Текст книги "Конкурент мой (СИ)"

Автор книги: Su.мрак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Догадываюсь. Я, Северус Сангре, Высший Мастер Зельеварения, добровольно и без принуждения отказываюсь от артефакта «Лик Вечности» и от всех прав на переданное Магистру Вольфбергу созданное на его основе зелье. Обязуюсь никогда и не при каких обстоятельствах не упоминать о своём авторстве и не причинять вреда Магистру Вольфбергу и его людям, если они первыми не попытаются причинить вред мне и моим близким. Своей Магией клянусь! – и уже напоследок, за несколько секунд до того, как его закрутил вихрь пространственного перемещения: – Магистр, я официально заявляю о своём выходе из Гильдии…

– Ну, что ж, это разумное решение.

– Я не договорил… Когда-то я уважал вас как зельевара и как человека, и, в память о тех временах, советую: никогда больше не переходите мне дорогу, Пауль, следующего раза вы можете не пережить.

– Я учту ваше предупреждение… Мастер…

Не успел затихнуть взметнувшийся рядом с нами вихрь магического перемещения, как мы с молчавшей до сих пор чародейкой переместились в коридор рядом с реанимационной палатой – дальше не позволила проникнуть всех выпускавшая, но никого не впускавшая «Сфера», созданная Рональдом Уизли. Возле которой предсказуемо обнаружился зыркнувший на меня недобрым взглядом Кингсли:

– Какого ё… э-э-эммм… гоблина ты устроил в госпитале?! – его сдержанность в выражениях объяснялась, по-видимому, появлением переместившейся со мной мисс Грейнджер.

– Что, твои люди засекли всплеск темномагической силы? – видимо, рыжий маг не сумел сдержать весь выброс.

– Нет! Просто все наши анализаторы и вредноскопы разом вышли из строя! И я вот уже полчаса не могу пройти в палату! Как ты мне всё это объяснишь? Меня не пускает туда собственный подчинённый!!!

– Кингсли, давай ты задашь мне свои вопросы позже? А что касается Уизли, так он официально ещё в отставке по болезни. И неужели ты думаешь, что этот маг в выборе между тобой и другом мог предпочесть начальство?

Его гневное шипение, отрезанное границей «Сферы», меня не интересовало вовсе. Как и кинувшийся ко мне с надеждой во взгляде рыжий волшебник. Только белая дверь в конце коридора, за которой…

Вид, казалось, ещё более похудевшего и осунувшегося за те два часа, что меня не было, лица заставил тревожно сжаться сердце:

– Драко, почему ты убрал «Стазис»?

– Он сам его убрал десять минут назад, и я не знаю, как ему это удалось, – вымотанный и злой крестник с видимым облегчением встретил наше появление. – Единственное объяснение, которое у меня есть, что это – Поттер, а с ним ничто и никогда не проходит нормально. Крёстный, ты достал противоядие? Времени у него почти не осталось.

– Да. Введи нейтрализатор ранее полученных зелий…

– Уже… Сделал, как только услышал твои шаги за дверью. Пять минут – и он будет чист, как младенец.

– Хорошо, вот флакон, подключай капельницу.

– Ты уверен, что тебя не обманули? Он может не выдержать очередной неудачной попытки…

– Уверен. Они слишком многое потеряют в случае смерти Гарри, – загнав свои тревоги поглубже в подсознание, я передал фиал Драко и велел просочившейся за мной в палату Грейнджер удерживать голову Джокера. Мы же с крестником, как только антидот стал поступать в кровь, вдвоём навалились на парня, прижимая выгибающееся в судорогах тело к постели. Каким образом действует противоядие, я знал не понаслышке.

