Текст книги "Сквозь миллион лет человечества. 2 том (СИ)"

Автор книги: sureraide

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 37

– Михаил, сейча… – и замолкла, встретившись с не совсем осознанным взглядом.

Может попробовать помягче?

– Михаил, я… отлично понимаю тебя и ситуацию, в которую мы попали, но пожалуйста, сейчас не время пить и… убери это от своего рта.

Уонка безуспешно попыталась отобрать четвёртую алюминиевую банку пива.

– И что ты на меня так смотришь? Уж точно не я нам проблем настрогала, мистер коммандос.

– Ну-ху… тьгфу ты!..

– Помнишь, я как-то раз говорила, что ты похож на маленького ребёнка? – украдкой взглянула Уонка. – И не прогадала – ты выгладишь в точности как идиотический невоспитанный ребёнок, лишённый моральных принципов и нормального уровня сочувствия.

Но тот даже слова не сказал, пребывая в странном забвении.

Они всё отдалялись от места, в котором произошёл нелицеприятный инцидент с убийством двух офицеров дорожного патруля. Этого можно было избежать простым подкупом, но Майкл выбрал наиболее необоснованный путь.

– Ты ничего не хочешь сказать? – Уонка посмотрела на Майкла, который уже ничего не соображал и ловил пролетающие воображаемые пули меж верхом и низом лобового окна.

Лицо у него было абсолютно пустым: непривыкший к настолько быстрому вливанию хмельного продукта не удивительно, что всего за литр выпитого пива его понесло в небытие, но не в то, в котором он был; огромные чёрные мешки под глазами и сами два зрительных органа вместе с обаятельным, которые напомнили ему, если бы он был в нормальном состоянии, резню на одной из осаждённых планет.

Кое-как справившись с фокусировкой и наполовину поборов размытие, Майкл смог понять, что рядом с ним сидит… девушка. Незнакомая девушка.

– Тьы… кгто?.. – едва давясь слюной спросил он.

Та, ошарашив глаза, посмотрела на него.

– Уонка, – неверующе проговорила она. – Может… ты будешь не против того, если я в тебя введу антитоксиграцин? А то ты слишком плохо выглядишь.

– Чшегт-тьо?

– Боюсь, я тебя не понимаю, – помотала она головой. – Ни капельки.

Тихое трение шин об асфальт и несильный гул двигателя при двух тысячах оборотах успокаивали душу и давали покой, но хочешь не хочешь тебе всё равно приходится принимать правильное решение, основываясь только на своём жизненном опыте.

– Но ладно, я введу, – выдохнула девушка и взглянула на Майкла. – Только пожалуйста, как очнёшься, обязательно вспомни меня.

***

Где я?

Я огляделся и увидел очень знакомую картину из прошлого, когда я вместе с Марком, Блассеном и их родственниками вылетали из колонии. Всё словно подобрано так, что даже докопаться не выйдет если захочется.

Мы плавно поднялись ввысь, выключился свет.

Это было необходимо для того, чтобы направить всю мощность в «вертикальный манёвр». Точнее, просто взлететь, добравшись вплоть до стратосферы, а уже после в мезосферу.

– Внимание всему экипажу и пассажирам, – раздался женский голос в динамиках. – Ни в коем случае не расстёгивайте ремни безопа…

Заранее записанное аудиосообщение прервалось так же резко, как и началось.

– Что это было? – спросил меня Марк, предварительно тыкнув в моё плечо пальцем.

– А ты не знаешь? – нахмурился я для вида, вспомнив, что меня не было в пассажирском отсеке, а там, в корме, будучи пристёгнутым к койке.

– Да, – в еле видном красном освещении было заметно, как он повторил за мной.

– Предупреждение… – выдохнул я. – У вас разве нет такого? Когда, например, наступает обеденный перерыв?

– Вот прям такого – нет.

А да, вроде в точности такого не было.

