Текст книги "Отражение: Миссия (СИ)"
Автор книги: Snejik
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Сев в кровати, Барнс положил мертвого кота на колени. От того, как безвольно болтался хвост, как свесилась голова, когда он взял его под лапы, как безжизненно вытянулась тушка, Барнсу стало больно. Он даже не представлял, что настолько привязался к Стиву, в общем-то, считая его просто котом. А все оказалось иначе.
– Лапушка, – позвал Барнс Себастьяна. Одному сейчас было невыносимо. Теперь он понимал горе мужа, когда пришлось усыпить Кайла, – проснись, пожалуйста.
Себастьян открыл глаза.
– Что такое, котик? – спросил он. – Что случилось?
– Стивка умер, – ответил Барнс, гладя безжизненное тельце, лежащее у него на коленях.
– О господи, – Себастьян сел, отбросив одеяло, и обнял Баки. – Бедные вы мои котики.
– Надо же как-то мелким сказать, – Барнс пытался убедить себя, что это просто кот. Просто кот. Но ничего не получалось. Он продолжал наглаживать остывший, но еще не успевший закоченеть трупик. – И Стивку кремировать.
Казалось, что не так тяжело было терять боевых товарищей.
– Бедный ты мой, – Себастьян гладил Баки по плечу. – Я скажу. И могу заняться кремацией, если ты хочешь.
– Нет, я сам, – уверенно сказал Барнс, начиная отходить от шока. – Просто скажи, куда надо пойти. Мне нужна коробка.
Барнс бережно положил тело Стива обратно на подушку и пошел в кладовку, где, не глядя, вытряхнул из коробки какие-то сапоги, забрал из кошачьего домика плед, вернулся в спальню и, завернув кота в плед, положил в коробку, накрыв крышкой.
Все это он проделал быстро, тихо и словно на автомате, ни о чем не думая, а потом поставил коробку на тумбочку и забрался обратно в кровать, свернувшись и положив голову на колени к Себастьяну.
– Не хочу другого кота, – заявил Барнс.
– Хорошо, Баки, – Себастьян принялся гладить его по растрепанным спросонья волосам. – Как скажешь. Ты хочешь развеять прах или купим урну и поставим ее на каминную полку?
– Развеять, – уверенно сказал Барнс. – В парке.
Даже зная, что Стив умрет, Барнс не предполагал, что ему от этого будет так плохо. Хотелось лечь и уснуть, чтобы проснуться, а живой и теплый Стив дербанил на подушке его косу. Но вернуть ничего уже было нельзя.
– Поплачешь? – тихо спросил Себастьян. – Станет легче.
Плакать Барнс разучился лет в десять, если не раньше, и был уверен, что не выдавит из себя и слезинки при всем желании, поэтому он просто помотал головой.
– Не поплачу, – сказал он. – Спасибо, лапушка.
Барнс обхватил ноги Себастьяна, обнимая. Себастьян гладил его по волосам. Они долго сидели так, пока не стало слышно, как по квартире зашуршали проснувшиеся дети.
– Завтрак, – вздохнул Барнс. Делать ничего не хотелось, но он понимал, что если пролежит в кровати весь день, грустя о коте, толку не будет никакого, если еще и хуже не сделается. – Что ты хочешь?
– По-моему, завтрак уже дети готовят, – сказал Себастьян. – Что приготовят, то и съем.
– Это всего лишь кот, – словно сам себе сказал Барнс, а потом повернул голову, чтобы посмотреть на Себастьяна. – Почему мне так хуево?
– Потому что терять того, кого любишь, невыносимо, – тихо ответил Себастьян. – Даже если это кот.
– Вот же ж шерстяной пиздюк, – грустно сказал Барнс. – Взял и умер. Давай пока не будем его лазалку выкидывать?
– Давай, – согласился Себастьян. – Пойдем в ванную и завтракать?
К завтраку Барнс вышел печальный и слегка на своей волне, поздоровался с детьми, сел за стол и уткнулся в чашку с кофе. Он понимал, что никто ни в чем не виноват, но общаться большого желания у него не было.
Он думал о том, где кремировать Стива, в какой части парка развеять прах и как объяснить детям отказ, если они захотят другого кота.
– Что случилось, тата? – спросил Лекс.
Себастьян окинул детей грустным взглядом.
– Стив умер. Ночью, во сне.
– То есть как? – не поверила Мика.
