Текст книги "Добро из зла (СИ)"
Автор книги: Терран
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
Добро из зла
Пролог. Первая, последняя и единственная
Если спросить рядового жителя Королевств о том, что такое Темные Земли, он, скорее всего, ответит «пустая» или «мертвая земля». Он расскажет о полчищах Гримм, бродящих по безлюдным равнинам и лесам, припомнит пару-тройку «независимых» городов, назовет поселения вдоль железных дорог… редко-редко кто-то, сам удивленный собственной эрудицией, упомянет каких-то варваров, что живут вне более-менее удобных и безопасных мест.
Обыватель будет во многом прав – плотность населения на большей части суши такова, что на картах просто не отображается. Найдутся там и орды монстров, пусть и куда меньше, чем кажется из-за высоких стен и солдатских спин. Можно будет насчитать с десяток крупных городов, как-то выживающих пустоте и мраке, с помощью «Большой Четверки» или нет. Если очень-очень постараться, получится отыскать и такие «медвежьи уголки» и деревни, в которых вообще не знают, что где-то еще, кроме них и пары соседей, тоже живут люди.
Но в Темных Землях есть и много такого, о чем рядовой обыватель и не задумывается. Например, руины древних городов, от которых ныне остались лишь груды камней, остатки статуй и памятников культуры наций, о которых не помнил уже никто, кроме, быть может, трех бессмертных Реликвий: Знания, Разрушения и Созидания… о которых рядовой обыватель, разумеется, тоже не знал.
Или, вот, – замок. Столь древний, что мог поспорить возрастом с Королевствами, столь монументально-огромный, что походил на гору, столь тихий, что казался мертвым. На самом деле, когда-то на месте черной цитадели действительно был просто большой обломок горы, прилетевший сюда в те седые и страшные времена, когда двое истинных владык Ремнанта выясняли, каким должен быть мир… а потом сюда пришла женщина в черном платье с кожей столь бледной, что немногие выжившие после встречи с ней, называли ее «лунной».
Раньше у женщины не было дома: она просто путешествовала по миру, пешком или верхом на Гримм, по воздуху или морю, одному континенту или другому, каждый раз при встрече с людьми исполняя свое предназначение – убивая каждого из них, уничтожая все, чего они достигли. Но все течет, все меняется – у Салем, Королевы Гримм, появился дом, и цельный кусок скалы обернулся замком: все лишнее просто рассыпалось тяжелым, острым как стеклянный песок, черным пеплом.
Долгое время она жила здесь одна, иногда покидая дом на десяток или другой лет ради нового путешествия, иногда – оставалась внутри годами. Иногда в замке появлялись и обитатели: люди, которых женщина пощадила, чтобы лучше узнать своего врага и быть в состоянии уничтожать его еще эффективнее; вещи, которые они приносили с собой. Иногда женщину убивали – но в коротком и смутном наборе воспоминаний, получаемой от предшественницы, новая Королева всегда видела замок, и всегда возвращалась домой.
Прошлая хозяйка замка вдохнула в него жизнь: светились по ночам окна в пустых комнатах, по мертвым коридорам ходили люди, воздушная пристань, выстроенная тоже при ней, никогда не пустовала – всякий раз там находился хотя бы один корабль. У нее появились слуги – меньше десятка, но и это было огромным шагом вперед, ученица – чего никогда не случалось раньше… даже своего рода привязанность, насколько женщина в черном платье вообще была способна на такое чувство.
А после бессмертное воплощение Разрушения погибло… и в тот же миг вернулось обратно, переродившись в ученице, которую подобрала годы назад и вырастила, пестуя в ней худшие (или лучшие – смотря кого вы спросите) качества человечества.
И сейчас новая Королева пыталась разобраться в том, кем стала и старалась лучше понять свою недавно наставницу, немного приемную мать и однажды, когда-нибудь – своего главного врага, самую последнюю преграду, которую надо будет уничтожить на пути к могуществу.
