Текст книги "Тени прошлого (ЛП)"

Автор книги: Snapes_Goddess

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

От воцарившейся в гостиной тишины можно было оглохнуть. Люциус с трудом сглотнул и попытался заставить себя обернуться, но не смог. От страха он так и продолжал смотреть в окно, ожидая реакции Драко.

– Ты ее… изнасиловал? – за его спиной сурово отчеканил вопрос тот.

Нет, Драко, конечно же, знал, что его отец был способен и на более ужасные вещи, но ему не хотелось верить, что Люциус способен на изнасилование.

– Гермиона сказала, что нет. Сказала, что сама позволила случиться этому, – ответил Люциус. Стоя лицом к окну, он не видел, как облегченно выдохнул сын.

– Получается, ребенок Грейнджер – твой? – недоуменно уточнил Драко. – А я всегда думал, что он от Поттера.

– Его зовут Элиас, и он – твой младший брат, – Люциус, наконец, повернулся и уставился на своего первенца. – Он еще ничего не знает, но я намерен стать ему отцом в полном смысле этого слова, а это означает, что, в конечном итоге, о его происхождении станет известно всем. И еще означает, что он будет знать о том, что ты его старший брат. Я хотел сказать тебе об этом сейчас, прежде чем мы с Гермионой расскажем Элиасу правду. Хотел дать тебе время разобраться со своими чувствами на предмет всей этой ситуации…

– С моими чувствами? – Драко поднял голову, гнев и боль сверкали в его глазах. – Мои чувства? Да мою мать еще не предали земле, когда ты трахал Грейнджер! Мои чувства! Я не могу поверить, что ты такой мерзавец, отец!

Он ожидал этого гнева. Драко боготворил мать, и Люциус знал, что будет чувствовать сын, узнав, что ее, по сути, предали.

«Черт!»

Сейчас казалось, что он и впрямь предал тогда Нарциссу. И знал, что, будучи на месте Драко, среагировал бы точно так же…

– Я понимаю, ты расстроен…

– Расстроен? Бл…! Ты действительно думаешь, что я сейчас всего-навсего расстроен? – закричал Драко, поднимаясь с дивана. – Ты трахался с Гермионой Грейнджер чуть ли на теле моей матери! Господи… Да что же ты за человек? Неужели у тебя души совсем нет?

– Я не хотел и не планировал того, что произошло! Поверь мне! Это было… Я не знаю, как объяснить тебе, потому что и сам не понимаю до конца. Неужели ты думаешь, что я сознательно и со злым умыслом лишил ее девственности? Она же была почти ребенком, возраста моего раненого сына, лежащего наверху… Ты знаешь, что я никогда не принимал участия в насилии магл и пленных. И до сих пор чувствую вину за то, что произошло тогда. Мерлин, желаю тебе никогда не ощутить моего ужаса, видя девственную кровь на теле женщины, и думая, что заставил ее быть с тобой! Мне же до сих пор кажется, будто я что-то украл у нее в ту ночь, несмотря на то, что она успокаивает меня…

Люциус провел ладонью по волосам, по-прежнему не глядя на Драко.

– Драко, я сломал этой девочке жизнь. Она училась бы дальше, сделала карьеру, вышла бы замуж за Уизли или Поттера, но из-за меня она работает в маленьком дерьмовом книжном магазине, живет в полуразрушенном домике, который меньше, чем моя спальня, и растит ребенка… моего ребенка… в одиночестве. Ты спросил: есть ли у меня душа? Знал бы ты, сколько раз я сам задавал себе этот же вопрос.

– Мне, конечно, очень жаль… Но сейчас как-то не до сочувствия, отец! Я просто не могу, прости. Ты спал с другой… ты предал мою мать и ее память… Мерлин, я не могу поверить… у тебя ребенок от другой женщины, тем более от грязнокровки! Ха! Куда, на хрен, девались твои проповеди и убеждения? К каким чертям в задницу полетело то, что ты вбивал мне в голову на протяжении стольких лет? Блестящий итог – полукровный Малфой… Браво!

Драко имел право на бушующую в нем сейчас ярость, и Люциус знал это. Знал, что заслужил ее, но как же было больно!

– Она, что, соблазнила тебя?