Следующий час для нас превратился в кромешный ад. Судороги, срывы ритма, остановка сердца, бронхоспазм… Не раз и не два мне казалось, что Гарри не выдержит подобного кошмара и навсегда уйдёт в небытие. Липкий холодный ужас в такие мгновения сжимал ледяными тисками сердце, сменяясь обжигающей надеждой, когда он раз за разом возвращался из-за грани. Даже находясь в бессознательном состоянии, Джокер настолько яростно боролся со смертью, что она была вынуждена-таки оставить его в покое, отступив без громких заявлений и фанфар, не прощаясь. Просто обмякло покрытое кровавым потом тело на постели. Просто вместо бешеного стаккато датчики пульса стали выдавать ровные спокойные удары, и порозовели посиневшие губы. Просто… Но это спокойствие продолжалось недолго. Стоило векам дрогнуть и распахнуться зелёным глазам с испещрёнными вязью мелких сосудов склерами, как Джокер рванулся с кровати. Грейнджер склонилась к его лицу, глаза в глаза и заговорила срывающимся от волнения голосом:

– Гарри… Гарри… Всё в порядке… Всё хорошо… Ты в безопасности… Всё позади…

– С-се…ве… Севе…рус… Северус… Предупредить… Опасность… Предупредить… Северус… Успеть! Предупредить!! Успеть!!!

Тихий, на грани слышимости, отчаянный хрип, с каждым словом набиравший силу, переходя в крик, заставил меня метнуться к нему, оттолкнув молодую ведьму:

– Всё… успокойся, Гарри. Я здесь. Ты успел. Всё хорошо, успокойся. Гарри. Гарри… Гарри… – я и сам не замечал, что продолжаю шептать это имя, обнимая его обмякшее погрузившееся в целительный сон тело.

А потом были допросы. Сотни вопросов и внимательные цепкие глаза сидевшего напротив чернокожего аврора. Мне было всё равно. Гарри был жив, остальное меня сейчас не волновало.

– Мастер Сангре… Мастер Сангре… Северус! Да приди же ты уже в себя!!! Что я должен докладывать Министру?! Артефакт хрен его знает у кого! Философского камня нет! Что ты молчишь?!

– Кингсли, если тебе так уж надо кого-то упечь в Азкабан, можешь посадить меня, только помолчи, Мерлина ради. Голова раскалывается…

– Мигрень у него, видите ли!!! А у меня над душой Министерство с Визенгамотом стоят!!! Что я должен им говорить?!

– Как будто ты поставил всех в известность о моём эксперименте. Нет у меня ни того, ни другого, доволен? И где они, я тебе даже под Веритасерумом не скажу, умру раньше.

– «Непреложный обет»… Мордред его подери!!! Как я сразу не догадался!!! Ты понимаешь, что наделал? А если тот, кому ты их отдал, использует Философский камень, чтобы управлять Магическим Миром?!

– Не использует. Это означало бы принести вред мне и моим близким, а я в условии не оговаривал степень вреда и его прицельность. Обет убьёт его при первой же попытке даже подумать о чём-то подобном.

– Но…

– Тебе что дороже: артефакт или жизнь Поттера?

– Ну, знаешь ли! То, что ты сейчас делаешь, называется нечестными играми!

– А то, что ты говоришь – политическим словоблудием. С каких это пор аврор Шеклболт участвует в подобных играх?

Под моим взглядом он внезапно сник и произнёс уже совершенно другим, усталым голосом:

– Ладно. Как-нибудь выкручусь, не впервой. Наверное, ты прав. Передавай привет Гарри, когда очнётся. Я заходил в палату, но он спал, как младенец.

– Хорошо, передам. Я могу идти?

– Свободен… Снейп, только я очень надеюсь, что тот, с кем ты контактировал, сдержит слово.

– Сдержит. Я прослежу.

Палата, в которую перенесли Гарри, сияла чистотой. Кто-то – наверное, гриффиндорцы и мой крестник – позаботился, чтобы похудевшее тело Джокера было вымыто и переодето, и сейчас он лежал на высокой кровати, теряясь в коконе большого мягкого покрывала. Я хотел было присесть рядом с ним на постель, но, взглянув на свою пропотевшую, покрытую грязью и кровью мантию, сначала направился в прилегавшую к палате маленькую ванную комнату. Сменной одежды не было, и мне пришлось довольствоваться запасным комплектом больничной пижамы. Это наносило ощутимый урон моей зловещей репутации, но мне сейчас было безразлично, кто и что обо мне может подумать. Пристроившись на краешек постели и обхватив Гарри рукой, как будто он вот-вот мог исчезнуть, я практически мгновенно провалился в сон.

Как нам потом сказала вездесущая Грейнджер, мы беспробудным сном проспали… двадцать четыре часа.