«Моя дорогая Синдер, – писала Салем. – После того, как я допишу это письмо, то сяду на Невермора и отправлюсь в Вейл, чтобы увидеть твой и мой триумф, насладится огнем и смертью, стать еще на шаг ближе к моей последней цели – Концу Всего.
Да-да, моя дорогая, я собираюсь сделать то, на что оказались неспособны все остальные – закончить эту бесконечную войну. Может быть, у меня получится прихватить с собой весь остальной мир, но это будет лишь приятным бонусом – моя цель куда выше и сложнее. Я собираюсь убить тех, кого убить нельзя и разорвать ту нерушимую цепь, которой сковали нас всех, Гримм и людей, смертных и бессмертных.
Я столько лет работала над этим… и видя, как легко все получилось, как человечество с радостью шло к собственному концу, как бездействовали мои враги… я начинаю думать, что мы, все трое, на самом деле хотим одного и того же – финала. Есть лишь один способ закончить все это – мой.
Но, если ты читаешь это письмо – значит, я мертва. Знание как-то умудрился убить меня. Но знаешь, что самое прекрасное, Синдер? Это ничего не меняет, и лишь отодвинет конец, продлит агонию, вместо того, чтобы подарить спасение. Ведь у меня есть ты – моя маленькая красивая девочка, с душой, настолько черной, что у меня нет и тени сомнения, кто станет следующей Королевой. Я верю, что ты станешь лучшим Разрушением из всех – ведь я нашла тебя так давно и сделала столько всего, чтобы воспитать достойной этой силы.
Тебе даже не надо менять свои планы, моя дорогая. Ты желаешь силы, мечтаешь об абсолютной власти, но современный мир устроен так, что абсолютной властью не обладает никто. Все эти их игры в демократию, прогресс и равенство (ах, в последние годы я так люблю это слово: равенство!), сделали твою цель неосуществимой. Тебе придется разрушить весь мир – и на его обломках построить новый, в котором все будет подчинено твоей воле.
Ты уже знаешь, что в мире существуют три Реликвии, созданные Близнецами как воплощение определяющих сторон человечества: Знание, Созидание и Разрушение. Мы тысячи лет жили среди вас, росли и развивались вместе с вами, и теперь весь мир – это результат наших действий. Но есть еще одна Реликвия, о которой я тебе никогда не говорила – это Выбор, тот, кто определяет все, без кого все остальные теряют смысл и направление. Он самый могущественный среди нас и решение, каким будет Ремнант, принимать ему, как бы тебе ни хотелось обратного. В тот миг, когда мир шагнет в пропасть, он будет тем, кто создаст мост под ногами, разрушит другой берег или подарит знание полета.
Ты не можешь выбрать за него… но можешь повлиять на его решение. Помни об этом. Ты поймешь, когда встретишься с ним.
Будь осторожна с Хейзелом – он будет верно служить, но предаст в самый последний момент. Будь ласкова с Тирианом, в память обо мне – мне всегда нравилась его фантазия. Я знаю, ты плохо ладишь с Уотсом – тебе не нравится, что он считает себя умнее тебя, но уверена, ты сможешь найти к нему подход. Он ученый, а я собиралась провести самый великий эксперимент над мирозданием за всю историю. Он сможет оценить смелость таких намерений.
На обратной стороне листа ты найдешь информацию о еще одном человеке. Он сделал для моей цели больше, чем даже ты, оказался настолько важен, что знала о его существовании только я. Я думаю, что если бы Близнецы создавали Реликвии прямо сейчас, то нас было бы пятеро, к четырем добавилась бы новая: Жадность… и он стал бы ее первым воплощением. Он попытается обмануть тебя, но ты сможешь с этим справится.
И в завершение… я знаю, что ты считаешь себя особенной. Чем быстрее ты забудешь об этом, тем лучше – ты не сможешь убежать от платы, что Реликвия взимает с нас. Разрушение сожрет твою душу: быстрее, если ты будешь пользоваться этой силой, медленнее – если нет. Оно оставит от тебя пустую раковину, лишь внешне похожую на человека, сотрет и раздавит все, что когда-то было Синдер Фолл. Останется лишь Салем, Королева Гримм – так было раньше, так будет и впредь. Силы Девы покинут тебя вместе с душой – и ты ничего не сможешь с этим поделать.
