Текст книги "В логове льва (ЛП)"
Автор книги: Tionne Rogers
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
– Ты забрал меня у него, чтобы наказать его за все, что он сделал с нами. Не лги мне, отец, – сказал мальчик с неестественной уверенностью.
– Нет! Во-первых, я никогда не хотел, чтобы ты был с Репиным! Чано никогда не отпустил бы тебя в Лондон, если бы знал о твоих намерениях. Едва ты там оказался, к тебе стало невозможно приблизиться. Чудо, что в качестве твоего адвоката пригласили Николя. Помнишь, когда он привел тебя в кафе? Человеком, сидевшим рядом с вашим столом, был я, и ты ясно выразился, что любишь Репина и счастлив с ним. Я подумал, что, возможно, будет лучше оставить тебя там, потому что он отправил тебя в хорошую школу, ты готовился к собственной выставке, и он относился к тебе с уважением. Всего несколько месяцев назад я узнал, что жена Репина напала на тебя. Вдруг все русские сошли с ума, и ты оказался в больнице, полумертвый, затем Репин отвез тебя в Санкт-Петербург. Мы не знали ничего, и тут следующая новость – ты в Цюрихе, живешь с Линторффом в качестве его заложника. Приблизиться к тебе было невозможно! Мы пробовали несколько раз, но вокруг тебя всегда были его головорезы. Я отчаялся вытащить тебя и поговорил с Репиным, рискуя жизнью.
– Я оставил его в июне 2005 года. Я пытался покончить с собой, чтобы от него сбежать. В декабре 2004 года, после того как его жена приказала пытать, изнасиловать и избить меня. Я сходил с ума от боли и пошел с Конрадом, чтобы сбежать от Константина. Меня не волновало, убьет ли он меня. Я понял, что стал игрушкой Константина, и возненавидел это. Я был для него произведением искусства, а не человеком, независимо от того, сколько хороших слов он говорил мне или сколько прекрасных вещей покупал для меня. Конрад спас мою жизнь и не дал сойти с ума. И я любил его за это! Я согласился стать его Консортом. Он дал мне свое кольцо, отец.
– О Боже, ты имеешь в виду перстень-печатку…? – Мишель побледнел, услышав новости. Это рушило все его возможные планы: Линторфф выполнил свою клятву – почитать его сына, если тот окажется хорош для него. Сделать его своим Консортом. Теперь Гунтрам был ключом к будущему Ордена, советником, обладающим властью большей, чем любой другой, и тем, кто воспитывает следующего Грифона. Теоретически он мог аннулировать любую стратегию Hochmeister.
Консорт управлял Фондом Линторффа и всеми его деньгами – 20 процентов от всей прибыли, полученной ассоциатами. Гунтрам мог быть таким же сильным, как Линторфф. Но Гунтрам понятия не имел, что значило его положение.
– Да, перстень-печатку Грифона. Он назвал меня своим Консортом перед всем Орденом! Я никогда не был его шлюхой! Я был его возлюбленным, но ты и Константин все уничтожили! Как я могу снова смотреть на него, если он трахался с моим дядей? Как я буду смотреть на себя в зеркало? Он никогда не отдавал приказ убить нашу семью! Это были другие! Наша семья использовала его! Он хотел дать мне своих детей!
– Гунтрам, это не выход, дитя мое! Я люблю тебя и всего лишь хотел защитить! Что за мужчина выбирает любовника только потому, что он той же крови, что и его бывший? Это почти левитские законы (Левит – третья книга Пятикнижия, Ветхого Завета и всей Библии, где, в частности, содержатся запреты кровосмешения и мужеложества. – Прим. пер.)!
– Я всей душой любил его, пока ты не разрушил все! Ты не смог уничтожить Орден и теперь идешь против Hochmeister? Это твоя месть? Забрать у него любовь?
– Нет, я хочу забрать тебя с собой подальше отсюда, где мы могли бы восполнить потерянное время! Как отец и сын!
– Я был бы счастлив услышать эти слова, когда мне было шестнадцать, а не теперь, когда мне двадцать три года и я мужчина! Я уже не ребенок! Я перестал им быть с семи лет! – крикнул юноша, вскочив со стула.
– Гунтрам, сейчас же остановись, тебе вредно волноваться!