– Нет, – Люциус качнул головой, усмехаясь при мысли о подобном. – Конечно же, нет. Она просто пыталась утешить меня, поддержать… подставить плечо, на которое я мог бы опереться.

– О, да! Но ты сделал гораздо больше, чем оперся на ее плечо, – цинично ухмыльнулся Драко. Казалось, что он все еще не верит услышанному.

– Не смей винить и, тем более, оскорблять ее. Гермиона – удивительная молодая женщина. Она могла избавиться от Элиаса, у нее был выбор. Но предпочла полностью изменить свою жизнь, – Люциус, наконец, посмотрел на Драко и дрогнул от болезненного выражения на лице сына. – Я бы хотел познакомить тебя с братишкой, но только когда сам решишь, что готов…

– Почему Грейнджер ничего не сказала тебе раньше?

– Думаю, причины очевидны, или нет? – Люциус пожал плечами. – Теперь важно то, что я все знаю и хочу наладить отношения с мальчиком. И надеюсь, что ты сделаешь то же самое… когда-нибудь.

– Да я тебя-то видеть сейчас не могу! А уж тем более думать об отношениях с этим маленьким… с этим… – разъяренный Драко изо всех сил пытался подобрать эпитет.

– Элиас, его зовут Элиас, – прервал отец, – и не смей винить его, Драко. Злись на меня, ненавидь, если пожелаешь, но он всего лишь ребенок. И ни в чем не виноват. Он не просился на этот свет…

– О! Ну надо же! Как вдруг внезапно, папочка, ты начал проповедовать терпимость! С чего бы? Когда всю жизнь учил, да что там, заставлял меня ненавидеть людей, ни капли не повинных в своем рождении! Почему я должен слушать тебя сейчас? Ты слушал меня раньше? До чего нас, Малфоев, довели твои гребаные принципы: испорченная репутация, рабство у маньяка, смертельная угроза жизням! А я еще и маму потерял… – Драко покачал головой, и на лице его мелькнуло выражение жуткого отвращения. – Я не могу в это поверить… Не хочу верить в то, что ты мог быть таким бездушным, таким… Прости, отец. Но сейчас я даже не могу сказать, что люблю тебя…

Драко направился к двери, и Люциус не пытался остановить его. Гермиона была права – сын оказался невероятно разозлен и разочарован этой новостью. Ему необходимо время, чтобы смириться с тем, что изменило его… их жизни. Люциусу же оставалось только одно – отпустить Драко и надеяться, что он поймет и простит. Хотя бы со временем…

____________________________________________________________________

Стоя на заднем крыльце, Гермиона наблюдала, как Элиас пускает мыльные пузыри, переливающиеся в затухающем свете дня. Ее мальчик был так счастлив сейчас, наслаждаясь этой простой и незатейливой забавой. Он снова и снова макал пластиковую палочку в бутылку, затем наполняя воздух вокруг себя нежными радужными шарами, чтобы гоняться за ними по всему двору с восторженным визгом хлопая ладошками.

«Господи, если б жизнь состояла только из таких приятных моментов, как смотреть на играющего Элиаса…»

– Эй, с тобой все в порядке? – дверь скрипнула, это Гарри присоединился к ней на крыльце. Он положил руку на плечо Гермионы, и той пришлось напрячься, чтобы резко не сбросить ладонь.

– Не совсем, – угрюмо отозвалась она.

– Молли с Роном ушли. Миссис Уизли передала, что будет здесь утром, как обычно, – Гарри присел в шезлонг, прислоненный к перилам крыльца, и с тревогой поглядел на Гермиону. Сейчас она выглядела грустной и бесконечно уставшей.

– Она очень любит Элиаса, даже, несмотря на то, что ненавидит меня, – вздохнула Гермиона и наклонилась, облокотившись на перила. На самом деле она была рада, что Рон и Молли, наконец, ушли. Терпеть их сегодняшнее возмущение и негатив сил больше не осталось. Гермиона специально пригласила их на ужин, чтобы сообщить об изменениях, произошедших в их с Элиасом жизни. Но, увы, новость о том, что Люциус Малфой собирается стать ее мальчику настоящим отцом (со всеми вытекающими из этого последствиями) привела обоих практически в состояние истерики. Они были возмущены и напуганы тем, что Люциус собирается общаться с сыном, да еще и регулярно.