Я знаю, что ты не послушаешь меня. Я уверена в том, что ты постараешься получить все, сразу и за чужой счет. Я знаю, что ты считаешь, будто у тебя есть выбор, но это не так: Выбор – это другая Реликвия, а у тебя есть лишь Разрушение. Пожалуйста, будь им – разрушь самое вечное, что есть в этом мире: саму себя… и захвати с собой, если получится, всех остальных. Знай: если бы я была способна на такие чувства – я бы любила тебя.
Прощай, Синдер… и я приветствую тебя, Салем»
Это письмо лежало прямо на рабочем столе Салем, в той части замка, куда не было ходу всем остальным. Длинная вереница просторных залов с высокими потолками: библиотеки с книгами на многих языках, живых и мертвых, записи, на бумаге, папирусе или камне; музеи – скелеты, человеческие или звериные, оружие, холодное и на основе Праха, орудия пыток и, последнее пополнение, – микросхемы.
В который раз дочитав письмо, женщина в алом платье отложила лист в сторону и заправила за ухо белоснежную прядь, ярким чужеродным пятном выделяющуюся на вороново-черных волосах до плеч. Встав со стула, она принялась обходить свои владения, этот древний и мертвый музей, коллекцию, собираемую тысячи лет, изредка касаясь заинтересовавших ее экземпляров левой ладонью; камень и металл приятно холодил мраморно белую кожу с черными прожилками вен.
Ее путешествие закончилось в самом конце этого каскада исторических залов, у огромной гранитной плиты. В этой части замка не было проведено электричество, и в неверно дрожащем свете факела Синдер Фолл с трудом угадывала семь имен, вырезанных в камне: каждая из букв была размером с ребенка. Салем ни слова не сказала в своем последнем письме об этом месте, но все было понятно и так – здесь она должна была записать свое имя, пока оно у нее еще есть, стать восьмой Королевой Гримм.
– Ты очень хорошо меня знала, – поприветствовала Синдер это своеобразное кладбище широким оскалом чуть заостренных зубов. – И все правильно понимала: «Все, сразу, и за чужой счет» – это то, что намерена получить.
Она подняла правую, все еще человеческую руку, развернув ладонью к стене. Широкая улыбка лишь на мгновение дрогнула от боли, когда кожу надорвал змееподобный Гримм, высунув наружу свою вытянутую безглазую морду, и громогласно зашипел, требуя пищи.
– Разрушение пожирает душу? Отлично, я всегда смогу добыть те, которые будет не жалко скормить ему. Я соберу силы остальных Дев, я оставлю себе Разрушение, запру всех остальных в самой глубокой темнице и выброшу ключ.
Взгляд скользил по именам тех, кто были прежде – и вот уже факел становится не нужен, его с успехом заменяет янтарное и багровое сияние глаз.
– Иди ты к черту… мама! – фыркнула Синдер, добравшись до верхней строчки. – Нет выбора? Я должна стать восьмой Салем?
Выше самой первой записи еще было место. Под ее пристальным взглядом по граниту побежали ручейки черного пепла, вымывая в камне новую надпись: над всеми остальными, выше всех остальных, как того заслуживает написанное имя.
– Королева Гримм – это слишком мало. Ты была последней Салем, мама. А я… я стану первой, последней, и единственной – Синдер Фолл.
Вновь оскалившись, еще шире прежнего, Синдер в последний раз оглядела гранитную плиту с коротким списком обладательниц самой разрушительной силы на планете, а после фыркнула, развернулась на каблуках и вышла вон, ни разу не оглянувшись.
Последний (или первый) зал Королевы Гримм вновь погрузился во мрак и тишину, в которой пребывал веками, и лишь черный пепел еще какое-то время шелестел, стекая к земле, вымываясь из высеченного на скале имени женщины, которая думала, что у нее есть выбор.