– А по мне так, у вас они везде были развешаны. Я имею в виду в точь такие же, – я старался подобрать что-нибудь понятное, но и не слишком заумное для него. – большие белые микрофоны. Они…

– Да, Майкл, я уже понял, – будто сдерживаясь промямлим он слышно.

– Ну и славно, – не стал я доставать его.

А ведь и правда, всё как настоящее. Напоминает мне те моменты, когда я в точности так же побывал и со своим вторым отделением, и в машине с отцом.

Когда свет заменился на привычный, я расстегнул ремни, положил шапку в карман пуховика, и уже повесив его на свой локоть преобразовав из него подобие прямого угла, встал и направился в кабину управления.

Подойдя, нажал на небольшую серую металлическую кнопку.

Секунда другая, и…

– Представьтесь, – раздался низкий мужской голос, никак не подходящий пилоту пассажирского челнока второго типа.

– Майкл Отто, – для меньшей возни я посмотрел в камеру в углу.

– Проходите, господин, – послышался щелчок, и я просто надавил на ручку.

Зайдя, мне открылся вид на органы управления. Они несильно отличались от вертолётных или автомобильных. Так, например, был руль на каждого пилота, которых всего было два. Спидометр, отображавший привычные для меня мили в час. Мощности двигателей: гипердвигателя или прыжкового. Обычно если использовался первый, то их было два, если второй – всего один. В данном случае используется прыжковый двигатель.

Двое мужчин, которые тогда стояли снаружи, являлись верными пилотами моей компании. Полностью проверенные. Не старше сорока, но и не младше двадцати пяти. Сейчас один держал руль и смотрел на космос через лобовое стекло, а второй что-то подсказывал первому высчитывая.

Я аккуратно закрыл дверь и буквально плюхнулся в кресло, находящееся слева от двери.

Пилоты никак не отреагировали, лишь продолжая проводить готовность к прыжку:

– Один-один-двадцать девять? – спросил второй пилот, присматриваясь к другому.

– Готово, – ответил первый, щёлкнув маленький переключатель на верхней панели. – Следующий.

– Один-один-тридцать четыре?

И так продолжалось вплоть до запуска.

– Запускаю... – пробормотал первый. – Готовность?

– Полная.

– Отлично, – сказал первый пилот, что-то указав на главные панели.

Я пристегнул несколько ремней, когда за окном начали образовываться еле-заметные световые отклонения, исходящие от красной звезды этой системы.

Секунда, вторая, третья… Время шло для меня медленнее, когда я ожидал чего-то стоящего. И именно сейчас, я по-настоящему могу назвать это чем-то прекрасным, притягательным, не сравнимым с тем, с чем мне приходится сталкиваться, приходилось сталкиваться, и придётся сталкиваться.

Под громкие завывания одного из двигателей и рёв уже другого, я просто плюхаюсь к стене, ударяюсь не в саму стену, а в пуховик, которого я так ловко подставил. Сопротивление отзывалось в не лучшем свете, когда я попытался искоренить неудобное для меня положение.

Но когда от этого не осталось ни следа, я спокойно расстегнул ремни и подошёл к обширному лобовому окну. Не знаю, правильно ли я это назвал, да и не суть.

Белые точки, превращающиеся в прямые. Их было много, но в то же время мало. Космос всегда был для меня чем-то привлекательным. Всегда любил наблюдать за тем, как я лечу через гиперпространство.

– Я обаятельно защищу вас…

***

Прекрасно быть новорождённым; он ничего не знает об окружающем мире и оттого его мыслительный процесс пытается пройти сквозь барьер, который со временем расширяется в размерах возможного и даёт более обширные возможности продолжать совершенствоваться.

Никаких знаний, лишь первобытное любопытство.

Ребёнок не так далеко ушёл от новорождённого, за одним лишь исключением – в большинстве случаев у него развит потолок возможностей, если не считать ограничения места, в котором он развивается. Самый главный навык – ходьба, остаётся, пожалуй, самым важным и неоценимым, поскольку за счёт неё мы идём вперёд к великому.

Лучшему времени лучшие возможности.