Озабоченность Рона, впрочем, больше заключалась в том, что им с Элиасом может навредить темное прошлое Малфоя. Он не скрывал своей неприязни к «этому недобитому Пожирателю», хотя и признал угрюмо, что Гермиона имеет полное право решать сама, как ей поступать и что будет лучше для мальчика.

Она вспомнила, с каким трудом ей далось когда-то горькое признание Рональду в своей беременности и рассказ о том, что произошло той ночью в гостиной Слизерина. Поначалу он так же, как и все остальные, думал, что Гермиона была изнасилована, и она до сих пор помнит боль, мелькнувшую в его глазах после признания, что это не так. Надо отдать ему должное, Рон искренне пытался понять ее, даже пытался сохранить их отношения, убеждал Гермиону, что любит ее, что готов даже усыновить этого неожиданного ребенка. Но, когда родился Элиас, и родился таким похожим на своего отца, Гермиона поняла, что для Рона это оказалось непосильной ношей. Он не сможет жить с ней, любить ее и любить этого чужого мальчика. И не думать каждую секунду о том, чей это сын.

Она не винила Рона за это. Конечно, какое-то время была раздавлена тем, что отношения, которых жаждала так долго, закончились, так и не начавшись, но понимала, что так будет лучше и не держала на Рона зла. А со временем они даже смогли возобновить былую дружбу, и он полюбил Элиаса, хотя и не так сильно, как полюбил мальчика Гарри. Гарри же с самого первого дня проникся к ее сыну, увидев в Элиасе кроху-сироту, у которого на всем белом свете есть только мама, и которому обязательно нужен кто-то еще. Нужен, чтобы учить, защищать, любить… Он взял на себя роль крестного, дяди и отца легко и просто, даже не задумываясь.

Да, с Рональдом все оказалось проще. А вот Молли среагировала на новости гораздо острее. Понятно, что она до сих пор не простила Гермиону за причиненную Рону боль, за предательство, как с жестокой откровенностью Молли называла ее поступок все эти годы. А уж особое возмущение овладело миссис Уизли, когда она узнала, что отец ребенка не кто иной, как Люциус Малфой. Она крайне неодобрительно отнеслась к идее Рона жениться на Гермионе, несмотря ни на что; вела себя холодно и облегченно вздохнула, когда они окончательно расстались. Сейчас, став матерью сама, Гермиона конечно же понимала, что Молли Уизли лишь защищала своего ребенка, готовая разорвать любого, кто причинит ему боль. Впрочем, и сама Гермиона осознавала, что поведет себя точно так же по отношению к Элиасу. И уж точно не будет обожать женщину, которая посмеет разбить ее мальчику сердце. Но несмотря на глубокую обиду по отношению к Гермионе, Молли полюбила Элиаса с того момента, как увидела его и взяла на руки. Искренне и глубоко. Помогая Гермионе нянчиться с ним даже в ущерб собственным делам. И именно поэтому сегодня ее реакция и оказалась самой резкой, самой непримиримой. Она не понимала, как Гермиона могла позволить Люциусу Малфою появиться в жизни Элиаса. Снова и снова этим вечером Молли пыталась доказать, что не имеет значения, отец он Элиасу или не отец. Люциуса Малфоя, по ее мнению, не должно быть рядом с мальчиком ни под каким предлогом.

«Да… память у Молли хорошая и никакие заверения, что Люциус изменился и многое осознал, не помогли. Она до сих пор не простила его».

Но Гермиону Грейнджер не зря считали сильной женщиной. Раз за разом отвергая доводы миссис Уизли, она стояла на своем и не собиралась менять то, что теперь Люциус будет принимать участие в жизни Элиаса. В конце концов, это ее решение, ее жизнь и ее ребенок. Более того, она даже огрызнулась в ответ на очередную тираду Молли, заметив, что сообщает им это лишь из вежливости. Поскольку рано или поздно новость о том, что Элиас Грейнджер на самом деле Элиас Малфой станет известна всем волшебникам.

Услышав голос Гарри, Гермиона вынырнула из неприятных воспоминаний.