– Вот так, – развел руками Себастьян. – Ему ведь уже больше двадцати лет было. Коты, тем более крупные, редко так долго живут.
Мика вдруг расплакалась, закрыв лицо руками. Лекс обнял его. Он тоже выглядел потрясенным.
Барнс почувствовал себя эгоистом, ведь Стива любил не только он, подошел к Мике, обнял и поцеловал в макушку.
– Не плачь, дорогая, – попросил он ее.
Барнс не знал, что еще сказать, он совершенно не умел утешать, даже собственных детей.
– Стив же всегда был, – плача, сказала Мика. – А как Гриз без него?
Про Гриза Барнс, горюющий о своем коте, совершенно не подумал, а теперь надеялся, что их второй шерстяной друг переживет смерть Стива легче, чем Стив в свое время переживал из-за Кайла. Потому что другого кота Барнс не хотел наотрез.
А еще он не знал, как успокоить Мику, на что бы переключить ее внимание, чтобы дочь перестала плакать. Он просто обнимал ее, поглаживая по плечам, взглядом прося у Себастьяна помощи.
– Мика, Лекс, поешьте пока, – попросил Себастьян. – А потом мне нужна будет ваша помощь.
– Какая? – спросил Лекс.
– Надо будет выбрать урну для праха Стива.
– Его кремируют? – спросила Мика, утирая слезы.
– Да, принцесса, – подтвердил Барнс. – Мы кремируем Стива, а прах развеем в парке. А ты хочешь как-то иначе?
– Нет, рара, нет. Развеем над озером?
– Да, над озером, – согласился Барнс, хотя чего Стив не любил, так это воды. Его было почти невозможно загнать купаться.
Они вместе выбрали урну и заказали срочную доставку. Вместе поехали в ветеринарную клинику, чтобы заказать кремацию. Вместе вернулись домой, и Лекс принес из своей комнаты большой потрепанный альбом с рисунками. Он протянул его Барнсу.
– Это Стив, – сказал он. – Я его тут рисовал.
– Спасибо, Лекс, – Барнс взял альбом и принялся его рассматривать, разглядывая рисунки сына. А потом притащил свой ноут, подключил к телевизору и открыл папку с фотками, где Стив был еще совсем котенком.
– А вот этот шерстяной говнюк в детстве, – прокомментировал он.
Лекс и Мика обсели Барнса и вместе с ним рассматривали фотографии, забыв про все прочие дела. Иногда дети что-нибудь спрашивали, Барнс отвечал.
Они потратили на фотографии и истории, не только про Стива, часа три. И с каждой минутой, с каждым пролистанным снимком, Барнса отпускало, становилось легче, уходила мерзкая тоска, оставляя светлую печаль.
После обеда Себастьяну позвонили из ветеринарной клиники и сказали, что все готово.
– Пойдем? – спросил он.
– Пойдем, – вздохнул Барнс и поднялся. Он помнил, как кремировали Кайла. Было грустно.
А потом стало страшно, потому что его продолжительность жизни вообще не поддавалась подсчетам, но он был уверен, что лет триста у него есть. А у Себастьяна и детей не было столько. И Барнс в какой-то момент останется совершенно один.
Он резко порывисто обнял Себастьяна, словно мог потерять его прямо сейчас, и не хотел выпускать из рук.
Cебастьян понимаще обнял его в ответ.
– Котик, у нас еще достаточно времени, – прошептал он.
– Даже думать об этом не хочу, – прошептал в ответ Барнс.
Они поехали, забрали урну с прахом, которую Барнс взял в руки и почему-то не желал отпускать.
– Давай погуляем, – предложил Барнс, у которого была какая-то каша в голове от произошедшего.
Они долго ходили по знакомым много лет аллеям и тропинкам. Себастьян улыбался знакомым, которых не знал по именам, и держал Баки за руку.
– Давай позвоним мелким, пусть к нам топают, – предложил Барнс, сжимая ладонь Себастьяна. – Не хочу без них, они тоже любили Стива.
Мика и Лекс пришли с Гризом на поводке. Уже вечерело, солнце висело над озером, бросая на воду длинную дорожку.
Барнс открыл урну, вздохнул и стал высыпать ее содержимое в воду, стоя на самом краю берега. Ветер подхватил прах и понес его над водой куда-то на середину озера.