Мне редко снятся сны, если не считать кошмаров. Но об этом не стоит и упоминать: у кого из переживших ту войну их нет? А в этот раз мне приснился именно сон. Просто сон. Спокойный и даже в чём-то неуловимо радостный. Голубое майское небо с бегущими по нему облаками. Ласково согревающее тело своими лучами, ещё не дошедшее до зенита, солнце. Плеск морских волн невдалеке. Лёгкий, приятно овевающий обнажённую кожу бриз, оставлявший солоноватый привкус на губах. Тёплый песок под спиной и… прижавшееся к боку расслабленное тело Гарри. Почему-то даже во сне я ни на йоту не сомневался, что это именно он, хоть и не смотрел в его сторону. И тишина.

Где-то на периферии подсознания мелькали отголоски каких-то невнятных мрачных видений: заставленная приборами комната, отчаянье, безнадёжность, боль… Но здесь, в этом мире сновидений, было так хорошо. Не было ни Магического Мира, ни времени, ни планов, ни амбиций, ни ответственности за кого-то, только умиротворение и спокойствие. Но вот прикосновения тёплого ветра сменились осторожными касаниями пальцев, затем к моей шее прижались сухие, потрескавшиеся губы… Я ещё успел подумать, как такая мелкая подробность могла проникнуть в сон, когда мои плечи обхватили чьи-то ладони, а рот накрыли жадным поцелуем… А сон-то становился всё более интересным и вовсе не таким уж умиротворённым. Прижавшееся ко мне тело вызвало небольшой пожар, зародившийся где-то в нижних отделах живота и отозвавшийся острым всплеском желания, и я, довольно зарычав, со всей так приятно разбуженной страстью ответил на поцелуй, постепенно перехватывая инициативу, переворачиваясь и подминая под себя агрессора. Дрёма ещё туманила разум, быстро сменяясь всепоглощающим желанием, не позволяя адекватно оценить обстановку и вспомнить о действительности. Гарри, мой Гарри выгибался подо мной, стараясь как можно сильнее вжаться в моё тело и яростно отвечая на поцелуй.

– Мордредово проклятие! Крёстный, ты с ума сошёл?! Едва-едва сутки прошли, как Поттер с того света вернулся…

Возмущённый крик крестника разогнал огненную пелену желания, захватившую моё сознание, и я впервые с момента пробуждения взглянул на окружающий мир ничем не затуманенными глазами и… едва не выругался от досады. Узкая больничная койка. Дорогая, но всё равно неуловимо отдающая казёнщиной обстановка VIP палаты. Застывший в дверях Драко с возмущённо-ошарашенным лицом и выглядывавшие из-за его плеча Грейнджер с братьями Уизли, на лицах которых уже появились понимающие улыбочки, и распростёртое подо мной такое родное, надо сказать, весьма возбуждённое тело… Мы находились всё в том же госпитале Св. Мунго, а роль моего матраца играл сам виновник наших недавних треволнений, со слабой, но уже ощутимо издевательской улыбочкой наблюдавший за происходящим.

– Малфой, ты как всегда не вовремя. Не мог, что ли, заявиться на полчаса попозже? Не видишь? Мы заняты, – голос Джокера хрипел и срывался, но так выводившие когда-то меня из себя интонации уже вовсю проскальзывали в каждой фразе.

– Полчаса?! А что ж так мало-то? Может, тебе палату в пожизненное пользование предоставить? На посту дежурной медиведьмы датчики соловьём заливаются! Мы думали, с ним что-то случилось, а он… Хорошо хоть, я, а не Рейнольдс на сигнал прибежал. А то стали бы вы персонажами анекдотов. Вот же котяра Мордредов, не успел с того света выкарабкаться, а уже на любовные подвиги потянуло! Удивительно, как это твоей анимагической формой не стал кролик?!

– Не-а… Кролики травоядные, а я – хищник, – всё ещё бледные губы растянулись в издевательской улыбочке во все тридцать два белых и острых зуба, адресованной моему крестнику, и тут… я почувствовал, как невидимая под покрывалом настойчивая рука ловко проскользнула между нашими телами, уверенно накрыв мой пах.

