Текст книги "Альфа-особь (СИ)"
Автор книги: Strelok
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)
Глава 22. Следующий шаг
Улей дышал тяжелым влажным ритмом, словно гигантское сердце, заключенное в бетонные стены подвала. Пол под ногами был мягким, пористым, пропитанным соками биомассы. Вадим стоял у самого края органического бассейна, где из вязкой, переливающейся субстанции медленно вырастала человеческая фигура.
Сначала показалось, что это – очередной омега: обнаженное тело, чистое от внешних мутаций, без избыточных опухолей, костяных наростов или глаз на неестественных местах. На коже не было даже типичных трещин или рубцов – лишь свежая бледность, как у новорожденного. Но стоило созданию сделать первый шаг, как стало ясно: чего-то здесь катастрофически не хватало.
Зомби, прошедший через процесс обратного преобразования, едва держался на ногах. Он пошатывался, тупо пялился в пустоту, а губы судорожно шевелились, выдавливая наружу обрывки звуков:
–Ма... ма... свет... дом...
Слова терялись, не связывались в предложения, не имели смысла. Это было бессмысленное бормотание, не больше.
Вадим нахмурился и сделал шаг вперед. Он коснулся сознанием новой сущности, залез глубже, туда, где должен был быть привычный хаос сигналов, характерный для зараженных. Но вместо хаоса его встретила пустота. Лишь разрозненные осколки, как если бы кто-то разбил огромное зеркало личности на триллионы микрочастиц и выбросил их в темноту.
Никакой упорядоченной памяти, никаких цепочек ассоциаций, ни единого целого образа. Только жалкие рефлексы, эхо прежнего ''я''.
Вадим замер, впервые за долгое время его пронзила тягучая, тяжелая тишина. В голове стучала одна мысль: сотни тысяч зомби уже никогда не станут людьми. Его попытка вернуть хотя бы одного кончилась созданием бездушной оболочки.
В тот момент в помещение вошли двое. Настя, сохраняя настороженный взгляд, и Исаев в своем вечном халате, с планшетом, исписанным заметками.
–Что ты тут делаешь? -сухо спросил иммунолог, окинув взглядом стоящее у Вадима существо. Вадим тяжело вздохнул и кивнул на эксперимент.
–Пытался… вернуть. Хотел проверить, можно ли зомби сделать человеком обратно. Или хотя бы дать им память, личность.
Он снова посмотрел на стоящую оболочку. Та вяло подняла руку и ткнула пальцем в пустоту, пробормотав:
–В... ва.. да...
Губы Вадима дернулись, но смысла в этом звуке не было, всего лишь случайная цепочка. Он повернулся к Исаеву и добавил глухо:
–Результат так себе.
Исаев медленно обошел стоящее существо по кругу, щурясь, словно рассматривал не бывшего человека, а неудачный образец в лабораторной культуре. В какой-то момент он остановился, сделал пометку на планшете и только тогда поднял глаза на Вадима.
–А чего ты ожидал? -спросил он с почти раздражающим спокойствием. -Что из этого киселя снова получится человек?
Вадим прищурился.
–Киселя?
–Да, -кивнул Исаев и ткнул пальцем в висок существа. -Хронофаг, по сути, превратил больше половины его мозга в… условно говоря, белковый пудинг. Потом сам же попытался собрать обратно. Криво. Косо. С нарушением всех возможных правил нейроморфологии.
Он говорил все быстрее, как будто лекция была давно готова и только ждала повода выйти наружу.
–Представь себе мозаичный витраж в соборе. Разбить его в пыль, а потом попробовать склеить заново. Картинка уже никогда не будет прежней. Тут то же самое, синаптические сети, ответственные за долговременную память, когнитивные функции, личность разрушены и собраны заново, но с искажениями. Вот результат. Набор рефлексов и случайных ассоциаций. Бормотание отдельных слов без понимания, ни структуры, ни семантики.
Вадим нахмурился, пытаясь возразить:
–Но у Насти же вернулся разум. Постепенно.