Глава 1. После всего
Спустя две недели от «Падения Бикона»
– Сара! Тащи еще пива!
Пышненькая девушка в простом холщовом платье до щиколоток, с тугой косой соломенных волос, вопросительно посмотрела на отца. Вален, чуть опустив пухлую еженедельную газету Вейл, доставленную за день до бури, смерил внимательным взглядом маленьких колючих глаз небольшую компанию забившихся в угол сельчан. Отметил покрасневшие лица, лихорадочно блестящие глаза, два кувшина медовухи, аккуратно задвинутые в угол, и отрицательно покачал головой.
– Ну Вален! – хором застонали пьянчужки.
– Я сказал «хватит», – проворчал староста, вновь прячась за газетой. – Вам уже достаточно хорошо, еще немного – и станет плохо. Вот только негатива, даже такого, мне здесь не хватало.
Волшебное слово «негатив», как всегда, сработало: безотказный довод, если ты живешь в мире, где на запах отрицательных эмоций могут прийти монстры, убивающие всех. Особенно, если дом твой – вне любого из четырех Королевств, где тебя не защищает армия и роботы, Охотники и высокие железобетонные стены, а между тобой и Гримм – лишь ты сам и те, кто рядом, ваша стойкость и старое оружие в руках, что досталось от деда.
И пусть деревня твоя, которую все так и звали – Станция, находится высоко в горах, прикрытая с одной стороны глубоким ущельем, а с двух других – отвесной скалой. Пусть стены, возведенные прадедами, высоки и крепки, пусть небо сторожат старые зенитки еще времен Мировой Войны, а каждый житель, включая стариков и детей, умеет сражаться… пусть – все неважно. Значение имеет лишь одно – живешь ты в Темных Землях, вне Королевств, а значит, твое единственное спасение – скрытность, а не сила.
Именно поэтому сейчас, поздней осенью, когда бедный урожай с клочка плодородной земли уже убран, снег закрыл перевалы, а снежная буря четыре дня назад заперла небеса, вся Станция собралась здесь – в главном Холле. Это время года – поздняя осень, зима и ранняя весна всегда были самыми опасными для всех: когда на улице ливень или мороз, дороги развезло или засыпало, а воздушная пристань простаивает из-за гроз и снегопадов у людей появляется слишком много свободного времени на всякую ерунду. На вопросы, ответы на которые причиняют боль; на ссоры и ругань, скуку и лень.
Поэтому сейчас кто-то пьет и смеется с односельчанами, кто-то режется в карты, кто-то в двадцатый раз смотрит «Непокоренного», нашумевший прошлогодний кино-хит, танцует в противоположном углу под слишком дурацкую на взгляд Валена музыку, читает в соседнем здании… на все эти развлечения тратилось очень много денег – большую часть того, что получала Станция в качестве перевалочной базы контрабандистов.
Привычно отстранившись от ровного гула развлекающихся односельчан, староста завозился в кресле, пытаясь поудобнее устроить свое грузное тело и вновь погрузился в чтение. Этот выпуск «Голоса Короля», как и любые другие вести из цивилизованного мира, был уже изрядно потрепан и зачитан до дыр – едва ли нашелся бы человек, который не успел прочитать его хотя бы один раз. Нынешний был куда популярнее предыдущих – только вслух, всей Станции, его читали пять раз. Да и как могло быть иначе, если большая часть статей была посвящена Вейл, ближайшему к ним Королевству, а точнее – событию, что уже успели вполне официально назвать «Падением Бикона»?
О событиях такого масштаба снимали фильмы, писали книги и ставили спектакли – в них могучие Охотники противостояли безумным злодеям и, разумеется, в конце всегда спасали мир. В реальности получилось немного иначе – остановить вторжение Гримм, которому задним числом присвоили девятый уровень угрозы, безумных фавнов из Белого Клыка и сбрендившей кибер-армии Атласа удалось лишь огромной кровью, заплатив миллионами жизней. Вейл, одна из колыбелей цивилизации, лежал в руинах – оправляться от такого удара Королевство будет десятки лет.