Моргана прародительница! Вот же… ну, он у меня… Да что же такое задумал этот неуправляемый монстр?! Мне с трудом удалось удержать маску спокойствия и невозмутимости на лице:

– Драко, ты не мог бы оставить нас одних на несколько минут? Мне надо сказать парочку слов Джокеру.

– Хорошо, крёстный. Только датчики отключу, а то сюда после ваших объяснений реанимационная бригада примчится, – Драко парой взмахов палочки отключил аппаратуру в палате и вышел за дверь, уводя с собой улыбавшуюся ведьму и едва сдерживающих смех представителей рыжего семейства.

Стоило нам остаться одним, как Гарри повторил свою попытку соблазнения, прижавшись ко мне всем телом и потянувшись губами к моему рту, но я ловко поймал в плен не в меру расшалившиеся руки и, приподнявшись, завёл их ему за голову. Впрочем, сделать мне это удалось без особого труда – настолько ослабели его мышцы.

– Перестань. Ты же сейчас слабее котёнка. Что за представление ты перед ними устроил?

– А тебе не понравилось? – шутовская гримаса снова появилась на его лице. Но я уже знал, что под этой маской он прячет свои настоящие чувства, и чем больше достаёт окружающих, тем более сильные эмоции испытывает. В обычных условиях я бы ничего не имел против подобной игры, но… только не сейчас.

– Ждёшь возражений? Так могу успокоить – не дождёшься. Мне понравилось, и я буду не против продолжить…

– Так в чём же дело?

– … когда ты полностью восстановишь силы…

– Что-о?! Да я здоров, как слон!!! Да я…

Моя рука приподняла его подбородок, заставив парня взглянуть мне прямо в глаза:

– Не надо устраивать передо мной представление, Гарри. Пожалуйста. Как ты себя чувствуешь?

– Ослаб немного, но это пройдёт. Как ты сам-то? Герми удалось вовремя тебя предупредить? Кадавейр…

– Мёртв. Кто-то убил его под моей личиной. Если бы не твой звонок, Поцелуй дементора мне был бы обеспечен.

– Фух!!! Вольфберг – хитромудрая сука!!!

– Тише. Никто не знает, что он в этом замешан.

– Не знают? Ну, ничего, узнают! Я до него ещё доберусь…

– Нет. Я дал слово от имени всех нас, что мы не причиним вреда ему и его прихвостням.

– Слово?! Зачем?! – зелёные глаза недоумевающе уставились на меня, и в них постепенно забрезжило понимание. – Со мной всё было настолько плохо?

– Мы не успевали создать нужный антидот.

– И-и?!

– И я получил его от Вольфберга.

– И он просто так отдал его тебе? Да эту упёртую гниду даже под пытками не заставишь… если только… – шок в его взгляде заставил меня улыбнуться. – Если только ты не предложил ему «Лик Вечности»…

– Вместе с зельем.

– Зачем, Ворон?! Зачем?! Ведь ты же на всё был готов ради этого артефакта! Я же знаю, что создать Философский камень было мечтой твоей жизни! Зачем?

– Ну-у, возможно, за тем, что мне очень сложно представить свою дальнейшую жизнь без одного мелкого, пакостного, злопамятного, вредного, непредсказуемого, как бладжер, бывшего аврора.

– Ого, сколько комплиментов сразу! Смотри, как бы тебе не пришлось потом жалеть о своём выборе. Учти, если ты не поостережешься, я пристану к тебе как репей, – в противовес ехидным словам, в его улыбке светилась искренняя радость.

– Не пожалею, не волнуйся. Никуда теперь ты от меня не денешься.

– Не денусь… – Гарри прижался головой к моей груди уже без намёка на заигрывание.

Я осторожно выбрался из постели, помогая ему встать на ещё дрожавшие от усталости ноги, и прижал к своему телу. Он хотел продолжить свою военную компанию по моему соблазнению, но я подхватил на руки его ослабевшую тушку и решительно направился в сторону душевой.

– Эй! Прекрати обращаться со мной, как с беспомощным младенцем!

– Я же сказал, что в эти игры мы играть не будем, пока твои силы не восстановятся, а до тех пор ты, согласен ты или нет, будешь соблюдать постельный режим.

