Текст книги "This one. Книга первая. Суровая земля (СИ)"

Автор книги: theDah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

========== Пролог. Разговор после обеда. ==========

От автора: это исследование жизни соответствующих канону персонажей, пересказ детских и юношеских лет Кеншина, всего пути до битвы при Тоба-Фушими в январе 1868 года. Я представлю альтернативные гипотезы, заполняющие пробелы, которые оставил нам канон. Но ключевые события будут так же верны, как в манге и OVA “Trust and Betrayal”.

В моей саге три книги:

Книга 1. Суровая земля. Детство Кеншина и время, проведенное с Хико Сейджуро 13-м. (пролог + 13 глав) Трудности, скитания, тренировки, убийства… 14+

Книга 2. Ирисы под кровавым дождем. Год, проведенный Кеншином в качестве убийцы и его роман с Томоэ Юкиширо. (16 глав) Смерть и немного любви. 18+

Книга 3. Путь к бродяге. Последние три года жизни Кеншина на войне, вплоть до битвы при Тоба-Фушими. (11 глав) Никакой романтики, только убийства и политика. Политика и убийства во имя великой цели. 18+

Пролог. Разговор после обеда.

Лето, 1882 год, Токио.

– Ууу!

Восторженное хихиканье.

– Иии! – прозвучал высокий голос, возвещая свою простую радость каждому, кто находился на заднем дворе. Затем звук оборвался, молниеносно сменив тональность с радостной на отчаянную.

Кеншин оторвался от стирки, опытным взглядом сразу поймав играющего трехлетнего малыша. Но плача не последовало, с облегчением отметил он и ненамеренно расслабил напряженные мышцы, инстинктивно готовый броситься к ребенку при малейшей опасности. Уголки рта поднялись в улыбке – его сына уже поглотила другая игра.

Родителям не всегда просто распознать сигналы бедствия своего ребенка. В последнее время у него получалось гораздо лучше, хотя сначала его забота была чрезмерной. По крайней мере, Каору так считала.

Кстати о Каору, она, наконец, вернулась. Скрип ворот, легкие шаги – это не мог быть никто другой. Легкая боль, вызванная ее отсутствием, испарилась, словно ее никогда и не было. Он опустил руки обратно в воду и продолжил стирать белье в корыте. Надо закончить с ним, уже пора готовить ужин. Она, должно быть, голодна после поездки в центр города.

Иногда ему не верилось, что у него есть такое счастье. И все благодаря ей, Каору – его жене уже четыре года, быстро ставшей краеугольным камнем его жизни и якорем его вменяемости. Она так много дала ему: дом, любовь, семью – жизнь, которую он всегда хотел, но никогда по-настоящему не верил, что заслужил.

Он нахмурился. Ее шаги были несколько неуверенными. Это было необычно. Она, как правило, ни в чем не сомневалась…

– Кеншин, – ее прекрасные голубые глаза были слегка подернуты беспокойством, неужели плохие новости?

– Что-то не так? – спросил он, немедленно осознав ее настроение и пытаясь это скрыть.

Громко выдохнув, она присела рядом.

– Нет, на самом деле ничего. Полагаю, я просто сделала из мухи слона и слишком беспокоюсь об этом. Доктор Генсай сказал, что это, скорее всего, нормальное детское поведение, даже типичное! Хм. Ты был прав, любимый, нет причин для волнений.

– Нет ничего плохого в тревоге. Это просто показывает, что ты заботишься, вот что я скажу, – пытался он утешить ее. Пока она говорила, ее лицо и голос отразили столько эмоций – доброту, любовь, ожесточенность.

– Спасибо, но я все равно чувствую себя глупо. Прихожу туда, вся обеспокоенная, а доктор Генсай заявляет, что это нормально! Откуда я знала? Аямэ-чан и Сузуме-чан ничего подобного не делали! По моему разумению, тот, кто разговаривает сам с собой и видит то, чего нет – это… словно живет не в этом мире. – Ее голос постепенно опустился до шепота.

Она приняла это труднее, чем он предполагал. Чувство вины захлестнуло его.

