Текст книги "Песчаная лилия (СИ)"

Автор книги: The_Scientist

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Ты не права. Напротив, мне даже интересно послушать.

Саюри подняла голову, удивленно вскинув брови.

– П-простите, Казекаге-сама? – переспросила она.

– Расскажи мне о своей матери.

Девушка широко распахнула свои серые глаза, на ее щеках выступил румянец, достаточно сильно заметный на бледной коже. Случайно поймав заинтересованный взгляд Гаары, она смутилась еще больше. Привыкшая никого не нагружать рассказами о своем детстве, да и не только о нем, Саюри с трудом могла представить себе, что это вообще может быть для кого-то интересно. Раньше, когда она начинала о чем-то кому-то увлеченно рассказывать, Кичиро, вечно, как на зло, оказываясь где-нибудь по-близости, каждый раз резко перебивал ее, говоря «заткнись, это никому не интересно!» Но теперь, когда Казекаге сам об этом попросил…

– Моя мама… – начала девушка, подбирая слова. – Она... очень красивая и умная женщина. Мама была куноичи, пока жила в Конохе, но потом переехала сюда, когда вышла замуж за моего папу, и оставила это.

– В Конохе? – переспросил Казекаге, уже не скрывая неподдельного интереса.

Саюри кивнула.

– Мало кто об этом знает, но у знаменитого Белого Клыка Конохи был старший брат, Тадао. Он и его жена погибли во время Второй Мировой войны шиноби, и их дочь, мою маму, вместе со своим сыном воспитывал Сакумо-сан. Она часто рассказывала мне про деревню Листа, когда я была маленькой, и про Какаши-сана, с которым они вместе выросли. Правда, она ещё говорила, что сильно поссорилась с ним незадолго до своего отъезда в Киригакуре, но не говорила из-за чего.

Гаара был немного удивлён, но ни один мускул на его лице не дёрнулся – мимика его не выдала. Разумеется, их родство с Какаши Хатаке объясняло серебряный цвет её волос, но раньше он и не предполагал, что они могли быть как-то связаны между собой. Хотя, с другой стороны, раньше он и не интересовался этой девушкой. Впрочем, прежде он вообще мало чем интересовался, если это не относилось к безопасности и благополучию его деревни.

– И ты никогда не хотела это узнать? – спросил он у Саюри.

Девушка опустила голову, на секунду прикрыв глаза, и до крови прикусила губы, очевидно, думая, что правитель деревни Песка этого не заметит. Однако даже это действие не укрылось от его пристального взора.

– Хотела, – наконец ответила куноичи. – Но вряд ли мне это удастся. Мама… – её голос дрогнул, – погибла. Уже давно.

Гаара не нашёл, что ответить. Где-то в его грудной клетке, должно быть, в районе сердца, появилось странное неприятное ощущение, понять природу которого он не мог.

Повисшая в небольшой комнате тишина с каждой секундой становилась все более и более тяжелой. Саюри все так же не поднимала глаз, до хруста заламывая пальцы. Последние два-три года воспоминания о родителях не причиняли девушки много боли – она приняла факт их смерти и лишь изредка молилась за них, надеясь, что они оба находятся в лучшем месте со всеми остальными её родственниками. Но тогда рядом был Акиро, всегда поддерживавший и не дававший ей изводить себя собственными мыслями, а теперь… теперь, когда не стало и его, Саюри чувствовала себя опустошённой. Словно большая пустая комната – когда-то в ней было много людей, но они покинули её один за другим и забрали с собой все хорошее, что в ней было. Осталось лишь эхо их голосов, раздававшееся в глухих серых стенах.

– А твой отец? – тихо спросил Казекаге, нарушив звенящую в ушах тишину.

– Тоже умер, – мрачно ответила девушка. – Погиб от рук причастного к смерти моей мамы, спустя десять лет после её смерти.

– Другие родственники?