– Что мне теперь, в этом Мордредовом госпитале корни пустить, что ли? Ворон, имей совесть, я и так половину жизни в лазарете провёл! Да меня тошнит от… пфф… – вода из включённого мною душа, попала ему в рот, заставив замолчать на пару минут и прекратить вертеться, что помогло мне вымыть его тело. Вот и хорошо. Вот и замечательно. Я вовсе не так уж был уверен в категоричности собственных заявлений о неприкосновенности его шкурки. Присутствие этого неуправляемого существа почему-то напрочь отключало мой хвалёный самоконтроль.

– … от одного вида целительских мантий.

– Это от тебя зависит. Если дашь слово, что будешь безоговорочно подчиняться моим требованиям и принимать зелья, я уговорю Рейнольдса отпустить тебя домой.

– Это шантаж.

– Да неужели?! А я, наивный, и не догадывался об этом… – мне с трудом удавалось не реагировать на близость обнажённого тела, а язвительная перепалка отвлекала от посторонних мыслей как ничто другое.

– Северус, я, конечно, не злопамятный, но…

– Можешь не продолжать, эта присказка на Слизерине считалась «бородатой» ещё когда я был первокурсником, – большое махровое полотенце окутало моё персональное наваждение с ног до головы. А вот с обратной доставкой его бренной тушки в палату возникли проблемы. Гарри всё-таки хорошо умел притворяться и не показывать свою слабость окружающим, а я, поверив его заверениям, что он самостоятельно доберётся до постели, отправился на поиски чистой одежды. Моя доверчивость стоила ему шишки на лбу. Ослабевшие ноги запнулись о невысокий порог душевой, и наш неуловимый Джокер, ласточкой влетев в комнату, попытался протаранить головой прикроватную тумбочку.

Вломившаяся в палату «спасательная команда», заслышавшая грохот, застыла на пороге в ошарашенном состоянии. Видимо, разозлённая физиономия едва одетого «ужаса подземелий» вкупе с шипящим от боли обнажённым парнем на его руках являли незабываемое зрелище (эхх… если бы я мог применить «Обливейт»). Но Гарри, как всегда, парой слов удалось разрядить обстановку, и вот после двух часов осмотров и опросов, похожих скорее на допрос с пристрастием, колдомедики согласились отпустить его домой под мою ответственность, выдав «на дорожку» список рекомендаций длиной больше трёх футов. Как будто я сам не знал, какими зельями надо отпаивать перенёсшего тяжёлое отравление пациента. Но мне пришлось благоразумно промолчать и сделать вид, что со всем согласен, иначе они грозились упечь мою персональную занозу в отделение Токсикологии на ближайший месяц.

В общем, к тому времени, как нам удалось вырваться из слишком уж гостеприимных стен госпиталя в особняк Блэков, время близилось к обеду. Но мы напрасно надеялись на возможность спокойно отдохнуть за стенами магического дома. Кто-то из колдомедиков, вероятно, допустил утечку информации, и слух об отравлении давно исчезнувшего с политического горизонта Героя Магической Британии со скоростью лесного пожара распространился среди волшебного сообщества.

Первым, что естественно, примчался Люциус, разрешение на свободный вход которому у Гарри выпросила Нарцисса. И любимый крестничек не стал скрывать от своего папеньки подробности спасения Джокера, включая сведения о Прямом ментальном контакте. Сиятельный лорд Малфой, а по совместительству мой лучший друг, долго шипел и плевался ядом, прежде чем его удалось успокоить.

Вторым появился Шеклболт, только на пару минут опередивший директрису Хогвардса, и к разразившимся на Гриммо 12 громам и молниям добавилось их «авторитетное мнение».

Затем дружно нагрянуло всё семейство Уизли с дружественными им Лонгботтомами. После того, как Молли устроила Гарри знатную головомойку, в зелёных глазах моего любимого явственно возникло сожаление о том, что он в приступе паранойи блокировал аппарацию в доме, настолько ему в тот момент хотелось исчезнуть… в неизвестном направлении. Досталось и мне за исчезновение десятилетней давности и за участие в авантюре. Вот когда я во всех подробностях вспомнил, почему в своё время отказался афишировать своё «воскрешение».