–У Насти, -Исаев поднял палец. -Мозг не был разрушен настолько сильно. Там синаптическая архитектура сохранилась, пусть и поврежденная. Плюс компенсаторные механизмы, регенерация и... твой фактор. Возможно, синхронизация с альфой запустила какие-то процессы перестройки, что-то вроде нейропластичности в экстремальном масштабе. Это редчайшее исключение.
Он снова взглянул на бормочущего новичка.
–У него же все иначе. Личность уничтожена. Остались ошметки. Улей пытался слепить обратно, но сделал это с ошибками. У стабилизированных зараженных первой стадии мутации часто заходят в тупик именно из-за этих ошибок, как если бы программа генетической реконструкции дала сбой на каждом третьем шаге.
Существо в этот момент уронило голову набок и бессмысленно заулыбалось. Вадим ощутил, как в груди нарастает раздражение и безысходность одновременно.
–Значит, все? -выдавил он хрипло. -Никаких шансов?
Исаев пожал плечами.
–На данном этапе? Нет. Личность нельзя восстановить из триллионов осколков. Это не библиотека, где можно переписать утерянные тома по каталогу. Это хаос.
Он сделал короткую паузу и добавил жестко:
–Привыкай к мысли: зомби, это уже не люди.
Вадим скрестил руки на груди, нахмурившись. Его взгляд не отрывался от безмозглого омеги, но слова были адресованы Исаеву:
–Ты говоришь, что вернуть личность невозможно. А я тебе напомню: мне на стрелке с кудровскими треть башки отстрелили. Треть! -он постучал костяшками по виску. -И сердце у меня не билось несколько часов. Биологически я был трупом. По всем законам нейрофизиологии мой мозг должен был превратиться в тыкву. И что? Ни заметных отклонений, ни амнезии. Все помню, все понимаю, где тут твои ''необратимые разрушения''?
Исаев вздохнул, словно готовился объяснять азы медицины школьнику.
–Во-первых, у тебя совершенно другая физиология на клеточном уровне, – Он щелкнул пальцами. -Высочайшая концентрация гемоглобина в крови, плюс модифицированные эритроциты с повышенной кислородной емкостью. Зараженный в состоянии анабиоза может выдерживать гипоксию мозга в десятки раз дольше, чем обычный человек. Во-вторых, повышенная экспрессия HIF-1α, фактора, регулирующего устойчивость клеток к недостатку кислорода. У тебя он работает на порядок активнее нормы. В-третьих, у зараженных ускорены механизмы репарации ДНК и стабилизации мембран нейронов. Обычный человек умирает от каскада апоптоза через шесть-восемь минут остановки сердца. У тебя апоптоз заблокирован, вместо него включаются механизмы аутофагии с последующей реконструкцией ткани.
Вадим приподнял бровь.
–Говори проще.
–Проще? -Исаев ткнул стилусом ему в грудь. -Возвращаемся к разговору про уникальность, по сути ты – экспериментальный образец, которому повезло. Улей вложил в твою реконструкцию колоссальные ресурсы, сделал все идеально, без ошибок.
Он мотнул головой в сторону омеги.
–А вот здесь честно старались, но мозг был разрушен критически, синаптическая карта стерта изначально. Улей попытался собрать заново, но с ошибками и пробелами, несовместимыми с личностью.
Вадим стиснул зубы.
–Значит, ты хочешь сказать, что мой случай – исключение из правила?
–Именно. -Исаев развел руками. -Твое ''воскрешение'' – комбинация крайне редких обстоятельств: сохраненная целостность ключевых зон коры, уникальная совместимость с вирусом и огромный ресурс улья. Обычные зомби таким шансом не обладают.
Существо рядом снова пробормотало что-то вроде ''ма-ма'', склонило голову и захихикало. Исаев лишь холодно глянул на него:
–Вот и весь ответ.
Настя до этого молча стояла у стены, но теперь резко шагнула вперед.
