Текст книги "Эй, Микки! (СИ)"
Автор книги: SourApple
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
========== Глава 1 ==========
Микки слегка ненавидит своего начальника. Совсем чуть-чуть – до дна души, от кончиков волос до кончиков ногтей на ногах. Вообще-то Микки – концентрат ненависти, что несложно: такого мудака, как Терри, любить нереально. На самом деле его зовут Терренс Альберт, но он предпочитает, чтобы называли его исключительно мистером Альбертом, – и это при том, что к корпоративной этике в их компании всерьёз никто не относится, и мисс Фишер, которая рулит их кораблём уже несколько лет, все зовут не иначе как Ви. За какие такие заслуги начальника департамента сбыта стоит называть по фамилии, никто не знает, но называют, сквозь зубы и с придыханием.
Впрочем, ненавидит Терри не только Микки: кадровый департамент периодически делает рассылку результатов анонимного опроса на тему внутреннего климата, и вот климат вокруг Терри каждый раз не очень. А Терри похер, Терри знай себе продолжает нагибать подчинённых. Метафорически, слава всем богам. Микки, хоть и давненько принял свою ориентацию, всё же быть нагнутым Терри в буквальном смысле желания не имеет никакого. Вообще. Да и в целом больше помалкивает, потому что подозревает, что тот – гомофоб, каких поискать.
Этот понедельник не задался с самого утра: из-за замены водопроводных труб Микки не удалось ни принять душ, ни заварить себе кофе. А ещё стиральная машинка, которую он запустил на ночь, не успела довести до конца цикл стирки, а из-за этого не включилась и сушилка. А ведь Микки заранее знал, что не стоит стирать все рабочие рубашки разом! И хотел на выходных прикупить пару новых, но отложил поход в магазин на следующие. Молодец, Микки, гениальное решение.
Ему пришлось сушить рубашку позаимствованным у соседки феном, а потом гладить, и всё равно она осталась влажной и мерзкой на ощупь. Потом сумку с его рабочим ноутбуком защемило между дверей вагона метро – кажется, там что-то хрустнуло, – а ебучий хипстерский «Старбакс» в соседнем с их офисом здании оказался закрыт. На работу Микки явился взмыленным и злым, швырнул портфель на стол и, не говоря никому ни слова, провожаемый какими-то перешёптываниями, пошёл на кухню: лучше уж мерзкий кофе, чем никакого. «Старбакс» он всё равно не любит: стоит туда зайти, сразу ощущение, будто все эти похожие на лесников пидоры вылизывают с головы до ног своими взглядами. Мерзость какая.
Кофемашина взвывает, когда Микки нажимает на кнопку, и принимается трястись. Даром что ножки прорезиненные: к моменту, когда американо прекращает литься, она сдвигается в сторону раковины на добрых четыре дюйма.
Сливок в холодильнике, конечно, нет. Сахара в полке – тоже.
Микки уверен, что этот кофе на вкус такой же, как душа Терри.
– Понедельник – день тяжёлый? – подмигивает ему Галлагер, на которого Микки натыкается в дверях кухни, только чудом не пролив на себя кофе.
– Как и остальные дни со вторника по воскресенье, – бурчит в ответ Микки, делает глоток и кривится.
– Хочешь, подниму тебе настроение? – продолжает изображать начищенный пятак Галлагер, чем бесит только сильнее: у Микки вообще в голове не укладывается, как можно быть таким жизнерадостным придурком в восемь утра понедельника.
Да и в любое другое время любого другого дня.
– Опять отсосёшь мне в туалете? – приподнимает брови Микки. – Нет, спасибо. Хотя если с прошлого раза ты научился управляться со своими зубами, то я подумаю.
Галлагер закатывает глаза и скрещивает руки на груди.
– Не будь таким злопамятным, Мик. Во-первых, с тех пор прошло без малого три года, а во-вторых, это был мой первый минет.
– Какая честь.
– Да, обычно всё как-то мне отсасывали.
– Твою мать, избавь меня от подробностей, Галлагер.
