Текст книги "This one. Книга первая. Суровая земля (СИ)"

Автор книги: theDah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Касуми лежала мертвая, с раной на горле и пустыми распахнутыми глазами. Он потянулся нерешительно, чтобы прикоснуться к ее холодной коже. Липкой. Ничего теперь не ощущалось так, как раньше. Она даже не выглядела как Касуми. Это потому, что ее больше нет, осталось только тело.

Просто мертвое тело.

Его пальцы смяли ее кимоно, и мальчик зарылся лицом в грязную окровавленную ткань. Это несправедливо. Он же только что нашел ее. И посмел надеяться, что…

Резкий визжащий стон вырвался из груди, и он попытался сдержать его. Больно, как больно! Он вдохнул странный мускусный запах, пропитавший ее одежду, пытаясь найти утешение в ее пустой оболочке. Она тоже оставила его. Так же, как мама, как отец, как братья, и…

Он не знал, как долго пролежал там, но по прошествии нескольких минут его начал охватывать холод. Мокрая одежда не удерживала тепло, колени болели, а ее тело уже ничего не могло дать ему.

Мальчик всхлипнул, потом отступил и вытер нос рукавом. Это было неправильно, ничего в мире больше не было правильным. Она стала ему второй матерью, второй – но матерью. Поэтому он решил сделать для нее то, что его отец сделал для его матери. Вырыть могилу. Потому что мертвых людей хоронят в могилах. Это мальчик знал.

Итак…

Он соединил руки и начал копать. Нескольких движений было достаточно, чтобы понять, что его руки плохо справляются с этой работой. Под тонким слоем грязи начиналась плотная земля. Но он стиснул зубы и упорно продолжал рыть. Песок и острые куски камней забивались под ногти. Его пальцы ранили странные корни и камни. Это была утомительная работа и на самом деле очень медленная.

Когда он наконец остановился ненадолго, чтобы оценить масштаб своего труда, то начал понимать, что все не так просто. Яма в земле, которая должна была стать могилой для Касуми, была действительно неглубокой. В ней нельзя было похоронить даже курицу. Кончики пальцев около ногтей кровоточили, все израненные от его усилий.

Так работать нельзя. Этого недостаточно.

Лениво обсасывая кончики пальцев, он обдумывал сложившуюся проблему. Лунный свет освещал поле, и поперек него, у дороги, стояли повозки. Люди шли рядом с ними все эти недели, останавливаясь каждый вечер, чтобы отдохнуть и поесть из запасов, сложенных в этих повозках…

Его глаза распахнулись. Ну конечно! Там наверняка есть что-то, что можно использовать для рытья. Так что он поднялся и пошел через место бойни. Было противно идти через поле по высокой мокрой траве мимо трупов, валяющихся повсюду.

Не смотри вниз, не думай – просто иди.

Брошенный караван был страшен. Вокруг не было ни души, только мертвые тела и вещи, которые носили собой девушки, в спешке отброшенные ими. Мальчик сглотнул и закрыл глаза… Продуктовые запасы были в середине обоза, остальное необходимое – в хвосте.

Обыскивая повозки, он чувствовал себя довольно скверно и все ждал, что кто-нибудь выскочит и ударит его за то, что он совал нос не в свое дело. Рабам не разрешалось находиться рядом с ними. Он видел, как страшный человек Хидео ударил одну из девушек, которая однажды это сделала.

После долгих поисков в кромешной тьме крытой повозки он наконец нашел лопату. Мальчик видел, как мужчины рыли ею уборные.

Теперь будет проще.

К утру могила для Касуми была наконец готова. Даже лопатой рыть ее было нелегко. Инструмент был большим, тяжелым и громоздким. Он предназначен для взрослых, а мальчик был еще ребенком, маленьким и тощим. Но копать лопатой было проще, чем голыми руками.

Мальчик отставил лопату в сторону, выпрямил ноющую спину и вытер потные руки о штаны. Я действительно сделал это, подумал он с гордостью, обозревая свою работу. Яма была не очень глубокой, чуть выше колена. Но она была.