– Никто из них не испытывает к тебе ненависти, Гермиона. Они просто не понимают твоего решения, вот и все… – когда ему доводилось видеть ее такой расстроенной, сердце начинало щемить. Гарри и в самом деле чувствовал к Гермионе самую настоящую братскую привязанность и не хотел, чтобы она мучилась из-за того, что кто-то может ненавидеть ее.

– Гарри, но ведь сказать по правде, они и не должны понимать мое решение, оно касается лишь меня и Элиаса. Они просто должны принять его, – упрямо возразила Гермиона. – Люциус – отец моего сына, нравится нам это или нет. И я увидела в нем что-то много лет назад, раз позволила произойти тому, что случилось между нами. Да и сейчас все еще вижу это. Люциус искренне желает загладить свою вину, он хочет стать хорошим отцом моему мальчику. Может быть потому, что не стал таким для Драко… и я ему верю. Я видела, какой он рядом с Элиасом, Гарри. Он приходил к нам каждый вечер на этой неделе, чтобы пообщаться с ним. И поверь, мне не в чем упрекнуть Малфоя.

Мягкая улыбка и светящиеся глаза Гермионы почему-то оказались для Гарри убедительней, чем ее категорические и упрямые аргументы.

«Черт! А она ведь действительно верит, что Люциус заслуживает и сможет стать Элиасу настоящим отцом».

Самого Гарри глодали на этот счет большие сомнения, но… Он вдруг вспомнил, каким странным и потерянным видел Люциуса Малфоя в последний раз, когда тот сидел в центре зала суда, ожидая приговора.

«Может, она и впрямь знает об этом человеке нечто, неизвестное никому?»

– Я хочу верить твоему мнению о нем, Гермиона, просто… мне нужно для этого какое-то время. Извини. Знаешь же, что я желаю вам с Элиасом только добра, – потянувшись, Гарри тихонько погладил ее по руке и удивился, когда Гермиона обернулась и глянула на него сверху вниз с той самой, знакомой еще о школы, снисходительностью.

– Я знаю, Гарри, знаю. Просто хочу, чтобы близкие мне люди могли доверять моим решениям и не сомневаться в них. Не думаю, что совершаю ошибку. Я не знаю почему, но чувствую, что поступаю сейчас правильно. Так будет лучше и для Элиаса, и для меня…

– Ну а я всегда поддержу тебя, можешь не сомневаться. Даже если и не пойму до конца. И знаешь почему? Потому что ты никогда не сделаешь ничего, что может навредить сыну, – он поднялся с шезлонга, и, легонько дернув ее за прядку волос, ловко перепрыгнул через перила. – А теперь… я хочу поиграть со своим крестником.

Гермиона засмеялась, глядя, как спрыгнувший с крыльца Гарри на ходу достал палочку и удесятерил количество пузырей, при этом порядком увеличив их размер. Это заставило Элиаса заверещать от восторга еще сильней, и она забыла обо всех проблемах, растворяясь в чистой и светлой радости своего дитя.

========== Глава 5. А сейчас я укладываюсь спать! ==========

В которой сердце Люциуса Малфоя окажется завоеванным.

Был уже поздний вечер, когда Люциус вышел из камина в гостиную Гермионы. В свете мягко мерцающих ламп он увидел, что диван завален подушками и мягкими игрушками Элиаса. Это выглядело так естественно, и так… по-домашнему… И он не переставал удивляться тому ощущению комфорта и уюта, что каждый раз охватывало в этом неказистом домике. Легким взмахом палочки и простым заклинанием в следующее же мгновение комната была приведена в порядок.

Всю эту неделю, что приходил к ним – он видел уставшее лицо Гермионы, слышал усталость и в ее голосе, но никогда она не злилась и не жаловалась. После работы возвращалась домой и сразу же начинала готовить ужин, пока Элиас играл или без умолку болтал рядом. Она постоянно общалась с ребенком, играла, читала, пела детские песенки, прежде чем наступало время искупать его и уложить спать. В перерывах между этим еще успевала что-то сделать по дому, и Люциус не мог не восхищаться ею. Тем более что их сын обладал неуемной энергией.