– В общем, слушай, – тот хватает его за рукав и дёргает на себя, и Микки только чудом успевает выгнуться: пролившийся кофе образует бесформенную лужу на полу, забрызгав лишь ботинки и низ брюк.
Микки уверен: если бы можно было испепелять взглядом, пепел, в который превратился некто по имени Йен Галлагер, уже растворился бы в кофейной луже. Тот, к слову, ужасно невосприимчив и не обращает никакого внимания на суровые взгляды Микки, только дверь закрывает и, забрав чашку из его рук, ставит в раковину.
– В общем, можно дышать свободно, – провозглашает он и выжидающе умолкает.
– Спасибо, что разрешил. Я этого очень ждал всю свою жизнь, – язвит Микки.
– Терри наконец-то перестанет до нас доёбываться, – продолжает Галлагер.
– Всё бабло, которое мы собирали якобы на дни рождения, на самом деле шло в счёт накоплений на киллера? – ехидно предполагает Микки. – И сегодня светлый день избавления от гнёта наконец настал?
– Почти, – ухмыляется тот. – Его хату грабанули на выходных, а Терри рановато пришёл домой. В общем, он в коме. Прогнозов никаких.
Микки вдруг понимает, что за окном, оказывается, сияет солнце. И птички поют, перелетая с ветки на ветку, да и рубашка по пути на работу успела высохнуть до конца. А кофе пролился – да и хер с ним. Всё равно был невкусный.
– А ты не пиздишь? – подозрительно уточняет Микки, и Галлагер фыркает.
– А оно мне надо? – спрашивает справедливо и тут же сам отвечает: – Не надо. Это была рассылка Ви, а поверить до сих пор никто не может. Не думаю, что наш отдел сегодня будет работать. У нас что-то вроде траура. Сам понимаешь, канкан станцуем, купим пива. Ну, траур, – разводит он руками.
– Да, я понял, – кивает Микки, всё ещё не в силах поверить собственному счастью.
Ему уже откровенно похер на всё, что случилось за сегодняшнее утро: если это было нужно, чтобы сейчас он услышал эту новость, Микки готов пережить ещё пару-тройку таких понедельников.
– И, кстати, с зубами у меня проблем больше никаких, – вставляет Галлагер.
– Рад за тебя, – хлопает его по плечу Микки. – Впиши это в резюме, когда соберёшься устраиваться на новую работу, и какой-нибудь престарелый виагроид примет тебя даже без собеседования. В общепринятом смысле.
– Мудила.
– Не понимаю, почему ты удивлён, – парирует он и выходит с кухни.
За те десять минут, что его не было, разговоры определённо стали громче. А ещё все начали улыбаться, а иногда в кабинете даже слышатся смешки. Для Микки, который проработал под началом Терри больше пяти лет, это необычно: тот, скорее бы его приняло царство подземное, бдительно следил, чтобы подчинённые и глаза от мониторов не отрывали, а отсутствие на рабочем месте, будь то обед, перекур или поход в туалет, засекал по секундомеру. В общей сложности за день каждый должен был сидеть, не отрывая задницу от стула, ровно восемь часов. Не семь часов пятьдесят минут и даже не семь часов пятьдесят девять минут и девяносто три миллисекунды – ровно восемь часов. Можно больше.
Микки кажется, ему сейчас даже дышится легче, и развалившееся на части после встречи с дверью вагона зарядное устройство ноутбука настроение не портит ни капли. В конце концов, компания у них крупная, технику постоянно списывают, у айтишников наверняка найдётся подходящая зарядка.
Игги на своём рабочем компе рубится в стрелялку, а Лип прямо на клавиатуре скручивает косяк – у Микки такое чувство, будто у них всех сегодня внеплановый выходной. Он даже свысока ухмыляется Деб, которая влетает в офис с сумкой наперевес, опоздав к началу рабочего дня почти на сорок минут и ожидая, видимо, сиюминутной расправы. Которой, естественно, не следует.
Даже в других департаментах сегодня все выглядят такими спокойными, будто они коренные народы Америки, вдруг избавившиеся от колонистов и закрывшие континент обратно.
– В коме только Терри, а работа встала во всех отделах, – веселится Кев, когда Микки заглядывает наконец в департамент айти. – Я уверен, Ви поймёт.