В выпуске «Голоса» много говорилось о Вейл: о том, что Бикон, лучшую академию Охотников в мире, пришлось оставить на откуп тварям Темноты – все выжившие Охотники, даже студенты, были как воздух необходимы в столице. О постоянных боях и победах, очищенных улицах, уточнении списка погибших, гуманитарной и военной помощи из других стран – каждое, даже самое ничтожное достижение, было преподнесено как великая победа. Что ж, может, так и было – восстанавливать страну, разоренную войной не может быть простым делом.
Уделено внимание было и другим странам – Атлас, закрывший границы, официальные интервью, в которых Совет отчаянно пытался оправдаться за утрату контроля над своими роботами, ударившими в спину союзникам. Очень странно смотрелись редкие заметки из светской жизни – Вайс Шни, наследница крупнейшей энергетической компании в мире, SDC, собиралась дать свой первый после поступления в Бикон концерт, а после рассказать о Падении Бикона и ответить на все вопросы журналистов.
И, разумеется, всегда были фавны. Раса зверолюдей, обладавших теми или иными чертами животных – хвостом или дополнительной парой ушей, рогами или чешуей: в зависимости от своего животного-прототипа. Белый Клык – те, кого обвиняли в атаке на Вейл, те, кто сознательно привел в столицу Гримм и взломал армию Атласа, был радикальной организацией, состоящей именно из фавнов. Они утверждали, что делают это ради равенства, ради своего народа, притесняемого и угнетаемого, но… все статьи, которые видел Велен, говорили лишь о возрастании напряжения между фавнами и людьми: взаимные упреки и погромы, пламенные язычки ненависти, мелькающие меж тлеющих углей Войны за Права, казалось, давно оконченного и ушедшего в прошлое восстания.
Мир стоял на краю – и даже в тепле и безопасности главного холла Станции, в уютном кресле, среди друзей, вдали от центра событий Вален чувствовал ледяной холод, идущий от пропасти, перед которой замер весь Ремнант.
От газеты его отвлекла странная тишина, опустившаяся на Холл. Разговоры, смех, приглушенные добродушные ругательства – все стихло, заставляя легкомысленную музыку казаться глупой и неуместной. Опустив «Голос» на колени и проследив за взглядами односельчан, Велен без труда определил причину всего этого – по отчаянно скрипящей под слишком большим весом лестнице спускался чужак, явившийся в деревню уже, фактически, по закрытым перевалам, прорываясь сквозь снежные заносы по пояс. На спине, крепко привязанного за талию и плечи, он нес кого-то еще, закутанного в теплую шубу и шарфы так, что невозможно было разглядеть даже лица.
В сезон через Станцию проходило много очень разных людей, контрабандисты – народ пестрый. Чужак, представившийся Морроном Брауном, выделялся бы где угодно, в любой толпе даже самых неординарных людей. Он походил на вставшего на дыбы медведя – рост и размах плеч мешали проходить в двери, грубые, излишне крупные черты лица и темно-карие, почти черные глаза придавали ему диковатый вид, а два больших медвежьих уха на макушке заставляли напрягаться даже тех, кого не впечатляла эта аура угрозы, которую фавн, казалось, распространял вокруг себя, даже не замечая этого.
Фавн. Станция была исключительно человеческим поселением – и даже не по причине расизма, просто… так получилось. Вне Королевств дискриминация и притеснение фавнов была редкостью – лишь сильнейшие могли позволить себе создавать негатив, не боясь атаки Гримм. Но после Падения Бикона даже сам Вален не мог не испытывать напряжения, зная, что где-то рядом с ним находится живой фавн. Он понимал своих людей, когда их первой реакцией было запихнуть чужаков в одно из складских зданий, обычно сдаваемых в аренду, но сейчас пустующих по зимней поре. Подчиняться и жить в холодном каменном здании на отшибе, отогреть которое по такой погоде было почти невозможно, пришелец не пожелал и селяне, чувствуя себя в большинстве, попытались заставить его силой. Результатом стали сломанная рука и три челюсти, несколько вывихов и больше десятка синяков. Пару дней спустя Саймон, один из трех Стражей поселения с открытой аурой, нехотя признался Валену, что чужак, если бы захотел, легко поубивал бы их всех – всю деревню, и спокойно занял бы ратушу.
