Текст книги "Эй, Микки! (СИ)"
Автор книги: SourApple
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Есть вещь, которую он не признает вслух даже под пытками: ему нравится просыпаться с Йеном. Не потому, что тот как-то по-особому обнимает, и не потому, что даже несколько часов спустя продолжает прижиматься губами к выступающему позвонку. И уж точно не потому, что Йен сплёл их пальцы: это, если честно, Микки совсем не нравится, и он пытается ненавязчиво выпутать руку из галлагерской стальной хватки, но хер там был. Просто, когда Йен рядом, не надо дёргаться, не отпиздил ли его в какой-то подворотне Ке… блядь, Кемаль или Кеньятта? Сука, ну что за имя.
То ли дело Йен, всего три буквы, его не забудешь.
У него начинает сводить ногу, и он ворочается в попытке лечь поудобнее. И вздрагивает от неожиданности, потому что его вдруг прихватывают зубами за плечо.
– И давно ты не спишь? – ворчит он, не предпринимая, правда, попыток выбраться из-под руки.
– Секунды три, – хрипло отзывается Йен и целует место укуса. – Скажи спасибо, что не сожрал тебя с голодухи. Есть чё похавать?
– Есть.
– Класс!
Он откатывается назад и, пока Микки садится и трёт глаза, раскрывает шторы.
– Кто-то уже устал, а кто-то только проснулся в седьмом часу вечера, – замечает Йен и с хрустом потягивается. – Бля, ненавижу это, весь день насмарку.
– И пара следующих, – поддакивает Микки.
– Я вообще-то не думал спать, – обвиняюще заявляет Йен, когда он оборачивается, и складывает руки на груди. – Думал, мы с тобой найдём, чем заняться, и что это точно будет поинтереснее, чем спать.
– И что тебе помешало? – выгибает бровь Микки.
– Ты вообще-то! Стоял такой заспанный, захотелось тебя сразу под бок.
– Галлагер, ты спал стоя, уткнувшись лбом в косяк.
– Иди нахер, чё ты к мелочам придираешься.
– К мелочам? – скептически переспрашивает Микки. – Я, блядь, дверь открыл, а у меня на пороге грёбаный гигант!
– Это не я гигант, а ты компактный, – почти мурлычет Йен, подходя ближе, и Микки делает шаг в сторону двери.
– Подойдёшь после такой фразы ближе – пизды получишь.
– Всем угрозам угроза для гея! – смеётся тот и поднимает руки ладонями вверх. – Ладно, давай поедим уже, а? Я ел в последний раз где-то сутки назад, вот-вот умру от истощения.
– Тебе не грозит, – поджимает губы Микки и, увернувшись от выброшенной вперёд руки, почти выбегает в гостиную.
Что за дурдом, блядь. Почему они ведут себя как подростки.
Хотя это не самый важный вопрос.
Почему Микки нравится?
Он знатно охуевает, когда Йен, увидев вынутую из холодильника банку «Нутеллы», со вздохом спрашивает:
– А нормальное есть что-нибудь?
– Джем? – едко интересуется Микки.
– Мясо, – морщится Йен. – Ну или хоть омлет.
Микки неверяще качает головой, но достаёт из морозилки два стейка. Пока он их жарит, Йен вообще не выходит у него из-за спины, и в какой-то момент Микки всерьёз начинает опасаться, что тот и правда его сожрёт.
– Хорош слюной на пол капать, – бурчит он и поддевает лопаткой одну из дверок. – Достань тарелки, пойди стол накрой. А то я на твоих слюнях сейчас поскользнусь и ёбнусь башкой обо что-нибудь. Не планировал подыхать во цвете лет.
– Пиздобол.
– Да я клянусь, – он вскидывает лопатку, а вторую руку прижимает к груди, но Йен только головой качает, будто Микки творит какую-то чушь.
Он подозревает, что как раз её и творит, но ему как-то странно похуй. Галлагер не смотрит как на чокнутого. Он вообще чувствует себя, судя по всему, как дома, и Микки очень старается особо об этом не думать. Это начинает напоминать привязанность, а он хорошо знает, что она обычно приносит.
– Ничего хорошего, – шепчет он себе под нос и переворачивает мясо.