– То, о чем ты говоришь… – слово «невменяемость» не было произнесено, употребление таких резких слов все равно не помогло бы. – Мне случалось видеть таких людей, вот что я скажу. Чаще всего они увидели или испытали что-то ужасное, что сломало их. У Кендзи есть все, что нужно – любовь, семья… Так что… вряд ли…

Ее блестящие голубые глаза зажглись внутренним огнем.

– Да знаю я! – почти зарычала она. – Даже доктор Генсай сказал мне то же самое, – и после этих слов ее раздражение угасло, она покраснела, отвернувшись. – Прости, это не твоя вина. Я… Нет. Кеншин… Ни на минуту, с тех пор, как Кендзи представил нам своего воображаемого друга, ты не проявил ни капли беспокойства. И я знаю, что ты стремишься защищать Кендзи больше, чем я… Как ты можешь быть таким спокойным?

В ее глазах не было ни гнева, ни обвинения – только честное любопытство. Темное облако над ней рассеялось, словно его и не было. Чудеса ее искристого темперамента не переставали удивлять его.

Он улыбнулся, и его сердце переполнила волна нежного тепла. Она действительно была его душой и сердцем. Взглянув на играющего под кленом ребенка, он задумался над ответом. Не то чтобы он не думал над теми же ужасными вариантами, о которых говорила Каору, но он был уверен до глубины души – уверенность была так же стара, как он, или около того – что чем бы ни было то, с чем разговаривал Кендзи, оно не принесет никакого вреда. Счастливое, почти гордое лицо его ребенка еще больше укрепило его в этом убеждении.

Доставая белье из корыта и отжимая его, он думал, как ответить.

– Полагаю, я никогда не рассказывал тебе…

Комментарий к Пролог. Разговор после обеда.

Ребята, это ОЧЕНЬ длинная история.

Фанарт в тему: https://vk.com/photo-128853700_431040304

========== Глава первая. Это больше не смешно ==========

Мальчик снова брел к горе.

Мать обыкновенно ругала его за это.

Ему больше не нужно выслушивать все это. Гора была запретным местом, что делало ее еще более интересной. Новым местом. Как любому маленькому мальчику, ему были интересны новые вещи. Особенно запретные.

Те, за которые обыкновенно мать ругала его.

Например, лягушки. Грязь. Крапива.

Он лениво пнул землю, потом в беспомощном гневе крепко сжал кулак, пытаясь избежать воспоминаний, но, как неизбежные летние дожди, они пришли и захватили его.

Его братьям тоже все это нравилось. Все трое часто играли вместе в грязи и приходили домой перепачканные. Мать кричала на них. А отец просто качал головой и говорил, что мальчики есть мальчики, и они пока слишком малы, чтобы помогать в поле.

Потом его старший брат вырос достаточно, чтобы помогать. И теперь двое мальчишек оставались дома, развлекая себя теми скудными вещицами, которые могли раздобыть около. Свои странные находки они использовали, чтобы сделать выдуманные игры более реалистичными.

К концу суровой зимы мать снова располнела. Отец радостно сообщил им, что скоро у них появится новый братик, с которым можно поиграть.

Но в начале весны… мама заболела, и ребенок умер, так и не родившись. Мальчик многого не понимал еще, но ему было грустно от того, что мать печальна. И отец тоже. Совсем невесело играть, когда в доме так грустно.

Но не прошло и одной луны с того дня, как умер ребенок, как мать заболела снова. Ее стошнило прямо за обеденным столом. Его второй старший брат пошутил, что это от того, что пища настолько плоха, что она и сама это наконец-то заметила. Это было довольно некрасиво, подумал мальчик. Но все три брата засмеялись. Это действительно было довольно забавно… хотя рвота была отвратительна.

Однако когда мать не смогла удержать никакую пищу в желудке, всем стало страшно.