Урна опустела, и Барнс закрыл ее, продолжая держать в руках, и улыбнулся заходящему солнцу.
– Домой, или еще погуляем? – спросил он.
Сложно сказать, стало ли ему легче, но определенно ему было не так плохо, как утром. Присев, он потрепал Гриза по голове. Нового кота он точно не хотел. Гриз лизнул его руку и заскулил.
– Он весь день места себе не находит, – сказал Лекс.
– Он Стива ищет, – вздохнула Мика. – Давайте еще немножко погуляем.
Барнсу было жаль Гриза, которому невозможно было объяснить, что случилось с его другом, и теперь их собака страдала.
Они гуляли по аллеям парка всей семьей, болтали о чем-то неважном, даже смеялись, и Барнса совсем отпустило.
– Зайдем за кофе? – спросил он, когда они уже выходили из парка.
– Давайте, – согласился Лекс.
– Мне просто воды, – попросила Мика. В последнее время она не пила ни кофе, ни чая, ни соков, ни газированных напитков – только воду без газа.
– Снова вода? – не без интереса спросил Барнс. – Мика, поделишься, что это за новая мода и на что?
– Это не мода! – возмутилась Мика. – Это логика! Зачем пичкать свой организм растворами стимуляторов, консервантами, красителями, сахаром и его заменителями? Вода намного лучше утоляет жажду.
– Ладно-ладно, – поднял руки Барнс, – как хочешь, дорогая. Я же не настаиваю. Но где ты это взяла, если не секрет?
– У нас был урок по биологии, там это обсуждали, – ответила Мика.
– И что, теперь никогда-никогда ничего, кроме воды пить не будешь? – со смехом решил подоставать Мику Барнс. – А если воды не будет? Ну вот совсем не будет.
– Ну только если воды не будет, – согласилась Мика. – Только сладкие напитки же все равно жажду не утоляют.
– Зато сладкие напитки – это вкусно, – улыбнулся Барнс. – Ладно, вода так вода. Kazhdiy droch… – и заткнулся, не договорив.
Обзаведясь напитками, они медленно пошли домой. Гриз семенил рядом, периодически поглядывая на Барнса, и тот догадывался, что он ищет Стива у него на плечах. Ему самому было пусто и даже прохладно без кошака, но теперь нужно было просто смириться и привыкнуть к его отсутствию.
Гриз так и не смог смириться со смертью Стива. Он все время искал его, заглядывая во все углы, скулил и лаял, заглядывал людям в глаза с немым вопросом. А как-то вечером, в очередной раз отказавшись от еды, забрался в нижнее “дупло” кошачьего игрового комплекса и больше не вылезал оттуда.
Барнс, как обычно, сидел на подоконнике и работал. Он слышал, как Гриз тихо скулил, шебуршался в “дупле”, а потом затих, и Барнс даже забыл о нем на какое-то время, но ему показалось, что стало слишком тихо. Он решил проверить, что происходит, подошел, чтобы вытащить Гриза из его убежища, и понял, что вытащил безвольное мохнатое тельце. Стало жутко до тошноты. Барнс прижал к себе собаку и пошел в кабинет к Себастьяну.
– Что с Гризом? – Себастьян отвернулся от экрана ноутбука. – Что случилось?
– Гриз умер, – выдавил Барнс. Его накрыло странное чувство вины, словно это он убил собаку. – Прости, лапушка. Мне очень жаль.
– Не перенес потери, – странным голосом сказал Себастьян и ненадолго закрыл глаза. Потом встал, подошел к Баки и погладил бело-рыжую шерсть. – Никаких больше животных в доме. Хорошо?
– Конечно, как скажешь, – покорно согласился Барнс. Терять было тяжело, очень тяжело.
Барнс погладил Себастьяна по плечу, желая хоть как-то его поддержать.
– Я могу что-то для тебя сделать, лапушка? – мягко спросил он.
– Позови детей. Пусть попрощаются с Гризом. И… кремация, урна, камин.
– Мелкие! – позвал Барнс, не представляя, как дети переживут потерю второй животины за несколько дней.
Он так и продолжал держать Гриза на руках, а хотелось обнять Себастьяна, прижать его к себе и попытаться успокоить, поддержать. Протянув руку, Барнс коснулся ладонью щеки мужа.
Мика вошла в кабинет первой. Увидела безжизненное тельце Гриза на руках Барнса, ахнула и кинулась к нему.