– Она сама болтает по скайпу в конференц-зале, – отмахивается Микки, пожимая руки Кеву и остальным. – Ну и мы перевыполнили все показатели прошлого квартала, так что в этом имеем право на отдых. Терри бы поспорил, но сейчас не в состоянии.
Ему отвечают разноголосым гоготом, и Микки улыбается в ответ. Будто плита с головы свалилась. Вроде и работу можно не менять, а то он её уже несколько месяцев ищет, но хоть со сколько-нибудь удовлетворительной зарплатой так и не нашёл. Надо, кстати, резюме скрыть, да.
У айтишников он проводит почти полчаса, успев и взять зарядное, и предположить с десяток вариантов дальнейшей судьбы Терри. Они, правда, были не особо разнообразны и все заканчивались сжиганием тела, обязательно внутри пентаграммы и с присутствием священника, потому что мало ли что: Микки и без того иногда подозревал, что Терри – один из главных прислужников Сатаны. Странно, что тот позволил ему так долго находиться вдали от себя.
Микки уверен, что сегодня – лучший день если не во всей его жизни, то как минимум за последние лет пять. Они всем отделом сваливают на обед на час раньше положенного, а возвращаются на полчаса позже, и никто не говорит им не слова, даже Ви лишь вздыхает и отмахивается. И всё идёт своим чередом, пока Микки не решает в очередной раз пойти покурить. В курилке пусто, только стоит спиной к двери Галлагер и, пританцовывая, напевает между затяжками:
– О, Микки, ты так мил, ты так мил, ты рвёшь мне мозг, эй, Микки! Эй, Микки! О, Микки, ты так мил, ты…
– Даже знать не хочу, – перебивает его Микки, доставая сигареты и зажигалку.
Тот выдёргивает наушники и оборачивается так быстро, будто у него в заднице мотор, ну или как минимум анальная пробка с вибрацией, о наличии которой Галлагер не подозревал. Он глотает дым, вместо того чтобы его выдохнуть, морщится и перебрасывает Микки зажигалку, когда его после нескольких попыток остаётся бесполезной.
– Тони Бэзил, – поясняет Галлагер. – Восемьдесят первый.
– Я недостаточно громко сказал, что не хочу ничего знать? – переспрашивает Микки, со вкусом затянувшись.
– Что, боишься услышать, что реально рвёшь мне мозг? – широко улыбается тот.
– Иди в пизду, Галлагер, – советует Микки.
– Это не моё. Тебе ли не знать.
– Слушай, – Микки затягивается ещё раз, – я что-то не припомню, за эти три года была ли хоть одна неделя, чтобы ты не напоминал мне о том, как чуть не откусил мне член в туалетной кабинке через полчаса после окончания рабочего дня?
– Утром ты первый начал, – напоминает Галлагер.
– Один раз из миллиона. Вау, – Микки хлопает несколько раз в ладоши, и с его сигареты осыпается пепел.
– Ты заебал, – шипит Галлагер и, оставив сигарету тлеть на бетонном подоконнике, молниеносно оказывается у двери и дёргает щеколду.
Микки наблюдает за ним с интересом до того самого момента, пока он не заваливается напротив него на колени, одновременно хватаясь за его ремень, – тут он отшатывается и смотрит на него, как на полоумного.
– Ебанулся? – уточняет почти раздельно, будто с дебилом разговаривает.
– Спрашивает у меня кое-кто с полувставшим членом, – в тон ему продолжает Галлагер.
Он так и продолжает стоять на коленях и смотреть на Микки снизу вверх. У него то ли в глазах черти ритуальные танцы исполняют, то ли это волосы в свете солнца бликуют, но Микки вспоминает чуть ли не каждую из их стычек – у Галлагера далеко не всегда глаза так горели. Или он не замечал?
– Оскопление в мои планы пока не входит, – замечает он, но уже не особо убедительно.
– Я помню твой член. Откусить его было бы по меньшей мере преступно.