Подросток на фоне остальных уж слишком сильно уходит в себя. Психика, не в силах потянуть правду о мире и быстроразвивающийся растущий мозг, не выдерживает. Вредные привычки, опасные увлечения и необдуманные действия связывают всех их, за исключением меньшинства. Поскольку данная возрастная группа имеет множество недостатков я считаю её самой худшей.

Если не придерживаться повествованию и распорядку всей нумерации, можно с лёгкостью заметить, насколько сильно я похож на подростка, обиженного на весь мир и ненавидящего самого себя.

Однако есть одно исключение – я выбрал правильный путь, идя по которому я точно смогу откинуть собственные предрассудки и страхи, пожертвовав самим собой ради дорогих мне людей. Мама, отец, дядя, тётя, братья, друзья ценны для меня. Все они.

И совсем не важно, переживания ли это, которых я не осмеливаюсь комментировать, или же чувства, которыми я пренебрегаю и всячески отвергаю. Я всё равно продолжу своё дело, даже если в ходе всего пути потеряю самого себя, даже если мне предстоит страдать, я встану на ноги, возьму в руку крупнокалиберный пистолет и выстрелю.

Потому что я Майкл Отто – верный защитник своей отчизны, готовый стоять до последнего, если от этого спасётся как можно больше людей, культуры и имущества Федерации.

А также я являюсь садистом, циником, эгоистом, лицемером, наркоманом и маньяком…

Я меркантильный, агрессивный, алчный, грубый, жадный, жестокий, лживый, мнительный, наглый, упрямый, раздражительный и надменный.

Но это если смотреть на тогдашнего меня, ещё не совсем принявшего правду насчёт всего вокруг.

Да, знаю, что это звучит так, словно на тот момент мне не все шестнадцать, и что я только-только вышел из родного города. Но если оглядываться назад, и всё же принять истину касательно моих действий и пороков, то могу с уверенностью сказать, что тогда и обстоятельства другие были, и чувства, которые всё же лезли в моё сознание заставляя совершать не совсем обдуманные и желанные действия.

Но чёрт… Почему я всё время делаю подобный высер? В чём суть этого монолога? Зачем вообще мне эти логические цепочки или просто анализ собственных проблем? Почему бы просто не… я не знаю… вспомнить себя эффективного и вновь стать ним?

А ведь это идея.

Да. Идея.

Но сейчас это несильно важно, за исключением того, что мне нужно вернуть себя старого, потому что я снова здесь, в пустоте.

– Добрый вечер, или уже как правильно, доброй ночи, – улыбнулся тёмный силуэт парящего чудика.

– Снова ты, уголовник? – на моём лице не было ни унции каких-либо эмоций, и говорил я, что удивительно, очень складно и чётко, чего не было так давно.

– Обидно слышать такое от смертного, – поник голос. – Но сейчас я не об этом. Слышал, что плохо тебе. – он переметнулся к моему правому уху и насмешливо прошептал: – Неужто голоса в голове смогли довести?

И через секунду он появился передо мной.

– Это были твои проделки? – спросил я.

– Нет-нет-нет, ты что-о… – с поставленной ладонью на груди протянул он, дабы через мгновенье образоваться в считанных дюймах от меня буквально всматриваясь в само сознание.

Я запомнил всё. Начиная с его гулко гуляющих тусклых и широких зрачках как у наркомана, заканчивая прогнивших до копоти зубов, от которых несло так, что даже я, нёсшему на своём горбу столько дерьма, зажмурился и закрыл рукой нос.

– Ты сам постарался не хуже меня, смертный, – железным, и до чёртиков гибельным голосом ответил уголовник, прежде чем вновь продолжить парить над плотной пустотой.

От такого я на секунду потерял контроль над телом и чуть не избавился от отходов жизнедеятельности. Хорошо, что чуть, потому что такого я бы не пережил морально.

– Я… зачем я тебе?

– По-вто-ря-ешь-ся, – произнёс он по слогам и прошипел. – Я тебе не отвечу.

