Текст книги "Эй, Микки! (СИ)"

Со временем всё же ощутимо полегчало. Во всяком случае, Йен научился – на этот раз окончательно – спокойно смотреть на Микки, а про минет напоминал уже исключительно стёба ради. Ну, себе он это именно так объяснял. Ему даже стало казаться, что они могут подружиться. Сразу, как только Микки перестанет воспринимать его нихера не соображающим стажёром.

Жизнь начала входить в свою колею, как бы сильно Микки иногда ни бесил своим поведением. Йен никогда особо не верил в эту херню с «насильно мил не будешь», но где-то в глубине души был уверен, что его время ещё придёт.

Когда-нибудь.

Когда Терри перестанет быть гомофобом? Хотя нет, это всё равно что никогда. Когда он перестанет палить всех и вся? То же самое.

У него в голове было много сценариев, начиная от случайных встреч и заканчивая его визитом к Микки поутру, в конце концов, не просто же так Йен выяснял, где тот живёт. Десятки и сотни сценариев, а случившееся он не мог предположить даже в самых смелых фантазиях. Но жизнь оказалась той ещё спонтанной сукой.

Тем утром он не опоздал на работу только каким-то чудом. Бежал по улицам, пока в висках стучала возмущённая мысль, что Джимми мог бы уж и подогнать тачку брату своей девушки, они ведь почти родственники! Хер бы ему пришлось тогда пиздюхать до следующей станции метро, потому что его станция оказалась перекрыта. У него на счету был каждый цент, он так хотел сделать Карлу подарок и помочь ему оплатить учёбу, чтобы тот наконец смог стать не санитаром, а хотя бы медбратом на неотложке, но в идеале – врачом. Йен, правда, подозревал, что к живым людям Карла с его замашками лучше не подпускать, но патологоанатом тоже врач.

И вот теперь из-за перекрытой станции его вполне могли оштрафовать, и тогда он точно не успеет накопить нужную сумму к началу учебного года.

Но на работу он успел: ворвался в кабинет ровно за шесть минут до начала рабочего дня. И застыл в дверях, потому что коллеги в кабинете… веселились? Громко переговаривались, смеялись в голос и вообще выглядели настолько счастливыми, что Йен сразу кинул взгляд в сторону кабинета Терри, жалюзи в котором были привычно подняты, а вот сам кабинет был пуст.

Игги мгновенно ввёл его в курс дела, и Йен даже злорадно поулыбался, и на вошедшего двумя минутами позже Микки посмотрел с самой счастливой и безмятежной улыбкой, которую только смог нацепить на лицо. Тот привычно не заметил.

Йен вздохнул и пошёл следом за ним на кухню, шикнув на Игги: сам хотел преподнести потрясающую новость. Игги только вскинул брови, но поднял руки и отступил.

Если быть совсем уж честным, Йен хотел просто поговорить с Микки наедине хотя бы минутку, увидеть облегчение на его лице: о большем давно перестал мечтать. И хорошо, что тогда он ещё не знал, к чему это приведёт. Вряд ли бы он смог тогда выражаться хоть сколько-нибудь членораздельно.

Да, вряд ли.

========== Глава 24 ==========

Йен смотрит без вызова, пока Микки пытается хоть как-то переварить то, что только что услышал.

Йен давно уже сел на диван и, зажав руки между коленей, криво улыбается. Он не наслаждается растерянностью Микки, не пытается его задеть.

Йен выглядит усталым, будто только что заново прожил все эти три года, а Микки не может даже сдвинуться с места и так и стоит, оцепенев.

Он ожидал от Йена чего угодно. Чего, блядь, угодно, но только не рассказа, как тот сох по нему годами и раз за разом пытался себя убедить, что похер. Первое его чёткое воспоминание об Йене – косяк с базами данных поставщиков, а до этого что-то расплывчатое про акты сверок, чего Микки бы даже не вспомнил, если бы Йен сейчас не рассказал. И нет, ему не стыдно, что он не замечал. И краем сознания он понимает, что не стыдно ему только потому, что Йен его не винит. Весь рассказ тот построил на сплошном «я»: «я заметил», «я подумал», «я решил». Не скидывал ответственность на Микки и не пытался выставить себя жертвой, что, конечно, очень кстати, но…

Но.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – хрипло спрашивает Микки.