Отец велел братьям идти спать. Когда матери не полегчало, у него в глазах появился дикий страх. Он оделся и пошел за врачом. К этому времени и мальчикам стало ясно, что с матерью что-то не так. Что-то на самом деле, действительно случилось. Старший брат пошел ей помочь – нужно было, чтобы кто-то поддерживал ее во время рвоты. Мама сказала, что хочет пить. Второй старший брат отправился к колодцу, чтобы набрать воды, и мальчик увязался за ним. Было даже интересно не спать в такое позднее время. Ему впервые это позволили! Но, но… мама была так больна, так бледна и вся покрыта испариной, он не должен чувствовать себя счастливым. Виновато мальчик посмотрел на второго брата, но глаза того застилали едва сдерживаемые слезы.

Мать стонала, слишком устав для того, чтобы говорить им ободряющие и успокаивающие слова, и пыталась выпить немного воды. Он наполнял ее кружку, но все было бесполезно – она не могла ничего удержать. Отпивала немного, но ее сразу же рвало снова.

Это было не смешно. Это давно перестало быть смешным. Горло мальчика болезненно сжалось, и он почувствовал себя таким беспомощным – он решительно ничем не мог помочь.

Ночь продолжалась.

Отец вернулся со старой Ине-сама. Старуха только мельком взглянула на мать и начала кричать. Она сказала, что все на самом деле очень плохо и что-то вроде – «холера». Мальчик не знал, что это означало, но звучало это так, как он не мог произнести. Тогда старая Ине-сама строго посмотрела на мальчиков и велела им уйти на улицу и помыться у колодца. И постирать одежду. Она говорила по-настоящему устрашающе. Так что они послушались, хотя вода была очень холодной, и была середина ночи, и у них не было другой одежды.

Отец пришел и сказал им, что они не могут зайти домой, дал мальчикам одеяла и велел найти подходящее сухое место для сна. Уже наступало лето, так что на дворе было не холодно. Троица расположилась под кленом и разбила лагерь.

Заснуть оказалось непросто. Стрекотали кузнечики, пели птицы, дикие животные издавали свои звуки. Мальчик смотрел на небо и слушал сонное сопение своих братьев. Взошла большая и красивая луна. Но он был напуган – странными звуками природы, темнотой и состоянием матери. Он знал, что нехорошо оставаться без пищи в желудке. Они все знали, что такое голод.

И мама выглядела такой больной.

Все это было чересчур, он никогда не был так напуган. Слезы закапали из глаз, и он икнул. Отчаянно стараясь замолчать, он зарылся лицом в одеяло. Если братья проснутся, они опять начнут обзывать его плаксой. А он не плакса.

Он был большим мальчиком, а большие мальчики не плачут.

На следующее утро братья проснулись позже, чем обычно.

Почему отец не пришел, чтобы разбудить их пораньше? Он всегда говорил, что не стоит тратить дневное время на сон и будил всех троих на рассвете.

Мальчик потер глаза. Зевнул.

О, пришел отец, но выглядел он очень плохо: темные круги под глазами, лицо напряжено, и даже кулаки крепко сжаты. В животе мальчика возникло странное чувство падения, и ему не нужно было слов, чтобы понять, что матери не стало лучше. Когда отец сказал, что им нельзя войти в дом, никто из них не возразил.

Они собрали скудные игрушки и попытались поиграть на заднем дворе, чтобы скоротать время. Слабые всхлипы, стоны и тяжелое дыхание за стеной не давало увидеть в палках лошадей, в сплетенных травинках самураев и замки в кучах грязи и камней.

Вскоре после полудня наступила тишина.

Им не нужно было слышать громкий крик отца и грохот его кулаков по полу, чтобы понять, что произошло.

В ту ночь плакали все. Даже отец.

Они спали на улице целую неделю. Это было уже не интересно. Только холодно и сыро.

И все еще страшно.

Тогда старая Ине-сама сказала, что если они вычистят дом достаточно хорошо, то смогут снова спать внутри. Потребовалось много труда, и они смогли вернуться домой на следующий день.

Но были вещи, которых мальчик не понял. Почему мать не проснулась? Если бы его стошнило так же, как и мать, он бы тоже заснул и не проснулся? Мальчик был смущен, но вокруг было так много печали и злости, что потребовалось время, чтобы решиться спросить обо всем этом.