– Почему?

– Ей-то ты нормально не ответил, соврав.

– Но…

Я подумал: а чего он этим добивается? Если он всевышний, не знаю… бог?.. Или же просто очень могущественное существо, то и преследователь какие-то цели он обязательно должен, верно?

– Но-о-о-о?..

– Да, я чувствую к ней определённую симпатию…

– Что и следовало доказать, – нараспев похлопал он в ладоши. – Когда свадьба?

– …но и ответить не на неё не могу, потому что…

– У-у-у-у, не мужик! – поменялся он в лице в мгновенье став сердитым; его голос продолжал резать уши, но на этот раз у меня сложилось стойкое ощущение, что из них начала литься кровь. – Слабак, остолоп, имбецил!

– Всё-всё-всё! Перестань! Прошу! Прошу тебя! – закричал я, прикрывая уши, не в силах сопротивляться всей вибрации и чувству, словно в мои барабанные перепонки молотят отбойником.

Прошла секунда, вторая, я как закрыл уши, так и сижу на пятой точке в окружении переливающейся пустоты.

Нехотя, но я всё же убрал руки от ушей и пригляделся к ехидно улыбающемуся уголовнику.

– Понравилось? – сильнее выставил он напоказ свои зубы.

– Нет, не понравилось, если тебя удовлетворит этот ответ.

– Удовлетворил, удовлетворил…

Он начал кивать головой с умным видом смотря куда-то наверх. Это продолжалось долго, что я даже сумел сбиться со времени.

– Это всё? Ты можешь меня отпустить? – первым не выдержал я, всеми силами сдерживая раздражение, которое вызывал у меня этот ублюдок.

– М-м-м… Нет-т… – он медленно повернул голову на меня. – Твоя соратница как-то не спешит тебя лечить.

– В смысле лечить? – искренне не понял я.

– Да тут такое дело… – он замолчал.

– Ну говори уже.

Но этот недоношенный и не спешил продолжать, всё так же смотря на меня кивая с умным видом. Про себя я стойко решил, что как только у меня появится возможность помыться в сауне – я обязательно воплощу это в жизнь.

– Смертный, предлагаю разговор, – наконец выдал голос.

– Ты ответишь? – я нахмурился.

– Только после того, как поговорим.

Думал я недолго, всего семь секунд, после которых пожал плечами и спокойно сказал в пустоту, в которой не было ни намёка на эхо:

– Почему бы и да.

Последнее, что я запомнил за исключительно долгим разговором с голосом, в котором я нехотя, но поделился своими переживаниями, страхами, целями в жизни и проблемами с наркотиками, и который длился, немного-немало по моим внутренним часам, шесть часов, была улыбка победителя на лице хитрого и раздражающего ублюдка, что исчезала и появлялась после того, как она поддержит и добавит что-то от себя.

***

– О, глаза открыл, – прошептал мне в ухо умиротворённый женский голос. – Не-не-не-не-не, ты что?! – меня придавили к полу. – Тебе нельзя вставать, дурень! – и будто успокоившись, добавила: – Совсем из ума выжил…

Да, глаза открыты, только всё будто покрыто мыльной пеленой, где ничего не различимо и не видно, за исключением световой палитры и девушки, что нависла надо мной, сидя слева от меня.

– Пр… кхм-кхм, – я прокашлялся. Непривычно, потому что из горла вышло уж слишком много мокроты.

Девушка встрепенулась, отошла в сторону взяв что-то напоминающее горшок и подставила под мой рот.

Я показал отказный жест правой рукой и лёг на левый бок.

– Сплёвывай.

И я сплюнул. Сплюнул так, что я в одно мгновение даже подумал, что начал сплёвывать уже не мокроту, а сами лёгкие.

Девушка вновь отошла в сторону и вложила в руки стакан тёплой воды. Его я осторожно поднёс ко рту.

– Пей, она стерильна.

– Сткер… кха-кха… чкхёрт…

– Ничего не говори, – своей ладонью она сильнее поднесла стакан, да так, что в мои замкнутые зубы ощутимо ударилось что-то металлическое. – Просто пей.