– Затем, что ты решил, что мне нужна только гостеприимная жопа бывшего актива, – пожимает плечом Йен. – А это не так. Никогда не было так, даже когда я тебе сосал в туалете.

– Я… – пытается начать Микки и затыкается, потому что не может больше произнести ни слова. Ему не то чтобы что-то мешает говорить, нет: он просто в душе не ебёт, что нужно сказать, чтобы всё опять стало как раньше.

Он знает, что так уже не будет.

Бесит. Как будто Галлагер такой всепонимающий терпила, по какому-то нелепому недоразумению запавший на Микки. А Микки даже не может удивиться, потому что давно уже чуял приближение пиздеца. Дождался.

– Не знаю, что сказать, – сухо говорит он и сглатывает.

Глотку дерёт, потому что там всё пересохло. Ему бы хоть глоток воды, а лучше вискаря, но желание затянуться сигаретным дымом – чтобы стало ещё суше, видимо, – сильнее. Микки беспомощно накрывает ладонями пустые карманы и смотрит по сторонам, выискивая сигареты.

– Ничего не надо, – предельно серьёзно отвечает Йен. – Это было давно. Я сегодня за обоих попизжу.

– Достаточно уже спизданул, нет?

– Много, – соглашается он. – Но недостаточно. Не рассказал, например, что схожу с ума от веснушек у тебя на губах. И от того, как ты потираешь нижнюю губу, когда нервничаешь.

– Не выдумывай, Галлагер, – твёрдо обрывает Микки и под его скептическим взглядом медленно, очень медленно убирает пальцы от лица. Блядь.

– У тебя охуенно красивые пальцы, – продолжает Йен. – Когда ты первый раз взялся за мой член – тогда, после клуба, – я чуть не кончил от одного их вида на себе.

– Заткнись.

– Когда ты не трёшь губу большим пальцем, ты её закусываешь.

– Галлагер.

– Когда ты раньше со мной разговаривал, у тебя между бровей всегда была морщинка. А последние несколько недель её нет.

– Йен, пожалуйста! – почти рявкает Микки, и тот качает головой.

– Нет. Сегодня я допизжу, раз уж начал.

– А дальше что будет? Чего ты ждёшь дальше?

– Тогда и посмотрим.

– Чего ты от меня ждёшь? – настаивает он.

– Внимания, – спокойно отзывается Йен и поднимается с дивана. – Если бы мне было нужно что-то ещё, я бы тебя давно наручниками к батарее приковал.

– И получил бы пизды.

– Поаккуратнее с угрозами! – ахает Йен и слегка улыбается. – Дежавю. Ты меня в пизду послал в тот день, когда Терри в кому впал.

Микки правда хочет сбежать. Потому что Галлагер, блядь, как будто переворачивает страницы летописи, полной херни. Зачем он всё это запоминал? Почему так часто обращал на Микки внимание? Он не делал ничего особенного, он не флиртовал с Йеном, никогда не пытался ему понравиться – боже, да он его даже не замечал! Жил своей жизнью и никого не трогал, потому что ему не были нужны отношения. Он никогда не хотел быть гирей, тянущей ко дну. У него под кроватью – спортивная сумка с самым необходимым, чтобы в случае чего просто раствориться, и банкам он не доверяет: всё бабло в ней же. Да, он пустил корни, он стал начальником, но всё равно готов сбежать в любой момент и опять начать с нуля. А у Галлагера наверняка сберегательный счёт, который он пополняет каждый месяц и на проценты с которого живёт, а потом возьмёт ипотеку и переедет в двухэтажный дом в пригороде. Микки не имеет никакого права ему мешать.

Он знать не знает, в какой момент всё вдруг так изменилось и от «пошёл нахуй, Галлагер» перешло к «я не собираюсь мешать тебе жить», но это хотя бы… честно? Абсолютно, на сто процентов честно. Они слишком разные, он, Микки, слишком отличается. Почему Йен этого не понимает? Почему он не может увидеть эту картину со стороны и понять, что…

– Я уверен, что научился читать твои мысли по глазам. Слышать их сейчас не хочу, во всяком случае, – мягко говорит Йен, и Микки поднимает на него взгляд.