–Ты слишком категоричен, Артур, -ее грубоватый голос дрогнул. -Если Вадим смог вытащить меня, значит шанс есть. Может, не у всех, но у кого-то еще точно. Мы не можем просто так списывать этих людей… Когда-то этот упырь был человеком! У него были родители, друзья, жизнь! Ты называешь это мясом?
Исаев остался невозмутимым. Он смотрел на Настю так, словно перед ним не человек, а пробирка с образцом крови.
–Именно, -его голос звучал холодно и уверенно. -Зомби – это тупое мясо. Стерильный биологический субстрат. Хронофаг не просто повредил их мозг, он уничтожил карту личности, память, ассоциативные связи. Остались лишь разрозненные осколки, не пригодные для восстановления.
Он начал быстро выкладывать факты, почти тараторя:
–У обычного человека при инсульте погибает участок мозга, но соседние зоны берут на себя часть функций. У зомби же мы имеем полную деструкцию. Вирусные ферменты превращают половину нейронов в глиальные клетки, синапсы перерезаны, аксонные пути разорваны. В лучшем случае биомасса собирает это обратно ''на глазок''. Понимаешь?
Омега снова издал звук, на этот раз ''да-да''и захлопал ладонями.
–Это не прежний человек, Настя, -жестко продолжил Исаев. -Это биологическая кукла, в лучшем случае заготовка для нового человека. Думать, что здесь можно воскресить погибшую личность, все равно что пытаться собрать разбитое зеркало из песка. Сосредоточиться нужно на тех, кто еще жив. Вот где перспектива. Тестировать людей на генетическую совместимость с ульем, выявлять носителей подходящих аллелей. И дальше прививать эти маркеры всем остальным. Эпигенетическая терапия, векторная модификация, CRISPR-редактирование, что угодно. Тогда мы создадим стабильное население, способное жить бок о бок с вирусом.
Он посмотрел на Вадима, словно ища в нем подтверждение.
–А возиться с этим мясом – пустая трата времени и ресурсов.
Вадим нахмурился и долго глядел на тупо улыбающегося омегу. Его раздражала эта пустая оболочка. С одной стороны, она доказывала эффективность улья как инструмента, с другой, напоминала о цене, которую платили люди за подобное ''воскрешение''.
–Ты прав, Артур, -наконец сказал он, поворачиваясь к иммунологу. -Они – мясо, как ты выразился. Но если улей способен создавать хотя бы такое подобие человека, значит, есть куда двигаться.
Исаев кивнул, словно только этого и ждал. Его глаза вспыхнули азартом, он уже жил не в разрушенном городе, а в схеме из генов, белков и векторов.
–Именно! Но ты не можешь вечно лично руководить каждым преобразованием, Вадим, это неэффективно. Улей – биоконструктор, он ждет правильных команд, четких матриц. Ты – проводник, но твой ресурс ограничен, в особенности, время, -он сделал шаг ближе и понизил голос, хотя в помещении и так не было посторонних. -Я предлагаю синхронизировать наши сознания. Чтобы я мог через тебя получить полноценный доступ к биоконструктору. Мои новые когнитивные возможности позволят анализировать геном быстрее любого суперкомпьютера. Я смогу сам синтезировать штаммы Хронофага. Первый – узконаправленный, корректирующий. Для прививания восприимчивости к улью, без разрушительных мутаций. Он даст возможность любому человеку стать совместимым. Второй – контролируемый слабовирулентный штамм. Он позволит создавать омег без уродств, без запредельного фанатизма и тупости. Но главное, без твоего постоянного участия. Мы запустим массовый процесс.
Вадим медленно покачал головой.
–Хорошо звучит, но превращать доверившихся мне людей в покорных болванчиков не по мне. Я не хочу строить муравейник, где каждый винтик подчинен альфе. Я не Самуил и не фанатик, я не за это воюю.
Исаев прищурился. Его голос стал холоднее, но еще более логичным, почти математическим.
–Вадим, это идеализм. Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Пока ты лидер тебе верят, но что будет, когда наши ряды начнут расти? Ты думаешь, все будут так же покорно смотреть на твою хитиновую броню и кивать? Нет. Придут новые, со своими амбициями, страхами, сомнениями. Слишком много свободной воли сейчас означает риск раскола.