И это было так не похоже на то, к чему он привык. Его мать проводила с ним всего несколько часов в день, в основном оставляя с няней. Так же рос и Драко. Его приносили из детской только пару раз в день, чтобы некоторое время спустя унести обратно. Ни Нарцисса, ни сам Люциус никогда не читали ему на ночь и не купали в ванной. И уж точно Нарцисса никогда бы не стала танцевать «танец маленьких утят», как два дня назад это делала Гермиона с Элиасом. Малфой чувствовал себя бесконечно виноватым, что Драко оказался лишенным таких простых, но теплых радостей. Да и не только Драко, но и сам он, как отец – тоже.

Да, Гермиона Грейнджер стала для его ребенка замечательной матерью. Претензия у Малфоя оставалась лишь одна – как она посмела скрыть от него Элиаса?! И все же, Люциус был ей благодарен: его младший сын рос счастливым и здоровым. Мальчишка рос таким жизнерадостным и ласковым, что Люциус даже начал немного гордиться. Оказалось так приятно, что нечто такое славное появилось на этот свет от него.

Увидев, что гостиная пуста, Люциус взглянул на карманные часы и понял, что сегодня из-за объяснений с Драко он опоздал. А услышав детский визг, смех и звуки льющейся воды, понял, что Гермиона уже купает Элиаса перед сном. С легкой улыбкой Малфой снял мантию и положил ее вместе со своей палочкой в кресло у камина. От этих звуков нормальной жизни на душе сразу потеплело.

Услышав топот маленьких ножек, стучащих по деревянному полу, он обернулся. Это Элиас бежал по коридору в одних трусах с нарисованными крошечными поездами, и его влажные волосы дико развевались на бегу. Звонкий смех эхом отразился от стен, когда Гермиона выскочила из ванной и погналась за ним, сжимая в руке красную пижамку.

– Элиас, сейчас же вернись и надень пижаму! – сквозь детский хохот раздался ее голос. Элиас забежал в гостиную и резко остановился.

– Лушиус! – глаза его загорелись, он подбежал к Малфою и, с трудом поднявшись на диван, бросился в объятия Люциуса.

Тот поймал его и обнял в ответ, ясно осознавая, что сегодня впервые прижимает к себе сына.

– Я думал, что ты сегодня не придет!

– Правильно говорить – не придешь… Прости за опоздание, Элиас, у меня была… важная встреча, – в груди что-то дрогнуло, когда он почувствовал теплоту кожи и ощутил сладкий детский запах. Увидел эту улыбку, так похожую на его собственную.

«Черт! Как же приятно, что он рад моему приходу…»

– А я искупался и почистил зубы! – Элиас широко улыбнулся, чтобы показать Малфою два ряда крошечных, жемчужно-белые зубок.

Над его верхней губой, как маленькие усики, белели остатки зубной пасты. И весь он был таким… изумительным. У Люциуса мелькнула мысль, что этот маленький человечек очень скоро может превратить его в сентиментального идиота. И почему-то нисколько не огорчился этому.

– Мне кажется, ты еще не закончил, – Люциус кивнул головой в сторону матери.

– Молодой человек, а мне кажется, что у вас проблемы, – пытаясь скрыть улыбку, строго заявила, зашедшая следом Гермиона. – Сейчас же надень пижаму!

Увиденное несколько напрягло ее. Гермиона была почти уверена, что Люциусу никогда не приходилось иметь дело с Драко, бегающим по коридорам мэнора в одних трусах. Хотя, ее и преследовало ощущение, что Драко тоже рос не самым послушным ребенком.

– Не хочу пижаму, хочу спать в трусах! – заявил Элиас, еще сильней прижимаясь к Люциусу.

– Меня не волнует, хочешь ты этого, Элиас, или нет. Ночью уже холодно, так что надевай, – она подошла к дивану. – А маленьких мальчиков, которые не слушаются своих мам, лишают сладкого, к твоему сведению.

– А я не маленький мальчик, я – мужчина, – заявил тот, выпятив грудь и так похоже приподняв подбородок чисто «малфоевским» движением, что Гермиона едва сдержала смешок.

– Ты – мужчина? Да неужели? – Гермиона заметила, как губы Люциуса, наблюдавшего за их перепалкой, дернулись от улыбки, и ей стало интересно, о чем он сейчас думает.

– Да, мужчина! Потому что у меня есть пенис, – кивнул Элиас. – А дядя Гарри и дядя Рон не спят в пижамах, они спят в трусах, и я буду спать в трусах.