– Не знаю, о чём ты, – внезапно звучит над ухом голос Йена, – но если тебе не нравится, что стейк не выглядит идеальным, мне похер. Вряд ли это как-то повлияло на его внутренний мир. А раз уж он прекрасен внутри, то и его внешний вид лично для меня кажется таким привлекательным, что я бы хоть сейчас отправил его на конкурс красоты стейков. Хотя пизжу, прямо сейчас я бы его сожрал.
– О чём ты говоришь вообще? – настораживается Микки и оборачивается. – Внутренний мир стейка? Ты, блядь, про стейк сейчас?
– Ну, с людьми так же работает, – кивает Йен. – Но людей не хочется жрать. Только тебя по утрам, но считай это комплиментом.
– Ты меня куском мяса только что назвал, – напоминает он.
– Бля, Микки, это же просто лучший кусок мяса, который я видел в жизни! Так лучше?
– Лучше завали, – предупреждает Микки.
– Завалю, когда найду, чем ещё рот занять, – обещает тот. – Терпи. А то даже сосать не даёшь.
– Галлагер, я только что услышал, что ты меня сожрать хочешь, – ржёт Микки. – Ты серьёзно думаешь, что это была твоя лучшая рекомендация для минета?
Тот прищуривается, но ничего не говорит.
Ест Йен реально так, будто дорвался. И правда молчит, как и обещал. Микки поглядывает на него исподлобья и вдруг на секунду – ровно на секунду, честно, – представляет себе, что так может быть каждый вечер. Фоном ещё где-нибудь язвительные замечания Мэнди, которая, естественно, «с самого начала обо всём догадалась». И он никак не может понять, нравится ему это или нет. Его скребёт изнутри, царапает. Он мигом вспоминает тот разговор с Мэнди, где она обвиняла его в том, что Йен в кого-то влюбился; он думает, что Галлагеру не стоило заявляться утром, мог бы вон в фейсбуке написать, что с ним всё в порядке; он в очередной раз боится – и впервые это признаёт, – что недостаточно хорош, и Йен обязательно однажды это поймёт. А Микки даже не сможет ему сказать, что он предупреждал, потому что он не предупреждал и даже не представляет, как вдруг должен вывернуться разговор, чтобы он затронул эту тему.
В этот самый момент он себя почти ненавидит. За то, что привязался к Йену. А ещё – за то, что молчать об этом эгоистично, потому что он как будто не раскрывает перед ним всех карт, а тому стоило бы знать, к чему быть готовым. Может, он себе идеального Микки в голове нарисовал, а Микки далёк от идеала, к тому же в его планы никогда не входили отношения. Тем более с кем-то вроде Йена.
Тем более с самим Йеном.
Блядь, да у него тумблер от «всё в порядке» переключился на «грядёт пиздец» за считанные секунды, и об этом Йену тоже не помешало бы знать, а Микки всё молчит. Жуёт стейк, не чувствуя вкуса, ковыряется в собственных мыслях и чуть не роняет вилку, забыв уже о присутствии Галлагера, когда тот шумно выдыхает и откидывается на спинку стула.
– Охеренный стейк. Ничего вкуснее в жизни не ел.
– Не подлизывайся, – слабо улыбается Микки.
– Я ещё даже не начинал, хотя могу, – спорит тот, играя бровями, и мигом серьёзнеет: – Всё нормально?
– Конечно.
– Ты как-то странно выглядишь.
– Для отравления рановато, – пытается юморить Микки, но Йен не обращает на попытку внимания.
– Без шуток.
– Всё нормально, Галлагер, – повышает голос он и запихивает в рот последний кусок мяса.
Чтобы не отвечать. Чтобы сделать вид, что слишком увлечён то ли ужином, то ли завтраком, хер пойми, как это правильно назвать. Ещё бы это подозрительное выражение лица из глаз Йена стереть – и вообще хорошо.
– Посуда на тебе, – прожевав, заявляет Микки, и у Галлагера вытягивается лицо.
– Схера?
– Я готовил, ты посуду моешь, – пожимает плечами он.
– А. Мы типа как будто вместе живём, и у нас свои правила? – хмурится Йен, но тут же улыбается, пока Микки чертыхается про себя. – Без проблем, но тогда следующий ужин на мне. Иначе никакого секса! – добавляет он и сам смеётся. – Нет, это слишком дико.