– Весь мой клан перебит, Казекаге-сама, – неожиданно твёрдо произнесла Саюри. – Разными людьми, в разное время и по разным причинам. В живых нет никого, кроме меня и моего старшего брата, но Кичиро меня своей сестрой не считает. Вы наверняка слышали о временах Кровавого Тумана – тогда убивали без разбору всех шиноби, обладавших каким-либо кеккей генкай, в том числе и многих моих родственников. А те, кто остался в живых тогда, погибли от рук членов клана Кагуя, напавших на деревню… – девушка запнулась и пару секунд помедлила, размышляя о собственных словах. – Прошу прощения, Казекаге-сама. Я не должна была говорить вам все это, загружать этой историей и…

– Нет, – оборвал ее Гаара, – это ты меня извини. И, Саюри, – он наконец поймал взгляд серебристых глаз куноичи, – мне очень жаль.

Девушка улыбнулась уголками губ, как делала всегда, когда на самом деле вот-вот готова была разрыдаться, и поднялась с кресла.

– Могу я чем-нибудь помочь Вам? – спросила она, подходя ближе к письменному столу. – Может, надо разобрать бумаги по стопкам?

Саюри спала совсем тихо, не было слышно даже её невесомого дыхания. Грудь девушки беззвучно вздымалась с каждым её вздохом, тонкие пальцы сжимали ткань кофты, губы были чуть приоткрыты, а густые ресницы едва заметно подрагивали.

Не то чтобы Гаара сильно интересовался чьим-то волосяным покровом, нет, просто почему-то вот уже часа два он постоянно отвлекался от изучения важных договоров и соглашений на безмятежный вид куноичи, мирно спавшей в кресле. Поджав колени к груди, она уснула, положив голову на руку, когда время уже близилось к рассвету: они просидели за бумагами весь вечер и практически всю ночь. В отличие от джинчурики Шукаку, к отсутствию сна Саюри не привыкла, так что, как бы та не сопротивлялась естественной потребности организма, говоря, что обязана охранять Казекаге круглые сутки, не спуская с него глаз, ее усталость все же взяла своё.

Надо же, заснула в одной комнате с джинчурики Шукаку. Бесстрашная. Большинство людей и один на один с ним разговаривать боялись в его кабинете. Должно быть, именно так устроена человеческая память: хорошие поступки они воспринимают как должное и быстро забывают, но стоит лишь раз сделать что-нибудь плохое, оступиться, и они будут вспоминать об этом каждый день до конца жизни. А поскольку в прошлом Гаары было гораздо больше ошибок, не опасался, наверное, один только Наруто. Но он был скорее исключением из правил. Даже его собственные брат и сестра до недавнего времени не горели желанием оставаться с Казекаге наедине – мало ли что. А вот Саюри, у который для того, чтобы бояться его, было больше всех причин, спокойно уснула в кресле, что находилось лишь в какой-то паре метров от него.

За окнами ветер неистово раскачивал из стороны в сторону окутанные туманом деревья. Было прохладно, даже очень: из-за сквозняка и не слишком хорошей теплоизоляции, температура в комнате не сильно превышала ту, что была на улице. Гаара, будучи привыкшим к ночному холоду в пустыне, поначалу даже не обратил на это особого внимания, но, заметив на светлой коже девушки, что непроизвольно съёжилась, мурашки, подумал о том, что неплохо было бы что-то сделать. Тихо встав из-за стола, он обошёл комнату в поисках чего-то, хотя бы отдалённо напоминавшего одеяло. Так как ему самому никогда не приходилось заботиться о подобных вещах, он понятия не имел, где это могло храниться, но все же нашёл в шкафу свёрнутый плед и осторожно накрыл им Саюри, изо всех сил стараясь не разбудить её.

Почувствовав тепло, девушка немного расслабилась и глубоко вздохнула, но не проснулась. Гаара не спеша сел обратно за стол, параллельно размышляя о мотивах своего поступка, но, к сожалению, не смог сделать никакого вывода. Вроде бы так было правильно – он когда-то читал об этом в одной из книг, что стояли на полках библиотеки в их доме. Точной цитаты он не помнил, но смысл был в том, что если хочешь подружиться с кем-то, сделай так, чтобы этому человеку было комфортно рядом с тобой, заботься о нём, показывай, что он тебе нужен. Гаара этот принцип выучить-то выучил – неважно, что на практике не применял – сейчас его занимал другой вопрос: почему именно Саюри? Он сделал это чисто интуитивно, по инерции, и теперь, задумавшись о причине, совершенно не понимал, откуда у него возникло желание укрыть её – ему просто почему-то не хотелось, чтобы эта девушка мёрзла.

