Текст книги "Тени прошлого (ЛП)"

Автор книги: Snapes_Goddess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Научился еще в молодости, тогда среди моих ровесников это считалось круто. С тех пор, конечно, ездить удавалось не часто… Даже если я и садился за руль, то большей частью скрывал поездки. Но могу признаться, что водить мне нравится. Особенно полезно, когда нужно о чем-то подумать… или, наоборот, избавиться от лишних мыслей, – Люциуса забавляло и радовало, что удалось так основательно ошеломить ее. Почему-то очень хотелось, чтобы Гермиона увидела в нем обычного человека, как и любого другого, а не только экс-Пожирателя Смерти, случайно ставшего отцом ее ребенку. – Сегодня достаточно прохладно, будет лучше, если наденете что-то сверху.

Гермиона достала из шкафа пальтишко Элиаса и после того, как одела сына, потянулась за собственным плащом. Тотчас же подошедший Малфой молча взял его из рук.

– Мам, а почему ты не одеваешься сама? Что ли не можешь? – с любопытством уставился на них Элиас.

– Джентльмен всегда помогает леди надеть верхнюю одежду, Элиас. Это один из пунктов негласного рыцарского кодекса, – отозвался вместо нее Малфой, опуская плащ на плечи Гермионы.

– Ох же… а меня ты научишь этому… лыцарству?

– Рыцарству, малыш, и думаю, что попытаюсь. Учиться хорошим манерам и тому, что должен знать настоящий мужчина, никогда не рано, – Люциус улыбнулся мальчику и достал из кармана брюк ключи от автомобиля.

– Ой, о хороших манерах я знаю! Надо как можно чаще говорить «Пожалуйста», «Простите меня» и не пукать за столом! – с гордостью делясь знанием этих самых манер, Элиас улыбался до ушей.

– Для начала пойдет, а еще невежливо говорить об этом в присутствии дам, – ненавязчиво уточнил Люциус, еле сдерживая улыбку.

– Но она же моя мама…

– Конечно, но еще и женщина. И, как любая из них, заслуживает должного уважения, – это Малфой произнес, уже выходя из двери, и сразу же услышал восхищенный возглас Гермионы, увидевшей припаркованный у калитки автомобиль.

– Круто… Какая классная у тебя машина! – спрыгнув с крыльца, Элиас кинулся бежать к блестящему черному автомобилю.

– О, Господи! Люциус, но это же… это…

– Роллс-Ройс Фантом, одна из последних моделей, и модифицирована специально для нужд волшебников. Хотя, сегодня данный факт не имеет значения, поскольку нам предстоит поездка в мире маглов. И, кстати, на этой неделе я установил детское кресло, так что за безопасность Элиаса можешь не переживать, – взяв Гермиону под локоть, Люциус повел ее к калитке и нажал кнопку брелока, открывая заблокированные двери машины.

– Как смешно открываются у нее двери! – довольный Элиас тут же забрался внутрь и, усевшись в детское кресло, щелкнул застежками ремней.

– Их еще называют каретными, малыш, – пояснил Малфой, помогая сесть Гермионе.

– Мама может сесть и сама, Лушиус. Или это опять из лыцарского кодекса? – раздался с заднего сидения первый вопрос, когда Малфой скользнул в кресло водителя.

– Да, именного из него, – Люциус был почти уверен, что за первым вопросом последует миллион последующих.

И оказался прав! Элиас и впрямь проболтал всю дорогу, бурно реагируя на все происходящее за окнами.

«Что это такое?

А это?

Ой, там корова! А мы ее точно не собьем?

Смотрите, осел!

Там на дороге лежит какое-то животное! Оно что ли мертвое? Можно ткнуть его палкой?

Ого, тут прямо в двери зонтик. Что будет, если я его раскрою?

Какая отстойная музыка! Давайте включим что-нибудь другое.

Я проголодался, может, пойдем в Макдональдс?»

К моменту прибытия в ресторан Люциус с Гермионой ответили на такое огромное количество вопросов, что языки обоих уже чуточку заплетались. Однако, бесконечно любопытный Элиас, утомивший и мать, и отца, по-прежнему был полон энергии и энтузиазма. Наконец, упивающийся несколькими короткими мгновениями тишины Малфой обошел машину, чтобы выпустить пассажиров, когда заметил на губах Гермионы легкую понимающую улыбку.