– Я лишь хотел провести с ним те годы, что мне остались! Я прекрасно понимаю, что я ходячий труп! У меня гипертрофическая кардиомиопатия и два сердечных приступа до тридцати. Вероятность смерти составляет около тридцати процентов и растет каждый год! Я не доживу до сорока, как бы осторожен ни был! Всю оставшуюся жизнь я буду привязан к лекарствам, в ближайшие годы – кардиостимулятор и, наконец, пересадка сердца, если найдут донора. Конрад знал это и любил меня, несмотря на все! Безоговорочно! Ему было все равно, придется ли ждать несколько дней, прежде чем снова коснуться меня! Он не возражал есть без соли или оставаться дома, если мне было плохо! Он никогда не выходил из себя, когда я страдал от депрессии или терялся во времени, рисуя!
– Гунтрам, клянусь, я не знал, что ты его любишь, но ты преодолеешь это!
– Я не собираюсь просто забывать его! Почему он лгал мне?
– Сынок, понятно, что ты страдаешь. Это называется стокгольмский синдром (защитно-бессознательная травматическая связь, взаимная или односторонняя симпатия, возникающая между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и (или) применения угрозы или насилия. – Прим. пер.). Ты был его заложником в течение года и сейчас пребываешь в шоке, увидев меня снова. Постарайся немного отдохнуть, а завтра мы еще раз поговорим.
– Отдохнуть? Отдохнуть? Конечно, отец! – ухмыльнулся Гунтрам. – Мне больше не семь лет! Ты не можешь отправить меня спать!
– Гунтрам, не заводись так. Тебе это вредно, – сказал Лакруа, не повышая голоса. – Иди в свою комнату и попробуй поспать. Прими таблетки, а завтра тебя посмотрит врач.
– У меня все было хорошо, пока ты не решил ворваться в мою жизнь! То, что ты мой отец, не дает тебе права разрушить ее! – закричал Гунтрам, злясь на отца больше, чем на Конрада.
– Я не разрушаю ее, ты не в состоянии ясно мыслить. Этот человек, которого, как ты говоришь, ты любишь, держал тебя в заложниках целый год, правда, в золотой клетке, занимался сексом с твоим дядей, убил твоих кузенов, которым было двенадцать, девять и семь лет, пытал и в конце концов убил твоего дядю Паскаля и дедушку! Три месяца назад он убил твоего дядю Роже. Он заставил меня отказаться от тебя в качестве единственного способа спасти твою жизнь. Подумай обо всем этом, прежде чем кричать, как истеричная женщина! Я ожидал от тебя гораздо большего!
– Я отказываюсь быть твоей пешкой! Я не стану частью твоей личной вендетты против Конрада! Я простил его и полюбил!
– Хорошо, садись в первый поезд до Цюриха, или ты предпочитаешь самолет? Возвращайся в постель человека, который трахался с твоим собственным дядей в течение семи лет.
– Я не могу вернуться к Конраду, и ты прекрасно это знаешь. Ты запятнал наши отношения. Я никогда не позволю ему снова прикоснуться ко мне! Я противен самому себе!
– Так что ты хочешь сделать? Уйти с русским? Он будет рад вернуть тебя. Его люди фактически ждали тебя за углом.
– Я… – Гунтрам начал задыхаться, чувствуя нарастающие головокружение и тошноту. Он знал эти симптомы и вытащил таблетки из куртки, чтобы проглотить одну. – Можно мне стакан воды, пожалуйста?
– Да, конечно. Садись, – Мишель выглядел очень обеспокоенным и пошел к холодильнику, чтобы наполнить стакан. Когда он вернулся, пепельно-бледный Гунтрам все еще тяжело дышал и выглядел крайне уставшим, измученным и побежденным. Он медленно выпил воду и попытался встать, но головокружение швырнуло его обратно на стул. Мишель сел рядом с ним, обнял своего ребенка и ласково погладил его по голове, точно так же, как когда тот был ребенком. Гунтрам разрыдался, изо всех сил вцепившись в отца.
– Не волнуйся, mon petit (мой малыш (франц.)), я здесь, и все снова будет хорошо. Мы снова уедем, на этот раз вместе, и пусть они поубивают друг друга! Как ты говоришь, это не наша война! Сейчас ты должен отдохнуть, и мы снова поговорим завтра.