Сделав так, как она сказала, мне медленно стало легчать.

– Процесс этот недолгий, так что можешь не беспокоиться, – так же умиротворённо проинформировала меня…

– Ккхт… – я больно прокашлялся. – Ккхто тхы?

– Я? – она промолола несколько раз, будто не поверила в заданный вопрос. – Я – Фиттонеса Груховская, но в более обширных кругах я известна как Уонка.

– Тъак ткхебя зовг… – я замолк, с омерзением посмотрев в сторону.

А находился я с Уонкой в отельном номере; я на двухместной кровати, она с боку. Приятный ремонт, где всё что нужно для временной остановки уже здесь – и чайник, и кофеварка, микроволновка, холодильник; всё необходимые для жизни приборы словно подобраны с умом. Ничего лишнего.

Но как я оказался здесь, а не в тягаче…

– Да, меня зовут Фиттонесей. Это имя дала мне мама, – по-мягкому улыбнулась она. – Ты можешь называть меня как называл раньше – Уонкой. Я привыкла к данному прозвищу, так что изменений не замечу, можешь не переживать.

– Чкхто… кхм… слкхучъилось… – выдох. – Тъкхам, на ткхягачхе?

Уонка задумчиво отвёл взгляд.

– Ты тогда много перебрал и нёс бред. Слава богу, что патрулей не было ни за нами, ни впереди, что и позволило мне немного позже ввести в тебя антитоксиграцин.

– Чкхто экъто? – нахмурился я.

– О, не переживай, – отмахнулась она. – Безопасное лекарство.

Но я продолжил хмуриться, потому что… какого чёрта она ввела мне какую-то инъекцию?

Глава 38

Столько незамысловатых слов я тогда вещал в своей голове о спасении Федерации, победе над Империей, мире во всём мире… Но будем честны – я психопат, и этим всё сказано.

Скольких я погубил, прежде чем сейчас лежать на этой приятной двухместной кровати, вместе с девушкой, которая повёрнута ко мне спиной? Тысяча? Может, десятки тысяч?

Я не знаю, и даже знать не желаю.

Всё время, в которое мне когда-то становилось паршиво от того, что я истребил своими руками столько народу, я утверждал, уверенно и стойко, что все эти кадры были плохими людьми, которые ни в какое корыто и ни в какое сравнение не идут со мной и моими братьями по оружию.

Но конкретно сейчас я считаю по-другому.

Наркоман; колюсь и нюхаю, а также весь кокс, что мы добыли, я позже продал на чёрном рынке через связи Уонки. Психопат; мне плевать на смерти других, лишь бы этот самый процесс был как можно сильнее приятен. Милитарист; я всем сознанием и разумом ценю и уважаю любые средства уничтожения себе подобных, но больше всего я склоняюсь к огнестрелу, так как с самого детства у меня сложилась искренняя любовь ко всему, что стреляет различными патронами из разных металлов.

Я был нейтрален ко своему отцу, позже – негативен. Ненавидел его. Но когда более трезво оценил ситуацию, когда понял, что он хотел, как можно лучше, и чтобы я как можно меньше переживал, и даже сделал он это как всегда прекрасно, я простил его, простил в воспоминании, которое воспроизвёл для меня пустотный ублюдок.

И касательно него. Вытерпел я его персону, да так, что в какой-то степени даже стал понимать его. Сотни тысяч лет ты обитаешь в одном и том же месте, без намёка на конец и собственную смерть. Наблюдаешь, знаешь, высматриваешь, запоминаешь… И всё равно ты можешь умереть. В том разговоре мы делились кто чем: я – переживаниями и трудностями, он – мудростями жизни и бесконечным желанием просто сдохнуть.

Вспомнилась одна небезызвестная армейский анекдот:

«Встретились как-то раз случайно на белом-белом пляже возле белого-белого моря философ, в аристократическом одеянии, и ветеран, в парадном мундире с множественными медалями.