«Мда… чувствую, мальчишка нам еще задаст сегодня жару…» – только успел подумать он.

И оказался прав. Потому что как только Элиас выбрался наружу, вопросы посыпались с новой силой.

«Зачем мы отдали машину этому человеку? Куда он ее поставит?

Почему эта дама забрала наши пальто? Она что ли будет их чистить?

Какой смешной красный пиджак у того дядьки, зачем он ему?

А куриные палочки здесь есть? Если нет, то я хочу в Макдональдс!»

Люциус в который раз подивился огромному терпению Гермионы, сталкивающейся с подобным напором каждый день, а порою даже целыми днями.

«Черт! Очень надеюсь, что пройдет время и сам смогу привыкнуть этому. Но как же хочется, чтобы оно, это время, прошло скорей».

– Мне нужно на горшок, – это Элиас объявил сразу же, как только все уселись за стол.

Гермиона дернулась, начав подниматься, но Малфой жестом остановил ее. Ему искренне хотелось, чтобы она наслаждаться сегодняшним вечером, тем более, как он подозревал, маме Элиаса нечасто приходилось наслаждаться подобными радостями.

– Я отведу его, а ты пока посмотри меню, – вставая, Люциус взял Элиаса за руку.

– Только не уходи никуда, Лушиус! – войдя в туалет, мальчик сразу же исчез в кабинке, и Люциус слышал, как он

возится там со своими брюками.

– Не переживай, я стою прямо за дверью, – успокоил его, стоящий посреди мужского туалета, со скрещенными на груди руками, Малфой. Никогда еще он не сталкивался с подобной ситуацией и сейчас ощущал лишь странную и нелепую неловкость.

– Хорошо… Но и сюда не заходи, я сам могу вытереть задницу! – тем временем довольно громко заявил Элиас.

– Это просто замечательно, – пробормотал Люциус и удивленно вскинул бровь, услышав, как Элиас принялся распевать песенку «Мерцай, мерцай, звездочка».

«Что? Дети, сидя на горшке, еще и поют?»

А когда в туалет вошли сразу несколько посетителей, Люциус, стоящий перед кабинкой, почувствовал себя просто идиотом.

– От этих брюк у меня чешется задница! – снова раздался звонкий голос Элиаса. – Я их терпеть не могу.

Несколько мужчин, моющих над раковинами руки, засмеялись, бросая на него в зеркало сочувственные взгляды.

«О, да! Без сомнения, у них тоже маленькие дети, и им хорошо знакома подобная ситуация…»

– Но ты не так часто их надеваешь, малыш. Если уж эти брюки совсем неудобные, то я поговорю с мамой, и тебе купят новые, от которых ничего не будет чесаться, – еле сдерживая улыбку, ответил Малфой. Тут дверь за его спиной открылась, и из кабинки, придерживая штаны обеими руками, вышел Элиас.

– У меня не получилось застегнуть их, – расстроено пояснил он.

Присев, Люциус нерешительно потянул мальчика к себе и помог справиться с застежкой.

– Спасибо, Лушиус! – поблагодарил сын и тут же побежал к раковине, чтобы вымыть руки.

– Да погоди же! – метнулся за ним Малфой. – Рукава надо засучить так, чтобы они не намокли.

И начал закатывать рукава рубашки и свитерка.

«Мерлин!»

За несколько следующих минут Люциус понял – для того, чтобы детские ручонки стали чистыми необходимо неизмеримое количество жидкого мыла и еще большее количество, летящих во все стороны, брызг. Когда же он, наконец, выключил воду, к ним шагнул, одетый в черный костюм, человек с полотенцем в руках.

– Здравствуйте, я Элиас, а вы кто? – спросил мальчик, пока Люциус, взяв полотенце, вытирал ему ладошки.

– Меня зовут Скотт, очень приятно познакомиться с вами, мистер Элиас, – с улыбкой ответил тот.

– Вы здесь что ли живете, да? – задал Элиас уже следующий вопрос, в то время, как Малфой застегивал манжеты его рубашки и поправлял свитер.

– Нет, я здесь работаю. И слежу за тем, чтобы в мужском туалете было чисто, и чтобы у вас было все необходимое, – усмехнулся дежурный.