Они легко отделались – Браун попросил лишь теплую комнату в Холле, питание и даже не забыл заплатить за все это. Валену не нравилась эта история – некто, кого чужак принес с собой на спине, оказалась не просто молодой девчонкой, но тяжело раненной, причем совсем недавно – она даже ходить нормально могла только держась за стеночку. Сейчас, конечно, давно уже были не Темные Века, когда всех калек просто убивали, чтобы не звать Гримм, но… когда такая молодая и красивая девчонка оказывается калекой, она не может не страдать от этого. А страдания привлекают смерть в облике черных тварей с белыми масками вместо лица – Тварей Темноты. Сейчас зима – по закрытым перевалам и в такую метель даже Гримм предпочитают сидеть по норам, но что будет, когда буря закончится? А если у нее открыта аура?
Встретившись взглядом с дочкой, Вален молча кивнул и шепнул «Неси», зная, что Сара без труда поймет его. И точно – быстро кивнув, девушка направилась в подсобку.
В полной тишине медведь пересек Холл: казалось, он вовсе не обращал никакого внимания на густое напряжение, повисшее в воздухе. Сев в свободное кресло рядом с Валеном, он грохнул на стол стопку книг, взятых в довольно обширной библиотеке Станции еще в первый день. Подборка удивила старосту еще тогда – в основном книги по управлению коллективом, которые он сам выписывал из Вейл много лет. Не вязались как-то эти книги с первым впечатлением…
Вален привык считать, что умеет разбираться в людях. Станцию ежегодно посещало очень много людей: контрабандисты, наемники и преступники всех мастей, от вменяемых до отмороженных убийц, которых останавливал лишь древний, как сама история, неписанный закон: «Не плоди негатив там, где живешь». Или, в данном случае, куда планируешь вернуться. По Брауну многое становилось ясно с первого взгляда – скорее воин, чем грабитель или убийца, сильный боец, но совершенно точно не Охотник. Если уж он рискнул пешком преодолеть перевалы поздней осенью, чтобы добраться до Станции, а не воспользовался перевалочной базой Вейл пятьюстами метрами ниже и двадцатью километрами южнее – медведь очень не хочет светится перед властями.
А еще он был фавном. Два слова: «Белый Клык» Вален не осмеливался произнести даже про себя. Да сохранят его Боги от любых дел с террористами – контрабандисты и грабители куда лучше.
– Сара сейчас все принесет, – сказал Вален вслух, сурово посмотрев на односельчан.
Дисциплинировано отведя взгляды в сторону, те вернулись к своим занятиям – ровный гул, неизбежно создаваемый десятками общающихся людей, вернулся, пусть даже трижды фальшивый.
Браун молча присел в свободное кресло рядом и откинулся на спинку, с привычной цепкостью оглядывая зал. Вален поймал себя на том, что вновь разглядывает правую руку фавна, точнее – стальной протез, заменяющий кисть. Дорогие и сложные, они были роскошью, доступной немногим, даже такая простая модификация, как у чужака. Вален был так далек от бойца, как это только было возможно, но жил в Темных Землях, и повидал достаточно шрамов, чтобы сказать – у Брауна они были свежие: всего пара месяцев прошла с тех пор, как он потерял руку. Сталь еще не успела утратить заводского блеска, зато глубокая зарубка, оставленная мечом, пересекала ладонь по диагонали, как пресловутая «линия жизни».
Оторвав взгляд от протеза, он взглянул в лицо Брауну и обнаружил, что тот пристально разглядывает газету у старосты на коленях. Опустив глаза Вален тут же сообразил, что привлекло его внимание – большая статья на весь разворот, посвященная Вайс Шни, наследнице SDC, ее грядущему концерту и слухам о роли в Падении Бикона. Староста аккуратно сложил газету вчетверо и отложил в сторону – если его подозрения верны, то нет никакого смысла злить террориста, напоминая ему о наследнице Праховой компании Шни, главного врага фавнов и основной цели Белого Клыка.