Айпод Галлагера остался лежать на подоконнике, и из наушников до сих пор доносится «Эй, Микки», будто тот только её по кругу и гоняет. Микки на секунду чувствует себя мухой, попавшей в искусно расставленные сети, а Галлагер так на коленях и стоит. И в глазах у него не то наивное просящее выражение, какое было три года назад, – уж самому себе-то Микки может признаться, что помнит чуть больше деталей, чем хочет рассказывать, – а очень наглый вызов. Настолько наглый, что ему кадык дёргает, но он быстро берёт себя в руки.
– Только не говори, что ты три года насасывал другие члены, чтобы однажды доказать мне, как я был неправ на твой счёт.
– Ты можешь проверить, – предлагает Галлагер.
– Могу, – кивает он, – но воздержусь. Ненавижу минет по понедельникам.
– Звучит как вызов.
Микки пожимает плечами и, потушив сигарету, поправляет ремень. Галлагер наконец встаёт с коленей, и сразу становится как-то легче, потому что, как ни крути, а привлекательный пацан на коленях – зрелище не для слабонервных. Не то чтобы Микки себя к таковым причисляет, но…
Он дёргает дверь курилки, забыв про щеколду, и чертыхается сквозь зубы под едва слышную усмешку за спиной. На рабочем месте его отсутствия, конечно, никто не заметил, хотя разговоры поутихли: к концу дня все решили, видимо, заняться работой. Микки тоже пытается, да только из головы никак не выходит Галлагер на коленях.
Три года назад он только-только пришёл к ним работать. Терри взял его стажёром в их отдел – с мизерной зарплатой и абсолютно не видным глазу уважением. Галлагер тогда ещё учился, так что работал чуть ли не ночами: Терри не позволял отрабатывать меньше положенного даже ему. У него мало что получалось, и выглядел он таким невинным, что Микки тогда возненавидел Терри ещё сильнее: боялся, что тот сломает пацана.
Как дошло до минета в туалете, Микки хорошо запомнил.
Он пришёл как-то на работу на полчаса раньше обычного, когда офис был почти пуст, и увидел Галлагера дремлющим на столе. Лбом он лежал на клавиатуре ноута, которая старательно вбивала в базу данных бесконечный набор одних и тех же символов. Микки его разбудил, тот распереживался… Стажёрский косяк он исправлял больше двух часов и не успел сделать свою работу, за что Терри вкатил ему нехеровый штраф. Когда несколько дней спустя им выплатили аванс, Галлагер сначала в знак благодарности за то, что Микки его не сдал, совал ему деньги, а после окончания рабочего дня втолкнул в туалетную кабинку и отсосал.
Попытался, если быть точным, хотя его старательности можно было только позавидовать. Микки тогда подумал, что, если бы Галлагер работал с той же старательностью, штрафа бы никакого и не было.
Как бы то ни было, за три прошедших года тот успел получить диплом колледжа, официально войти в штат компании и получить два повышения, сравнявшись должностью с Микки, ненависть которого к Терри была взаимна на все сто процентов. А ещё перестал быть наивным парнишкой – работа в их департаменте кого угодно закалит. Микки иногда по старой памяти становилось его жаль.
Иногда, но не сегодня. Сегодня он, кажется, впервые за всё время знакомства посмотрел на Галлагера по-другому. И он не совсем уверен, что это – нужный взгляд.
Нет-нет. Совсем не уверен.
========== Глава 2 ==========
К утру четверга новости из клиники по-прежнему замечательные: Терри всё ещё в коме, подключенный к аппарату искусственной вентиляции лёгких, и кормят его через трубку. Микки уверен, что они не то что всем отделом, а всей компанией скрещивают пальцы, чтобы всё так и оставалось. Терри, правда, сильный, скотина, и все каждый раз вздрагивают, когда открывается дверь кабинета, но в целом атмосфера выравнивается. Микки выясняет, что, оказывается, когда у тебя в мозгах не тикает назойливо секундомер, работать гораздо легче. Более того, дело идёт в разы веселее, когда пошлые шутки никто не обрывает, а из ноутбуков не заставляют выдёргивать наушники.