Теперь ему нужно положить тело в могилу. Взяв его за руки, он потащил. Тело не двинулось. Тогда мальчик понял, что это не так просто. Почему она такая обмякшая? Встревоженный, мальчик обошел вокруг тела. Попытался потянуть за ноги, это не сработало. Тело было слишком тяжелым.

А он устал. Присев между трупом и вырытой могилой, он подумал о том, что еще никогда не чувствовал себя настолько плохо, как в этот момент. Вся эта работа для нее… впустую… Ему хотелось плакать. Но была уверенность, что если он заплачет, то ничего больше не сможет сделать, и это все равно ничем не поможет ему.

Касуми сказала ему, что можно плакать. Но Касуми мертва.

Так что он не заплакал. Вместо этого он встал и снова и снова начал обходить тело своей второй матери… думая. Что, если… И он толкнул ее возле талии, так, словно бы катил тяжелое бревно. Тело сдвинулось. Оказалось почти легко скатить его в могилу.

Труп упал в яму с глухим стуком. Мальчик был почти доволен и посмотрел на лопату… но тело упало лицом вниз. Ему не хотелось, чтобы она лежала так. Это было неудобно. Нет, спать так было бы невозможно. Мальчик спрыгнул в яму и перевернул ее на спину. Поправил кимоно, убрал волосы с лица. После этого он решил, что теперь похоже, что она просто спит. Если бы не зияющая рана на шее и открытые глаза. Глядя на эти глаза, он чуть не сломался, потому что было невозможно представить, что она в порядке, что она просто спит, что она все еще с ним.

Глаза были пусты. Ее не было в них.

Он сглотнул, сделал глубокий болезненный вздох… и наконец переместился к ее голове и закрыл ее глаза. Потом начал бросать землю на тело. Так отец хоронил мать. А Касуми была…

Не думай. Ее там больше нет, это просто тело. Просто продолжай работать, продолжай двигаться. Не останавливайся, даже не думай об этом, потому что если остановишься… что вообще ты сможешь сделать?

Когда он закончил, солнце уже встало. Он устал, устал ужасно. Его желудок сердито рычал на него. Руки были покрыты волдырями. Он весь был изранен. Если бы он смог закрыть глаза, то просто провалился бы в сон.

Первые лучи солнца осветили поле, и капельки росы засияли в траве. А Сакура и Акане лежали там, в нескольких шагах от него и Касуми. Никакой мысли у него не возникло. Он не мог оставить их так.

Так что он начал рыть новую могилу рядом с Касуми.

Все болело: руки, ноги, живот свело от голода, в горле пересохло. И постоянная боль прямо позади глаз. Так что некоторое время он лежал, пытаясь осмыслить происходящее и открыть глаза. Это был всего лишь сон… Он ощущал себя так, независимо от причины. Пусть это будет только сон. Пожалуйста.

Но стоило только открыть глаза, чтобы понять, что это безнадежно. Три новых могилы были прямо перед ним, возвращая его в суровую реальность. Взгляд на солнце дал понять, что уже полдень. Он никогда так поздно не просыпался. Раньше это взбодрило бы его. Теперь нет.

Он не знал, как двигаться. Что ему делать? Он не знал. Всего этого слишком много для него.

Но он хотел пить и был голоден. Надо что-то с этим делать. Потребовалось некоторое время, чтобы подняться, пошатываясь, и встать, но он понял, что может ходить, и этого было достаточно. Днем переход по полю был не так страшен. Ну, он мог бы держаться подальше от трупов и мух, ползающих по ним, но это не слишком помогало не видеть их.