Хотя, как ни странно, вид у Брауна был скорее задумчивый, чем злобный…
– Какая твоя любимая сказка? – внезапно спросил фавн, заставив Валена вздрогнуть.
Всего четыре слова, один вопрос потребовалось чужаку, чтобы разбить все теории старосты о его личности.
– Легенда о Вечном, – ответил Вален, протерев пухлые вспотевшие ладошки о штаны.
– Дурацкий у вас код, – хмыкнул Браун. – Когда Озпин задал этот вопрос мне – я ответил именно так, даже не зная о нем.
– Бессмертный воин, посланный Богом-Создателем, чтобы убедится в крепости духа рода человеческого, – осторожно сказал Вален, просто для того, чтобы что-то ответить. – Он живет под личиной Охотника, сражаясь с порождениями Бога-Разрушителя, и оценивает нас – всех в целом и каждого по отдельности. Если он посчитает Человечество достойным – то в час последней битвы поведет нас за собой: тогда мы победим и станем свободны от Гримм. Если мы разочаруем его – он оставит нас своей Судьбе.
– Какой пацан может не любить эту легенду? – продолжая ухмыляться, сказал Браун. – У него было такое забавное лицо, когда я назвал твоего брата своим любимым сказочным персонажем.
«Он даже это ему рассказал?!»
– Озпин погиб в сражении за Бикон, – хмуро ответил Вален. – Да и братом моим быть перестал в тот день, когда его место занял… заняло ЭТО.
– Насколько я успел узнать директора, он любил строить планы – у него был один даже на случай собственной смерти. Уверен, ты тоже получил какую-то весточку.
– Я оказывал некоторые услуги Озпину в обмен на то, чтобы Вейл закрывал глаза на наше существование – Охотники даже помогали нам пару раз, во время вспышек активности Гримм. Но сейчас, после Падения Бикона, Королевству и без того не будет до нас никакого дела, а все Охотники будут заняты лишь тем, чтобы не дать Вейл развалиться окончательно.
– Но они все еще Охотники, – заметил Браун. – Лучшие воины в мире, самая большая сила в Ремнанте.
Вален отметил про себя это «они». Не «мы». Хоть в этом он не ошибся…
– Чего ты хочешь? – прямо спросил он.
– Немногое – просто чтобы никто не сдал нас, если не спросят. Не удивлюсь, если мы уже в списках «найти и захватить» или, того круче, «уничтожить» – даже награда, может быть, назначена.
– Я здесь, конечно, главный, но не могу отвечать за всех, – покачал головой Вален. – У нас не принято трепать языком и якшаться с копами, но если награда будет достаточно велика – кто-нибудь может и соблазниться.
– Ну так скажи всем, что тебе удалось узнать, что я направляюсь… ну, скажем, в Атлас.
– Посмотрим, что я могу сделать, – кивнул староста.
В конце концов, какая разница – и так было ясно, что долго пришельцы на Станции не задержатся, отправившись дальше с первым же судном, прорвавшимся сквозь метель.
– Тебе придется что-то придумать, Вален, – тихо сказал Браун. – И убедить меня в том, что это сработает.
Фавн подался вперед, ловя взгляд толстяка.
– С моей точки зрения деревня, вымершая по неизвестным причинам, лучше, чем враги, идущие по следу и точно знающие, что я прошел здесь.
Вален вздрогнул. Он привык к угрозам – контрабандисты, основные посетители Станции, торговаться иначе просто не умели: они кричали, потрясали оружием и изо всех сил пытались показать, какие они сильные и опасные. Браун не пользовался ни одним из этих приемов, но то спокойное жестокое равнодушие, с которым он озвучил свою угрозу, выражение карих глаз – почти скучающее, будто он говорил о погоде, а не убийстве десятков людей, пугало намного сильнее. А еще, стоило фавну наклониться чуть ниже, из-за отворота куртки показался краешек стальной бело-красной маски, похожей на маски Гримм – знак сумасшедших террористов, разрушивших Вейл, Белого Клыка.