Он сделал паузу, чтобы слова осели.
–А если среди новичков окажется крыса? Засланный агент ЧВК, военных или еще каких недобитков? Как ты это остановишь? Ты не можешь читать души. Только вирус способен перепрошить лояльность.
Вадим сжал кулаки. Мысль о том, что он должен превратить людей в биомеханизм, лишенный права на выбор, была ему противна. Но Исаев умел давить аргументами, и теперь эти слова, словно иглы, впивались в разум.
–Свобода воли, -пробормотал он. -Ради нее люди когда-то воевали, убивали, строили цивилизации. И теперь мы сами хотим ее отнять?
–Ради выживания, -отрезал Исаев. -Иначе всех незараженных сотрет вирус или перестреляют мутные головорезы.
–Начнем сейчас, если не занят?
–А, давай. Остальное подождет.
Глава 22.1. Доктор Супермозг
В глубине улья царила вязкая тишина, нарушаемая лишь влажным, едва слышным шорохом биомассы. Вадим сидел в позе лотоса у пульсирующей стены, положив ладонь на органическую поверхность. Под хитиновыми пластинами на его предплечье пробежали волны едва заметного жара, сигнал о том, что соединение установлено.
Исаев находился рядом, словно уже давно принял для себя факт: пути назад нет. Его глаза горели нетерпением, не страхом.
–Готов? -спросил Вадим, бросив на него испытующий взгляд.
–Более чем. -Исаев чуть улыбнулся. -Давай попробуем сеанс совместной медитации.
Вадим сосредоточился, мысленно потянув тонкие нити биорадиосвязи, которые связывали его с сердцевиной улья. Это ощущалось как погружение в беспорядочный океан на первый взгляд данных: миллионы генетических цепочек, белковые конструкции, модели тканей, схемы трансформаций. Все это жило и переливалось, но доступ к нему имел только он, альфа.
В этот момент он словно приоткрыл дверь. Вадим ''подтянул'' к себе Исаева, как бы включив его в собственное поле. Связь вспыхнула короткой болью, будто чужой разум коснулся глубин его мозга.
–Черт... -выдохнул Исаев, стиснув зубы. -Чувствую... чувствую потоки! Это… невероятно…
Через Вадима иммунолог получил расширенные права доступа. Все, что раньше видел только альфа, теперь раскрылось и перед ним. Исаев едва удерживался, чтобы не утонуть в этом информационном океане.
–Это… это живая библиотека, -проговорил он, едва дыша. -Гигантский биокомпьютер с библиотекой морфогенетических шаблонов, программируемый через эмоционально-смысловые команды. Но для него ты – ключ допуска. Без тебя я всего лишь внешний раздражитель.
–Не увлекайся, -глухо сказал Вадим. -Здесь легко потерять себя.
–Я не потеряю. -Исаев закрыл глаза, вслушиваясь в невидимые вибрации. -Наоборот… я чувствую, что могу настраивать процессы точнее, чем ты. Аминокислотные цепи, конфигурации белков… Улей показывает мне их так ясно, словно это детские паззлы.
Биомасса под их руками зашевелилась, начала подстраиваться, реагировать на новые команды. По стенам пробежали линии светящейся биолюминесценции, складываясь в подобие узора. Вадим нахмурился.
–Чувствуешь? Это признание моего доступа. Но только пока я рядом.
–И этого достаточно, -с хриплым восторгом ответил Исаев. -Вместе мы сможем синтезировать то, о чем я говорил. Штаммы для редактирования генома, и для массового создания управляемых омег. Это реально, Вадим.
Соколовский молчал, прислушиваясь к ощущениям. Он ощущал присутствие Исаева внутри себя, как второго пилота в кабине. Это было странно, неприятно, но в то же время давало новый уровень контроля, как если бы его собственное зрение вдруг удвоилось.