Поиски в продуктовой повозке увенчались обретением кувшина с водой. А также овощей, сушеной рыбы и мешков с рисом. И там никого не было. Он чувствовал себя виноватым, но… если никто не видел, то все в порядке? Действительно не было никого, кроме него. Так что после некоторого размышления он обосновался в повозке, чтобы поесть и попить. Он не имел ни малейшего представления о том, как развести огонь, чтобы сварить рис, так что лучше оставить его. Он не особо любил овощи, но после того, как откусил несколько кусков сушеной рыбы…

Пока он ел, все, что он мог делать, это просто сидеть и смотреть перед собой. Поле по-прежнему было усеяно мертвыми телами, частями или целыми. Кровь окрасила траву в некрасивый ржавый коричневый цвет. Вороны уже слетались на труп бандита, лежащий в стороне.

Ему стало плохо. Или может, это ветер принес ему слабый отголосок ужасного трупного запаха.

Большую часть умерших людей он не знал. Ему не нравились те, кого он знал, как, например, страшный человек Хидео. Но это больше не были люди, они просто мертвецы. И было плохо оставлять мертвых лежать так просто, на съедение диким зверям.

Так что он принес лопату и снова начал копать.

Хико Сейджуро был странствующим мечником. Ну, в том смысле, что он был мастером меча, не имел определенного места жительства, не принадлежал ни к одной фракции и не имел ни малейшего желания приковывать себя к какой-либо. Вместо этого он шел туда, куда хотел и пытался помочь людям своим мечом. Было нетрудно найти применение своему мастерству – в последнее время в связи с упадком экономики и повышением налогов для низших классов количество бандитов, шастающих по лесам, возросло от случайных стычек до постоянной неприятности.

Разбойники не имели иных средств к существованию, кроме разбоя. И крестьяне, и путешествующие торговцы уже достаточно настрадались. Так что, поскольку его мастер учил Хико использовать меч во благо простых людей, он начал свою работу.

Не имело значения, скольких он убил – как паразиты, они продолжали прибывать и наводнять обочины. И так до бесконечности. В особо угрюмые ночи это начинало казаться бессмысленным, словно единственная цель в его жизни – давить клопов.

Но кто-то же должен был это делать, и у Хико не было причин отказываться.

Однажды ночью он убил группу бандитов, вырезавших торговый караван. Эти были по крайней мере, были достаточно умны, чтобы не оставлять свидетелей, подумал Хико бесстрастно. Обычно преступники держали женщин для себя столько, сколько те выдерживали, никогда не раздумывая над тем, что могло бы случиться, если кто-нибудь сбежит или потеряется, и, как результат, место лагеря и засады будут выслежены. Для жалких кучек всякого сброда, вроде этих, вероятность успешного нападения в том, чтобы устроить засаду на слабозащищенные караваны, выбирающие слабо посещаемые маршруты от безысходности, надеясь избежать более крупных и профессиональных групп бандитов на основных. Так что, все это имело смысл – безжалостный, но эффективный.

Не то чтобы Хико беспокоился об этом. Он просто уничтожал нечисть везде, куда бы ни пришел.

Хотя на этот раз краткий укол сожаления промелькнул у него, когда он понял, что прибыл слишком поздно. Это было совершенно очевидно даже на первый беглый взгляд – обоз был брошен, большинство торговцев и служащих им девушек были вырезаны на поле. Несколько воплей и криков были слышны, но быстро затихли. Под ногами он увидел особенно красивое лицо, рассеченное на две части. Всего несколько минут раньше, и я мог бы спасти тебя… Ее пухлые губы исказила гримаса ужаса, ее рассеченное тело было одето в дешевое кимоно, одно из тех, которое ни одна уважающая себя дама не наденет, но слишком тонкое для крестьянки. Идеально для девушки, проданной в квартал красных фонарей.

Возможно, его опоздание к лучшему – не стоит жить, как шлюха. Необходимость спешить оставила Хико, и он зарезал следующего преступника в своем обычном темпе.

Однако… на краю поля все еще продолжалась небольшая потасовка. Бандит резал группу кричащих девушек, молящих о пощаде, слишком напуганных, чтобы даже сбежать. Или… Нет, девушки кого-то защищали.