Он чувствует себя усталым. Вымотанным. Слабым. Прежний Микки давно бы вытолкал Галлагера взашей, но с этим что-то не так, и он никак не может понять что. Он даже заткнуть Йена не может. Вместо этого выходит в коридор и, схватив с консоли пачку сигарет – охуенно, что они всё-таки тут, – закуривает. Трава куда-то выветрилась, и жрать совсем не хочется, как обычно после косяка.

У Микки такое чувство, что он сломался.

Да, с ним точно что-то не так.

– Ты можешь никак не реагировать, – снова подает голос Йен, – но я уже начал говорить, поэтому хочу закончить. Ну… не смогу не закончить.

– Я ненавижу пустую болтовню.

– Я тоже. Отлично, что это не пустая, а то бы нелегко нам пришлось, – саркастично фыркает тот и мгновенно переключается: – Мне кажется, это я Терри убил.

– Что? – переспрашивает Микки и приглядывается, но Йен только пожимает плечами.

– Косвенно. Или не очень.

– Галлагер, во что ты вляпался? – цедит Микки.

С сигареты падает пепел.

Микки изо всех сил пытается разложить все мысли по полочкам, потому что в тюрьме Галлагеру точно не место. Но он же всё равно бред несёт. Ведь бред?

– Я часто на воскресных ужинах рассказывал Карлу и Фионе о Терри. В ту ночь была смена Карла.

– И? – торопит Микки, судорожно перебирая в голове людей, которые помогут и отмажут, если понадобится.

– Карл мог. У него… – Йен мнётся, – немного своеобразное чувство справедливости.

– Он тебе об этом сказал? – сухо спрашивает Микки, пытаясь передышать липкий страх.

– Нет.

Становится немного легче.

– А сестра говорила, что исполняющим обязанности Терри тебя сделали с её подачи? – внезапно вспоминает он.

– Нет, – удивлённо отзывается Йен. – При чём тут…

– Тебя поставили начальником, потому что у тебя есть мозги. Терри сдох, потому что Сатана наконец призвал его к себе, а то он зажился тут без привычных криков грешников. Только и всего.

– Мне похуй, – дёргает плечом Йен.

Пауза режет перепонки, потому что Микки далеко не сразу решается сказать:

– Мне нет, – и Галлагер замирает, будто боится спугнуть.

Микки уже готов прикусить язык, чтобы не пороть всякую хуйню, потому что сейчас-то Йен точно что-нибудь ляпнет. Но тот молчит. Слегка встряхивает головой, моргает, прочищает горло и говорит:

– Ладно, там явно просто время пришло.

Микки напряжённо кивает, всё ещё ожидая подвоха. Который тут как тут.

– А мне после этого снесло башню, – тараторит Йен, и Микки сейчас рад бы был провалиться сквозь землю, но пол в его квартире удивительно крепкий.

– Ты и до этого адекватностью не баловал, – умудряется как-то выразить мысль он.

– Я был уверен, что всё дело в Терри. Что как только он перестал распространять вокруг эти волны гомофобии, ты наконец рискнёшь посмотреть по сторонам.

– И нахера я должен был… блядь, Йен, – перебивает сам себя Микки и, устало вздохнув, трёт лицо руками.

Галлагер набирает в лёгкие воздуха, но он качает головой, и тот подчиняется: не произносит ни слова. Микки недоверчиво вскидывает голову в ожидании хоть какого-то комментария, но нет. Тишина.

– Ничего не хочу слышать, – наконец говорит он и ловит себя на том, что врёт.

Он хочет, ужасно хочет слушать Йена, но понятия не имеет, как должен реагировать на его слова, а не реагировать не может. Поэтому пускай Галлагер лучше молчит. Пускай кипит изнутри. Лучше он, чем Микки? Или нет?

Тот послушно кивает. Микки хочет приложить об его башку что-нибудь тяжёлое, но вместо этого бросает быстрый взгляд на часы – половина третьего ночи – и, развернувшись на пятках, уходит в спальню. Он запирает за собой дверь, тяжело опускается на кровать и утыкается взглядом вперёд.

Галлагеру хватит мозгов не заходить в спальню, когда Микки закрыл дверь. Лучше бы ему хватило мозгов съебать отсюда как можно дальше и больше никогда не показываться Микки не глаза, но стоит об этом подумать, и внутри что-то непонятно дёргает.

Чёрт, он совсем запутался.