Мишель помог Гунтраму встать и почти потащил его наверх в спальню. Он оставался там до тех пор, пока его сын не переоделся в пижаму, лег спать и провалился в беспокойный сон.
*
– Доброе утро, Морис. Твой отец ждет тебя к завтраку. Тебе стоит поспешить. В 11 у тебя доктор, – женщина в возрасте далеко за пятьдесят осторожно трясла Гунтрама. Он сел в постели, глядя на нее и чувствуя, как душа покидает тело, поскольку вчерашнее безумие не оказалось всего лишь страшным сном. Она была одета в обычную одежду, неформально, с шарфом вокруг головы.
«Она мусульманка, а это никаб (мусульманский женский головной убор, закрывающий волосы и лицо, с узкой прорезью для глаз. – Прим. пер.)? Почему она зовет меня Морисом?»
– Меня зовут Файруза, я экономка г-на Лакруа в Брюсселе. Ты выглядишь, прямо как на фотографиях, которые есть у него. Я рада, что ты решил вернуться к нему жить. Он очень одинокий человек и всегда говорит о тебе. Жаль, что ты так болен. Мне нравится твоя картина, та, что куплена в декабре прошлого года, – пруд с лягушками и жабами. Они выглядят волшебными, – протараторила она по-французски.
– Меня зовут Гунтрам. Это никаб?
– Я думала, ты предпочитаешь, чтобы тебя называли по первому имени, а не по второму. Это довольно странно. Буду звать тебя Гунтрам, если хочешь. Будешь тосты или блины?
– Блины, – быстро ответил Гунтрам, прежде чем она сообразила, что они ему абсолютно запрещены. «Один раз меня не убьет».
– Поторопись. Я должна убрать твою комнату и сходить в супермаркет, и это называется шейла (длинный прямоугольный шарф, который свободно оборачивают вокруг головы и кладут на плечи, лицо остается открытым. – Прим. пер.), – приказала она и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Неохотно и чувствуя себя очень слабым – «словно марафон пробежал, ну, в каком-то смысле так и было. Мы вынуждены были бежать, чтобы успеть на поезд из Мюнхена сюда», – он переоделся в старую одежду. «Почему все думают, что я не могу собираться? Всегда одна и та же история. «Садись в самолет, молчи». Мне это надоело».
Он спустился по лестнице и направился к кухне, где женщина, Файруза, готовила и кипятила воду.
– Твой отец в саду. Иди туда. Сейчас же! – сказала она, открывая черный ход и указывая ему на открытую галерею с садом со старыми деревьями. В конце галереи за столом сидел его отец, читая какие-то бумаги.
– Доброе утро, Морис. Тебе лучше?
– Ты и имя мое сменил? – с недоумением спросил Гунтрам.
– Морис Лакруа, как гласит твой новый паспорт, по-прежнему гражданин Франции. Твоей маме оно очень нравилось, и мы рассматривали его как вариант.
– Меня зовут Гунтрам Филипп Альфонс де Лиль. Я хочу, чтобы это имя было на моем надгробии.
– Это невозможно, и ты знаешь причины. Как только ты его произнесешь, Репин или Линторфф будут дышать тебе в спину. Мы можем отправиться в другое место и начать заново, на этот раз в мире.
– В мире? Репин перевернет каждый камень, пока не найдет нас! Ты предал его! Ты покойник! Ах да, ты он и есть!
– Знаю, но это и к лучшему. Мне ужасно жаль, что твоя жизнь была такой тяжелой, но у меня не было выбора. Ты бы предпочел судьбу своей кузины? Она живет с матерью почти рядом с трущобами, работает официанткой в баре низкого класса, а ее мать убирает дома. Время от времени она получает деньги от туристов! Вряд ли она умеет писать!
– Я тоже был официантом!
– Это место с бразильскими полуголыми официантками, Гунтрам! Прекрати ребячиться! Господи, насколько же ты глуп? Сначала ты жил с бандитом, а затем с убийцей, который не постеснялся похитить тебя! Что с тобой, мальчик? Пара слащавых фразочек, и ты ведешься? – впервые на памяти мальчика взревел отец, и Гунтрам потерял дар речи.