Слишком дико, блядь. Микки кривится и быстро отворачивается, чтобы Йен не заметил изменившегося выражения лица. Почему он не может просто наслаждаться моментом? Почему ему обязательно надо настроить гору воздушных замков, хоть Галлагер даже вслух-то ничего подозрительного не сказал ни разу? Настроить и тут же разрушить, потому что он не такой.
Не пошло бы оно всё нахер? Почему бы не попробовать решать проблемы по мере поступления? Хоть один грёбаный раз?
Он знает почему: потому что иначе выдирать придётся с мясом, а расплачиваться за собственный эгоизм он сам и будет. Хотя лучше он, чем Йен, тот-то точно не заслужил. И пускай с его появлением жизнь Микки стала напоминать русские горки, есть ещё одна вещь, которую никто никогда не узнает: ему нравятся эти горки.
И ещё одна: он и правда привязался к Йену. И выбираться из этого не хочет.
========== Глава 20 ==========
Продолжение вечера приносит два открытия. Первое: Галлагер способен за полчаса сварганить охерительную пиццу даже из скудного набора продуктов в холодильнике Микки. Второе: он достойный соперник для гонок и не выиграл только потому, что в середине заезда отшвырнул в сторону геймпад и просто смотрел на Микки, чем, к слову, ужасно раздражал.
– Блядь, да на что ты пялишься? – не выдерживает он, когда пересекает финишную черту. Первым, естественно, раз уж соревноваться было не с кем.
– На тебя, – невозмутимо отвечает Йен. – Ни за что бы не подумал, что ты такой азартный. А ведь говорил, что ненавидишь эту трассу. Она ни о чём, кстати, ты прав.
– Просто я, в отличие от тебя, бросать что-то на полпути не привык, – склабится Микки. – Хотя ты же босс, зачем с чем-то ебаться, когда можно переложить задачи на подчинённых.
– Я, между прочим, так не делаю.
– А стоило бы, ты на то и босс. Устанавливай границы.
– А спросить у тебя, в чём дело, я могу на правах босса? – подаётся к нему Йен. – Я же вижу, что что-то не так.
– Спросить можешь, – дёргает плечом Микки. – А отвечать я не обязан.
Тот буравит его взглядом, который Микки спокойно выдерживает. Его этой хернёй не проймёшь. У него у самого дохера талантов – раз. Во взгляде Галлагера сейчас вряд ли больше эмоций, чем бурлит внутри Микки, – два.
– Я не люблю чего-то не понимать, – настаивает Йен.
– Так не запаривайся.
– С тобой невозможно говорить!
– Ну и хер ли ты болтаешь тогда?
– И правда, – соглашается тот и, резко дёрнув Микки за бедро, перекидывает через него ногу и садится сверху. – Так-то лучше.
– Галлагер…
– Ой, да хорош, – обрывает Йен и, поцеловав его за ухом, понемногу опускается по шее к груди.
Микки вздыхает. Не то чтобы он собирался спорить, когда Йен наконец-то нашёл толковое применение своему рту, а целовать у него всё-таки получается куда лучше, чем болтать. Тут хотя бы вслушиваться и злиться не надо, Микки только разжимает пальцы и на ощупь ногой отпихивает геймпад куда подальше, чтобы не мешался. Галлагерские поцелуи сползают ниже и ниже, а потом он недовольно выдыхает и выпрямляется.
– Спать на твоём диване удобно, а трахаться – не очень, – заявляет решительно.
– Раньше с этим вроде проблем никаких не было?
– Раньше у меня не было таких планов, – отмахивается Йен, поднимается на ноги и тянет Микки за руку: – Пошли в спальню.
– Как у тебя трахаться, так и пол на кухне сойдёт, а как у меня, так сразу в спальню? – ухмыляется Микки, но подчиняется и позволяет себя увести.
– У меня просто спальни нет, – шепчет в ответ Йен.
Микки не отвечает: лень. Да и не хочется. Не тогда, когда Галлагер, спихнув на пол одеяло, укладывает Микки на спину и вытягивается сверху, вылизывает шею широкими мазками, блуждает по телу пальцами. У Микки и мысли из головы сразу все вылетают, потому что нахер они там не сдались, пока колено Йена между его ног, ладонь накрывает член, а губы рисуют по телу вензеля.