Он падает на матрас и прижимает ладони к глазам с такой силой, будто собрался вдавить их в череп. В его голове до сих пор рассказ Йена про эти три года так и встаёт картинками. Картинками, которых Микки не видел, которые он давно забыл. Он видит себя галлагерскими глазами, но не хочет этого, потому что у Галлагера странный взгляд.

Как и за что можно любить Микки? Он никогда не пытался понравиться людям, чтобы им потом не пришлось разочаровываться, но Йену это не помешало: он проигнорировал все эти попытки и влип. И даже когда Микки начал понимать, что что-то не так, и вёл себя как последний мудак, тот от него не отвернулся, а продолжил вести себя как ни в чём не бывало. Он не ушёл ни разу, и даже сейчас Микки не слышит, чтобы хлопнула входная дверь, и представляет, как Йен лежит на незастеленном диване и смотрит в потолок.

Он не уйдёт. Микки уверен в этом так же, как и в том, что выходные предстоят непростые.

Он не уйдёт, потому что если уйдёт, всё закончится здесь, в этой самой точке. Микки осознал это только что, а Йен как будто знает его лучше и принимает все загоны как должное. Как будто готов терпеть и ждать. Его, Микки.

Почему?

Блядь, почему?

Это вопрос не для его мозгов, его нужно задавать Галлагеру, желательно приперев к стенке и приказав не пиздеть, а отвечать по существу, но это слишком. Вряд ли Микки сейчас заставит себя встать с дивана, выйти из спальни и продолжить эту херню. Это не для него. Он привык делать, а не болтать. Делать, а не чувствовать. И что пошло не так с Галлагером? С какого момента?

Сигареты остались в прихожей, а выходить Микки совсем не хочет. Он не прячется, просто…

Уснуть сегодня явно не получится.

И он боится утра.

========== Глава 25 ==========

Дом, в котором живёт Микки, вроде новый – во всяком случае, точно новее, чем тот, где снимает квартиру Йен, – но потолок полосуют на одинаковые квадраты трещины. Наверняка аккурат по краям бетонных блоков, из которых сложен дом. Йен надеется, что он не успеет развалиться раньше, чем они с Микки всё выяснят, и пытается вспомнить, были ли трещины раньше. Хотя когда это ему приходилось разглядывать потолок в свете фонарей. Он, даже если лежал на спине, смотрел всё больше как-то на Микки.

Микки.

Йен не жалеет, что завёл этот разговор. Если быть честным, он бы уже давным-давно проболтался, если бы не умел прикусить язык. Сначала подбирал удобный момент, потом понял, что удобного никогда так и не представится, а потом не сдержался. Он ведь чуть не ляпнул уже однажды. Тем вечером, когда первый раз увидел Кемаля перед подъездом Микки. Йен тогда неебически испугался, когда увидел, что Микки похуй и он твёрдо намерен вернуться домой, и так же неебически взбесился, когда тот убеждал его, что класть он хотел на мнение Йена. Он успел остановиться почти вовремя.

Почти.

– А почему я должен тебя о чём-то спрашивать? Ты кто такой? Мой босс? Так вроде только на работе. Жопу мою трахаешь? Так мы сейчас не ебёмся. Почему я должен тебя спрашивать?

– Да потому что я… – Нет, Йен, не смей. – Ты не должен. Но мне бы хотелось, чтобы ты не считал меня своим врагом.

Микки заводился с каждым словом, а Йен сдулся, едва понял, что именно едва удержал в себе. До того момента он никогда не думал о своих чувствах к Микки как о чём-то серьёзном. Да, он ходил за ним хвостом три года, но всё равно был уверен, что это херня. Что ему просто не попадалось никого нормального, вот он и фантазировал о Микки.

Йен тогда и сам испугался. И именно поэтому не может винить Микки за сегодняшнюю реакцию. Он просто не был готов, но Йен всё равно не жалеет, что сказал. Это было не признание сгоряча, а взвешенная мысль. Да.

Он вздыхает и поворачивается на бок. Забавно считать взвешенной мыслью хоть что-то, связанное с Микки, потому что сам Микки – нихера не взвешенная мысль. Внезапно появился в жизни, внезапно стал её центром. Внезапно узнал, что этим центром является. Йен вообще-то тоже никогда не думал, что однажды влюбится по уши и перестанет смотреть на других мужиков. Его раньше настолько устраивало, что его покупали, что даже слово «покупали» не оскорбляло.