– Ох… Сейчас мне очень необходимы новые брюки, от которых не будет чесаться задница, и ботинки, которые не будут щипать меня за ноги, – печально вздохнул Элиас, а Малфой поблагодарил дежурного, протянув тому чаевые.

– Что ж, удачи в поиске новеньких брюк и ботинок, сэр! – рассмеялся Скотт, махая на прощание этому очаровательному ребенку, так удивительно похожему на своего отца.

– Все нормально? – спросила Гермиона, когда они вернулись за стол.

– Все хорошо, не волнуйся, – Люциус открыл меню. – Уже решила, что будете заказывать?

– Да, я буду пенне с овощным крем-соусом и домашний салат. А Элиасу закажи, пожалуйста, равиоли с сыром и на десерт яблочный мусс.

Приняв заказ, официант уже скоро вернулся к ним с бутылкой сладкого шардоне.

– Это понравится тебе больше, чем виски, обещаю, – блеснув глазами, улыбнулся Малфой, когда попробовал налитый ему глоток.

Элиас оторвался от детского меню-раскраски и заметил, как Люциус смотрит на Гермиону.

– Лушиус, ты что ли собираешься спать с моей мамой? – удивленно спросил он.

Официант кашлянул, бутылка звякнула об бокал, и капелька вина пролилась на скатерть. Почувствовав, как у нее запылало лицо, Гермиона смущенно опустила голову. Люциус спокойно поблагодарил официанта и, дождавшись, когда тот отойдет, повернулся к Элиасу.

– Элиас, это был крайне неуместный вопрос. Почему ты задал его? – он старался говорить спокойно, несмотря на то, что был раздосадован. Малфой понимал, что Элиас еще совсем ребенок и просто не думает, о чем спрашивает. И уж тем более не осознает, что смутил свою мать этим дурацким вопросом.

– Прости, Лушиус… просто… ты смотрел на маму так, как дядя Гарри смотрит на тетю Джинни, когда хочет с ней спать. Я и подумал, может быть, ты хочешь спать с мамой, – Элиас взглянул на мать и его нижняя губка слегка задрожала. – Мам, я не хотел тебя обидеть.

– Все в порядке, детка, просто не стоит спрашивать о таких вещах при посторонних. Некоторые разговоры должны вестись только наедине, понимаешь? – ответила Гермиона, протягивая руку к бокалу с вином, и делая глоток. Оно оказалось приятно и ненавязчиво сладким… Слаще, чем ожидала, с легким намеком на что-то цитрусовое. И ей нравился этот вкус.

– Элиас, а что еще ты знаешь о таких вещах? – с любопытством поинтересовался Малфой.

Он помнил: Драко было десять, когда для него наняли учителя для объяснения анатомических и биологических тонкостей организмов мужчин и женщин. Как могло случиться, что Элиас, будучи всего лишь четырехлеткой, знал о том, что взрослые спят вместе, да еще и как они смотрят друг на друга перед этим?

– О, я знаю все о сиксе, парадах и о том, откуда берутся дети! – уверенно ответил мальчик. Тихо застонав, Гермиона прикрыла глаза.

– Неужели? И что же конкретно? – удивленно ухмыльнулся Люциус.

– Да! Дядя Гарри спит с тетей Джинни, и потом у нее нет парадов! А бабушка Молли говорит, что нечего и ждать, если они только и знают, что занимаются сиксом, – с радостной улыбкой пересказывал Элиас все, что слышал.

– Мерлин, этот ребенок мог бы стать бесподобным шпионом. Ему бы не было равных, – еле слышно пробормотал Люциус. Гермиона тут же толкнула его под столом ногой, и Малфой робко посмотрел на нее. – Я хотел сказать – теоретически…

– Элиас, ты не должен слушать чужие разговоры! И ты, безусловно, не должен повторять то, что где-то слышал. Неужели ты не понимаешь, что сказанное может быть чьим-то секретом? – Гермиона не на шутку рассердилась. – А если твоя болтовня причинит кому-то боль? Что тогда? Ты должен хранить в тайне то, что случайно услышал! Понятно?

– Ох, мам… Тогда я что ли не должен никому говорить, что дядя Рон хочет вставить всей команде «Холидейский гарпий»? – тихо спросил он.

Тут Люциус уже не сдержался и захохотал. Гермиона вздохнула: иногда ей казалось, что материнство – это битва, победить в которой, увы, невозможно.

– Люциус, прекрати! Не поощряй его! – невольно укорила она Малфоя.

– Прости! Я не нарочно, правда, – Люциус, все еще посмеиваясь, потянулся за вином, надеясь успокоиться. – Это было довольно забавно… – произнес он в глубину бокала.

– А можно мне тоже попить это? – спросил Элиас.

– Нет! – хором произнесли Гермиона и Люциус.

С широко распахнувшимися, как блюдца, глазами мальчишка откинулся на спинку стула.

– Мама права, Элиас, нельзя повторять то, что ты слышишь, когда и где попало, – заметил Люциус, с трудом удерживаясь от смеха.

– То есть ты не собираешься заниматься с моей мамой сиксом? – спросил Элиас как раз в тот момент, когда официант принес им корзинку с хлебом.

Корзинка выскользнула из рук бедняги, хлеб рассыпался по столу, и официанту пришлось извиняться снова. Когда же он отошел, и Гермиона опять собиралась что-то сказать, Люциус поднял руку, останавливая ее.

– Элиас, этот вопрос еще более неуместен и, откровенно говоря, это – не совсем твое дело. Понимаю, что тебе очень интересно, почему я появился в вашей с мамой жизни, но больше не позволю тебе смущать ее. Я понятно выразился? – спокойно, но твердо произнес Малфой.

Гермиона видела, как это повлияло на Элиаса – сын осознал, что пересек черту дозволенного.

– Да, сэр, – тихо и расстроено ответил он. Ему очень нравился Лушиус, и так не хотелось, чтобы тот сердился. – Мне очень жаль. Простите, пожалуйста.

– Извинения приняты. И давайте, наконец, наслаждаться ужином, – Люциус положил салфетку на колени и перевел разговор на, более подходящую для «семейного» ужина, тему. Квиддич.

К тому времени, когда они уселись в машину, чтобы вернуться домой, Элиасу уже было обещано посещение самого ближайшего профессионального матча и многое-многое другое.

А едва выехали из города, как мальчик уснул, и голова его мягко покачивалась на каждом повороте дороги. Люциус поразился, как внезапно и быстро смог уснуть только что болтающий, без умолка, ребенок. Уже который раз он поймал себя на мысли, насколько велико его желание оградить сон Элиаса от ужасов и кошмаров, до сих пор иногда преследующих Драко.

– Ты все очень правильно сказал ему в ресторане, – смущенно заметила Гермиона, нарушая тишину, от которой оба, казалось, начали задыхаться.

– Даже не знаю. Я постоянно напоминал себе, что он всего лишь ребенок, – отозвался Люциус, сворачивая на тускло освещенную деревенскую дорогу.

– Я обязательно поговорю с ребятами, чтобы они смотрели в оба, когда что-то обсуждают при Элиасе. Думают, что он не слушает, что просто играет рядом. А это не так, – она искоса взглянула на него. Лицо Малфоя было мягко освещено. – Прости, тебя задели его вопросы.

– Нисколько. Меня волновало лишь то, что он смутил ими тебя, – Люциус коротко взглянул на нее. – Не могу представить себя четырехлетним, спрашивающим отца, а занимается ли тот сексом с моей матерью.

– Я тоже не ожидала услышать это, – Гермиона рассмеялась. – Может быть, я должна объяснить ему, что это такое? Ну, чтобы он понял, насколько эти темы личные.

– Будешь объяснять, что такое – сикс, парады и вставить? – негромко засмеялся в ответ Люциус. – Да… уж лучше ты, чем я.

– А ты разве не объяснял этого Драко? – спрашивая, Гермиона вдруг подумала, насколько же приятен звук его смеха.

– Нет, для этого у него были наставники. А когда вырос, то отвел его… – Малфой замолчал, понимая, что некоторые вещи просто лучше не произносить.

– О, Господи! Что ты сделал? – Гермиона заметила, как он смущенно глянул на нее, и нашла это очаровательным. – Ты что? Отвел его к шлюхам?

– Я уже говорил тебе, что был не самым хорошим отцом для Драко. Но это было то, что для меня когда-то сделал мой отец, и то, что другие отцы делают для своих сыновей… Не волнуйся, я обещаю, что не потащу Элиаса в бордель, когда он вырастет.

– Очень надеюсь, что нет! Первый раз у человека должен быть с кем-то любимым, а не с продажной женщиной, – Гермиона не могла не улыбнуться ему.

– Но твой же таким не был. Прости, – мягко заметил Люциус.

«Мерлин, чего б я только не отдал, чтобы исправить это…»

От направления своих мыслей он почувствовал возбуждение и невольно заерзал на сидении.

– Не надо, Люциус. И прекрати, наконец, извиняться. Я никогда не смогу пожалеть о том, что привело к рождению Элиаса. Да, это была не любовь и не страсть, и произошедшее не было для меня восхитительным, но на сегодняшний день это самое незабываемое в моей жизни ощущение, – потянувшись, Гермиона положила ладонь на его руку, переключающую передачи.

Малфой чуть повернул свою и на мгновение сжал ее пальцы, а потом сразу же отпустил, будто прикосновение обожгло его. Положа руку обратно на колено, Гермиона чувствовала, как пальцы все еще покалывает от его прикосновения. Странная, напряженная и будоражащая тишина воцарилась в салоне автомобиля. И оба не могли понять, что же между ними происходит…

========== Глава 8. Статус-кво изменен ==========

В которой черта перейдена.

Сидя на диване, Гермиона укладывала свежевыстиранное белье в корзину и параллельно наблюдала за тем, как расположившийся на ковре Люциус играет с Элиасом в волшебные шахматы. Все еще казалось чуточку странным и непривычным почти ежедневно видеть Малфоя в их гостиной. Но ситуация потихоньку менялась, и с каждым новым визитом Люциуса, с каждым проведенным у них вечером, Гермиона воспринимала его присутствие все спокойнее. Да что лукавить? Порой она даже поражалась выдержке и терпению Люциуса, которые он проявлял, общаясь с ее непоседой-сынишкой. Как, например, сейчас, когда пытался рассказать Элиасу о тонкостях игры, а того гораздо больше интересовали бои шахматных фигурок. Однако Люциус держался молодцом: аккуратно, но настойчиво, он снова и снова переводил внимание мальчика на правила ведения партии.

Гермиона поймала себя на мысли, что все происходящее кажется каким-то… милым. И правда, было очень приятно наблюдать, как Люциус играет с Элиасом, или читает ему перед сном, или порой помогает купать мальчика. Иногда Малфой ненадолго задерживался, чтобы поболтать с ней о чем-то, и Гермиона искренне наслаждалась этими минутами, потому что именно они позволяли забыть о собственном одиночестве.

«Нет, конечно же, у меня есть друзья. Замечательные. Самые лучшие на свете. Но с тех пор, как у каждого появилась собственная жизнь, видимся мы все реже, и чаще всего по какому-то поводу. Еще у меня есть Джесса – умная, язвительная и очень добрая. Но любой разговор с Джессой неизменно скатывается к мужчинам и сексу, то бишь к темам, в которых чувствую себя полным профаном. А уж признаться ей, что меня тянет к Люциусу, и вовсе неловко. Хм… тем более, что меня действительно тянет к нему. Хотя мне это и не нравится…»

Отставив наполненную корзину, она занялась сортировкой полученных на днях писем. Гермиона отбросила в сторону рекламные рассылки и взялась за счета, раскладывая их по мере наступления крайней даты оплаты. Потом прочла письмо от Полумны Лавгуд, интересующейся, как у них дела, и записку от Гарри, сообщавшего, что в субботу планирует провести весь день с крестником. И наконец, в руках оказалось уведомление из Гринготтса о состоянии счета. Как же она ненавидела эти выписки, каждый раз унизительно подтверждающие, что живут они с Элиасом от зарплаты до зарплаты. Однако, собравшись с духом и распечатав конверт, изумленная Гермиона чуть не сползла с дивана: баланс ее счета каким-то невероятным образом увеличился на сумму, которую она не заработала бы в магазине даже за пару лет.

«Нет! Это… это, наверное, какая-то ошибка…»

Гермиона опустила глаза ниже и наткнулась на уточнение из журнала транзакций. Там черным по белому было написано:

Перевод средств со счета Люциуса Малфоя в размере 100 000 (сто тысяч) галлеонов.

– Люциус! – даже не пытаясь сдержаться, возмущенно прорычала Гермиона.

Малфой поднял голову от шахматной доски и, увидев, что именно держит она в руке, мысленно застонал.

– Элиас, подумай пока над своим следующим ходом. Мне нужно немного поговорить с твоей мамой, – поднявшись с пола, Люциус прошел к задней двери и вышел на крыльцо.

В свежем воздухе ощутимо пахло приближающейся грозой. Глянув на Гермиону, Малфой машинально отметил, насколько она сейчас красива: в прищуренных глазах сверкало яростное возмущение, на щеках алел густой румянец.

«Хороша… вот только боюсь, что со злости комплимент вряд ли воспримет адекватно…»

– Как ты посмел?! – Гермиона помахала листком уведомления прямо у него перед носом.

– Что посмел? И что такого ужасного я сделал, чтобы вызвать столь яростное негодование? – осторожно забрав у нее бумагу, Люциус мельком глянул на текст. Сказать по правде, он просто не понимал причину подобного возмущения.

– Ты перевел на мой счет деньги! – уже не сдерживаясь, почти кричала она.

– И что? У меня они есть, и немало. А тебе они нужны для того, чтобы воспитывать Элиаса, – он небрежно пожал плечами, отчего Гермиона разъярилась еще сильней.

– Но мне не нужно столько денег, чтобы воспитывать его, Люциус! О чем ты думал, переводя в мое хранилище сумму, которая кому-то может показаться небольшим состоянием? – от злости Гермиона чуть ли не скрежетала зубами.

– Извини, но я думал лишь о тех пяти годах, пропущенных мною не по своей вине, когда не принимал абсолютно никакого участия в жизни собственного ребенка! И о том, что хочу лишь помочь вам обоим. Почему ты так злишься? Элиас имеет право на эти деньги, даже не будучи формально Малфоем. Надеюсь, пока не будучи. Но он, так или иначе, Малфой. И уже одним этим заслуживает свою долю фамильного состояния! – не сдержавшись, тоже вспыхнул Люциус.

– Знаешь, что? Мы не продаемся! Ты не можешь купить нас, Люциус. И уж тем более не стоит пытаться таким образом заглушить свое чувство вины, даже если оно и гложет тебя! – резко парировала его тираду Гермиона.

– А я и не пытался купить кого-то! Лишь хотел помочь тебе и ему. Хотел, чтобы ты спокойно смотрела в завтрашний день, зная, что теперь тебе больше не придется растить его в одиночку! И почему же я не могу это сделать, скажи на милость? Почему не могу помочь своему сыну и его матери, если имею для этого более чем огромные возможности?

«Черт! Ну зачем эта женщина постоянно все усложняет? Неужели она так и будет в каждом моем поступке видеть какую-то гнусную подоплеку? Подкуп! Да твою ж мать!»

Но, даже ужасно злясь на Гермиону, Малфой опешил, когда взглянул ей в глаза и увидел мелькнувшую в них боль.

«Да не хотел я оскорбить тебя! Просто помочь хотел!»

– Хочу тебе напомнить, Люциус, что нам и сейчас неплохо живется. По крайней мере, все необходимое у нас есть. И этого достаточно, – уже немного спокойней заметила Гермиона.

– Да, согласен, все необходимое у вас есть. Но как насчет того, что Элиас растет и его нужно учить, лечить, возить отдыхать? Как насчет уверенности в том, что тебе не надо экономить, считая оставшиеся галлеоны и пытаясь свести концы с концами? Это тоже не важно? – Малфой подошел к перилам и посмотрел в ночное небо, которое как раз осветил яркий росчерк молнии, окрасив в разные оттенки фиолетового. В груди яростно клокотала обида на несправедливые обвинения. – Почему каждый раз, когда я пытаюсь сделать что-то хорошее, это оборачивается против меня?

Гермиона ощутила, как ее охватывает стыд.

– Прости… Я… я не хотела показаться тебе неблагодарной дрянью, – вздохнула она, понимая, что в этой ситуации выглядит злобной гарпией.

Сейчас, уже чуточку успокоившись, Гермиона начала осознавать, что отреагировала столь бурно и остро лишь потому, что за эти годы привыкла постоянно и от всего защищаться, надеясь лишь на саму себя. А поскольку Люциус появился в их жизни так недавно и так неожиданно, то и от него Гермиона по привычке тоже начала обороняться.

Она подошла ближе и положила руку на плечо Люциуса, а когда он, вздрогнув, повернулся, то увидела на его лице разочарование и боль.

– Пойми меня… Я пытаюсь воспитать Элиаса так, чтобы деньги не стали для него наивысшей ценностью. Мне хочется, чтобы он понимал, что, в конечном счете, главное – это то, что представляет из себя сам человек. И что он несет в этот мир. Тем более, если смотреть на жизнь здраво, то обойтись можно и небольшими деньгами… И я надеюсь, что став взрослым, Элиас будет четко понимать – не деньги и не имя, доставшееся от поколений предков, определяют его судьбу. А лишь сам он.

– Гермиона, прости, но это нереально. Ты не сможешь научить ребенка игнорировать значение денег, когда весь мир вокруг будет проповедовать ему абсолютно противоположное. Нет, конечно, тебе может и удастся воспитать в нем некое пренебрежение к роскоши и материальным благам, несомненно. Но не к деньгам. Поскольку они по своей природе даруют человеку еще кое-что. Независимость, степень свободы, статус. Их не стоит недооценивать. Тем более, что рано или поздно, Элиас станет Малфоем. И к нему уже будут относиться, как к одному из членов семьи, даже несмотря на то, что он – первый полукровка, появившийся в роду. Он – Малфой, а данный факт уже означает, что Элиас богат. Нравится тебе это или нет… – присев на перила, Люциус наблюдал за ее реакцией.

– Не он, Люциус, а ты. Богат не мой ребенок, богат его отец, – упрямо возразила Гермиона, которой хотелось верить, что сможет защитить Элиаса от влияния высокомерия и снобизма, сможет вырастить из него хорошего порядочного человека и без огромных капиталов. И осознание того, что Люциус, по сути, прав, дико раздражало.

– Ошибаешься. Как мой сын, он унаследует приличную часть моего имущества, тем более, что я уже через адвокатов учредил трастовый фонд на его имя и изменил завещание. Не волнуйся, пока об этом известно лишь юристам, но дело уже сделано. Так что, Элиас – уже очень богатый мальчик.

– И ты сделал все это, даже не спросив для начала меня? Люциус, тебе не кажется, что я имею право знать о таких важных вещах? Черт, я его мать! И все, что касается Элиаса, касается и меня! – Гермиона даже топнула ногой, а поняв, что именно сделала, смутилась и покраснела.

«О, Боже… Почему этот мужчина может вывести меня из равновесия всего парой фраз? Да что со мной?»

– Вот уж не думал, что тебе будут интересны подробности моих финансовых и юридических решений! Тем более, что я не пытался провернуть у тебя за спиной что-то вредное для нашего ребенка! – защищаясь, Люциус повысил голос еще раз.

– А как ты мог подумать, что я не захочу узнать об этом? И что я делала бы, если б, упаси Бог, с тобой случилась какая-то беда? Откуда я бы узнала, что ты, оказывается, что-то там сделал для Элиаса? – Гермиона вновь вспыхнула от праведного негодования, и Малфой снова невольно отметил про себя, насколько красива она сейчас.

«О чем я только думаю?»

– От моего адвоката, который обязательно связался бы с тобой, конечно. Тем более, что женщины моего круга не вмешиваются в подобные вопросы и не засоряют ими голову, поскольку это – удел мужчин. И, кстати, именно потому практически у всех состоятельных вдов есть профессиональные управляющие и юристы, занимающиеся их капиталами и недвижимостью. Извини, но такое решение – более чем разумно, – Малфой снова пожал плечами и этот жест показался бы Гермионе милым, если б не разозлил еще сильней.

– Ну, знаешь ли, я – не одна из женщин твоего круга. И кое-что понимаю в финансах, а то, что не понимаю, как-нибудь в состоянии изучить и разобраться. Поэтому, Люциус, уж будь добр, когда принимаешь какие-то финансовые решения, касающиеся Элиаса, ставь меня в известность, – упрямо продолжила она гнуть свою линию и вдруг увидела, как Малфой, стиснув губы и сузив глаза, качнулся к ней и крепко схватил пальцами за подбородок, наклоняясь к самому лицу.