Но это были ещё «цветочки». Не успели мы немного утихомирить старых знакомых, как сигнальные чары особняка заверещали, зафиксировав многочисленные магические попытки проникновения. Вокруг дома собралась небольшая толпа. «Всего лишь» около сотни волшебников во главе с Министром, старыми пердунами из Визенгамота и… ну, куда же без неё?! Новым главным редактором «Ежедневного Пророка» Ритой Скиттер собственной не растерявшей хватку персоной…

Стоявший вокруг шум вызывал у меня сильную головную боль и желание заавадить для разрядки пару-тройку… ну, максимум – пару десятков назойливых волшебников. Ситуация стремительно ухудшалась, приобретая черты безобразного фарса, из которого я, как ни пытался придумать, не видел достойного выхода. Аппарировать из особняка было невозможно. Портключ остался в сброшенной мною мантии в кабинете Драко. Разблокировать сейчас каминную связь – всё равно, что повесить на доме вывеску: «Заходите кто хочет. Добро пожаловать». Попытаться выбраться из дома через такую толпу – нереально даже под мантией-невидимкой.

И тут, незаметно протиснувшись через кольцо что-то обсуждавших магов, рядом со мной материализовалась Грейнджер и, сунув что-то в мою руку, прошептала одними губами:

– Мы вас прикроем…

Пальцы ощупали полученный предмет: «Мой портключ!»

– Ворон, как будем выбираться?

Шёпот Джокера возле уха заставил меня ободряюще улыбнуться ему и, покрепче прижав к себе его тело, активировать портключ.

Моргана прародительница! Как, оказывается, нам не хватало тишины и уединения моей почти восстановленной виллы. Шеклболт отозвал своих авроров ещё двое суток назад, перед самым исчезновением Джокера, когда я полностью восстановил Защиту поместья. Так что нам никто не мог помешать. В комнатах приятно пахло деревом и воском. Эльфы уже завершили ремонт внутренних помещений, и в тех не хватало только мебели. Но больше всего меня восхитила…

– Мерлин великий! Как же здесь тихо-о-о… – Гарри осторожно выбрался из моих объятий и с удовольствием потянулся, разминая мышцы. – Я думал, за последнюю пару часов с ума сойду от творившегося вокруг бедлама.

– Да уж, твои друзья и родственники были несколько… шумными.

– Это мягко сказано! Устроили, Мордред побери, шапито!!! Ах, Гарри! Ох, Гарри! Да что же! Да как же! Северус, как ты мог?! Да как же вы могли?! Ах, опасность! Ух, тёмная магия! Я их, конечно, искренне уважаю и даже временами люблю, но сегодня они меня ей-Мерлин, достали!!! Да и твои Малфои от них не отставали… Никогда не думал, что доживу до того, чтобы увидеть Люциуса, выступающего единым фронтом с Артуром.

– Слава Моргане, там хоть Антонина не было, что спасло уши собравшихся ведьм от сворачивания в трубочку, а нас от чего-нибудь малоприятного, – вспомнив о Долохове, я на всякий случай заблокировал Защиту от проникновения на виллу с помощью портключей. На сегодня лимит моего долготерпения был уже исчерпан.

Пока я возился с заклинаниями, краем глаза присматривая за Джокером, тот осторожно разминал мышцы, на всякий случай придерживаясь одной рукой за спинку чудом уцелевшего в гостиной единственного стула. Силы явно возвращались к нему. Но форсировать события ему никто давать не собирался. Если Гарри надеялся, что я позабуду свою угрозу устроить ему постельный режим, то он очень ошибался.

Ассоциации со словом «постель» возникали недвусмысленные, так что мне пришлось призвать на помощь всё своё самообладание, чтобы стереть с губ весьма заинтересованную улыбочку. Не стоило провоцировать моё лихо: Гарри отличался повышенной наблюдательностью и звериным чутьём на эмоции окружающих его людей…

Гарри… Джокер… Мои глаза непроизвольно следили за его всё более уверенными действиями и едва не пропустили момент, когда этот мелкий хищник, переместившись в пространстве одним ловким текучим движением, прижал меня к стене:

– Интересно, а каким образом ты собираешься выполнить свою угрозу? В твоём доме не осталось, увы, ни одной кровати. Даже трансфигурировать её не из чего, – вполне приличные слова, произнесённый самым что ни на есть невинным тоном, никак не сочетались с действиями его вконец обнаглевших рук. А когда к игре присоединились губы, покрывавшие поцелуями мою шею, я не выдержал, подхватил на руки его тело и, не слушая протестов, быстрым шагом направился в сторону лаборатории. Стоявшая там кушетка вполне могла заменить кровать. Мы ведь уже проверяли это на практике.