– Рара, господи! Гриз? Гриз, собаченька моя! Гриз! Он… он что, умер?
– Да, принцесса, – глухо сказал Себастьян. – Гриз тоже умер.
– Прости, дорогая, – Барнс чувствовал себя по-идиотски, совершенно не зная, что делать, стоя с мертвым псом на руках. Ощущения были омерзительные, он почему-то чувствовал себя жутко виноватым, но в чем, понять не мог.
Лекс молча обнял сестру, погладил мертвую собаку, а потом сходил и принес из кладовки коробку из-под конструктора.
– Рара, положи его сюда, – сказал он. – Тата, звони в ветеринарку.
Барнс положил Гриза в коробку, погладив по острой мордочке, и закрыл ее.
– Я позвоню и договорюсь, – сказал он, вынимая из кармана телефон и набирая номер ветеринарной клиники. – Спасибо, Лекс.
В следующие недели семью охватила печаль. Всем мерещились кот и собака, и их отсутствие щемило сердце чудовищной пустотой. Лекс почти перестал есть и совсем перестал рисовать. Мика не вылезала из старенькой, с выцветшим принтом и надорвавшимся воротом серой футболки с принтом играющих Гриза и Стива на ней – Себастьян подарил им с Лексом такие футболки на окончание средней школы. Себастьян хмурился и молчал.
Барнс поймал себя на том, что привычно занимает только половину подушки и ждет привычного мурчания, но ничего не происходило, в спальне стояла тишина.
Каждый переживал по-своему, и, наверное, заведи они новую живность, все бы было не так печально, но они с Себастьяном решили больше не брать животных, и Барнс не собирался идти на попятную.
– Поговори со мной, – попросил Барнс как-то вечером, когда они с Себастьяном ложились спать. – Лапушка, пожалуйста, я хочу знать, что с тобой.
– Тоскую я, – сказал Себастьян. – Давай возьмем детей и поедем куда-нибудь, ближайшие две недели у меня свободны. Развеемся.
– Давай, – Барнс даже обрадовался. – Куда ты хочешь? Можно поехать к океану, можно напроситься к Майку. Хочешь, покатимся до Мексики. Или давай у мелких спросим, может они куда хотят?
Себастьян вздрогнул.
– Нет. Никакой Мексики, никогда. Поехали на Аляску.
– Прости, – Барнс обнял Себастьяна, прижав его голову к своей груди. – Прости, лапушка, я не подумал. Ты уверен, что хочешь пожить в палатке? Или мне поискать там курорт с отелем?
– Нафиг курорт. Палатка, комары, белые медведи – все такое. И я закажу новый текстиль для нашей спальни, а старый отдадим на переработку.
– А этот-то тебя чем не устраивает? – не понял Барнс, которому всегда было плевать на обстановку, лишь бы удобно было.
– Слишком много воспоминаний. Я б и ремонт затеял, но это слишком хлопотно.
– Я завтра выкину лазалку, – пообещал Барнс. – И закажу билеты. И поедем тебе снарягу покупать. И, наверное, вторую палатку, кемпинговая на всех слишком тяжелая, чтобы ее с собой тащить, лучше две маленьких. Я люблю тебя, лапушка.
Барнс прижал Себастьяна к себе, поглаживая по спине. Он тоже тосковал по Стиву и Гризу, но видел, что его мужу и детям гораздо хуже, чем ему.
– Только, боюсь, белых медведей мы не увидим, я так далеко на север не хочу забираться.
– А кого увидим? Оленей? Волков? Росомаху?
– Олешек, думаю, увидим, а остальных я бы предпочел обойти десятой дорогой, – честно сказал Барнс. – Я, может, и суперсолдат, но со стаей волков могу и не справиться вовремя. Если хочешь, то бери удочки, будешь рыбку ловить. Только вот у нас нет удочек.
– Но ты же можешь и руками рыбу наловить. Дети сколько раз рассказывали.
– А что мне за это будет? – улыбнулся Барнс, чувствуя, что Себастьяна хоть немного, но отпустило. – А то я рыбы налови, пожрать приготовь, дров наруби, лагерь разбей…
– И не потрахаться, потому что в соседней палатке детям все слышно…
– Может быть, они нас простят? – спросил Барнс. – Или мы попробуем быть очень-очень тихими. Что скажешь?
– Тогда надо заранее купить кляп! – решил Себастьян.