Заинтригованный, Хико пошел к ним. Там был ребенок, так во всяком случае показалось. Вероятно, это семья, проданная скопом после того, как отец умер. В отсутствие человека, кормящего семью, они, вероятно, остались без крова.

Бандит увидел его, заорал и потребовал его имя. Это был правильный этикет воина, обычный для самураев. Хотя у этого человека… больше не было хозяина. Ронин, отметил про себя Хико, обученный владению лезвием, но оставшийся без другой цели в жизни, кроме как бесчинствовать. Сказать свое имя врагу это знак уважения. У Хико этого не было, не к этой паршивой собаке, но это был единственный правильный ответ. Поэтому он спокойно сказал:

– Ты умрешь сейчас, так что тебе незачем знать мое имя.

Скривившиеся губы и сощуренные глаза дали понять Хико, что пес понял его слова как смертельное оскорбление, которое не может остаться без ответа. Ронин оскалился и бросился вперед.

Три простых взмаха мелькнули в мгновение ока. Бандит, вероятно, даже не видел первый, судя по тому, что даже не попытался изменить позицию, чтобы его парировать, и упал, разрубленный на семь аккуратных кусков. Края разрезанной плоти были гладкими, разрывов не было. А ведь он едва использовал свою истинную силу – это было слишком легко.

Но опять же, после смерти мастера, все стычки на мечах были слишком легкими.

Просто, как раздавить червяка.

Хммм. Ребенок был еще жив. Маленький, вероятно, иностранец, отметил Хико, подняв брови. Это было не так заметно в темноте, но глаза и волосы… были слишком светлыми, слишком бледными. Ему захотелось сделать жест защиты против зла. Не похож на настоящего японца.

Ребенок замер до такой степени, что просто смотрел на него. Ни на что не реагировал – как сломанная игрушка. Ожидая, когда произойдет крушение. Стать свидетелем таких событий, увидеть, как твоя семья умирает на твоих глазах – это кого угодно сведет с ума. Большинство взрослых свихнулись бы от горечи и отвращения. Что станет с ребенком?

Было бы лучше убить ребенка прямо сейчас. Спасти его от остальной боли. Без семьи, без поддержки, его просто снова продадут в квартал красных фонарей. Такой жизнью не стоит жить. Просто взмах руки, слишком быстрый, чтобы ребенок его увидел или почувствовал.

Ужасная мысль оставила привкус горечи на языке.

Зимняя Луна* видела слишком много крови в эту ночь. Приняв решение, он очистил меч и вложил его в ножны.

– Полагаю, сама судьба привела меня сюда сегодня, – заметил он. – Ты отомщен. Злоба на этих людей не вернет тебе твоих близких. – Не было ничего, что он мог бы сделать для ребенка, кроме как поделиться этой крупицей мудрости.

Единственное, что он понял слишком поздно – чувствуя взмах меча и запах крови, заползающий в его ноздри, когда…

Он продолжал говорить о мести и выживании. Он не был уверен, кому это говорил – ребенку или самому себе. Малыш, похоже, не понимал, что он говорит. Определенно иностранец. Вероятно, не может говорить прямо сейчас, отметил он и попытался подавить всплеск раздражения.

Неважно, решил Хико после краткой паузы. Он чувствовал, как надо говорить, и на этот раз для его мудрости была подходящая аудитория. Так что он поделился ею. И ушел.

Все еще была ночь, но прежде, чем набрести на бойню, Хико намеревался пройти через залитые лунным светом леса, избегая людей и навязчивых снов. Так что все в порядке. Он мог придерживаться своего плана и дальше, оставив позади это небольшое препятствие.

Наблюдение полной луны, украсившей сегодня небосвод, было бальзамом на душу. Эта красота успокаивала – и позволяла забыть воспоминания. Созерцание красивых вещей позволяло ему верить, что есть причина жить и какая-то другая цель, кроме выполнения своего долга. Философия и наследие, которое он был обязан взвалить на свои плечи, не приносили ему успокоения.

Так что он путешествовал и позволял уму отдыхать. Это облегчало боль в сердце и терзающие сны, которые его сознание придумывало для него.