– Надеюсь, кома в его случае – это репетиция перед смертью, – замечает сидящий по левую руку от Микки Игги. – Ну или демо-версия. Если что, мы тут все скинемся и оплатим ему лицензию.
Микки чертовски с ним согласен и обязательно бы ответил, если бы ему в ухо не наигрывала назойливая мелодия ожидания ответа. Он ненавидит эти ебучие мелодии, потому что они всегда короткие и повторяются бесконечное количество раз, ввинчиваясь в мозги. Хотя когда мимо его стола проходит Галлагер, мурлыча себе под нос что-то подозрительно похожее на понедельничное «Эй, Микки», он затыкает рукой второе ухо и на сто процентов погружается в писклявую моно-мелодию.
Какой-то участок его мозга предательски напевает: «О, Микки, ты так мил, ты так мил, ты рвёшь мне мозг», и он просто надеется, что первыми его словами по телефону станут не строки песни.
Проблему с поставщиками он решает за считанные минуты, чего сам не ожидал, да и вообще за эти дни вдруг выясняется, что он, оказывается, охуительный работник. Не то чтобы у него когда-нибудь были сомнения по этому поводу, просто желания не было, видимо. Ещё бы: чем лучше он работал раньше, тем больше была премия Терри, а если учесть, что весь свой отдел он с премиями стабильно прокатывал, становилось понятно нежелание работать и самого Микки, и всех остальных.
– Я принёс тебе кофе! – объявляет возникший из ниоткуда Галлагер – серьёзно, как Микки мог не заметить? – и, плюхнувшись костлявым задом на его стол, ставит рядом стаканчик из «Старбакса».
Это Микки ненавидит туда ходить, а Галлагер наверняка чувствует себя как дома. Во всяком случае, внешне он очень уж похож на тех, кто фанатеет от подобных мест: волосы лежат волосок к волоску, одет всегда с иголочки – тьфу.
– Ты в понедельник свой из-за меня пролил, так что я решил рассчитаться, – снова заводит шарманку тот, и Микки наконец отрывает взгляд от монитора и переводит его на Галлагера.
Он улыбается во все тридцать два и пальцем осторожно подталкивает к нему по поверхности стола кофе, будто они дошкольники, и он не знает, как завести с ним дружбу.
– Галлагеры всегда рассчитываются по своим долгам.
Микки кажется, что Йен живу-под-девизом-Ланнистеров Галлагер вообще ни секунды не может просидеть молча и без движения. Сейчас, например, постукивает мыском ботинка по полу рядом с колёсиком стула Микки.
– Если бы я считал, что ты мне должен, ты бы об этом уже узнал, – сухо говорит он и отворачивается. – Забери свой кофе, я ненавижу эту херню с сиропами и пенками.
Постукивание по полу прекращается, Галлагер в ответ не произносит ни звука. Молчит десять секунд, двадцать и полминуты, и Микки не выдерживает – снова смотрит на него.
Взгляд у Галлагера такой обиженный, будто Микки только что прокрутил через мясорубку его хомячка. Становится немного неловко, тем более что Микки абсолютно уверен, что ничего подобного он не делал.
– Ну? – подталкивает он.
Галлагер открывает рот, чтобы ответить, но тут на столе у Микки звонит телефон, и он жестом просит заткнуться. Разговор занимает от силы полминуты: секретарша просит его заглянуть к Ви, – но, когда он оборачивается, Галлагера уже и след простыл. Зато на столе всё ещё стоит стаканчик из «Старбакса», на котором чёрным маркером написано и подчёркнуто имя «Йен», а чуть пониже пририсовано небольшое сердечко.
Сердцеед, блядь. Мало ему того, что по нему все бабы в компании текут, – и это при том, что он вообще не скрывает свои пидорские наклонности, – так ещё и девчонка-бариста пала жертвой. Микки предпочитает не думать о том, что стаканчик мог подписывать и бородатый чмошник в вязаной жилетке и огромных очках.
Пока идёт к выходу из кабинета, Микки оглядывается по сторонам. В поисках Галлагера, естественно, но тот как сквозь землю провалился: на рабочем месте его нет, а рыжая макушка не торчит ни из-за одной перегородки. Чувство вины точит его до того самого момента, пока он не обходит Галлагера в коридоре. Тот лыбится и воркует, иначе и не скажешь, с кем-то по телефону.