Микки продаваться не хочется. Микки хочется всего, с потрохами. Вместе с бардаком в башке, потому что это самый охуенный бардак, который Йену встречался.

Он ебанулся, похоже.

Он ещё помнит свой разговор с Мэнди в один из первых вечеров, когда она к нему переехала. Они выпили и принялись пиздеть обо всём на свете, а потом Йен выпалил:

– Как ты понимаешь, что нравишься парню?

Мэнди тогда широко, понимающе улыбнулась и с любопытством спросила:

– А он тебе нравится?

– Ага, – устало ответил он, – но он, думаю, меня ненавидит.

– Спроси его! – подтолкнула Мэнди и, пихнув его локтем, протянула новую банку пива.

– Он не захочет говорить об этом.

– Никто из парней не хочет, – пожала плечами она и набила рот чипсами.

– Так как я должен понять? – не сдержался он через минуту, наполненную только хрустом.

Она глянула на него краем глаза и, прожевав, поинтересовалась:

– А он смотрит на тебя тем взглядом, когда с тобой?

– Каким? – непонимающе переспросил Йен.

– Поймёшь, когда увидишь, – свысока отозвалась она.

Больше к этой теме не возвращались. Да Йен и не вспоминал, по правде говоря. Поначалу, конечно, пытался разглядеть этот взгляд, но одного агрессивного «хули ты пялишься?» хватило, чтобы Йен приложил все силы и стал менее палевным. Сначала менее палевным, а потом и вовсе забыл об этом.

Зато сейчас он лежит на диване в гостиной у Микки и думает, что видел. Тот самый взгляд, о котором и говорила Мэнди. Он обычно мелькал на пару секунд, а потом Микки встряхивался, и всё становилось по-старому. И сейчас он понимает Мэнди: его и правда не описать. Но увидеть один раз достаточно.

Когда же это было?

Ну явно не тогда, когда он впервые оказался у Микки дома. Он и сам охуел от собственной наглости, когда вместо привычного бегового маршрута по берегу озера вдруг побежал в сторону Эджуотера. Конечно, он чуть ли не сразу выяснил, где Микки живёт, и ощутил себя высококлассным шпионом, хоть до слежки дело так ни разу и не дошло. Не то чтобы он жалел. Ну если только немного – в момент, когда Микки открыл дверь. В серых спортивных штанах и без футболки: будь у Йена дыхалка послабее, он бы рухнул прямо там, в коридоре. Но он чувак тренированный, спасибо ежедневным пробежкам, так что на ногах устоять удалось. И даже хер удержать в штанах, но это вообще каким-то непостижимым образом, потому что когда Микки наклонился и залез в нижний ящик – причины из головы стёрлись, зато крепкий, обтянутый спортивками зад так и встал перед глазами, – Йен забыл даже о стоящей напротив Мэнди.

В тот раз Микки смотрел так, будто Йен мешает ему жить.

Потом была драка Микки с бывшим Мэнди, пока Йен сидел в её квартире и прислушивался так старательно, будто от этого зависела его жизнь. Ему тогда казалось, что зависела. Он мысленно уже успел выйти в коридор, увидеть там бездыханного Микки, оказать первую помощь и, вызвав неотложку, уложить его голову себе на колени и промакивать раны. Мэнди не выпускала, и в тот момент он был охуенно близок к тому, чтобы вышвырнуть её в окно. И до двери долетел в мгновение ока, как только услышал за ней голос Микки.

Взгляд уже изменился, но до нужного всё равно было далеко.

Когда он впервые ночевал у Микки, дверь в его спальню уже была приоткрыта.

Йен почему-то запомнил глаза Микки, когда тот впервые снял с него штаны. Тогда, после клуба. Йен был нахуярен почти в ничто, но всё равно запомнил. И не потому, что в нём мелькнуло что-то незнакомое, о нет, Йен привык к хищному восторгу, когда мужики видели его член. Просто с Микки всё было по-другому. Просто Микки, выдоив его подчистую, потом взял и проглотил, и Йен чуть не рухнул перед ним на колени с клятвами вечной любви и обещаниями расцветить жизнь яркими красками.