–Посмотрим, -наконец сказал он. -Но помни, я решаю, что пойдет в ход...
Исаев открыл глаза и кивнул, но во взгляде было слишком много восторга, чтобы он действительно воспринял это как ограничение. Его губы шевелились беззвучно, будто он вел внутренний диалог с чем-то невидимым. Ткань улья дрожала и вспыхивала огоньками биолюминесценции.
–Невероятно... -прошептал Артур. -Смотри, Вадим, ульи уже хранят внутри себя полуготовые конструкции. Не хаос, а хранилище паттернов. Улей не столько создает с нуля, сколько комбинирует, переставляет.
В их общем ментальном поле раскрылась живая ''матрица'', вязкое полотно из светящихся нитей, пульсирующих узлов, сгустков, напоминающих кристаллы. Вадим знал: это не визуальная картинка, а нейровосприятие, проекция работы улья, которую Исаев учился читать.
–Вот этот сегмент отвечает за нейротропные свойства. Именно здесь вирус превращает когнитивные связи в кашу. Если вырезать его и заменить на стабилизирующую последовательность… -Он протянул мысленно представленную руку, и сгусток словно перетек в другую конфигурацию. -Видишь? Получается вектор мягкой интеграции.
Вадим нахмурился.
–Выглядит, как игрушки из света. Но я чувствую, что улей меняется. Ты реально переписываешь его инструменты?
–Да и это только начало. -Исаев говорил все быстрее. -Я действительно могу методом проб и ошибок собрать штамм, который будет работать точечно.
В их сознаниях полотно ''света'' разрасталось, новые узлы сплетались в сеть. Исаев перебирал комбинации, как музыкант перебирает аккорды, и каждая перестановка отзывалась в толще улья вибрацией, которую Вадим ощущал кожей.
–Смотри… -Исаев сжал ладонь. -Первая рабочая модель. Простейший вектор редактирования. Он должен внедрять только один белок, меняющий реакцию организма на сигнал улья. По сути – биологический ключ.
–А второй? -спросил Вадим.
Из матрицы вырастала другая конструкция более сложная, разветвленная, с десятками мерцающих ''ветвей''.
–Это прототип массового штамма. Он позволит преобразовывать людей в управляемых бойцов быстро, без твоего личного участия. Я пока задал лишь базовый каркас, без финальных шлифовок. Но принцип работает.
Вадим молча наблюдал, чутье подсказывало: улей действительно слушает Исаева. Пока только через него, как через допуск, но если позволить этому разрастись – кто знает, до чего дойдет иммунолог.
–Ты похож на архитектора, -наконец сказал он. -Только строишь не дома, а новые ветви эволюции.
Исаев засмеялся тихо, почти счастливо.
–Именно. И впервые в жизни я не чувствую себя рабом случайностей естественного отбора. Теперь я – его инженер.
–Нам же нужен носитель для новых вирусов, да?
–Да.
–Используем нашего слабоумного друга, -предложил Вадим. -Чего добру пропадать? По крайней мере не будет людей своим видом пугать и его не жалко.
Слабоумный омега снова отправился в бассейн с жидкой биомассой. Вадим шагнул ближе, оценивая.
–Начнем с простого, -сказал он, бросив взгляд на Исаева. -Введем в него вектор совместимости. Пусть станет носителем штамма восприимчивости к улью...
Исаев усмехнулся. Его глаза блестели почти безумным азартом.
–О, ваше императорское высочество… вы узко мыслите. -Он театрально развел руками. -Зачем ограничиваться одним вектором, если мы можем внедрить сразу два?
–Два?
–Да. -Исаев сделал шаг к зомби и заговорил так, словно читал лекцию. -Смотри. Версия Хронофага для восприимчивости к биоконструктору можно закрепить в слюнных железах. Она будет передаваться мягко, без агрессии, при контакте со слизистой. Минимальные мутации, высокая вероятность выживания. А вот штамм омег лучше пустить по крови. Там быстрый метаболизм, богатая питательная среда, высокая скорость репликации. И он будет работать точечно, превращая носителя в управляемого субъекта.