Галлагер дразнит. А Микки извивается под ним, пытаясь притереться хоть немного ближе, отпихивает одной рукой, но прижимает другой и водит ступнёй по голени – это когда Йен уже успел штаны-то снять?
– Блядь, – срывается он, – Галлагер, значение прелюдии очень переоценено.
– Отвали.
– Да ёб твою…
Договорить не получается: Йен опять затыкает ему рот ладонью. Да что за привычка у него появилась? Ладно, вчера ей было логическое объяснение: он, блядь, из него собирался душу вытрахать, пока Фрэнк водку у раковины глушил, и быть беззвучным у Микки бы не получилось, даже если бы Йен ему своим языком голосовые связки в узлы затянул. Правда, вчера в этот момент Микки от прикосновения чуть не сдох, потому что не ожидал, и оно резануло по натянутым нервам, а сегодня что?
А сегодня похер, потому что Галлагер его собрался с ума свести, не иначе. И целует медленно, едва ощутимо касается губами кожи, которая расцвечена у Микки багровыми засосами с предыдущих раз. И даже пальцы на члене не сжимает. Сука. Вместо этого Йен опять перебрасывает через него ногу, фиксирует бёдра вместе, а запястья перехватывает и крепко прижимает к матрасу. Вообще не даёт шевельнуться. Совсем.
– Я себя чувствую курицей на вертеле, – заявляет Микки наконец-то освободившимся ртом.
– Куры не умеют разговаривать, – невозмутимо отзывается Йен и, лизнув сосок, легонько на него дует. Микки стискивает зубы и выгибается навстречу. – Ну и ты не на вертеле пока. Я так, мариную.
– Да лучше бы на вертеле, бля-я-ядь, – неожиданно даже для самого себя выстанывает Микки, когда Йен прихватывает его сосок зубами и довольно лыбится. – Сука, я убью тебя.
– Сейчас я тебя отпускать не планирую, а потом ты будешь слишком заёбанным.
– Еблан самоуверенный, – шипит Микки, пытаясь высвободиться из цепкой хватки, но где там.
Он впервые в жизни чувствует себя слабаком. Галлагера даже не перехитрить: Микки делает вид, что сдаётся, а потом с новыми силами пытается взять верх, но тот будто ждёт подвоха и не теряет бдительности ни на секунду. Мудак.
Когда Йен сдёргивает с него домашние спортивки, Микки кажется, что он уже сварился в собственном соку. Он подставляется под прикосновения сухой горячей ладони, всё ещё пытается вывернуть запястья из кольца крепко сжатых пальцев, но не получается. Когда Йен опять перехватывает их двумя руками, Микки понимает, что не получится уже вообще ничего, только лежать и ждать. Не самый плохой вариант, в общем-то, когда Йен прижимается к нему всем телом, проезжаясь животом по члену, и захватывает губы своими. Микки хочет крепко обхватить его за плечи, впиться ногтями в лопатки, а потом резко развернуться, подмяв под себя, и насадиться сверху. Чтобы Йен цеплялся пальцами за бёдра, оставляя белые следы, которые через пару десятков минут начнут превращаться в синяки. Йен их сам зализывать и будет.
Микки представляет и рычит сквозь зубы, потому что это всё, что он может, пока Йен опутал его по рукам и ногам и придавил к кровати.
– Нетерпеливый, – одобрительно выдыхает он Микки в шею и проводит языком по линии челюсти. – А у меня сюрприз.
– Для меня уже будет сюрпризом, если я сегодня кончу, – отвечает Микки, съезжая телом вверх и вниз и закусывая губу, потому что возбуждение переходит все допустимые границы.
– Кончишь, – шепчет этот чёртов порнушник, рисуя языком дорожку по груди, обводя по кругу соски и слегка втягивая их в рот. – Скорее всего, не раз.
– Твои оптимистичные прогнозы меня ра… радуют, – запнувшись, выдаёт Микки и шумно втягивает воздух, когда губы Йена оказываются на животе. – Блядь, что… – начинает он, потому что останавливаться тот не собирается, но затыкается в момент, когда Йен вбирает в рот головку.
Сука.
– Не дёргайся, – предупреждает он и, обведя языком по кругу, насаживается ещё чуть глубже.