– …и перестань постоянно за меня переживать, – краем уха слышит Микки, хотя совершенно точно не собирался прислушиваться. – Знаю. И я тебя.
Микки почему-то представляет себе двухметрового качка-негра и скрипит зубами от злости, потому что Галлагер себе вообще непонятно что позволяет: таскает ему хипстерский кофе, напевает мудацкие песни и провоцирует, стоя на коленях. И это всё ради того, чтобы потом щебетать с кем-то по телефону! Через минуту после того, как Микки его отшил. Чего он добивается?
Галлагер округляет глаза, когда видит Микки, но он не реагирует: смотрит вскользь и проходит мимо. К Ви его впускают сразу, она приглашает его сесть и занимает своё место.
– Как в отделе? – спрашивает сходу.
Микки нравится Ви: она никогда не юлит и не ходит вокруг да около, а говорит прямо.
– Работаем, – пожимает плечами он.
Следующие минут пятнадцать она задаёт кучу вопросов, общий смысл которых сводится к одному: выяснить, выполняет ли отдел показатели. Понятное дело, что при отсутствии начальника никто не должен сорваться и на всё забить, но только не в случае с Терри: непонятно, когда тот вернётся, да и вернётся ли вообще. И выражение лица Ви в этот момент больно уж знакомое, Микки видит его уже третий день и в зеркале, и у остальных – искреннюю надежду на то, что Терри перестанет поганить климат компании. Ви, правда, вряд ли мечтает, что тот сдохнет сию же секунду, но Микки может помечтать не только за двоих, но и за все четыре этажа.
Когда она его отпускает, он собирается вернуться к работе, но вместо этого заворачивает в курилку. Сидящая на подоконнике Светлана из финансового департамента ему подмигивает и посылает приторный воздушный поцелуй, а пара айтишников громко обсуждают какую-то грядущую выставку. Микки затягивается и выдыхает дым.
Ви его звала явно не просто так, этому должна быть причина. Те же самые вопросы она могла задать кому угодно, но вызвала почему-то Микки. Ещё он уверен, что она постоянно к нему приглядывалась и будто оценивала, так что уже через полсигареты он приходит к единственно возможному выводу: на время отсутствия Терри Ви нужен исполняющий обязанности руководителя департамента. Дольше Микки в сбыте работает только старина Фрэнк, тип довольно скользкий, к тому же алкаш. Терри относился к нему свысока, как и ко всем остальным, но с рук спускал не в пример больше. По правде говоря, Фрэнк – существо в их отделе до крайности бесполезное, так что назначить его начальником было бы по меньшей мере странно.
А вот если бы Терри уходил сам – допустим, что такая параллельная вселенная где-то есть, – он бы определённо оставил после себя Липа: тот выслуживается только так, а штрафов на его счету почти нет. Он никогда не опаздывает и работает молча. Микки помнит, что первое время тот пытался что-то предлагать, блистая каким-то совершенно ёбнутым энтузиазмом, но Терри быстро указал ему на его место. Микки тогда даже позлорадствовал: Лип ему никогда не нравился.
Из курилки выходит Свет, столкнувшись в дверях с Галлагером, и Микки закатывает глаза, когда тот решительно направляется в его сторону. Он не уверен, что хочет принимать участие в спектакле, который зачем-то разыгрывает Галлагер, но зрителем ему быть никто не мешает.
Тот садится рядом с ним, хотя стульев по периметру хоть жопой жуй, и молча закуривает. Периодически кидает на Микки какие-то странные взгляды, которые он, разумеется, замечает, потому что вознамерился, судя по всему, заработать косоглазие. И ужасно раздражает этим самого себя.
– Ты за кофе тоже злишься? – выпаливает Галлагер, когда айтишники закрывают за собой дверь курилки.
– Ебать, – таращит глаза Микки и не выдерживает – разворачивается всем корпусом. – Ты нормальный?
– Ты тогда деньги не брал, хотя штраф был мой, и злился, что я предлагаю!