А ведь ты чуть не убил её тогда, – напомнил голос в его голове, и в ту же секунду Казекаге почувствовал сильную боль в висках.

– Это ты чуть не убил её тогда, – шёпотом ответил он демону, непроизвольно сжимая руки в кулаки.

Девушка вздрогнула. Распахнув свои серые глаза, она подняла голову и осмотрелась по сторонам, после чего, заметив, что на ней был плед, откинула его и села в кресле, опустив ноги на пол.

– Казекаге-сама… – произнесла Саюри сонным голосом. – Я что, уснула?!

Правитель Суны несколько секунд молча смотрел на куноичи, мысленно коря себя за то, что разбудил её. Саюри же, не дождавшись его ответа, вскочила на ноги и заметалась по комнате.

– О боже! – воскликнула она, всплеснув руками. – Как же так? Мей-сама проучила мне охранять вас, а я сплю на своём же дежурстве! Она же просто…

– Саюри, успокойся, – спокойно сказал Казекаге, немного поражённый её реакцией. – Ты спала всего пару часов.

– Пару часов?! И вы так спокойно мне об этом говорите? А если бы с вами что-то случилось за это время, Казекаге-сама?!

– Едва ли. Я все-таки не ребёнок и, если что, смогу сам за себя постоять.

Щеки Саюри покраснели, и она уселась обратно в кресло, только теперь заметив, что все это время расхаживала босиком. Натянув свои сапоги, девушка прикусила губу и опустила голову.

– Простите меня, Казекаге-сама, – уже более спокойно произнесла она. – Я ужасный ниндзя, я знаю. Мей-сама должна была выбрать кого-то более компетентного, чем я, для вашей защиты.

– Это не так, – покачал головой Гаара. – Я думаю, что ты самый компетентный ниндзя для моей защиты.

То, что задумывалось как комплимент, прозвучало как неубедительное утешение. Казекаге немного смутился, но виду не подал. В его голове пронеслось много мыслей того, что надо было ещё сказать, но ни одну из них он так и не смог сформулировать.

Саюри подняла глаза, на секунду встретившись с ним взглядом, и покраснела ещё сильнее. Тут же отвернувшись, девушка перевела дыхание, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение. Казекаге, не зная, что нужно сказать или сделать в такой ситуации, снова взял в руки документы, уставившись в написанные рукой Мизукаге строчки текста, но мысли его никак не хотели возвращаться к вопросам сотрудничества двух скрытых деревень. Разумеется, это было очень важно и требовало неотлагательного решения и его подписей под соглашениями, но...

В дверь громко и торопливо постучали. Саюри, которая, казалось, мыслями находилась где-то далеко за пределами комнаты, вздрогнула от неожиданности и, вскинув брови, вопросительно взглянула на Казекаге, в чьём взгляде увидела лишь такое же недоумение.

– Рановато для завтрака, – скорее себе, чем ему, тихо сказала она, поднимаясь с кресла.

Девушка подошла к двери и, помедлив пару секунд, размышляя, все же повернула в замке ключ и потянула за ручку, не без опаски приоткрывая её. Гаара заметил, как её брови нахмурились, а руки напряглись, словно она ожидала чего-то худшего, чем буквально влетевшую в его номер взмыленную куноичи с конвертом в руках. Едва не сбив Саюри с ног – благо, та вовремя сделала шаг в сторону, – девушка в тёмной униформе и с протектором деревни Тумана на лбу подбежала к письменному столу, немного озадачив правителя Суны своей спешкой.

– Казекаге-сама, вам срочное послание из Вашей деревни! – на одном дыхании выпалила она, словно от секундного промедления зависела её жизнь.

Гаара взял конверт из её рук, на котором почерком Канкуро под штампом “лично в руки” было выведено “В срочном порядке!” и коротко кивнул.