Микки не мог бы дёргаться, даже если бы хотел. Потому что Йен крепко зажал его ноги и придавил руки, а ещё – потому что зрелище рыжей макушки, старающейся над его членом, – определённо лучшее, что Микки видел за последнее время. И яйца поджимаются не от того, что он боится зубов Галлагера, а потому что тот смотрит исподлобья, и взгляд у него… Если бы он три года назад на него так смотрел, стоя на коленях в туалетной кабинке, все эти три года они бы протрахались.
Йен правильно кружит языком, туго обхватывает губами и насаживается всё глубже с каждым движением, а потом вдруг снимается с члена и, облизавшись, спрашивает:
– Всё устраивает? Или перестать?
– Заткнись, – советует Микки и чуть толкается бёдрами, но тот только улыбается.
– Не слышу ответов.
– Провокатор ёбаный.
– Всё ещё нет.
– Я не буду отвечать, – огрызается Микки, но не сдерживается и добавляет: – Могу только напомнить, как я сосал тебе в прихожей вот этой самой квартиры, когда у тебя яйца звенели от того, как сильно ты хотел мне засадить. Стоял перед тобой на коленях и по эти самые яйца и заглатывал, помнишь? И вопросов не задавал, пока тебя не выдоил.
– Это нечестно, – охрипшим голосом отвечает Йен и, поёрзав, разжимает пальцы. – Какая же ты сука.
Микки бы поспорил, кто тут большая сука, но удерживается невероятным усилием воли, а в следующий момент уже обеими руками зарывается в волосы Йена, который наконец вспоминает, чем был занят. Он разводит в стороны ноги Микки, проводит большими пальцами по чувствительной коже, одной рукой обхватывает член и, прокрутив ладонь, насаживается ртом сразу до конца, и Микки выгибает на матрасе. Потому что, блядь, никто и никогда не сосал ему так. Потому что искры перед глазами, а глотка у Галлагера узкая, а когда он сглатывает, Микки вообще вцепляется в его волосы так, что все эти рыжие лохмы у него в пальцах и останутся.
Микки ослабляет хватку, когда Йен стонет, поднимаясь чуть выше, – только затем, чтобы в следующий миг опять принять член на всю длину. Микки толкается ему в горло, не сдержавшись, но он уже перестал понимать, что происходит. Мыслей не осталось, в нём голые инстинкты, и он, чтобы хоть как-то отвлечься, дрожащими пальцами гладит Йена по плечам.
Его разрывает в лохмотья.
Все силы уходят на то, чтобы не выебать рот Йена сию секунду, и не двигать бёдрами стоит неимоверных трудов. У него каждая мышца в теле напряжена, а пальцы на ногах свело, но Йен только разгоняется, двигая головой быстрее и быстрее, и Микки запрокидывает подбородок и выдыхает стон.
– Йен, – шепчет он, хватаясь пальцами то за его волосы, то за простыни, то опять за волосы, – Йен!
– М-м, – мычит тот, давая понять, видимо, что отстраняться вообще не собирается.
– Блядь, ну хорош, – частит Микки, пытаясь его отпихнуть, – давай. Й-йен!
Всё тело скручивает горячей судорогой, и голос срывается, когда Йен слегка касается его зубами. Микки роняет руки на матрас, не в силах даже сжать пальцы, уверенный, что ещё никогда в жизни оргазм не разрывал его так сильно. Член ещё у Йена во рту, а Микки крупно дрожит и не может шевельнуться, ни одного приказа своему телу отдать не может.
Ёбаный нахуй, он жив вообще?
Он пытается отдышаться, но даже это выходит так себе, а Йен наконец выпускает его изо рта и подтягивается чуть выше.
– Один, – говорит тихо и вытирает уголки покрасневших губ. Микки набирает воздуха в лёгкие, чтобы что-нибудь ответить, хоть мозги и ворочаются еле-еле, но Йен мотает головой и, как-то молниеносно поднявшись ещё выше, жмётся к его губам своими. – Я без херни, обещаю. Какой же ты охуенный, Мик, если бы ты только знал.
Ответить он не даёт, да Микки и не пытается. Умудрившись поднять руку, он обхватывает Йена за шею и притягивает к себе. И ему плевать, что Йен только что ему сосал, потому что да, он ненавидит поцелуи после минета и в тот, первый раз хотел просто поддразнить Галлагера, но сейчас ему похер, что там во рту. Там язык галлагерский, который сейчас вылизывает его собственный, а на остальное – да, похуй.