– Может, потому что у меня зарплата была в четыре раза выше твоей, и даже с учётом штрафа я всё равно получил намного больше, чем ты? – предполагает Микки и пожимает плечами: – Я даже не знаю.
Галлагер реально продолжает дуться, Микки на него смотрит и глазам своим поверить не может. Да ещё и умудрился сравнить пролитый кофе со штрафом в двести баксов три года назад.
Признаться даже самому себе в том, что Галлагер сейчас выглядит трогательно, выше его сил. От вчерашней дерзости не осталось и следа – теперь он, забыв про сигарету в руке, бегает взглядом по лицу Микки. И как только всё это в нём сочетается?
Он слишком дохера о нём думает на этой неделе. Факт.
Микки тушит сигарету и, не сказав больше не слова, уходит. Через пару минут в кабинет возвращается и Галлагер, на ходу подмигивая Деб, которая в ответ сияет так, что Микки уверен: если вдруг вырубится свет, она с лёгкостью пару часов побудет аварийным источником электропитания.
Взгляд падает на стаканчик с кофе, и Микки решает проверить вдруг вспыхнувшую в голове мысль. Так и есть, чёрный американо. Без сахара, убеждается, отпив глоток. Ни мудацких пенок, ни приторных сиропов – Галлагер принёс ему ровно тот кофе, который в понедельник и пролил. И Микки почти готов отстучать ему на рабочую почту благодарность и скромные извинения, но тут вспоминает разговор в коридоре и закрывает окно нового письма, не сохранив.
До конца рабочего дня он не отрывается от монитора, погрузившись в графики с головой и забыв обо всём, что происходит вокруг. И только захлопнув крышку ноутбука, берёт в руки телефон и видит там сообщение от соседки: «Можно переночевать сегодня у тебя?» – сорокаминутной давности. Он хмурится, но отвечает лаконичным «Да», а она сразу присылает ему фото с его дивана.
До дома он добирается в рекордные двадцать минут, уверенный, что на выходе из офиса кто-то окликнул его по имени, но он лишь отмахнулся. Должно было случиться что-то сверхъестественное, чтобы Мэнди решила переночевать у него, и в его голове рисуются то пожар, то потоп.
Лучше бы пожар и потоп, в ярости думает он, когда её видит. У неё под обоими глазами по фонарю, губа разбита, а на правой скуле – припухшая ссадина. Обработанная, судя по аптечке на столе, которую Мэнди явно принесла с собой: у Микки её отродясь не было.
– Опять? – со свистом выдыхает он.
Он видит её в таком состоянии уже второй раз, и второй же раз она только улыбается и виновато пожимает плечами.
– Я взяла у тебя пиво в холодильнике, надеюсь, ты не против?
– Ты помнишь, что я говорил тебе в прошлый раз? – отрывисто спрашивает он, проигнорировав попытку перевести тему.
– Да брось, – отмахивается она, снова заваливаясь на диван. – Бьёт – значит, любит.
– Как ты, блядь, выжила с такой жизненной философией?! – не сдержавшись, орёт он. – Твою мать, Мэнди, я клянусь, если я увижу его у твоей двери ещё хоть раз, я его пристрелю!
– Мы просто повздорили! – легко перекрикивает его она, и он подлетает к ней и, схватив за плечо, вжимает в диван.
– Просто вздорим сейчас мы с тобой, – шипит, нависая сверху. – Есть разница?
Мэнди со злостью стряхивает с него свою руку и трёт плечо, а Микки бушует. Они знакомы уже так давно, что он считает её кем-то вроде сестры, которой у него никогда не было. Он рос в неблагополучном районе в патронажной семье, в которой было восемь взятых на попечение детей. Микки довольно быстро просёк, что дети были нужны им только чтобы получать от штата деньги. Остальные тоже были в курсе, но это их не сблизило, а только настроило друг против друга. Большую часть времени Микки просто пытался выжить – что в семье, что в районе. Единственное, что вменялось в обязанность детей в этой семье, – хорошо выглядеть, когда приходит инспектор. Вот тогда они изображали идеальную семью, а всё остальное время воровали, пиздились не на жизнь, а на смерть, толкали траву – пытались выживать, потому что деньги до них, ясное дело, не доходили.