Когда он наконец сделал это, отец устало потер глаза ладонью и рассказал ему о смерти. Как бог дал им всем время для жизни, но никто не знает, как долго она продлится, так что каждый день нужно прожить хорошо… и как после смерти ты попадешь в лучшее место, если был достаточно хорош…

Это не имело большого смысла, но мальчик решил, с какой-то жестокой гордостью, что мама определенно была достаточно хороша.

Несмотря на то, что мальчик мало что понял, он не хотел больше беспокоить отца этой темой, да и братья были так далеки сейчас… Так что он молчал и думал обо всем, просто слушая и наблюдая неустанно за своей семьей – не стошнило ли еще кого втайне, или не случилось ли еще чего подозрительного.

Ему не хотелось остаться одному. Так что он прилип, как клещ, к отцу или братьям.

Ранним летним вечером за ужином стошнило второго брата. На мгновение мальчик засомневался, спит он или нет, потому что это, конечно, был сон, один из тех кошмаров, которые преследовали его все эти недели…

Но холодный страх в глазах брата, и капли пота на его лбу были настолько реальны, намного реальнее, чем мальчику виделось в его снах, что рефлекторно он попытался прикоснуться к его липкой коже. Его протянутая рука была со злостью отброшена, но малейшего прикосновения оказалось достаточно. Его начало трясти, и слезы набухли в глазах. Он не слышал ничего, даже криков отца. Что-то, что мешало протестовать, поселилось в горле, когда отец, бросившись помогать больному сыну, отодвинул его.

Тогда старший брат начал трясти его и орать, но единственные слова, которые он смог разобрать – это «беги» и «доктор», и он понял… В безумном порыве он помчался сквозь сумерки летней ночи в деревню, к хижине Ине-сама. Он заколотил в дверь так сильно, как только мог, но вместо морщинистого, выжженного солнцем лица сельского врача, увидел ее дочь. У нее был огромный живот, и выглядела она уставшей и занятой. От двери были слышны слабые стоны больных людей, и она сказала мальчику, что много других людей заболело, и врач не сможет прийти еще и к ним. Так что пока он должен помочь больным и поить их столько, сколько они хотят.

Так что ему пришлось вернуться в одиночку… безо всякой помощи. Даже совет оказался бесполезным. Толку было давать воду людям, если они не могли удержать ни капли?

Дома все оказалось так же плохо, как он и представлял – отец орал на него, потому что он не привел никакой помощи. Старший брат уже принес воды. Мальчик почему-то почувствовал себя обманутым. Он не мог помочь. Он был бесполезен, так что пошел и сел у стены, чтобы не путаться под ногами у отца – это единственное, что он мог сделать.

В тревоге они ждали врача.

Когда пришло время ложиться спать, старший брат тоже заболел. А вскоре… отец.

Внезапно мальчик оказался единственным, кто был способен носить воду. Но это не принесло облегчения.

В ту ночь мальчик сделал все, что мог, чтобы помочь своей семье. Все они хотели пить, и всем нужно было в туалет, но они слишком устали, чтобы идти туда самостоятельно, а мальчик был слишком слаб, чтобы отвести их. Так что он принес им ведра. Ну, поскольку у них было только два ведра, старшему брату он принес суповой котелок.

Запах был отвратительным.

Мальчик был слишком мал, чтобы помочь по-настоящему, но он пытался. Постоянное хныканье, стоны и плач были ужасны, и внутри воняло хуже, чем в туалете в жару прошлым летом. Самым страшным и мучительным было понимание того, что это вся его оставшаяся семья.

Это было слишком, и он вышел плакать наружу, чтобы братья не видели. Он действительно был большим мальчиком, а большие мальчики не плачут. Потребовалось много времени, чтобы успокоиться, но когда наконец он сделал это, то услышал пронзительный вопль. Не нужно было вслушиваться в слова, чтобы понять, о чем кричал высоким надтреснутым голосом его второй брат:

– Я не хочу умирать!

В этот момент мальчик понял, что такое смерть, и возненавидел ее.