Кроме того, что член Галлагера ещё стоит, и Микки бы ему отплатить той же монетой, а он на поцелуй-то едва отвечает. Он пытается сдвинуться под Йеном, но тот качает головой и, слегка отстранившись, негромко командует:
– Лежи.
– Хоть сейчас-то заткнись со своими замашками, – вот это охуеть он длинную фразу сейчас сформулировал.
– Давай-давай, строй из себя хозяина положения, – добродушно усмехается Йен ему в губы. – За этот свой стояк я ещё спрошу, – продолжает он и, опустив руку, надавливает пальцем на вход, и Микки вскидывается.
– Твою…
– Не обязательно сейчас, – мурлычет тот, растирая пальцем кожу. – Я подожду.
Оставив у Микки на скуле ленивый поцелуй, он чуть откидывается и вслепую нашаривает на тумбочке флакончик смазки. Микки как раз на днях новую купил, без защёлкивающейся крышки, потому что подзаебался вздрагивать каждый раз, когда Деб на работе крем открывает, а Игги на обеде – кетчуп. И ведь он никогда не был так чувствителен к звукам, но Галлагер ему всю жизнь с ног на уши поставил.
Минуту назад Микки ещё чувствовал себя вымотанным, но у Йена на лице столько энтузиазма, он так внимательно за ним следит, скользя пальцами по кругу, что у Микки внутри всё опять завязывается в узлы.
– Никогда в жизни никого так не ненавидел, как тебя сейчас, – признаёт он – лютую херню, если быть честным, – и чуть соскальзывает на простыни.
Йен смотрит на него исподлобья неожиданно серьёзно, перестав двигать пальцами, бегает глазами по лицу, будто что-то ищет, и качает головой. А потом рывком поднимается выше и, коснувшись губами уха, чуть слышно говорит:
– Никогда в жизни никого так не хотел, как тебя. Какую бы хуйню ты ни нёс, всё, чего я хочу, – это тебя рядом с собой.
– Под тобой, – поправляет Микки, стараясь игнорировать какой-то навязчивый голос в голове. – Ты один раз сказал именно так.
– Рядом с собой, – настойчиво повторяет Йен и нависает над ним.
Глаза – в нескольких дюймах, и Микки дохера уверен, что Галлагер вкладывал в эти слова куда больше, чем сказал. Не уверен только, что готов это услышать. Что он хочет это услышать. Поэтому, как только Йен открывает рот, чтобы договорить или объяснить, Микки приподнимается на локтях и впивается в его губы отчаянным поцелуем. Лишь бы заткнуть, потому что не надо.
Пожалуйста, не надо.
Он не хочет всё портить, но поцелуем же и не испортить, да? Не с Йеном, во всяком случае.
Тот ненадолго зависает, и Микки уже почти пугается, чувствуя себя странно беззащитным. Галлагер ему только что сосал, сковав по рукам и ногам, а беззащитным Микки чувствует себя сейчас. Ну не ебанутый?
Он дышит часто, прерывисто, когда галлагерские пальцы оказываются внутри, а потом хватает Йена за плечи и быстро перекатывается, подминая его под себя. Тот теряется на секунду, но растерянность почти тут же сменяется интересом, и он по-хозяйски укладывает руки Микки на бёдра и слегка улыбается. Одобрительно улыбается. Ещё бы ему не одобрить. Микки немного наклоняется, опираясь руками в матрас у плеч Йена, трётся своим членом о его и зарывается лицом в сгиб шеи, чтобы не видеть глаза. Он не хочет, потому что взгляд у Йена очень понимающий и будто смиренный, и прежний Микки бы уже разъебал за одно только это. Но этот Микки – не может. Этот Микки целует шею, прижимается губами к бьющейся вене и прогибается в пояснице, когда Йен оглаживает его задницу.
– Мик…
– Молчи, – предостерегает Микки и в смутном желании отомстить непонятно за что чуть прикусывает плечо.
Стон Йена вибрацией отдаётся в груди.