– Я не ожидаю, что ты меня поймешь, папа. Разве ты должен? Ты ушел из моей жизни, когда мне было семь, и вернулся, когда мне исполнилось двадцать три. Я уже не тот человек, и, возможно, я тупой. Я любил Константина и Конрада по-разному. Конрад был человеком, который спас меня от ада, и я ему благодарен. И он же солгал мне и уничтожил меня гораздо худшим образом, по сравнению с Константином, но из всех людей в моей жизни ты оказался самым разрушительным.
– Что же ты тогда собираешься делать? – Мишель был на пределе своего терпения по отношению к сыну.
– Я не знаю. Я хочу начать заново, на этот раз безо всех вас, – устало сказал Гунтрам.
– Пожалуйста, дитя мое, не уходи. Дай мне шанс снова стать твоим отцом. Я знаю, что у меня нет никаких прав просить тебя об этом, но я всегда oчeнь xoтeл этого.
Гунтрам замолчал, глядя на пустое блюдо, чувствуя, как печаль омывает его. «Пожалуйста, – снова услышал он отца, – ты не знаешь, как тяжко было проживать каждый день, молясь, чтобы ты был счастлив и в безопасности; ни один из родителей не готов потерять ребенка. Я уже потерял твою мать, не уходи».
– Я тоже наговорил тебе ужасных вещей, – прошептал Гунтрам, стыдясь своей вспышки и снова усаживаясь на свое место.
– У тебя есть все основания ненавидеть меня. Я перевернул твою жизнь вверх ногами, и не один раз, а дважды. Меня беспокоило, что ты не взорвался раньше, – вздохнул Мишель, понимая, что его сын выпустил свою ярость.
– Больше не делай так или, по крайней мере, предупреждай меня, – сказал Гунтрам, слабо улыбаясь.
– Обещаю, что больше так не поступлю, – Мишель притянул сына к груди и обнял его, радуясь, что руки Гунтрама ответили на объятия.
*
15 марта
Цюрих
Конрад был на грани нервного срыва. Ничего о Гунтраме с момента, как он покинул отель. Единственное, что они смогли узнать: серый «Опель Корса» был арендован тем же утром в Вене человеком по имени Иоганнес Вюрст, немцем, в небольшом агентстве по прокату автомобилей, мужчина заплатил наличными и в тот же вечер вернул машину в Линц. Никто из людей Конрада не смог узнать этого человека, но, по словам швейцара, Гунтрам его хорошо знал и был просто шокирован встречей, но это не был человек с фотографии агентства.
«Если бы это оказался кто-то из русских, он бы убежал. На меня он был в ярости, но Репина ненавидел больше. Тогда Гунтрам отказался от его помощи. Должно быть, кто-то из его прошлого, кому он очень доверял. Гунтрам каждого боится». Фотографии с камеры безопасности отеля также оказались бесполезны.
Люди Горана проверили все аэропорты и выяснили, что некий Гунтрам де Лиль летел ночным рейсом из Франкфурта в Буэнос-Айрес. Такое было невозможно, поскольку паспорт Гунтрама лежал у него в сейфе, оставленный там в то утро его котенком. Записи с камер наблюдения за выходом на посадку вообще не показали Гунтрама, просто похожего на него юного мальчика, но не его. Билет был куплен через интернет и оплачен через Paypal, с использованием испанского счета в небольшом банке, открытого всего за неделю до исчезновения Гунтрама также под чужим именем и адресом.
«Кто спланировал это? Не Гунтрам, я уверен. Кто-то в тандеме с Репиным; тот, кто знал всю историю, имел доказательства и использовал Репина, чтобы передать сообщение. Кто? Роже умер в декабре, и у него никогда не было для этого ни ресурсов, ни терпения. Должно быть, это кто-то очень близкий ко мне. Возможно, Георг или Альберт, ведь его сын потерял свой шанс стать Грифоном благодаря Гунтраму. Нет, не Альберт, он никогда не желал ответственности. Каждый след заводит нас в тупик. Кто?»