Но Джокер не был бы Джокером, если бы не вертелся всю дорогу в попытке вернуть свою самостоятельность, так что к концу путешествия, сие романтичное действо (и не говорите: прямо как невесту в дом нёс, Гарри много чего смог сказать по этому поводу за те несколько минут, которые длился путь) превратилось в весьма прозаическое перекидывание его тушки через плечо. Так было надёжнее и проще – «Мобиликорпусом» мне почему-то пользоваться не хотелось.

Кушетка, так и не уменьшенная в размерах после нашей прошлой встречи, выглядела вполне уютно, и я даже первое время пытался сдержать данное самому себе слово и не поддаваться на провокации этого зеленоглазого кошмара, но где там… По собственному опыту могу сказать: легче справиться с озверевшей мантикорой, укротить дракона и договориться с оборотнем в полнолуние, чем совладать с Джокером, если тот что-то вбил себе в голову. Особенно когда при этом параллельно приходится бороться с собственными чувствами и желаниями, совершенно отказывавшимися подчиняться доводам разума и осторожности. Моё сопротивление было сломлено за четверть часа. Единственное, что мне удалось – это сохранить крохи самоконтроля, не позволявшие моему второму, тёмному «Я» выпустить всех демонов из подсознания.

Пролетевшая словно один миг ночь осталась в памяти как огненная смесь из щемящей нежности, моей боязни причинить ему вред, его отчаянной, безоглядной страстности, подхватившей и закружившей нас, в конце концов, водоворотом желаний. Я разминал и ласкал его ослабевшее от долгой борьбы со смертью тело. Он выгибался в моих руках, сводя меня с ума расслабленностью и жаждой подчиниться, отдаваясь полностью моей власти. Затем вдруг с неожиданным дерзким напором и попыткой перехватить инициативу атаковал. Интуитивно чувствуя мою боязнь причинить ему вред слишком агрессивным напором, Джокер, словно змей-искуситель, соблазнял и завоёвывал, заставляя моё тело впервые за… не помню уже и сколько лет желать подчиниться его настойчивости. И я подчинился. И ни на секунду не пожалел об этом. Власть и постоянное доминирование перестали по отношению к нему быть чем-то важным и безоговорочным. Мы просто любили друг друга. Любили, больше не сдерживая чувств и эмоций. Любили и говорили об этом, не скрываясь, а старые комплексы и вбитые в наши головы неласковой сукой-жизнью запреты просто рассыпались в прах и перестали существовать. Утомлённые и пресытившиеся, мы уснули только под утро.

Меня разбудил какой-то негромкий звук. Как будто разбилось какая-то мелкая стеклянная вещица… В лаборатории, где, кроме нас с крепко спавшим на моём правом плече Гарри, никого не было и быть не могло. Затаившись и по-прежнему притворяясь спящим, я напряг слух. Странно… вокруг не раздавалось не единого звука. Не было ни шелеста одежды, ни звука сдерживаемого дыхания, ни даже потока воздуха от перемещавшегося в закрытом пространстве тела, но я готов был поклясться: в лаборатории находился ещё кто-то. Для попытки отражения нападения незваных гостей моё положение было самым что ни на есть проигрышным. И тут я почувствовал, как напрягся, разбуженный моей тревогой, Джокер. Уф… Его рука, обнимавшая меня, сжалась три раза. По помещению прокатилась едва заметная волна магии, и мои пальцы ухватили призванную Гарри палочку. Силё-ён!!! Тепло знакомого до каждой мелочи полированного дерева придавало уверенности. Да-а, теперь мы могли на равных встретить наших незваных гостей. Мысленно досчитав до трёх, я скатился с кушетки влево, автоматически принимая боевую стойку и не обращая внимания на отсутствие одежды. Справа, перекрывая вторую половину подвального помещения, замер Джокер. С губ уже готовы были сорваться проклятья, когда обшаривавшие каждый дюйм подземелья на предмет угрожавшей нам опасности глаза увидели ЭТО…

Посреди лаборатории, не касаясь пола, зависли два призрака в одежде средневековых магов. Смутно знакомый мужчина лет тридцати и черноволосая красивая женщина лет на пять помладше.