Микки трётся об него задом, отстраняется и обхватывает ладонью оба члена, заставляя дыхание Йена сбиться. Что угодно, лишь бы не это выражение лица. Он выдавливает на ладонь смазку, проходится ещё несколько раз по всей длине, пока Йен массирует пальцами вход, а потом, придерживая член рукой, начинает на него насаживаться. Сбивается, когда рука Галлагера ложится поверх его, но длинно выдыхает и опускается до конца и делает пару движений.
– Охуенный, – восхищённо проговаривает Йен, и Микки понять никак не может, что сегодня не так, почему он так много говорит, почему он хвалит, зачем? Он впивается ногтями Йену в грудь, чувствуя под ладонями твёрдые соски, и двигается немного быстрее.
Восхищение быстро сменяется похотью, и так лучше. Так намного лучше, правда. Когда Йен крепко сжимает пальцы чуть выше коленей, а потом скользит руками назад и, не давая Микки опуститься – на руках бугрятся мышцы, – принимается вдалбливаться в него сам. Размашисто, насколько позволяет матрас, ударяя правильно и как надо. Микки запрокидывает голову и наклоняется немного вперёд, опирается на Йена, чтобы тому было легче, и закусывает губу чуть ли не до крови, только бы не стонать.
Сегодня слишком хорошо.
Сегодня и правда по-другому.
Сегодня это будто что-то значит. И чем ярче он это понимает, тем ожесточённее насаживается на Галлагера, почти до боли, до ярких вспышек перед глазами. Йен пытается его удержать, замедлить, но Микки не поддаётся, и тот в какой-то момент не сдерживается и опрокидывает его на матрас, опять меняя их местами.
– Будет, как я сказал, – выделяя местоимение, хрипло говорит Йен, целует Микки в висок и меняет темп.
Блядь, он уничтожает его, просто уничтожает. Ритмичными, но мягкими толчками, своей какой-то нежностью, от которой Микки сносит башню, и это так сильно бесит! Йен уже даже не кусается и не оставляет засосов, под его поцелуями Микки стискивает зубы и думает только о том, что лучше ещё не было.
Никогда.
Ни разу Микки не было лучше.
Ни единого ебучего раза.
Он захлёбывается эмоциями, а грудь разрывает что-то незнакомое, чего он боится и что никак не может затолкать обратно. Не тогда, когда сквозь дыхание Йена прорываются стоны, а движения наконец становятся рваными, почти беспорядочными. Микки бы хватило и этого, но когда Йен обхватывает его член и так же рвано проводит рукой, его сбивает совсем.
Этот оргазм и вполовину не такой сильный, как после минета, но он всё равно второй за короткий промежуток времени, а напротив – лицо Йена, которого явно накрыло с головой. Он падает на Микки, придавливает его к кровати липким телом и часто дышит. И Микки тяжело, почти нечем дышать самому, но Йена он не спихивает, потому что… А хер знает.
– А знаешь, – начинает Галлагер несколько минут спустя, скатываясь с него, но всё равно касаясь плечом, – любопытно.
– Что тебе любопытно после оргазма, блядь? – вздыхает Микки и, лениво открыв глаза, поворачивает голову набок. – Почему тебе неинтересно поспать?
– Потому что я проснулся в шесть вечера, – язвительно отвечает Йен, – а сейчас уже второй час ночи, так что… – Тут он настолько сильно округляет глаза, что Микки кажется, будто остаток ночи они с Галлагером проведут, выискивая их по спальне. – Уже понедельник!
– И? – прищуривается Микки.
– Ты говорил, что ненавидишь минет по понедельникам! – подозрительно оживляется тот и даже садится на кровати. – Достижение разблокировано!
– Галлагер…
– Нет-нет, – кривится в ответ он, – память у меня хорошая.
– Даже слишком.
– Не жалею об этом, – широко улыбается он.
Микки бы злиться, но он вместо этого смеётся. Искренне смеётся, пытаясь не думать о том, когда произошёл этот переход, когда галлагерские заёбы перестали бесить. Этот правда не бесит. Даже, может, чем-то нравится, но Йену об этом знать не обязательно.
Как и о том, что мысленно он уже слишком давно чаще Йен, чем Галлагер.