Первый вежливо поинтересовался у второго, поправляя галстук-бабочку:

– Прошу прощения, товарищ подполковник, но который час, не подскажете?

А тот ему чёрство отвечает:

– Время умирать.

Достаёт пистолет, стреляет наотмашь, и сносит пол головы разрывными патронами пятидесятого калибра!»

Суть заключается в том, что философов в Федерации ненавидят и всячески гноят, их даже государство не покрывает; настолько они нужны. Но аристократов-философов все любят, уважают, ценят и в жопу целуют, как только появляется такая возможность. Для нас, ветеранов там, боевиков и просто военных, все эти пыжики, которые в любое возможное время раскидываются пусть и очень нужными, и даже в некотором роде, полезными, цитатами, являются пустыми идиотами, что сидят на самых верхушках главных небоскрёбах в тысячи этажей и раздают указы своей прислуге вытереть свою пятую точку.

Вот как пустотного, ублюдка, уголовника, или просто голоса, могу сказать, что он хоть и не подходит под вышеупомянутое перечисление одной немногочисленной касты, но очень напоминает своим мировоззрением этих «не обременённых» от сложности жизни. Он на протяжении двух часов заливал мне в уши, что хочет сдохнуть, умереть, что устал от своего существования. Даже я, тот, кто думает в точности как также, после разговора, который закончился моей смертью, был максимально потрёпан и высосан морально.

У меня просто не осталось и капельки желания кого-либо слушать.

Но про пустотного я когда-нибудь точно узнаю кто он и кем является. И да, существование могущественных существ, или, как правильно, богов, я до сих пор не верю, хоть уже начал подводить под сомнение точку зрения Федерации.

Уонка изменилась. Сменила причёску и теперь похожа на бледного паренька с чёрным каре, который и километра не задыхаясь пробежать не может. Она также стала по-другому говорить, излагать мысли вслух. Может быть, я отупел, или мой социальный и бытовой опыт уходит на дальний план, но я правда не могу понять с чем связано такое изменение. Я что-то не так сказал, сделал? Или же зря накручиваю данный факт?

Но всё же, неизменным остаётся многое. А одно из такого…

– Пиццу будешь? – потрясла она ею, пока я находился в мысленном потоке под названием – прокрастинация.

И если быть честным, – а я в большинстве случаев именно что честный, искренний, – то вся эта рутина порядком так надоела. Все эти недоприключения на голую пятую точку с постоянной вознёй с трупами убитых мною так надоели. Была у меня недавно мысля взять все свои манатки и двинуться куда глаза глядят, потому что другого варианта, я увы, не нахожу.

Но что подразумевается в виду, когда говорится «куда глаза глядят»? Не могу же я просто так понадеяться на голое стечение обстоятельств и делать не как подобает…

– Так будешь? – вырвала меня Уонка из прокрастинации.

– А? – не понял я.

– Пицца? – вытянула она её.

– А-а-а… – понятно. – Чего? Зачем мне пицца?

– Ты сейчас серьёзно?

– Да, – осторожно кивнул я, медленно вставая с кровати. Подошёл к ней, сидящей за столом, взял из её рук кусочек и откусил. – Спасибо, вкусно.

– Не за что, – только и сказала она, пока я съедал последнюю половину. – Я вот спросить хотела: ты зачем пока был… в не лучшем состоянии, бормотал что-то про смерть, какого-то уголовника-ублюдка и про свою маму?

– Я? – с наитупейшим выражением лица посмотрел я на неё.

– Да, ты. И не надо здесь строить из себя невесть кого, Михаил. Я ведь знаю, что ты притворяешься – со мной это не пройдёт.

– Так проходило же, – заметил я.

– В прошлом, не спорю, – она кивнула. – Но… а сейчас? Сейчас-то что? – я уже было хотел ответить, но она продолжила: – И-и… почему ты всё время, во всех ситуациях, в которых мы побывали, лез на рожон? Я этого в душе не понимаю. Зачем и почему?