– Как Озпин вообще связан с Белым Клыком?! – выдохнул он.
Он не виделся со своим братом уже очень давно – фактически, с того дня, три десятка лет назад, когда… ЭТО захватило его тело и разум, забрало от семьи, заставив отправиться в далекое и опасное путешествие из Темных Земель в Вейл. Какое-то время маленький Оззи еще пытался поддерживать связь, писать письма… но однажды перестал. А потом на Станцию заявилась команда его Охотников и сделало предложение, от которого невозможно было отказаться – директор так и не почтил его своим присутствием.
– Это долгая история, – покачал головой Браун. – И тебе будет лучше ее не знать. Не думаю, что буря продлиться дольше пары дней – к тому времени мне нужен план, и он должен быть убедителен, Вален. Озпин мертв, он больше не защитит тебя – не от меня, во всяком случае.
Пару секунд Вален молчал, а потом тихо спросил, глядя в сторону:
– Как он погиб?
Конечно, он читал об этом – в первой после вторжения Гримм газете Озпину был посвящен громадный некролог, восхваляющий одного из самых сильных воинов мира, директора Бикона – лучшей академии Охотников в Ремнанте.
Но он прекрасно знал, сколь много лжи несет в себе «официальная правда» и должен был знать точно.
– Озпин погиб как Охотник, – ответил Браун.
Это был самый исчерпывающий ответ, какой только мог дать фавн. Его младший брат, маленький Оззи, пал в бою с чудовищами, защищая других – только так и умирали истинные Охотники.
Поддавшись внезапно нахлынувшей скорби, староста прикрыл глаза. Из памяти всплыл образ брата – в тот день, когда они виделись в последний раз.
Поправляя на спине большой походный рюкзак, Оззи сказал Валену: «Я теперь так много могу и знаю, Вал… Так много… ты себе и представить не можешь. Если сейчас я начну рассказывать тебе обо всем, то мы успеем состариться и умрем, не договорив и до середины. Я просто не могу остаться здесь – я должен продолжить то, что начали другие».
И он ушел. Да и как мог легендарный, сказочный Вечный поступить иначе, променять клятву хранить человечество, до тех пор, пока солнце встает на востоке, а заходит на западе, на жизнь в забытой всеми деревеньке, занятой обслуживанием преступников? Оззи клялся, что ЭТО, поселившееся в душе, не изменит его, что навсегда останется его младшим братом…
Разумеется, он соврал. Вечный не может быть чьим-то братом.
В себя его привел тихий голос Брауна:
– Сочувствую. Я тоже потерял в том бою брата.
Открыв глаза, Вален действительно увидел неподдельное сочувствие в глазах медведя… и оттого его угроза казалась еще страшнее. Что за человек может искренне сочувствовать чужой утрате, намереваясь убить?..
– Он тоже был Охотником?
Фавн опустил взгляд на протез, мгновение рассматривал глубокую зарубку, оставленную на металле чьим-то клинком… и, с еле слышным шорохом механизмов, крепко сжал кулак.
– Нет. Он был террористом, – сказал он, проведя левой ладонью по лицу, будто пытаясь что-то стереть. – Я убил его сам.
…Видимо, такой человек, который однажды убил собственного брата.
– А я думал, у меня сложные отношения с семьей, – криво ухмыльнулся Вален.
Тяжелую тишину прервал тихий голос Сары:
– Отец…
Дочка, настороженно косясь на фавна, поставила на стол перед ними крохотный кулек с лекарствами, запрошенными чужаком: снотворное и легкие антидепрессанты, черную краску для волос, а сверху положила тонкую трость, блестящую свеженьким лаком поверх желтой краски; от нижнего конца к ручке поднимались ярко-алые языки пламени. Лекарства, разумеется, были для спутницы Брауна, которая так и не вышла ни разу из комнаты за все эти четыре дня – сам фавн не производил впечатления человека, которому нужны все эти искусственные подпорки.