– Кляп? – удивился Барнс. – Давай купим, только надо обязательно опробовать дома.
– На тебе или на мне? – спросил Себастьян. – Давай так: я заказываю кляп, а ты – билеты и все такое.
– А потом я опробую этот кляп на тебе, – согласился Барнс. – Я, в отличие от тебя, умею не орать.
========== 40 ==========
– Я слишком стар для того, чтобы кормить комаров, – ворчал Себастьян, разглядывая убитый вусмерть первым же днем похода маникюр. – Мэгги меня убьет.
– Лапушка, – Барнс взял руку Себастьяна в свои и поцеловал пальцы, – тебе всего лишь надо помыть ручки. И ничего страшного.
Они разбивали лагерь, дети ставили свою палатку, а Барнс их с Себастьяном, особо не нуждаясь в помощи. Место они выбрали живописное, на берегу небольшого, почти идеально круглого озера. Барнс посмотрел на небо, на котором сияло яркое летнее северное солнце.
– Оно же так и будет всю ночь светить, да? – уныло спросил Себастьян.
– Да, а ты чего ожидал? – рассмеялся Барнс, ему было даже забавно наблюдать за не жалующим походы Себастьяном. – Так, мелкие, с вас ужин, с меня дрова, с таты… Ну вот чего с тебя взять?
– А я буду рассказывать вам байки со съемок, – пообещал Себастьян.
– Байки он рассказывать будет, – проворчал Барнс, втыкая последний колышек, растягивающий тент палатки. – Пошли дерево искать.
И Барнс подхватил топор, подкинув его в руке.
Они первый раз поехали в поход все вместе, и Барнс не знал, чем бы занять Себастьяна, чтобы ему и скучно не было, и польза была, потому что у него с детьми все давно было продумано и расписано.
– Зачем нам искать дерево? – удивился Себастьян, следуя за ним.
– Сухое дерево для костра, – пояснил Барнс. – Пойдем, поищем, должно быть такое.
Барнс потянул Себастьяна за собой, взяв за руку. Он был рад, что они поехали все вместе.
– А завтра я поймаю нам рыбы, – пообещал Барнс.
– А сегодня мы будем жрать армейские пайки? – Себастьян огляделся и поцеловал его. – А если мы не найдем сухого дерева, будем рубить зеленое?
– Консервы, – оторвался от губ Себастьяна Барнс. – Не знаю, какие, какие мелкие вытащат. Тушенка с чем-нибудь. О, а вон и дерево.
И действительно, в отдалении стояло несколько сухих деревьев, к которым Барнс Себастьяна и потащил. Он выбрал одно из них и, ловко орудуя топором, довольно быстро срубил. Дерево с треском свалилось ему под ноги, и Барнс достал из кармана цепную пилу.
– Помогай, – протянул он один конец Себастьяну.
– Ээээ? – протянул Себастьян, неуверенно берясь за толстый комель.
– Пилить помогай, ай, ладно, – махнул рукой Барнс, рассмеявшись, накинул пилу на ствол и принялся шустро пилить в одиночку, пояснив. – Целиком его тащить неудобно, а в лагере я его помельче распилю.
– А, я понял, давай! – обрадовался Себастьян.
Радовался он ровно до первых пузырей на ладонях. Себастьян никогда, ни разу в жизни не поднимал ничего тяжелее штанги, а мозоли из тренажерки – совсем не то, что мозоли от пилы.
– Баки… – Себастьян растерянно показал Баки ладонь со вздувшимися пузырями.
– Моя нежная фиалочка, – вздохнул Барнс. Ему было искренне жаль Себастьяна. – Сядь вот на этот пенек и просто составь мне компанию.
– Извини, – смутился Себастьян. – Просто в тренажерке я в перчатках.
– Да все нормально, что я, один, что ли, с деревом не справлюсь? – спросил Барнс, успешно закончив пилить. Обрубил ветки и подхватил два бревна. – Пойдем. А у тебя что, нет перчаток?
– Вроде были в рюкзаке, – Себастьян подхватил тонкие концы бревен. – Но зачем они летом?
– Чтобы беречь ладошки, – ласково сказал Барнс.
Они принесли бревна в лагерь, и Барнс довольно быстро превратил их в дрова и подкинул в уже разведенный детьми маленький костерок.
– А зачем нам костер, если у нас консервы? – спросил Себастьян.
