволяет герцогу коснуться ни одного волоса Гунтрама, пока он не в Цюрихе, и пятьдесят к одному, что он переедет в замок в течение двух месяцев, независимо от того, что там думает герцог. Мне не нужно беспокоиться о том, чтобы переводить людей в Брюссель».
– Д-р Вагеманн – отличный врач, Мишель, – сказал Гунтрам, надеясь остановить назревающее столкновение, и его отец отступил, пробормотав, что он не против его визита. – Большое спасибо, Конрад, за то, что привез сюда Мопси. Я действительно скучал по ней, – он повел высокого немца в другую сторону гостиной, и собака пошла с ними. – Жан-Жак тоже здесь?
*
К тайной радости Конрада Горан был достаточно умен, чтобы увести от него Лакруа под предлогом того, что он хочет обсудить некоторые проблемы безопасности. Оба мужчины пошли в библиотеку, где адвокат объявил, что собирается остаться работать.
«Странно, что он так легко сдается. Должно быть, припрятал какую-то пакость в рукаве», – подумал Конрад, но решил использовать возможность провести какое-то время наедине с Гунтрамом и, возможно, повысить свои акции в глазах мальчика. Он вынул свой мобильный телефон из кармана и поискал новые фото детей. «Опять проклятый де Лиль прав: показывать фотографии и молчать! Чертовы адвокаты!»
– Гунтрам, хочешь увидеть новые снимки? Они теперь не такие красные, – спросил Конрад, сев на большой диван возле окна под предлогом того, что свет там лучше, и Гунтраму придется сесть рядом с ним и очень близко, если он хочет увидеть их.
– Было бы здорово, спасибо, – ответил Гунтрам и сел точно туда, куда хотел Конрад, взяв телефон из его руки и начав смотреть на них.
Теперь Конрад мог ощущать, как мальчик постепенно становится все более восприимчивым к нему (не только к детям), и решил сделать шаг. «Боже, это хуже, чем когда мне было 16 лет, и я хотел поразвлечься! Что дальше?» – коротко подумал он, прежде чем обнять своего котенка за плечи.
Дверь распахнулась, и Конрад вознамерился было наорать на того нахала, который посмел прервать его в его личной библиотеке.
– Гунтрам! Время для твоего сна! Поторопись, мальчик! – крикнула Файруза от двери, яростно глядя на «древность», которая уже что-то предприняла, потому что почти забралась на ее ребенка.
– Файруза, не нужно, правда! – пожаловался по-французски Гунтрам, не поднимая голоса, но разозлившись на то, что его снова «отправили в постель», еще и перед Конрадом. Он не ребенок!
– Так сказал твой врач. Иди сейчас же, или я скажу твоему отцу! – Файруза скрестила руки на груди и вызывающе на него посмотрела. – Пошевеливайся!
– Молодой человек уже выразил желание остаться здесь, – очень низким голосом произнес по-французски Конрад. «Уясни, сука, я понимаю каждое слово, которое ты произносишь».
– Я забочусь о нем. Не вы. Гунтрам идет в постель! Вы отправляетесь куда-то еще! – Файрузу было не так-то легко напугать, тем более если это был «неверный» (т. е. «не мусульманин». – Прим. пер.).
Конрад уже вознамерился высказать все, что о ней думает, и объяснить, как его предки поступали с ее «родом», но тут вмешался Гунтрам, чтобы предотвратить столкновение.
– Да, Конрад. Так велел доктор. Мое сердце не очень хорошо работало в течение последнего месяца, и после времени, проведенного в больнице, я воспринимаю это более серьезно. Прошу меня простить. Увидимся за чаем, если ты еще будешь здесь, – он встал с дивана и вернул телефон. – У тебя очень милые дети.
– Спасибо, – механически ответил Конрад, все еще сражаясь взглядами с женщиной. Он мог лишь наблюдать, как только что рухнули его планы на день с Гунтрамом. «Проклятый Лакруа! Вот почему он оставил меня наедине с Гунтрамом!»
После того, как Гунтрам последовал за женщиной и закрыл за собой дверь, оставив позади разъяренного мужчину, Конраду потребовалось сосчитать до тридцати, прежде чем вылететь из гостиной в сторону библиотеки. Не утруждая себя стуком, он ворвался в комнату, чтобы обнаружить Горана и Мишеля, сидевших за его столом. Лакруа, конечно же, занял его место, а Горан делал заметки. Конрад громко кашлянул, ожидая, что Лакруа освободит место, но тот только поднял бровь и остался там, где был.
– Хорошо, что ты, наконец, присоединился к нам, мой Грифон, – сказал Мишель, слегка кивнув головой на пустое место рядом с сербом. – Когда была сделана эта фотография? – он взял серебряную рамку со стола и показал ее герцогу. – Похоже на Италию.
– Это Сан-Капистрано, семейная резиденция. Снимок сделан во дворе, – пробормотал Конрад, садясь и с ненавистью глядя на мужчину.
«Два месяца? Нет, месяц, прежде чем он водворится в замке. Мне действительно не нужно беспокоиться о том, чтобы перевести людей в Брюссель. Возможно, пошлю Мирко для видимости. Он всегда хотел посетить это место», – подумал Горан, слушая короткий обмен репликами.
– Ах да. Гунтрам рассказывал мне, когда вы были там вместе. Ему очень понравилось. Я имею в виду твою коллекцию. Он долго говорил о ней.
– Действительно, – прорычал Конрад, уже злясь на мужчину.
– Мы с мистером Павичевичем начали обсуждать мою безопасность после того, как Гунтрам ушел с тобой. Я рассказывал о своих собственных ресурсах.
– Мне было бы интересно услышать это, если вы не возражаете, мистер Лакруа.