– Спасибо, – не выдавая своего волнения, произнес он, распаковывая конверт, и, заметив, что девушка ждёт от него ещё каких-то поручений, добавил: – Можешь идти.

– Есть! – ответила та и вихрем вылетела из номера.

Саюри облегченно выдохнула, закрывая за ней дверь, и вернулась в своё кресло, наблюдая за Гаарой, читавшим письмо. Выражение его лица практически не изменилось – оно по-прежнему не выражало никаких эмоций и даже было немного отстранённым, но от девушки не укрылось то, как он едва заметно сжал пальцами лист, дочитав до конца. Казекаге ощутимо напрягся и, отложив лист на стол, принялся перечитывать, задумчиво подперев рукой подбородок.

– Что-то случилось, Казекаге-сама? – тихо спросила у него Саюри и тут же осеклась. – Прошу прощения, это не моё дело.

Гаара молча поднял на неё взгляд, оторвавшись от размашистых, явно написанных в спешке строчек. Девушка выглядела очень озадаченной, в её глазах была тревога – что бы там не произошло, ей это было небезразлично.

– Четыре дня назад команда шиноби нашей деревни была послана на разведывательную миссию, – пояснил Казекаге, – а сегодня ночью в Суну из троих вернулось двое. По словам Канкуро, они утверждают, будто их товарищ пропал во время столкновения с кучкой местных преступников. Один из самых квалифицированных джонинов деревни, руководивший операцией, словно провалился сквозь землю, как только начался бой, и ни один из двух других этого не заметил.

Саюри удивлённо вскинула брови и покачала головой.

– Шиноби регулярно получают на миссиях ранения или даже погибают, это ни для кого не секрет, – заговорила она, встречаясь взглядом с Гаарой. – Но они не исчезают просто так во время боя.

– Ты права. У нас есть все основания полагать, что он был захвачен в плен нашим врагом.

В просторном подвальном помещении было холодно и сыро. Воздух пах плесенью и был влажным, а камни, которыми был выложен пол, – мокрыми и склизкими. Все это вкупе с плохим освещением, из-за которого царил полумрак, создавало очень неприятную и даже пугающую атмосферу.

Через приоткрытую дверь в помещение вошли двое – высокие крепкие мужчины, что несли большой и, судя по всему, увесистый мешок. Молча подойдя к небольшой группе, состоявшей из трёх переговаривавшихся между собой человек, они не очень-то осторожно швырнули его на пол и синхронно сделали шаг назад, опустив головы, ожидая дальнейших приказаний.

– Это он? – спросил у них престарелый мужчина с треугольной бородой.

– Так точно, Сэтору-сама! – ответил один из них.

– Хорошо, – кивнул тот, складывая руки за спиной. – Я хочу увидеть его лицо.

Тот служащий, что отвечал на его вопрос, тут же кротко кивнул и быстрым движением пальцев развязал веревку, удерживавшую мешок на голове пленника, и незамедлительно снял его. Темно-коричневые волосы, подстриженные совсем коротко, смуглая кожа, протектор Сунакагуре, завязанный на голове – внешний вид шиноби не оставлял сомнений насчёт его принадлежности к одной из скрытых деревень. В его рту был кляп, а руки и ноги были крепко связаны, что не давало ему освободиться, но тем не менее он не терял надежды.

– Бойкий юноша, – отметил Сэтору. – Уже удалось что-нибудь узнать у него?

Мужчина покачал головой.

– К сожалению, нет, – ответил он. – Этот ругается и говорит, что за ним уже наверняка послали целую армию.

– Я ждал этого, – вздохнул старик, поглаживая свою бороду пальцами. – Можете вколоть ему ваш новый препарат, чтобы за одно протестировать его, а потом я вернусь и устрою допрос. Имейте в виду, если пленник не заговорит... это будут ваши проблемы.

И с этими словами Сэтору, резко развернувшись, твёрдой походкой проследовал к двери.

====== XXI ======

Комментарий к

XXI

Прошу прощения за столь долгое отсутствие продолжения

каюсь, виновна

Отдаю под ваш суд и искренее надеюсь на отзывы, ибо уж очень хочется знать ваше мнение, дорогие читатели) смело пишите все плюсы и минусы, все вопросы и предложения по тексту, так как это необходимо мне, чтобы писать дальше – особенно теперь, когда все сдвинулось с мертвой точки, а события приобретают уже совершенно другой характер и темп развития)

Mumford & Sons – The Cave (рекомендована к прослушиванию, т.к. вторая часть главы писалась преимущественно под неё)

It’s empty in the valley of your heart

The sun, it rises slowly as you walk

Away from all the fears

And all the faults you’ve left behind

Страна Воды и, в частности, деревня Скрытого Тумана, сильно отличались от пейзажа, который Гаара привык видеть вокруг. Во-первых, в отличие от Суны, здесь держалась неизменная погода. Независимо от времени суток, всегда было одинаково туманно и прохладно. Должно быть, это скорее плюс, ведь не было такого сильного контраста между невыносимой жарой днём и ужасным холодом по ночам, как это было в пустыне. С другой стороны, солнце здесь практически не показывалось из-за густого тумана и облаков, и тяжелый влажный воздух никогда толком не прогревался.

Ещё в Кири была совершенно отличная архитектура. Почти все дома были одинаково невысокими, квадратными и серыми, из-за чего сливались в единую бесцветную груду ничем не примечательных жилищ. В центре деревни находилась вся скудная инфраструктура – несколько скромных гостиниц, четыре или пять небольших кафе, где подавали в основном лапшу, один бар с самых обыкновенным на свете саке и некрасивыми официантками. Немногим севернее располагалась чуть возвышавшаяся над остальными постройками Резиденция Мизукаге, в которой целыми днями работала Мей Теруми, а ещё в нескольких сотнях метрах от неё – продолговатое здание Академии ниндзя. В целом, совершенно ничего необычного.

– Если вы устали, мы можем прямо сейчас вернуться в ваш номер, Казекаге-сама.

Гаара обернулся на Саюри, что шла за ним, сопровождая в прогулке по деревне. Девушка чуть замедлила шаг и вопросительно подняла на него глаза, ожидая услышать ответ, но тут же смутилась, едва встретившись с ним взглядом. Казекаге, не придав значения румянцу на её щеках, отрицательно покачал головой.

– Я бы хотел ещё немного пройтись, – практически так же хладнокровно, как и обычно, сказал он, неспешно шагая дальше.

– Разумеется, – кивнула куноичи, по-прежнему идя на шаг позади.

Включая этот короткий диалог, с тех пор, как Томоко принесла в номер письмо, она сказала ему лишь пару слов. Саюри вообще почти ничего не говорила без надобности – лишь отвечала на его редкие вопросы и ещё реже задавала свои, тут же смущаясь и извиняясь. Гаара искренне не понимал причину такого её поведения, но сказать, что оно ему совсем не нравилось, тоже было нельзя. Привыкший к тишине и одиночеству, он чувствовал себя достаточно комфортно, когда кто-то был рядом, в то же время не надоедая расспросами или болтовней. И всё же...

Эта девушка была странной. Действительно странной, но не в плохом смысле. Она улыбалась, но её почти прозрачные серые глаза оставались грустными. Она была сильнее большинства шиноби, которых Гаара видел в своей жизни, но выглядела совсем маленькой и хрупкой, когда сидела в том кресле, поджав ноги и ссутулив плечи. Ей хватило храбрости, чтобы сразиться один на один с тем парнем, Изаму, который очевидно превосходил её по силе, но она смущалась, когда их зрительный контакт затягивался более, чем на несколько секунд. И, наконец, она однажды чуть не погибла от его рук, спасла его, жертвуя всю чакру, хотя могла бы не делать этого, и не получила совсем ничего в награду, но вела себя так, словно ничего подобного никогда не происходило, и её руку не бороздили глубокие шрамы.

– Саюри, – вдруг обратился к ней Гаара, на секунду остановившись. – Я могу задать тебе вопрос?

Девушка поравнялась с ним, и дальше они пошли рядом, хотя и сохраняя дистанцию.

– Конечно, Казекаге-сама, – ответила она. – Все что угодно.

– Ты...

Он замолчал, заметив, как вдруг изменилось выражение её лица. Увидев нечто за его спиной, Саюри на какой-то момент замерла на месте. Её глаза неотрывно смотрели в одну точку, губы чуть приоткрылись, словно ей вдруг очень захотелось что-то сказать, пальцы правой руки вздрогнули и будто бы непроизвольно сжались в кулак.

Гаара обернулся, проследив за её взглядом. Он ожидал увидеть окруживших их вражеских ниндзя, конвой из Суны, прибывший за ним, да хоть диких животных, скаливших зубы, чтобы разорвать их на куски: он был готов ко всему. Однако Казекаге ждало разочарование: за его спиной не было никого и ничего из вышеперечисленного – лишь дом, что, казалось, был уже несколько лет как заброшен.

Большой, трёхэтажный, стены которого когда-то были белого цвета – он не был похож на все те другие, что были в деревне. Этот как будто чуть возвышался, выглядел более величественным на фоне остальных, хотя в действительности не был сильно выше. Участок перед домом был огорожен символическим невысоким забором с открытой настежь калиткой. Казалось бы, любой мог зайти туда, но почему-то при взгляде на строение подобного желания совершенно не возникало. Сам вид дома подсказывал, что люди съехали оттуда не просто так. И съехали ли? Быть может, и съезжать было некому?...

Изучив видимую часть постройки, Гаара пришёл к выводу, что в нем, должно быть, некогда жил какой-то местный клан. Это было бы логично, учитывая габариты дома, заборчик и прочее, но... никаких символов принадлежности определённому клану не было ни на калитке, ни на дверях, ни на окнах или чем-то ещё. Словно клан этот, каким бы он ни был, совершенно не гордился своим происхождением или, возможно, даже наоборот – скрывал его.

Казекаге обратил внимание на висевшее над не закрытой до конца входной дверью грязное некогда голубое сукно, теперь выцветшее и запачкавшееся до серо-сиреневатого цвета. На первый взгляд, оно было пустым – ни рисунков, ни каких-либо надписей или подобного, но, чем дольше молодой правитель Суны на него смотрел, тем сильнее ему казалось, что он может разглядеть какие-то смутно знакомые очертания. Прямая линия, пересекающая полуокружность, два круга по бокам... и линия вымывшейся краски, перечеркивавшая этот знак. Его было практически не различить из-за пыли, грязи, разводов и уже никуда не годившегося качества полотна, но все же Гаара узнал его. Узнал, потому что, увидев однажды, долго гадал над значением.

– Это твой дом?

Разрезав, даже, можно сказать, разрубив повисшую тишину и воцарившееся на несколько минут молчание своим как всегда спокойным голосом, парень перевёл вопросительный взгляд на Саюри. Девушка вздрогнула от неожиданности, несколько раз часто-часто постигала, после чего взглянула на него из-под густых ресниц полными грусти серыми глазами, что, казалось, приобрели тёмный цвет грозовых туч, что собирались над их головами.

– Д-да, – наконец ответила она, кивнув. – Был когда-то. Как Вы узнали?

– Символ на твоей руке, – пояснил Гаара, скользнув взглядом по её правому предплечью, но на этот раз рукава её кофты были достаточно длинными, чтобы скрыть его. – Я видел его, когда ты... когда мы шли из Суны сюда.

Саюри почему-то смутилась, натягивая и без того длинный рукав кофты ещё сильнее. Она завела руку за спину опять принялась рассматривать свой старый дом – его запылившиеся окна, посеревшие стены, сломанный фонарик, висевший, зацепленный за подоконник.

– Я должна была догадаться.

И снова ненадолго повисло молчание. Саюри немного ссутулила плечи, так что её и без того заметно выступавшие ключицы стали казаться ещё более острыми. Она обхватила их руками, словно, замерзая, пыталась согреться, и стояла так, наверное, с минуту, пока Гаара снова не спросил её:

– Почему на доме нет этих символов? Обозначений клана нет нигде, кроме твоего запястья. У вас так принято или?...

– В нашей деревне до недавнего времени вообще было не принято принадлежать к какому-то клану, Казекаге-сама, – не оборачиваясь сказала девушка. – Один ты слаб, а когда у тебя есть клан – вместе вы опасны. Нет кланов, нет кеккей генкай – значит, не нужно опасаться переворота. Так рассуждали предыдущие Мизукаге, поощряя резню между людьми.

Гаара заинтересованно посмотрел на Саюри, пытаясь понять выражение её лица.

– Ты так и не ответила про символ на руке.

Девушка невесело усмехнулась, пытаясь деланно улыбнуться, однако у неё это плохо получилось. Она повернулась к Гааре лицом.

– Это далеко не самая весёлая на свете история, Казекаге-сама.

– Пожалуй, от этого я лишь сильнее хочу её услышать.

Куноичи глубоко вздохнула и задумалась, тщательно подбирая слова.

– Что ж... – спустя несколько секунд заговорила Саюри. – Когда наша деревня носила название деревни Кровавого Тумана и всех людей с улучшенным геномом попросту убивали, наш клан, некогда славившийся своими шиноби, сильно пострадал – было убито несколько сильнейших ниндзя, обладавших нашим кеккей генкай, что был редкостью даже среди членов семьи. Тогда старейшины призвали всех залечь на дно, в надежде избежать полного истребления. Они затаились, ушли из деревни на некоторое время, жили скрываясь несколько лет, постоянно переезжая, после чего, когда о них забыли, поселились на окраине деревни. На новом доме не было ни одного символа клана, чтобы о них не узнали. И чтобы совсем не утратить связь с прошлым, они приняли решение выбить всем эти знаки на руках. “Впредь они не увидят наших знамён, – сказал мой дед. – или символов на наших одеждах. Но отобрать у нас наше наследие они не в силах!”

Голос предательски дрогнул. Девушка замолчала, глубоко вдохнув грудью воздух, и задержала дыхание на пару секунд, прикрыв глаза. Она ненавидела это чувство, просто терпеть его не могла, но все же ничего не могла с собой поделать. Это был тот самый момент, когда голос срывался, горло сдавливал ком, а на глазах появлялись слезы, и ей приходилось дышать, всячески отвлекать себя от этого, чтобы только не разреветься прямо здесь, посреди улицы, да ещё и перед Казекаге.

И все же, как ни странно, когда по щеке Саюри скатилась слеза, которую она спешно смахнула тыльной стороной ладони, пока Гаара не успел этого заметить, на секунду девушка почувствовала некое облегчение. И, действительно, раньше она только и делала, что прятала выбитый на коже символ под бинтами и рукавами кофт, чтобы никто не заметил и не стал задавать вопросы, но теперь, рассказав невесёлую предысторию, она словно сняла с себя его тяжесть, так давившую на плечи все эти годы.

– Мне очень жаль, что это произошло с твоей семьёй, – сказал Гаара, взглянув в её глаза.

– Да, мне тоже, – тихо произнесла Саюри, после чего добавила уже громче: – Простите меня, но может быть, мы сменим тему?

Она не спеша пошла дальше по улице, чтобы уйти не только от разговора о прошлом, но и от самого дома, в котором происходили его события. Казекаге пошёл за ней, поравнявшись уже через пару шагов.

– Да, конечно, – ответил он. – Прости меня.

– Это... это ничего, Казекаге-сама, – сказала девушка. – Все нормально. – И она улыбнулась ему настолько искренне, насколько это вообще возможно.

Гаара задумался. Понимая, что необходимо что-то сказать, он стал перебирать в голове всевозможные варианты продолжения беседы, но так и не смог придумать ничего стоящего – сказывался дефицит неформального общения.

– Если... – заговорил он, запнувшись, – если ты хочешь, можешь спросить меня о чем-нибудь.

Куноичи удивлённо взглянула на правителя деревни Песка, заметив, как уголок его губ дёрнулся в улыбке.

– О чем угодно? – спросила она.

– Ну... пожалуй, да.