– Холодные консервы невкусные, – ответил Лекс. – Да и с костром веселее, правда же, тата?
– Да и прохладно ночью, несмотря на солнце, – поддержала брата Мика.
– Тебе чего, костер не нравится? – спросил Барнс – Не ожидал, лапушка.
– Ну просто двадцать первый век, почти середина, а мы консервы на костре греем, как во время второй мировой, – объяснил Себастьян. – Немедленно чувствую себя Баки Барнсом в окопе.
– Погоди, а ты чего хотел-то? – удивился Барнс. – Тут ты можешь забыть о прогрессе и середине двадцать первого века. Баки Барнсом он себя чувствует.
– Я имею полное право чувствовать себя Баки Барнсом! – возмутился Себастьян. – Я сыграл его в десяти фильмах! Я как вспомню тот окоп в первом фильме, который в прокатную версию не вошел, эту мокрую глину – меня дрожь пробирает!
– Сколько я помню таких окопов, – с ностальгией вздохнул Барнс, вспоминая войну. – А еще помню, как в атаку ходили, как жрать было нечего совсем, грязь, кровь и никакой романтики. А еще холодно и костер развести нельзя.
– Рара, а ты воевал? – удивился Лекс.
– Да, было дело, – ответил Барнс, – задолго до того, как познакомился с татой, я много воевал. Поэтому я хорошо стреляю и люблю оружие.
Только сейчас Барнс понял, что они почти никогда не рассказывали детям, чем он занимался раньше, до того, как стать мирным гражданским человеком.
– Так, а консервы надо открывать до или после того как их на костре греть? – прикинулся полным идиотом Себастьян, отвлекая детей от биографии Барнса Себастьян.
– Тата, конечно, до! – всплеснула руками Мика. – Они же взорвутся!
– Лекс, достань тате заживлялку из аптечки, – попросил Барнс, – а ты, – ткнул он пальцем в Себастьяна, – ничего не трогай, а то обожжешься еще, – и рассмеялся.
А сам он принялся доставать тарелки и ложки, не из банок же есть, в самом деле.
– Тата, покажи руки, – потребовала Мика.
Она обработала Себастьяну руки заживлялкой, залепила пластырем и посетовала:
– Тата, какой же ты неприспособленный! Как так можно?
– Ну как-то так, принцесса, – вздохнул Себастьян.
– На, – подошёл Лекс и дал ему перчатки без пальцев, – и снимай только на ночь.
Пока дети занимались Себастьяном, Барнс вытряхнул ужин из банок в тарелки и раздал.
– Есть давайте, – предложил он. – Дорогой, ты же не помрешь от натертых ладошек?
Себастьян стукнул его по лбу облизанной ложкой.
– Назло семье заработаю, блин, заражение крови!
– Умрешь – домой не приходи, – спокойно обрадовал Себастьяна Барнс, совершенно не обидевшись на удар по лбу. – Я вот только не знаю, что теперь с тобой делать, самый бесполезный член компании. Придется тебе что-то придумать, чтобы доказать свою полезность, а то оставлю тебя тут одного на радость какому-нибудь зверью.
– И меня сожрут лемминги? – спросил Себастьян. – Заживут у меня руки, не беспокойся.
– А я об этом и не беспокоюсь, – улыбнулся Барнс. – Я же говорю, думаю, какую ты мне можешь принести пользу.
Себастьян посмотрел на свои ладони в пластырях.
– Могу пятки почесать, – предложил он.
Дети захихикали.
Барнсу захотелось что-нибудь в Себастьяна кинуть, но в руке была только ложка, вот она-то в него и полетела. Попал тоже в лоб, отомстил, так сказать.
– Отдашь? – спросил Барнс, глядя на свою ложку и прикидывая, чем еще можно кинуть. Его тарелка была уже пуста.
Себастьян вернул ему ложку.
– Могу тебя для Инсты пофотографировать, – предложил он.
– О, а давай нас, тата! – обрадовалась Мика. – Меня что-то начали считать ванильной девочкой, хочу развеять эти заблуждения.
– И что ты такого сделала, что тебя стали считать ванильной девочкой? – поинтересовался Барнс. – Кто-нибудь со мной купаться пойдет?
– Я пойду, если вода не слишком холодная, – ответил Себастьян.
– Я тоже, – кивнул Лекс.