– А если дядя Рон и дядя Гарри землю начнут есть, ты тоже ее попробуешь? – спросила Гермиона, закатывая глаза. – И, кстати, не стоит говорить о своем пенисе с другими людьми.

– Это почему? – удивленно воззрился на мать Элиас.

– Потому что, пенис – очень личная часть организма и обсуждать его в чьем-то присутствии крайне невоспитанно, дорогой, – у нее мелькнула мысль, сколько еще подобных разговоров ей предстоит.

– Ох же… тогда ты должна сказать дяде Гарри, чтобы он держал свой пенис подальше от тети Джинни, если это очень личная часть организма, – тут же парировал Элиас.

Лицо Гермионы вспыхнуло ярко-красным, а Люциус засмеялся с долей сарказма.

– Дядя Джордж сказал дяде Рону, что дядя Гарри не может его держать подальше, когда тетя Джинни рядом, и они не могут оторваться друг от друга, как кролики, а я никогда не видел, чтобы кролики не отрывались друг…

– Элиас, ты не должен подслушивать, мы с тобой уже говорили об уважении к личной жизни людей. Ты помнишь наш разговор? – Гермиона поразилась улыбке на губах Люциуса, это была подлинная, слегка кривая, но самая настоящая улыбка, а не ухмылка. Казалось, Малфой наслаждается выходками этого маленького хулигана, потому что, улыбаясь, он казался почти счастливым. И еще… он был чертовски красив в этот момент.

– Да я просто слышал, мам, а потом, как-то раз, дверь была немного открыта, и я увидел… – Гермиона быстро подняла руку, чтобы остановить его, и раздраженно качнула головой.

«Мерлин! Элиас слишком сообразителен и слишком любопытен. И своим бесконечным любопытством так похож на меня саму».

– Меня не волнует, что ты там увидел, Элиас. И уж тем более, не стоит повторять все, что ты слышал! Но у меня будет разговор с дядей Гарри, вот это уж точно… А теперь – спать, – она протянула мальчику пижаму, но Элиас снова схватился за плечи Малфоя.

– Не хочу! – упрямился он.

– Элиас, я тоже мужчина, и при этом сплю в пижаме, – тихо сказал ему Люциус.

Элиас ослабил хватку и откинулся назад, глядя в его лицо.

– Правда? – с искренним удивлением спросил он.

– Конечно, я же не хочу замерзнуть ночью, да и бегать в нижнем белье невоспитанно, и уж совсем неуместно и нехорошо не слушаться маму, – без упрека, но достаточно твердо, ответил Малфой.

Лицо мальчика помрачнело, но он понимающе кивнул.

– Хорошо, – малыш спрыгнул с Люциуса на пол. С низко опущенной головой он подошел к матери и поднял руки, чтобы она смогла надеть на него пижамную рубашку. – Прости, мам. Я не хочу быть умастным.

– Нет, дорогой, это слово – неуместно, но за извинения спасибо, – Гермиона натянула на него пижаму. Потом поцеловала в макушку, и подняла подбородок костяшками пальцев. – Готов слушать сказку?

Улыбаясь, Элиас кивнул. Потом оглянулся через плечо на Люциуса, и опять к матери.

– Мам, может сегодня сказку почитает Лушиус?

Сердце Гермионы дрогнуло: с тех пор, как он родился, это был их обычай, их правило. А сейчас он пригласил Люциуса…

«Черт, как же больно!»

Стараясь не выдать обуревающие ее эмоции, она мягко улыбнулась и погладила шелковистые локоны:

– Конечно, сладкий, как скажешь, – и вопросительно посмотрела на Малфоя.

Понимая, что мальчик невольно причинил Гермионе боль, Люциус замер. Он не знал, как лучше ответить Элиасу… Но тот, не дожидаясь ответа, схватил его за руку и потащил в свою спальню. Улегшись под красно-синее одеяло, он похлопал ладошкой рядом с собой: «А ты садись сюда». Люциус сел на кровать, рядом с его подушкой и, откинувшись на спинку, вытянул ноги.

– Держи, – протянул ему книгу сын.

– «Зеленые яйца и ветчина»? Это еще что такое? – с отвращением скривился Люциус, открывая ее.