Саюри растерялась. У неё был потрясающий шанс спросить у него о том, что её больше всего интересовало. Она могла задать совершенно любой вопрос, на который он дал бы честный ответ. На языке вертелось порядка десятка разных, начиная с “что значили слова о желании почувствовать себя живым?” и заканчивая вопросом о наличии спутницы жизни (подумав об этом, девушка смутилась и покраснела). К сожалению, нормально сформулировать она не смогла ни один из них, а может, попросту не решилась. Должно быть, именно поэтому вопрос, который она все-таки задала, удивил не столько Гаару, сколько её саму.

– Я вот уже долго думаю, – заговорила Саюри. – У вас никогда не устаёт спина от ношения вашей... мм... ёмкости с песком? Она же очень тяжёлая!

Солнце уже клонилось к горизонту, но работа была в самом разгаре. На письменном столе, за которым сидел Гаара, как и всегда, было большое количество бумаг, которое лишь увеличилось после сегодняшнего визита к Мей Теруми. Их было три стопки – для трёх видов договоров разных аспектов: по вопросам финансирования, сотрудничества во время боевых действий и раздела покровительства над гражданским населением стран, не имеющих деревень шиноби, но, в силу своего расположения, возможно, попадавших под удар. Саюри, сидя на краю стола по левую руку от Казекаге, раскладывала по ним подписанные бумаги, чтобы немного систематизировать их и облегчить его задачу.

Гаара, внимательно читая все соглашения, чтобы не упустить ни одной важной детали в них, откладывал их в сторону, чтобы позже рассмотреть еще раз или повторно обсудить с Мизукаге, или же ставил подписи и отдавал Саюри. Разумеется, сосредоточиться целиком и полностью на документах он не мог, да и, как позже признался сам себе, не особенно хотел. Спустя целый день, проведённый один на один с этой девушкой, он проникся к ней странным и совершенно не привычным для него чувством, отдававшимся неким теплом в груди всякий раз, когда он думал о ней или смотрел на неё. Это не поддавалось какому-то четкому описанию, об этом не было написано в книгах, которые он как-то раз решил прочитать, чтобы понять причину желания людей дружить, видеть друг друга, жить вместе, заключать браки и тому подобное. Нет, там говорилось о совершенно других вещах, которые окончательно завели правителя Суны, для кого секреты людских взаимоотношений так и оставались секретами, в тупик.

– Казекаге-сама, – вдруг обратилась к нему Саюри, прервав молчание. – Скажите, а Вы волнуетесь за того шиноби, что попал в плен?

Гаара, отложив документ, вопросительно поднял на неё глаза. Встретившись с ним взглядом, девушка несколько секунд неотрывно смотрела в них, после чего на её щеках выступил румянец.

– Почему вы на меня так смотрите? – смущённо спросила она. – Понимаю, я не должна вас отвлекать расспросами, тем более такими, но все же...

– Нет, дело не в этом, – прервал её Гаара. – Просто я не думал, что ты до сих пор не забыла о нем.

Саюри немного расслабилась. Вскинув брови, она покачала головой, и взглянула на него.

– Забыла? – переспросила она. – Да что Вы, я сегодня весь день о нем думаю, если честно. О том, как ему, наверное, страшно там. Одному среди врагов – это же так ужасно! Я бы на его месте с ума сошла. А что если они его пытают? Что если пытаются любыми методами выведать информацию о вашей деревне, о военной стратегии, о планах нападения-обороны? Боже, как же ему, должно быть, тяжело!

Гаара задумался. Разумеется, на какую-то часть его мысли были заполнены этим шиноби, так как он всегда волновался за всех без исключения жителей своей деревни, но слова, написанные рукой Канкуро в письме, о том, что уже были предприняты все возможные меры для его вызволения, немного успокоили его совесть. Теперь же, когда Саюри, которая не была с ним знакома, никогда не видела его и слышала об этом человеке лишь однажды в жизни – этим утром, – рассказала, как сильно за него переживала... Но почему? Почему её заботил незнакомый человек? Почему она думала о нем так долго – целый день, – хотя даже имени его не знала? Как не пытался, Гаара так и не смог этого понять. Наверное, заключил он, это и есть та самая доброта, которой матери так старательно пытаются научить своих детей. Хотя откуда ему было знать об этом?