Вадим задумчиво почесал голову, чувствуя под пальцами прочные пластины своей брони.
–Хм… вот что значит супермозг. Я бы сам до такого не допер.
–Это еще только начало, -отозвался Исаев, уже погружаясь в полотно улья. Его пальцы скользили по биолюминесцентным узлам, переставляя их, словно шахматные фигуры. -Совместное существование двух штаммов – рискованно, но если удастся, мы получим не просто носителя, а ходячую фабрику по производству живых инструментов.
Зомби в бассейне дернулся, захрипел, но Исаев лишь отмахнулся, как от пустяка.
–Не волнуйся, -сказал он Вадиму. -Биоконструктор справится с ним. А если нет, всего лишь потеряем одну единицу мяса.
Вадим молча наблюдал, чувствуя, как улей под ним пульсирует и меняет ритм. В отличие от обычных преобразований, этот цикл шел не сутками, а всего час. Действительно глубокой перестройки не требовалось: Исаев лишь встроил два новых ''микромодуля'' в уже существующую систему.
–Гляди, -возбужденно бормотал Исаев, стоя рядом. -Я направил штамм совместимости в слюнные железы. Улей принял это без сопротивления. Минимальная инвазивность, мягкая колонизация. А штамм омег пустил по кровотоку. Видишь, как он закрепляется в костном мозге? Это гарантирует стабильную репликацию.
Вадим чувствовал, как две разные ''мелодии'' вируса резонируют внутри подопытного: одна мягкая, почти бесшумная, другая – рваная, более агрессивная. И что удивительно, они не мешали друг другу, поскольку существовали параллельно, почти не пересекаясь. Через пятьдесят минут бассейн булькнул. Зомби всплыл к поверхности.
–Кажется, работает, -с удовлетворением сказал Исаев. -Он носит оба штамма одновременно. В слюне мы фиксируем стабильный титр, в крови – устойчивую колонию. И, что главное, организм не разрывает на части, нет системного конфликта.
Зомби-омега сделал шаг вперед, пошатнулся, но устоял. Из его горла вырвался низкий звук, больше похожий на попытку слова. Вадим внимательно посмотрел.
–Выглядит… стабильным. На первый взгляд.
Исаев повернулся к нему с торжествующей улыбкой.
–Это наш первый настоящий гибрид, Вадим. Ходячая лаборатория. С его помощью мы сможем проверять распространение и взаимодействие штаммов без риска для людей. Следующий шаг – передача. Посмотрим, сможет ли он заразить других именно тем, чем мы его ''наградили''.
Возвращаясь к Дому Советов, они шли по осеннему Питеру. Ветер гнал по пустым улицам бумажный мусор и пожелтевшие листья. За спиной двигалась парочка ульевых воинов с АК-12, по-солдатски молчаливых, но угрожающе массивных. Исаев, не отрываясь, продолжал вертеть в голове схемы, которые он только что конструировал в улье.
–Это не укладывается в привычные рамки, -заговорил он, сам с собой, но так, чтобы слышал Вадим. -Биоконструктор слишком… универсален. Я думал, Хронофаг – вирусоподобный агент, набор РНК с ферментами, а на деле – система, которая подстраивается под хозяина, переписывает геном на лету, словно чья-то лаборатория встроена прямо в клетки.
Он усмехнулся.
–Иногда у меня закрадывается мысль: а если Хронофаг – вовсе не продукт естественной эволюции, а аналог серой слизи? Искусственный инструмент для преобразования биосферы, кем-то засланный из космоса?
Вадим фыркнул и покачал головой.
–Серая слизь, говоришь? Давай без фантастики. Ты сам знаешь, все давно установлено. Китайцы пробурили каверну под дном Восточно-Китайского моря, где миллионы лет существовал замкнутый биом. Условия там настолько уникальные, что аналогов на Земле почти нет. Все, что вырвалось наружу – результат естественной эволюции в специфичной среде.
Исаев пожал плечами.