Он вынул из ящика фотографию Гунтрама и его самого, снятую в последнее Рождество. Конрад был почти уверен, что Фридрих незаметно для них сделал этот снимок во время праздников. Еще раз он потерялся в изображении, на котором он сидел в саду и держал своего любимого. Его котенок счастливо и застенчиво улыбался, как всегда, и выглядел как человек, который рад и горд быть живым. «Я не могу потерять его. Просто не могу. Он нужен мне больше, чем кто-либо другой в этом мире».
Бешеный стук в дверь заставил его бросить портрет обратно в ящик и пролаять «войдите!» тому, кто посмел прервать его в этот поздний час.
– Дерьмо и еще раз дерьмо, Конрад! – заорал Фердинанд, проходя и садясь перед ним. – Кое-кто из Министерства финансов сообщил мне, что правительство Германии получило серьезное предложение от группы хакеров продать базу данных с не менее чем 2 300 наших клиентов, уклоняющихся от налогов! Они подсчитали, что это может принести около 2,8 млрд евро неучтенных налогов! Они продают ее за 200 миллионов евро!
– Правительство Германии не заключает сделки с преступниками, Фердинанд, – сказал Конрад без единой эмоции на лице.
– Ты меня слышал? Это наши клиенты! Если это просочится, мы покойники! Правительство хочет заплатить им, чтобы получить информацию!
– Список настоящий или поддельный? Я очень сомневаюсь, что у нас может быть такая утечка.
– Люди Михаэля клянутся, что это идет не от нас!
– Предложи этим хакерам 300 миллионов. Если они откажутся, то это подделка. Если согласятся, заплати и реши проблему. Без лишнего шума.
– Включая наших?
– Если они не могут держать от нас подальше каких-то хакеров, то они бесполезны
– Хорошо.
– Спокойной ночи, Фердинанд.
– Иди домой, Конрад, я могу все решить с Гораном. Не волнуйся. Возможно, это всего лишь шантаж.
– Я убежден в этом. Кто-то натравливает на нас немецкое правительство. Они хотят заставить тщательно изучать наши методы. Узнай, кто стоит за этими хакерами. Уверен, это связано с исчезновением Гунтрама. Это кто-то, кто нас очень хорошо знает.
– Мы не можем быть уверены в этом! Ты действительно думаешь, что этот парень – предатель? Ни за что, Конрад!
– Не он! Я думаю, что кто-то использует его как отвлекающий маневр, и все это не случайность. Если мы найдем того, кто стоит за этим списком, то мы найдем и Гунтрама.
– Это притянуто за уши, Конрад.
– Думаю, нет. Наш новый враг очень терпелив и прекрасно нас знает. Давай исправим ситуацию, пока она не обострилась.
– Конечно. Иди домой, тебе нужно отдохнуть.
«Ты начинаешь повсюду видеть заговоры», – подумал Фердинанд, но решил успокоиться.
– Да, ты прав. Я пойду домой и поразмышляю. Это не имеет никакого отношения к Репину, и я убежден, что тот человек использовал его, чтобы добраться до меня, чтобы поразить меня в самое уязвимое место.
– Гунтрам бросил тебя из-за Роже. Никто, кроме тебя, не несет ответственности за это. Тебе следовало оставить мальчика в Санкт-Петербурге. Ты играл с огнем и обжегся. Теперь не плачься. Меня больше беспокоит здоровье мальчика, чем твои слезы. Я лишь надеюсь, что его сердце сможет выдержать новости. Иди уже домой.
– Спокойной ночи, Фердинанд.
*
22 марта 2006 г.
Ашаффенбург
Эта неделя для фирмы стала абсолютно сумасшедшей. Николя был поглощен двумя делами, и Мишель вынужден был помогать ему. В Париже Мишель долго орал на Репина за то, что тот позволил каким-то незнакомцам – и, вероятно, членам Ордена – забрать его ребенка. Русский, пребывающий в ярости и одновременно в отчаянии, проглотил наживку, болтавшуюся перед глазами. Он отправился в Буэнос-Айрес в поисках Гунтрама.