На следующий день он достиг деревни, типичного крошечного сельского населенного пункта, основанного на обочине торгового тракта. Пустые дома, несколько старых, болезненно тощих крестьян и пара лавок в центре. Типичный вид в эти дни, но там можно было пополнить запасы. Ему нужно будет еще немного риса… может, сушеного мяса и… да. Его кувшин саке был почти пуст – ему, безусловно, нужно больше алкоголя.

Он довольно быстро нашел продавцов продуктов и по привычке заплатил полную цену.

Общим обычаем было поторговаться, но он до сих пор не привык к этому, или просто не заботился о деньгах. Деньги всегда водились у него в избытке, а теперь, когда он был странником, их необходимо было беречь, насколько возможно. Но торговаться было… мелко. Только бедняки делали это. Хммм.

Однако деревня оказалась большим разочарованием в одном ключевом вопросе – у них не было производителя хорошего саке. Все его расспросы дали ему только имя деревенского старосты, который варил собственную продукцию. Тон голоса человека, расстававшегося с этой информацией, говорил о достаточном качестве. Но Хико был не совсем уверен, что хочет пробовать местный продукт.

Так что он отступился.

Что ему еще нужно? Ничего.

Но возникло ощущение, вспышка понимания, что было что-то, что ему нужно было сделать. Покалывание было вне досягаемости, почти осязаемым – что бы это могло быть? Затем это чувство ушло так же быстро, как и пришло.

Вероятно, ничего важного.

С этим Хико позволил его неустающим ногам нести его обратно к дороге.

У него ушла почти неделя, чтобы достичь места назначения – храма. Не то чтобы он был особо религиозным человеком, но прошло уже три года со дня смерти его мастера, и была определенная пристойность в уплате ежегодной дани уважения старому ублюдку. Пусть почивает в мире и мучает какого-нибудь другого бедолагу в загробной жизни. Между ними не было особой потерянной любви, особенно после того, как он узнал о предательстве старого ублюдка, но даже после всего, что между ними было – старик был единственным человеком, которого Хико действительно уважал.

Как ученик должен уважать своего наставника.

Он не слишком хорошо выказывал это. Хммм. Хико не мог не улыбнуться воспоминаниям. Каким печальным и заносчивым ребенком я был тогда…

После того, как он произнес свои слова урне с прахом, ему потребовалось некоторое время, чтобы найти монаха. Настало время позаботиться о предметах первой необходимости. В этом конкретном храме жили монахи, весьма искусные в винокурении, и они могли убедить кого угодно купить их продукт по хорошей цене.

Наполнив кувшин, правильно и надлежащим образом выполнив обязанность по отношению к покойному мастеру, Хико был волен делать все, что пожелает, целый год.

Никаких особых планов у него не было, так что он позволил ногам нести его куда глаза глядят.

Дни проходили за днями, прежде чем мальчик похоронил всех умерших. Но в продуктовой повозке была вода и еда, и идти ему было некуда. Это означало, что он мог спать рядом с Касуми, Акане и Сакурой. Он также мог использовать все их одеяла, чтобы устроить свою постель.

Так он и управлялся.

Он предпочел бы, чтобы мама Касуми и почти старшие сестры остались в живых, но научился справляться с этим. Его мир ограничивался теперь этим полем и обозом повозок вдоль дороги. У него была цель и упрямая устремленность в ее достижении. Так что все его существование сводилось ко сну, еде, питью и рытью могил.

Когда он закончил, поле было заполнено рыхлыми холмиками перекопанной земли. Аккуратные ряды могил вызывали ощущение завершенности. И теперь, когда все были похоронены, больше так дурно не воняло. Но что ему делать дальше? Никто не хотел брать его, ему некуда было податься, у него не было дома, в который можно вернуться.

Дыхание перехватило. Нет, нет… не думай.