– Я отдельно от вас. Нечего подглядывать. Маникюр я сделала с бабочками, – Мика показала Барнсу ногти с нарисованными на них мотыльками.
– Ты купальник не взяла? – удивился Барнс, взял пальцы Мики и принялся рассматривать рисунки на ногтях. – Классно смотрится. Так, посуду мою не я.
– Взяла, но я помыться хочу.
– Посуду я помою, – сказал Лекс и зевнул.
Лекс быстрее всех остальных привыкал к полярному дню и спокойно спал при любом освещении.
Где-то через полчаса, после того, как Лекс вымыл посуду, купаться все-таки собрались. Барнс, не собираясь мочить волосы, закрепил их повыше “крабом”.
– Пойдем, Себастьян, она не такая холодная, как тебе кажется, – сказал Барнс, потрогав воду. Она действительно была теплой, особенно под вечер. Мягкое песчаное дно манило пройтись по нему, темная вода – окунуться, чтобы окутать собой.
– А мне что-то кажется? – спросил Себастьян и потрогал воду босой ногой. А потом смело плюхнулся в нее и завопил от свежей прохлады.
Барнс подавил желание с разбегу нырнуть в воду, а аккуратно зашел по грудь и поплыл на середину озерца, разглядывая пейзаж с воды. Озеро было как глаз, а деревья, окружающие его, словно ресницы. Солнце играло бликами на воде, которая то и дело подергивалась мелкой рябью от ветерка. Вокруг было необычайно тихо, только они привнесли шум, смех и гомон в эти места.
Себастьян наплескался, вышел на берег и принялся быстро вытираться, дергая локтями: он почему-то очень нравился комарам.
Барнс с Лексом весело смеялись, играя в догонялки в воде, Барнс периодически поддавался, чтобы игра была не такой скучной, но в конце концов Лекс устал и тоже выбрался на берег. А за ним и Барнс, которому одному стало тоскливо.
Вытеревшись, Барнс подошел сзади к Себастьяну и обнял.
– Лапушку еще не сожрали местные летающие звери? – ласково спросил он, целуя Себастьяна в шею.
– Понадкусывали, – ответил Себастьян. – Намажь мне спину репеллентом, пожалуйста.
Достав репеллент, Барнс сначала поцеловал Себастьяна в плечо, а потом принялся намазывать.
– И чем тебе распылялка не нравится? Гораздо же удобнее, – спросил он.
Барнс прижался грудью к только что намазанной спине Себастьяна, положив подбородок ему на плечо. Он спиной чувствовал, как на них смотрели дети и о чем-то шептались, кажется о том, как их родителям повезло.
– У нее ароматизатор мерзкий, – объяснил Себастьян. – Как же я тебя люблю, котик.
– Я тоже люблю тебя, – тихо сказал Барнс. – А дети нам с тобой завидуют. Стоят там подальше, у озера, потому что знают, что я хорошо слышу, и обсуждают наши отношения. И завидуют.
– Зато мы показываем им хороший пример, – сказал Себастьян. – И они не вляпаются в токсические отношения только из страха одиночества.
– Как бы ни повернулось, они будут друг у друга, – сказал Барнс, поглаживая Себастьяна по животу и спускаясь ладонями ниже.
Они стояли к детям спиной, и Барнс был уверен, этот его маневр они не заметят.
– Если не рассорятся из-за пустяка, – согласился Себастьян и подался назад, прижимаясь обмотанной полотенцем задницей к паху Баки. – Пойдем в палатку.
– Будем надеяться, что не рассорятся, – Барнс поцеловал Себастьяна в шею, услышал комментарий о том, что папы не дадут им поспать. – А вы не подслушивайте! – крикнул он детям, обернувшись.
– Сам не подслушивай! – крикнула Мика.
В палатке Себастьян поежился и принялся натягивать на себя одежду. Полярное солнце особо не грело. На ходу и у костра этого не было заметно, но после купания Себастьян почувствовал, что озяб.
Барнс завернул Себастьяна в спальник и прижал к себе, согревая, целуя в макушку.
Они были вместе уже очень давно. Барнс даже не предполагал, что у него с кем-то будут такие длительные отношения с такими яркими чувствами, которые с каждым годом становились только глубже.
– Так уютно с тобой, – сказал Себастьян. – Только, кажется, кляп мы брали зря. Я не рискну раздеться надолго.