– Скажи, почему ты такая упрямая? Чертовски упрямая! – сквозь зубы спросил он, встречаясь с ней взглядом.

В эту минуту, глядя ей в глаза, Люциус искал в них…

«Мерлин! Да я и сам не знаю, чего! Разве что какой-нибудь мельчайший знак, который скажет мне о том, что она не испытывает ко мне ненависти? Или, что думает обо мне, когда я ухожу от них? Или, что на самом деле рада моей заботе о ней и о мальчике?»

Но все, что он видел сейчас – лишь остаток ярости и удивление, смешанные с чуточкой страха. И Люциус не сдержался. Он наклонился и поцеловал ее. Сначала осторожно коснувшись губ, а затем сильней, глубже. Краем сознания отмечая, что той ночью, когда случилась их неожиданная близость, он даже не прикоснулся к ее губам. Иначе бы не смог забыть их вкус и то, какие они мягкие, как несмело приоткрываются, поддаваясь его настойчивости. Как сладок вкус ее рта, который он смаковал сейчас, проникнув внутрь языком. И как тихо всхлипывает она, сжимая и разжимая ладошки, будто думая – оттолкнуть его или притянуть к себе еще ближе.

Неохотно оторвавшись от Гермионы, Люциус медленно отстранился и с некоторым удовлетворением глянул в ее затуманенные дымкой глаза. Оба тяжело дышали, а когда молния снова сверкнула по ночному небу ярким росчерком, Малфой заметил, как губы ее еще блестят от поцелуя. Не отдавая себе отчета, он погладил их подушечкой большого пальца, уже затосковав по вкусу, но сдержался. А потом почувствовал, как тоненькие пальчики обхватили его запястье и резко дернули вниз. Приложив ладонь к губам, Гермиона быстро шагнула назад, и выражение ее лица слегка напугало Люциуса.

«Она просто шокирована этим поцелуем или он ужаснул ее?»

Не произнеся ни слова, Гермиона обошла его и вернулась в дом. А Люциус, озадаченный и смущенный, так и остался стоять на крыльце.

__________________________________________________________________

Продолжающая бушевать за окнами мэнора буря, как нельзя ярко отражала то, что творилось сейчас в душе Малфоя. И что абсолютно не хотелось анализировать. Люциус понимал, что он и злится, и негодует, и щетинится от обиды, и еще… боится. Отчаянно боится, что тот хрупкий мостик доверия, совсем недавно протянувшийся между ним и Гермионой, он только что разрушил собственными руками. Память услужливо подбросила воспоминания из прошлой жизни, когда он тоже был переполнен эмоциями, не находящими выхода.

«Но вот только… в то время меня переполняла ненависть. Бессильная жгучая ненависть, которая, кажется, даже сочилась из пор кожи. Она обволакивала меня так густо, что практически стала самой сутью. Стала тем единственным, что мог тогда чувствовать. А потом… я потерял все, кроме Драко, потерял даже самого себя. И будто сгорел от боли, которая объединившись ненавистью, выжгла во мне то живое, что еще оставалось».

Люциус сидел в небольшой комнате, предназначенной только для членов семьи, в своем любимом кожаном кресле, развернутом сейчас в сторону окон. Рядом, на небольшом столике, стоял графин со столетним огневиски, по которому Люциус периодически нервно барабанил пальцами, и полупустой стакан. А чуть неподалеку лежала разбросанная стопка колдографий, сделанных за последние несколько недель: Элиас, он и Элиас, Элиас с Гермионой. Колдографии его неожиданного маленького семейства, общением с которым он наслаждался день ото дня все сильней и сильней.

«Итак… Я поцеловал ее и, возможно, совершил огромную ошибку…»

Люциус вспомнил, как вернулся с крыльца в дом: опершись руками о столешницу, Гермиона стояла на кухне, потом обернулась и негромко велела Элиасу идти укладываться спать. По-прежнему не произнося в адрес Люциуса ни единого слова, и делая вид, что его вообще нет рядом.