С другой стороны, Линторфф оказался умнее и не поверил в фальшивого Гунтрама, вернувшегося в Аргентину. Он понятия не имел, где искать, но все еще сосредоточивал свои усилия на Европе и около Вены. Трюку с хакерами удалось отвлечь его всего лишь на неделю, и он легко уклонился от властей, предлагая им sotto voce (вполголоса (муз.)) информацию о некоторых своих клиентах, чтобы доказать, насколько он прозрачен. «Как всегда, приносит в жертву одну пешку, чтобы сохранить ладью или коня. Он становится все лучше и лучше». Он вынужден был убрать молодых хакеров из Европы, пока Линторфф не нашел их и не убил. «Если он может разобраться с моим шестимесячным планом за неделю, то мои шансы покончить с ним гораздо призрачнее, чем я изначально оценивал. У американских журналистов нет никаких шансов против него, но и у меня нет ничего достаточно серьезного против него. Я думал, что потеря Гунтрама ослабит и отвлечет его, но его чувства обострены сильнее, чем прежде. Этот ублюдок даже использовал мою уловку, чтобы частично избавиться от внутренней конкуренции! Боюсь, теперь он гораздо осторожнее, чем раньше».
Но главным источником беспокойства был для него сам сын. Хотя мальчик действительно простил его и старательно притворялся, что все в порядке, когда отец был рядом, Мишель чувствовал, как глубокая скорбь льется из его мальчика – так же, как когда он потерял свою жену. Его здоровье ухудшалось с каждым днем, он отказывался есть, забывал принимать таблетки, постоянно нервничал и боялся, что русские придут за его отцом… и был убит горем, потому что Конрад фон Линторфф солгал ему.
По словам Файрузы, Гунтрам был почти неподвижен весь день, ни с кем не разговаривал, а только сидел в саду, глядя на деревья, и иногда рисовал что-то, немедленно уничтожая.
«Я не могу снова потерять его. Возможно, пришло время забыть об Ордене и Линторффе. Месть ничего не значит, если я разрушу жизнь моего ребенка или убью его в процессе. Я всего лишь человек, сражающийся против трехсотлетнего угнетения, а худшее в этом то, что всем наплевать. Простота, самооправдание и пассивность являются движущими силами этого мира. Я должен увезти Гунтрама, чтобы он забыл этого монстра. Как он мог полюбить его?» – уныло размышлял Мишель, целуя сына в знак приветствия, чтобы получить одну из его вымученных и грустных улыбок.
25 марта
Ашаффенбург
– Папа, можно я посплю с тобой сегодня? Мне нехорошо, – голос Гунтрама разбудил Мишеля посреди ночи.
– Иди сюда и ложись, – ответил он, изо всех сил стараясь скрыть свое беспокойство. Впервые его ребенок на что-то жаловался, и с обеда он выглядел действительно больным, отказываясь ужинать или смотреть телевизор с отцом. В течение дня он несколько раз проваливался в глубокий сон.
– Я не могу лечь, мне трудно дышать. Я задыхаюсь.
– У тебя болит в груди? Ты принял свои таблетки?
– Нет, никакой боли, и я принял таблетки. Просто позволь мне остаться с тобой, – умолял Гунтрам. – Это не похоже на то, что было раньше.
Мишель вскочил с кровати и оделся, а Гунтрам сидел на кровати, тяжело дыша и кашляя.
– Сейчас я отвезу тебя в больницу. Можешь одеться сам, или нужна помощь?
– Просто дай мне поспать.
Мишель выругался по-французски, осознавая, что все хуже, чем он оценивал ранее.
*
Мишель долго просидел в пустой приемной. Четыре часа прошло, прежде чем из палаты экстренной помощи вышел молодой врач для короткой беседы с ним.
– С ним все в порядке?
– Боюсь, что состояние вашего сына серьезное, мистер Лакруа. У него был отек легких, и нам пришлось откачивать жидкость, проколов легкие. Это довольно распространенное осложнение у пациентов с сердечной недостаточностью. Он останется в отделении интенсивной терапии на день-два, а затем на один день мы переведем его в обычную палату. Мы должны быть уверены, что он стабилен, а его легкие и сердце хорошо реагируют на лечение. Вы можете увидеть его завтра в девять.
– Он поправится?
– Его реакция до сих пор была адекватной, сэр. Завтра его кардиолог поговорит с вами. А теперь прошу прощения.
– Спасибо, доктор, – машинально ответил Мишель.