– Я не дам тебе замерзнуть, обещаю, – мурлыкнул Барнс, разворачивая Себастьяна лицом к себе и целуя. – И вообще, давай состегнем спальники, так тебе будет явно теплее, и я смогу тебя спокойно обнимать.
Они состегнули спальники, превратив их в просторный уютный конверт, и улеглись в них.
– Вернемся с Аляски, – сказал Себастьян, обнимая Баки, – и я улечу на съемки в Чехию. Буду императором Рудольфом, взыскующим магии и бессмертия.
– С тобой поехать? – Барнс пристроился, уложив голову Себастьяну на плечо и оплел его руками и ногами. – Можно и мелких взять будет.
– Если сможешь забронировать гостиницу – давай. Покажешь им Прагу, она красивая. Но туристический сезон в разгаре, мест может и не быть. И мне будет не до вас. Снимает Ричи, у него съемочный день и по шестнадцать часов длится. Буду приползать со съемок и падать.
– С таким же успехом можно снять квартиру посуточно, – озвучил свой вариант Барнс, поглаживая Себастьяна по заднице.
– Займешься этим? – спросил Себастьян. – Или мне написать Лиссе?
– Справлюсь как-нибудь, – пообещал Барнс. – Мне проще, я знаю чешский. Ты так и не намерен раздеться хотя бы ненадолго?
И Барнс полез руками под одежду Себастьяна, чтобы гладить нежную кожу.
Себастьян вертелся, подставляясь под ласковые руки. Он снял термаху и прижался к широкой груди Баки.
Рвано выдохнув, Барнс принялся целовать Себастьяна. Надолго задержался на губах, словно душу хотел выпить, прикусил мочку, спустился по шее к ключицам.
Себастьян, тихо постанывая, откинул голову, открывая шею, и потянул с Баки футболку.
Тут же стянув с себя ненужную тряпку, Барнс вновь приник к Себастьяну, прижимаясь кожа к коже, потерся об него всем телом, давая почувствовать свое возбуждение.
Это было словно наваждение. Стоило Себастьяну оказаться рядом, коснуться его, и Барнс тут же таял, захлебывался возбуждением, желанием. Его муж был его личным сортом наркоты, слезть с которой не представлялось возможным.
Когда Себастьян почувствовал, как широкая горячая ладонь обхватила его член, он укусил Баки за плечо, чтобы не застонать в голос. Тонкие тканевые стенки палатки давали иллюзию уединения, но пропускали любые звуки.
– Думаешь, надо было подождать, когда мелкие уснут? – тихо спросил Барнс, сжимая в ладони каменно твердый член Себастьяна.
С одной стороны, он не хотел смущать детей их стонами, но даже по другим звукам, по дыханию, по шелесту спальников в этой тишине дикой природы будет понятно, чем они там занимаются. А заняться хотелось. Барнсу иногда казалось, что он пытается затрахать Себастьяна, пока тот еще может заниматься сексом, потому что никто не давал никаких гарантий, сколько еще его организм будет бодр и относительно молод.
– Чтоб они гарантированно проснулись? – спросил Себастьян.
– А так они просто не заснут? – рассмеялся Барнс, продолжая ласкать его.
– Надо было нашу палатку на другой стороне озера ставить, – Себастьян говорил и перекатывал в пальцах сосок Баки.
– Чтобы ты распугал всех несчастных зверушек, которые бы захотели познакомиться с нашими вещами поближе? – мурлыкнул Барнс и нырнул в спальник, непонятно как сворачиваясь там в компактный клубок, и обхватил губами головку члена, обводя ее языком.
Себастьян проглотил стон и прикусил запястье, чтобы не орать. Они оба были громкими в постели, и Себастьян давным-давно отвык сдерживаться.
Барнс самозабвенно сосал, ласкал яйца Себастьян, поглаживая за ними, и получал просто неимоверный кайф только от этого, от того, что может ласкать своего мужа, может дарить ему наслаждение.
Краем уха он слышал, как дети устраивались в палатке, как перекинулись парой фраз по поводу родительской интимной жизни, даже порадовавшись за них с Себастьяном, а потом со смехом пожелали им спокойной ночи и, похоже, заткнули уши наушниками.
Все это Барнс услышал, но не стал придавать никакого значения, потому что был занят более интересным делом. Ему казалось, что он сам кончит только от сдавленных, заглушаемых как только можно, стонов Себастьяна, и даже не придется дрочить.