Он наконец осознал – что бы он ни делал, все бесполезно. Даже с помощью старой Ине-сама мать все равно умерла меньше луны назад. Но ничего не делать было еще хуже, так что он зашел внутрь и помог им пить, и держал их во время рвоты.

Ранним утром шум затих, и второй брат перестал плакать. Мальчик не знал, что делать.

Кто-то распахнул дверь. Это была старая Ине-сама.

Она произнесла действительно плохое слово. А потом закричала, чтобы он вышел на улицу, вымылся и выстирал одежду. Мальчик так и сделал, хотя знал, что это не поможет. После этого он сел возле двери в мокрой одежде, свернувшись в комочек, чтобы сохранить тепло.

И провалился в сон.

Когда старая Ине-сама, тряхнув, разбудила его, он не удивился, узнав, что братья мертвы.

Старая женщина позволила ему войти в хижину, чтобы немного поговорить с отцом. Отец сказал, что тоже умирает. Мальчик уже понял это, но слишком устал, чтобы реагировать. В этот момент, по какой-то непонятной причине, самым запоминающимся стал запах. Терзающий его шум исчез. Но тишина была еще более ужасной.

Он смотрел на тусклые глаза отца и его худое бледное лицо – казалось, что жизнь утекает из его жизнерадостного и непобедимого тела. Неожиданно мальчик осознал, что остается один. Совсем как в его кошмарах.

Слезы полились по его щекам. Это было невозможно, у него, конечно, не осталось больше слез. Большая рука вытерла струйку на его щеке, и отец прошептал хриплым голосом:

– Шинта, не плачь. Большие мальчики не плачут, правда? И теперь… ты большой мальчик, потому что остаешься один, а маленькие мальчики так не могут.

Мальчику ничего не оставалось, как кивнуть и вытереть глаза. Сопли сочились из носа, он попытался втянуть их, но безрезультатно, так что вытер их рукавом.

Тогда отец сказал ему, что он может жить со старой Ине-сама, если будет полезным, и мальчик должен слушаться старого доктора и делать так, как ему скажут. Трудные слова, казалось, втравили ему в разум, и когда отец попросил его поклясться подчиняться старой Ине-сама, он сделал это.

Жизнь у старой Ине-сама была не такой уж плохой. Ему выделили место для сна в углу хижины, и он ел каждый день. Но старый доктор не смотрела на него и не разговаривала с ним. Вообще старая Ине-сама казалась счастливее, если его не было рядом. Так что у него появилось много свободного времени.

И делать было нечего.

Так что неизбежно он начал бродить всюду. Сначала по деревне, потом по окрестностям. Он научился держаться подальше от жителей, потому что, казалось, никто не хочет разговаривать с ним. Люди смотрели на него и перешептывались. Мальчик мог разобрать слова «демон», «иностранец» и «невезение», и понимал, что это все о нем. До эпидемии люди говорили то же самое, но тогда это не звучало так страшно. Возможно, просто потому, что мальчик раньше не был один.

Он чувствовал себя плохо в деревне. Так что уходил прочь.

Медленно мальчик приближался к горе. Ему всегда хотелось пойти туда – так же, как и раньше. «Это опасно. Вы потеряетесь или поранитесь» – говорила мать и запрещала всем братьям ходить туда.

Но теперь на него никто не вопил. Никого не заботило, куда он пошел. Почему-то это было хуже, чем все остальное. Не то чтобы ему нравилось, когда на него орут, но теперь, когда не было матери…

Мальчик всхлипнул и вытер набежавшие слезы. Он не смотрел по сторонам и демонстративно старался не обращать внимания на шепот. Ему не хотелось оставаться в деревне. Или в доме старой Ине-сама. Он был одинок рядом с людьми, которые смотрели на него, но никогда не говорили с ним.

Несколько недель спустя он, движимый, возможно, любопытством или желанием сбежать ото всех, наконец, нашел в себе мужество побродить по лесу, опоясывающему горный склон.

Вскоре он понял, что находиться в лесу одному гораздо лучше. Деревья и лесные твари, букашки и птицы не смотрели на него. Что ж, это их несмотрение было хорошего рода – без презрительного вида и бормотания. Часто он терялся в лесу, и ему требовалось много времени, чтобы найти обратный путь. Но там он нашел много всего интересного: странные грибы, корнеплоды, шишки, лягушачью икру, червей.

Старой Ине-сама было все равно, где он пропадал, пока он возвращался домой чистым.

Так что это стало обыденным.

Однажды он прибрел на восточный склон горы. Лес там был гуще, так что раньше он не решался ходить туда. После нескольких запинок, интересных находок, безумных поворотов и многочисленных шагов, он нашел большой резной камень, одиноко стоящий посреди поляны.

Камень был в действительности некрасив. Резные линии складывались в клыки и когти – и уродливые круглые глаза. Он не знал, что это могло быть, но было очень, очень интересно. Он никогда не видел раньше ничего подобного. Ему понравилось.

Конечно он прикоснулся к нему. И почувствовал странный холод. Волосы на загривке стали дыбом. Смешно.

Он засмеялся.

– Ты мне очень нравишься! – Для этого не было никакой причины, но в первый раз после эпидемии мальчик засмеялся.

Камень не ответил. Мальчик не удивился. В конце концов, никто никогда не слышал, чтобы камни разговаривали. Но холодность резного камня после этого ощущалась не так резко. И, возможно, потому, что у камня были глаза и что-то похожее на лицо, мальчик присел рядом и начал с ним болтать.

В тот вечер он пришел в хижину старой Ине-сама поздно. Так поздно, что старуха заметила его. Хорошо, когда тебя замечают. Обычно старая Ине-сама не разговаривала с ним.

Может, это означало, что ему следует держаться подальше подольше?

Так он и сделал.

После этого неудивительно, что мальчик зачастил к камню.

Пребывание рядом с ним пробуждало в нем забавные чувства. И даже то, что камень был некрасив, не страшно. Совсем нет – это было что-то особенное, что-то его. Что-то, чего никто у него не отнимет. Никто даже не знал, что это у него было. Это как особенный друг.

И мальчик говорил с камнем, как с братьями, которые были раньше его единственными друзьями.

Он рассказывал ему одно и другое, свои праздные наблюдения и мысли, мечты и страхи, жалобы – решительно все. Он рассказывал камню то, что было на уме, то, о чем не смог бы поговорить более ни с кем. И другие вещи тоже. Мальчику просто нравилось говорить с тем, кто его слушал просто так.

– Никто в деревне не любит меня. Они говорят, что я слишком мал, чтобы помогать.

– Иногда они называют меня «невезение». Я не знаю, как стать везением. Может быть, я невезение потому, что все, кроме меня, умерли?

– У нас мало еды. Урожай был хороший, старая Ине-сама говорила об этом своей дочери. Но она сказала, что нашему господину даймё тоже нужен рис, и мы должны отдать ему налог. Я не знаю, что это такое, но если господин голоден, мы должны поделиться. Мама велела мне делиться пищей с моими братьями, когда у нас было мало еды. Но ему нужен весь наш рис? Потому что теперь приходится есть кору и корни. У них плохой вкус.

– Я скучаю по моим братьям и маме. И по отцу.

– Внук старой Ине-сама сегодня сказал, что я некрасивый, из-за моих волос. И глаз. Я знаю, что они необычные, но разве это всегда некрасиво? Мне нравится красный цвет.

Дни шли за днями.

– Старая Ине-сама сказала, что скоро придут торговцы. И когда они придут, я уйду с ними. Я не знаю, почему, но Ине-сама сказала, это потому, что в деревне нет еды для меня. Но с торговцами мне будет лучше, если я с ними уйду.

– Я боюсь уходить. Я не хочу оставлять тебя.

– … так не оставляй.

Сначала мальчику показалось, что он представил себе этот звук. Камни не умеют разговаривать. Но кто еще это мог быть? Испуганный, он быстро оглянулся, но поляна была пуста, и в лесу вокруг не было видно никого. Все еще настороженный, он начал кричать на лес, веля говорившему показаться.

Никто не вышел.

Немного пошумев и поползав вокруг, он, наконец, успокоился и присел рядом с камнем. Он почувствовал себя немного глупо и смущенно хихикнул. Это не уменьшило странное ощущение постороннего присутствия. Он положил руку на камень, чтобы проверить то, о чем и не мечтал, и вдруг холодность вернулась! Мальчик вздрогнул, и все волоски на коже встали дыбом.

– Я мог бы пойти с тобой.

На этот раз было очевидно, что говорил камень. Голос тихий, как шепот, но не совсем. Может, ему просто показалось, но голос звучал очень нерешительно и одиноко. И из-за этого… мальчик, вместо того, чтобы испугаться, как раньше, просто перестал… это же был его камень. Его друг. Так что он рассмеялся, довольный тем, что можно говорить с ним.

Теперь камень стал почти как настоящий друг!

– Я хочу взять тебя с собой, – сказал мальчик камню. Потом нахмурился. – Ты тяжелый. Как я унесу тебя?

– Я не камень. Я только живу в камне.

– … ой, – это, конечно, имело больше смысла, чем говорящий камень… Но если его друг живет в уродливом камне… – Не мог бы ты поселиться во что-то поменьше? – спросил мальчик, и его мысли завертелись. Что он мог бы унести, в чем его друг мог бы жить, если не в камне? Вокруг было много мелких камней, но все они были недостаточно хороши. Домом его друга должно быть что-то другое, более осмысленное.

– Не что-то поменьше. Нужно что-то особенное.

Мальчик не ответил. Конечно домом его друга должно быть что-то особенное. Волна ужаса прокатилась сквозь него – он не мог придумать ничего подходящего. Что если ему придется оставить своего единственного друга. У него нет сил, чтобы нести камень. И ничего вокруг не казалось подходящим. Возможно, он сможет найти что-то, что может ходить само по себе…

– А ты не можешь жить внутри живого существа? – спросил мальчик, побаиваясь того, что это означало. Но идея уже захватила его.

– … да.

Мальчик сглотнул. Он никогда не покинет своего друга, ни за что, но была только одна особенная вещь, достаточно большая, чтобы…

– Тогда переходи жить внутрь меня.

– Да.

Холод поднялся от камня, потек туда, где его рука по-прежнему касалась его… и начал заполнять его. Это больше не было забавным. Это вообще не было хорошим. Его рука окоченела. Но он не мог отпустить ее, не мог бросить своего друга. Холод продолжал заполнять его, и стало больно. Это было хуже, чем тогда, прошлой зимой, когда на него обвалилась крыша снежного замка, построенного его братом, но это не прекращалось, не прекращалось…

Потом он вообще ничего не чувствовал.

Когда мальчик очнулся, было темно. Сонный, он потер глаза, пытаясь прояснить взгляд… и зевнул. Это не сильно помогло. Лес вокруг был пугающе молчаливым… Ничего не было слышно, кроме громкого биения его сердца. Мурашки побежали по спине, когда он понял, что наступила ночь, и он один на горе. И никто не знал, где он.

Он никогда не был так далеко от деревни ночью. Сможет ли он вернуться?

И что Ине-сама скажет ему, когда он придет так поздно? Наверняка будет орать на него… Да, она определенно заметит его. Ободренный, он начал успокаиваться и наконец услышал звуки леса: листья шуршали от слабого ветра, ухала сова, дикие твари скреблись, насекомые пищали и жужжали.

Эти звуки давно не пугали его, когда он находился так далеко от дома, на горе. Ни одно животное никогда не причиняло ему вреда. По опыту он знал, что если пошуметь, то дикие животные будут держаться подальше. Темный лес был не так уж плох. Он приходил сюда несколько недель подряд, так что знал дорогу домой. Вроде. Он был уверен, что знал. Но лес в темноте выглядел иначе. Разве здесь было это дерево?

Путь меж бамбуковых стволов был скользким. Мальчик падал снова и снова, и вскоре его колени и руки покрылись царапинами и ушибами. Хотя он не плакал, потому что большие мальчики не плачут. Что, если он не найдет пути домой?

Он сглотнул.

Не думай об этом.

Через некоторое время мальчик успокоился, и глаза его привыкли к темноте… так что он падал не так часто. Лунный свет тоже помог найти направление. Просто найди путь вниз по склону. Деревня была внизу, потому что сюда он всегда поднимался.

Мало-помалу лес становился все более знакомым… а потом он увидел вдалеке хижины. Утро было близко, и слабый свет восходящего солнца лизал верхушки деревьев на восточном склоне горы позади него.

Чувствуя облегчение, он рассмеялся – он нашел дорогу обратно!

Утренний свет сделал его плачевное состояние очевидным, и он виновато съежился. Ине-сама будет в ярости. Но, возможно, если он сначала помоется, все будет не так уж и плохо? Раньше врача не волновало его состояние, если он возвращался чистым.

– Ты опоздал, мальчик, – одернул его хриплый голос Ине-сама, когда он скользнул внутрь в сырой одежде. Она сердилась. Он замер, как оглушенный кролик, и струсил, приготовившись к ругани, но часть его с нетерпением ждала этого. Кто-то заметит его. Кто-то увидит его и поговорит с ним. На краткий миг он не будет одиноким призраком в ее доме. Потому что когда кричат, значит им не все равно.

Но когда крика не последовало, он нерешительно открыл глаза.

Старая Ине-сама была не одна. В хижине был мужчина, которого он не знал. Незнакомец был высок ростом и носил бороду. Это напомнило мальчику отца, когда он возвращался домой под утро, и от него смешно пахло. Но волосы на лице этого человека были темными и длинными, что делало его страшным.

– Это тот мальчик?

– Да. Сирота. Он подойдет?

Мужчина слегка кивнул, нахмурившись.

– Выжил во время эпидемии?

– Ага.

– Выглядит немного жалко. Я не беру хилых, – сказал незнакомец и двинулся в его сторону.

Старая Ине-сама кивнула страшному человеку и велела мальчику стоять прямо. Незнакомец подошел осмотреть его. После нервирующего долгого взгляда он хрипло приказал:

– Повернись, малыш.

Мурашки побежали по спине мальчика и все волосы на теле встали дыбом. Он собирался возразить, но Ине-сама злобно посмотрела на него, и он проглотил слова и сделал так, как ему велели. Он не любил ее, но она была страшной, и отец велел ему подчиняться ей.

Так он и делал.

Даже когда она велела ему повертеться перед мужчиной, даже когда его ощупали везде, где только можно. Мужчина осмотрел его руки и ноги, велел ему открыть рот, и мальчик чувствовал, словно его проверяют. Врачи так не делают? Но ни который не говорил с ним, и это заставляло чувствовать себя отсутствующим.

– Сколько лет мальчику?

– Семь.

На этом они закончили, и мальчик сделал несколько шагов назад, пытаясь дистанцироваться от страшного человека. Он сделал это после того, как мужчина кивнул и согласно проворчал, казалось, приняв решение. Это был глубокий звук, как рычание медведя, подумал мальчик.

– Сколько вы хотите за него?

– А сколько вы готовы заплатить? – задала Ине-сама встречный вопрос тем же тоном, с каким торговалась с продавцом овощей. Мальчик не понял следующую часть торга, но такие слова, как «иностранец», «молодой», «обучение», «Киото», «чайный дом», «рабство» были произнесены. Он все еще удивлялся, о чем они торгуются, потому что это звучало так, словно речь шла о нем…Но как такое может быть? Нельзя продавать людей, мальчик был уверен в этом.

Однако прежде, чем он смог хорошенько подумать об этом, торг был окончен, и человек передал старой Ине-сама деньги. Потом доктор подошла к нему, взяла его за плечи и посмотрела в глаза, впервые после смерти отца. Ее глаза потемнели, взгляд стал тяжелым.

– Мальчик. Иди с Хидео-саном. Он позаботится о тебе. Делай, как тебе говорят, и жизнь твоя станет легче.