В теле человека двести шесть костей, и это Микки знает только потому, что к восемнадцати годам целыми в нём остались только череп и позвоночник, да и то каким-то чудом. Он и получал монтировкой по голове, и вываливался из окна третьего этажа, и попадался копам. Под контролем шерифа оказался в двенадцать, и именно тогда заглянувший в их идеальную семью инспектор сказал, что они могут отказаться от Микки. Они, ясное дело, на это не согласились, ведь за детей старше двенадцати платят ещё на сорок баксов в месяц больше.
В восемнадцать Микки от них сбежал. Жизнь пришлось начинать с нуля, и с тех пор он отчаянно старается вытравить из себя того, прежнего Микки. Но бывают моменты, когда он берёт верх. Сейчас, например, когда видит такую флегматичную Мэнди, избитую парнем. Этот уёбок вполовину выше неё, в три раза шире и в сто – чернее, и Микки никак не может понять, почему она его не бросает.
Хотя может: почти себя в ней видит – человека, уверенного, что он не заслуживает лучшего. Микки ничего не знает о её прошлом, но ему достаточно и того, что он видит сейчас.
На то, чтобы остыть, уходят пятнадцать минут горячего, до костей выжигающего душа. Когда он выходит, на столе стоят коробочки с китайской едой, а Мэнди, собрав волосы в хвост, по-турецки сидит на диване.
– Подумала, что хоть чем-то отплатить я должна, – почти радостно оповещает она, ужасно напомнив этим Галлагера с его идеей фикс рассчитаться по долгам здесь и сейчас. – Не знаю, что ты любишь, поэтому заказала и курицу, и овощи, и морепродукты.
Микки любит сэндвичи и бухло, но молча идёт на кухню и берёт пиво и вилку, потому что жрать этими палками невозможно. Микки бьётся об заклад, что пытать ими человека куда удобнее.
День выдался откровенно дерьмовым. Опять.
Первое, что он видит следующим утром, – это с потемневшими, расползшимися синяками лицо Мэнди, поэтому о хорошем настроении остаётся только мечтать. Галлагер на работе пытается улыбаться, но довольно быстро соображает, что это бесполезно, перестаёт ходить мимо и нацепляет на голову сверхмажорные наушники.
Микки работает как одержимый до самого полудня, пока на их отдел не приходит рассылка от Ви с пометкой «важно». Он открывает письмо, не ожидая ничего хорошего, да и вообще в кабинете повисает тишина: наверняка все, как и Микки, ждут сообщения о том, что Терри вышел из комы и будет на работе примерно минут через пять.
Но нет, Терри по-прежнему в коме, так что Микки выдыхает и спокойно открывает вложенный файл. И стискивает зубы до боли в челюстях, потому что это отсканированный приказ о назначении временно исполняющего обязанности руководителя департамента сбыта.
О назначении Йена Клейтона Галлагера.
========== Глава 3 ==========
Никогда в жизни у Микки не было желания становиться боссом. Наверняка потому, что на Терри он работает с того самого момента, как решил взять себя в руки и изменить свою жизнь. Это как если бы Терри был его отцом: в этом случае Микки вряд ли бы когда-то решился завести собственных детей. Пример вроде как считается нормой, а ты видишь эту норму изнутри и готов слать её ко всем хуям.
Дело не в этом. Не в том, что Микки хочет занять его место.
Дело в том, что Микки не хочет подчиняться Галлагеру. Не потому что он сопляк, а работает Микки дольше – потому что это Галлагер. Блядский Галлагер, который гоняет кофе в модных кофейнях и клеит всё, что шевелится. Ну какой из него босс?
Тишину кабинета разрывает почти синхронное «Ух» – то ли все выдохнули, узнав, что приезд Терри не грозит, то ли удивлены назначением. Раздаются редкие хлопки, Деб восторженно взвизгивает, а Микки кисло улыбается и идёт курить. Почти сразу слышит следом звук хлопнувшей двери и быстрые шаги, а потом – оклик:
