Текст книги "Отражение: Миссия (СИ)"
Автор книги: Snejik
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
– Твои дети дерутся в школе? – внезапно спросил Стив.
– Ты как себе это представляешь? – не то изумился, не то развеселился Барнс. – Они шесть лет занимаются крав мага. И занимаются хорошо, я за этим слежу. Драка с ними заканчивается укладыванием противника мордой в пол в первые пару секунд. Все, инцидент исчерпан. А вообще, нет, не дерутся.
– Вот и мои не дерутся. Эрвин на бокс ходит, Стьюи на айкидо, и не дерутся. Помнишь, мы с тобой каждый день дрались? А они… Я не понимаю, Баки.
– Стив, дрался у нас ты, – напомнил Барнс, который никогда особо этого дела не любил, и исключительно вступался за друга. – А я пристраивался за компанию. Так что давай не будем тут, а? И чего ты не понимаешь? Сейчас просто другое время, у людей другой менталитет, им есть еще чем померяться. И вообще, может они твой престиж берегут. Ты же национальный герой все-таки. Или остальные берегут твой престиж, а то как-то не солидно пиздить детей героя Америки, не находишь? Главное, чтобы они никогда не прикрывались твоим именем.
– А они и не прикрываются, – сказал Стив. – И требуют, чтобы в школу я ходил только на День отца. А у вас кто в школу ходит?
– Как повезет, – пожал плечами Барнс. – Иногда я, иногда Себастьян. Я стараюсь его гонять, он у нас дипломат. Но он же даже не всегда в стране. Съемки. Слушай, как здоровье Конни? Мне интересно, потому что с вопросом о замедлении старения Себастьяна к врачу я отправить не могу, сам понимаешь.
– Конни сорок пять, но выглядит она на тридцать, и состояние внутренних органов тоже на этот возраст. Я даже боюсь, не захочет ли она еще одного ребенка. Она любит детей.
Барнс прикинул, что Себастьяну тоже больше тридцати не дашь, хотя ему в этом году должно было исполниться пятьдесят.
– Это хорошо. Себастьян тоже очень хорошо выглядит. А какие прогнозы?
– Да никаких, – пожал плечами Стив. – Никто не знает, как это работает. Тор говорит, что когда Эрскин создавал сыворотку, наверняка задействовал какой-то артефакт или зелье, но какое – не знает, он в этом не разбирается. С тех пор как Асгард пал и остался только Тор, в этом уже никто не разбирается, Баки.
– Ну и хер с ним, значит, – глубокомысленно заметил Барнс. – Знаешь, я иногда думаю, что мне не хватает градуса ебанутости в жизни, но потом вспоминаю, что у меня есть дети, и все становится на свои места. Ты со своими куда-нибудь ездишь?
– Во Флориду, на Гавайи, в Сан-Франциско каждое лето – там потрясающий Аквариум, они обожают там бывать. В него даже ночные экскурсии есть. А ты?
– Аляска, Техас, национальные парки разных штатов, – принялся перечислять Барнс. – Правда, Себастьян с нами не везде ездит, он не фанат походов. Гавайи, да. Я хочу мелких в Европу свозить, а лапушка туда не хочет. Как-то так.
– Не любит Европу? – спросил Стив. – Ну так съезди без него. Мы вот этим летом планируем съездить в Австрию и Бельгию, может, в Нидерланды завернем.
– Не хочу без него, – грустно вздохнул Барнс. – И мелким грустно.
– Значит, уговори, – улыбнулся Стив. – За что он так Европу не любит?
– Понятия не имею, я не спрашивал, – честно ответил Барнс, они после того разговора о Европе и не говорили больше.
Барнсу не хватало путешествий, хотя раньше он это делал и не сильно по своей воле, все равно привычка бывать в новых местах осталась.
– Но я уговорю, – сам себе сказал Барнс.
– Может, в Европе фанаты более приставучие? – предположил Стив. – Хотя ты говорил, он любит своих фанатов.
– Может, он Европу с детства не любит, он же там жил, когда был маленький, – предположил Барнс, и понял, что надо бы с Себастьяном об этом поговорить.
– Тогда совсем странно, – сказал Стив. – Я вот Бруклин до сих пор люблю, мы с детьми часто сюда ездим, хотя живем в Вашингтоне.
– Не все хотят возвращаться на историческую родину, – заметил Барнс. – Я так вообще приступами ностальгии не страдаю.
Врал, конечно, потому что поездки на Аляску были приступами ностальгии по крайнему русскому северу, где много лет провел Зимний Солдат. Это была ностальгия по странному, потому что Барнс не мог сказать, что это были хорошие времена, когда его тестировали, как механизм, использовали, как механизм и хранили, как механизм. Но с другой стороны, это тоже был кусочек жизни, которую он помнил лучше довоенного Бруклина, лучше своего детства, и который был, может быть, даже и не самым плохим. Хотя эти мысли были странными, потому что ностальгировать по временам, когда тебя и за человека-то не считали, было странно.
– Старшие дети совсем взрослые, – вздохнул Стив. – Мне бы чувствовать себя стариком, но я как-то… Смотрю в зеркало, потом на календарь и иногда чувствую себя ненужным анахронизмом.
– Меньше на календарь смотри, – предложил Барнс.
У него таких проблем не возникало никогда, он жил, радовался этой жизни, с удовольствием вливаясь в новое время, идя с ним в ногу, но иногда да, вспоминая, что родился он в далеком начале двадцатого века, а сейчас уже близился к середине век двадцать первый. Но тогда стоило бы вспомнить, что он родился в совершенно другом мире, что оставил там все, что у него было (надо, правда, заметить, что особо ничего и не было, кроме лучшего друга), но на эту тему Барнс тоже не заморачивался, потому что в его жизни сейчас были те, кого он любил, а большего было и не надо.
– Стив, если бы ты был ненужным анахронизмом, ты бы сидел в качалке на террасе под пледом, пил бы что-нибудь и сетовал на то, какой сейчас бардак, а вот в былые дни… – Барнс похлопал друга по плечу. – У тебя молодая жена, двое маленьких детей, важная работа, ты живой герой ушедшего и нынешнего времени. Ты суперсолдат, в конечном итоге, а такое никогда не устаревает.
– Знаешь, тут в Никарагуа был ураган, разрушения страшные. Я туда летал помогать с разборами завалов, строить людям новые дома… Вот это – мое. А спасение мира… – Стив махнул рукой. – Я, конечно, часто занят, но если зовут поучаствовать в спасательных операциях, никогда не отказываюсь.
– Спасая мир, ты спасаешь людей этого мира. А если не хочешь воевать, то пошли их всех куда подальше и запишись в Армию Спасения, Красный Крест или что-то подобное.
– Я в волонтеры спасательной службы записался, – ответил Стив. – И… мы с Конни думаем о том, чтобы переехать в Калифорнию, в Сан-Франциско. Там и землетрясения, и лесные пожары, и Аквариум, и дайвингом можно заниматься… А вы не хотите переехать из Нью-Йорка?
– Охуеть, – честно признался Барнс, не глядя, садясь обратно на ведро, которое под ним жалобно скрипнуло, но выдержало. – Стив, ты собираешься жену и двух маленьких детей перевезти в место с землетрясениями и пожарами. Ты в своем уме?
– Но в самом Сан-Франциско безопасно! – удивился Стив. – Там трясет не сильно, и пожаров не больше, чем в любом другом городе.
– Там трясет. Точка, – вынес вердикт Барнс. – Но, смотри сам, если она согласна, хотя, должна была иметь представление, за кого замуж выходила. Стив, я с тебя охуеваю иногда, честное слово. Ты себе развлечение поближе найти не мог, чтобы помогать людям? Нет, я не говорю, что Фриско – плохой город, но все равно. Ехать туда только ради землетрясений и лесных пожаров…
Барнс недоумевал скорее над самой постановкой вопроса, чем над тем, что Стив хотел помогать людям в чрезвычайных ситуациях. Это-то было нормально для него, воевать не с людьми, а с природой гораздо более бесполезно, зато кажется, что действенно. Барнс бы предпочел воевать с людьми, люди хотя бы конечны в том или ином отношении. А вот выверты природы предсказать было не так-то просто даже с учетом всяких навороченных технологий Старка и инопланетян.
– Там еще Аквариум, – принялся объяснять Стив. – Климат лучше, жизнь дешевле. Город красивый.
– Хорошо, тогда почему Фриско, а не Новый Орлеан? – поинтересовался Барнс. – Там тоже аквариум, природные катаклизмы, хороший климат и красивый город. А еще Марди Гра.
– Климат там намного хуже, – возразил Стив. – Влажно и жарко. Аквариума там после того урагана больше нет. Город на болотах… Нет, Баки, не вариант.
– А Себастьян не хочет переезжать из Нью-Йорка, ему там нравится, – сказал Барнс, закрывая тему Фриско, Нового Орлеана и желания Стива притащить семью поближе к природным катастрофам. Хочет – его дело. – А я хочу домик на озере где-нибудь в глуши. Но домик, кроме меня, нафиг никому не нужен, а один я туда ездить не буду. Вот.
– Почему один не будешь? – спросил Стив. – Мне вот иногда хочется отдохнуть от семьи. Я их очень люблю, но просто хочется побыть одному.
Вот этого Барнс категорически не понимал. Что значит “хочется побыть одному”? Он мог спокойно побыть один на один со своими мыслями, сидя на диване рядом с Себастьяном или перебирая в кабинете оружие. Или выгуливая зверье в парке. Они с Себастьяном и так, бывало, расставались на две, а иногда и три недели, и даже больше, поэтому у Барнса желания побыть одному не возникало. Он хотел быть рядом с семьей. А если уж совсем все плохо, то можно было поехать к Гарри и расстрелять цинк патронов при особом душевном раздрае.
– Это как? – в свою очередь спросил у него Барнс.
– Ну вот так, – развел руками Стив.
– Ну как так, Стив, объясни, – попросил Барнс. – Вот что ты один делаешь? Вот знаешь, я один работаю. А с Себастьяном и мелкими я отдыхаю.
– Эскизы делаю, – ответил Стив. – Наброски на природе для будущих картин. Просто думаю о чем-нибудь. Не знаю, Баки. Так уж я устроен. Чтобы мне хотелось домой возвращаться, мне время от времени надо оттуда уходить.
Барнс вздохнул, с одной стороны понимая друга, с другой не понимая. Он не любил расставаться с Себастьяном, потому что случалось это часто, на регулярной основе и романтики Барнс в этом не видел никакой. С другой же стороны, находись они вместе круглый год безвылазно, наверное, тоже бы устали друг от друга. А так их расставания и встречи были естественными и никаких дополнительных отдыхов от семьи Барнсу не требовалось.
Требовалось ли что-то подобное Себастьяну, Барнс не знал, потому что не спрашивал, но тот не пытался свалить от него куда-нибудь, когда они были вместе дома, не искал одиночества и не стремился куда-нибудь уехать. Но Барнс задумался, что спросить бы, наверное, стоило. Хотя зачем, если у них и так все хорошо.
– Просто ты так говоришь, как будто тебя из дому отпускают только на работу и обратно, а время на картины и себя тебе приходится выгрызать с боем, и отмахиваясь щитом.
– Нет, просто… просто у нас не принято в семье закрываться друг от друга. Наверное, это неправильно, мне надо было хотя бы студию отстоять. Конни, я точно знаю, раз в неделю отдыхает часа три в спа, или в салоне красоты, или ездит с подругами за покупками. Хотя я не понимаю, как шопинг может быть отдыхом. Она и покупает-то что-то не так часто и обычно мне или детям.
– Знаешь, наверное, мне проще, потому что мы оба мужчины, – предположил Барнс, понимая, что их со Стивом жизнь кардинально отличается.
Его совершенно не доставали ни дети, ни Себастьян, а возможностей побыть одному, если приспичит, было хоть отбавляй. Уткнулся в ноут на подоконнике, и никто тебя не тронет, пока не выткнешься обратно, только если что-то действительно важное.
– Может быть, – неуверенно сказал Стив. – Стьюи вчера захотела печенья, придвинула стол к полкам на кухне, на стол поставила стул, на стул скамеечку, забралась, печенье достала, а слезть не смогла. И кричала так на весь дом, что я подумал – что-то катастрофическое случилось. Прибежал, снял. Твои такого не выделывают?
– Мои уже большие, у них есть няня, которая за ними следит, и они не едят печенья, – улыбнулся Барнс. – Стив, а что ты хотел, пока они маленькие, им нужна помощь, у тебя как будто это первый ребенок. А, не, мои учудили.
Барнс рассказал о прошлогодней поездке на Аляску, с которой и началась вся эта история про сроки годности и кладовку.
– В общем, разбирали они ее, смотрели даты, выгребли всякой фигни целую коробку, – рассказывал Барнс, очень живо вспоминая, как дети гремели в кладовке, переговаривались, двигали что-то, но яростно отказывались от любой помощи. – Собрали они всяких шампуней, чистящих средств и еще какой-то дряни парфюмерной и не очень, что просрочена, и давай радостно сливать ее в унитаз. В это время за ними никто особо не следил, они у Мики развлекались, заняты и ладно, но тут они это дело смыли. И тут такое началось! Локальный такой армагеддон в отдельно взятой ванной. В общем, когда я пришел на зов о помощи, пена, словно белая лава, живописно лилась из унитаза на пол плотным потоком. Потом еще три дня воняло так, что хоть противогаз надевай.
– И как вы потом с этой пеной справлялись? – спросил Стив, улыбнувшись.
– Руками, как, – рассмеялся Барнс. – Тряпкой и ведром.
– Ты или дети? – спросил Стив. – Или еще и Себастьяна на помощь звали?
– Дети, конечно, – удивился Барнс. – Их же косяк.
– Вы суровые родители, – Стив покачал головой. – Ты – еще понятно, но я не ожидал, что Себастьян тебя так поддержит.
– Чем это мы суровые? Что заставили убирать собственный косяк? – поинтересовался Барнс. – Себастьян меня поддержал их на сутки по Аляске одних топать оставить, не то, что пену из толчка убирать.
– По Аляске?! – изумился Стив. – Одних? Восьмилетних детей?! А если бы звери, или шквал, или… ну я не знаю… – он взмахнул руками.
– Ну я же за ними следил, – пояснил Барнс. – Просто так, чтобы не заметили. Или ты уже считаешь нас с Себастьяном просто бесчеловечными?
– А, ну если следил… – тут же успокоился Стив. – Зачем вы вообще это затеяли?
– Понимаешь, какое дело… – и Барнс рассказал Стиву всю цепочку событий, которая привела его детей к одиночеству в лесах Аляски.
– Знаешь, – сказал Стив. – Ваши дети вас стоят. Хотя я точно помню, что ты в детстве таким безбашенным не был. И Себастьян, наверное, тоже.
– Безбашенным в детстве у нас был ты, – улыбнулся Барнс. – А что мелкие умеют ориентироваться и выживать в условиях, приближенных к боевым, – это хорошо. Или мне предлагалось вырастить нежных фиалок?
– Лишь бы не еще одну Романову, – покачал головой Стив.
– Они балетом не занимаются. И вообще танцами, – ответил Барнс, чувствуя, что Стив может быть в чем-то прав, и воспитание у него явно кардинально отличается от воспитания обычных детей. Но ведь его лапушка не против, значит, все нормально.
– Да при чем тут танцы? – улыбнулся Стив. – Просто Наташа… возраст сказывается на ее характере не лучшим образом.
– Я бы удивился, если бы было иначе, – хмыкнул Барнс. – Знаешь, подобная профессия характер не улучшает.
– Она вроде как ушла из профессии. Сейчас просто тренирует бойцов. От нее пол-ЩИТа стонет.
– Вроде как? Вы с ней не общаетесь? – удивился Барнс.
– Общаемся, – ответил Стив. – Просто, мне кажется, она никак не определится. Видимо, шпионка – это не профессия, а диагноз.
– Это особый склад мышления, – поправил его Барнс. – Но можно сказать, что и диагноз. Мне тоже не было просто найти себе мирное применение.
– Но ты нашел, и еще как! – воскликнул Стив. – Признаться, я очень беспокоился о том, как ты после стольких лет войны интегрируешься в мирную жизнь. Но тебе это удалось лучше, чем мне.
– У меня приспособляемость запредельная, – усмехнулся Барнс и понял, что вываливается из сна, все вокруг медленно таяло. Он хотел еще уцепиться за эту эфемерную реальность только для них со Стивом, но не смог, сон ушел, как его и не было.
========== 29 ==========
Когда два черных внедорожника заблокировали машину, в которой Себастьян ехал со съемочной площадки в гостиницу, Себастьян напрягся. Когда его выволокли с заднего сиденья и швырнули в багажник одного из внедорожников, он понял, что пришел пиздец.
Он успел отправить Баки смску: “Меня похитили” – они как раз переписывались, прежде чем у него из рук вырвали телефон и разбили об асфальт, растоптав для верности. Лица похитителей он не разглядел – они были в лыжных шапках с прорезанными дырками для глаз. Ему залепили рот скотчем, скотчем же связали руки и ноги, и багажник над ним захлопнулся.
Внедорожник быстро ехал, подпрыгивая на колдобинах, и Себастьян совершенно не представлял, куда.
Было самое начало пасхальных каникул, и Барнсу было очень жаль, что у Себастьяна были съемки в Мексике за две с лишним тысячи миль. Они, конечно, могли бы приехать к нему, но работа не позволила бы им нормально провести время вместе, поэтому Барнс даже не спрашивал о такой возможности.
Сидя в кровати и поглаживая Стива, Барнс настрочил ванильное сообщение и ждал ответа, когда пришло то, что пришло. Сначала он подумал, что Себастьян прикалывается, но следующее сообщение уже не дошло, и сердце сжалось, замерло, пропуская удар, другой. Тело продрало леденящим ужасом понимания, что все серьезно, слишком серьезно.
Барнс вскочил с кровати, на ходу звоня Камилле. Та взяла трубку не сразу, но все же ответила.
– Кэм, приезжай, посиди с мелкими пару часов, срочно, – без приветствия сухо сказал Барнс, собирая в сумку все доступное в доме оружие, а это было всего пара пистолетов, винтовка и автомат. Выгреб около дюжины ножей.
– Еду, – ответила моментально проснувшаяся Камилла. – Что-то случилось?
– Да, – ответил Барнс, не собираясь вдаваться в подробности, в которых и сам пока еще не разбирался. – Через два часа их заберет Гарри. Все, до встречи.
Положив трубку, Барнс натянул на себя джинсы, футболку, покидал кое-что из вещей в наполовину собранный рюкзак, звоня в это время Гарри. Тот ответил сразу.
– Гарри, мне нужно, чтобы ты забрал мелких как можно скорее, мне надо срочно уехать, – быстро выпалил Барнс, прикидывая, что ему еще собрать.
– Хорошо, – тут же ответил Гарри, потому что Барнс никогда не звонил ночью и не просил ничего просто так, без веской на то необходимости. – Буду через пару часов.
– Будет Камилла, ассистентка Себастьяна, я уже уеду, – и отключился.
Пока Барнс что-то делал, кому-то звонил, он был спокоен. Он понимал, что как только он сядет в машину и поедет, он начнет сходить с ума, потому что не может ехать быстрее по городу, потому что время дорого и потому, что он ничего, совершенно ничего не может сделать, а время, драгоценное время утекает. Он даже не мог обратиться в мексиканскую полицию, просто потому, что он не верил и их компетентность, особенно в небольшом заштатном городишке.
Собрав вещи, Барнс пошел будить детей. Он разбудил их, как обычно, заснувших в одной кровати, они даже специально купили им кровати побольше, понимая, что еще какое-то время они будут бегать спать друг к другу.
– Эй, дорогие, – потряс он их за плечи. – Просыпайтесь. Сейчас приедет Камилла, а потом вы поедете к Гарри, так что вставайте и собирайтесь.
Дети нехотя просыпались, а Барнс уже кинулся собирать вещи в их рюкзаки, не отвечая ни на какие вопросы.
– Рара, что случилось? – спросила Мика.
– Мне срочно надо уехать кое в чем помочь тате, – объяснил Барнс, детям он врать не хотел, но и правды сказать не мог.
Понимая, что ответов они не получат, дети принялись одеваться, пока Барнс быстро собирал им их походные вещи.
Он старался быть спокойным, но все его мысли были заняты Себастьяном.
Меньше чем через полчаса приехала Камилла, Барнс открыл ей дверь, уже сам полностью одетый, с рюкзаком, здоровенной черной сумкой и жестким кофром, которые стояли в прихожей.
– Что случилось? – спросила Камилла. – Что-то с Себом?
– Что-то, да, – Барнс не собирался распространяться, но что-то он сказать должен был. – Я не знаю, что. Дай мне чей-нибудь номер, ассистента его там, что ли.
Камилла, стиснув зубы, перекинула номер Ричарда Эмберсона – ассистента Себастьяна от студии – на телефон Барнса.
– Готово, – сказала она. – С кем будут дети?
– С Гарри и Андреа, у них дома, – объяснил Барнс. – Гарри приедет через пару часов. Все, Кэм, мне надо ехать, – и Барнс подхватил свои вещи. Сумка глухо грохнула лежащим там оружием.
– Удачи тебе, – нервно сказала Камилла и порывисто обняла его.
– Спасибо, Кэм, – сказал Барнс и убежал.
Уже садясь в машину, он набрал номер Эмберсона, принимаясь ждать, пока тот ответит.
– Эмберсон слушает, – бодро ответил тот.
– Это Джеймс Барнс, муж Себастьяна, – быстро заговорил Барнс. – Он прислал мне сообщение, что его похитили. Около получаса назад. Выясните все и, пожалуйста, перезвоните мне.
– Что? – опешил Эмберосон. – Вы не шутите? Пока не поступало никаких требований о выкупе. Я… я позвоню его водителю и перезвоню вам.
Барнс скинул звонок, хотя ему очень хотелось сказать какую-нибудь гадость в ответ, просто чтобы спустить пар, потому что градус напряжения поднимался все сильнее. Он рулил по еще оживленному городу и ждал звонка от Эмберсона.
Давно разучившись бояться чего бы то ни было, Барнс понял, что сейчас ему страшно, потому что он чувствовал ту самую жуткую беспомощность и ярость, слепую, холодную ярость и желание убить любого, кто протянул руки к его мужу.
Эмберсон перезвонил через двадцать минут.
– Водителя везут в больницу. Мистера Стэна похитили. Полиция начала расследование, – сказал он. Его голос дрожал.
– Я приеду послезавтра рано утром, мне нужна будет любая информация, которой будет располагать полиция, местные, кто угодно, хоть слухи из бара, – распорядился Барнс, уверенный, что имеет право. – Достанешь?
– Д-да, мистер Барнс, – тихо сказал Эмберсон. – Я так боюсь за мистера Стэна.
Барнс тоже боялся, но озвучивать этого не стал. Отключился не прощаясь, вежливости в нем сейчас не было ни грамма. Оставалось добраться до места, что должно было занять у него не больше тридцати часов, он выехал на трассу и гнал, где было возможно, на пределе, обгоняя редкие машины. Он несся как сумасшедший, понимая, что промедление смерти подобно, что в этой ситуации он реально может не успеть. Но даже если успеет, прикончит каждого, причастного к похищению Себастьяна.
Он подъехал к городку Салтильо почти в четыре утра, сразу же набирая ассистента Себастьяна. Информация ему нужна была сейчас, потому что времени на передохнуть у него просто не было.
– Мистер Барнс, – отозвался Эмберсон, – поступило требование денег от картеля Мендоза. Картель контролирует этот район. Просят три миллиона. Мистер Барнс, Себ застрахован в этом фильме всего на миллион пятьсот тысяч! Свидетелей нет, только слухи, но все говорят, что это Мендоза. Полиция все знает, но они… они ничего не делают. Говорят, нет доказательств.
– Я понял, спасибо. Что-то еще важное? – спросил Барнс, останавливаясь у мотеля.
Воевать с картелями ему еще не приходилось, но все когда-то бывает в первый раз. Оставались сущие пустяки: за сегодня добраться до кого-то, кто знает, где находится Себастьян, и вырезать картель к чертям, чтобы остальные в следующий раз думали, прежде чем похищать его мужа.
– Нет, мистер Барнс, – устало сказал Эмберсон. – Я буду держать вас в курсе. Простите.
– Я сам позвоню, – сказал Барнс, и отключился.
Барнс заселился в мотель и за четыре часа узнал довольно много о картеле Мендоза, но ничего действительно полезного. Его лидер, Хулио Эрнандес, был по местным меркам тем еще воротилой и имел какой-то там даже законный бизнес, но на это Барнсу было плевать. Адреса этого Эрнандеса он нигде не нашел, даже приблизительного или фиктивного, поэтому отсюда плясать было бесполезно.
Можно было придумать план, но плана у Барнса не было, потому что он пока еще не знал, кто, где, куда и что. Выяснить это можно было разными способами, но он пошел самым, наверное, странным путем. Он пошел в бар, выбрав один наугад, часов в десять утра. Взял себе пива и забился в самый дальний угол, внимательно смотря и слушая, что происходит. Теперь все, что ему оставалось делать, это ждать.
Загнав все чувства глубоко внутрь, отключив их полностью, чтобы они не мешали ему делать свое дело, он снова превращался в Зимнего Солдата, но только послушного своей собственной воле.
Убийца, спавший годами, проснулся сразу, с удовольствием вступая в права владения телом. Встряхнулся, осваиваяся, и полностью взял бразды правления в свои руки.
Где-то через полчаса в бар вошли два индивида совершенно бандитской наружности, и бармен засуетился, стал просить у них отсрочки. Это был стандартный разговор “крыши” с должником, но Барнс слушал его внимательно, пока не услышал заветное название картеля. Вот тогда-то он и понял, что это его клиенты.
Получив свое, “крыша” начала удаляться, а Солдат плавно пошел за ними. Сразу у входа в бар стояла здоровенная понтовая машина, к которой эти двое и подошли. Солдат же бесшумно оказался сзади и вырубил обоих, с силой столкнув головам. Он рассуждал, что, раз Себастьяна похитили на чуть ли не центральной улице, и доказательств нет, то и здесь доказывать заебутся. А если он соберет себе на хвост весь картель, то проще будет.
Никого не смущаясь, Солдат затолкал два бессознательных тела в багажник, предварительно отобрав у них оружие, и поехал на примеченный им пустырь. Да, небольшую разведку города он тоже успел провести.
Приехав на пустырь, он достал того, что очухался, из багажника и задал один-единственный вопрос.
– Имя и место, где я найду твоего старшего? – потребовал Солдат.
Его послали, пообещав ему на голову все кары господни, тогда Барнс молча стал ломать бандиту пальцы, один за другим. Он был уверен, что подобные люди не обладают достаточной выдержкой и силой духа, чтобы долго терпеть издевательства, тем более, когда не светит никакой пощады, ведь бандит не предлагал ему информацию за то, что он прекратит свои действия.
Спустя три сломанных пальца, вопли, сопли и слезы пытаемого, Солдат получил нужную ему информацию и даже номер телефона, который он узнал из взятой у бандита трубы.
Вытащив из багажника второго, Солдат, не слушая никаких мольб, криков и увещеваний, пристрелил обоих и, сев в машину, вернулся в город. Для следующего этапа нужно было оружие и разведка.
До старшего, у него же дома, Солдат добрался, положив десяток его бойцов и застрелив жену, судя по всему, в доме где-то был еще и ребенок, но искать Солдат не стал, хотя убил бы и его, потому что тактика “выжженной земли” подразумевала убийства всех разумных и не очень вражеских существ в поле зрения.
Солдат не испытывал ярости, жалости, волнения или тревоги по поводу того, что он делает. В наморднике было удобно тем, что видны только глаза, а глаза у Солдата были холодные и ничего не выражающие. Машина.
Это у Солдата хватало терпения ломать пальцы, срезать кожу и задавать изредка только один вопрос: как найти старшего?
Призрак, он клал любую охрану тихо, иногда даже незаметно, входил, находя нужного человека, и задавал ему вопросы. Солдат не думал о том, что времени у него все меньше и меньше, он и так действовал со всей возможной скоростью, потому что некоторые обнаруживали у себя волю и стойкость, и отказывались говорить, смеялись в лицо смерти. Но и на таких Барнс находил управу.
К вечеру Солдат уже знал, что его ищут, но найти не могут, а даже если бы и нашли, чтобы они сделали? К вечеру у Солдата осталось всего две цели: спросить, где держат Себастьяна, и убить Хулио Эрнандеса, главу картеля Мендоза, специализирующегося на похищении иностранцев в Мексике.
Солдату было плевать на всех остальных иностранцев, которые похитил или мог похитить этот картель, они похитил того, кто принадлежит ему, и сейчас платили за это самую высокую цену.
К Хулио Эрнандесу Солдат пришел под вечер, уже зная, где искать Себастьяна. Об этом ему рассказал один из приближенных Эрнандеса, который же и рассказал, где искать самого главу.
Богатая вилла далеко за городом, охраняемая, как федеральная тюрьма штата что снаружи, что внутри. Не оказалось только вертолетной площадки, что было на руку Солдату. Внешнюю охрану периметра он положил издалека. Они падали с пробитыми головами, словно кегли в боулинге, и Солдат видел в этом даже определенную красоту, если он вообще способен был на подобные оценочные суждения.
От него отстреливались, кричали, угрожали, но он упрямо шел вперед, словно был окутан сферой, отражающей пули. Но нет, ему тоже досталось: одна пуля прошла навылет левое плечо, а вторая застряла где-то в бедре. Но Солдат на задании даже боли не чувствовал, стремясь выполнить его как можно быстрее и точнее.
Здесь ему не нужно было никому задавать никаких вопросов, он пришел, чтобы убить тех, кто был причастен к похищению Себастьяна, кто его санкционировал. Солдату не нужно было ничего спрашивать, ничего рассказывать, он просто делал то, что умел лучше всего – убивал.
Когда он добрался до Эрнандеса, тот наставил на него уже пустой пистолет и был страшно перепуган, потому что ни один из его бойцов не подавал признаков жизни.
– Что тебе надо, черти тебя дери? – закричал он, мужчина за пятьдесят, презентабельной внешности в дорогом, но заляпанном кровью своих же людей костюме. Он очень хотел сохранить свою жизнь, он дорожил своей жизнью и свободой, но Солдату было все равно, он пришел убить.
В стоявшей тишине, пахнущей пороховыми газами, разогретым металлом и кровью, раздался последний выстрел. После чего Солдат сорвался с места и побежал к машине, чтобы как можно быстрее попасть туда, где держали Себастьяна, оставив за собой горы трупов.
Солдат знал, что сработал грязно, топорно, но у него не было времени для планирования, поэтому он сделал, как смог.
Через полчаса он подъехал к месту своего последнего боя. Это был дом на отшибе, скорее? маленькая лачуга, и здесь уже нельзя было лупить из всех стволов, а нужно было тихо подойти, всех убить и тихо уйти. Ни подкрепления, ни инструкций у этих ребят не было, но вряд ли они собирались дорожить жизнью заложника.
Убив единственного охранника снаружи, Солдат вошел внутрь, точно зная, что там еще пять человек. Зачем так много, было не очень понятно, но Солдат не строил предположений, он просто увидел четверых, сидящих за столом и прикованного в углу к стулу Себастьяна.
Солдат не мог испытывать ярости, ему она была не нужна, а вот Барнс мог, но холод, припитавший всю суть Солдата, пересилил.
Он уложился в четыре движения. Четыре невероятно быстрых движения, четыре удара ножом, и за столом, заливая кровью его, пол, все вокруг себя и Солдата, лежали четыре трупа.
Весь в крови, Солдат повернулся к Себастьяну, снимая намордник. Ледяная стужа медленно пропадала из серых глаз, возвращая Барнса. Солдат, прощаясь, изобразил кривую ухмылку на красиво очерченных губах, и исчез.
– Господи, Баки, – выдохнул Себастьян, когда тот освободил его от кляпа. Себастьян был грязен, в пыли, с всклокоченными волосами, жутко хотел пить, но сейчас его это не беспокоило. – Ты ранен?
Барнс только сейчас обратил внимания на пару пулевых отверстий, жить они ему не мешали, поэтому от отмахнулся от вопроса, легко ломая наручники. Он был безгранично счастлив, что успел, но счастье свое по поводу обретения ненадолго потерянного мужа выражать не спешил, считая, что не время и не место, хотя и очень хотелось.