Он так устал и одинок… Лучше не думать, потому что если задумаешься об этом… это слишком, он не мог, не мог… что-то другое, думай о чем-то другом…

Что-нибудь другое. Что у него было? Одежда, игрушка и…

Ой.

Разве он один? Он нахмурился. Заваленный работой, он даже не подумал о своем друге-духе. Не думаю, нет.

Медленно выдохнув, он сел на одеяло. Независимо от того, что случилось, дух должен быть там. Он просто не разговаривал с ним, потому что… Сказать по правде, он не чувствовал себя старшим братом. Быть им, и даже думать об этом было слишком трудно для него. И компания духа была не слишком веселой, и он не всегда понимал мальчика. Но сейчас… мальчик сам был далеко не в приподнятом настроении.

И больше всего на свете он чувствовал одиночество.

Так что мальчик сконцентрировался на ощущении холода и послал воспоминание о том, что с ним случилось. Дух ответил с теплым чувством. Словно кто-то ласкал его волосы. Но на этот раз это не чувствовалось как согласие, скорее как то, что делала для мальчика Касуми. Он икнул, зажмурился и снова подумал о чувстве холода.

Дух просто снова послал ему чувство успокаивающей ласки. Почти как живая Касуми. Лишь на мгновение. Мальчик понимал, что это не то же самое, не по-настоящему. Но в центре этого небытия ласка ощущалась как спасательный круг.

Мальчик сломался и заплакал. Он плакал до тех пор, пока слезы не иссякли. Спустя время, с помощью постоянно посылаемого духом успокаивающего чувства ласки, мальчик осознал, что он не одинок. С ним был его друг. Причем живущий в нем. Никто не сможет отнять его друга, как отняли эти плохие парни его Касуми. Они были вместе – мальчик и дух.

Осознание заставило его почувствовать себя лучше.

Через некоторое время, наслаждаясь теплым ощущением, он расслабился достаточно, чтобы посмотреть на поле, усеянное могилами. На самом деле это были просто рыхлые пятна сделанных из грязи насыпей. Далекие от тех могил, которые мальчик помнил в деревне. Чего-то не хватало.

«Чего не хватает могилам?» – лениво спросил он холодность. И продолжал думать, пытаясь вспомнить… Что же? Он был совершенно уверен, что что-то пропустил. Но он побывал на кладбище только однажды, когда…

Дух послал изображение крестов, стоящих на могилах.

Мальчик не понял, что это означает, но почувствовал облегчение. Но где найти здесь кресты? Вокруг не было ничего крестообразного. Что делать? Что делать? Он также послал эту мысль духу, прося помощи.

Дух ответил изображением деревянного креста. Он был сделан из двух кусков дерева, связанных веревкой. «Я могу так сделать» – подумал мальчик и повеселел. Спотыкаясь и падая, он как безумный побежал к повозкам. Его переполняла энергия при мысли о том, что еще предстоит сделать. После недолгих поисков он нашел веревку и нож, чтобы резать дерево.

Следующие несколько дней мальчик стал очень хорошо делать кресты. По крайней мере, по его собственному убеждению. Хорошо что-то делать.

Это было так приятно, что он начал маркировать могилы крестами, начиная с леса. Это не было сознательным решением, просто там было легче искать подходящие ветки и прутики, которые его умелые руки могли разрезать ножом.

Но потом, когда он поставил кресты на могилах Касуми, Акане и Сакуры, он ощутил, что это неправильно. Теперь… их могилы выглядели так же, как и остальные. Мальчик послал эту мысль духу, и тот согласился. Это было неправильно.

Касуми была ему как вторая мать, а Акане и Сакура как старшие сестры. Они более важны, чем остальные мертвые. Они заслуживают чего-то особенного. Думая об этом, мальчик обошел густой лес, окружавший поляну, пытаясь найти что-нибудь подходящее. Думая.

О могилах. Маркерах. Специальных вещах.

И тут он вспомнил камень, в котором обитал его друг. Дух ненавидел его, а мальчик любил. Но независимо от чувств, камень был особенным для них обоих. И он находился там очень долго.