И тут же оказался потрясен снова, потому что Элиас подкатился к его боку, подлез под руку и улегся ему на плечо. Переполненный непонятными эмоциями Люциус начал читать смешную историю в стихах о вредном и надоедливом персонаже по имени Сэм. Когда он закончил, а Сэм, наконец, заставил какого-то беднягу съесть зеленые продукты, Элиас уже крепко спал, сладко посапывая на плече собственного отца, хотя и не знал этого.

Люциус отложил книгу в сторону и осторожно высунул руку из-под головы ребенка. Элиас мягко всхрапнул, перекатываясь на подушку, и улегся на бок, подложив ладошки под щечку. На своей синей постели он выглядел сейчас словно маленький сладко спящий ангел. Малфой укрыл его, подтыкая одеяло вокруг, и не смог удержаться, чтобы не дотронуться до мягких золотистых кудряшек, убирая их с лица мальчика.

– Ты стал самой большой неожиданностью в моей жизни, – еле слышно прошептал он, глядя на малыша. Люциус не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь такого спящего Драко, и вина перед старшим сыном кольнула снова. – Ты мой второй шанс, мой шанс стать другим человеком и лучшим отцом. И я… постараюсь… не подвести тебя.

И неожиданно для себя сделал то, что Гермиона делала на этой неделе десятки раз: он наклонился и поцеловал Элиаса в макушку. А когда повернулся, чтобы уйти, увидел прислонившуюся к дверному косяку Гермиону. Ее глаза были затуманены. Она потянулась внутрь и выключила свет, ожидая, когда он выйдет. Проходя мимо, Люциус ощутил пряный, щекочущий ноздри, аромат. Гермиона прикрыла дверь детской и вернулась в гостиную.

– «Зеленые яйца и ветчина»? – тихо спросила она, усаживаясь на диван.

– Да… ну очень странная книга, – нахмурившись, кивнул Малфой.

– Его любимая. Хотите пить? Могу предложить лимонад.

– А покрепче?

– О, нет, не держу. Я и не пила с той ночи. Это был мой первый крепкий напиток и последний, – Гермиона жестом пригласила его сесть.

Обычно Люциус уходил сразу, как только мальчик ложился спать, и сегодня оказался несколько сбит с толку ее дружелюбием.

– Значит, мне есть, чем гордиться еще: я не только соблазнил вас, но еще и споил, – с легким сарказмом заметил он.

– Я не помню самого обольщения, – тихо засмеялась Гермиона. – Наверное, огневиски просто не мой напиток.

– Знаете, а я рад, что открыл для вас две таких важных вещи, как секс и виски, – ухмыльнулся Люциус, присаживаясь в кресло.

– Открыть-то открыли, – снова засмеялась Гермиона, откинув голову на спинку дивана, – но с тех пор я была слишком занятой или слишком уставшей, чтобы даже пробовать что-то из этих открытий снова.

– Тебе было очень больно? – тихо, почти шепотом спросил Люциус, внезапно переходя на «ты».

Гермиона замерла, и, осознав суть вопроса, покраснела.

– Нет, не очень. Несколько дней немного болело все, но этого и следовало ожидать… учитывая обстоятельства, – из-под полуприкрытых век она заметила, как расслабился Люциус, и тихо задала вопрос:

– Почему… ты спросил об этом?

– Я мало что помню о той ночи, но знаю, что не был нежен с тобой тогда… я имею в виду, не был… То есть ты не была готова к произошедшему и… когда я увидел кровь… На себе и на тебе… это преследовало меня долгие годы. Думал, ты проклинаешь меня, – щеки Люциуса слегка порозовели.

Ситуация обернулась безумной неловкостью, но он был уверен, что проговорить ее необходимо.

– Нет, все не так страшно. Я была девственницей, поэтому кровь, конечно, текла, но не потому, что ты покалечил меня. Не позволяй этому больше преследовать тебя, Люциус, достаточно, – Гермиона улыбнулась ему, и Малфой снова поразился природной доброте и щедрости души этого юного создания. Он до сих пор не понимал, почему она его ни в чем не обвиняет.

«Да она должна ненавидеть меня за все!»

– Обычно ты приходил сразу после ужина, а сегодня задержался… все в порядке?

– Я рассказал Драко, – сцепив руки, ответил Люциус, едва шевеля пересохшими губами.