«У-ух! – преувеличенно испуганно вскрикнула ведьма. – Николас, нас, кажется, сейчас попытаются заавадить. Клянусь Св. Домеником, я в шоке!» – на пальце призрачной красавицы тускло сверкнул золотой перстень-печатка с… зелёным крестом, окружённым оливковой ветвью и направленным остриём вверх мечом.

– Госпожа Перенелла, это… вы?! – Гарри непроизвольно шагнул назад, подхватив с кушетки покрывало и обматывая его вокруг бёдер, но не опуская нацеленную на призраков палочку.

Молодец! А мне теперь что прикажете делать? Хорошо хоть, неподалёку обнаружилась моя валявшаяся на полу после бурного раздевания мантия. Замотавшись в чёрную ткань, я пристальнее вгляделся в наших гостей и уже без особого удивления признал в молодом мужчине Николаса Фламмеля:

– Магистр Фламмель, госпожа Перенелла, – обычно следом следует пожелание здравия, но к призракам подобным образом обращаться как-то не пристало, – приветствуем вас в нашем доме. Чем обязаны?

«Дорогая, ты должна мне поцелуй. Я же говорил, нужно что-то более необыкновенное, чтобы вывести из равновесия этих милых молодых людей», – покойный алхимик, видимо, забавлялся сложившейся ситуацией. Он и его жена казались донельзя чем-то довольными.

«Не обращайте внимания на невежливость моего супруга, господа. Он человек рассеянный, как, впрочем, и все гении. Здравствуйте».

– Это вы были чародеем инквизиции? – Гарри убрал палочку в крепления на предплечье. – Но… почему мы? Зачем вам понадобилось вовлекать нас в работу с артефактом?

«А если мы ответим, что это была случайность и вы вышли на «Лик» сами?» – алхимик хитро улыбнулся.

– Позвольте вам не поверить, – молодец, Гарри, мгновенно просчитал все факты. То-то меня что-то беспокоило… Рассказ маститого зельевара пятнадцатилетнему помешанному на зельях мальчишке о Философском камне. Разговор с умирающим алхимиком, взявшим с меня обещание никогда не отказываться от мечты всей жизни. «Лик», дважды за мою жизнь появлявшийся в пределах досягаемости Гильдии. Выбор Лонграна и Вольфберга… Таких совпадений не бывает. Только…

– В любом случае, артефакт и зелье у Вольфберга… Я проиграл, учитель, – мне стоило определённого труда поднять глаза и встретиться с насмешливым взглядом призрака.

– Теперь он будет осуществлять собственные мечты. А я… я нашёл другой смысл жизни.

«Пфф! Как наивны эти дети, Николас. Они полагают, что Философский камень можно получить с помощью «Лика Вечности», – призрачная чародейка едва сдерживала смех.

– Но…

«Северус, прости нас за эту мистификацию. Философский камень может создать только тот, кто делает это не для себя, а для любимого человека. А «Лик»… всего лишь, как говорят магглы, аккумулятор магической энергии, принципиального значения он не имеет».

«Мы только добавили исчезательный эффект после каждого периода использования. Так что… новый будущий Глава Гильдии, боюсь, сейчас крайне разочарован исчезновением этой милой игрушки, – бывшая воспитанница доминиканского монастыря искренне забавлялась ситуацией, но внезапно её голос стал серьёзным. – Я видела в вас, Северус, безумно талантливого, но несчастного человека. Не возражайте! Вы просто тогда не понимали, насколько одиноки, озлоблены и несчастны. Альбус приводил к нам одиннадцатилетнего Гарри, и, как мы с мужем ни пытались вбить в голову старого светлого хмм… «благодетеля», что мальчик отчаянно нуждается в семье, Дамблдор всё равно воспитал из него героя-одиночку, человека, не пускавшего никого в свою душу. Мы хотели это изменить».