Могила Касуми должна быть особенной. И служить напоминанием в течение долгого времени.

Так что… Нужен камень. Специальный камень. Дух нерешительно согласился. Так что мальчик обшарил лес в поисках камней. Камни должны были быть красивыми, потому что девушки тоже были красивыми. И не должны быть острыми, мальчику такие не нравились. Его руки были все исцарапаны и изранены острыми камнями.

Он нашел хороший камень. Он был достаточно большим, чтобы быть особенным. И круглым. К сожалению, хоть он и сильно понравился мальчику, но был очень тяжелым. Не таким большим, как большой некрасивый камень на горе, но все-таки до колен. Ему не поднять его, он даже не пытался. Но, хороня трупы, мальчик узнал одну хитрость – как можно катить тяжелые вещи.

Это заняло несколько часов, и солнце не стало ждать, пока его усилия увенчаются успехом. Он потел и говорил плохие слова, толкал и катил, но это сработало. Однако когда он наконец установил камень на могиле Касуми, могилы Акане и Сакуры выглядели пустыми рядом с ней.

Поэтому он пошел искать еще два камня.

Он не понимал, что ему еще делать на кладбище. Все тела были захоронены, и каждая могила помечена подходящим маркером. Особенные могилы второй матери Касуми и старших сестер Акане и Сакуры отмечены особенными камнями. Он даже попытался найти цветы для могил, как отец для могилы матери. Его усилия ни к чему не привели. На поле и в лесу цветов не было. Возможно, даже для осенних цветов уже слишком поздно.

Сидя на куче одеял рядом с могилой Касуми и глядя на остальные, он начал чувствовать себя все хуже и хуже. Он не знал, что ему делать. И дух не знал.

Он мог бы пойти домой. Может быть. Но старая Ине-сама продала его. Если он вернется, она снова продаст его и получит больше денег. И люди в деревне не любили его. По правде сказать, он и сам не любил их. Дом был пуст.

Он не мог вернуться туда. А куда еще пойти, он не знал. И дух не знал.

Скоро зима.

И мальчик сидел около трех могил и думал.

По какой-то причине, десять дней спустя на обратном пути Хико обнаружил себя на редко используемом торговом тракте, проходящем через место бойни. В деревне он наконец вспомнил, о чем намеревался попросить у жителей в свой последний визит – поискать иностранного ребенка и предоставить ему кров. Возможно, всему виной было желание убедиться, что его великодушие достигло цели, что его мудрые слова и решение сохранить малышу жизнь были не напрасны. Сейчас он навел справки о судьбе ребенка.

Старый продавец-сплетник сказал ему, что ни одного ребенка возле деревни замечено не было.

Какого черта? Но где же… В другом направлении на десятки миль не было ничего. И рядом с поляной не было никаких других населенных пунктов. Нет необходимости говорить, что любопытство Хико было разбужено. Почти не задумываясь, он пошел к месту бойни.

Он знал и раньше, что эта дорога редко используется, но Хико предполагал, что за две недели кто-нибудь да пройдет. Но если никого не было… Он поморщился от отвращения при мысли о раздувшихся разлагающихся трупах, вероятно, уже наполовину съеденных дикими зверями. Ну, ничего другого не остается, как похоронить мертвых.

Возможно именно из-за этой своей уверенности в том, что увидит, он был настолько ошеломлен, когда пришел на поле. Повозки остались на прежнем месте. Но поле… Вместо отвратительных остатков бойни…

Сейчас там было кладбище. Аккуратные ряды могил, отмеченные примитивно сделанными крестами. И ни одного трупа вокруг.

Это было неестественное зрелище.

Кто пометил могилы крестами? Неграмотные люди! Может, это загадочный иностранный обычай? И там, почти на том же самом месте, где он оставил брошенного ребенка… тот же ребенок стоял и смотрел на три могилы, отмеченные круглыми камнями.

Это, по крайней мере, напоминало достойные обычаи захоронения.