– Я… – хотел было ответить, но смолк, наблюдая за недовольной Уонкой, которая задаётся вопросами? при этом идя в правильном направлении.

– Ты мог бы уже давно рассказать мне о своём плане в мельчайших подробностях. Да пусть даже мельком, но рассказать; мне бы и этого хватило. Ещё что… – она несколько раз хрустнула суставами пальцев. – Да, точно… Ты всё время твердишь о верности своей Федерации, но при этом ничегошеньки не делаешь и не предпринимаешь даже малюсенькой попытки как-то вернуться обратно.

– Но я…

– Замолчи, пожалуйста, Михаил, – всё бы ничего, я бы не стушевался. Но она сказала это такой интонацией, с которой я её, уж точно, никогда не представлял. И даже сейчас не могу представить.

Она хрустнула указательным пальцем и продолжила.

– Ладно, поступим по-другому. Сейчас я буду задавать тебе вопросы. Постарайся ответить на каждый в пределах честности, пожалуйста.

Я медленно кивнул.

– Чего ты хочешь?

– Я…

– Нет, – перебила она меня и приставила ладонь к своему маленькому подбородку. – Чего ты желаешь? Вот, так лучше.

– Я желаю спасти близких мне людей от Империи, – ответил я, несильно задумываясь, потому что знал, что именно этого я желаю всем сознанием.

– Хорошо… – кивнула она. – Любишь ли ты убивать людей?

– Да.

– Пытать?

– Тоже.

– А насиловать?

– Фу-у бля, – я аж на мгновение оказался в двух футах от неё. – Ты, чёрт возьми, что за вопросы мне задаёшь?

– Обычные, – ответила она с каменным лицом.

– Хуй между ног обычный увидишь.

Она с серьёзным видом перевела взгляд на мои длинные трусы.

– Да я не про это… – выдохнул я, подошёл к ней и указал на пах. – Вот про это я! Про это!

– А-а-а…

– Би, блин, – поморщился я. Что за цирк, мама моя… – Продолжай.

– Ты, кхм-кхм, наденешь свои штаны? – указала она на них; они лежали на тумбочке.

– А чем тебя они не устраивают? – повернулся я обратно.

– Просто можешь взять и надеть их?

– Нет, – взглянул я на неё с неким вызовом.

– Что дальше будешь предпринимать? Вновь возьмёшься за свои анальгетик с порошком «жизни»? – Уонка разлеглась на деревянном стуле со спинкой и скрестила руки всем видом показывая свою заинтересованность.

– Никак нет, – я сел на кровать и взглянул на безоблачное небо через окно. – Предлагаю вот что…

И я ей предложил сначала сесть, и поесть. Немного позже я рассказал примерно следующие действия, в которых она будет играть немаловажную роль.

Нам необходимы деньги и оружие – они у нас в полуприцепе, который, по её словам, находится не так уж далеко по сравнению со столицей.

– Сколько-сколько?! – для сущей уверенности я даже выпучил глаза.

– Пятьсот тридцать девять миль, – повторила она. – Тебе ещё раз нужно…

– Нет-нет, всё, я понял, – протянул я тогда открытую правую ладонь. – Просто ты ещё недавно же говорила, что оставалось проехать всего каких-то сто миль. – и злобно взглянул на неё. – Что-то не стыкуется в сказанных тобою словах.

– Не стоит переживать, это всего лишь несостыковка.

Через двое суток всё оказалось вполне естественным. Когда я заходил в полуприцеп, то первым делом меня встретил ещё не начавший гнить труп. Всё, как и было тогда: пара бионических глаз, руки, ноги, также интересно выглядящий позвоночник с некой сероватой жидкостью, которая начала течь после того, как я случайно тыкнул в позвонок ножом. На теле всюду были эти отталкивающие ровные линии, что шли вдоль и поперёк. Они, судя по всему, нужны для прохода коннекторов. Я плохо разбираюсь в этом, так как в Федерации киборгов было о-о-очень мало. Катастрофически мало.