========== Глава 21 ==========
Микки думает, что всё изменится со следующего дня, станет по-прежнему, как было, но оно не меняется. Всё становится по-новому. Йена, видимо, всё устраивает, он даже выглядит как-то спокойнее и перестал смотреть на Микки с подозрением и выискивать что-то в его лице. Словно убедился в чём-то, и Микки судорожно перебирает воспоминания, чтобы понять, за что зацепился Йен, но не понимает. Да, он стал немного лояльнее относиться к Галлагеру и, кажется, спускает ему с рук куда больше. Во всяком случае, сосёт тот теперь регулярно, и Микки каждый раз думает, сколько времени проёбано.
Когда в понедельник столкнувшийся с Микки Фрэнк выразительно смотрит на его обувь, а потом паскудно ухмыляется – так паскудно, что у Микки сердце в пятки падает, ведь Фрэнк бы наверняка не стал просто так лыбиться, – он не сдерживается и чуть ли не рявкает с требованием объяснить, в чём дело. Улыбочка мерзенькая никуда не девается. Фрэнк вызывающе медленно поднимает взгляд на Микки, со значением качает головой и, пьяно икнув, уходит.
Йен увольняет Фрэнка в тот же день, как только встречает нервного Микки в курилке и выслушивает про эту идиотскую стычку. Он спорит, потому что палевно, но Йен только пожимает плечами, ставит размашистую подпись на приказе об увольнении, сам идёт к Ви, чтобы его подписала и она, а потом успокаивает Микки минетом в туалетной кабинке. Жизнь будто ничему не учит, думает он, зарываясь пальцами в медные пряди, да ещё и посреди рабочего дня! Но когда Йен рядом, Микки понимает, что и правда похер.
Очень странно Галлагер на него влияет. Очень.
*
Дни собираются в недели. В конце лета Йен возвращается от Ви странно взволнованным и тут же вызывает Микки, чтобы торжественно сообщить:
– Терри откинулся.
Ещё секунду назад в голове Микки был миллион мыслей, но после единственной фразы улетучивается каждая. В его голове пустота, и в этой пустоте эхом разносится голос Йена и лучшее… одно из лучших событий с того момента, как он узнал, что Терри впал в кому.
– Что? – сипло переспрашивает Микки, боясь поверить в услышанное.
– Что-то произошло с аппаратами. Это, естественно, не публичная информация, мне сказал Карл, ты же помнишь, он работает в госпитале? – Микки непонимающе хмурится, и Йен отмахивается: – Неважно. Родни у Терри нет, в суд на больницу подавать некому, так что они всеми силами попытаются замять эту историю. Но сути это не меняет. Терри конец, Микки. Ты понимаешь? Конец!
Микки не понимает. Во-первых, он уже успел забыть о его существовании: у него такое ощущение, будто с Йеном он проработал всю жизнь. Во-вторых… блядь. Он так надеялся на такой исход, но в глубине души никогда не верил в него. Потому что Терри – мразь, каких поискать, а такие обычно живучие. И вот оказывается, что к Терри это не относится никак. Блядь, Микки никогда не был верующим, но сейчас готов возносить благодарности и хвалы всем богам всех конфессий.
– Охуеть, – наконец выдавливает он, и Йен расплывается в улыбке.
– Охуеть, – соглашается он и добавляет: – Ви хочет сначала собрать у себя начальников всех отделов, а уже потом объявить остальным. Надеюсь, хоронить его нас не заставят. Знал бы – прикопал много раньше.
– Не выёбывайся, – советует Микки и делает глубокий вдох.
Терри был всего лишь его начальником. Да, он выпил немало крови – а не всю ли? – и был мудаком, но радость какая-то несоизмеримая. Были бы причины так себя чувствовать, если бы тот поганил ему жизнь с самого рождения. К примеру, если бы с чьей-то лёгкой руки был его отцом. Микки только представляет себе эту жизнь, наполненную унижениями с самого детства, и передёргивает плечами. Блядь, и правда, всё могло быть куда хуже, чем было.
Но лучше, чем сейчас, стало бы вряд ли.
– Будто я раб и получил вольную, – в такт его мыслям произносит Йен, и Микки только кивает.
Он до этого момента даже не подозревал, в каком напряжении жил прежде. Думал, что плита с головы свалилась, когда Терри впал в кому, но нет, она свалилась сейчас. Огромная такая плита, которая, оказывается, мешала Микки дышать. И жить.