Ребенок был грязен, и, как умелый мечник, Хико сразу обращал внимание на руки, так что он посмотрел вниз и увидел опасное месиво. Маленькие руки в синяках, все окровавленные и израненные. Того и гляди все загноится.

Свидетельства работы были красиво установлены на место, и Хико был впечатлен. Такое не часто случается.

– Я заметил, что ты сделал могилы для бандитов так же, как и для своей семьи. – Простое наблюдение, но пусть ребенок знает, что он здесь. Хико не был уверен в том, что тот осведомлен о его присутствии, и не хотел вызывать у него панику. Последнее, что ему нужно, это гоняться за объектом своего любопытства по лесу.

Ребенок не отреагировал, просто продолжая смотреть вперед.

Шагнув вперед, Хико оценил беспризорника более тщательно – маленький, одетый в кимоно и хакама обычного японского мальчика. Хм, это было необычно – крестьяне не заморачивались с такой одеждой, предпочитая одевать свое потомство во что-то более дешевое и легко заменяемое. Но качество ткани и покрой были неуловимо неправильными для ребенка самурая. Швы неуклюжи, складок слишком мало, чтобы представлять семь добродетелей. Любая уважающая себя швея не допустила бы такой ошибки. Ошибка иностранца?

Ребенок имел стройное телосложение и довольно узкие плечи. Пальцы тонкие, изящные запястья. По одежде нельзя было безошибочно определить пол. Работорговцы могли одеть ребенка в то, что было в наличии, а все дети, продаваемые сейчас в рабство, были девочками. То, что он не смог сказать этого наверняка, обеспокоило Хико. По виду ребенка было трудно сказать, насколько он был юн и был ли иностранцем. Он никогда до этого не видел и не верил, что человек может родиться с такой шевелюрой.

Но теперь, подойдя достаточно близко, чтобы почувствовать ки… Она ощущалась мягкой и холодной, необычайно большой и определенно присутствующей на самом деле. Так, мальчик с определенной боевой подготовкой, что делало теорию ребенка самурая все более и более вероятной. Если бы еще вспомнить, держал ли мальчик меч раньше? Хико порылся в памяти. Да. Мальчик держал меч, прежде чем девушки начали защищать его. Загадка решена.

– … они были рабами, а не моей семьей, – прошептал тихий, мягкий голос.

Хико почувствовал, как его брови ползут вверх в недоумении. Ха! Ребенок умеет правильно говорить.

– Я был продан после того, как мои родители умерли от холеры. А когда они умерли, не стало ни бандитов, ни работорговцев, ни рабов. Просто мертвые тела.

Голос малыша был мягким и чистым, слова выходили без эмоций. Словно мальчик был полностью свободен от чувств. Плохой знак. Но все таки… смысл этих слов был чистым. Простым. Лишенным гнева или ненависти, которые мечник ожидал услышать. Нет. Эти слова были почти прекрасны в своей простоте.

– А что это за камни? – спросил он, любопытство пересилило. Если все остальные люди, которых похоронил мальчик, были для него одинаковы, этот знак означал, что эти могилы, выделенные особо, значили для него больше.

– Касуми…-сан, Акане-сан, Сакура-сан.

Было что-то странное в том, как мальчик произнес первое имя. Как будто ребенок хотел добавить другой суффикс нему, или отказался поначалу от уважительного, но безличного «сан», но потом передумал. Однако ничего не сбило его с толку больше, чем странный акцент. Эта очевидная нерафинированная манера произношения просто кричала о деревенщине из самых отдаленных гор в глубинке.

Хико был в восхищении. Мальчик бессознательно отметал все попытки его классифицировать, и продолжал вводить его в заблуждение. Настоящая загадка. Не часто людям удавалось удивить Хико, особенно детям. Не то чтобы он знал многих, но все же.

– Я только познакомился с ними на несколько дней раньше… но я хотел защитить их.

Хико решил не прерывать мальчика. Ему хотелось узнать больше, чтобы понять это хрупкое существо перед ним, отрицающее все его предположения.