–Я понимаю и не спорю. Просто мысли вслух. Я слишком хорошо изучил структуру Хронофага. Он не похож на хаотичный мутировавший вирус. У него как будто миллионы лет эволюции шли не наобум, а в сторону усложнения инструментов.
–Эволюция приматов сделала из животных нас, тех, кто летает... летал в космос, строил города, создавал искусственный интеллект.
Исаев поднял взгляд на серое небо и продолжил:
–В той каверне были аналоги ульев – сросшиеся в единое целое группы родственных организмов. Обитатели жили в темноте, без солнечного света. Они пользовались биолюминесценцией, как наши зараженные. Радиотелепатией, я уверен, это их природный аналог эхолокации или электросенсорики. Сравни с глубоководными рыбами, которые приманивают добычу светом, или с акулами, чувствующими электрические поля или с голубями, что ориентируются по магнитным полям. Ничего принципиального нового... Хронофаг просто перенес эти механизмы через горизонтальный перенос генов в млекопитающих. Он собрал все лучшее, что было у того биома, и встроил в нас. И вот результат – ты, я, Настя, бойцы позади нас.
Они свернули на пустой проспект, шаги эхом отдавались между мертвыми зданиями. Ветер гнал по асфальту хрустящие листья и пластиковый мусор. Исаев не унимался: мысли сами срывались с языка, пока Вадим молча слушал.
–Если отбросить все наносное, -говорил он, глядя на серую воду. -Хронофаг не выглядит чем-то чужеродным, не внеземным, не искусственным. У меня все чаще возникает мысль: возможно, он отпочковался от основного древа эволюции еще во времена архей, когда на Земле только появлялись первые клеточные формы. Пошел своим путем, не похожим ни на что другое.
Вадим скептически хмыкнул.
–Археи? Ты хочешь сказать, что эта зараза древнее динозавров и даже первых многоклеточных?
–Именно, -спокойно ответил Исаев. -Представь, в изолированной среде, без давления конкуренции, без хищников, без фотосинтеза, он эволюционировал миллиарды лет. Каждая ошибка закреплялась, каждая удачная мутация сохранялась. В итоге получился организм, который, строго говоря, уже и не вирус в нашем понимании, но и не полноценная клетка. Это что-то промежуточное.
Они остановились на мгновение, и Вадим посмотрел на него с прищуром.
–И что это меняет?
–Почти все, -в голосе Исаева чувствовалась смесь восторга и страха. -Он отличается от нас до безобразия, но не настолько, чтобы базовые механизмы были несовместимы с остальной биотой. Вот почему он при небольшой модификации внешних рецепторов так легко внедряется в геном человека или животного. У нас общий фундамент – древнейший, архейский.
Иммунолог сделал паузу, затем добавил:
–К сожалению или счастью, Хронофаг – не пришелец и не божественный эксперимент. Он наш древний сосед, ветвь эволюции, которая миллиарды лет ждала, пока кто-то пробьет к ней дорогу. Китайцы пробурили и дверь открылась.
–Что бы ты сказал тому китайцу, модифицировавшему вирус, Артур?
–Ничего, -после короткого раздумья сказал Исаев. -Не он, так кто-то другой открыл бы ящик Пандоры. Личность виновника не имеет значения, проблема в человеческой любознательности, мы часто лезем туда, куда не стоит.
–Ответ Супермозга.
–Жалеешь по тому, что осталось в прошлом, Вадим?
Соколовский кивнул.
–Я бы не колебался, появись возможность откатить все назад, вернуть миллиарды утраченных жизней, цивилизацию, тех, кто был мне дорог...
–И ты готов отказаться от силы и потенциального бессмертия?
–Оглянись вокруг! -указал альфа на ряды выгоревших до основания домов, напротив которого застыл брошенный танк Т-90. -В таком мире твои сила с бессмертием ничего не стоят. Если раньше мы могли хоть немного быть уверенными в завтрашнем дне, сегодня не знаешь, что через минуту или час случится. Авиаудар, стычка с бандитами, пуля в голову...