*
Буэнос-Айрес был уже не тот без его ангела. До этого посещение города приносило радость, так как сопровождалось предвкушением увидеть его и получить от него улыбку или поцелуй. Теперь город был пуст. Захаров сделал все возможное, чтобы разыскать Гунтрама, но пока безрезультатно.
Лакруа тоже понятия не имел, и, хотя он назвал много имен из прошлого Гунтрама в Аргентине, ничего не вышло. Адвокат был чист. Вся его команда безопасности по-прежнему находилась в Брюсселе или Женеве, выполняя свои обязанности, и мужчина не внес ни одного изменения в свой график. Работа в Брюсселе с понедельника по четверг и ночной перелет во Франкфурт, где у него была квартира, на выходные. Вокруг него никогда не было службы безопасности, а если бы он имел какое-то отношение к исчезновению Гунтрама, то не оказался бы настолько безумным, чтобы свободно передвигаться. Лакруа сводил его с ума постоянными звонками и упреками в том, что он потерял Гунтрама в Вене.
*
Небольшое помещение в больнице пробудило много призраков в Мишеле. «Они все еще используют креозот для уборки больниц, – подумал он, сморщив нос из-за пронзительного частично выветрившегося запаха. – Прямо как когда Сесиль в последний раз лежала в больнице». Он закрыл глаза, отбрасывая болезненные воспоминания.
– Мистер Лакруа? Я доктор Зибенморген, кардиолог, отвечающий за Мориса.
– Доброе утро, доктор, – ответил он, пожав руку мужчины.
– Я говорил с доктором Раммштайном о случае вашего сына. Динамика положительная, и мы уверены, что выпустим его через четыре дня, но общий прогноз не обнадеживает. Его легкие накапливали жидкости, потому что его сердце недостаточно хорошо качает кровь, что означает, что его состояние ухудшается быстрыми темпами. Такие пациенты-сердечники, особенно юного возраста и с настолько негативной историей, могут быть легко передвинуты в начало очереди на пересадку, но вы должны отдавать себе отчет, что риск смерти во время таких операций составляет более пятидесяти процентов.
– Ему нужна пересадка сердца?
– Пока нет, но скоро потребуется. Конечно, есть другие терапевтические и хирургические меры, которые мы можем предпринять, чтобы отложить ее, но вы должны понимать, что это то, с чем вам придется столкнуться – если повезет, через несколько лет. Кроме того, это операция, требующая от пациента серьезной психологической подготовки.
– Я понимаю, доктор, – прошептал Мишель. – Могу я увидеть его сейчас?
– Во второй половине дня. Он все еще под действием седативов. Ему нужно как можно больше отдыхать и держаться подальше от стресса, но его лечащий врач сообщит вам.
– Спасибо, доктор, – сказал он, полностью побежденный.
*
– Привет, вы Конрад? – спросила Мишеля молодая медсестра, прежде чем позволить ему войти в палату интенсивной терапии.
– Меня зовут Мишель Лакруа. Я отец Мориса Лакруа, – рявкнул он с едва сдерживаемой яростью, услышав имя своего врага. Очевидно, его сын звал его.
– Извините, ошиблась. Пациенты рассказывают самые смешные вещи, пока отходят от наркоза. Он много раз произнес «Конрад», и я подумала, что это ваше имя. Да, он в порядке, я должна была проверить раньше, – извинилась она, роясь в бумагах, прикрепленных к ее планшету. – Морис уже проснулся и хорошо реагирует. Войдите, вы можете сейчас с ним повидаться.
– Спасибо, – мужчина прошел вдоль ряда коек, разделенных лишь шторами, к постели сына.
– Привет, – слабо улыбнулся Гунтрам, когда отец взял его за руку. – Это за то, что ты не был рядом, когда у меня была корь. Ты выглядишь ужасно.
– Для начала я и не был красавцем, так что все в порядке, – пошутил Мишель, слегка сжав руку сына, с огромным облегчением. – Наверное, твоя мать была слепой.
– Пожалуйста, не говори так. Все говорят, что я унаследовал твои черты.
– Как ты себя чувствуешь?
– Гораздо лучше: я могу дышать самостоятельно. Игла была очень большой. Я рад, что покончил с прививками. Больше никогда не смогу смотреть на них так же.
– Врач говорит, что завтра ты покинешь отделение интенсивной терапии и еще через два дня сможешь вернуться домой.