– Нет, конечно, нет. Честность имеет решающее значение среди… как бы ты назвал это? Деловых партнеров, мой герцог?
– Гунтрам – мой супруг и наставник моих детей. Сейчас он является частью моей семьи и принят большинством из них, – сказал Конрад, чувствуя себя очень несчастным, потому что…
– По закону транзитивности мы тоже должны являться родственниками, – усмехнулся Мишель и вернул фотографию на стол. – Нет, это было бы слишком для нас обоих. Деловые партнеры подойдет. То, что Гунтрам любит тебя, – это тайна за пределами разумного. Это испытание моей веры.
– Вы рассказывали Павичевичу о своих делах.
– Конечно. У меня есть юридическая фирма совместно со старым товарищем Николя Лефебром. Возможно, вы слышали о нас: «Вулфенсон и партнеры». Мы с Николя купили ее в 1994 году, и наши офисы есть в Брюсселе, Париже и Женеве. Старый Вулфенсон стал слишком старым и решил продать ее. Мы наняли более ста пятидесяти человек и специализируемся на корпоративном праве. Среди наших клиентов есть несколько банков и предприятий. В прошлом году наш счет мистеру Репину составил более сорока миллионов, а людям, связанным с Орденом, еще…
– Вы обошлись мне в семьдесят четыре миллиона евро! У вас абсолютно ничего не было! Вы подкупили судью? – крикнул Конрад, заставив вздрогнуть Горана, глубоко погруженного в разговор с адвокатом, пришедшего в ужас от мысли, что «наши партнеры тоже его клиенты?».
– Мне льстит, что ты все еще помнишь дело Бански, – просто ответил Мишель. – Как я говорил перед тем, как меня прервали, есть несколько членов Ордена среди наших…
– Это были евреи! У тебя еврейская фирма! – взревел Конрад, ударив кулаком по столу.
– У закона нет религии, сэр. Мадам Бански только заявляла о своей законной наследственности. До войны ее семья поместила несколько ценных картин в ваше хранилище. Почему-то вы забыли их вернуть. Мне было приятно работать над ее делом pro bono (оказание профессиональной помощи на безвозмездной основе (см. примечание в гл. 29). – Прим. пер.). Лично. Я передал многих других клиентов в руки других адвокатов. Это не имеет ничего общего с религией, чего нельзя сказать о правосудии.
– У вас не было ничего, кроме нескольких старых фотографий! Ни одного документа, подтверждающего ее владение картинами! Думаешь, я открою сейф для первого, кто придет ко мне со слезливой историей? Из-за этого дела вы совершили налет на мой офис!
– Я – нет! Постановление суда исполняла полиция. Просто немного надавили на вас, чтобы договориться. Ваши адвокаты вели себя очень неприятно по отношению к нам и отказывались разговаривать. Ей было почти восемьдесят, а процесс мог затянуться более чем на десять лет. Бедная женщина заслужила получить свои деньги. Что касается документов, когда люди убегают, спасая свою жизнь, они не собирают чемоданы. Не жалуйся так сильно. Для всех нас это стало хорошим урегулированием вопроса. Через 15 лет вы можете проверить, что находится внутри ее сейфа, и продать содержимое как собственное. Если я правильно помню, оценки составляли более тридцати пяти миллионов.
– Ты нарушил одно из наших правил! Ты встал на сторону врага! Мы не контактируем с подобными людьми! Ты помог одному из них пойти против меня!
– Я не часть Ордена и волен выбирать своих клиентов. Бедная женщина находилась в доме престарелых без поддержки своих детей. Теперь она очень счастлива благодаря своим деньгам.
– И ты тоже, – очень раздраженно сказал Конрад.
– Конечно, мой Грифон. Мы поделили: тридцать пять процентов, хотя она хотела дать мне пятьдесят процентов и не оставить ничего своим детям. Она купила очень красивую виллу в Каннах. Она приглашала меня несколько раз, и думаю, она доживет до своих 90 лет.
– Де Лиль, это…
– Лакруа, если позволишь, – резко прервал тираду герцога Мишель. – Как я уже говорил во время нашей предыдущей встречи, у меня есть доступ к новому грязному белью многих твоих братьев и к кое-чему из твоего тоже. Не испытывай мое терпение, потому что если ты схлестнешься со мной, то эти семьдесят четыре миллиона, законно принадлежавшие кому-то другому, покажутся ничем по сравнению с тем, что я могу сделать с твоими финансами. Мы договорились о том, чтобы разоружиться ради Гунтрама, но я не потерплю от тебя ни одного неуместного слова. Ты все еще должен мне жизни всей моей семьи.
– Вся твоя семья – предатели!
– Даже мои племянницы? Даже мой сын? Будь осторожен с тем, что говоришь, мой герцог, потому что это всего лишь перемирие ради Гунтрама. Я дал тебе слово, что больше и пальцем не шевельну против тебя, но ты по-прежнему упорствуешь в своей вендетте против нас. Вспомни, кто первым начал нас искать. В моем возрасте я не стану принимать приказы от такого испорченного ребенка, как ты.
– Я очень рад, что твой род прервется на тебе, – Конрад почувствовал, что его ненависть к этому человеку снова всплыла на поверхность.
– Возможно, прервется, сэр. Возможно.
– Я сомневаюсь, что Гунтрам твой сын. Он не похож на тебя.
– Ты закончил? – сухо сказал Мишель.
– Прекрасно. У тебя есть что еще сказать?
– У «Вулфенсона и партнеров» отличная репутация. Даже вы доверяете нам свои дела, несмотря на то, что мы не являемся частью Ордена, – Конрад лишь оскорблено фыркнул, все еще в ярости. – У меня есть своя служба безопасности, и мне совсем не нужна твоя. Было бы очень глупо с моей стороны доверять твоим людям.