Как я понял позже, все бионические конечности можно смело сдавать на запчасти, потому что их не видоизменить, ни форму другую подставить. А это из-за того, что каждая отдельная конечность, деталь и изгиб был сделан полностью под стать носящему, то есть использующему.

К сожалению, тягач пришлось сменить, так как он уже много, где засветился и выследить его как выпить кружку солёной воды в океаническом мире. Поэтому, спустя каких-то два часа, мы смогли выйти на одного из дальнобойщиков, который, по сведениям всё той же Уонки, втихую от своего законного работодателя промышлял перевозкой закладок, и который когда-то был пушечным мясом и обожал насиловать женщин в клубе, готовил мстя одному из прокуроров этой планеты. Я, конечно, не поверил, что он всё-таки решился бы воплотить эту идею в жизнь, но и отменять того факта, что он верещал как сучка, пока я с ненормальной улыбкой переломал ему сначала пальцы на всех конечностях, а после перешёл на то, что у него между ног, и пропитал его хлористоводородной кислотой, тоже не могу.

Мы ехали, ехали, ехали, ехали… И доехали.

На протяжении всей, наипрекраснейшей поездки, я не переставал забывать о тяжёлых потребностях организма. Нюхал, вводил, вдыхал. Я бы с радостью со всем этим покончил и бросил, но и понимаю, что сейчас не время. Больше времени потрачу и потеряю, нежели восполню и использую. А так, у меня лицо ясное, хоть и мёртвое как у гниющего трупа, дыхание нормальное и стабильное, хоть и нос выглядит как у клоуна, а также лёгкие всё время будто тлеют, и руки выглядят здорово, что каждый раз, как только у них появляется возможность, они начинают люто елозить из стороны в сторону и подводить в самый, казалось бы, нужный момент, из-за чего мне пришлось в самом начале дать управление Уонке; она вот, молодец, не наркоманка, уважаю её.

Проблем с пищей и всей бытовой сноровкой у нас не было. Мы хоть по нашей обоюдной ошибке не взяли с собой ничего из подобного, но и голодать нам, что удивительно, не пришлось. Ну так, взяли, приехали к какому-нибудь ларьку у дороги, ведущей к небольшому населённому пункту, купили несколько полуторалитровых бутылок и поехали колесить восвояси, по пути даже выловив пару окуней с придорожных рек.

Больше всего я был удивлён с того, как быстро мы примчались к столице.

– Пф-ф, всего-то сутки. Я думал, что будет от полторы и больше, – отмахнулся я и положил ту же руку на кнопку снятия ремня безопасности и посмотрел на водительницу. – Спасибо тебе, моя незаменимая.

– Да-да, не за что… – она поставила на ручник и вместе со мной вышла на улицу.

Снаружи был уже вечер. Ветер то завывал, прихватывая с собой весеннюю свежесть, то утихал. Уонка припарковалась в пригороде на стоянке, которая располагалась близь очередного дорожного отеля.

Высокий тёмный деревянный забор вокруг него оставлял желать лучшего, как и в общем-то всё здание; такое нерадостное всем качеством стройматериалов, но в то же время с вывесками, говорящими про скидки, и общим названием – «Встреча У Сергея». Чёрные асфальтированные дороги высокого качества вызывали диссонанс, глядя на всё тот же мотель. Понаставленные всюду, где только можно, дома со стальными стенами шириной в целый фут и высотой так во все десять, так вообще были для меня диковинкой на этой планете. И если в Эйнвуде такого отродясь не было, как и на заблёванных планетах Федерации, где есть только планетарный центр, то эти, так скажем, крепости, были и в правду, как я уже сказал, для меня самой, что ни на есть, диковинкой. Вот просто больше других слов при виде этих неприступных фортов у меня не возникает.

Но я как-то отошёл от этой самой сути, которую вводил всё время.

– Вот и встречай нас, милостивый ты Александр… – пробормотала Уонка идя небольшими шажочками вперёд меня ко входу, уверенно топая ботинками.