– Я рад. Они здесь морят тебя голодом.
– Раньше не станет лучше, сынок. Файруза посылает привет.
– Спасибо, – ответил Гунтрам, удивляясь, почему его мысли возвращаются к Конраду. «Проклятая гадина! Он трахался с твоим собственным дядей! Забудь о нем!»
– Я дам тебе отдохнуть и приду увидеть тебя завтра в восемь.
*
Конрад очень нервничал в ту ночь, не понимая почему. Привычный бокал коньяка нисколько не помог успокоить нервы. Он снова перевернулся на своей половине кровати, слушая храп «проклятой зверюги», спрятавшейся в шкафу Гунтрама и всеми своими зубами защищавшей свое место. «Никогда не судите врага по его размеру. Я попрошу ветеринара усыпить ее ее и увести.
Хотел бы я быть на ее месте. Не могу избавиться от чувства, что с Гунтрамом что-то случилось!»
Комментарий к Глава 29
Пока товарищ Лакруа размышлял о том, по чьей вине светлый жизнерадостный мальчик превратился в больного человека-робота, захотелось социологический опрос устроить. Так кто же корень зла?
А – Линторфф.
Б – Репин.
В – Жером де Лиль / Мишель Лакруа.
========== Глава 30 ==========
4 мая 2006 г.
Цюрих
Он не понаслышке знал, что такое пересечение территории противника. Он занимался этим с двадцати лет. Даже спустя столько времени его не переставал удивлять люди, которые чувствовали себя в своих «логовах» настолько уверенно, что никогда ничего не проверяли. Брат самого разыскиваемого Орденом человека стоял перед Lintorff Privatbank на Бёрзенштрассе под презрительными взглядами кариатид с фронтисписа, а трое горилл, охранявших ворота, даже не взглянули на него. «У Линторффа все те же дыры в безопасности, что и в 1989 году».
Он пересек улицу, и одна из крупных обезьян преградила ему путь. «Мишель Лакруа. У меня назначена встреча с г-ном Давенпортом в юридическом отделе», – таковы были его волшебные слова, и крупный мужчина отошел в сторону. «Линторффу стоило бы еще немного потратиться и накормить их селедкой, возможно, тогда бы их мозги могли хоть немного развиться».
Для видимости он подошел к девушке в приемной, очень красивой и элегантной блондинке, и повторил рассказ. Она любезно улыбнулась и переговорила по телефону.
– Сейчас вас проводят в офис г-на Давенпорта.
– Спасибо.
Другая секретарша, на этот раз в возрасте за пятьдесят, отвела его на четвертый этаж, где все имена адвокатов были написаны золотыми буквами. «Идиот Меренгетти все еще здесь. Хорош только для того, чтобы иметь дело с главами итальянской мафии. Никакого представления о корпоративном праве».
– Нотариус Лакруа, большое спасибо за то, что вы пришли. Мистер Лефебр так высоко о вас отзывался.
– Благодарю вас за то, что нашли время встретиться со мной. Наш клиент, господин Рошфуко хочет жениться снова, и я заметил некоторые нарушения в списках его имущества. Я надеялся, что вы сможете просветить меня…
*
– Большое спасибо за уделенное мне время, мистер Давенпорт.
– Рад был познакомиться, и я должен поблагодарить вас. Беседа с вами была более чем познавательной. Вы никогда не думали составить соглашение о договорном праве?
– Нет. Где бы мы были, если бы фокусники рассказывали людям, где прячется кролик?
– Вы правы, нам нужно следить за нашими собственными интересами, – усмехнулся адвокат.
– В этом и заключается идея гильдии, – улыбнулся Лакруа, тем временем второй мужчина вызвал лифт. Войдя в кабину и нажав кнопку номер пять, Лакруа выдохнул. Дальше шла опасная часть. Поймать скользкого угря с большим, чем у морены, количеством зубов и темпераментного, как бешеная акула.
Молодая секретарша благоговейно смотрела на мужчину среднего роста, элегантно одетого, с пальто, просто, но элегантно висевшим на его плечах. «Француз, без сомнения».
– Не могли бы вы передать герцогу, что Жером де Лиль хочет его видеть? – повторил он, и девушка открыла рот.