Гермиона глубоко вздохнула.

– Я так понимаю, все прошло не очень? Да? – догадалась она.

– Да, он ужасно разозлился. Считает, что я предал его мать, что мне была неважна в ту ночь смерть Нарциссы. И у меня не получилось объяснить ему, что не осознавал тогда ни самого себя, ни того, что делал… – Люциус с сожалением качнул головой и посмотрел на фотографию Элиаса, стоящую на каминной полке. – Знаешь, Элиас очень похож на него…

– Да ну? – конечно же, Гермиона знала это. Она-то постоянно замечала их сходство: глаза, озорную улыбку и, конечно же, природную хитрость. Даже то, как Элиас держал свою игрушечную палочку, напоминало, как еще в Хогвартсе Драко Малфой держал свою.

– Очень! Я нашел его детские фотографии. Они невероятно похожи, разве что Драко был в этом возрасте более худощавым и посветлей, – Люциус немного помолчал. – А ведь я никогда не читал ему сказок, как Элиасу сегодня. И никогда не сидел с ним на полу, и не играл, как делаю это всю неделю. Драко пришлось столько всего пережить из-за меня… Я не хочу стать таким отцом Элиасу. На этот раз так хочется все сделать правильно, – поймав ее взгляд, он продолжил. – Прости, тебя обидело, что он меня попросил почитать ему на ночь.

– Нет, все в порядке. Не буду врать, Люциус, мне и впрямь очень непросто делить его с тобой. Он так долго был моим… только моим. И мне тяжело отдавать его кому-то еще. Но я… понимаю, что так будет лучше. Тем более что ты прекрасно общаешься с ним, – зевая, Гермиона прикрыла рот ладонью.

– Ну, прошла всего неделя, будем надеяться, что ничего не испорчу в дальнейшем, – усмехнулся Люциус. – Я не собираюсь отнимать его у тебя, Гермиона. Ты – замечательная мать, и я поражаюсь всему, что ты успела сделать за эти годы и делаешь сейчас. Элиас великолепен. Любой мужчина мог бы гордиться таким сыном.

– Даже если он – полукровка? – Гермиона сразу же пожалела, что этот бестактный вопрос сорвался с губ, но что поделать? Старым обидам умереть нелегко…

– Даже если… полукровка, – тихо отозвался Малфой. – Жизнь преподнесла мне достаточно горьких уроков… Но, видишь ли, я всегда был хорошим учеником.

– Прости. Прости, я не хотела обидеть тебя, Люциу…

– Все в порядке. Мне пора, да и ты уже устала, – оборвал он, поднимаясь с кресла и надевая мантию.

– Ты прав, устала. Спасибо за уборку… Я и не знала, что Люциусу Малфою известны хозяйственные заклинания, – она улыбнулась.

– Да, знаю несколько еще с юности. Хотел спросить, ты свободна в эти выходные? – уже в мантии Малфой шагнул к камину.

– В воскресенье – да, – глянула на него с любопытством Гермиона.

– Элиас говорил, что хочет в магловский зоопарк… Я подумал, может, мы могли бы пойти туда вместе, если ты не будешь занята, – Люциус увидел, как она слегка отвернулась и как-то странно, искоса посмотрела на него. – Но если тебе эта идея не нравится…

– О, нет… почему же? Зоопарк – это прекрасно! Главное, чтобы погода была хорошей. И Элиас будет в восторге, спасибо! – поспешно ответила Гермиона.

– Очень хорошо. Тогда увидимся в воскресенье, – Люциус вдруг почувствовал странную неловкость…

– А разве завтра ты не придешь?

– Если только не надоел вам за целую неделю… – его голос дрогнул.

– Нет! Это было бы здорово – Элиас всегда так ждет тебя. Думаю, ты ему нравишься, – Гермиона машинально коснулась его плеча: это было то, что она миллион раз делала с Гарри, или с кем-то из Уизли на протяжении многих лет. Но только сейчас впервые показалось, будто ладонь ударило током.

– Хорошо… Тогда до завтра, – тихо ответил Люциус, не отводя взгляда от маленькой ручки.

– До завтра. Спокойной ночи, Люциус, – Гермиона резко одернула руку и потерла ладонь о бедро.